Страница:
– О каком походе переговорщик говорил? – спросил старший бригадир.
Скрестив руки на груди, Архип повернулся спиной к нему. Сквозь затянутые ржавой сеткой оконные проемы открывался вид на Можайский тракт. Вечерело, сумерки сгущались над Москвой, в обитаемых домах зажглись огни. В городе почти три десятка кланов, от больших до совсем крошечных и бедных, каждый владеет своей территорией, это будто острова, вокруг которых раскинулось море руин, пустынные улицы, лабиринты потрескавшегося асфальта, обветшалых стен и проломленных крыш. Территория башмачников не слишком обширная, Меха-Корп или Южное братство владеют куда большей. Зато никто не может похвастаться такой вот башней, хорошо укрепленной, со своими ветряками, прожекторами, гаражом и подъемниками. Она как гигантская свеча высится над Москвой, освещая огнями окрестности.
Под окнами стояла длинная лавка, глава клана опустился на нее и сказал:
– Завтра выезжаете.
– Че, и я? – удивился Оглобля. – С монахами?
– И ты.
– Да я-то почему? Я ж охраной командую…
Архип кивнул.
– И большего не хочешь, да? А я хочу.
Оглобля смотрел непонимающе, и Дека вздохнул. Старший бригадир у него решительный и хитрый, вон как с Каспером ловко разделался. И боец хороший. Но при том – глуповат. Не понимает многого, на пальцах приходится объяснять. Хотя с другой стороны – зачем Архипу умный помощник? Начнет, чего доброго, под хозяина копать, интриги разводить. Оглобля среди молодых башмачников популярен, его, с одной стороны, недолюбливают за жестокость и вероломство, на расправу он скор, а с другой – уважают за смелость и лихость. Он лучший боец клана, сильный и умелый. Мог бы сколотить из своих приспешников крепкую группу да и поднять бунт. Интересно, скоро до него это дойдет? Архип пригляделся к широкому, грубо слепленному лицу Оглобли. Вроде и простодушное, а глазки вон как бегают. Так, может, уже и допер Оглобля насчет бунта?
– Сколько кланов в Московии? – спросил он.
– Э… кланов? – Оглобля почесал квадратный подбородок. – Ну, эта… Из больших: Южное братство, люберецкие кормильцы, Меха-Корп, братва Креста, мы… Ну вот Орден еще… это ж ведь тоже клан? А из тех, что поменьше: медведковские, Ферзь со своими нищими, цыгане…
– Короче, много, – заключил Архип. – У кого и полсотни людей не наберется, а у Меха-Корпа вон больше тыщи, если новобранцев-учеников считать. Так?
– Ну, так.
– У того же Меха-Корпа своя армия и школа убийц, их людей по всей Пустоши встретить можно. А мы что? Башмачники?
– А что? Мы – сила! – Оглобля сжал кулак и потряс им. – Во! Башмачников много…
– Не так уж и много. Хотя вообще прав ты: у нас четыре бригады, стволов хватает, машины есть. Свой бизнес, связи налажены… Я прикинул недавно: мы пятый по силе клан получаемся.
– А! Так ты хочешь первым стать?
– Первым – не знаю, Меха-Корп трудно обскакать будет. Но вторым или третьим – точно. И помогут нам в этом монахи. Сейчас они караван на юг посылают с важным поручением. Со мной декаду назад связались, теперь Дюк пришел последние мелочи обговорить. Им, видать, Меха-Корп накладно нанимать, да и не любит Преподобный Гест ихнюю новую правительницу. А с другими кланами говорить особого смысла нет, не потянут они дело такое. Потому Орден ко мне обратился, чтоб дал людей сопроводить караван. От Храма свои бойцы поедут, монахи и жрецы-каратели, от башмачников свои. Значит, я тебя посылаю моей бригадой командовать. Если с монахами и дальше контачить, мы им поможем, они нам… Подряд на обувку дадут, на большую партию, расплатятся золотой монетой да боеприпасами. Так и развернемся, а Храм поможет. Союз выгодный образуется.
– Но почему я? – не унимался Оглобля. – Кто охраной башни ведать будет?
– Копыто поставлю.
– Копытыча? Да он же дурак!
– Ты вроде умный у нас?
Старший бригадир энергично кивнул.
– Очень! Я всех людей знаю, какой у кого нрав, как с кем совладать, кого прижать, кого припугнуть или…
– Правильно, потому сможешь летучую бригаду возглавить.
– Летучую? Не понял. Это типа летать, как небоходы?
– Дурак и есть! Прав Каспер: тупой ты все-таки. Летучая – значит быстрая. Вооружить легко, на сендеры посадить… Орден знаешь чем за помощь в походе расплачивается?
– Чем?
– «Тевтонцами» своими.
– Ого! – восхитился Оглобля.
– Вот тебе и «ого». Сам понимаешь, «тевтонцев» только в монастырских мастерских клепают. Я договорился, нам три машины дадут. Правда, без пулеметов, но все равно. Три «тевтонца» бронированных! На них твоя бригада и будет ездить. После похода отправлю тебя в Харьков к оружейникам, купишь там ракетометы – слыхал про такие? Труба с ракетой внутри. Пальнул – машина в пыль.
– Слыхал. – Оглобля широко улыбнулся. – Это дело, хозяин. «Тевтонцы» с этими… мётами… Значит, хочешь, чтоб мы на них сели да на трактах промышляли? Желаешь бандитским кланом чтоб стали, как крестовская братва?
– Может, на трактах, а может, на нищие кварталы наскочим. Вытесним их с территории, Ферзя сместим. А после поглядим.
– Значит, за счет Ферзя наши земли расширить?
– Да, но это только начало. Короче, понял ты? В походе будешь слушаться только этого Дюка, он главным от Храма поедет, начальником экспедиции. Вернешься, получим «тевтонцев», станешь старшим в летучей бригаде. Расширим территорию… я старею уже, да?
Оглобля заморгал, так резко Архип повернул разговор, потом протестующе замахал руками:
– Не, хозяин, ты в силе еще!
– Старею. Значит, преемник мне нужен. Вот и объявлю тебя преемником. Но это потом.
Он в упор смотрел на Оглоблю, наблюдая за выражением простецкого лица. На такую приманку верзила клюнет. Если и бродили в лысой голове мысли о бунте, то теперь они исчезнут. Зачем начинать опасное дело, если хозяин такое обещает? А позже, когда тот и вправду назначит Оглоблю преемником, можно устроить несчастный случай… Архип Дека невзначай упадет с галереи, или ему на голову кусок бетона с верхнего этажа свалится, или еще что приключится – и станет Оглобля хозяином клана.
Мысли помощника прочесть было легко, и Архип удовлетворенно кивнул сам себе. Вот так. Может, Оглобля телом силен, но он, Дека, – умом. Теперь на много сезонов старший бригадир и думать забудет про бунт. Ну а после… после Архип с ним разберется.
– В общем, все понял? Тогда иди. Завтра выступаете, Гуго уже готовится, помоги ему.
– Понял. – Оглобля хлопнул ладонями по коленям, подхватил винтовку и встал.
– А с гаденышем что?
– С Каспером? А что с ним? Ты ж слыхал, монах его в бурсу ихнюю забирает.
– Да хотелось бы… Я бы его, понимаешь… – Оглобля сделал жест, будто душит кого-то.
– Понимаю. Тоже щенка не люблю. Но думаешь, он в Канториуме выживет? Это Вик-то наш вольнолюбивый? Ты вспомни, какие у них порядки…
Оглобля поразмыслил и кивнул, осклабившись.
– Точно, сломают гаденыша. В порох сотрут, сгинет там.
– Сгинет. Потому забудь о щенке, с ним покончено.
– Ага. – Перекинув через плечо ремень винтовки, Оглобля пошел к двери.
Архип молча глядел на него. Старший бригадир сделал несколько шагов, остановился и воскликнул, повернувшись:
– Э, погоди, хозяин! Ты мне башку совсем задурил летучей бригадой своей! Куда едем-то? И зачем? Ты ж так и не сказал!
Архип Дека улыбнулся краем губ – ну, дурак! Только теперь догадался спросить.
– В том-то и дело, что не знаю, – произнес он, поднимаясь с лавки. – А ты узнаешь, только когда в путь выйдете.
– Да как же это – ехать и не знать куда? – изумился Оглобля. – Темнишь!
– Ты поговори мне! Это не я, а монахи темнят. В большом секрете все держат, значит, что-то серьезное задумали. Что-то вы повезете. То ли человека какого, то ли вещь, то ли… Не знаю. Но что-то важное явно. И опасное.
– Че надо? – насупленно спросил охранник, снимая с плеча дробовик.
Вик выпрямился, и охранник выпятил подбородок.
– Ты стой где стоишь, малец. – Толстый ствол повернулся в его сторону, и Вик поднял руки, показав пустые ладони. – А то шмальну.
– Да я про тайник тебе хотел рассказать. Деньги там…
– Че… деньги?
– Ага, – безразлично ответил Вик.
– Много?
– Серебро, несколько монет. Еще карабин бати самозарядный, нож… Помнишь его нож? Там сталь с панцирной крошкой, в Харькове отливали. И патронов две коробки.
Грива заинтересованно шагнул ближе.
– Где ж добро такое?
Прищурившись, Вик неопределенно кивнул на потолок.
– Не понял? – нахмурился Грива.
– Наверху.
– Да где наверху?
Они были одного роста. Вик подошел ближе и прошептал:
– В библиотеке. Там под нижней полкой отдушина. Решеткой закрыта. Верхний край надавить и… – Он посмотрел охраннику в глаза.
– И че? – шепотом спросил тот.
– Тупой ты, Грива, почти как Оглобля.
Вик левой рукой ухватил дробовик за ствол, а большим пальцем правой ткнул в пульсирующую вену на шее охранника. Тот сипло вдохнул и обмяк, закатив зрачки под лоб. Вик подхватил тело и уложил на пол. Быстро шагнул к двери и выглянул в коридор, где под потолком мерцала тусклая лампа. Слева чернел проем лифтовой шахты, давным-давно его закрывали сломанные раздвижные двери, но потом их сняли, металл-то в цене. Прямо – бетонная стена, справа узкий коридор. По нему можно попасть на складскую галерею, если сделать несколько шагов и повернуть за угол. Оттуда доносился шум голосов, бряцанье и команды Гуго. Вик нахмурился. Странное оживление. Надо поторапливаться, вдруг гости явятся…
Вернувшись, он повесил дробовик на плечо, снял с Гривы патронташ и ремень с ножнами. Вынул клинок, потрогал пальцем лезвие – сталь так себе, пластину панцирного волка не пробьешь. Он подпоясался, патронташ повесил через грудь, взял куль с припасами, принесенный Ирмой. Перетянув его льняной косынкой, которую всегда таскал в кармане штанов, подвязал концы к патронташу и сдвинул узел за спину. Прикрепил к ремню флягу. Нагнулся, ухватил Гриву за руки и втащил на мешки. Этот прием, когда пальцем резко пережимаешь вену, показал отец. Охранник придет в себя нескоро. Скинув несколько мешков сверху, Вик прикрыл тело, шагнул назад – от двери сразу и не увидишь, что там кто-то лежит.
Все. Теперь тихо выбраться из башни – и сразу за мопедкой.
Подойдя к шахте лифта, Вик ухватился за края проема и нагнулся, глядя вниз. Шесть этажей по тросу… ничего.
Плохо только, что там темно, ползти надо будет медленно, осторожно.
Поплевав на ладони, он отступил к стене коридора. Прыгнул с разбега – и вцепился в ржавый трос. Ладонь больно кольнула лопнувшая оплетка. Вик обхватил ногами трос и начал спускать в темноту.
Глава 3
Скрестив руки на груди, Архип повернулся спиной к нему. Сквозь затянутые ржавой сеткой оконные проемы открывался вид на Можайский тракт. Вечерело, сумерки сгущались над Москвой, в обитаемых домах зажглись огни. В городе почти три десятка кланов, от больших до совсем крошечных и бедных, каждый владеет своей территорией, это будто острова, вокруг которых раскинулось море руин, пустынные улицы, лабиринты потрескавшегося асфальта, обветшалых стен и проломленных крыш. Территория башмачников не слишком обширная, Меха-Корп или Южное братство владеют куда большей. Зато никто не может похвастаться такой вот башней, хорошо укрепленной, со своими ветряками, прожекторами, гаражом и подъемниками. Она как гигантская свеча высится над Москвой, освещая огнями окрестности.
Под окнами стояла длинная лавка, глава клана опустился на нее и сказал:
– Завтра выезжаете.
– Че, и я? – удивился Оглобля. – С монахами?
– И ты.
– Да я-то почему? Я ж охраной командую…
Архип кивнул.
– И большего не хочешь, да? А я хочу.
Оглобля смотрел непонимающе, и Дека вздохнул. Старший бригадир у него решительный и хитрый, вон как с Каспером ловко разделался. И боец хороший. Но при том – глуповат. Не понимает многого, на пальцах приходится объяснять. Хотя с другой стороны – зачем Архипу умный помощник? Начнет, чего доброго, под хозяина копать, интриги разводить. Оглобля среди молодых башмачников популярен, его, с одной стороны, недолюбливают за жестокость и вероломство, на расправу он скор, а с другой – уважают за смелость и лихость. Он лучший боец клана, сильный и умелый. Мог бы сколотить из своих приспешников крепкую группу да и поднять бунт. Интересно, скоро до него это дойдет? Архип пригляделся к широкому, грубо слепленному лицу Оглобли. Вроде и простодушное, а глазки вон как бегают. Так, может, уже и допер Оглобля насчет бунта?
– Сколько кланов в Московии? – спросил он.
– Э… кланов? – Оглобля почесал квадратный подбородок. – Ну, эта… Из больших: Южное братство, люберецкие кормильцы, Меха-Корп, братва Креста, мы… Ну вот Орден еще… это ж ведь тоже клан? А из тех, что поменьше: медведковские, Ферзь со своими нищими, цыгане…
– Короче, много, – заключил Архип. – У кого и полсотни людей не наберется, а у Меха-Корпа вон больше тыщи, если новобранцев-учеников считать. Так?
– Ну, так.
– У того же Меха-Корпа своя армия и школа убийц, их людей по всей Пустоши встретить можно. А мы что? Башмачники?
– А что? Мы – сила! – Оглобля сжал кулак и потряс им. – Во! Башмачников много…
– Не так уж и много. Хотя вообще прав ты: у нас четыре бригады, стволов хватает, машины есть. Свой бизнес, связи налажены… Я прикинул недавно: мы пятый по силе клан получаемся.
– А! Так ты хочешь первым стать?
– Первым – не знаю, Меха-Корп трудно обскакать будет. Но вторым или третьим – точно. И помогут нам в этом монахи. Сейчас они караван на юг посылают с важным поручением. Со мной декаду назад связались, теперь Дюк пришел последние мелочи обговорить. Им, видать, Меха-Корп накладно нанимать, да и не любит Преподобный Гест ихнюю новую правительницу. А с другими кланами говорить особого смысла нет, не потянут они дело такое. Потому Орден ко мне обратился, чтоб дал людей сопроводить караван. От Храма свои бойцы поедут, монахи и жрецы-каратели, от башмачников свои. Значит, я тебя посылаю моей бригадой командовать. Если с монахами и дальше контачить, мы им поможем, они нам… Подряд на обувку дадут, на большую партию, расплатятся золотой монетой да боеприпасами. Так и развернемся, а Храм поможет. Союз выгодный образуется.
– Но почему я? – не унимался Оглобля. – Кто охраной башни ведать будет?
– Копыто поставлю.
– Копытыча? Да он же дурак!
– Ты вроде умный у нас?
Старший бригадир энергично кивнул.
– Очень! Я всех людей знаю, какой у кого нрав, как с кем совладать, кого прижать, кого припугнуть или…
– Правильно, потому сможешь летучую бригаду возглавить.
– Летучую? Не понял. Это типа летать, как небоходы?
– Дурак и есть! Прав Каспер: тупой ты все-таки. Летучая – значит быстрая. Вооружить легко, на сендеры посадить… Орден знаешь чем за помощь в походе расплачивается?
– Чем?
– «Тевтонцами» своими.
– Ого! – восхитился Оглобля.
– Вот тебе и «ого». Сам понимаешь, «тевтонцев» только в монастырских мастерских клепают. Я договорился, нам три машины дадут. Правда, без пулеметов, но все равно. Три «тевтонца» бронированных! На них твоя бригада и будет ездить. После похода отправлю тебя в Харьков к оружейникам, купишь там ракетометы – слыхал про такие? Труба с ракетой внутри. Пальнул – машина в пыль.
– Слыхал. – Оглобля широко улыбнулся. – Это дело, хозяин. «Тевтонцы» с этими… мётами… Значит, хочешь, чтоб мы на них сели да на трактах промышляли? Желаешь бандитским кланом чтоб стали, как крестовская братва?
– Может, на трактах, а может, на нищие кварталы наскочим. Вытесним их с территории, Ферзя сместим. А после поглядим.
– Значит, за счет Ферзя наши земли расширить?
– Да, но это только начало. Короче, понял ты? В походе будешь слушаться только этого Дюка, он главным от Храма поедет, начальником экспедиции. Вернешься, получим «тевтонцев», станешь старшим в летучей бригаде. Расширим территорию… я старею уже, да?
Оглобля заморгал, так резко Архип повернул разговор, потом протестующе замахал руками:
– Не, хозяин, ты в силе еще!
– Старею. Значит, преемник мне нужен. Вот и объявлю тебя преемником. Но это потом.
Он в упор смотрел на Оглоблю, наблюдая за выражением простецкого лица. На такую приманку верзила клюнет. Если и бродили в лысой голове мысли о бунте, то теперь они исчезнут. Зачем начинать опасное дело, если хозяин такое обещает? А позже, когда тот и вправду назначит Оглоблю преемником, можно устроить несчастный случай… Архип Дека невзначай упадет с галереи, или ему на голову кусок бетона с верхнего этажа свалится, или еще что приключится – и станет Оглобля хозяином клана.
Мысли помощника прочесть было легко, и Архип удовлетворенно кивнул сам себе. Вот так. Может, Оглобля телом силен, но он, Дека, – умом. Теперь на много сезонов старший бригадир и думать забудет про бунт. Ну а после… после Архип с ним разберется.
– В общем, все понял? Тогда иди. Завтра выступаете, Гуго уже готовится, помоги ему.
– Понял. – Оглобля хлопнул ладонями по коленям, подхватил винтовку и встал.
– А с гаденышем что?
– С Каспером? А что с ним? Ты ж слыхал, монах его в бурсу ихнюю забирает.
– Да хотелось бы… Я бы его, понимаешь… – Оглобля сделал жест, будто душит кого-то.
– Понимаю. Тоже щенка не люблю. Но думаешь, он в Канториуме выживет? Это Вик-то наш вольнолюбивый? Ты вспомни, какие у них порядки…
Оглобля поразмыслил и кивнул, осклабившись.
– Точно, сломают гаденыша. В порох сотрут, сгинет там.
– Сгинет. Потому забудь о щенке, с ним покончено.
– Ага. – Перекинув через плечо ремень винтовки, Оглобля пошел к двери.
Архип молча глядел на него. Старший бригадир сделал несколько шагов, остановился и воскликнул, повернувшись:
– Э, погоди, хозяин! Ты мне башку совсем задурил летучей бригадой своей! Куда едем-то? И зачем? Ты ж так и не сказал!
Архип Дека улыбнулся краем губ – ну, дурак! Только теперь догадался спросить.
– В том-то и дело, что не знаю, – произнес он, поднимаясь с лавки. – А ты узнаешь, только когда в путь выйдете.
– Да как же это – ехать и не знать куда? – изумился Оглобля. – Темнишь!
– Ты поговори мне! Это не я, а монахи темнят. В большом секрете все держат, значит, что-то серьезное задумали. Что-то вы повезете. То ли человека какого, то ли вещь, то ли… Не знаю. Но что-то важное явно. И опасное.
* * *
Грива переступил с ноги на ногу, посмотрел, нет ли кого поблизости, и шагнул в проем.– Че надо? – насупленно спросил охранник, снимая с плеча дробовик.
Вик выпрямился, и охранник выпятил подбородок.
– Ты стой где стоишь, малец. – Толстый ствол повернулся в его сторону, и Вик поднял руки, показав пустые ладони. – А то шмальну.
– Да я про тайник тебе хотел рассказать. Деньги там…
– Че… деньги?
– Ага, – безразлично ответил Вик.
– Много?
– Серебро, несколько монет. Еще карабин бати самозарядный, нож… Помнишь его нож? Там сталь с панцирной крошкой, в Харькове отливали. И патронов две коробки.
Грива заинтересованно шагнул ближе.
– Где ж добро такое?
Прищурившись, Вик неопределенно кивнул на потолок.
– Не понял? – нахмурился Грива.
– Наверху.
– Да где наверху?
Они были одного роста. Вик подошел ближе и прошептал:
– В библиотеке. Там под нижней полкой отдушина. Решеткой закрыта. Верхний край надавить и… – Он посмотрел охраннику в глаза.
– И че? – шепотом спросил тот.
– Тупой ты, Грива, почти как Оглобля.
Вик левой рукой ухватил дробовик за ствол, а большим пальцем правой ткнул в пульсирующую вену на шее охранника. Тот сипло вдохнул и обмяк, закатив зрачки под лоб. Вик подхватил тело и уложил на пол. Быстро шагнул к двери и выглянул в коридор, где под потолком мерцала тусклая лампа. Слева чернел проем лифтовой шахты, давным-давно его закрывали сломанные раздвижные двери, но потом их сняли, металл-то в цене. Прямо – бетонная стена, справа узкий коридор. По нему можно попасть на складскую галерею, если сделать несколько шагов и повернуть за угол. Оттуда доносился шум голосов, бряцанье и команды Гуго. Вик нахмурился. Странное оживление. Надо поторапливаться, вдруг гости явятся…
Вернувшись, он повесил дробовик на плечо, снял с Гривы патронташ и ремень с ножнами. Вынул клинок, потрогал пальцем лезвие – сталь так себе, пластину панцирного волка не пробьешь. Он подпоясался, патронташ повесил через грудь, взял куль с припасами, принесенный Ирмой. Перетянув его льняной косынкой, которую всегда таскал в кармане штанов, подвязал концы к патронташу и сдвинул узел за спину. Прикрепил к ремню флягу. Нагнулся, ухватил Гриву за руки и втащил на мешки. Этот прием, когда пальцем резко пережимаешь вену, показал отец. Охранник придет в себя нескоро. Скинув несколько мешков сверху, Вик прикрыл тело, шагнул назад – от двери сразу и не увидишь, что там кто-то лежит.
Все. Теперь тихо выбраться из башни – и сразу за мопедкой.
Подойдя к шахте лифта, Вик ухватился за края проема и нагнулся, глядя вниз. Шесть этажей по тросу… ничего.
Плохо только, что там темно, ползти надо будет медленно, осторожно.
Поплевав на ладони, он отступил к стене коридора. Прыгнул с разбега – и вцепился в ржавый трос. Ладонь больно кольнула лопнувшая оплетка. Вик обхватил ногами трос и начал спускать в темноту.
Глава 3
Сунув нагайку за голенище, Ильмар Крест откинул шкуру, закрывавшую вход в шатер, и шагнул внутрь. В темноте снаружи пылали костры, всхрапывали кони, иногда перекликались часовые. Шатер стоял посреди лагеря, который еще в начале сезона дождей разбили у Можайского тракта, между холмами из мусора, загородившими с юга Сетуньскую пойму, рощей и руинами солнцевского полустанка. Через пойму не пройти, болотистое место, там полно змей, а в роще и на полустанке посменно дежурят две бригады. Много людей в Московии хотят смерти атамана Креста, потому ординарец Прохор, ведавший безопасностью, и убедил хозяина встать лагерем именно здесь. Место это легко охранять. И рельсовая дорога под контролем, на дрезине с мотором в Москву докатить можно. Правда, кое-где пути разобраны либо размыты, но самодвижущуюся повозку четверо запросто поднимут и перенесут, если понадобится. Старики рассказывали, что по рельсовой ветке этой можно было в Киев добраться до Погибели.
В просторном шатре тускло светила керосиновая лампа, висевшая на жердине под потолком, да горел огонь в очаге. Вокруг большого ларя, заставленного тарелками со всякой снедью, стояли накрытые мехами низкие лавки.
Ильмар пересек шатер, расстегнул и скинул на лежанку длиннополую куртку из грубой черной кожи, повел широкими плечами. Он был хоть и в возрасте, но все еще крепок. На жилистой шее висел шнурок с распятым мутантом – память о прошлом. Распятие Ильмар не снимал ни днем, ни ночью, чтоб всегда помнить о том, что случилось когда-то, чтобы оставаться злым, быстрым, резким, как удар нагайкой по крупу норовистого жеребца.
На левом боку под мышкой прятался короткий чехол, а в нем двуствольный обрез, который атаман Крест мог выхватить даже скорее, чем иной стрелок достает пистолет из кобуры. Пистолеты, впрочем, тоже имелись – висели на широком ремне вместе с кинжалом в ножнах.
Ильмар снял оружие, вытащил нагайку из сапога, положил на лежанку.
Снаружи кто-то заспорил, потом раздался смех и хлопки, словно ладонью колотили по спине… братаются они там, что ли? Недавно атаман взял под начало медведковских, которые долго пытались обжиться на ничейных территориях, но ушли под напором расплодившихся там панцирных волков. Теперь рядовые бойцы знакомятся друг с другом, притираются, ведь предстоит вместе и в атаку на торговые обозы ходить, и с патрулями Ордена биться. Хотя Хэнк-Губа, главарь медведковских, все равно поставил свой шатер за мусорным курганом, показывая независимость, и большая часть бригады с ним осталась. А ведь в лагере у Ильмара было бы удобней заночевать, лошадей в стойла завести да людей в палатках разместить.
Атаман поднял руку, сжал кулак. Все у меня здесь будете! Вся Московия!
И ты, Преподобный Гест.
Полог откинулся, и в шатер вошел Прохор. Светлую рубашку перечеркивали ремни портупеи, по бокам два револьвера в черных кобурах, из-под козырька выгоревшей на солнце фуражки выбивается рыжий чуб.
– Прибыли, хозяин. На ящере приехали.
– Наконец-то! – Ильмар шагнул навстречу. – Сколько их?
– Двое.
– Всего двое? Из самого Киева вдвоем… Хорошо, зови Калеба с Рэмом, пусть под входом дежурят. Ты, как эти войдут, тоже внутрь, но в стороне будь, к разговору не прислушивайся.
– Понял. А оружие?
– Оружие скажи им под входом оставить. Но не обыскивайте.
– Так ежели у них что под одежей запрятано, в рукавах?
– Не обыскивать, я сказал. Пусть так заходят.
На лице Прохора была неуверенность, он будто хотел что-то сказать, да не решался. Повернулся, но выйти не успел: в палатку, качаясь, ввалился Стеня, порученец Хэнка-Губы, долговязый детина с отечным лицом. Он вперил мутный взгляд в Ильмара, дохнул перегаром.
– Ты слышь, это… старшой наш на разговор требу… просит то есть…
Договорить Стеня не успел: Прохор, широко размахнувшись, ударил его в грудь, и порученец вылетел наружу.
Ильмар поморщился, машинально подняв руку к поясу, но не найдя там пистолета. Пристрелить бы скотину пьяную… да нельзя. Он пожевал губами и сказал Прохору:
– Брось тварь у шатра Хэнка. Ему самому скажи: чтоб был готов сюда ко мне прийти. Не я к нему – он ко мне! Донеси до него эту мысль, слышишь, Прохор?
– Да уж донесу, – ответил помощник.
– Как я с этими двумя поговорю и они из шатра уйдут – приведешь Хэнка. Их самих на ночлег определишь в таком месте, чтоб со всех сторон наши хлопцы были.
– А ежели Губа с охраной придет?
– Охрана пусть снаружи стоит, где и Калеб с Рэмом. Все, зови сюда киевских. Ну, что ты рожу кривишь? Говори уже.
– Хозяин, посади еще кого в шатре. – Помощник махнул рукой на гору мехов, наваленных сбоку от лежанки. – Рэма туда, он небольшой, спрячется, с пистолями своими, чтоб, чуть что, пальнуть. Ты б видел этих двоих. Один еще так-сяк, но второй… Ну вроде гранаты, у которой кольцо выдернули. Так и чудится, что щас взорвется.
– Ничего, они не воевать приехали, а договориться.
Прохор покачал головой, поправил фуражку и вышел.
– Калеб! – донеслось снаружи. – Рэм где? Кликни его, быстро. А ты, сволота пьяная, куда ползешь?! А ну пошли, тварь бессмысленная! – Вслед за этим раздался звук удара, должно быть, помощник навернул Стеню сапогом по ребрам.
Ильмар взял с лежанки чехол с обрезом, вытащив оружие, сел на лавке лицом ко входу, отстегнул от чехла ремешок и прицепил его к кольцу на пистолетной рукояти. Сунул руку под крышку ларя и слегка, чтоб не опрокинулись бутылки с брусничной настойкой, приподнял ее. Вставив в щель ремешок, опустил крышку. Обрез повис у стенки. Крест откинулся на спинку лавки, одну руку положил на ларь, другую опустил между колен. Пальцы привычно скользнули под скобу, указательный придавил спусковой крючок. Он поднял голову. Киевские сядут с другой стороны, и если разговор круто пойдет, если они чего учудить вздумают – Ильмар одним коротким движением вскинет обрез, который гости до того видеть не будут, саданет из двух стволов… дробью обоим бошки снесет.
Отпустив оружие, он прикрыл глаза и попробовал расслабиться, да не очень-то получилось. Крест не спал две ночи, а все потому, что сначала одна из его бригад налетела на идущих к Лужникам торговцев, у которых в фургоне оказались аж два пулемета припрятаны, а после пришлось разбираться с медведковскими, укорачивать наглого своенравного Хэнка.
Снаружи закашляли – это Прохор подает сигнал, что гости на подходе. Ильмар сел ровнее, придвинул ближе бутылку. Не выдержав, зевнул, быстро потер глаза кулаками.
– Можно, хозяин? – громко спросил помощник.
– Заходи.
Шкура качнулась, и Прохор шагнул в шатер. Придерживая ее, отступил в сторону, впуская двоих в дорожной одежде.
– Стало быть, прошу знакомиться, – произнес он. – Атаман Ильмар Крест. Это Коста, а это Мирч.
Первый оказался довольно-таки молодым. Высокий, тонкий в кости, узколицый, с волнистыми темными волосами и плавными движениями. Одет в наглухо застегнутый плащ. Войдя в шатер, Коста коротко поклонился, улыбаясь, шагнул к ларю. Привставший Крест махнул рукой, и переговорщик сел на лавку.
И только увидев второго гостя, атаман понял, что имел в виду Прохор, когда сказал, что один из киевских вроде гранаты на взводе. Мирч был куда старше спутника, в расстегнутой брезентовой куртке, кожаных штанах, плотной шерстяной рубахе и сандалиях. Он казался опасным, как ядовитая змея. Ежик седых волос, вместо левого глаза бельмо, на лбу три коротких шрама, след от когтей песчаного шакала, определил Ильмар.
– Как добрались? – Атаман взял бутылку с настойкой.
– Сложно, – ответствовал Коста, мягко улыбаясь.
Прохор закрыл шкурой вход и встал сбоку от него.
Скинув куртку на пол, Мирч сел рядом со спутником, быстро обернулся к Прохору, скользнул взглядом по шатру, по Ильмару.
– Говорят, мутанты за Разломом распоясались, страх совсем потеряли, – произнес атаман неторопливо, разливая настойку. – Не напоролись на них в дороге? Закусывайте, пейте. В кувшине квас, а в том – вода. Чистая, из родника брали.
Мирч уставился на хозяина и произнес, едва шевеля губами, но при том громко и резко:
– Мы не пить приехали. Не закусывать.
Прохор у входа встрепенулся, рука опустилась к револьверу в кобуре. Коста быстро коснулся плеча спутника тонкими пальцами. Сверкающий взгляд Мирча пригас, переговорщик ссутулился.
– Как хотите, – равнодушно произнес атаман. Поставив бутылку, он нарочито медленно поднял свой стакан и сделал пару глотков. Коста с вежливой улыбкой ждал, Мирч, опустив голову и положив кулаки на колени, глядел в пол.
– Развито ли в Большой Московии искусство переговоров? – спросил Коста.
Подняв бровь, Ильмар повторил:
– Искусство? Это что значит?
– Вести переговоры дело сложное. Не всякому дано. Как человека к себе расположить, что и когда говорить… Я этому долго учился. Но сейчас все мои умения ни к чему.
– Почему же? – спросил атаман.
Коста слегка пожал плечами.
– Потому что, обдумывая нашу беседу в пути и вспоминая все, что известно о вас, я решил, что говорить следует прямо, начистоту. Почему Зиновия Артюха и наших людей не было в Шацке в условленное время? Атаман Крест, ваши бойцы намеренно не выполнили условий договора или не смогли их выполнить?
При этих словах Мирч подался вперед, будто собрался прямо через ларь наброситься на Ильмара. Атаман покрепче ухватил невидимый гостям обрез. Прохор, вытащив револьвер, шагнул вперед, прицелился в спину седого между лопаток.
– Эй, ты! А ну не балуй! Сядь ровно, где сидишь! Сядь, я сказал!
Коста не шелохнулся, а Мирч, ощерившись, медленно повернул голову. Прохор стоял шагах в трех позади, подняв револьвер. Мирч смерил его взглядом и сказал Ильмару:
– Вели своему холопу опустить пистоль и назад отойти. А то…
– Это у вас в Киеве холопы, – с тихой ненавистью процедил Прохор. – А у нас здесь вольные люди.
Но Мирч, казалось, уже позабыл про него – ссутулившись, он вновь уставился в пол между своих ног.
– Гляжу, хорошо вас обучили переговоры вести, – сказал Ильмар.
Коста развел руками.
– Достопочтенный Мирч Сельмур не переговорщик, служба его при Храме киевском совсем другого порядка. И у него есть двоюродный брат, Ига, старший бригады, посланный в помощь вам, атаман Крест. Люди эти должны были доставить Артюха к нам в условное место. Но не доставили. Мы…
– Его брат, – Ильмар повел подбородком в сторону Мирча, – погиб в Москве. Застрелен жрецами под стенами Храма.
Рука крепко сжимала обрез, Ильмар готов был вскинуть оружие и выстрелить в голову Мирча, если тот после этих слов бросится на него, – но ничего такого не произошло. Седой только еще больше ссутулился, еще ниже опустил голову.
– Кто-нибудь выжил? – спросил Коста.
– Еще четверо ваших погибли. Один, как его, – атаман щелкнул пальцами и взглянул на Прохора, который убрал револьвер, но ко входу не отошел, так и стоял позади Мирча. – Тот, с подбородком как наковальня?
– Велеш, – ответил помощник.
– Да, Велеш ваш до лагеря дотянул. Его трижды ранили, но дожил. Лекарь мой не смог ничего поделать, Велешу грудь прострелили, он дышать толком не мог. Хотя сильный – долго сопротивлялся. Его тут похоронили, на краю рощи, могилу вам покажем, если надо. А тела остальных в Храме остались, не знаю, что с ними.
– Что же, выходит, погибли все наши люди – и ни одного вашего? Не кажется ли вам…
– Почему ни одного? – перебил Ильмар. – Я троих потерял. И еще раненые есть. Видели, двое под входом стоят, это Рэм с Калебом. Калеб хромает – ему монах в Храме лодыжку прострелил. Сложное дело было, на Храм никто никогда наскакивать не решался. Если б не ваш человек в Ордене, который на плане обители посты разрисовал да пароли на ту ночь дал…
Он вдруг понял, что лицо Косты изменилось, – с самого начала разговора он улыбался, а сейчас напрягся и стал до предела серьезен.
– Где Зиновий Артюх? – спросил переговорщик. – Тоже погиб?
Они с Мирчем уставились на атамана так, будто решался вопрос жизни и смерти всего Ордена Чистоты.
– Нет, почему же. У меня он.
Ильмару показалось, что Коста едва сдержался, чтобы не вздохнуть облегченно. Переговорщик откинулся на лавке, расстегнул верхнюю пуговицу плаща и погладил кадык.
– Так приведи его, – буркнул Мирч.
Ильмар покачал головой.
– Нет? – спросил Коста. – Почему нет? Он тяжело ранен? В беспамятстве? Он…
– Спрятал я его, – отрезал Ильмар. – От вас спрятал. А до того в палатке рядом держал. Он жив, но… Знаете вы, что Зиновий отвар из дурман-травы давно пьет? У него мозги в кашу уже. И зачем вам этот убогий? Хотя догадываюсь.
Коста с Мирчем переглянулись, во взгляде переговорщика мелькнуло что-то, атаман не разобрал. Он, впрочем, и не пытался больше вникнуть в тонкости разговора, выражения лиц и жесты собеседников. Первые слова сказаны, теперь болтать до утра можно, но Ильмар Крест разговоры вести подолгу не привык, он-то не переговорщик. Теперь надо рубить наотмашь.
– Вы сказали, что спрятали его… – начал Коста, но Ильмар не дал закончить. Он подался вперед и заговорил:
– Артюх знает такое, чего никто больше в Московии не знает. А может, и вообще никто нигде. Что именно – не понял я. Мы его не пытали, он здоровьем слаб, под пытками запросто помереть может. Боли в груди его мучат, сильные боли, потому наркотик потребляет и… думаю, болен он смертельно. Я только поговорил с ним. Старик бормочет что-то про Нарочь, про железные двери, небеса, которые в гневе спалят землю, про какой-то Трон… Вроде и бред слабоумный, но раз вы к этому всерьез, то и я всерьез. Я так понимаю, он вас должен в какое-то место отвести. К Нарочи. Как он вам поможет с московским Храмом разобраться – не знаю. Но поможет, иначе бы все это не затевали. Однако Артюх теперь у меня. Хотите его получить? Ладно. У вас свой интерес, у меня свой.
– Какой? – спросил Коста.
– Москва. Вы желаете, чтоб киевский Храм один остался, чтоб не было двоевластия в Ордене. Так?
Помедлив, Коста кивнул.
– А я хочу Москвой править. Вы, прежде чем со мной тогда столковываться и бригаду присылать, узнавали ведь про меня. Кто я, откуда, где юность прошла…
– Узнавали, – сказал Мирч. – Все про тебя знаем, Крест.
В просторном шатре тускло светила керосиновая лампа, висевшая на жердине под потолком, да горел огонь в очаге. Вокруг большого ларя, заставленного тарелками со всякой снедью, стояли накрытые мехами низкие лавки.
Ильмар пересек шатер, расстегнул и скинул на лежанку длиннополую куртку из грубой черной кожи, повел широкими плечами. Он был хоть и в возрасте, но все еще крепок. На жилистой шее висел шнурок с распятым мутантом – память о прошлом. Распятие Ильмар не снимал ни днем, ни ночью, чтоб всегда помнить о том, что случилось когда-то, чтобы оставаться злым, быстрым, резким, как удар нагайкой по крупу норовистого жеребца.
На левом боку под мышкой прятался короткий чехол, а в нем двуствольный обрез, который атаман Крест мог выхватить даже скорее, чем иной стрелок достает пистолет из кобуры. Пистолеты, впрочем, тоже имелись – висели на широком ремне вместе с кинжалом в ножнах.
Ильмар снял оружие, вытащил нагайку из сапога, положил на лежанку.
Снаружи кто-то заспорил, потом раздался смех и хлопки, словно ладонью колотили по спине… братаются они там, что ли? Недавно атаман взял под начало медведковских, которые долго пытались обжиться на ничейных территориях, но ушли под напором расплодившихся там панцирных волков. Теперь рядовые бойцы знакомятся друг с другом, притираются, ведь предстоит вместе и в атаку на торговые обозы ходить, и с патрулями Ордена биться. Хотя Хэнк-Губа, главарь медведковских, все равно поставил свой шатер за мусорным курганом, показывая независимость, и большая часть бригады с ним осталась. А ведь в лагере у Ильмара было бы удобней заночевать, лошадей в стойла завести да людей в палатках разместить.
Атаман поднял руку, сжал кулак. Все у меня здесь будете! Вся Московия!
И ты, Преподобный Гест.
Полог откинулся, и в шатер вошел Прохор. Светлую рубашку перечеркивали ремни портупеи, по бокам два револьвера в черных кобурах, из-под козырька выгоревшей на солнце фуражки выбивается рыжий чуб.
– Прибыли, хозяин. На ящере приехали.
– Наконец-то! – Ильмар шагнул навстречу. – Сколько их?
– Двое.
– Всего двое? Из самого Киева вдвоем… Хорошо, зови Калеба с Рэмом, пусть под входом дежурят. Ты, как эти войдут, тоже внутрь, но в стороне будь, к разговору не прислушивайся.
– Понял. А оружие?
– Оружие скажи им под входом оставить. Но не обыскивайте.
– Так ежели у них что под одежей запрятано, в рукавах?
– Не обыскивать, я сказал. Пусть так заходят.
На лице Прохора была неуверенность, он будто хотел что-то сказать, да не решался. Повернулся, но выйти не успел: в палатку, качаясь, ввалился Стеня, порученец Хэнка-Губы, долговязый детина с отечным лицом. Он вперил мутный взгляд в Ильмара, дохнул перегаром.
– Ты слышь, это… старшой наш на разговор требу… просит то есть…
Договорить Стеня не успел: Прохор, широко размахнувшись, ударил его в грудь, и порученец вылетел наружу.
Ильмар поморщился, машинально подняв руку к поясу, но не найдя там пистолета. Пристрелить бы скотину пьяную… да нельзя. Он пожевал губами и сказал Прохору:
– Брось тварь у шатра Хэнка. Ему самому скажи: чтоб был готов сюда ко мне прийти. Не я к нему – он ко мне! Донеси до него эту мысль, слышишь, Прохор?
– Да уж донесу, – ответил помощник.
– Как я с этими двумя поговорю и они из шатра уйдут – приведешь Хэнка. Их самих на ночлег определишь в таком месте, чтоб со всех сторон наши хлопцы были.
– А ежели Губа с охраной придет?
– Охрана пусть снаружи стоит, где и Калеб с Рэмом. Все, зови сюда киевских. Ну, что ты рожу кривишь? Говори уже.
– Хозяин, посади еще кого в шатре. – Помощник махнул рукой на гору мехов, наваленных сбоку от лежанки. – Рэма туда, он небольшой, спрячется, с пистолями своими, чтоб, чуть что, пальнуть. Ты б видел этих двоих. Один еще так-сяк, но второй… Ну вроде гранаты, у которой кольцо выдернули. Так и чудится, что щас взорвется.
– Ничего, они не воевать приехали, а договориться.
Прохор покачал головой, поправил фуражку и вышел.
– Калеб! – донеслось снаружи. – Рэм где? Кликни его, быстро. А ты, сволота пьяная, куда ползешь?! А ну пошли, тварь бессмысленная! – Вслед за этим раздался звук удара, должно быть, помощник навернул Стеню сапогом по ребрам.
Ильмар взял с лежанки чехол с обрезом, вытащив оружие, сел на лавке лицом ко входу, отстегнул от чехла ремешок и прицепил его к кольцу на пистолетной рукояти. Сунул руку под крышку ларя и слегка, чтоб не опрокинулись бутылки с брусничной настойкой, приподнял ее. Вставив в щель ремешок, опустил крышку. Обрез повис у стенки. Крест откинулся на спинку лавки, одну руку положил на ларь, другую опустил между колен. Пальцы привычно скользнули под скобу, указательный придавил спусковой крючок. Он поднял голову. Киевские сядут с другой стороны, и если разговор круто пойдет, если они чего учудить вздумают – Ильмар одним коротким движением вскинет обрез, который гости до того видеть не будут, саданет из двух стволов… дробью обоим бошки снесет.
Отпустив оружие, он прикрыл глаза и попробовал расслабиться, да не очень-то получилось. Крест не спал две ночи, а все потому, что сначала одна из его бригад налетела на идущих к Лужникам торговцев, у которых в фургоне оказались аж два пулемета припрятаны, а после пришлось разбираться с медведковскими, укорачивать наглого своенравного Хэнка.
Снаружи закашляли – это Прохор подает сигнал, что гости на подходе. Ильмар сел ровнее, придвинул ближе бутылку. Не выдержав, зевнул, быстро потер глаза кулаками.
– Можно, хозяин? – громко спросил помощник.
– Заходи.
Шкура качнулась, и Прохор шагнул в шатер. Придерживая ее, отступил в сторону, впуская двоих в дорожной одежде.
– Стало быть, прошу знакомиться, – произнес он. – Атаман Ильмар Крест. Это Коста, а это Мирч.
Первый оказался довольно-таки молодым. Высокий, тонкий в кости, узколицый, с волнистыми темными волосами и плавными движениями. Одет в наглухо застегнутый плащ. Войдя в шатер, Коста коротко поклонился, улыбаясь, шагнул к ларю. Привставший Крест махнул рукой, и переговорщик сел на лавку.
И только увидев второго гостя, атаман понял, что имел в виду Прохор, когда сказал, что один из киевских вроде гранаты на взводе. Мирч был куда старше спутника, в расстегнутой брезентовой куртке, кожаных штанах, плотной шерстяной рубахе и сандалиях. Он казался опасным, как ядовитая змея. Ежик седых волос, вместо левого глаза бельмо, на лбу три коротких шрама, след от когтей песчаного шакала, определил Ильмар.
– Как добрались? – Атаман взял бутылку с настойкой.
– Сложно, – ответствовал Коста, мягко улыбаясь.
Прохор закрыл шкурой вход и встал сбоку от него.
Скинув куртку на пол, Мирч сел рядом со спутником, быстро обернулся к Прохору, скользнул взглядом по шатру, по Ильмару.
– Говорят, мутанты за Разломом распоясались, страх совсем потеряли, – произнес атаман неторопливо, разливая настойку. – Не напоролись на них в дороге? Закусывайте, пейте. В кувшине квас, а в том – вода. Чистая, из родника брали.
Мирч уставился на хозяина и произнес, едва шевеля губами, но при том громко и резко:
– Мы не пить приехали. Не закусывать.
Прохор у входа встрепенулся, рука опустилась к револьверу в кобуре. Коста быстро коснулся плеча спутника тонкими пальцами. Сверкающий взгляд Мирча пригас, переговорщик ссутулился.
– Как хотите, – равнодушно произнес атаман. Поставив бутылку, он нарочито медленно поднял свой стакан и сделал пару глотков. Коста с вежливой улыбкой ждал, Мирч, опустив голову и положив кулаки на колени, глядел в пол.
– Развито ли в Большой Московии искусство переговоров? – спросил Коста.
Подняв бровь, Ильмар повторил:
– Искусство? Это что значит?
– Вести переговоры дело сложное. Не всякому дано. Как человека к себе расположить, что и когда говорить… Я этому долго учился. Но сейчас все мои умения ни к чему.
– Почему же? – спросил атаман.
Коста слегка пожал плечами.
– Потому что, обдумывая нашу беседу в пути и вспоминая все, что известно о вас, я решил, что говорить следует прямо, начистоту. Почему Зиновия Артюха и наших людей не было в Шацке в условленное время? Атаман Крест, ваши бойцы намеренно не выполнили условий договора или не смогли их выполнить?
При этих словах Мирч подался вперед, будто собрался прямо через ларь наброситься на Ильмара. Атаман покрепче ухватил невидимый гостям обрез. Прохор, вытащив револьвер, шагнул вперед, прицелился в спину седого между лопаток.
– Эй, ты! А ну не балуй! Сядь ровно, где сидишь! Сядь, я сказал!
Коста не шелохнулся, а Мирч, ощерившись, медленно повернул голову. Прохор стоял шагах в трех позади, подняв револьвер. Мирч смерил его взглядом и сказал Ильмару:
– Вели своему холопу опустить пистоль и назад отойти. А то…
– Это у вас в Киеве холопы, – с тихой ненавистью процедил Прохор. – А у нас здесь вольные люди.
Но Мирч, казалось, уже позабыл про него – ссутулившись, он вновь уставился в пол между своих ног.
– Гляжу, хорошо вас обучили переговоры вести, – сказал Ильмар.
Коста развел руками.
– Достопочтенный Мирч Сельмур не переговорщик, служба его при Храме киевском совсем другого порядка. И у него есть двоюродный брат, Ига, старший бригады, посланный в помощь вам, атаман Крест. Люди эти должны были доставить Артюха к нам в условное место. Но не доставили. Мы…
– Его брат, – Ильмар повел подбородком в сторону Мирча, – погиб в Москве. Застрелен жрецами под стенами Храма.
Рука крепко сжимала обрез, Ильмар готов был вскинуть оружие и выстрелить в голову Мирча, если тот после этих слов бросится на него, – но ничего такого не произошло. Седой только еще больше ссутулился, еще ниже опустил голову.
– Кто-нибудь выжил? – спросил Коста.
– Еще четверо ваших погибли. Один, как его, – атаман щелкнул пальцами и взглянул на Прохора, который убрал револьвер, но ко входу не отошел, так и стоял позади Мирча. – Тот, с подбородком как наковальня?
– Велеш, – ответил помощник.
– Да, Велеш ваш до лагеря дотянул. Его трижды ранили, но дожил. Лекарь мой не смог ничего поделать, Велешу грудь прострелили, он дышать толком не мог. Хотя сильный – долго сопротивлялся. Его тут похоронили, на краю рощи, могилу вам покажем, если надо. А тела остальных в Храме остались, не знаю, что с ними.
– Что же, выходит, погибли все наши люди – и ни одного вашего? Не кажется ли вам…
– Почему ни одного? – перебил Ильмар. – Я троих потерял. И еще раненые есть. Видели, двое под входом стоят, это Рэм с Калебом. Калеб хромает – ему монах в Храме лодыжку прострелил. Сложное дело было, на Храм никто никогда наскакивать не решался. Если б не ваш человек в Ордене, который на плане обители посты разрисовал да пароли на ту ночь дал…
Он вдруг понял, что лицо Косты изменилось, – с самого начала разговора он улыбался, а сейчас напрягся и стал до предела серьезен.
– Где Зиновий Артюх? – спросил переговорщик. – Тоже погиб?
Они с Мирчем уставились на атамана так, будто решался вопрос жизни и смерти всего Ордена Чистоты.
– Нет, почему же. У меня он.
Ильмару показалось, что Коста едва сдержался, чтобы не вздохнуть облегченно. Переговорщик откинулся на лавке, расстегнул верхнюю пуговицу плаща и погладил кадык.
– Так приведи его, – буркнул Мирч.
Ильмар покачал головой.
– Нет? – спросил Коста. – Почему нет? Он тяжело ранен? В беспамятстве? Он…
– Спрятал я его, – отрезал Ильмар. – От вас спрятал. А до того в палатке рядом держал. Он жив, но… Знаете вы, что Зиновий отвар из дурман-травы давно пьет? У него мозги в кашу уже. И зачем вам этот убогий? Хотя догадываюсь.
Коста с Мирчем переглянулись, во взгляде переговорщика мелькнуло что-то, атаман не разобрал. Он, впрочем, и не пытался больше вникнуть в тонкости разговора, выражения лиц и жесты собеседников. Первые слова сказаны, теперь болтать до утра можно, но Ильмар Крест разговоры вести подолгу не привык, он-то не переговорщик. Теперь надо рубить наотмашь.
– Вы сказали, что спрятали его… – начал Коста, но Ильмар не дал закончить. Он подался вперед и заговорил:
– Артюх знает такое, чего никто больше в Московии не знает. А может, и вообще никто нигде. Что именно – не понял я. Мы его не пытали, он здоровьем слаб, под пытками запросто помереть может. Боли в груди его мучат, сильные боли, потому наркотик потребляет и… думаю, болен он смертельно. Я только поговорил с ним. Старик бормочет что-то про Нарочь, про железные двери, небеса, которые в гневе спалят землю, про какой-то Трон… Вроде и бред слабоумный, но раз вы к этому всерьез, то и я всерьез. Я так понимаю, он вас должен в какое-то место отвести. К Нарочи. Как он вам поможет с московским Храмом разобраться – не знаю. Но поможет, иначе бы все это не затевали. Однако Артюх теперь у меня. Хотите его получить? Ладно. У вас свой интерес, у меня свой.
– Какой? – спросил Коста.
– Москва. Вы желаете, чтоб киевский Храм один остался, чтоб не было двоевластия в Ордене. Так?
Помедлив, Коста кивнул.
– А я хочу Москвой править. Вы, прежде чем со мной тогда столковываться и бригаду присылать, узнавали ведь про меня. Кто я, откуда, где юность прошла…
– Узнавали, – сказал Мирч. – Все про тебя знаем, Крест.