Левин Айра. Ребенок Розмари

   Розмари и Ги привстали на цыпочки, заглядывая через плечи зевак.
   — Отойдите назад, — приказал полицейский.
   Люди расступились, полицейский в спортивной рубашке прошел вперед. На тротуаре лежала Терри и смотрела в небо одним глазом, другая половина ее лица превратилась в кровавое месиво. Ее накрыли коричневым одеялом, на котором сразу же проступили красные пятна.
   Розмари пошатнулась, закрыла глаза и машинально перекрестилась. Она крепко стиснула зубы, испугавшись, что ее сейчас вырвет.
   Ги сморщился и шумно втянул в себя воздух.
   — Господи, — простонал он. — Боже ты мой! Полицейский повторил:
   — Отойдите назад, пожалуйста.
   — Мы ее знаем, — сказал Ги.
   Второй полицейский повернулся к ним.
   — Как ее звали?
   — Терри.
   — Терри? А как дальше? — Этому голубоглазому полицейскому на вид было лет сорок, и он уже изрядно вспотел.
   — Ро, как ее звали? Терри, а дальше? — переспросил Ги.
   Розмари открыла глаза и сглотнула.
   — Не помню. Какая-то итальянская фамилия, очень длинная, начинается на «дж». Она даже шутила, что эту фамилию трудно писать.
   — Она жила в семье Кастивет, в квартире 7А, — сообщил Ги голубоглазому полицейскому.
   — — Мы это уже выяснили.
   Подошел еще один полицейский, держа в руке листок желтоватой бумаги. Позади него, поджав губы, стоял мистер Миклас. На нем поверх полосатой пижамы был накинут плащ.
   — Коротко и ясно, — сказал подошедший полицейский голубоглазому и протянул ему листок. — Она прилепила это к окну пластырем, чтобы ветер не унес.
   — Там кто-нибудь есть? Полицейский покачал головой.
   Голубоглазый прочитал записку, в задумчивости шумно выпуская воздух сквозь зубы.
   — Тереза Джоноффрио, — произнес он, как настоящий итальянец.
   Розмари кивнула.
   — В среду вечером мы бы и не подумали, что у нее в голове такие невеселые мысли, — сказал Ги.
   — Очень грустные мысли, — согласился полицейский, раскрыл папку для бумаг, вложил в нее записку и закрыл.
   — Вы разве знали ее? — спросил мистер Миклас у Розмари.
   — Немного, — ответила она.
   — Ну да, конечно, — спохватился мистер Миклас. — Вы ведь тоже с седьмого этажа.
   — Ну ладно, дорогая, пойдем наверх, — предложил Ги.
   — А вы не знаете, где можно отыскать этих Кастиветов? — остановил их полицейский.
   — Понятия не имею, — ответил Ги. — Мы с ними даже не знакомы.
   — В это время они обычно бывают дома, — сказала Розмари. — Мы их слышим через стенку. У нас спальни рядом.
   Ги положил руку Розмари на плечо.
   — Ну, пойдем, дорогая.
   Они кивнули полицейскому, мистеру Микласу и направились к дому.
   — А вот и они, — сказал мистер Миклас.
   Розмари и Ги остановились и обернулись назад. Из города, откуда они только что пришли сами, появилась пара: высокая полная женщина с седыми волосами и столь же высокий худой мужчина с шаркающей походкой.
   — Это Кастиветы? — спросила Розмари.
   Мистер Миклас кивнул.
   Миссис Кастивет была в светло-голубом платье и в белоснежных перчатках, таких же туфлях, шляпке и с сумочкой. Она заботливо вела под руку своего мужа. Тот был одет великолепно: в льняную куртку с полосками всех цветов, красные брюки, на шее — розовый бант, а на голове — серая широкополая фетровая шляпа с розовой лентой. Ему было лет семьдесят пять или больше, ей — под семьдесят. Они ускорили шаг, вопросительно улыбаясь. Навстречу им двинулся полицейский, и улыбки их сразу исчезли. Миссис Кастивет что-то взволнованно сказала, а ее муж нахмурился и покачал головой. Его тонкие губы были ярко-розовые, будто накрашенные помадой, щеки бледные, маленькие глазки блестели. В лице миссис Кастивет выделялся большой нос и пухлая нижняя губа. Она была в очках в розовой оправе, и цепочка от них свисала у сережек с искусственным жемчугом.
   — Вы и есть Кастиветы с седьмого этажа? — спросил полицейский.
   — Да, это мы, — сухо и с достоинством ответил мистер Кастивет.
   — С вами живет девушка по имени Тереза Джоноффрио?
   — Да, — сказал мистер Кастивет. — А что случилось? Что-нибудь с ней произошло?
   — Подготовьтесь к самому худшему. — Полицейский немного помолчал и произнес: — Она умерла. Покончила жизнь самоубийством. — Подняв руку, он большим пальцем указал через плечо. — Она выпрыгнула из окна.
   Старики смотрели на него с тем же выражением на лицах, что и минуту назад, будто он еще ничего не сказал, потом миссис Кастивет шагнула в сторону, увидела окровавленное одеяло, выпрямилась и снова взглянула ему в глаза.
   — Это невозможно, — громко произнесла она таким же голосом, как и «Роман-принеси-мне-попить». — Это ошибка. Там под одеялом кто-то другой.
   — Арти, дай этим людям взглянуть, пожалуйста, — попросил полицейский.
   Миссис Кастивет твердой походкой прошла мимо него. Мистер Кастивет не двигался.
   — Я знал, что это случится, — пробормотал он. — У нее начиналась глубокая депрессия через каждые три недели. Я замечал это и говорил жене, но она меня успокаивала. Она оптимистка и не хочет верить в то, что не всегда все происходит так, как ей бы хотелось.
   Вернулась миссис Кастивет.
   — Но это еще не значит, что она сама это сделала, — сказала она. — Терри была счастлива. У нее не было причин для самоубийства. Это скорее всего несчастный случай. Вероятно, она мыла окна и потеряла равновесие. Она всегда старалась сделать нам что-нибудь приятное — Она не могла мыть окна ночью, — возразил мистер Кастивет.
   — Почему бы и нет? — рассердилась миссис Кастивет. — Может быть, и мыла!
   Полицейский достал из папки записку и протянул им. Миссис Кастивет немного поколебалась, потом взяла записку, перевернула ее и прочитала. Мистер Кастивет вытянул шею и тоже прочел, шевеля тонкими губами.
   — Эго ее почерк? — спросил полицейский. Мистер Кастивет кивнул.
   — Точно. Совершенно верно.
   Полицейский протянул руку, и миссис Кастивет отдала ему листок.
   — Спасибо, — сказал он. — Потом вы получите ее назад Миссис Кастивет сняла очки, и они повисли на цепочке. Она закрыла глаза руками, не снимая перчаток.
   — Я не верю этому. Я просто этому не верю. Она была так счастлива. Все тревоги были уже позади.
   Мистер Кастивет положил ей руку на плечо, опустил глаза и покачал головой.
   — Вы знаете ее родственников? — спросил полицейский.
   — У нее никого не было, — ответила миссис Кастивет. — Она была совсем одна. У нее никого не было, кроме нас.
   — Разве у Терри не было брата? — удивилась Роз-мари.
   Миссис Кастивет надела очки и внимательно посмотрела на нее Мистер Кастивет поднял глаза, было видно, как они засветились под полями шляпы.
   — А разве был? — спросил полицейский.
   — Она говорила, что был, — ответила Розмари. — Во флоте.
   Полицейский посмотрел на Кастиветов. — Для меня это новость, — сказала миссис Кастивет, а ее муж добавил: — Для нас обоих.
   — Вы знаете его звание или место, где он служит? — спросил полицейский у Розмари.
   — Нет, — ответила она и обратилась к Кастиветам. — Она упомянула мне о нем на днях, в прачечной. Я Розмари Вудхаус.
   — Мы живем в квартире 7Е, — объяснил Ги.
   — Я чувствую то же, что и вы, миссис Кастивет, — призналась Розмари. — Она казалась такой счастливой, полной радости и планов на будущее. Она так хорошо отзывалась о вас и вашем муже, говорила, что благодарна вам за помощь, за то, что вы для нее сделали.
   — Спасибо. Очень мило с вашей стороны поддержать нас в эту минуту. Нам стало немного легче.
   — Вы больше ничего не знаете об этом брате, кроме того, что он во флоте? — настойчиво спросил полицейский.
   — Это все, — подтвердила Розмари. — По-моему, она его не очень любила.
   — Его будет легко найти, — предположил мистер Кастивет. — Фамилия Джоноффрио не так уж часто встречается.
   Ги обнял Розмари, и они пошли к дому.
   — Я так ошеломлена, и мне очень жаль ее, — сказала Розмари Кастиветам. — Очень жаль. Это…
   — Спасибо вам, — перебила миссис Кастивет, а ее муж произнес какую-то длинную и непонятную фразу, из которой можно было разобрать только слова «ее последние дни».
   Розмари и Ги поднялись наверх («Боже мой! — повторял ночной лифтер Диего. — Боже мой! Боже мой!»), печально посмотрели на дверь 7А, где теперь обитало привидение, и прошли по коридору в свою квартиру. Из соседней двери выглянул мистер Келлог и спросил, что происходит внизу. Они все рассказали.
   Некоторое время они сидели на краю кровати и размышляли о том, какие у Терри могли быть причины для самоубийства. Наконец решили, что если когда-нибудь Кастиветы покажут им записку, то можно будет узнать, что же побудило ее совершить этот прыжок, свидетелями которого они чуть не стали. Хотя, добавил Ги, и содержание записки не всегда дает ответ, потому что его, наверное, не знала и сама Терри. Что-то приведшее к наркотикам и что-то толкнуло на самоубийство, но что именно — рассуждать уже поздно.
   — Помнишь, что говорил Хатч? — спросила Розмари. — Что здесь больше самоубийств, чем в других домах.
   — Ну, Ро, — возразил Ги, — все это чепуха. Ты имеешь в виду его болтовню об «опасной зоне»?
   — Но Хатч верит в это!..
   — Все равно чепуха.
   — Представляю, что он скажет, когда узнает об этом.
   — А ты ему не говори. В газетах он все равно ничего не прочтет. — Только утром началась забастовка нью-йоркских газетчиков, и ходили слухи, что она продлится около месяца.
   Они разделись, приняли душ, возобновили незаконченную игру в скрэббл ^[2], снова ее не закончили, занялись любовью, а потом отыскали в холодильнике немного молока и блюдо с холодными спагетти. Перед тем, как окончательно выключить свет в половине третьего, Ги проверил автоответчик и обнаружил, что ему предложили участвовать в рекламе на радио для винной фирмы Креста Бланка.
   Скоро он заснул, а Розмари продолжала ворочаться. Она все еще видела лицо Терри: окровавленную маску и один глаз, смотрящий в небо. Через некоторое время, однако, она незаметно для себя перенеслась в церковь Мадонны в своем родном городе. Сестра Агнес яростно махала кулаком и требовала, чтобы ее исключили из председателей школьного совета. «Иногда я вообще удивляюсь, как ты можешь руководить хоть чем-нибудь!» — кричала она. Стук за стеной разбудил Розмари, и она услышала голос миссис Кастивет: «И пожалуйста, не говори мне, что сказала Лаура-Луиза, потому что мне это неинтересно», Розмари повернулась и ткнулась в подушку.
   …Сестра Агнес негодовала. Ее поросячьи глазки были прищурены до крошечных щелочек, а ноздри раздувались, как бывало всегда в такие минуты. Из-за Розмари пришлось заложить кирпичом все окна, и теперь церковь Мадонны сняли с конкурса, проводимого газетой «Уорлд Герольд». «Если бы послушали меня, этого не пришлось бы делать! — кричала сестра Агнес со среднезападным акцентом. — Мы уже были бы на полпути, а теперь придется начинать все сначала!» Дядюшка Майк пытался успокоить ее. Он был директором церкви, которая маленьким коридором соединялась с его магазином в южной части Омахи. «Я же говорила, что ей ничего не надо рассказывать! — продолжала орать сестра Агнес, ее поросячьи глазки так и сверкали. — Я же знала, что она ничего не поймет. Впереди было достаточно времени, чтобы посвятить ее» (Розмари рассказала все сестре Веронике про окна, и та вывела их из участия в конкурсе. В противном случае никто бы ничего не заметил, и они бы победили. С ее стороны было честно все рассказать. Но сестра Агнес, видимо, не считала, что католики не могут побеждать обманом). «Кто угодно! — вещала сестра Агнес. — Она должна быть молодой, здоровой и не девственницей. И совсем не обязательно, чтобы она была наркоманкой из уличной помойки. Разве я не говорила это с самого начала? Кто угодно. Просто молодая, здоровая и не девственница».
   Это была уже полная бессмыслица, даже для дядюшки Майка, поэтому Розмари повернулась на другой бок… и вот уже настало воскресенье, и она с Брайаном, Эдди и Джин оказалась в кондитерском магазине. Вечером они собирались посмотреть «Источник»… Только это было не кино. Все происходило на самом деле.

Глава 5

   В понедельник утром, когда Розмари заканчивала разбирать покупки, в дверь позвонили. В глазок она увидела миссис Кастивет в бигудях, покрытых бело-синей косынкой, которая смотрела прямо и уверенно, будто приготовилась фотографироваться на паспорт.
   Розмари открыла дверь.
   — Здравствуйте. Как у вас дела?
   Миссис Кастивет чуть заметно улыбнулась.
   — Хорошо. Можно, я зайду на минуточку?
   — Да, конечно, пожалуйста. — Розмари отступила и распахнула дверь пошире. До нее донесся слабый горьковатый запах талисмана Терри, наполненного коричневатым губчатым веществом. Миссис Кастивет надела штаны тореадора, что было весьма опрометчиво: они подчеркивали ее огромные бедра и ляжки со свисающими жировыми складками. Штаны были светло-зеленого цвета, поверх них — синяя блузка. Из кармана торчала отвертка. Остановившись у дверей рабочего кабинета и кухни, она надела очки и улыбнулась Розмари. На секунду Розмари вспомнила недавний сон — как сестра Агнес сердилась на нее за то, что пришлось закладывать окна кирпичом» но сразу же отогнала его, улыбнулась и приготовилась выслушать миссис Кастивет.
   — Я пришла просто поблагодарить вас, — начала миссис Кастивет, — за те добрые слова, которые вы нам сказали недавно, что Терри была счастлива с нами. Вы даже не знаете, как это было вовремя в тот момент, потому что в глубине души мы подумали, что вдруг это мы что-то не так сделали или сказали, и довели ее… хотя и в записке ясно указано, что она поступила исключительно по своему желанию, но все равно нам было очень приятно слышать эти слова от человека, которому Терри доверилась за несколько дней до кончины.
   — Пожалуйста, не благодарите меня, ведь я только передала то, что она мне сказала.
   — Другие бы даже не побеспокоились, — продолжала миссис Кастивет. — Они бы попросту отвернулись и ушли, чтобы не терять понапрасну времени. Когда вы состаритесь, вы поймете, как важны такие добрые поступки и как они редки в нашем мире. Поэтому я очень вам благодарна, и Роман тоже. Роман — это мой муж.
   Розмари наклонила голову и произнесла:
   — Я очень рада, что смогла вам как-то помочь.
   — Вчера была кремация, без всяких речей. Именно так она и хотела. А теперь надо об этом забыть и жить дальше. Это, конечно, нелегко, мы ее очень любили — у нас ведь нет своих детей. А у вас есть?
   — Нет, пока нет, — ответила Розмари. Миссис Кастивет заглянула в кухню.
   — Как мило, сковородки висят как раз на местах. А как, интересно, вы расположили стол?
   — Я взяла образец из журнала, — пояснила Розмари.
   — У вас тут хорошо потрудились рабочие. — Миссис Кастивет с удовольствием ощупала свежеокрашенный дверной косяк. — Это все за счет владельцев дома? Вы, наверное, были с ними очень щедры, — нам такое не делали.
   — Мы всего-то и дали им по пять долларов, — отозвалась Розмари.
   — И только-то? — удивилась миссис Кастивет, повернулась и заглянула в рабочий кабинет. — Как мило! Комната для просмотра телевизора.
   — Это временно. По крайней мере, я на это рассчитываю. Тут будет детская.
   — Вы беременны? — спросила миссис Кастивет, глядя на нее.
   — Пока нет, — ответила Розмари, — но я надеюсь на это в скором будущем., как только мы перевезем все окончательно.
   — Чудесно! Вы здоровая и молодая, у вас должно быть много детей.
   — Мы думаем, их будет трое. Хотите посмотреть квартиру?
   — С удовольствием. Я умираю от нетерпения, как хочется увидеть, что вы с ней сделали. Я ведь раньше бывала здесь каждый день — дружила с прежней хозяйкой.
   — Я знаю. — Розмари прошла вперед, показывая дорогу. — Мне Терри говорила.
   — Правда? — миссис Кастивет последовала за ней. — Похоже, вы с ней часто болтали в прачечной.
   — Всего один раз.
   Миссис Кастивет удивилась, войдя в гостиную:
   — Боже мой! Как непривычно! Она стала гораздо светлей! А какой стул здесь у вас! Просто прелесть.
   — Его привезли только в пятницу.
   — И сколько вы за него заплатили? Розмари смутилась.
   — Точно не знаю. По-моему, долларов двести.
   — Вы не сердитесь, что я вас расспрашиваю? — Миссис Кастивет постучала себя по носу. — Вот от этого у меня нос так и вырос, что я постоянно сую его куда не надо. Розмари засмеялась.
   — Нет-нет, все в порядке. Я не против. Миссис Кастивет исследовала гостиную, спальню и ванную, спросила, сколько потребовал сын миссис Гардинии за ковер и трюмо, где они купили такие ночники, сколько полных лет Розмари, и правда ли, что электрическая зубная щетка лучше обычной. Розмари поймала себя на мысли, что ей нравится эта откровенная старушка, ее громкий голос и прямые вопросы. Она предложила ей кофе с тортом.
   — А чем занимается ваш муж? — спросила миссис Кастивет, сидя на кухне и ловко рассматривая ценники на банках с консервированным супом и устрицами. Розмари, передавая салфетку, ответила ей.
   — Я так и знала! — вскрикнула миссис Кастивет. — Я вчера сказала Роману: «Он такой красивый, наверное, артист!» В этом доме живут еще три или четыре артиста. А в каких фильмах он снимался?
   — Не в фильмах. Он играл в двух пьесах — «Лютер» и «Никто не любит альбатроса», и еще у него много работы на радио и телевидении.
   Они пили кофе и ели торт на кухне. Миссис Кастивет не хотела, чтобы из-за нее Розмари накрывала стол в гостиной.
   — Послушайте, Розмари, — сказала она, откусывая торт и запивая его сладким кофе, — вот прямо сейчас у меня размораживается огромный кусок филейного мяса, и половина его пропадет, потому что мы с Романом все не съедим. Что если вы и Ги придете к нам сегодня на ужин, а?
   — Нет, мы не сможем, — ответила Розмари.
   — Ну почему, может быть, все-таки придете?
   — Видимо, нет. Я не уверена, что вы и вправду…
   — Вы бы нас очень выручили. — Миссис Кастивет опустила голову, а потом заглянула Розмари прямо в глаза.
   — Прошлым вечером и в субботу у нас были гости, а сегодня мы первый раз останемся совсем одни после этой… после той ночи.