Страница:
Айра Левин
Ребенок Розмари
(Ребенок Розмари — 1)
Закончено в августе 1966 года в Уилтоне, штат Коннектикут, и посвящается Габриэлле
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Розмари и Ги Вудхаус уже подписали договор об аренде пятикомнатной квартиры в белом блочном доме на Первой авеню, когда им позвонила миссис Кортез и сообщила, что освободилась четырехкомнатная квартира в Брэмфорде. В старом огромном черном доме Брэмфорд квартиры были с высокими потолками и славились своими каминами и викторианскими украшениями. Розмари и Ги стояли в списке ожидающих со дня свадьбы и в конце концов почти потеряли надежду.
Ги сообщил новость Розмари, прижав телефонную трубку к груди.
— Не может быть! — простонала Розмари. Она чуть не расплакалась.
— Слишком поздно, — сказал Ги в телефон. — Мы вчера подписали договор.
Розмари схватила его за руку.
— А нельзя от него отказаться? — спросила она. — Придумать что-нибудь?
— Подождите, пожалуйста, минуточку, миссис Кортез. — Ги снова закрыл телефонную трубку. — Что им сказать?
Розмари запуталась в словах и беспомощно развела руками.
— Не знаю… Может быть, правду — что у нас появилась возможность поселиться в Брэмфорде.
— Дорогая, им это не важно.
— Ну придумай что-нибудь, Ги. Давай просто посмотрим, ладно? Скажи ей, что мы приедем посмотреть. Пожалуйста. Пока она не повесила трубку.
— Но ведь мы подписали договор, Ро. Теперь у нас руки связаны…
— Пожалуйста! Она повесит трубку!
С мученическим выражением на лице Розмари оторвала трубку от его груди и прижала ему к уху. Ги засмеялся и не стал противиться.
— Миссис Кортез? По-моему, у нас появилась возможность въехать в другой дом, однако то, что мы там подписали, был не договор. У них кончились бланки, и мы подписали одно только соглашение… Можно нам посмотреть квартиру?
Миссис Кортез дала инструкции. Нужно было подойти в Брэмфорд в одиннадцать или в полдвенадцатого, отыскать там мистера Микласа или Джерома и сказать, что их прислали посмотреть квартиру 7Е. После этого следовало позвонить ей, номер она оставила.
— Видишь, как у тебя хорошо получается, — сказала Розмари, надевая желтые туфли. — Ты прирожденный обманщик.
Стоя у зеркала, Ги воскликнул:
— Боже мой, прыщ!
— Не дави его.
— Но там же только четыре комнаты, ты знаешь? Без детской.
— Лучше жить в четырех комнатах в Брэмфорде. — ответила Розмари, — чем иметь целый этаж в этом… в этом белом скопище клетушек.
— А вчера ты была влюблена в этот дом.
— Да, он мне нравился, но я не любила его по-настоящему. По-моему, даже сам архитектор его не любил. Мы будем обедать в гостиной и сделаем из столовой прекрасную детскую комнату, когда это станет необходимо.
— Наверное, это произойдет очень скоро, — сказал Ги.
Он водил взад-вперед электрической бритвой над верхней губой и рассматривал свои глаза. Глаза у Ги были огромные и карие. Розмари надела желтое платье и ловко застегнула молнию на спине.
До сих пор они ютились в одной комнате, которая представляла собой холостяцкое жилище Ги. На стенах висели плакаты с видами Парижа и Вероны, а из вещей здесь были лишь большая кровать да крохотная кухня в нище стены.
Было третье августа, вторник.
Мистер Миклас оказался маленьким и энергичным человеком. На обеих руках у него недоставало пальцев, и от этого вид его трясущихся рук приводил в замешательство всех, но только не его самого.
— О, так вы актер! — воскликнул мистер Миклас, вызывая лифт средним пальцем. — У нас здесь очень много актеров. Он назвал четверых, живущих в Брэмфорде, и все они оказались известными.
— Я вас мог где-нибудь видеть?
— Давайте подумаем, — начал Ги. — Недавно я играл Гамлета, правда, Лиз? Потом…
— Он шутит, — перебила его Розмари. — Он играл в «Лютере» и «Никто не любит альбатроса», и еще во многих телеспектаклях и рекламных роликах.
— Вот где можно хорошо заработать, да? — сказал мистер Миклас. — В телерекламе.
— Да, — ответила Розмари, а Ги добавил:
— Только там чувствуешь себя настоящим актером. Розмари умоляюще посмотрела на него, но Ги ответил ей самым невинным взглядом, а затем изобразил вампира прямо за спиной мистера Микласа.
Лифт был обит дубовыми панелями, весь в медных заклепках, со множеством ручек и поручней. Управлял им негритенок с застывшей улыбкой и в униформе.
— Седьмой, — сказал ему мистер Миклас и обратился к Розмари и Ги: — В этой квартире четыре комнаты, две ванные и пять встроенных шкафов. Раньше в доме были очень большие квартиры — в самой маленькой было девять комнат, — а теперь почти все они разбиты на четырех-, пяти — и шестикомнатные. Квартира 7Е раньше составляла заднюю часть десятикомнатной. Там осталась бывшая кухня и главная ванная комната — они громадны, вы скоро увидите. Бывшая спальня сейчас служит гостиной, еще одна спальня так и осталась спальней, а две комнаты для прислуги спарены в одну столовую или вторую спальню. У вас есть дети?
— Скоро будут, — сказала Розмари.
— Это идеальная комната для ребенка, рядом большая ванная и встроенный шкаф. Вся квартира предназначена как раз для молодой пары с ребенком.
Лифт остановился, и негритенок, улыбаясь, прогнал его немного вниз, затем вверх и снова вниз, чтобы поточней выровнять кабину с наружным полом. Потом, все так же улыбаясь, открыл внутреннюю медную дверь и внешнюю, которая распахивалась вбок. Мистер Миклас посторонился, и Розмари и Ги вышли в тускло освещенный коридор, где и стены, и ковры были темно-зеленого цвета, возле зеленой двери, украшенной скульптурами и имевшей табличку 7Б, стоял рабочий. Он быстро взглянул на них и снова занялся глазком, который пытался вставить в вырезанное отверстие.
Мистер Миклас повел их направо, потом налево по коротким переходам темного зеленого коридора. Следуя за ним, Розмари и Ги заметили вытертые места на обоях, перегоревшую лампочку под стеклянным колпаком и даже бледно-зеленую заплатку на темном ковре.
Ги удивленно посмотрел на Розмари.
— Залатанный ковер?
Она отвернулась и улыбнулась.
— Мне здесь нравится абсолютно все!
— Предыдущая хозяйка, миссис Гардиния, — сказал мистер Миклас, не оборачиваясь, — умерла всего несколько дней назад, и вещи из квартиры еще не увезли. Ее сын просил передать всем, кто будет смотреть квартиру, что ковры, кондиционеры и кое-что из мебели продается.
Мистер Миклас завернул в следующий проход, где стены только недавно были оклеены зелеными обоями с золотыми полосами.
— Она умерла в квартире? — спросила Розмари. — Конечно, это не…
— Нет-нет, в больнице. Она находилась несколько дней в состоянии комы. Это была очень старая женщина. Она умерла, так и не придя в себя. Я бы и сам хотел так умереть, когда настанет мое время. Но миссис Гардиния до конца держалась молодцом: сама готовила себе еду, ходила по магазинам… Она была одной из первых женщин-адвокатов в штате Нью-Йорк.
Коридор заканчивался лестницей. Рядом с ней, по левую сторону, располагалась дверь квартиры 7Е. Дверь была без скульптур и меньше тех, мимо которых они проходили. Мистер Миклас нажал на перламутровую кнопку звонка — над ней белыми буквами по черному пластику было выбито «Л. Гардиния» — и повернул ключ в замке. Несмотря на недостающие пальцы, он очень ловко справился с ручкой и распахнул дверь.
— Только после вас. — Стоя на цыпочках, он весь подался вперед и открыл для них дверь пошире, на всю длину вытянутой руки.
Узкий центральный коридор, начинавшийся от двери, делил квартиру пополам — по две комнаты с каждой стороны. Первая комната направо — кухня, и при виде ее Розмари хихикнула: она была такая же, если не больше, чем вся их нынешняя квартира — В кухне стояла плита с шестью газовыми конфорками и двумя духовками, огромный холодильник и раковина. Тут были десятки ящиков, окно, выходящее на Седьмую авеню, и высокий, очень высокий потолок, и даже хватало места для углового дивана — синего, со вставками из слоновой кости, — фотографию, которого она вырезала из последнего номера журнала «Красивый дом»; если мысленно убрать желтый стол со стульями, принадлежавший миссис Гардинии, а также связанные пачки подписок «Фортуны» и «Музыкальной Америки», то как раз освободится необходимая площадь.
Напротив кухни — столовая, бывшая вторая спальня, которую миссис Гардиния, очевидно, использовала одновременно как кабинет и оранжерею. Сотни различных растений, завядших и увядающих, стояли на полках, выстроенных на скорую руку под незажженными лампами дневного света. В середине комнаты находился письменный стол — старомодное бюро с крышкой на роликах, — заваленный разными бумагами и книгами. Это был очень красивый стол, широкий и, вероятно, очень дорогой. Розмари оставила Ги разговаривать с мистером Микласом у двери, а сама подошла поближе, перешагнув через ящик с сухими коричневыми листьями. Такие столы выставлялись обычно в витринах антикварных магазинов. Потрогав его, Розмари подумала: хорошо, если этот стол есть в списке вещей, предназначенных для продажи. На столе лежал лист розовой бумаги, на котором синими чернилами очень красиво было выведено следующее: «Я думала, что это не более, чем интересное времяпрепровождение. Теперь я не могу больше считать себя…» — и тут она почувствовала, что сует нос не в свое дело. В этот момент мистер Миклас поднял голову.
— А этот стол сын миссис Гардинии будет продавать? — деловито осведомилась Розмари.
— Я не в курсе, — ответил мистер Миклас. — Но специально для вас могу узнать.
— Он очень красивый, — сказал Ги.
— Тебе он тоже понравился? — Розмари, улыбнувшись, принялась рассматривать стены и окна. Эту комнату она представляла себе идеальной детской. Она была немного темновата, так как окна выходили в маленький дворик, но бело-желтые обои, конечно же, сделают ее значительно светлее. Ванная была маленькой, но рядом находился еще огромный стенной шкаф и ниша с цветами, которые ей тоже очень понравились.
Наконец она повернулась к двери, и Ги спросил:
— А что это за растения?
— В основном — травы, — объяснила Розмари. — Вот это мята, это базилик, а это… сама не знаю что.
Дальше по коридору, по левую сторону, они увидели шкаф для одежды гостей, а по правую руку — широкую арку, за которой была гостиная. Большие окна с широкими подоконниками располагались друг против друга. Камин, с мраморными резными украшениями, был у правой стены, а слева высились дубовые книжные полки.
— О, Ги, — вздохнула Розмари, отыскала его руку и сжала ее.
— М-м-м, — неопределенно промычал Ги, но на ласку ответил.
Мистер Миклас стоял рядом с ними.
— Камин, разумеется, работает, — сообщил мистер Миклас.
Спальня находилась сзади и была такая же большая — примерно двенадцать на восемнадцать футов — и окнами выходила на тот же дворик, что и столовая (или вторая спальня, или детская). Рядом с гостиной — огромная ванная комната, отделанная белой пластмассой и медными ручками.
— Какая чудесная квартира! — воскликнула Розмари, когда они вернулись в гостиную. Она раскинула руки и закружилась, будто хотела обнять все комнаты разом. — Мне здесь очень нравится!
— На самом деле она пытается заставить вас снизить плату, — шутливо пояснил Ги. Мистер Миклас улыбнулся.
— Мы бы ее еще подняли, если бы нам разрешили. Ведь такие неповторимые и очаровательные квартиры сейчас исключительная редкость. Новые… — Тут он запнулся и уставился на секретер из красного дерева, стоящий в самом конце коридора. — Странно… — удивленно начал он. — За этим секретером есть стенной шкаф. Я просто уверен. Их всего пять: два в спальне, один во второй спальне, и два в коридоре — здесь и вон там.
Он подошел к секретеру.
Ги встал на цыпочки.
— А вы правы. Я вижу дверь.
— Его передвинули, — сказала Розмари. — Он раньше стоял вон там.
Она указала на призрачный силуэт, оставшийся на обоях после секретера. На красном ковре просматривались четыре глубоких следа от ножек. Тоненькие полоски, извиваясь, пролегли от этих вмятин к ножкам секретера через всю комнату туда, где он находился сейчас.
— Помогите мне, пожалуйста, — попросил мистер Миклас, обращаясь к Ги.
Понемногу они водворили секретер на прежнее место.
— Теперь понятно, отчего у нее наступила кома, — произнес Ги, толкая секретер.
— Она не смогла бы передвинуть его сама, — сказал мистер Миклас. — Ей было восемьдесят девять лет.
Розмари подозрительно взглянула на представшую перед ними дверь.
— Посмотрим, что там внутри? — спросила она. — Или лучше пусть откроет ее сын?
Секретер легко встал на прежнее место. Мистер Миклас начал массировать свои покалеченные руки.
— Я уполномочен показать квартиру целиком, — произнес он, а потом подошел к двери и распахнул ее.
Шкаф оказался почти пустым, там стоял только пылесос и лежали три или четыре деревянные доски. Верхняя полка была забита синими и зелеными полотенцами.
— Если она запирала здесь призрака, то он вышел на свободу, — сострил Ги.
Мистер Миклас заметил:
— Наверное, ей не нужны были пять шкафов. — Но зачем ей понадобилось запирать пылесос и полотенца? — удивилась Розмари. Мистер Миклас пожал плечами.
— Мы этого уже никогда не узнаем. Может быть, она начала терять рассудок от старости. — Он улыбнулся. — Чем могу еще быть полезен?
— А как у вас тут насчет стирки? — поинтересовалась Розмари. — Стиральные машины в подвале есть?
Поблагодарив мистера Микласа, который проводил их до подъезда, они медленно побрели по Седьмой авеню.
— Эта квартира немного дешевле, — сказала Розмари, будто она только и думала, что о практической стороне дела.
— Но, милая, здесь на одну комнату меньше, — ответил Ги.
Розмари некоторое время шла молча, а потом добавила!
— Зато она расположена в хорошем районе.
— Это точно, — согласился Ги. — Отсюда можно пешком дойти до любого театра.
Расчувствовавшись, Розмари забыла про свою практичность.
— Ги, давай согласимся! Пожалуйста! Ну пожалуйста! Такая чудеснейшая квартира! Миссис Гардиния ею просто не занималась! Эту гостиную можно сделать… можно сделать такой красивой и уютной, и еще… ну, Ги, давай согласимся, ладно?
— Ну, разумеется, — ответил Ги, — если сумеем отвертеться от первой.
Розмари быстро схватила его за локоть.
— Сумеем! Ты что-нибудь придумаешь, я знаю, у тебя выйдет.
Ги позвонил из телефонной будки миссис Кортез, а Розмари стояла рядом и пыталась по губам догадаться, о чем он говорит. Миссис Кортез дала им срок до трех часов. Если до этого времени они не подтвердят свое решение, то она предложит квартиру следующим из списка очередников. Они зашли в русскую чайную и заказали кровавую Мэри и жареного цыпленка с зеленью и черным хлебом.
— Скажи, что я заболела и должна лечь в больницу, — предложила Розмари.
Но это звучало неубедительно и казалось не слишком серьезным поводом для отказа от квартиры. Вместо этого Ги придумал целую историю о том, что его пригласили играть в пьесе «Хвастун» и он должен отправиться вместе со всей труппой во Вьетнам и Корею. Актер, занятый в роли Плана, сломал бедро, и если Ги не сможет его заменить (а Ги случайно знает эту роль наизусть), то турне придется отложить по крайней мере на две недели. А это будет позором: в то время, как наши славные ребята сражаются с погаными коммунистами и умирают… Жена же его в это время переедет к своим родственникам в Омаху…
Он повторил легенду дважды и отправился искать телефон.
Медленно потягивая напиток, Розмари под столом скрестила пальцы левой руки наудачу. Она думала о квартире на Первой авеню, которая ей не нравилась, и мысленно перебирала все ее преимущества: новая светлая кухня, машина для мытья посуды, окна на речку, центральное кондиционирование.
Официантка принесла цыпленка и хлеб.
Мимо прошла беременная женщина в ярко-синем платье. Розмари внимательно посмотрела на нее. Женщина была уже на шестом или седьмом месяце. Она весело переговаривалась через плечо с пожилой дамой, нагруженной свертками, очевидно, со своей матерью.
Кто-то помахал Розмари из противоположного угла. Она увидела рыжую девушку, которая пришла работать на радиостанцию незадолго до того, как Розмари уволилась. Розмари ответила ей. Девушка что-то сказала, выразительно вытягивая губы, но так как Розмари не поняла, та повторила еще раз. Мужчина, стоявший рядом с девушкой, оглянулся на Розмари. У него было худое бледное лицо.
И вот появился Ги, высокий и красивый. Он пытался скрыть улыбку, но удача сквозила в каждом его движении.
— Да? — спросила Розмари, как только он сел.
— Да! — выдохнул он. — Соглашение ликвидировали, вступительный взнос нам вернут. Миссис Кортез ждет нас в два часа.
— Ты ей позвонил?
— Да.
Рыжая девушка подошла к ним. Она раскраснелась, глаза ее сияли.
— Я всегда знала, что вы будете прекрасной парой, — сказала она. — Вы выглядите просто замечательно. Розмари, пытаясь вспомнить ее имя, засмеялась.
— Спасибо. У нас сейчас праздник. Мы только что получили квартиру в Брэмфорде!
— В Брэме? — изумилась девушка. — Я схожу по нему с ума! Если когда-нибудь вы будете оттуда съезжать, то я первая на очереди, и не забудьте об этом! Я мечтаю об этих ужасных горгулиях и прочих кошмарах, сползающих прямо с окон.
Ги сообщил новость Розмари, прижав телефонную трубку к груди.
— Не может быть! — простонала Розмари. Она чуть не расплакалась.
— Слишком поздно, — сказал Ги в телефон. — Мы вчера подписали договор.
Розмари схватила его за руку.
— А нельзя от него отказаться? — спросила она. — Придумать что-нибудь?
— Подождите, пожалуйста, минуточку, миссис Кортез. — Ги снова закрыл телефонную трубку. — Что им сказать?
Розмари запуталась в словах и беспомощно развела руками.
— Не знаю… Может быть, правду — что у нас появилась возможность поселиться в Брэмфорде.
— Дорогая, им это не важно.
— Ну придумай что-нибудь, Ги. Давай просто посмотрим, ладно? Скажи ей, что мы приедем посмотреть. Пожалуйста. Пока она не повесила трубку.
— Но ведь мы подписали договор, Ро. Теперь у нас руки связаны…
— Пожалуйста! Она повесит трубку!
С мученическим выражением на лице Розмари оторвала трубку от его груди и прижала ему к уху. Ги засмеялся и не стал противиться.
— Миссис Кортез? По-моему, у нас появилась возможность въехать в другой дом, однако то, что мы там подписали, был не договор. У них кончились бланки, и мы подписали одно только соглашение… Можно нам посмотреть квартиру?
Миссис Кортез дала инструкции. Нужно было подойти в Брэмфорд в одиннадцать или в полдвенадцатого, отыскать там мистера Микласа или Джерома и сказать, что их прислали посмотреть квартиру 7Е. После этого следовало позвонить ей, номер она оставила.
— Видишь, как у тебя хорошо получается, — сказала Розмари, надевая желтые туфли. — Ты прирожденный обманщик.
Стоя у зеркала, Ги воскликнул:
— Боже мой, прыщ!
— Не дави его.
— Но там же только четыре комнаты, ты знаешь? Без детской.
— Лучше жить в четырех комнатах в Брэмфорде. — ответила Розмари, — чем иметь целый этаж в этом… в этом белом скопище клетушек.
— А вчера ты была влюблена в этот дом.
— Да, он мне нравился, но я не любила его по-настоящему. По-моему, даже сам архитектор его не любил. Мы будем обедать в гостиной и сделаем из столовой прекрасную детскую комнату, когда это станет необходимо.
— Наверное, это произойдет очень скоро, — сказал Ги.
Он водил взад-вперед электрической бритвой над верхней губой и рассматривал свои глаза. Глаза у Ги были огромные и карие. Розмари надела желтое платье и ловко застегнула молнию на спине.
До сих пор они ютились в одной комнате, которая представляла собой холостяцкое жилище Ги. На стенах висели плакаты с видами Парижа и Вероны, а из вещей здесь были лишь большая кровать да крохотная кухня в нище стены.
Было третье августа, вторник.
Мистер Миклас оказался маленьким и энергичным человеком. На обеих руках у него недоставало пальцев, и от этого вид его трясущихся рук приводил в замешательство всех, но только не его самого.
— О, так вы актер! — воскликнул мистер Миклас, вызывая лифт средним пальцем. — У нас здесь очень много актеров. Он назвал четверых, живущих в Брэмфорде, и все они оказались известными.
— Я вас мог где-нибудь видеть?
— Давайте подумаем, — начал Ги. — Недавно я играл Гамлета, правда, Лиз? Потом…
— Он шутит, — перебила его Розмари. — Он играл в «Лютере» и «Никто не любит альбатроса», и еще во многих телеспектаклях и рекламных роликах.
— Вот где можно хорошо заработать, да? — сказал мистер Миклас. — В телерекламе.
— Да, — ответила Розмари, а Ги добавил:
— Только там чувствуешь себя настоящим актером. Розмари умоляюще посмотрела на него, но Ги ответил ей самым невинным взглядом, а затем изобразил вампира прямо за спиной мистера Микласа.
Лифт был обит дубовыми панелями, весь в медных заклепках, со множеством ручек и поручней. Управлял им негритенок с застывшей улыбкой и в униформе.
— Седьмой, — сказал ему мистер Миклас и обратился к Розмари и Ги: — В этой квартире четыре комнаты, две ванные и пять встроенных шкафов. Раньше в доме были очень большие квартиры — в самой маленькой было девять комнат, — а теперь почти все они разбиты на четырех-, пяти — и шестикомнатные. Квартира 7Е раньше составляла заднюю часть десятикомнатной. Там осталась бывшая кухня и главная ванная комната — они громадны, вы скоро увидите. Бывшая спальня сейчас служит гостиной, еще одна спальня так и осталась спальней, а две комнаты для прислуги спарены в одну столовую или вторую спальню. У вас есть дети?
— Скоро будут, — сказала Розмари.
— Это идеальная комната для ребенка, рядом большая ванная и встроенный шкаф. Вся квартира предназначена как раз для молодой пары с ребенком.
Лифт остановился, и негритенок, улыбаясь, прогнал его немного вниз, затем вверх и снова вниз, чтобы поточней выровнять кабину с наружным полом. Потом, все так же улыбаясь, открыл внутреннюю медную дверь и внешнюю, которая распахивалась вбок. Мистер Миклас посторонился, и Розмари и Ги вышли в тускло освещенный коридор, где и стены, и ковры были темно-зеленого цвета, возле зеленой двери, украшенной скульптурами и имевшей табличку 7Б, стоял рабочий. Он быстро взглянул на них и снова занялся глазком, который пытался вставить в вырезанное отверстие.
Мистер Миклас повел их направо, потом налево по коротким переходам темного зеленого коридора. Следуя за ним, Розмари и Ги заметили вытертые места на обоях, перегоревшую лампочку под стеклянным колпаком и даже бледно-зеленую заплатку на темном ковре.
Ги удивленно посмотрел на Розмари.
— Залатанный ковер?
Она отвернулась и улыбнулась.
— Мне здесь нравится абсолютно все!
— Предыдущая хозяйка, миссис Гардиния, — сказал мистер Миклас, не оборачиваясь, — умерла всего несколько дней назад, и вещи из квартиры еще не увезли. Ее сын просил передать всем, кто будет смотреть квартиру, что ковры, кондиционеры и кое-что из мебели продается.
Мистер Миклас завернул в следующий проход, где стены только недавно были оклеены зелеными обоями с золотыми полосами.
— Она умерла в квартире? — спросила Розмари. — Конечно, это не…
— Нет-нет, в больнице. Она находилась несколько дней в состоянии комы. Это была очень старая женщина. Она умерла, так и не придя в себя. Я бы и сам хотел так умереть, когда настанет мое время. Но миссис Гардиния до конца держалась молодцом: сама готовила себе еду, ходила по магазинам… Она была одной из первых женщин-адвокатов в штате Нью-Йорк.
Коридор заканчивался лестницей. Рядом с ней, по левую сторону, располагалась дверь квартиры 7Е. Дверь была без скульптур и меньше тех, мимо которых они проходили. Мистер Миклас нажал на перламутровую кнопку звонка — над ней белыми буквами по черному пластику было выбито «Л. Гардиния» — и повернул ключ в замке. Несмотря на недостающие пальцы, он очень ловко справился с ручкой и распахнул дверь.
— Только после вас. — Стоя на цыпочках, он весь подался вперед и открыл для них дверь пошире, на всю длину вытянутой руки.
Узкий центральный коридор, начинавшийся от двери, делил квартиру пополам — по две комнаты с каждой стороны. Первая комната направо — кухня, и при виде ее Розмари хихикнула: она была такая же, если не больше, чем вся их нынешняя квартира — В кухне стояла плита с шестью газовыми конфорками и двумя духовками, огромный холодильник и раковина. Тут были десятки ящиков, окно, выходящее на Седьмую авеню, и высокий, очень высокий потолок, и даже хватало места для углового дивана — синего, со вставками из слоновой кости, — фотографию, которого она вырезала из последнего номера журнала «Красивый дом»; если мысленно убрать желтый стол со стульями, принадлежавший миссис Гардинии, а также связанные пачки подписок «Фортуны» и «Музыкальной Америки», то как раз освободится необходимая площадь.
Напротив кухни — столовая, бывшая вторая спальня, которую миссис Гардиния, очевидно, использовала одновременно как кабинет и оранжерею. Сотни различных растений, завядших и увядающих, стояли на полках, выстроенных на скорую руку под незажженными лампами дневного света. В середине комнаты находился письменный стол — старомодное бюро с крышкой на роликах, — заваленный разными бумагами и книгами. Это был очень красивый стол, широкий и, вероятно, очень дорогой. Розмари оставила Ги разговаривать с мистером Микласом у двери, а сама подошла поближе, перешагнув через ящик с сухими коричневыми листьями. Такие столы выставлялись обычно в витринах антикварных магазинов. Потрогав его, Розмари подумала: хорошо, если этот стол есть в списке вещей, предназначенных для продажи. На столе лежал лист розовой бумаги, на котором синими чернилами очень красиво было выведено следующее: «Я думала, что это не более, чем интересное времяпрепровождение. Теперь я не могу больше считать себя…» — и тут она почувствовала, что сует нос не в свое дело. В этот момент мистер Миклас поднял голову.
— А этот стол сын миссис Гардинии будет продавать? — деловито осведомилась Розмари.
— Я не в курсе, — ответил мистер Миклас. — Но специально для вас могу узнать.
— Он очень красивый, — сказал Ги.
— Тебе он тоже понравился? — Розмари, улыбнувшись, принялась рассматривать стены и окна. Эту комнату она представляла себе идеальной детской. Она была немного темновата, так как окна выходили в маленький дворик, но бело-желтые обои, конечно же, сделают ее значительно светлее. Ванная была маленькой, но рядом находился еще огромный стенной шкаф и ниша с цветами, которые ей тоже очень понравились.
Наконец она повернулась к двери, и Ги спросил:
— А что это за растения?
— В основном — травы, — объяснила Розмари. — Вот это мята, это базилик, а это… сама не знаю что.
Дальше по коридору, по левую сторону, они увидели шкаф для одежды гостей, а по правую руку — широкую арку, за которой была гостиная. Большие окна с широкими подоконниками располагались друг против друга. Камин, с мраморными резными украшениями, был у правой стены, а слева высились дубовые книжные полки.
— О, Ги, — вздохнула Розмари, отыскала его руку и сжала ее.
— М-м-м, — неопределенно промычал Ги, но на ласку ответил.
Мистер Миклас стоял рядом с ними.
— Камин, разумеется, работает, — сообщил мистер Миклас.
Спальня находилась сзади и была такая же большая — примерно двенадцать на восемнадцать футов — и окнами выходила на тот же дворик, что и столовая (или вторая спальня, или детская). Рядом с гостиной — огромная ванная комната, отделанная белой пластмассой и медными ручками.
— Какая чудесная квартира! — воскликнула Розмари, когда они вернулись в гостиную. Она раскинула руки и закружилась, будто хотела обнять все комнаты разом. — Мне здесь очень нравится!
— На самом деле она пытается заставить вас снизить плату, — шутливо пояснил Ги. Мистер Миклас улыбнулся.
— Мы бы ее еще подняли, если бы нам разрешили. Ведь такие неповторимые и очаровательные квартиры сейчас исключительная редкость. Новые… — Тут он запнулся и уставился на секретер из красного дерева, стоящий в самом конце коридора. — Странно… — удивленно начал он. — За этим секретером есть стенной шкаф. Я просто уверен. Их всего пять: два в спальне, один во второй спальне, и два в коридоре — здесь и вон там.
Он подошел к секретеру.
Ги встал на цыпочки.
— А вы правы. Я вижу дверь.
— Его передвинули, — сказала Розмари. — Он раньше стоял вон там.
Она указала на призрачный силуэт, оставшийся на обоях после секретера. На красном ковре просматривались четыре глубоких следа от ножек. Тоненькие полоски, извиваясь, пролегли от этих вмятин к ножкам секретера через всю комнату туда, где он находился сейчас.
— Помогите мне, пожалуйста, — попросил мистер Миклас, обращаясь к Ги.
Понемногу они водворили секретер на прежнее место.
— Теперь понятно, отчего у нее наступила кома, — произнес Ги, толкая секретер.
— Она не смогла бы передвинуть его сама, — сказал мистер Миклас. — Ей было восемьдесят девять лет.
Розмари подозрительно взглянула на представшую перед ними дверь.
— Посмотрим, что там внутри? — спросила она. — Или лучше пусть откроет ее сын?
Секретер легко встал на прежнее место. Мистер Миклас начал массировать свои покалеченные руки.
— Я уполномочен показать квартиру целиком, — произнес он, а потом подошел к двери и распахнул ее.
Шкаф оказался почти пустым, там стоял только пылесос и лежали три или четыре деревянные доски. Верхняя полка была забита синими и зелеными полотенцами.
— Если она запирала здесь призрака, то он вышел на свободу, — сострил Ги.
Мистер Миклас заметил:
— Наверное, ей не нужны были пять шкафов. — Но зачем ей понадобилось запирать пылесос и полотенца? — удивилась Розмари. Мистер Миклас пожал плечами.
— Мы этого уже никогда не узнаем. Может быть, она начала терять рассудок от старости. — Он улыбнулся. — Чем могу еще быть полезен?
— А как у вас тут насчет стирки? — поинтересовалась Розмари. — Стиральные машины в подвале есть?
Поблагодарив мистера Микласа, который проводил их до подъезда, они медленно побрели по Седьмой авеню.
— Эта квартира немного дешевле, — сказала Розмари, будто она только и думала, что о практической стороне дела.
— Но, милая, здесь на одну комнату меньше, — ответил Ги.
Розмари некоторое время шла молча, а потом добавила!
— Зато она расположена в хорошем районе.
— Это точно, — согласился Ги. — Отсюда можно пешком дойти до любого театра.
Расчувствовавшись, Розмари забыла про свою практичность.
— Ги, давай согласимся! Пожалуйста! Ну пожалуйста! Такая чудеснейшая квартира! Миссис Гардиния ею просто не занималась! Эту гостиную можно сделать… можно сделать такой красивой и уютной, и еще… ну, Ги, давай согласимся, ладно?
— Ну, разумеется, — ответил Ги, — если сумеем отвертеться от первой.
Розмари быстро схватила его за локоть.
— Сумеем! Ты что-нибудь придумаешь, я знаю, у тебя выйдет.
Ги позвонил из телефонной будки миссис Кортез, а Розмари стояла рядом и пыталась по губам догадаться, о чем он говорит. Миссис Кортез дала им срок до трех часов. Если до этого времени они не подтвердят свое решение, то она предложит квартиру следующим из списка очередников. Они зашли в русскую чайную и заказали кровавую Мэри и жареного цыпленка с зеленью и черным хлебом.
— Скажи, что я заболела и должна лечь в больницу, — предложила Розмари.
Но это звучало неубедительно и казалось не слишком серьезным поводом для отказа от квартиры. Вместо этого Ги придумал целую историю о том, что его пригласили играть в пьесе «Хвастун» и он должен отправиться вместе со всей труппой во Вьетнам и Корею. Актер, занятый в роли Плана, сломал бедро, и если Ги не сможет его заменить (а Ги случайно знает эту роль наизусть), то турне придется отложить по крайней мере на две недели. А это будет позором: в то время, как наши славные ребята сражаются с погаными коммунистами и умирают… Жена же его в это время переедет к своим родственникам в Омаху…
Он повторил легенду дважды и отправился искать телефон.
Медленно потягивая напиток, Розмари под столом скрестила пальцы левой руки наудачу. Она думала о квартире на Первой авеню, которая ей не нравилась, и мысленно перебирала все ее преимущества: новая светлая кухня, машина для мытья посуды, окна на речку, центральное кондиционирование.
Официантка принесла цыпленка и хлеб.
Мимо прошла беременная женщина в ярко-синем платье. Розмари внимательно посмотрела на нее. Женщина была уже на шестом или седьмом месяце. Она весело переговаривалась через плечо с пожилой дамой, нагруженной свертками, очевидно, со своей матерью.
Кто-то помахал Розмари из противоположного угла. Она увидела рыжую девушку, которая пришла работать на радиостанцию незадолго до того, как Розмари уволилась. Розмари ответила ей. Девушка что-то сказала, выразительно вытягивая губы, но так как Розмари не поняла, та повторила еще раз. Мужчина, стоявший рядом с девушкой, оглянулся на Розмари. У него было худое бледное лицо.
И вот появился Ги, высокий и красивый. Он пытался скрыть улыбку, но удача сквозила в каждом его движении.
— Да? — спросила Розмари, как только он сел.
— Да! — выдохнул он. — Соглашение ликвидировали, вступительный взнос нам вернут. Миссис Кортез ждет нас в два часа.
— Ты ей позвонил?
— Да.
Рыжая девушка подошла к ним. Она раскраснелась, глаза ее сияли.
— Я всегда знала, что вы будете прекрасной парой, — сказала она. — Вы выглядите просто замечательно. Розмари, пытаясь вспомнить ее имя, засмеялась.
— Спасибо. У нас сейчас праздник. Мы только что получили квартиру в Брэмфорде!
— В Брэме? — изумилась девушка. — Я схожу по нему с ума! Если когда-нибудь вы будете оттуда съезжать, то я первая на очереди, и не забудьте об этом! Я мечтаю об этих ужасных горгулиях и прочих кошмарах, сползающих прямо с окон.
Глава 2
Как ни странно, Хатч попытался убедить их не переезжать в Брэмфорд, который, по его словам, был «опасной зоной».
Когда Розмари впервые оказалась в Нью-Йорке в июне 1962 года, она поселилась в квартире на Лексингтон авеню с подругой из Омахи и еще двумя девушками из Атланты. Хатч был их соседом, и хотя он всячески отпирался от роли названого отца всем четверым («уже, слава Богу, вырастил своих двоих, и хватит с меня»), тем не менее только он приходил на помощь в самые ответственные моменты. Например, когда начался пожар и Дженни чуть не задохнулась в дыму. Звали его Эдвард Хатчинс, был он англичанином пятидесяти четырех лет и под тремя разными псевдонимами написал три приключенческих романа для детей.
Для Розмари он стал не только другом, но и духовным наставником. В ее семье было шестеро детей, из которых Розмари — самая младшая; остальные уже женились или вышли замуж, и поселились рядом с родителями. В Омахе Розмари оставила сердитого, вечно что-то подозревающего отца, молчаливую мать и возмущенных ее поведением братьев и сестер. (Только второй по старшинству брат, Брайан, который изрядно выпивал, сказал: «Валяй, Рози, делай все, что взбредет тебе в голову», — и незаметно передал ей пакет, в который вложил восемьдесят пять долларов.) В Нью-Йорке Розмари сразу почувствовала себя виноватой и эгоистичной, и именно Хатч «встряхнул» ее при помощи крепкого чая и разговоров о родителях, детях и чувстве долга перед самим собой. Она задавала ему даже такие вопросы, которые никогда бы не осмелилась произнести в церкви. Хатч направил ее в университет прослушать вечерний курс по философии. «Я сделаю герцогиню из этой цветочницы», — сказал он тогда, и Розмари довольно остроумно ответила ему:
«Валяйте!» Теперь раз в месяц Розмари и Ги обедали с Хатчем либо у них дома, либо, когда наступала его очередь приглашать, в ресторане. Ги считал, что Хатч — довольно скучный человек, но старался быть с ним на дружеской ноге: ведь Розмари, помимо всего прочего, была двоюродной сестрой писателя-драматурга Раттигана, с которым и сам Хатч переписывался. А Ги знал, что такие родственные связи иногда играют решающую роль в карьере актеров. В четверг, после осмотра квартиры, Розмари и Ги обедали с Хатчем «У Клюбе» — в небольшом немецком ресторанчике на Двадцать третьей улице. Миссис Кортез попросила их достать три рекомендации, и Хатч оказался одним из рекомендующих. Он уже получил от миссис Кортез письмо-запрос и успел ответить на него.
— Меня так и подмывало написать, что вы наркоманы или любите копаться в помойках, — сказал он, — или что-нибудь подобное, что приводит в ужас владельцев домов. Они спросили, почему.
— Не знаю, — задумчиво произнес он, намазывая маслом булочку, — но в начале века у Брэмфорда была плохая репутация. — Он посмотрел на них и, поняв, что они ничего об этом не знают, продолжил (у него было широкое светлое лицо, выразительные голубые глаза и жидкие черные волосы, зачесанные наискосок поверх проплешины):
— Кроме Айседоры Дункан и Теодора Драйзера, в Брэмфорде жила еще целая плеяда менее симпатичных людей. Именно там сестры Тренч проводили свои невинные диетические опыты, а Кит Кеннеди собирал, так сказать, вечеринки. Там же жили Адриан Маркато и Перл Эймс.
— А кто такие сестры Тренч? — спросил Ги, а Розмари добавила:
— И кто был этот Адриан Маркато?
— Сестры Тренч, — ответил Хатч, — это две чисто викторианские дамочки, которые временами занимались каннибализмом. Они сварили и съели несколько детей, в том числе и свою племянницу.
— Прелестно, — только и смог вымолвить Ги. Хатч повернулся к Розмари.
— Адриан Маркато занимался колдовством. И в девяностых годах прошлого столетия произвел сенсацию — он заявил, что ему удалось вызвать живого Сатану. В качестве доказательства он выставлял напоказ клок шерсти и обрезки когтей, и люди, очевидно, поверив ему, потом напали на него и чуть не убили прямо в вестибюле Брэмфорда.
— Вы шутите, — прошептала Розмари.
— Нет, все это вполне серьезно: через несколько лет началось знаменитое дело Кита Кеннеди, и к двадцатым годам дом наполовину опустел.
— Я слышал про Кита Кеннеди и Перл Эймс, но не знал, что там жил еще и Адриан Маркато, — сказал Ги.
— И эти сестры… — Розмари передернуло.
— Только из-за второй мировой войны и нехватки жилья, — продолжал Хатч, — в дом снова начали вселяться жильцы, и постепенно он вернул себе былой престиж, а в двадцатые годы его называли «Черный Брэмфорд», и разумные люди старались держаться от него подальше. А дыня у нас для дамы, да, Розмари?
Официант расставил закуски. Розмари вопросительно посмотрела на Ги, тот нахмурил брови и неопределенно потряс головой.
— Ерунда, пусть это тебя не пугает. Официант ушел.
— На протяжении многих лет, — рассказывал Хатч, — в Брэмфорде происходили ужасные события. И, к сожалению, не все они относятся к далекому прошлому. В 1959 году, например, в подвале нашли мертвого младенца, завернутого в газеты.
— Но ведь ужасные вещи происходят время от времени и в других домах, — заметила Розмари.
— Время от времени, — согласился Хатч. — Но дело в том, что в Брэмфорде это случается куда чаще, чем «время от времени». Есть и еще кое-какие несоответствия. Там, например, произошло значительно больше самоубийств, чем в других жилых домах такого же размера.
— В чем же дело, Хатч? — спросил Ги, притворяясь очень серьезным и озабоченным. — Должно же быть какое-то объяснение.
Хатч несколько секунд молча смотрел на него.
— Не знаю, — проговорил он. — Может быть, дурная слава сестер Тренч привлекла туда Адриана Маркато, а его слава, в свою очередь, — Кита Кеннеди, и постепенно дом стал… вроде как местом обитания таких людей, которые склонны к разным извращениям. А может быть, существует нечто иное, чего мы пока не знаем — магнитные поля, или какие-то электроны, или что-нибудь подобное, и место от этого становится зловещим. Но вот что я знаю наверняка: Брэмфорд в этом отношении не уникален. В Лондоне на Прэд-стрит был дом, в котором в течение шестидесяти лет произошло пять жестоких убийств. Ни одно из них не было связано с другим — ни убийцы, ни жертвы, ни мотивы преступлений. И тем не менее все это было реальностью. Дом представлял собой небольшое строение с магазином внизу и квартирами в верхних этажах. В 1954 году его снесли без особых на то причин, и это место пустует до сих пор.
Розмари рассеянно водила ложкой по дыне.
— Но, может быть, есть и хорошие дома, — предположила она. — Дома, в которых люди постоянно влюбляются, женятся, и у них рождаются дети.
— И где они становятся знаменитыми, — вставил Ги.
— Наверное, есть, — сказал Хатч. — Но только никто об этом не знает. Обычно ведь лишь плохое становится явным. — Он улыбнулся, глядя на Розмари и Ги. — Но все равно мне бы очень хотелось, чтобы вы подыскали себе другой дом, хороший, вместо этого Брэмфорда.
Розмари собиралась съесть кусочек дыни, но ее рука с ложкой застыла на полпути ко рту.
— Вы серьезно решили нас отговорить? — спросила она.
— Милая моя девочка, — ответил Хатч. — На сегодняшний вечер у меня было назначено свидание с очаровательной женщиной, но я его отменил только ради того, чтобы встретиться с вами и высказать свое мнение. Я в самом деле пытаюсь вас переубедить.
— Бог ты мой, но, Хатч . — начал было Ги.
— Я не утверждаю, — перебил Хатч, — что как только вы переедете в Брэмфорд, вам на голову свалится рояль, или вас съедят старые девы, или кто-нибудь обратит вас в камень. Я просто сообщаю факты, с которыми, по-моему, следует считаться так же, как с размером квартплаты или наличием камина: в доме происходило множество неприятных вещей. Зачем же сознательно входить в столь опасную зону? Можно ведь переехать в Дакоту или в Осборн, если уж вы так помешались на красотах девятнадцатого века.
Когда Розмари впервые оказалась в Нью-Йорке в июне 1962 года, она поселилась в квартире на Лексингтон авеню с подругой из Омахи и еще двумя девушками из Атланты. Хатч был их соседом, и хотя он всячески отпирался от роли названого отца всем четверым («уже, слава Богу, вырастил своих двоих, и хватит с меня»), тем не менее только он приходил на помощь в самые ответственные моменты. Например, когда начался пожар и Дженни чуть не задохнулась в дыму. Звали его Эдвард Хатчинс, был он англичанином пятидесяти четырех лет и под тремя разными псевдонимами написал три приключенческих романа для детей.
Для Розмари он стал не только другом, но и духовным наставником. В ее семье было шестеро детей, из которых Розмари — самая младшая; остальные уже женились или вышли замуж, и поселились рядом с родителями. В Омахе Розмари оставила сердитого, вечно что-то подозревающего отца, молчаливую мать и возмущенных ее поведением братьев и сестер. (Только второй по старшинству брат, Брайан, который изрядно выпивал, сказал: «Валяй, Рози, делай все, что взбредет тебе в голову», — и незаметно передал ей пакет, в который вложил восемьдесят пять долларов.) В Нью-Йорке Розмари сразу почувствовала себя виноватой и эгоистичной, и именно Хатч «встряхнул» ее при помощи крепкого чая и разговоров о родителях, детях и чувстве долга перед самим собой. Она задавала ему даже такие вопросы, которые никогда бы не осмелилась произнести в церкви. Хатч направил ее в университет прослушать вечерний курс по философии. «Я сделаю герцогиню из этой цветочницы», — сказал он тогда, и Розмари довольно остроумно ответила ему:
«Валяйте!» Теперь раз в месяц Розмари и Ги обедали с Хатчем либо у них дома, либо, когда наступала его очередь приглашать, в ресторане. Ги считал, что Хатч — довольно скучный человек, но старался быть с ним на дружеской ноге: ведь Розмари, помимо всего прочего, была двоюродной сестрой писателя-драматурга Раттигана, с которым и сам Хатч переписывался. А Ги знал, что такие родственные связи иногда играют решающую роль в карьере актеров. В четверг, после осмотра квартиры, Розмари и Ги обедали с Хатчем «У Клюбе» — в небольшом немецком ресторанчике на Двадцать третьей улице. Миссис Кортез попросила их достать три рекомендации, и Хатч оказался одним из рекомендующих. Он уже получил от миссис Кортез письмо-запрос и успел ответить на него.
— Меня так и подмывало написать, что вы наркоманы или любите копаться в помойках, — сказал он, — или что-нибудь подобное, что приводит в ужас владельцев домов. Они спросили, почему.
— Не знаю, — задумчиво произнес он, намазывая маслом булочку, — но в начале века у Брэмфорда была плохая репутация. — Он посмотрел на них и, поняв, что они ничего об этом не знают, продолжил (у него было широкое светлое лицо, выразительные голубые глаза и жидкие черные волосы, зачесанные наискосок поверх проплешины):
— Кроме Айседоры Дункан и Теодора Драйзера, в Брэмфорде жила еще целая плеяда менее симпатичных людей. Именно там сестры Тренч проводили свои невинные диетические опыты, а Кит Кеннеди собирал, так сказать, вечеринки. Там же жили Адриан Маркато и Перл Эймс.
— А кто такие сестры Тренч? — спросил Ги, а Розмари добавила:
— И кто был этот Адриан Маркато?
— Сестры Тренч, — ответил Хатч, — это две чисто викторианские дамочки, которые временами занимались каннибализмом. Они сварили и съели несколько детей, в том числе и свою племянницу.
— Прелестно, — только и смог вымолвить Ги. Хатч повернулся к Розмари.
— Адриан Маркато занимался колдовством. И в девяностых годах прошлого столетия произвел сенсацию — он заявил, что ему удалось вызвать живого Сатану. В качестве доказательства он выставлял напоказ клок шерсти и обрезки когтей, и люди, очевидно, поверив ему, потом напали на него и чуть не убили прямо в вестибюле Брэмфорда.
— Вы шутите, — прошептала Розмари.
— Нет, все это вполне серьезно: через несколько лет началось знаменитое дело Кита Кеннеди, и к двадцатым годам дом наполовину опустел.
— Я слышал про Кита Кеннеди и Перл Эймс, но не знал, что там жил еще и Адриан Маркато, — сказал Ги.
— И эти сестры… — Розмари передернуло.
— Только из-за второй мировой войны и нехватки жилья, — продолжал Хатч, — в дом снова начали вселяться жильцы, и постепенно он вернул себе былой престиж, а в двадцатые годы его называли «Черный Брэмфорд», и разумные люди старались держаться от него подальше. А дыня у нас для дамы, да, Розмари?
Официант расставил закуски. Розмари вопросительно посмотрела на Ги, тот нахмурил брови и неопределенно потряс головой.
— Ерунда, пусть это тебя не пугает. Официант ушел.
— На протяжении многих лет, — рассказывал Хатч, — в Брэмфорде происходили ужасные события. И, к сожалению, не все они относятся к далекому прошлому. В 1959 году, например, в подвале нашли мертвого младенца, завернутого в газеты.
— Но ведь ужасные вещи происходят время от времени и в других домах, — заметила Розмари.
— Время от времени, — согласился Хатч. — Но дело в том, что в Брэмфорде это случается куда чаще, чем «время от времени». Есть и еще кое-какие несоответствия. Там, например, произошло значительно больше самоубийств, чем в других жилых домах такого же размера.
— В чем же дело, Хатч? — спросил Ги, притворяясь очень серьезным и озабоченным. — Должно же быть какое-то объяснение.
Хатч несколько секунд молча смотрел на него.
— Не знаю, — проговорил он. — Может быть, дурная слава сестер Тренч привлекла туда Адриана Маркато, а его слава, в свою очередь, — Кита Кеннеди, и постепенно дом стал… вроде как местом обитания таких людей, которые склонны к разным извращениям. А может быть, существует нечто иное, чего мы пока не знаем — магнитные поля, или какие-то электроны, или что-нибудь подобное, и место от этого становится зловещим. Но вот что я знаю наверняка: Брэмфорд в этом отношении не уникален. В Лондоне на Прэд-стрит был дом, в котором в течение шестидесяти лет произошло пять жестоких убийств. Ни одно из них не было связано с другим — ни убийцы, ни жертвы, ни мотивы преступлений. И тем не менее все это было реальностью. Дом представлял собой небольшое строение с магазином внизу и квартирами в верхних этажах. В 1954 году его снесли без особых на то причин, и это место пустует до сих пор.
Розмари рассеянно водила ложкой по дыне.
— Но, может быть, есть и хорошие дома, — предположила она. — Дома, в которых люди постоянно влюбляются, женятся, и у них рождаются дети.
— И где они становятся знаменитыми, — вставил Ги.
— Наверное, есть, — сказал Хатч. — Но только никто об этом не знает. Обычно ведь лишь плохое становится явным. — Он улыбнулся, глядя на Розмари и Ги. — Но все равно мне бы очень хотелось, чтобы вы подыскали себе другой дом, хороший, вместо этого Брэмфорда.
Розмари собиралась съесть кусочек дыни, но ее рука с ложкой застыла на полпути ко рту.
— Вы серьезно решили нас отговорить? — спросила она.
— Милая моя девочка, — ответил Хатч. — На сегодняшний вечер у меня было назначено свидание с очаровательной женщиной, но я его отменил только ради того, чтобы встретиться с вами и высказать свое мнение. Я в самом деле пытаюсь вас переубедить.
— Бог ты мой, но, Хатч . — начал было Ги.
— Я не утверждаю, — перебил Хатч, — что как только вы переедете в Брэмфорд, вам на голову свалится рояль, или вас съедят старые девы, или кто-нибудь обратит вас в камень. Я просто сообщаю факты, с которыми, по-моему, следует считаться так же, как с размером квартплаты или наличием камина: в доме происходило множество неприятных вещей. Зачем же сознательно входить в столь опасную зону? Можно ведь переехать в Дакоту или в Осборн, если уж вы так помешались на красотах девятнадцатого века.