Страница:
Мы развиваем неведение, когда не позволяем осознанию соприкоснуться с тем, что лежит в глубине нашей «индустриальной свалки».
Мы боимся, что там окажется наша «подлинная природа», потому что не видим, как гнев, страх и ревность удаляют нас от живой истины. Но не верьте тому, что говорю вам я, что говорит вам Кришнамурти, Будда или Иисус. Откройте это сами. Ведь вы сами есть истина. И никто не может открыть вам истины, кроме вас самих. Будда оставил светильник на пути, Иисус, Кришна и Рэнд Мак-Нэлли оставили светильники на пути. И все же идти по пути вы должны сами. Помнится, одна моя знакомая пришла к мастеру дзэн, чтобы узнать, как ей освободиться от поверхностных иллюзий отдельности и страха.
– Я пришла изучать путь, – сказала она. Мастер дзэн после небольшой паузы указал на нее пальцем и с беззлобной яростью воскликнул:
– Ты и есть путь!
Когда вы начинаете понимать, что вы – путь, что вся ваша жизнь – это всего лишь последовательность состояний сознания, тогда каждое переживание даст вам шанс освободиться из тюрьмы. Тогда вы начнете видеть, что жизнь дает возможность для целостности, для открытия себя истине. Вы начинаете исследовать вопросы: «Что отделяет меня от этой основополагающей пространственности бытия? Кто же я такой на самом деле?»
В Таиланде есть учитель медитации по имени Ачаан Чаа, который в молодые годы стал монахом, потому что ему больше всего хотелось понять, кто сидит здесь, кто существует. Он стремился понять, как он выразился, «всего лишь это» – всего лишь это одно нарождающееся мгновение. После нескольких лет практики до него дошел слух об учителе медитации на севере Таиланда, который славился тем, что никогда не сердился. Свобода от гнева – великое достижение, ведь подумайте, что это значит. Это значит, что ум ни к чему не привязан. Это значит, что существо осознало свою природу в такой мере, что видит свой ум, свое естество без единого объекта, даже без гнева. Это существо не отождествляется с тем, что отлично от истины.
Когда Чаа услышал о великом учителе, он покинул свой монастырь и отправился к нему, чтобы попросить разрешения стать его учеником. Он провел полтора года с этим учителем, и за все это время учитель ни разу не вышел из себя. Это было очень впечатляюще. Затем однажды случилось так, что Чаа с учителем были на кухне, которая имела форму буквы «Г», причем учитель не знал, что Чаа тоже находится рядом. Чаа увидел, как на кухню зашла собака и запрыгнула на стол, чтобы схватить себе лакомый кусок. Учитель медитации посмотрел направо и налево и, убедившись, что никто за ним не наблюдает, пнул собаку ногой. Ачаан Чаа постиг учение! Вообразите себе, сколько усилий нужно прилагать и каким лживым нужно быть, чтобы создавать видимость, что каких-то проявлений ума в нем нет! Однако все мы проделываем то же самое с собой, притворяясь кем-то другим, будучи рожденными не до конца, живя лишь отчасти, задаваясь вопросом о том, почему жизнь такая тяжелая.
Чтобы быть целостным, жить полной жизнью, умереть полной смертью, мы не должны ничего отрицать. Мне рассказывали, что у американских индейцев есть традиция, которую называют «пожиранием нечистот»: в праздничный день – например, в день солнцестояния – шаман, мудрец племени, уединялся с каждым человеком и говорил ему что-то типа: «Подумайте о чем-нибудь или почувствуйте что-нибудь такое, что вы бы не хотели, чтобы знал кто-нибудь другой. Это может быть какая-то фантазия, какое-то непозволительное или отвратительное чувство, которое, как вам кажется, должно быть подавлено и сокрыто от других». При этом обычный человек, как правило, становился настолько испуганным, что едва ли мог позволить себе припомнить нечто подобное, ведь он больше всего боится, что его мысль прочтут и огласят во всеуслышание. Тут шаман обращал внимание человека на то, как он боится раскрыться перед другими, быть ранимым, приблизиться к целостности. Через некоторое время шаман говорил ему: «А теперь расскажи мне эту мысль». И тогда человек рассказывал, что это за мысль или образ, и они вместе обсуждали его. Тьма, в которой он находился до этого, уступала место свету доверия и сострадания. Так человек видел, как мало он нуждается в защите, как много места в сердце для самых нежелательных проявлений ума. Как сказал один учитель: «Ум создает пропасть; сердце преодолевает ее».
Теперь можно выполнить следующее упражнение и понаблюдать за действиями ума и раскрытием сердца.
ПОЗВОЛЬТЕ УМУ ПАРИТЬ В СЕРДЦЕ
ГЛАВА 3
Мой знакомый, занимавшийся некоторое время медитацией, встретился с мастером дзэн, роси, который недавно прибыл в эту страну, и попросил разрешения изучать дзэн под его руководством. На что роси ответил:
– Ты готов умереть?
– Я пришел к вам не умирать. Я пришел изучать дзэн, – сказал мой друг, смущенно покачивая головой.
– Если ты не желаешь умереть, ты не готов отпустить жизнь. Иди и возвращайся, когда будешь готов сразу же войти во все без исключения.
Если мы не открыты всему, что происходит, если мы закрыты для какой-то возможности, для какого-то события, спектр наших ощущений сужается, чтобы исключить то, что мы считаем неприемлемым. Неприемлемым оказывается то, что не согласуется с фантазиями нашего надуманного «я», с его представлением о незыблемом постоянстве. Мы многое исключаем, а большую часть событий видим будто в сумерках или в полудреме.
Американские индейцы разработали необычную технику подготовки к смерти. Они вырабатывали открытость по отношению к смерти с помощью песни смерти. По достижении зрелого возраста каждый человек совершал ритуал перехода, который предполагал пребывание в течение нескольких дней в пустыне, где нужно было, молясь и соблюдая пост, открываться неизвестному и получить напутствие в дальнейшую жизнь. Они часто переживали видение целостности, из которого спонтанно возникает спасительная песня смерти – средство поддержания контакта с Великим Духом в случае опасности или беспокойства. Другие получали свою песню смерти во сне или от деда. Или, возможно, они узнавали ее, воображая себя умирающим животным, которое подстрелили на охоте. Это была мгновенная техника центрирования для того, чтобы даже в крайне неблагоприятных условиях оставлять сердце открытым, а ум ясным. Когда человек начинал падать с лошади, встречался с опасным животным, лежал в горячке или отравлялся пищей, песня смерти сразу же возникала у него в уме. Она была частью его самого, частью, которая всегда под рукой в трудную минуту. Она помогала установить контакт с неизвестным, со смертью.
Вообразите себе, что вам довелось раз сто воспользоваться песней смерти, и вот однажды, когда вы сидите под большим валуном, вас кусает змея. Вы чувствуете, как яд распространяется по вашему телу, и рядом нет никого, кто бы мог вам помочь, когда вы начнете постепенно утрачивать способность двигаться. Но вы не беспомощны. У вас есть могучее средство: перед вами открыт путь, ведущий из каждого мгновения в смерть. Сделав эту технику частью своей жизни, многие коренные индейцы умерли в великой ясности. Они практиковали технику, которая объединяла жизнь и смерть, давала простор видению и позволяла выйти за пределы известного.
В хасидской традиции – которая представляет собой мистическое ответвление ортодоксального иудаизма – есть учение, позволяющее быть готовым ко всему, что мгновение предлагает нам. Последователи этого учения верят, что они родились для одного уникального события, которое должно случиться в ходе их жизни. Но вы не можете знать, когда оно случится. Вам нужно всегда быть начеку, чтобы не сплоховать, когда наступит время испытания. Испытание будет окном в не-знание, проблеском чистого бытия. Вы не можете избежать ни одного мгновения своей жизни и поэтому развиваете в себе открытость по отношению к неизвестному, так чтобы всегда быть готовым, когда оно случится.
В этом не-знании вы всегда присутствуете. Ведь когда вы позволяете себе не-знать, вы становитесь очень бдительными. Вы теперь похожи на охотника, который не знает, что ждет его в следующее мгновение. Он не стремится ни к чему. Он есть олицетворение покоя в движении. Он – открытое пространство, в котором все движется. Охотник больше не является существительным. Он становится глаголом. Он есть акт наблюдения.
Такого рода присутствие в жизни является идеальным приготовлением к смерти. Оно подразумевает открытость ко всему происходящему, без исключения. Ведь если все хорошо, кроме смерти, тогда вы в конце концов замечаете, что все хорошо, кроме смерти и чувства утраты. Затем вы обнаружите, что все хорошо, кроме смерти, чувства утраты и черствой булочки. А затем все будет хорошо, кроме смерти, чувства утраты, черствой булочки и прихода водопроводчика. Ограничение круга приемлемого сужает защитную клетку, в которой мы суетливо живем большую часть своей жизни. Сужение происходит до тех пор, пока «безопасность» не начинает означать, что никто, кроме нас, не входит в нашу клетку. Мы оказываемся в полной изоляции. Никто-больше не стучится в нашу дверь.
Индуистская традиция дает другой пример подобного присутствия в жизни-смерти. Эта традиция учит, что умереть с именем Бога на устах означает сознательно вернуться к источнику бытия. При этом вы можете в одно мгновение отбросить все свои концептуальные представления о мире и объединиться с миром в его первозданном облике. Махатма Ганди был убит, когда рано утром вышел в сад. К нему подошел мужчина и выстрелил ему прямо в сердце. Падая, Ганди произнес слово «Рам». Рам – одно из имен Бога в индуистской традиции. Миллионы индийцев сосредоточивают свои жизни на Боге с тем, чтобы быть способными умереть с его именем в сердце и в мыслях. Я видел, как умирают со словами «Пресвятая Богородица». Смерть таких людей есть мягкое вхождение во всеобъемлющий свет. Но много ли людей так тесно связаны с самым сокровенным в себе, что даже смерть не может смутить их? Для этого не обязательно ждать смерти. Для этого нужно посмотреть на себя прямо сейчас. Чтобы начать готовиться к смерти, нет другого мгновения, кроме настоящего.
Здесь следует также отметить, что слово «Бог» разные люди могут использовать по-разному. Я использую слово «Бог» за неимением лучшего слова для обозначения всей целостности жизни, основополагающей реальности. Природа, Дао, Дхарма или просто истина – все эти слова в равной мере могли бы использоваться с этой целью, но ни одно из них не выражает невыразимого. Для многих «Иисус» – это не историческая личность, а слово, описывающее качество совершенной души, а «Будда» – не принц древней Индии, а обозначение кристально чистого сознания.
Иногда я слышу, как люди говорят: «Не беспокойся! Когда придет время, я проделаю все необходимые медитации». Желаю удачи! Однако, когда придет время, у вас может уже не быть энергии, которая есть у вас сейчас. Возможно, вам будет трудно сосредоточиться. Страх может сковать сердце. Вообразите себе, что вы должны медитировать рядом с двумя огромными динамиками, разрывающимися от самой отвратительной какофонии, которую вы когда-либо слышали. Хотя это слишком упрощенная аналогия, она дает отдаленное представление о том, как сильно может мешать нестерпимая боль и страх смерти.
Если вам придется умирать в сильных страданиях, как вы сможете подготовиться к тому, чтобы оставить свой ум легким и открытым? Или быть со всем, что предлагает вам мгновение? Что вы сможете сделать, чтобы сохранить спокойное расположение духа, чтобы не лишить себя этой драгоценной возможности, чтобы не отгородиться каким-нибудь представлением или идеей о происходящем? Чтобы открыться для переживания таковости, живой истины, следующего неизвестного мгновения?
Ваш банковский счет и безупречная репутация не готовят вас к смерти, равно как не поможет вам в этом ваш модный гардероб и ваша сообразительность. Что вы делаете в жизни, чтобы быть готовым к смерти?
Все, что готовит к смерти, способствует улучшению качества жизни. Близость к Богу у Ганди, песня смерти у индейцев, хасидская открытость неизвестному – все это помогает жить более богатой, более радостной жизнью.
Глен Муллинс пишет, что один тибетский монах, чувствуя приближение смерти, обратился к Далай-Ламе за наставлением. Далаи-Лама написал ему:
«Когда приходит время пронести свои пожитки через врата смерти, человек обнаруживает, что не может взять с собой ни родственников, ни друзей, ни слуг, ни имущества. Привязанный ум – ум животного. Отрешись от привязанности.
Каким бы сильным ни было удовольствие, которое человек получает, потакая иллюзиям, рано или поздно он должен будет страдать, кружиться в колесе неведения, без всякого убежища. Откажись от желаний.
Бесчисленные люди нашего мира, в том числе и родители, которые заботливо воспитали тебя, – все они ищут только счастья. Отрешись от стремления к счастью.
Все явленное твоим чувствам пусто по своей природе. Однако, оставаясь среди обманчивых и иллюзорных образов, ты продолжаешь стремиться к истине. Откажись от надуманных ограничений.
Когда близится момент смерти, изгони из своего ума искажения, страх и предрассудки. Оставь иллюзорные надежды и опасения… Когда тонкие энергии тела начинают растворяться, возникает тонкое видение смерти. Осознай его как ясный свет и ни на миг не покидай его».
Чтобы почувствовать, как трудно может быть «ни на миг не покидать его», обратите внимание на то, как трудно бывает, даже будучи здоровым и исполненным сил, оставаться в настоящем; как легко наша укоренившаяся привычка рассуждать и бояться ввергает внимание в круговорот смятения и попыток установить контроль.
Насколько труднее будет сосредоточиться, когда будет изнывать от боли ваша поджелудочная железа? Или когда рак костей не даст вам возможности найти удобное положение тела, и вам будет казаться, что вы лежите на раскаленных углях?
Как трудно может быть не забывать песню смерти или чувство любви и принятия среди общего волнения или в окружении обеспокоенных родственников?
Я был со многими людьми, когда они находились при смерти, и видел, какая великая ясность и открытость требуется для того, чтобы любовно справляться со смятением ума и тела. Чтобы оставаться вместе со страхом, который возникает без приглашений. Или оставаться столь открытым, чтобы при появлении страха сказать: «Что ж, это просто страх». Однако пространственное осознание не подвержено страху, потому что отдельное «я» не существует, и поэтому страху не к чему прицепиться.
Очевидно, для подготовки к смерти может быть полезной практика открытости по отношению к тому, что неприятно, практика принятия и отпускания раздраженности и страха, предоставления им свободы. Если вы выпишете в один список свои ограничения и привязанности, он даст очень полную картину вашей личности. Если вы и впредь будете считать эту личность своим подлинным естеством, вы будете усиливать свой страх смерти; это будет воображаемая боязнь потерять воображаемую индивидуальность.
Если вы составите список всей своей собственности и предпочтений, всего, что считаете своим, этот список обозначит расстояние между вами и живой истиной. Ведь в нем перечислены места вашей привязанности. Они приковывают к себе ваше внимание, и вы не можете смотреть дальше. Вместо того чтобы видеть контекст, в котором протекает ваша жизнь, вы привязываетесь к этой жизни как к единственной реальности. В этом смысл духовной близорукости. Именно эта близорукость не позволяет нам выйти за пределы своей мелодрамы, отпустить свое страдание.
Будда говорил, что удача приходит и уходит со взмахом хвоста лошади. Что вы сделали для полного открытия своей внутренней жизни, после которого, что бы ни случилось, оно будет лишь содействовать дальнейшему открытию? Ведь открывание себя жизни – нескончаемый процесс. Чем больше вы открываетесь ей, тем меньше смерть кажется вам врагом. Когда вы начинаете использовать смерть для углубления жизни, тогда все становится таковым, каково оно есть в это самое мгновение, и вы получаете возможность жить по-настоящему.
Мы боимся, что там окажется наша «подлинная природа», потому что не видим, как гнев, страх и ревность удаляют нас от живой истины. Но не верьте тому, что говорю вам я, что говорит вам Кришнамурти, Будда или Иисус. Откройте это сами. Ведь вы сами есть истина. И никто не может открыть вам истины, кроме вас самих. Будда оставил светильник на пути, Иисус, Кришна и Рэнд Мак-Нэлли оставили светильники на пути. И все же идти по пути вы должны сами. Помнится, одна моя знакомая пришла к мастеру дзэн, чтобы узнать, как ей освободиться от поверхностных иллюзий отдельности и страха.
– Я пришла изучать путь, – сказала она. Мастер дзэн после небольшой паузы указал на нее пальцем и с беззлобной яростью воскликнул:
– Ты и есть путь!
Когда вы начинаете понимать, что вы – путь, что вся ваша жизнь – это всего лишь последовательность состояний сознания, тогда каждое переживание даст вам шанс освободиться из тюрьмы. Тогда вы начнете видеть, что жизнь дает возможность для целостности, для открытия себя истине. Вы начинаете исследовать вопросы: «Что отделяет меня от этой основополагающей пространственности бытия? Кто же я такой на самом деле?»
В Таиланде есть учитель медитации по имени Ачаан Чаа, который в молодые годы стал монахом, потому что ему больше всего хотелось понять, кто сидит здесь, кто существует. Он стремился понять, как он выразился, «всего лишь это» – всего лишь это одно нарождающееся мгновение. После нескольких лет практики до него дошел слух об учителе медитации на севере Таиланда, который славился тем, что никогда не сердился. Свобода от гнева – великое достижение, ведь подумайте, что это значит. Это значит, что ум ни к чему не привязан. Это значит, что существо осознало свою природу в такой мере, что видит свой ум, свое естество без единого объекта, даже без гнева. Это существо не отождествляется с тем, что отлично от истины.
Когда Чаа услышал о великом учителе, он покинул свой монастырь и отправился к нему, чтобы попросить разрешения стать его учеником. Он провел полтора года с этим учителем, и за все это время учитель ни разу не вышел из себя. Это было очень впечатляюще. Затем однажды случилось так, что Чаа с учителем были на кухне, которая имела форму буквы «Г», причем учитель не знал, что Чаа тоже находится рядом. Чаа увидел, как на кухню зашла собака и запрыгнула на стол, чтобы схватить себе лакомый кусок. Учитель медитации посмотрел направо и налево и, убедившись, что никто за ним не наблюдает, пнул собаку ногой. Ачаан Чаа постиг учение! Вообразите себе, сколько усилий нужно прилагать и каким лживым нужно быть, чтобы создавать видимость, что каких-то проявлений ума в нем нет! Однако все мы проделываем то же самое с собой, притворяясь кем-то другим, будучи рожденными не до конца, живя лишь отчасти, задаваясь вопросом о том, почему жизнь такая тяжелая.
Чтобы быть целостным, жить полной жизнью, умереть полной смертью, мы не должны ничего отрицать. Мне рассказывали, что у американских индейцев есть традиция, которую называют «пожиранием нечистот»: в праздничный день – например, в день солнцестояния – шаман, мудрец племени, уединялся с каждым человеком и говорил ему что-то типа: «Подумайте о чем-нибудь или почувствуйте что-нибудь такое, что вы бы не хотели, чтобы знал кто-нибудь другой. Это может быть какая-то фантазия, какое-то непозволительное или отвратительное чувство, которое, как вам кажется, должно быть подавлено и сокрыто от других». При этом обычный человек, как правило, становился настолько испуганным, что едва ли мог позволить себе припомнить нечто подобное, ведь он больше всего боится, что его мысль прочтут и огласят во всеуслышание. Тут шаман обращал внимание человека на то, как он боится раскрыться перед другими, быть ранимым, приблизиться к целостности. Через некоторое время шаман говорил ему: «А теперь расскажи мне эту мысль». И тогда человек рассказывал, что это за мысль или образ, и они вместе обсуждали его. Тьма, в которой он находился до этого, уступала место свету доверия и сострадания. Так человек видел, как мало он нуждается в защите, как много места в сердце для самых нежелательных проявлений ума. Как сказал один учитель: «Ум создает пропасть; сердце преодолевает ее».
Теперь можно выполнить следующее упражнение и понаблюдать за действиями ума и раскрытием сердца.
ПОЗВОЛЬТЕ УМУ ПАРИТЬ В СЕРДЦЕ
Пусть в вашем сознании возникнет какая-нибудь недопустимая мысль. Та мысль, которую, как вам кажется, никто не должен знать.
Пусть она будет там.
Но пусть она будет вместе с состраданием.
Чувствуйте, как ум напрягается в присутствии этой мысли, как он желает вытолкнуть ее из себя. Проследите, как ум боится сам себя. Почувствуйте фактуру своего страха. Наблюдайте за своей жизнью перед зеркалом.
Возьмите теперь эту мысль и, вместо того чтобы окружать ее отрицанием и напряжением, позвольте ей свободно парить в сознании. Позвольте ей просто быть в нем.
Переживайте эту мысль как ощущение в сознании.
Чувствуйте ее плотность, ее острые края.
Теперь позвольте этой мысли погрузиться в сердце. Позвольте этому ощущению опуститься через шею в тело. Позвольте ему войти в пространство сердца в центре груди. Пусть ваша мысль просто мыслится там – в пространстве, в котором нет места для рассуждений.
Это может быть мысль о мастурбации, гомосексуализме, насилии, страхе или нечестности. Какая бы мысль ни казалась вам всецело неприемлемой в сознании, позвольте ей медленно погрузиться в необычайную открытость сердца, где ее встречает тепло и терпение.
Естественное пространство сердца не исключает ничего. Оно переживает каждую мысль сострадательно, как одно из многочисленных движений сознания, как еще одно чувство.
Переживите это сейчас. Пусть ваше переживание парит в мягком сострадании. Убедитесь в том, что страх похож на тюрьму в уме. Выйдите из нее в тепло и любовь своей подлинной природы.
Чего там бояться? Зачем заключать себя в эту защитную тюрьму?
Мы думаем, что являемся своими мыслями. Мы называем свои мысли «собой». Отпуская свои мысли, мы выходим за свои пределы, за пределы того, что мы, как нам кажется, представляем собой. За пределами беспокойного движения ума находится безмятежность бытия, безмятежность, не имеющая имени, звания, не нуждающаяся в защите. Это естественное сознание.
Сосредоточивая внимание на ощущениях сердечного центра, мы замечаем каждое проявление умственного напряжения, каждый мгновенный застой, который мы принимаем за наличие «себя». Умственное напряжение, мысли и чувства – все это напоминает тень, падающую на сердце. Каждый раз, когда ум фокусирует на себе наше внимание, он напоминает нам о необходимости легко отпустить то, что ослабляет нашу связь с нашей глубинной природой. Затем каждое состояние сознания, казавшееся до этого угрожающим и принимаемое нами за врага, становится нашим союзником. Каждое движение сердца напоминает нам о необходимости перейти на более глубокий уровень бытия. Тогда ум становится наполненным самим собой, а его плотность – столь очевидной, что он заставляет нас открыться навстречу этой свободе, которая светится в сердце. Тогда, чем тяжелее эмоция, чем она более эгоистичная и волнующая, тем более это состояние становится для нас уроком, который учит нас, что мы не являемся этим болезненным сгустком (болезненным, потому что мы боимся его и сопротивляемся ему, сгустком, потому что это состояние препятствует свободному течению феноменов), что мы, скорее, напоминаем свет, сияющий внутри. Даже тончайший лист фольги, если его держать перед глазами, заслонит от вас свет и тепло огромного солнца.
В суфийской традиции есть изречение: «Преодолевай любую горечь на своем пути, потому что ты еще не можешь вынести великого страдания окружающего мира. Подобно матери мира, которая носит страдание в своем сердце, каждый из нас является частью ее сердца и поэтому наделен в какой-то мере космическим страданием. Вы причастны к тотальности этого страдания. Вы призваны встретить это страдание с радостью, а не с жалостью к себе. Вот секрет этого: предложите свое сердце в качестве сосуда, в котором космическое страдание преобразится в радость».
Мы подавили такую большую часть своей жизни, мы держим ее так глубоко внутри себя, что когда мы начинаем отпускать, мы замечаем, как сильно наши ожидания, представления и предубеждения ограничивают наши переживания. Когда самозащита ума становится неэффективной, мы начинаем видеть, что все подавленное нами снова возвращается в сознание. Все старые зацепки снова появляются в сознании. Однако наше отношение к ним изменилось. Мы не пытаемся больше сделать из этого вечно меняющегося потока переживаний «что-то стоящее». Вместо этого мы пытаемся исследовать истину. В ходе этого исследования ни одно состояние сознания нельзя предпочесть другим. Важна здесь только ясность видения. Значение имеет не то, что мы видим, а то, насколько ясно мы это видим. Затем мы доходим до исследования того, что есть истина, кто я на самом деле, что я называю своим «я», кто умирает. Являюсь ли я этими мыслями? Являюсь ли я этим умом? Являюсь ли я этим телом?
Чем больше мы позволяем своему уму существовать в ясности и сострадании, тем меньше у нас стремления называть каждое мимолетное мгновение «собой». Тем меньше мы теряем себя в отождествлении с поверхностными «Я есть это или то». Тем больше мы переживаем сознание как таковое, не вовлекаясь в его проявления и не привязываясь отчаянно к его радостям. Мы переживаем всего лишь пространственную безмятежность бытия, не нуждаясь в том, чтобы определять, кто переживает бытие, или, точнее, что есть это бытие. Хотя ум может изобрести десятки определений и разграничении, само переживание бесконечно. При этом мы видим, что маленький ум плавает в этой безбрежности.
В один прекрасный день наступает мгновение, когда вы выходите из себя, но тут же осознаете и принимаете свой гнев. Тогда вы открываетесь гневу для исследования: «Что значит быть сердитым? Что чувствует при этом тело? Что делает при этом ум?» Снова сев в кресло и закрыв глаза, мы начинаем двигаться в сторону того, что закрывает сердце, вместо того чтобы удаляться от него и позволять ему механически препятствовать нашему более полному переживанию настоящего. Изучая гнев, страх, сомнение или сознание своей вины, мы начинаем видеть безличностность того, что раньше нам казалось несомненным «я». Мы видим, что в уме есть еще один ум. Гнев, страх и угрызения совести – все эти состояния обладают собственной личностью, собственной энергией. И мы замечаем, что не «я» желает причинить вред другим, а состояние сознания, именуемое злостью, по своей природе агрессивно и поэтому нередко желает унизить и даже уничтожить свой объект. Затаив дыхание, мы следим за выдуманными разговорами и дискуссиями в уме, за поединками теней, с которыми раньше мы отождествлялись. Так мы начинаем понемногу избавляться от страданий.
Постепенно мы перестаем привязываться к состояниям сознания, которые заслоняют от нас мудрость сердца. В отношениях между людьми снова появляются любовь и доверие. Все, что раньше вынуждало нас замыкаться в уме, – наши сомнения, опасения и претензии, которые, словно сторожевые псы, предупреждали нас об опасности, – становится для нас напоминанием о невыносимости жизни без любви, способствует открытию себя жизни, а не удалению от нее. Мы видим, как наш страх перед неконтролируемыми проявлениями ума и отождествление себя с ними делает нашу жизнь мелочной. Мы начинаем понемногу отпускать все, что возникает в сознании. Мы просто прекращаем рассуждать и позволяем уму быть открытым, начинаем видеть нескончаемый процесс возникновения и растворения ума. Признавая непостоянство каждой своей мысли, каждого своего чувства, каждого мгновения жизни, мы приходим к видению, что нет ничего, к чему можно было бы привязаться и чтобы счастье при этом никогда не кончалось. Нет места, куда бы мы могли стать и сказать: «Вот кто я такой». Все вокруг – постоянно меняющееся течение, в котором в каждое мгновение рождается и умирает тот, кем мы себя считаем. Все, что мы могли бы назвать бытием, кажется мимолетным и по своей сути лишенным неизменных качеств. В нем нет личности, в нем есть один только развивающийся процесс. Тот, кем мы себя считаем, представляет собой всего лишь облако в небе. А осознание, которое озаряет этот процесс, видится просто как свет. Мы понемногу отходим от отождествления с умом как с «я» и становимся чистым светом осознания, неизреченностью бытия.
Тело умирает, а ум постоянно меняется. Однако каким-то непонятным образом за всем этим ощущается присутствие того, что называют бессмертием, вечностью, таковым, каково оно есть.
Сполна родиться означает прикоснуться к этому бессмертию. Пережить, хотя бы на мгновение, пространственность, которая простирается за пределами рождения и смерти. Войти в таинственный и парадоксальный мир без оружия, а только с любовью и осознанием.
Пусть она будет там.
Но пусть она будет вместе с состраданием.
Чувствуйте, как ум напрягается в присутствии этой мысли, как он желает вытолкнуть ее из себя. Проследите, как ум боится сам себя. Почувствуйте фактуру своего страха. Наблюдайте за своей жизнью перед зеркалом.
Возьмите теперь эту мысль и, вместо того чтобы окружать ее отрицанием и напряжением, позвольте ей свободно парить в сознании. Позвольте ей просто быть в нем.
Переживайте эту мысль как ощущение в сознании.
Чувствуйте ее плотность, ее острые края.
Теперь позвольте этой мысли погрузиться в сердце. Позвольте этому ощущению опуститься через шею в тело. Позвольте ему войти в пространство сердца в центре груди. Пусть ваша мысль просто мыслится там – в пространстве, в котором нет места для рассуждений.
Это может быть мысль о мастурбации, гомосексуализме, насилии, страхе или нечестности. Какая бы мысль ни казалась вам всецело неприемлемой в сознании, позвольте ей медленно погрузиться в необычайную открытость сердца, где ее встречает тепло и терпение.
Естественное пространство сердца не исключает ничего. Оно переживает каждую мысль сострадательно, как одно из многочисленных движений сознания, как еще одно чувство.
Переживите это сейчас. Пусть ваше переживание парит в мягком сострадании. Убедитесь в том, что страх похож на тюрьму в уме. Выйдите из нее в тепло и любовь своей подлинной природы.
Чего там бояться? Зачем заключать себя в эту защитную тюрьму?
* * *
Мы думаем, что являемся своими мыслями. Мы называем свои мысли «собой». Отпуская свои мысли, мы выходим за свои пределы, за пределы того, что мы, как нам кажется, представляем собой. За пределами беспокойного движения ума находится безмятежность бытия, безмятежность, не имеющая имени, звания, не нуждающаяся в защите. Это естественное сознание.
Сосредоточивая внимание на ощущениях сердечного центра, мы замечаем каждое проявление умственного напряжения, каждый мгновенный застой, который мы принимаем за наличие «себя». Умственное напряжение, мысли и чувства – все это напоминает тень, падающую на сердце. Каждый раз, когда ум фокусирует на себе наше внимание, он напоминает нам о необходимости легко отпустить то, что ослабляет нашу связь с нашей глубинной природой. Затем каждое состояние сознания, казавшееся до этого угрожающим и принимаемое нами за врага, становится нашим союзником. Каждое движение сердца напоминает нам о необходимости перейти на более глубокий уровень бытия. Тогда ум становится наполненным самим собой, а его плотность – столь очевидной, что он заставляет нас открыться навстречу этой свободе, которая светится в сердце. Тогда, чем тяжелее эмоция, чем она более эгоистичная и волнующая, тем более это состояние становится для нас уроком, который учит нас, что мы не являемся этим болезненным сгустком (болезненным, потому что мы боимся его и сопротивляемся ему, сгустком, потому что это состояние препятствует свободному течению феноменов), что мы, скорее, напоминаем свет, сияющий внутри. Даже тончайший лист фольги, если его держать перед глазами, заслонит от вас свет и тепло огромного солнца.
В суфийской традиции есть изречение: «Преодолевай любую горечь на своем пути, потому что ты еще не можешь вынести великого страдания окружающего мира. Подобно матери мира, которая носит страдание в своем сердце, каждый из нас является частью ее сердца и поэтому наделен в какой-то мере космическим страданием. Вы причастны к тотальности этого страдания. Вы призваны встретить это страдание с радостью, а не с жалостью к себе. Вот секрет этого: предложите свое сердце в качестве сосуда, в котором космическое страдание преобразится в радость».
Мы подавили такую большую часть своей жизни, мы держим ее так глубоко внутри себя, что когда мы начинаем отпускать, мы замечаем, как сильно наши ожидания, представления и предубеждения ограничивают наши переживания. Когда самозащита ума становится неэффективной, мы начинаем видеть, что все подавленное нами снова возвращается в сознание. Все старые зацепки снова появляются в сознании. Однако наше отношение к ним изменилось. Мы не пытаемся больше сделать из этого вечно меняющегося потока переживаний «что-то стоящее». Вместо этого мы пытаемся исследовать истину. В ходе этого исследования ни одно состояние сознания нельзя предпочесть другим. Важна здесь только ясность видения. Значение имеет не то, что мы видим, а то, насколько ясно мы это видим. Затем мы доходим до исследования того, что есть истина, кто я на самом деле, что я называю своим «я», кто умирает. Являюсь ли я этими мыслями? Являюсь ли я этим умом? Являюсь ли я этим телом?
Чем больше мы позволяем своему уму существовать в ясности и сострадании, тем меньше у нас стремления называть каждое мимолетное мгновение «собой». Тем меньше мы теряем себя в отождествлении с поверхностными «Я есть это или то». Тем больше мы переживаем сознание как таковое, не вовлекаясь в его проявления и не привязываясь отчаянно к его радостям. Мы переживаем всего лишь пространственную безмятежность бытия, не нуждаясь в том, чтобы определять, кто переживает бытие, или, точнее, что есть это бытие. Хотя ум может изобрести десятки определений и разграничении, само переживание бесконечно. При этом мы видим, что маленький ум плавает в этой безбрежности.
В один прекрасный день наступает мгновение, когда вы выходите из себя, но тут же осознаете и принимаете свой гнев. Тогда вы открываетесь гневу для исследования: «Что значит быть сердитым? Что чувствует при этом тело? Что делает при этом ум?» Снова сев в кресло и закрыв глаза, мы начинаем двигаться в сторону того, что закрывает сердце, вместо того чтобы удаляться от него и позволять ему механически препятствовать нашему более полному переживанию настоящего. Изучая гнев, страх, сомнение или сознание своей вины, мы начинаем видеть безличностность того, что раньше нам казалось несомненным «я». Мы видим, что в уме есть еще один ум. Гнев, страх и угрызения совести – все эти состояния обладают собственной личностью, собственной энергией. И мы замечаем, что не «я» желает причинить вред другим, а состояние сознания, именуемое злостью, по своей природе агрессивно и поэтому нередко желает унизить и даже уничтожить свой объект. Затаив дыхание, мы следим за выдуманными разговорами и дискуссиями в уме, за поединками теней, с которыми раньше мы отождествлялись. Так мы начинаем понемногу избавляться от страданий.
Постепенно мы перестаем привязываться к состояниям сознания, которые заслоняют от нас мудрость сердца. В отношениях между людьми снова появляются любовь и доверие. Все, что раньше вынуждало нас замыкаться в уме, – наши сомнения, опасения и претензии, которые, словно сторожевые псы, предупреждали нас об опасности, – становится для нас напоминанием о невыносимости жизни без любви, способствует открытию себя жизни, а не удалению от нее. Мы видим, как наш страх перед неконтролируемыми проявлениями ума и отождествление себя с ними делает нашу жизнь мелочной. Мы начинаем понемногу отпускать все, что возникает в сознании. Мы просто прекращаем рассуждать и позволяем уму быть открытым, начинаем видеть нескончаемый процесс возникновения и растворения ума. Признавая непостоянство каждой своей мысли, каждого своего чувства, каждого мгновения жизни, мы приходим к видению, что нет ничего, к чему можно было бы привязаться и чтобы счастье при этом никогда не кончалось. Нет места, куда бы мы могли стать и сказать: «Вот кто я такой». Все вокруг – постоянно меняющееся течение, в котором в каждое мгновение рождается и умирает тот, кем мы себя считаем. Все, что мы могли бы назвать бытием, кажется мимолетным и по своей сути лишенным неизменных качеств. В нем нет личности, в нем есть один только развивающийся процесс. Тот, кем мы себя считаем, представляет собой всего лишь облако в небе. А осознание, которое озаряет этот процесс, видится просто как свет. Мы понемногу отходим от отождествления с умом как с «я» и становимся чистым светом осознания, неизреченностью бытия.
Тело умирает, а ум постоянно меняется. Однако каким-то непонятным образом за всем этим ощущается присутствие того, что называют бессмертием, вечностью, таковым, каково оно есть.
Сполна родиться означает прикоснуться к этому бессмертию. Пережить, хотя бы на мгновение, пространственность, которая простирается за пределами рождения и смерти. Войти в таинственный и парадоксальный мир без оружия, а только с любовью и осознанием.
ГЛАВА 3
«И ТЫ ТОЖЕ БУДЬ ГОТОВ»
Не забывай, мой друг, здесь проходя:
Таким, как ты, когда-то был и я.
Каков сейчас мой вид, таков же будет твой.
Готовь себя последовать за мной.
Слова на надгробии в Эшби, Массачусетс
Мой знакомый, занимавшийся некоторое время медитацией, встретился с мастером дзэн, роси, который недавно прибыл в эту страну, и попросил разрешения изучать дзэн под его руководством. На что роси ответил:
– Ты готов умереть?
– Я пришел к вам не умирать. Я пришел изучать дзэн, – сказал мой друг, смущенно покачивая головой.
– Если ты не желаешь умереть, ты не готов отпустить жизнь. Иди и возвращайся, когда будешь готов сразу же войти во все без исключения.
Если мы не открыты всему, что происходит, если мы закрыты для какой-то возможности, для какого-то события, спектр наших ощущений сужается, чтобы исключить то, что мы считаем неприемлемым. Неприемлемым оказывается то, что не согласуется с фантазиями нашего надуманного «я», с его представлением о незыблемом постоянстве. Мы многое исключаем, а большую часть событий видим будто в сумерках или в полудреме.
Американские индейцы разработали необычную технику подготовки к смерти. Они вырабатывали открытость по отношению к смерти с помощью песни смерти. По достижении зрелого возраста каждый человек совершал ритуал перехода, который предполагал пребывание в течение нескольких дней в пустыне, где нужно было, молясь и соблюдая пост, открываться неизвестному и получить напутствие в дальнейшую жизнь. Они часто переживали видение целостности, из которого спонтанно возникает спасительная песня смерти – средство поддержания контакта с Великим Духом в случае опасности или беспокойства. Другие получали свою песню смерти во сне или от деда. Или, возможно, они узнавали ее, воображая себя умирающим животным, которое подстрелили на охоте. Это была мгновенная техника центрирования для того, чтобы даже в крайне неблагоприятных условиях оставлять сердце открытым, а ум ясным. Когда человек начинал падать с лошади, встречался с опасным животным, лежал в горячке или отравлялся пищей, песня смерти сразу же возникала у него в уме. Она была частью его самого, частью, которая всегда под рукой в трудную минуту. Она помогала установить контакт с неизвестным, со смертью.
Вообразите себе, что вам довелось раз сто воспользоваться песней смерти, и вот однажды, когда вы сидите под большим валуном, вас кусает змея. Вы чувствуете, как яд распространяется по вашему телу, и рядом нет никого, кто бы мог вам помочь, когда вы начнете постепенно утрачивать способность двигаться. Но вы не беспомощны. У вас есть могучее средство: перед вами открыт путь, ведущий из каждого мгновения в смерть. Сделав эту технику частью своей жизни, многие коренные индейцы умерли в великой ясности. Они практиковали технику, которая объединяла жизнь и смерть, давала простор видению и позволяла выйти за пределы известного.
В хасидской традиции – которая представляет собой мистическое ответвление ортодоксального иудаизма – есть учение, позволяющее быть готовым ко всему, что мгновение предлагает нам. Последователи этого учения верят, что они родились для одного уникального события, которое должно случиться в ходе их жизни. Но вы не можете знать, когда оно случится. Вам нужно всегда быть начеку, чтобы не сплоховать, когда наступит время испытания. Испытание будет окном в не-знание, проблеском чистого бытия. Вы не можете избежать ни одного мгновения своей жизни и поэтому развиваете в себе открытость по отношению к неизвестному, так чтобы всегда быть готовым, когда оно случится.
В этом не-знании вы всегда присутствуете. Ведь когда вы позволяете себе не-знать, вы становитесь очень бдительными. Вы теперь похожи на охотника, который не знает, что ждет его в следующее мгновение. Он не стремится ни к чему. Он есть олицетворение покоя в движении. Он – открытое пространство, в котором все движется. Охотник больше не является существительным. Он становится глаголом. Он есть акт наблюдения.
Такого рода присутствие в жизни является идеальным приготовлением к смерти. Оно подразумевает открытость ко всему происходящему, без исключения. Ведь если все хорошо, кроме смерти, тогда вы в конце концов замечаете, что все хорошо, кроме смерти и чувства утраты. Затем вы обнаружите, что все хорошо, кроме смерти, чувства утраты и черствой булочки. А затем все будет хорошо, кроме смерти, чувства утраты, черствой булочки и прихода водопроводчика. Ограничение круга приемлемого сужает защитную клетку, в которой мы суетливо живем большую часть своей жизни. Сужение происходит до тех пор, пока «безопасность» не начинает означать, что никто, кроме нас, не входит в нашу клетку. Мы оказываемся в полной изоляции. Никто-больше не стучится в нашу дверь.
Индуистская традиция дает другой пример подобного присутствия в жизни-смерти. Эта традиция учит, что умереть с именем Бога на устах означает сознательно вернуться к источнику бытия. При этом вы можете в одно мгновение отбросить все свои концептуальные представления о мире и объединиться с миром в его первозданном облике. Махатма Ганди был убит, когда рано утром вышел в сад. К нему подошел мужчина и выстрелил ему прямо в сердце. Падая, Ганди произнес слово «Рам». Рам – одно из имен Бога в индуистской традиции. Миллионы индийцев сосредоточивают свои жизни на Боге с тем, чтобы быть способными умереть с его именем в сердце и в мыслях. Я видел, как умирают со словами «Пресвятая Богородица». Смерть таких людей есть мягкое вхождение во всеобъемлющий свет. Но много ли людей так тесно связаны с самым сокровенным в себе, что даже смерть не может смутить их? Для этого не обязательно ждать смерти. Для этого нужно посмотреть на себя прямо сейчас. Чтобы начать готовиться к смерти, нет другого мгновения, кроме настоящего.
Здесь следует также отметить, что слово «Бог» разные люди могут использовать по-разному. Я использую слово «Бог» за неимением лучшего слова для обозначения всей целостности жизни, основополагающей реальности. Природа, Дао, Дхарма или просто истина – все эти слова в равной мере могли бы использоваться с этой целью, но ни одно из них не выражает невыразимого. Для многих «Иисус» – это не историческая личность, а слово, описывающее качество совершенной души, а «Будда» – не принц древней Индии, а обозначение кристально чистого сознания.
Иногда я слышу, как люди говорят: «Не беспокойся! Когда придет время, я проделаю все необходимые медитации». Желаю удачи! Однако, когда придет время, у вас может уже не быть энергии, которая есть у вас сейчас. Возможно, вам будет трудно сосредоточиться. Страх может сковать сердце. Вообразите себе, что вы должны медитировать рядом с двумя огромными динамиками, разрывающимися от самой отвратительной какофонии, которую вы когда-либо слышали. Хотя это слишком упрощенная аналогия, она дает отдаленное представление о том, как сильно может мешать нестерпимая боль и страх смерти.
Если вам придется умирать в сильных страданиях, как вы сможете подготовиться к тому, чтобы оставить свой ум легким и открытым? Или быть со всем, что предлагает вам мгновение? Что вы сможете сделать, чтобы сохранить спокойное расположение духа, чтобы не лишить себя этой драгоценной возможности, чтобы не отгородиться каким-нибудь представлением или идеей о происходящем? Чтобы открыться для переживания таковости, живой истины, следующего неизвестного мгновения?
Ваш банковский счет и безупречная репутация не готовят вас к смерти, равно как не поможет вам в этом ваш модный гардероб и ваша сообразительность. Что вы делаете в жизни, чтобы быть готовым к смерти?
Все, что готовит к смерти, способствует улучшению качества жизни. Близость к Богу у Ганди, песня смерти у индейцев, хасидская открытость неизвестному – все это помогает жить более богатой, более радостной жизнью.
Глен Муллинс пишет, что один тибетский монах, чувствуя приближение смерти, обратился к Далай-Ламе за наставлением. Далаи-Лама написал ему:
«Когда приходит время пронести свои пожитки через врата смерти, человек обнаруживает, что не может взять с собой ни родственников, ни друзей, ни слуг, ни имущества. Привязанный ум – ум животного. Отрешись от привязанности.
Каким бы сильным ни было удовольствие, которое человек получает, потакая иллюзиям, рано или поздно он должен будет страдать, кружиться в колесе неведения, без всякого убежища. Откажись от желаний.
Бесчисленные люди нашего мира, в том числе и родители, которые заботливо воспитали тебя, – все они ищут только счастья. Отрешись от стремления к счастью.
Все явленное твоим чувствам пусто по своей природе. Однако, оставаясь среди обманчивых и иллюзорных образов, ты продолжаешь стремиться к истине. Откажись от надуманных ограничений.
Когда близится момент смерти, изгони из своего ума искажения, страх и предрассудки. Оставь иллюзорные надежды и опасения… Когда тонкие энергии тела начинают растворяться, возникает тонкое видение смерти. Осознай его как ясный свет и ни на миг не покидай его».
Чтобы почувствовать, как трудно может быть «ни на миг не покидать его», обратите внимание на то, как трудно бывает, даже будучи здоровым и исполненным сил, оставаться в настоящем; как легко наша укоренившаяся привычка рассуждать и бояться ввергает внимание в круговорот смятения и попыток установить контроль.
Насколько труднее будет сосредоточиться, когда будет изнывать от боли ваша поджелудочная железа? Или когда рак костей не даст вам возможности найти удобное положение тела, и вам будет казаться, что вы лежите на раскаленных углях?
Как трудно может быть не забывать песню смерти или чувство любви и принятия среди общего волнения или в окружении обеспокоенных родственников?
Я был со многими людьми, когда они находились при смерти, и видел, какая великая ясность и открытость требуется для того, чтобы любовно справляться со смятением ума и тела. Чтобы оставаться вместе со страхом, который возникает без приглашений. Или оставаться столь открытым, чтобы при появлении страха сказать: «Что ж, это просто страх». Однако пространственное осознание не подвержено страху, потому что отдельное «я» не существует, и поэтому страху не к чему прицепиться.
Очевидно, для подготовки к смерти может быть полезной практика открытости по отношению к тому, что неприятно, практика принятия и отпускания раздраженности и страха, предоставления им свободы. Если вы выпишете в один список свои ограничения и привязанности, он даст очень полную картину вашей личности. Если вы и впредь будете считать эту личность своим подлинным естеством, вы будете усиливать свой страх смерти; это будет воображаемая боязнь потерять воображаемую индивидуальность.
Если вы составите список всей своей собственности и предпочтений, всего, что считаете своим, этот список обозначит расстояние между вами и живой истиной. Ведь в нем перечислены места вашей привязанности. Они приковывают к себе ваше внимание, и вы не можете смотреть дальше. Вместо того чтобы видеть контекст, в котором протекает ваша жизнь, вы привязываетесь к этой жизни как к единственной реальности. В этом смысл духовной близорукости. Именно эта близорукость не позволяет нам выйти за пределы своей мелодрамы, отпустить свое страдание.
Будда говорил, что удача приходит и уходит со взмахом хвоста лошади. Что вы сделали для полного открытия своей внутренней жизни, после которого, что бы ни случилось, оно будет лишь содействовать дальнейшему открытию? Ведь открывание себя жизни – нескончаемый процесс. Чем больше вы открываетесь ей, тем меньше смерть кажется вам врагом. Когда вы начинаете использовать смерть для углубления жизни, тогда все становится таковым, каково оно есть в это самое мгновение, и вы получаете возможность жить по-настоящему.