Левински Алена. Изменяю по средам

   Какая-то сволочь позвонила и сообщила, что в здании взрывное устройство и оно активизируется через полчаса. Может, кто-то неудачно пошутил? Если да, то даже и не знаю, что надо отрывать за такой юмор. Учения идут? Ничего подобного! Ганс заверил, что вызваны соответствующие службы, которые прогнозируют потратить на поиск бомбы не меньше трех часов. По домам велено не расходиться, гулять здесь, в пределах пешей досягаемости, чтобы после отбоя быстро вернуться на рабочие места.
   – Девочки, я знаю недалеко финский магазин. Могу показать! – предложила Марина. – Кто не пойдет, встречаемся на этом же месте через три часа.
   А если у меня ну никак не предусмотрены траты на финские шмотки, да и вообще ни на что в этом сезоне? Куда мне идти? До дома ехать час как минимум. К тому же в метро, знаете ли, сейчас ходить – на любителя. Не ровен час бомбу из редакции перенесут в вагон.
   Я позвонила Антону на работу. Вежливый женский голос ответил, что Антона Брониславовича нет на месте. Набрала номер мобильника.
   – Антон, – сказала, – а у нас в редакции бомба.
   – Маша, я занят, мне не до твоих приколов, – рассердился муж, почему-то шепотом.
   – Какие приколы? Всех выгнали на улицу и велели гулять три часа.
   – Ну и гуляй, я тут при чем, – огрызнулся муж. Похоже, не поверил.
   – Антон, а ты где?
   – У меня деловая встреча.
   – А что за музычка на заднем плане?
   – Музычка как музычка. Это ресторан. Напротив офиса. Все, извини, дома поговорим. – И отключил мобильник.
   – Я тут недалеко пивняк видела, – подошла Надька, – пойдемте, посидим.
   – От пива толстеют, – мрачно заметила Лидочка.
   – А мы возьмем белого вина и кальмаров, – предложила Надюха альтернативный вариант для тех, кто всегда худеет.
   – Вина? – задумалась Лидочка. – Давно я не пила вина. Все пиво да пиво.
   – Знаете, девчонки, – сказала я, – пожалуй, я не пойду в пивняк. У меня есть дело. Семейное. Как раз на три часа.
   – Ладно, – пожала плечами Надька, – звони, если что.
 
   Я всегда считала, что в наших отношениях с Антоном многое, в том числе и любовь, держится на дружбе и чувстве юмора.
   Если мой муж порывисто обнимет меня за плечи и, горячо дыша в затылок, зашепчет: «Любимая… Я так ждал этого мгновенья… Я жизнь отдам за счастье прикоснуться к тебе…», – я свалюсь со стула и поперхнусь вечерним чаем. И вообще, если на меня дышат вплотную, мне становится тесно. Ничто так не обескураживает, как нелепая фраза «Я тебя люблю». Ибо сказанная – она превращается в воздух и теряет смысл.
   Но сейчас я думаю, что была неправа. Может быть, любовь держится исключительно на самой любви, на проявлении нежности, возможно, нелепой и смешной на первый взгляд. Я ведь далеко не подарок. Могу выдать такое, от чего приличный молодой человек… э… как это… «потеряет веру в себя». Но говорю не по злобе, а по глупости и врожденной болтливости.
   Помню, много лет назад встречались мы с будущим мужем в метро. Пришла я на станцию «Киевская» и вижу – он ждет меня с букетиком роз. Милые такие, нежные, розовые.
   – Что, – спросила ядовито, – она не пришла?
   – Глупая ты, – по-простому ответил Антон. – Это я тебе принес.
   – А, точно! Как же я не догадалась. Конечно, такой дохлый букетик мог быть только для меня, – резюмировала я с идиотской улыбкой.
   – Я тебе больше никогда не буду цветы дарить, – грустно сказал будущий муж.
   Я, конечно, тогда извинилась, стала хвалить цветы и восторгаться его вкусом – но слово не воробей. Улетело.
   И это не единственный пример из нашей совместной жизни, просто его я помню, а на другие, может, и внимания не обратила. А меж тем могла, не заметив, обидеть Антона.
   Все время, пока я ехала к нему на работу, мучилась думами. Как, когда, почему могло случиться так, что у моего любимого мужа появилась другая женщина? Почему он меня разлюбил? Да и можно ли разлюбить?
   Раньше я не представляла, что чувствует человек, когда на месте нежности к нему в душе любимого человека селится равнодушие и даже неприятие.
 
   В переходе у стеклянных дверей стая голубей. Мало того, что все загадили, так еще и сгрудились – не пройти. Наглые птицы, не люблю я их. Давно мечтала наступить голубю на хвост. И всегда символ мира уходил у меня буквально из-под ног… Но здесь им бежать некуда! Фиг взлетишь, когда над головой каменная крыша.
   Я огляделась, вроде народу мало, и быстренько – в центр стаи… Птицы-дуры врассыпную, кто красными лапами заковылял к ступенькам, кто заметался, пытаясь пробить башкой синий таксофон, а кто закурлыкал испуганно. И опять – ни одного голубиного хвоста под ботинком. Но люди стали оборачиваться…
   При выходе из метро поток россыпью люрексовых кофт, все с вышивками, с висюльками, с жемчугами да с розами. Ассортимент, что называется, приковывает взгляд. Все блестит, переливается самоцветами, и, что примечательно, народ радуется.
   Десяток дам разного возраста увлеченно копаются в свитерках, одна другой кричит:
   – Посмотри! Какая прелесть… И всего сто пятьдесят рублей!
   Купить, что ли…. Может, буду я тогда в полном согласии с окружающей средой и станет мне легко и спокойно на душе.
 
   От лотков хорошо виден офис компании, в которой работает Антон. На третьем этаже окна комнаты, где его рабочее место. Окна наполовину прикрыты жалюзи, на подоконнике рядком стоят три одинаковых розовых цветка в горшках. Прямо как условный знак – явка провалена.
   Напротив, через дорогу, антикварный магазин, аптека, кафе «Шоколадница» и небольшой ресторанчик «Премудрый пескарь». Рядом с «Пескарем» тумба с кадушкой, в которой пушится большой искусственный куст, у порога – шершавая чистка для обуви в форме ежа. Все культурно.
   Мысленно подсчитав наличность, вынесенную в карманах из заминированной редакции, я решительно направилась в ресторан. Честно говоря, денег было не так много, поэтому, прежде чем обедать, стоило внимательно изучить меню. В верхнем ящике стола у меня остался большой конверт с деньгами, собранными на подарок корректору. Надо было их тоже взять, все равно взлетят на воздух вместе со слойкой.
   В ресторане ненавязчиво играла музыка, какая-то джазовая композиция. Судя по антуражу, – заведение средней руки. При входе дежурно улыбчивая круглолицая девушка в белой блузке. Девушка, как водится, подписана – «Валентина».
   – Добрый день, мы рады, что вы посетили наш ресторан во время бизнес-ланча.
   Отлично, бизнес-ланч – это дешевле, чем фирменный фазан под соусом манго.
   – Вы одна или ожидаете друзей? – поинтересовалась Валентина.
   – Совсем одна, – тихо ответила я, оглядывая небольшой зал.
   Антона я заметила почти сразу. Он сидел в глубине, и, похоже, был увлечен беседой, даже жестикулировал, что с ним бывает нечасто. Я быстро спряталась за угол и на вопросительный взгляд Валентины прошептала:
   – Я буду есть ланч тайно. За колонной. Можно подвинуть туда столик?
   – Да, наверное… – неуверенно сказала девушка, – сейчас я уточню у менеджера.
   Она скрылась за дверью с надписью «Stuff Only». То ли пошла разговаривать с менеджером, то ли звонить в психиатрическую лечебницу. Я осторожно выглянула из укромного угла. Антон сидел лицом к входной двери, что существенно осложняло мою благородную задачу. Однако он действительно был поглощен разговором, поэтому не заметил моего появления. Напротив моего мужа сидела молодая женщина, я хорошо могла рассмотреть из укрытия ее розовую кофточку с геометрическим рисунком. У собеседницы Антона была длинная тощая шея и светлые волосы, собранные в небрежный узел. Где-то я эту шею уже видела… Однако кофточка и растрепанный узел никого не напоминали. Донесся смех Антона и мерзкое хихиканье его патлатой визави. Я метнулась обратно в угол.
   Появилась Валентина с лысоватым молодым человеком в пиджаке. Его глаза были холодны и излучали неприступность.
   – К сожалению, правила нашего ресторана, установленные дирекцией, не позволяют произвольно переставлять мебель, – сообщил он, разглядывая меня с нескрываемой неприязнью.
   – Хорошо, хорошо, – торопливо зашептала я. – Тогда я сяду вон в том углу, за пальмой.
   – Столик за фикусом заказан, – сухо доложил лысый.
   – Но там нет таблички! – возмутилась я.
   – Ну и что. За этим столиком обедает наш постоянный клиент, он скоро придет, – стоял на своем менеджер.
   – Не кажется ли вам, что вы неприветливы с посетителями? – сердито зашептала я.
   – А не кажется ли вам, что вы странно себя ведете? – не растерялся лысый. – В мои обязанности входит обеспечение спокойствия и психологического комфорта наших посетителей, и я не уверен, что ваше присутствие не скажется плачевно на душевном равновесии кого-то из них.
   Антон с растрепанной теткой громко засмеялись. Я даже услышала, как он сказал: «Ты просто кокетка!»
   Валентина и лысый молча ждали, когда я уберусь, грозно заслонив собой вход в зал.
   – Ну, хорошо, – сдалась я. – В принципе, все, что мне нужно, я уже знаю.
   И, уничтожив злобных работников общепита взглядом, я быстренько выскользнула на улицу.
 
   В половине четвертого тружеников пера и клавиатуры начали впускать обратно в помещение редакции. Все проверили, бомбу не нашли. Ганс разослал по корпоративной почте сообщения, что обнаружили муляж на первом этаже возле комнаты, где хранятся краски и инструмент для грядущего ремонта. «Многие верят», как сказала бабушка героя из фильма «Формула любви», когда дурила головы соседям, что статуя материализовалась в Марью Ивановну. Да это и не имеет большого значения – был ли муляж злоносной бомбы или то лежали в полиэтиленовом пакете сменные портки рабочего-таджика с соседней стройки. Важно, что надоели эти радости «одного из самых безопасных городов мира». Так с гордостью однажды отрекомендовал Москву Антон, описывая столицу знакомому американцу.
   – Маша, вы придумали, что будете советовать читательнице, которая подозревает мужа в измене? – поинтересовалась Марина, просматривая план следующего номера журнала.
   – Конечно. Я посоветую ей развестись.
   – Вы хотите разрушить семью? – строго посмотрела на меня выпускающая.
   – Семья разрушилась, когда муж стиснул любовницу в жарких объятьях, – сказала я. – А развод – это формальность, необходимая для того, чтобы юридические бумаги отражали истинное положение вещей.
   – Маша, если бы вы внимательно читали основной текст, то обратили бы внимание на то, что женщина вовсе не хочет разрушать семью и лишать детей отца.
   – Если отец – лживая сволочь, то будет лучше, чтобы его модель поведения не стала примером для детей.
   – Он не лживая сволочь, а оступившийся. Он достоин жалости и мягкого порицания. Нужна косметическая операция, а вы предлагаете ампутацию.
   – Лучше ампутацию, – отозвалась со своего места Лидочка, – и желательно ампутацию члена.
   – Глас народа, – заметила я.
   При слове «член» хихикнула из-за своего монитора Надюха.
   – Лидочка не глас народа, – возразила Марина. – Лидочка – сторона пострадавшая в брачных битвах, поэтому она необъективна. Маша, я дам вам контакты с психологом из службы семьи и брака, проконсультируйтесь с ней. Возможно, она предложит оригинальную идею.
   Почтовая программа сигнализировала, что пришло новое письмо. Это было письмо от Катьки из Германии. Она с новорожденным вернулась из госпиталя, оба здоровы и счастливы, о чем Катерина и рада была сообщить.
   «Пересматривала наши фотографии с Нового года, – писала дальше Катька. – Какие же большие у вас дети! Неужели и мой кроха будет таким? Да, ты слышала новость? Помнишь Алину, которая была у нас вместе с франкфуртскими друзьями? Она разводится с мужем – встретила принца своей мечты. Что делается в мире, что же делается…»
   И я вспомнила тонкую длинную шею из ресторана «Премудрый пескарь». Точно такая же шея, только вид спереди, маячила напротив меня за праздничным столом в Новый год. Это была шея Алины, мелкозубой ящерки со светловолосой фигой на затылке. Просто сегодня эта фига приняла более ветреные формы, распушившись тонкими волосенками вокруг головы. Принца своей мечты, говорите, встретила?..

Глава 14
Жизнь требует перемен!

   У Варьки на картинах все толстые – и люди, и звери, и предметы, и цветы. Больше всего мне нравились толстые Варькины кошки, особенно полосатые и рыжие с картины «Завтрак на траве». Этими кошками потом иллюстрировали детскую книжку в одном известном издательстве. А недавно Варька начала рисовать толстых пеликанов, совершенно очаровательных, огромных, как летающие саквояжи, с гигантскими клювами-мешками, откуда выглядывают толстые лоснящиеся рыбы.
   Теперь Варька три раза в неделю работает в зоопарке – пишет целую серию картин про пеликанов. В кафешке рядом с пеликаньим павильоном у нее столик, который служащие просят посетителей не занимать. Говорят, каждый час художница здесь курит и кофе пьет – отдыхает.
   Мы с Гришкой пошли в зоопарк. Формально – в гости к тете Варе, по-настоящему – я пошла советоваться. Мне всегда недоставало Варькиной уверенности в себе, ее убежденности в собственной правоте, а теперь, когда мои мысли заняты семейной катастрофой, мне просто необходим совет решительного умного человека.
   Самое прекрасное в московском зоопарке – это, пожалуй, цена входного билета. Хотя зверухи тоже ничего. Вот у кенгуру из сумки выглянул детеныш.
   – Малыш, – обратила я Гришкино внимание на детеныша, – помнишь, мы читали, что кенгуренок сидит в сумке у мамы?
   – А почему он не вылезет? – спросил Гришка, пытаясь удержаться на цыпочках, чтобы получше видеть.
   – Он еще беспомощный.
   – Мама, а я когда был маленький, я сидел у тебя в животике?
   – Да.
   – Ты меня съела? – подозрительно посмотрел на меня сын.
   – Нет, ты просто там зародился.
   – А игрушечки ты мне тоже ела? Солдатиков, рыцарей и кораблик. Мне же там было скучно, в животике.
   Прямо сюжет для триллера, честное слово. Беременная женщина поедает солдат, потому что думает, ее будущий сыночек хочет играть в войнушку. В результате женщина сходит с ума и убивает своего мужа. Похоже, возвращаемся к старому сюжету…
   – Нет, Гриша. Я не ела солдатиков. Ребенок, который сидит в животике, еще очень плохо видит. Даже если бы я съела для тебя пластмассового рыцаря, ты бы его вряд ли разглядел.
   – Мама, а это птица киви?
   – Нет, малыш, это птица эму. Птица киви волосатая, как экзотический фрукт.
   – Волосатая? А нам в садике говорили, что у птиц растут перья, а не волосы.
   Я вдруг вспоминаю, что еще зимой спрятала на шкафу сеточку с мохнатыми киви, надеясь сохранить их от посягательств мужа, свекрови и кота. Черт! Они покоятся на шкафу уже месяца три, в каком же они сейчас виде?! Однако надо заметить, что запаха в спальне нет, не считая пряного аромата, который, по моим предположениям, распространяется от Антоновых носков, валяющихся где-то за кроватью. Надо обязательно проверить, что творится на шкафу. Может, я еще что-то там сховала да и забыла. Например, жареную котлету или стакан водки.
   На пригорке грелись на солнышке волки – лежали, лениво щурясь на посетителей. Кажется, сытые. Вокруг церетелиевых богатырей и кота на дубе ездит карусельный поезд из трех вагончиков, уныло подвывает на поворотах, отчего тетка, которая запускает его в путь, морщится. Надоело ей, похоже, все. А особенно это подвывание, эти дети, эта каменная русалка слева и вообще – этот вечный ужас под названием «прибытие поезда».
   Клетки с кошачьими почти пусты. Только жирная рысь сидит задницей к посетителям – игнорирует. Презирает. В экспозиции «Ночные животные» беснуются два тушканчика с параличными ножками, и колония летучих мышей лопает виноград. Между прочим, на дворе апрель, и килограмм винограда стоит 100 рублей, а эти вампирята обглодали уже целую гроздь. Романтичных розовых фламинго согнали в тесный вольер, чтоб не замерзли, и теперь они нещадно гадят на небольшой территории. И сильно воняют. Есть розовые особи, есть красные, есть практически белые – видать, мамаши грешили с цаплем. Или с аистом, который приносит детей тем, кто не предохраняется.
   От фламинго до пеликанов уже рукой подать. По дороге нам встретились два импозантных, дорого одетых мужчины.
   Один разговаривал по мобильному: «Да, мы здесь. Идите сюда. На нас жираф пошел… Да, пошел на нас… Его сейчас очень хорошо видно». Далее последовал деловой репортаж о движении жирафа.
   Куда-то подевалась выдра, устраивавшая настоящее представление для зевак – она становилась на задние лапки, а передними лупила по стеклу, как по барабану. От пустого выдриного вольера я увидела Варькин мольберт и саму Варьку в шуршащем комбинезоне и с кистями в руках. Именно так и должен выглядеть художник, я уверена. На фоне озера с пеликанами Варька весьма недурно выглядит.
   – Мама, смотри, тетя Варя нарисовала вертолет, – обрадовался Гришка, тыча пальчиком в карандашный эскиз на мольберте.
   – Дитя, – печально констатировала Варвара. – Это не вертолет, это птичка.
   На эскизе сладкая парочка толстых чудовищ, стыдливо жмущихся друг к другу, на фоне райских кущей и диковинных цветов. Вдалеке – неясные очертания готического замка, прямо над влюбленными – жирный соплеменник, принятый Гришкой за вертолет, кружит, хищно раскрыв клюв-мешок.
   На озере же, с которого Варька пишет картину, колония серых взъерошенных пеликанов толпилась на маленьком островке, все раздраженно галдели, один пинал соседа, другой на него шипел, время от времени слабая особь, не удержавшись, съезжала по мокрой земле в воду, оставляя за собой скользкую дорожку. Все озеро в перьях, берега удручающе загажены. Вдалеке вместо таинственного готического замка виднелись ржавые запасные ворота с дорожным знаком «Уступи дорогу».
   – Варя, – сказала я удивленно, – с каких это пор ты приукрашиваешь жизнь? Или это первая часть серии «Найди десять отличий»?
   – Машка, не зли меня, – нахмурилась подруга. – Пеликанов хорошо берут. Ты не поверишь, мою картину «Хроника пикирующего пеликана» в Берлине купил какой-то безумец за страшные деньги, галерея была очень довольна. Теперь все хотят от меня только пеликанов. Не могу втюхать даже лубочных полосатых котов на завалинке.
   – Да, но где ты видишь эти пошлые цветочки и средневековый замок?
   – Маша, таких пеликанов, – Варька махнула рукой в сторону озера, – никто не купит. Они засрали все вокруг, неужели ты думаешь, что кто-то захочет повесить такое у себя в доме? Люди желают видеть в своей гостиной царственных птиц и трогательный актуальный сюжет, а не общипанных неврастеников на фоне ржавых ворот.
   – Мама, а кто такие неврастеники? – спросил Гришка, подозрительно глядя на нас с Варькой.
   – Гриша, не вмешивайся в разговор старших, – строго сказала я. – Варь, а что за актуальный сюжет с пеликанами у тебя предполагается?
   – У этих двоих страсть, – Варька показала на толстых чучел на переднем плане, – а эта, которая летит, покинутая возлюбленная. Она их засекла и сейчас камнем бросится вниз. Видишь, зенки вылупила и клюв раскрыла. Вот только не знаю, она их убьет или сама убьется. Ты как думаешь?
   – Хороший вопрос… – мрачно проговорила я.
   – Мань, а ты что хотела-то? – вспомнила Варька. – Ты когда звонила, сказала, что дело есть. Что за дело-то? Что случилось?
   – Гм… Да ты, Варь, похоже, все и так знаешь…
   Варька вопросительно смотрела на меня, машинально вертя кисточку в руках.
   – Пеликаний сюжет. «Запретная любовь». Только непонятно, их убивать или самоубиваться.
   – «Запретная любовь»? Неплохое название для картины с облезлыми пеликанами… Маш, ты про Антона, что ли?
   – Гриша, иди посмотри птичек, – предложила я малышу, замершему было с неподдельным интересом в глазах.
   Гришка еще слишком мал, чтобы распознать подвох, и слишком послушен, чтобы игнорировать мамины слова, поэтому сразу ускакал к пеликаньему забору.
   – Ну и? – спросила Варька сурово. – Прямо так и застукала?
   – Не то чтобы «так», но я уверена.
   – То есть?
   – Я выследила их в ресторане. Она костлявая и ребристая, волосы жиденькие, зубки меленькие – крыска. Мы с ней знакомы, ее Алиной зовут.
   Варька жалостливо покосилась на меня.
   – Хочу его выгнать, – поразмыслив, сказала я, хотя, если откровенно, столь кардинального решения я еще не приняла.
   Однако ж почему-то перед Варварой хотелось выглядеть решительной и сильной.
   – Да, выгнать, – повторила я для убедительности. – Выкинуть на фиг вместе с постылыми портками.
   – Куда? – мрачно поинтересовалась Варька, складывая кисточки на подставку.
   – А куда хочет. Пусть идет к своей лахудре костлявой.
   – А свекровь?
   – Что свекровь?
   – Твою свекровь, вечную училку, тоже выгнать к лахудре? Маш, это ты живешь в их квартире, а не наоборот. И потом, а как же Гришка? Кто говорил, что Антон хороший отец?
   – Ничего, найдем нового, еще лучше, – ответила я, наблюдая, как растрепанный пеликан пытается пристроиться к щуплой самке с проплешиной на боку.
   – Маша, приди в себя, – вздохнула Варя. – Чужие дети никому не нужны, даже такие очаровательные, как твой Гришка. Да и самое главное – куда ты пойдешь? Антон имеет полное право привести свою ребристую лахудру в дом. В своей дом, заметь. Правда, ему придется предварительно с тобой развестись, но если желание гуцыкать на костях новой пассии будет слишком велико, такая безделица, как развод, может его не остановить. И что тогда?
   – Варя, и это говоришь мне ты, женщина, к которой я пришла за поддержкой и в ком я находила решительность и бескомпромиссность, которых мне самой всегда не хватало? Мир перевернулся, Варя, мир сходит с ума.
   – Это ты сходишь с ума, – огрызнулась Варька. – Мало ли что я говорила в минуты раздражения! Воспитывать ребенка одной нелегко, уж поверь мне. Каринкин отец был козлом, это я тебе как художник-анималист говорю. Но если бы я смогла начать все сначала, то обязательно попробовала бы сохранить семью. Вернее, создать ее.
   – С козлом?
   – Да, с козлом! Это все равно лучше, чем тащить все на себе. А ведь он хотел, козел-то, стремился. Цветы в больницу таскал, когда я беременная на сохранении лежала. А я ему цветами по морде – ляпс-ляпс! Приятно ужасно, но недолго.
   – Триумф – это всегда мгновенье.
   – Знаешь, Мань, – Варька задумчиво посмотрела на свою картину, – я тут дорисую еще одного пеликана. Композиция практически не изменится, однако возникнет позитивный настрой. Значит так, эти двое жмутся на острове. У них – запретная любовь. Но по новой концепции это название приобретет совершенно иное звучание! – Варька деловито почесала за ухом и продолжила: – Итак, в воздухе покинутая возлюбленная, она их застукала. Но сзади за ней пристроился самец. Совсем новый персонаж, он – тайный воздыхатель, следует за нашей героиней по пятам.
   – А она что?
   – А она примет его ухаживания. И знаешь, чем закончится?
   – Чем?
   – Все будут жить долго и счастливо.
   – И подохнут вместе, в один день. Только неясно, кто с кем будет жить.
   – Эта, которая летит, будет жить со своим козлом – тьфу! – с пеликаном.
   – А его новая пассия?
   – Сама отвалится.
   – А тайный воздыхатель?
   – Тоже отвалится, но потом.
   – А зачем тогда все?
   – Как зачем? Я рассчитываю неплохо выручить за эту картину.
   – Пеликанам-то какой резон? Несчастной покинутой зачем твоя мазня?
   – Я бы попросила! – строго сказала Варька. – У меня не мазня, а искусство. А покинутой есть резон. Она удовлетворит свое раненое самолюбие и при этом сохранит семью. Маня, знаешь, что такое ревность? Уязвленное самолюбие, и не более того. Если ты заведешь себе любовника, твои мысли будут о том, как бы скрыть этот факт от мужа, а не о том, как бы самого мужа уличить в измене.
   – Любовника? Занятный совет для сохранения семьи.
   – Очень хороший совет, чтоб ты знала. Попробуй, потом скажешь, что права была умная Варя. Кстати, хочешь я тебя с Гией познакомлю?
   – С кем? – возмутилась я.
   – С Гией. – Варька посмотрела на меня как на дуру. – Это мой новый галерист, а не то, что ты подумала. Презентабельно обрусевший грузин. Знаешь, где он организует выставку? В Пушкинском – ни больше ни меньше. Для тех, кто навсегда в танке, сообщаю: это очень круто.
   – Ладно, я подумаю, – сдалась я. – Если вдруг захочу Гию, я тебе позвоню, держи клиента тепленьким.
   – Только знаешь что, – Варька окинула меня придирчивым взглядом, – ты подстригись. А то мне стыдно будет перед галеристом, мне еще с ним работать, я надеюсь.
   Отлично! Моя лучшая подруга только что довела до моего сведения, что я не могу возбудить даже горячего кавказского парня.
 
   В нашем районе недавно открылась дешевая парикмахерская, которую устроители именовали гордо – «Салон красоты Любляна». Меня всегда смущали такие названия. Не иначе как Любляной прикидывалась любовница хозяина, а звали ее на самом деле как меня – Маша.
   В салоне стояли тишь да благодать – мастерицы чистили друг другу ногти. Только одно кресло было занято, в нем съежилась древняя старушенция с тремя волосинами и виновато улыбалась. Вероятно, стеснялась, что сидит с непокрытой головой, платок ведь пришлось снять.
   Я выкопала Гришку из куртки, сама сняла плащ. Напротив вешалки – большое зеркало, чтоб отражать красоту в полный рост. Ну-ка, где там мол красота? Н-да… Надо было хоть остатки ресничек подкрасить тушью, все ж поприятней бы получилось. Может быть.