Перед кем-то же человек выдрюкивается, не перед другими же даже - он же и без них выдрюкивается. Не перед богом же своим - перед ним-то чего уж. Что ли, перед частицей себя, перед своим кодом, перед собой как таковым, которому не вполне соответствует, так что ждать человеку, в общем, ничего хорошего не приходится. Вот он и заискивает, выдрюкивается. А тогда он не обустроит себе даже спичечный коробок жизни, потому что не знает, кто он вообще такой, а что для него хорошо - тем более.
   МАГАЗИН 3 - ВОЗЛЕ АРСЕНАЛА
   Этот магазин в красивом месте: на перекрестке, как полагается аптекам, но это не важно, а само место редкое по разнообразию для К. С одной стороны (в квартале, к которому дом принадлежал) была воинская часть за забором там стадион, но забор помечен армейскими кокардами. Сам дом, где магазин, есть солидная помесь модерна (если смотреть на него в потемках) и сталинского портика, врезанного вместе с колоннами прямо в фасад (если смотреть днем). От него, сворачивая вправо от Грушевского (если смотреть в сторону Рады), уходила еще весьма длинная часть дома, почти на весь квартал - куда-то к днепровской круче. Я никогда туда не ходил, так что утверждать, что она там, не могу, но Днепр там явно был, под горой. Впрочем, перед ним должна была быть еще улица Парковая Дорога, и, наверное, где-то там она и валялась.
   Напротив, на другой стороне Грушевского, стоял дом столь же модерново-сталинский, но уже пристойнее, без колонн со второго по пятый. Осмотр, который бы позволил установить точное время постройки, все был как-то лишним - вполне себе какой-то привычный, то есть - московский дом, что его сюда занесло? А меня как сюда занесло? Вообще, тут весь район (почти сразу за этим домом стоял уже завод "Арсенал", занимая изрядный квартал вдоль улицы Московской) был почти московским. Там были даже совсем родные закоулки, словно на Чистых прудах, как какой-нибудь Кривоколенный, да и окрестности этой улицы тоже походили на Чистые пруды.
   Топонимика тут тоже была российской - всякие Суворова, Мечникова, Кутузова. Облику улиц это соответствовало, разве - чуть уменьшенное. На Московской был дощатый дом летчика Нестерова - этот летчик меня преследовал, в Нижнем Новгороде мы жили в гостинице, под которой распластался целый комплекс имени Нестерова (4 памятника 4 подвигам Летчика), да еще и кафе на откосе с красивым самолетом в петле кверху ногами, а теперь еще и дом, откуда он родился. По той же стороне Московской дальше было кафе "Крим", что означало не криминал, а Крым, но это означало еще и "кроме", что возвращало к криминалу, опять в московском варианте, через кромешников-опричников. Производство этих соотнесений было уже явно нервной функцией организма, который хочет в Марьину рощу. Словом, эта зона была весьма интересной, поскольку, вот, даже рассказ о доме, стоящем напротив, уводил далеко. Я в том районе работал, отчего в описании этот ночной магазин и присутствует. Можно было сначала закупиться, а потом ехать домой.
   Но третий угол: по диагонали был двухэтажный дом, который был построен, в соответствии со справочником, в 1891 году для резиденции командующего Киевским военным округом. Дом был вовсе не воинственным, несмотря на военизированную лепнину, а построили его для генерала Драгоманова, героя русско-турецкой войны, у которого было попорчено колено, отчего по лестницам ему ходить было трудно. Ему в доме и устроили лифт - с первого этажа на второй, утверждается, что первый в городе. С тех пор в этом доме начальство Киевского военного округа и жило: Якир, Жуков, а теперь в здании Китайское посольство. Там приятный палисадник, много разных деревьев, даже и не каштанов. Далее вниз по Грушевского имелась Школа прапорщиков военной авиации (опять, что ли, Нестеров...), а ныне Будинок Збройных сил. Затем было немного домов разных сахарных или мукомольных магнатов, а то и лесопромышленников или кирпичных деятелей и т.п. Торчал полувысотный пенал гостиницы "Киев". Имелся дом, где Пушкин никогда не был у Раевского, который там никогда не жил, хотя об этом и сообщала мемориальная доска. Далее глыба здания Кабинета министров, выстроенного как Дом НКВД, но это уже начиналась зона Крещатика. Странное НКВД, кстати - окна, там где дом поворачивает на соседнюю уличку, Садовую, невысоко над тротуаром, этаж полуутоплен, в полуметре от асфальта. В жару они распахнуты - кондиционеров, конечно, нет. Видно, что комната пуста - там еще и свет обычно горит, даже среди дня, темновато - так что внутрь с улицы может легко влезть кто угодно и стащить со стола, например, письменный прибор. Или пистолет следователя.
   А здание Кабмина - ослепительной тяжести, выгнутое полукругом, во всю немалую высоту которой имелись белые колонны, толстые, штук четырнадцать, полуврезанные в стену. У них была такая поверхность, будто они мягкие, как валики, чтобы поверхности красить. И двор был тоже сегментом круга, серпиком, начальственные машины стоят там черным веером, жопами к зданию. Тут же и флагшток с государственным флагом, верх штыря украшает кованая длинная завитушка: тризуб, еще пика сверху - длинная, отчего флаг выглядит траурно приспущенным. Возможно, именно это и было причиной многих неприятностей страны У. в лето 2002 года - то у них пожар на шахте, то СУ-27 на зрителей во Львове спилотирует.
   Но это уже опять отвлечение от места. На четвертом углу магазинного перекрестка начинался парк, который тянется до Подола, километрами. С Радой, Мариинским дворцом, могилой генерала Ватутина, убитого переодетыми УПА на ложном повороте (на 7-е ноября памятник стоял в окружении кислотных флажков), эстрадой, стадионом "Динамо". Со стороны магазина все это разнообразие жизни не проглядывалось, виден был только белесый галлюциногенный фонтан среди зелени. Белесый он был, бледно-сизо-белый, в оборочках, весь как хилый гриб. Галлюциногенность и составляла очарование этого куска территории - променад вдоль Рады и дальнейшего Мариинского дворца выглядел приморской набережной с двумя рядами чугунных фонарей аж до обрыва и тонированными в разные цвета стекляшками фонарей, но вместо моря был провал с Днепром на донышке. Совокупность Рады и Мариинского дворца являли симбиоз кальки архитектора Мичурина, который аж в 1752 году строил дворец, срисовав фасад у Растрелли (как обычно - голубое с белыми оборками) и ницшеанской Рады, построенной в тридцать шестом-тридцать седьмом: сбоку Рада походила на хороший крематорий, такая стерильность была в ее белых граненых колоннах (6 штук, а граней примерно 12) и чучелах этнических украинцев по бокам от входа: по две разнополые пары с каждой стороны от колонн. Черные, чугунные, что ли: никакого между ними намека на интим.
   Магазин был в углу дома, отчего - по естественным архитектурным причинам - как бы троично распахивался, чисто алтарь: центральная часть, боковые створки. Для пущей схожести, что ли, в центре, как перед алтарем, была загородка из двух касс. Сбоку от входа - как свечные лавки: с одной стороны располагались средства для улучшения женщин, а слева - пиво.
   В правом отсеке были холодильники с колбасой и сыром, яйца и салаты. Слева - цукерки-маринады и полки с вином и водкой. В центре - всякое молочное и консервы. Перед центральной полкой полулежал еще холодильник с замороженными веществами и морскими тварями. Из всех описываемых на этой бумаге магазинов этот наиболее приятен - он даже похож на супермаркеты, свет сильный, всякое такое. И это его тройное членение вызывало сложные мысли, превращая выбор вечерней пайки в процесс самоидентификации. В сущности, чем плохи для этой цели продукты? Войдут внутрь, как бесы, и будут побуждать к ложным чувствам.
   Но при этом - отличаясь болезненностью, не так, что сейчас внешняя идентификация будет выстроена и ты будешь сыт через избранное подмножество продуктов, а как-то наоборот: все эти выборы как-то демонстрировали, что все это явно не то. Так что в нем - в сравнении с прочими магазинами - времени проводилось наиболее много. Или же окрестности влияли: четыре каких-то совершенно разных куска территории города, уже и этим вызывая тяжелую неустойчивость чувств. То есть правильно получиться и не могло. В смысле, вообще с тобой. Кругом все какие-то тупые проекции, ладно бы цеплявшие какой-то радостью, а то вот на Москву похоже, а где она?
   Тут можно было купить колбасу "К завтраку", она так переводилась - "До сниданку", вполне съедобная, если не пересохла. В городе К. во всех лавках был отчего-то разный набор колбас. Ну, по каким-то названиям пересекались, но и тут было не ясно: может, они однофамильцы.
   Тут ощущалось, как тебя все время закатывает в какую-то пленку - не так, что именно в магазине, а вообще - с каждым вдохом-выдохом, входом-выходом. Что ли, обматываясь, как бомж к ночи газетами. Накануне по 14-му каналу, там какие-то немцы вещают, в формате музыки для аэропортов показывали записи веб-камер (украинцы на каком-то канале к ночи ближе вообще аквариум в прямом эфире по часу держат, кайф), сшивку, пейзаж с шагом в полчаса или минут в пятнадцать. Панамский канал (вода вверх-вниз в шлюзе, кораблики туда-сюда), какие-то канадские города (машины, люди, облака, свет), Франкфурт-на-Майне, - по сути намекая на повсеместное наличие веб-камер каких-нибудь небесных. Значит, можно посещать места, где они торчат, так, чтобы не зафиксироваться ни на одной из них, отчего на небесах возникнет недостача, раз, а два - твоя жизнь не будет уже их заботой. Чем, собственно, нам с _ небеса помогли? Ну да, свели, спасибо, но зачем же по разным городам распихивать? Чтобы я все это написал? Обрушились бы, если бы не написал.
   O'кей, ночью и в сумерки здесь красиво: все такое темно-сине-черное, парк этот темно-зеленый. Ул. Грушевского здесь еще не грохочет, тут еще асфальт, булыжник начинается от Садовой вниз. По этой трассе регулярно ходят к Раде и далее алознаменные коммунисты, точка сборки у них Арсенал, площадка у метро. Там еще смешной памятник - некая скала, на ней пушечка, больше похожая на чапаевский пулемет. Смешной он потому, что скала была не для пушечки, а для неведомого мне Искры и - Кочубея, известного тем, что он богат и славен, а стада его неисчислимы: укр. библейский дядька. Ну а арсенальцы революционными были потому, что у них на заводе оружие и делали, чего ж не погулять.
   И вот это обертывание пленкой или обматывание тонкой резинкой, как из резинки от трусов: незаметно-незаметно, а потом - режет, не пускает. Идентификация, а то: какая-то система валиков обнаружилась. Они примерно как в трубо-листопрокатном цехе: на вход падает жидкий металл, его прокатывают по валикам, постепенно он превращается в лист. Применительно к житейским обстоятельствам получалось так, что какие-то валики внутри человека все время размалывают - до полного уплощения - жизнь, во всем разнообразии ее массы. Она уплощалась, выравнивалась, обрезалась - ну вот, какие-то там, значит, еще и резаки стоят. Потом эти плоские штуки на что-то употреблялись. Можно считать, что в результате получались деньги.
   Оказавшись же в пространстве, где вещество жизни было чужим, то есть не предназначалось для переработки мною, эти валики не то чтобы простаивали, впрочем - и простаивали, может быть, слегка как-то сами проворачивались, от толчков при ходьбе. Но не в том суть - то, что ранее было привычным, незаметным, теперь - простаивая - обнаруживало свои инструменты. Да и город меньше, так что не работали уже и бытовые опции, ответственные за длинные поездки в метро с пересадками, за употребление длинного времени на переезды с неизбежным самопогружением неизвестно в кого, держась за поручень. Метро здесь было бесхитростным: три линии, три пересадочные станции, жестким треугольником. Развитию умственных способностей не способствовало, хотя и очень глубокое - а иначе им Днепр не переехать, от "Арсенальной", что ли, вертикально вниз?
   Тогда и энергия никуда теперь не девалась и она тратилась на погружение в непонятный транс, а как транс поймешь? Что до денег, то их давали как бы со стороны, так что нахождение в К. прямую переработку действительности в у.е. не производило. Отношения размыкались, действительность действительностью, а деньги сами как-то, весьма много денег. Словом, они тут не были мерой переработки действительности.
   А валики и резаки, они ощущались - вот есть что-то такое ворочающееся внутри. Что за валик, зачем? Однозначно идентификация. Они не имеют дело со здешним сырьем - значит, приучились когда-то к другому, тем самым выставив тебе рамку жизни, - а произошло это давно, когда сам механизм еще только учился перерабатывать действительность в наличность. Налаживался в соответствии с антропометрическими особенностями, типом психики, его модифицируя, и т. п.
   Но что делать с этим заводом, если ему на вход ничего нет? Он там погромыхивает, но ничего не делает. То есть вопрос идентификации как-то резко обмякал - оказывается, он требует постоянной прессовки. Чуть жизненного процесса нет, как ты оказываешься неким облаком, которое не видит никаких причин для того, чтобы удерживать себя в оформленном состоянии. Сюда же отнесем отсутствие знакомой раскладки города - где что знаешь по части покупок, той же еды. Так что именно про все это вся эта история.
   И это обстоятельство тоже затрудняло выбор продуктов в данной лавке. И еще, получалось, важна погода. Если бы сразу из лета в предзимье, то тут же бы все понял, уже в этом, 2002 году. Но это в Москве в октябре лед, голые ветки, ветер, вороны и счастье, а тут и в начале ноября еще кое-где даже зеленые листья, а после дождя теплеет, а не заморозки. Плохо способствуя уяснению того, кто ты, собственно, вообще такой.
   МАГАЗИН 4, УЛ. ГОРОДЕЦКОГО
   Магазин на улице им. архитектора Городецкого, хотя на некоторых планах она еще помечена как ул. Карла Маркса. Тут лениво переименовывают, стоящая рядом гостиница "Украина" была "Москвой" до февраля, кажется, 2001 года, потом только не стерпели. Городецкого выходит на Крещатик рядом с майданом Н., а в другую сторону тянется вверх, в местную властную аристократичность Липок и Печерска. Магазин сжат с боков агентством "Киев-Авиа", баром со снэками - той же фирмы, что напротив Софии, отелем каким-то. Наискосок майдан Н., вид в профиль - там фонтаны со скульптурными группами национального свойства внутри водных струй, телепузики ходят в человеческий рост, плюшевые костюмы. Еще - навесы с хотдогами, фотографы (один даже в полдвенадцатого там торчит). Обезьянка живая была, когда было жарко. Напротив - побеленное строение общественного характера, Музыкальная академия, в темноте подсвечивается, снизу блакитным, сверху - жовтним. Отсюда майдан Н. выглядит мило: там же с боков длинные плоские дома, между ними - сам майдан (где стеклянные цилиндр и глобус), а с противоположного Крещатику торца веером расходятся 6 улиц, и между ними 5 домов, выходящих на площадь схожими узкими торцами-фасадами, они там торчат, как цуцики бездомные, ждут пропитания. Ну или коты, которые выжидают словить птичку пернатого архистратига этого, М.
   Сам магазин тухлый. Архитектурно являет собой среднее между магазинами № 2 и № 3, то есть тройное членение с проходом в центре в самообслуживающий тебя отдел, тоже с западными веществами.
   Вход зато пафосный, облицованный гладким гранитом, черным, да еще и гордое название лавочки бронзовыми буквами - "Мекос", кажется, поди пойми кириллица, латиница? Впервые проходя мимо, я подумал, что это банк. Может, сначала для какого-то бутика построили, но бутик прогорел, вот и завелась там ночная лавка. Справа у них там какие-то прелые вареные колбасы, напитки, слева - рыба, молоко и проч. Что в глубине - не знаю, магазин находился наименее удобно из всех описываемых, я в нем бывал редко, но и не упомянуть нельзя, иногда все же заходил. Плохой магазин и зачем-то еще и дорогой, местоположение, надо полагать, обязывало. И мраморный вход, без сомнения, тоже сказывался. Темно-коричневый мрамор. Или темно-красный. Или черный - не разглядеть в темноте. Темно-синий с прозеленью.
   Наверное, просто ловушка для жителей окраин, которые приезжают по своему обыкновению на выходные в центр, для них и Крещатик по выходным перекрывают. Еще здесь (на Крещатике и в окрестностях) по выходным склонны жульничать с курсом валют, выставляя вместо 5.30 за доллар 4.20. И велись ведь. В магазине тоже был обменник, там еще не внаглую, ну, 5.0.
   Я был в городе К. за двадцать лет до описываемых теперь чувств, но это был совсем другой город. Впрочем, тогда шел слякотный снег, так что, когда он опять пойдет, возможно, что два этих разных города склеятся. Тогда был этот же участок вокруг пассажа, что ли, где теперь во дворе стоит муляж ковбойской лошади и всякие кафе и бутики - ну, под арку в самом начале Крещатика по нечетной стороне. Там, на выходе из этого двора, с противоположной Крещатику стороны, вроде бы какой-то троллейбус останавливался, на углу Городецкого и Заньковецкой, а как теперь выяснишь? Вроде был, а теперь нет, да и троллейбусы тут со свету сживают, как № 20. И пофиг мне совершенно, что я тут думал двадцать лет назад. Я тогдашний себе не интересен. Жил с кем-то, кто в этом не виноват, хотел чего-то, а чего хотел? А что такое произошло, что не интересен?
   В окрестностях лавки раскиданы магазины для нуворишей, имеются кафе "Феллини", "Корифей" и "Марс", причем вывеска "Марса" напоминает аналогичную в Москве - была раньше забегаловка такого названия возле театра Ермоловой, где сейчас мексиканская закусочная. Она люминесцировала так, что больше было похоже на "Маюк". Тут у них все дорого, потому что здесь - главный местный пафос. А уже рядом, на Крещатике, народная жизнь: повсюду ларечки с пивом и слабым алкоголем. Даже не ларьки, а практически доска, будто где-то двери поснимали, положили плашмя и расставили на ней, них товары. В полночь идешь, на голом майдане стоят, готовы торговать. Еще тут есть устройства для измерения роста, веса и давления, давление-то отдельно, а само устройство палка и весы с автоматическим голосом. Однажды (видел) некая мама установила туда своего мальчика, механический голос сообщил его рост и вес, добавив, что вес явно мал и это есть следствие плохого питания. Мама стояла рядом, ей было неловко, потому что мимо шло много людей туда и сюда. В Москве такой агрегат тоже есть, на Киевском вокзале.
   По субботним и воскресным вечерам по пешеходному Крещатику туда-сюда ходят старушки с котятами в добрые руки, продавцы мыльных пузырей, стоят худые девочки, звуками своих скрипок вызывая спазмы. У них тут что-то другое с телом. Кажется, у них нет зазора между телом и ими самими. Они вот как бы целиком, там и живут, в теле. Оттого даже и удивляют своим разнообразием, у русских-то разнообразие разложено по разным версиям, которые держатся вместе именно этим зазором, а тут все в единственном теле. А и хитры поэтому - вот, он еще и хитрый, и все в том же теле, а русский в другую роль перекинется - кто ж скажет, что он хитрый. А они в одной - ну, еще и хи-и-итрые.
   Я бы согласился с тем, что такое мнение есть лишь недостаток опыта, кабы не их язык. Не украинский, а их как бы русский. У них все делается ртом так, словно письменной речи и производных от нее звуков для них не существует. Кажется, эта речь такова, чтобы рту и языку было проще: она ровная, уменьшающая количество мышц и движений языка, ее делающих. Ну, не дают себе труда произнести "что" или "где". Но это я думал так сначала, оказалось - напротив, они произносят все сложнее, хотя "что" и "где" все равно сказать не могут или не хотят. В результате - вот она, онтологическая цельность.
   Откуда и магия возникала тут в виде повторяющихся цифр 888 или 555, а не из единицы между нулями, как в русской рулетке, - располагаясь в непривычной для меня зоне, и теперь я пойму, что такое для меня эта привычная зона. Разумеется, в зоне их магии находятся и завязки их жизни. Это зона, где они являются собой - с точки зрения верной правды о себе: неважно, сообщаемой ли другим, или личной. Там они внутри себе что-то решают, химичат. Такое место, где что-то сочиняется, признается существующим - вещи, предметы и желания, находящиеся там, имеют на себе частицы вещества этой их магии, как перхотью посыпаны: очевидно, ежедневной.
   Где чья магия, там его и жизнь. Там, где они исполняют свои желания своими же желаниями, там они есть, кто они есть. Если они чего-то хотят, то между ними и этим пузырем что-то натягивается, а эту связь можно держать только своей магией - она и есть то, чем они живут: управляя свой жизнью. И они все время там, руля ею, а местная Поднебесная процветает, что бы по ее поводу ни говорили.
   Так что в У. нет никакой надмирности власти. В России-то она дутая, холуйская, а здесь президент не слишком даже важничающий дядька. И дом у него дурацкий: прямоугольные коридоры, запах мастики для паркета, а курить так в туалете, возле писсуара с бумажкой надписи над ним "Не палити". Но стоит на горе, нависая над Городецкого; оттуда весь город лежит внизу красиво - будто специально для него панораму отгрохали: подошел к окну, да и манипулируй. Поманипулирует, конечно, но только лично, а потом водки выпьет. У магии в У. температура пищи.
   Или, может, человек - это громадная машина, размещенная всюду и всегда, она вертит в своих разных отростках, подвешивает на своих разных ниточках маленькую тушку. Так что когда люди трахаются - значит, два громадных паука тюкают друг в друга, держа во многих щупальцах две конотопские игрушки, лимонного песика-мальчика и малиновую кошечку-девочку. А вся глупость жизни в том, что твоя конструкция от рождения свихнулась, с тех пор думая, что она и есть эта мягкая тушка.
   Но человек же должен переставать с возрастом быть человеком, а то такая тошнота эти лица и тряпки на толстых старухах. Что ли, должно переть что-то такое, что устраняло бы тело: когда лапы паука разожмутся и тушка упадет в никуда, в лужу, в землю - это конечно, но ведь и этот паук сам тоже та же тушка, только больше.
   Или же смысл желаний в том, чтобы умирать среди своих, чей запах не ощущаешь? В своем веществе, превратив в него жизнь, чтобы в него и улечься. Но тогда где же здесь холод, ночь, иней чтобы поблескивал, как же мне здесь быть? А ведь живу, значит - можно быть и никем. Впрочем, надеюсь, что у всех этих магазинов в жизни все будет хорошо, даже когда я уже буду медленно стоять вверх на эскалаторе Цветного бульвара, быть никем там все же приятнее.