Страница:
Выскользнув из туфель, я быстро направилась в Хирургию — у этого твердого пола только одно достоинство, что он не скрипит. Прошла через экран кабинета — будто сквозь стенку непрозрачного, лишенного запаха сигаретного дыма — и сконцентрировалась на том, чтобы вспомнить свое, закончившееся полным конфузом, обучение профессии медсестры. Не успела я еще удариться в панику, как скульптура уже лежала на сверкающем столе Инвертора.
Найдя нужный переключатель, на мгновение я замерла, пытаясь вспомнить, чем же меня так обеспокоило, что вывернутый наизнанку мозг становится больше и что у него нет глаз. И то ли в тот момент, когда я погрузилась с головой в свои кошмары, то ли когда я прощалась с остатками своего душевного здоровья, но я все-таки повернула выключатель до отказа — и передо мной очутился Главный Хранитель, уютно подмигивающий голубым глазком, примерно три раза каждую секунду.
Должно быть, все то время, пока Хранитель был инвертирован, он работал так же прекрасно и надежно, как и прежде, не считая того, что в этом состоянии он свел с ума индикаторы направления.
— Иисус! — я вздрогнула и обернулась. На фоне экрана торчало лицо Сида, как раскрашенный барельеф на серой стене; казалось, он неожиданно для себя проник сквозь щель между гобеленами в спальню королевы Елизаветы.
У него не было времени задерживаться на своих переживаниях, даже если бы он и захотел, потому что сквозь экран прорвался локоть с медным налокотником и вломил Сиду под ребра, а потом Каби промаршировала в кабинет, волоча Лили за шею. Сразу вслед за ней появились Эрих, Марк и Илли. Они тут же заметили голубые вспышки и остановились, как вкопанные, уставившись на драгоценную пропажу. Эрих бросил на меня взгляд, который должен был означать: «Так значит, это ты вытворила; впрочем, неважно». Затем он шагнул вперед, взял прибор, крепко прижал его к левому боку; его пальцы, предплечье и грудь образовали при этом два прямых угла. И наконец он коснулся переключателя интроверсии, причем выражение лица у него было такое, будто он открывал бутыль виски.
Голубой огонек погас и Ветры Перемен подули на меня, как долгожданная волна опьянения, как звонкое пение трубы из неведомого далека.
Я ощутила, как изменяющееся прошлое течет сквозь меня, и со свистом проносится мимо неопределенность, и застывшая реальность размягчается, вместе со всеми своими обязанностями и необходимостями, и как воспоминания рвутся на клочки и улетают, кружась, как осенние листья, оставляя за собой призрачные тени, и терзавшее меня безумие смывается, будто очистительным дождем с на вечерней улице. Внутренний голос сказал мне, что совершенно неважно, несут ли эти Ветры смерть Грете Форзейн, если их дуновение настолько приятно.
Я почувствовала, что те же ощущения овладели и всеми остальными. Даже истерзанная, плотно стиснувшая зубы Лили и то, казалось, говорила: вы заставляете меня глотать эту гадость, и я ненавижу вас за это, но все-таки это очень приятно. Легко было догадаться, что все мы мучились от тревоги, что даже найдя и экстровертировав Хранитель, мы не сможем снова вернуться в космос и никогда больше не ощутим этих Ветров, которые мы так ненавидим и любим.
Но пока мы так стояли и сияли от восторга, мы вдруг снова были поражены — нет, не мыслью о бомбе, хотя эта мысль точно пришла бы через несколько мгновений — нет, это был голос Сида. Он все еще стоял у экрана, только теперь лицо его было обращено наружу, и мы видели только часть его спины в сером камзоле, но, естественно, его восклицание «Иисусе!» мы услышали сквозь экран так, как если бы оно было обращено к нам.
Вначале я не могла сообразить, с кем же он разговаривает, но могу поклясться, что никогда прежде не слыхала, чтобы он говорил таким льстиво-подобострастным голосом, таким звучным и в то же время исполненным благоговейного трепета и еще там был… да, это был сдерживаемый ужас.
— Господин, все мое существо потрясено той высочайшей честью, которой вы удостоили меня, посетив эту жалкую Станцию и вашего ничтожного слугу… хотя я всегда верой и правдой служил вам, не смея мечтать, что вы когда-либо снизойдете… но все же я знал, что ваш взор всегда устремлен на меня… хоть я и ничтожный клочок пыли, витающий меж солнцами… Я повергаю себя к вашим ногам. Поведай, чем я могу служить тебе, сир? Я не ведаю даже, как верно обратиться к тебе, Лорд… Король… Император Пауков!
Я почувствовала, что становлюсь совсем маленькой, но от этого совсем не менее заметной; вот не повезло; и хоть Ветры Перемен, дующие сквозь меня, и придали мне храбрости, я посчитала, что это для меня уже чересчур, если считать все, что уже произошло прежде. Это же просто несправедливо.
В то же время я осознала, что как раз этого и следовало ожидать, что большие боссы наверняка будут следить за нами немигающими бусинками своих черных глаз, с тех пор, как мы интровертировались, чтобы наброситься на нас, если мы сумеем выкарабкаться. Я попыталась представить себе, что же такое было по ту сторону экрана, и то, что я смогла вообразить, мне не понравилось.
Но несмотря на оцепенение, я с трудом удержалась от того, чтобы не захихикать, как дурочка на выпускном экзамене — я подумала о том, как это восприняли все прочие, стоявшие вокруг меня в Хирургии.
Я имею в виду Солдат. Они все напряглись, как будто им воткнули внутрь по шомполу, на лицах появилось выражение важности; не шевеля головами, они окинули взглядами друг друга и пол, как будто оценивали расстояние между ступнями и мысленно прикидывали, куда придется следующий шаг. То, что Эрих и Каби держали Главный и Малый Хранители, явно стало для них чистой формальностью. Сверив свои вызывники и ободряюще кивнув друг другу, они как будто приобщились к высшей тайне. Даже Илли, и тот каким-то образом умудрился выглядеть, как на параде.
А затем из-за экрана донесся шум, самый странный шум, который я когда-либо слышала, какие-то отдаленные нечленораздельные вопли и завывание, этот шум нес в себе угрозу, от которой я содрогнулась; и в то же время в нем было нечто знакомое, но что именно, я никак не могла сообразить. Вмешался голос Сида, громкий, торопливый и испуганный.
— Помилуйте, Лорд, я не подумал… о конечно, эта гравитация… Я все налажу через мгновенье. — Его рука и половина головы появились из-за экрана, но он не оглядывался, лишь повелительно щелкнул пальцами и, не успела я моргнуть, как Каби вложила Малый Хранитель в его руку.
Затем Сид полностью пропал из поля зрения, вой прекратился. Я подумала, что если Лорд Паук таким образом выражает свое недовольство тем, что его подвергли воздействию неподобающей силы тяжести, то можно надеяться, что боссы не начнут выяснять отношения со мной.
Эрих, скривив рот, кивнул прочим Солдатам, и их четверка промаршировала сквозь экран, как будто они всю свою жизнь тренировались ради этого мига.
У меня мелькнула было дикая мысль, что Эрих мог бы подать мне руку, но он прошествовал мимо меня, как будто я была… да, Развлекательницей.
На мгновение я заколебалась, но должна же я была видеть, что там происходит снаружи, даже если меня за это съедят. И кроме того, у меня мелькнула мысль, что если эти формальности надолго затянутся, то даже Лорду Пауку придется выяснить, насколько он безразличен к атомному взрыву, проведенному в замкнутом пространстве.
Так что я прошла сквозь экран, и Лили вслед за мной.
Солдаты остановились в нескольких футах от экрана. Я оглянулась вокруг, пытаясь понять, что тут должно происходить, готовая сделать реверанс или еще что-нибудь; готовая ко всему без исключения, что могло меня ожидать.
Я лихорадочно отыскивала взглядом чудовище. Похоже, некоторые из окружающих занимались тем же. Я увидела, что Док по-дурацки раскачивается у контрольного дивана, а Брюс, Бур, Севенси и Мод стоят за ним, и я поразилась, неужели это чудовище еще и невидимо; хотя нашим боссам, должно быть, не так уж сложно выдумать такую простую штуку, как невидимость.
Потом я резко обернулась налево, куда все переносили взгляды, даже остекленевший Док. Но и в секторе Двери не было никакого чудовища, да и Двери не было, там только сидел Сидди и держал в руках Малый Хранитель, и скалил зубы так, будто собирался меня пощекотать, только выглядел сейчас он куда более свирепо.
— Ни единого движения, господа! — воскликнул он, и глаза у него были бешеные, — не то я расплющу вашу стаю на месте, клянусь всем святым. Пусть эта Станция взлетит к чертям, если снова выпущу этот инструмент из своих рук.
Первой моей мыслью было: «Будь я проклята, если Сид не настоящий актер! Плевать, что он не обучался ни у кого после Бербиджа, это только говорит о том, каков был Бербидж!»
Сид не только убедил нас в том, что явились настоящие Пауки, но еще прежде — что гравитация в том секторе Складов, где он лежал, была много сильнее, чем на самом деле. Он полностью одурачил всех Солдат, не исключая моего шикарного победоносного комендантика, а та отстраненность, с которой простер руку и, не глядя, пощелкал пальцами, была просто превосходна.
— Бургард! — приказал Сид. — Возьми Главный Хранитель и вызови штаб-квартиру. Но не проходи мимо Двери, иди через сектор Восстановления. Я не потерплю присутствия никого из вас, Демонов, вместе со мной в этом секторе, пока все не прояснится и не установится.
— Сидди, ты просто чудо, — вымолвила я, делая шаг в его сторону. — Едва я выудила Хранитель и оглянулась, и увидела твое милое старое лицо…
— Прочь, неверная шлюха! Ни на единый свой крашеный коготок не приближайся ко мне, Королева фокусников и Папесса обманщиков! — громыхал он. — Меньше всех я готов довериться тебе. Зачем ты похитила Хранитель, я еще не ведаю, но потом ты откроешь мне всю правду, иначе я доберусь до твоей глотки!
Я почувствовала, что сейчас объясняться не ко времени.
Док, как я догадалась, расстроенный тем, что Сид замахнулся на меня, запрокинул голову и испустил продирающий по коже волчий вой — у него это всегда превосходно получается. Сид резко махнул ему рукой и он тут же умолк, оскалив зубы; теперь я, по крайней мере, знала, кто был ответственным за Паучий недовольный вой, который Сид либо организовал, либо, скорее всего, получил как своевременный дар богов и использовал в своем действе.
Бур быстро обошел вокруг, и Эрих, без всяких глупостей, сунул Большой Хранитель ему в руки. Четверка Солдат выглядела довольно мрачно после того, как сорвалось их гран-ревю.
Бур смахнул какой-то хлам с одного из увесистых табуретов из Галереи Искусств, бережно установил на нем Главный Хранитель, тут же опустился на колени перед ним, схватил наушники и начал настраиваться. То, как он лихо все это проделывал, вышибло из меня все мое тщеславие за проявленный мной талант в области инверсии, причем так быстро, будто ничего такого и не было. В моем мозгу снова не осталось ничего, кроме бронзового сундука с бомбой.
Интересно, сказала я себе, а что если предложить инвертировать эту штуку, но тут же и ответила: «Эхе-хе, Грета, ты ведь не можешь сунуть им в нос диплом, и все равно вряд ли хватит времени на эту пробу».
И тут Эрих в первый раз сделал то, что я очень от него хотела, хотя это все равно действовало мне на нервы. Он глянул на свой вызывник и спокойно сказал:
— Осталось девять минут, если космическое время синхронизовано со временем на Станции.
Бур сидел, словно окаменев и так нежно шевелил ручки настройки, что мне даже не было видно, шевелятся ли его пальцы или нет.
И тогда, в другой части Станции, Брюс сделал несколько шагов по направлению к нам. Севенси и Мод тоже стронулись с места. Я вспомнила, что Брюс был еще одним психом, у которого имелся персональный план, как лучше взорвать Станцию.
— Сидней, — обратился он, а затем, когда тот повернулся к нему, продолжил. — Вспомни, Сидней, мы же с тобой оба явились в Лондон из Питерхауса.
До меня это не дошло. Затем Брюс посмотрел на Эриха с дьявольским вызовом и на Лили — как будто просил у нее за что-то прощения. Что выразило в этот момент ее лицо, я не смогла понять; но синяки на ее горле были видны отчетливо, а щека распухла вовсю.
Брюс снова бросил на Эриха свой вызывающий взгляд, затем резко повернулся, схватил Севенси за руку и сделал подножку; и оказалось, что полулошади тоже теряются при неожиданном нападении, а у сатира было не меньше оснований почувствовать себя ошеломленным, чем у меня, — Брюс швырнул его на Мод и они повалились на пол — волосатые копыта на фоне жемчужно-серого платья. Брюс рванулся к сундуку с бомбой.
Мы, почти все, заорали: «Останови его, Сид, пригвозди его»— или что-то в этом духе. Я точно орала, потому что внезапно отчетливо поняла — он извинялся перед Лили за то, что взорвет их обоих — и всех нас, конечно. Ослепленный любовью мерзавец.
Сид следил за ним глазами все это время и теперь он поднял руку к Малому Хранителю, но не прикоснулся ни к одному из переключателей, просто смотрел и ждал. Я подумала: «Шайтан нас побери! Неужели Сид тоже хочет смерти? Неужели ему достаточно того, что он успел узнать о жизни?»
Брюс опустился на колени и начал крутить какие-то штучки на передней стенке сундука, и все было залито ослепительным светом; и я говорила себе, что когда появится огненный шар, я ничего не успею почувствовать, и все равно я в это не верила; Севенси и Мод расцепились наконец и уставились на Брюса, а все остальные что-то орали Сиду, кроме Эриха, который со счастливым выражением на лице смотрел на Брюса, а Сид все еще ничего не делал; и это было совершенно невыносимо. Я ощутила, как маленькие артерии начинают взрываться в моем мозгу, как фейерверк, и как хлопает аорта и, для полноты картины, как парочка клапанов в моем движке начинает колотить вразнобой. Я подумала: «Что ж, теперь я знаю, как умирают от сердечной недостаточности и от высокого давления». Последний раз я спокойно улыбнулась, чтобы обмануть бомбу, и тут Брюс вскочил на ноги.
— Сработало! — счастливо провозгласил он. — Она так же безопасна, как Английский банк.
Севенси и Мод остановились, только-только не снеся его с ног. Я сказала себе: «Эге, кино продолжается! А я-то думала, что сердечные приступы более скоротечны».
Не успел еще никто вымолвить ни слова, как вмешался Бур. Он отвернулся от Главного Хранителя и сдернул с головы один из наушников.
— Я добрался-таки до штаб-квартиры, — резко сказал он. — Они объяснили мне, как обезвредить бомбу — я им просто сказал, что нам, наверное, следовало бы это знать. Что делали вы, сэр? — обратился он к Брюсу.
— Там есть четыре крестика с петельками в ряд, чуть ниже замка. Первый слева поворачиваешь на четверть оборота направо, второй на четверть оборота налево, четвертый то же самое, и не трогать третий крестик.
— Совершенно верно, сэр, — подтвердил Бур.
Мне очень трудно переносить долгое молчание; я полагаю, что у меня период невысказанного облегчения самый короткий. Я дождалась, пока восстановившиеся артерии подкормят мои серые шарики и завопила: «Сидди, я знаю, что я неверная шлюха и Пронырливейшая из всех лис, но скажи мне, ради преисподней, что такое Питерхаус?
— Самый старый колледж в Кембридже, — довольно сухо ответил он.
Часом позже я сидела в дремотном полумраке на самой дальней от рояля кушетке, потягивала слабенький хайбол и бережно ощупывала свежий синяк под глазом. Вокруг рояля и возле бара продолжался великосветский раут; еще не пришло время контакта с Египтом и битвы при Александрии.
Сид сгреб все наши животрепещущие проблемы в одну большую кучу и, раз уж все козыри, не без помощи Малого Хранителя, собрались в его руках, разложил нам все заново по полочкам, как школярам.
Результат был таков:
Мы были интровертированы, когда большинство всех этих глупостей уже успело произойти, так что можно предположить, что о них знаем мы одни; а каждый из нас умудрился внести в них свою лепту. Значит, каждому нужно помалкивать, чтобы сохранить нежный цвет своего лица.
Что ж, действительно: Эрих запустил бомбу и это ничуть не слаще, чем Брюсов призыв к мятежу, и еще было пьянство Дока, да и всем, кто поддержал миролюбивое воззвание, было что скрывать. На Марка и Каби, я чувствовала, можно положиться, на Мод — без сомнения, да и на Эриха — черт бы его побрал — тоже. Насчет Илли я не была столь уверена, но я сказала себе, что должна же в этой банке с вареньем быть хоть одна муха — правда, на сей раз она оказалась слишком уж здоровенной и мохнатой.
Сид не стал упоминать, что и у него рыльце в пушку, но он знал, что мы помним, как он здорово лопухнулся и его буффонада в последнем действии разве что искупила то, что ей предшествовало.
Когда я вспомнила про Сидов трюк, я снова подумала о настоящих Пауках. Перед тем как я крадучись выбралась из Хирургии, я успела достаточно живо представить себе, как они должны выглядеть, но сейчас я не смогла бы воспроизвести этот образ. Это меня угнетало; но, может быть, я только вообразила, что знаю их облик, как наркоман уверен, что его видения — это реальность? Что я смогла разузнать о Пауках, помимо сумбурных фантазий, вроде той, что родилась в недавней сутолоке? Смех, да и только!
Самое смешное (ха-ха!) — я ведь так и осталась под самым большим подозрением. Сид не пожелал выслушать мои объяснения о том, как я догадалась, что произошло с Хранителем; и даже когда Лили раскололась и призналась в воровстве, она рассказывала об этом с такой скукой, что вряд ли все ей поверили — хоть она и добавила некоторые реалистические детали, вроде того, что она не пользовалась частичной инверсией перчатки, — просто вывернула ее наизнанку, а потом полностью инвертировала, чтобы подкладка снова оказалась внутри.
Я наседала на Дока, чтобы он подтвердил, что его рассуждения двигались в том же направлении, что и мои; однако он заявил, что он все время был в глубокой отключке, кроме, быть может, самого начала поисков; он даже не помнил, что Мод дважды рассказывала ему в подробностях обо всем происшедшем. Я решила, что мне придется еще поработать, прежде чем утвердится моя репутация великого детектива.
Опустив взгляд, у самой своей кушетки я увидела одну из брюсовых черных перчаток. Я подняла: это оказалась правая. Мой золотой ключик; как же он мне опротивел… Боже избави! Я отшвырнула ее прочь и, как осьминог из засады, Илли выбросил вперед щупальце (я и не подозревала, что он отдыхает на соседней кушетке), и сцапал перчатку, будто это был кусочек подводного мусора. Эти внеземляне выглядят иной раз до содрогания нелюдями.
Я подумала, каким же хладнокровным эгоистом, пекущимся только о своей шкуре, проявил себя Илли; и о том, насколько легковерным оказался Сид; об Эрихе и моем заплывшем глазе. И теперь, как обычно, в конце концов я осталась одна. Эх, мои мужчины!
Брюс объяснил, каким образом он оказался причастен к атомной технике. Как и многим из нас, в первые недели пребывания в Меняющемся Мире ему пришлось испробовать несколько совершенно разных профессий. В частности, он был секретарем в группе каких-то третьестепенных атомщиков из Манхэттенского проекта. Сдается мне, что он и некоторые из своих навязчивых идей оттуда выволок. Я еще не успела решить, к какой категории героических мерзавцев его отнести, а его уже с Марком и Эрихом водой не разольешь. Таковы мужчины!
Сиду не пришлось ни с кем выяснять отношений: все бурные страсти и благие порывы утихли, по крайней мере, пока спорщики не наберутся новых сил. Мне-то точно не помешало бы отдохнуть.
Компания у рояля разгулялась вовсю. Лили отплясывала на его черной крышке, потом соскочила в объятия Сида и Севенси, не торопясь от них освободиться. Выпила она изрядно и ее короткое серое платьице выглядело на ней примерно столь же невинно, как пеленки выглядели бы на Нелл Гвин1. Она продолжила танец, распределяя знаки внимания в равной мере между Сидом, Эрихом и сатиром. Бур, похоже, ничуть не возражал, и только безмятежно выколачивал из рояля» Пришел вечер «, мелодию, которую она ему напела — или, скорее, накричала — не более двух минут назад.
Я была рада, что не участвую в вечеринке. Кто может состязаться с обладающей большим опытом, полностью лишившейся всех иллюзий семнадцатилетней девицей, впервые по-настоящему махнувшей на себя рукой?
Что-то коснулось моей руки. Илли, вытянув свое щупальце так, что оно стало похоже на мохнатую проволоку, возвращал мне перчатку, хотя мог бы и понять, что я в ней вовсе не нуждаюсь. Я отпихнула его, про себя назвав Илли линялым слабоумным тарантулом, и тут же почувствовала, что напрасно я его обидела. Какое у меня право критиковать Илли? Интересно, намного ли лучше я проявила бы себя, доведись мне оказаться запертой с одиннадцатью октоподами миллион лет назад? И коли на то пошло, что это я так разошлась со своей критикой?
И все-таки я была довольна, что не участвую в вечеринке, а только наблюдаю за ней. Брюс пил в одиночку у бара. Сид подходил к нему и они пропустили по одной за компанию, и я слышала, как Брюс декламирует стихи Руперта Брука, неспешные колючие строки:» For England's the one land, I know, Where men with Splendid Hearts may go; and Cambridgeshire, of all England, The Shire for Men who Understand «; я вспомнила, что Брук тоже погиб совсем молодым на Первой мировой и мне стало совсем грустно. Но главным образом Брюс спокойно сидел и пил в одиночестве. Время от времени Лили бросала на него взгляд, останавливалась посредине танца и заливалась хохотом.
Мне кажется, я все-таки разобралась, насколько это было возможно, в» деле Брюса-Лили-Эриха «. Лили всей душой жаждала свить гнездышко и ничто иное не могло бы ее удовлетворить, а теперь она отправится в преисподнюю своим собственным путем и, быть может, в третий раз умрет от нефрита, на сей раз в Меняющемся Мире. Брюсу же гнездышко Лили было не так уж сильно нужно; ему больше по душе был Меняющийся Мир и те возможности, которые он предоставлял для солдатской бравады и поэтического пьянства; идеи Лили о космическом семени не соответствовали его представлениям о том, как надо исцелять космос. Может быть, когда-нибудь он и поднимет настоящий мятеж, но скорее всего, ограничится сочинением эпических поэм у стойки бара.
Их с Лили вспышка страсти не угаснет полностью, неважно, что сейчас это блюдо смотрится вполне протухшим. Любовное ослепление уйдет, но Изменения подчеркнут романтическую сторону; и когда они снова встретятся, это будет казаться им прекрасным приключением.
Эрих вновь обрел своего» камерада «, вполне его достойного, у которого мужества и мозгов хватило на то, чтобы обезвредить бомбу, которую ему, Эриху, хватило мужества привести в действие. Следовало бы отдать должное Эриху за то, что ему хватило нервов довести нас до такой ситуации, что мы должны были либо найти Хранитель, либо изжариться; но мне трудно даже представить себе что-нибудь настолько противное, чтоб отдать ему.
Но некоторое время назад я все-таки попробовала. Я подошла к нему сзади и сказала:
— Эй, как тут мой злючка-комендант? Не забыл еще свое» und so weiter «? — а когда он обернулся, я скрючила пальцы и дала ему пощечину. Так вот я и приобрела синяк под глазом. Мод хотела было приложить к нему электронную пиявку, но я предпочла воспользоваться носовым платком, смоченным в ледяной воде. Ну что ж, по крайней мере теперь и у Эриха есть свои царапины, не такие глубокие, как шрам, который он сотворил Брюсу, зато их целых четыре. Надеюсь, они инфицированы — все-таки я не мыла руки после наших поисков. Впрочем, вроде бы Эриху нравятся шрамы.
Среди тех, кто помог мне подняться после удара Эриха, был и Марк.
— У тебя и на этот случай найдутся какие-нибудь омнии? — буркнула я ему.
— На какой случай?
— Ну, обо всем, что тут с нами случилось, — раздраженно ответила я.
На мгновение он вроде бы призадумался и затем сказал:
— Omnia mutantur, nihil interit.
— Что означает?
— Все меняется, но ничего не пропадает, — ответил он.
С такой прекрасной философией можно было бы и противостоять Ветрам Перемен. Правда, все это жуткая глупость. Интересно, Марк действительно в это верит? Хорошо бы мне в это уверовать. Иной раз я ловлю себя на мысли, какая же это безнадежная чушь — пытаться стать простым скромным Демоном, пусть даже хорошей Развлекательницей. Тогда я говорю себе:» Такова жизнь, Грета. Придется тебе заставить себя полюбить все это «. Но бывает так, что эта стряпня становится не очень-то съедобной.
Снова что-то защекотало мою ладонь. Это оказалось щупальце Илли; усики на его конце распушились метелкой. Я хотела было отдернуть руку, но вдруг поняла, что лунатику просто стало одиноко. И покорилась невесомым паутинкам, сплетающимся в нити разговора перьев.
И тут же услышала слова:
— Тебе грустно, Греточка?
Можете себе представить, я чуть не свалилась на пол. Выходит, я начала понимать разговор перьев, который только что не знала совершенно и, более того, я воспринимала его по-английски, что вообще было совершенной бессмыслицей.
Найдя нужный переключатель, на мгновение я замерла, пытаясь вспомнить, чем же меня так обеспокоило, что вывернутый наизнанку мозг становится больше и что у него нет глаз. И то ли в тот момент, когда я погрузилась с головой в свои кошмары, то ли когда я прощалась с остатками своего душевного здоровья, но я все-таки повернула выключатель до отказа — и передо мной очутился Главный Хранитель, уютно подмигивающий голубым глазком, примерно три раза каждую секунду.
Должно быть, все то время, пока Хранитель был инвертирован, он работал так же прекрасно и надежно, как и прежде, не считая того, что в этом состоянии он свел с ума индикаторы направления.
15. ЛОРД ПАУК
Черноногие пауки с сердцами,
наполненными пламенем ада.
Маркиз
— Иисус! — я вздрогнула и обернулась. На фоне экрана торчало лицо Сида, как раскрашенный барельеф на серой стене; казалось, он неожиданно для себя проник сквозь щель между гобеленами в спальню королевы Елизаветы.
У него не было времени задерживаться на своих переживаниях, даже если бы он и захотел, потому что сквозь экран прорвался локоть с медным налокотником и вломил Сиду под ребра, а потом Каби промаршировала в кабинет, волоча Лили за шею. Сразу вслед за ней появились Эрих, Марк и Илли. Они тут же заметили голубые вспышки и остановились, как вкопанные, уставившись на драгоценную пропажу. Эрих бросил на меня взгляд, который должен был означать: «Так значит, это ты вытворила; впрочем, неважно». Затем он шагнул вперед, взял прибор, крепко прижал его к левому боку; его пальцы, предплечье и грудь образовали при этом два прямых угла. И наконец он коснулся переключателя интроверсии, причем выражение лица у него было такое, будто он открывал бутыль виски.
Голубой огонек погас и Ветры Перемен подули на меня, как долгожданная волна опьянения, как звонкое пение трубы из неведомого далека.
Я ощутила, как изменяющееся прошлое течет сквозь меня, и со свистом проносится мимо неопределенность, и застывшая реальность размягчается, вместе со всеми своими обязанностями и необходимостями, и как воспоминания рвутся на клочки и улетают, кружась, как осенние листья, оставляя за собой призрачные тени, и терзавшее меня безумие смывается, будто очистительным дождем с на вечерней улице. Внутренний голос сказал мне, что совершенно неважно, несут ли эти Ветры смерть Грете Форзейн, если их дуновение настолько приятно.
Я почувствовала, что те же ощущения овладели и всеми остальными. Даже истерзанная, плотно стиснувшая зубы Лили и то, казалось, говорила: вы заставляете меня глотать эту гадость, и я ненавижу вас за это, но все-таки это очень приятно. Легко было догадаться, что все мы мучились от тревоги, что даже найдя и экстровертировав Хранитель, мы не сможем снова вернуться в космос и никогда больше не ощутим этих Ветров, которые мы так ненавидим и любим.
Но пока мы так стояли и сияли от восторга, мы вдруг снова были поражены — нет, не мыслью о бомбе, хотя эта мысль точно пришла бы через несколько мгновений — нет, это был голос Сида. Он все еще стоял у экрана, только теперь лицо его было обращено наружу, и мы видели только часть его спины в сером камзоле, но, естественно, его восклицание «Иисусе!» мы услышали сквозь экран так, как если бы оно было обращено к нам.
Вначале я не могла сообразить, с кем же он разговаривает, но могу поклясться, что никогда прежде не слыхала, чтобы он говорил таким льстиво-подобострастным голосом, таким звучным и в то же время исполненным благоговейного трепета и еще там был… да, это был сдерживаемый ужас.
— Господин, все мое существо потрясено той высочайшей честью, которой вы удостоили меня, посетив эту жалкую Станцию и вашего ничтожного слугу… хотя я всегда верой и правдой служил вам, не смея мечтать, что вы когда-либо снизойдете… но все же я знал, что ваш взор всегда устремлен на меня… хоть я и ничтожный клочок пыли, витающий меж солнцами… Я повергаю себя к вашим ногам. Поведай, чем я могу служить тебе, сир? Я не ведаю даже, как верно обратиться к тебе, Лорд… Король… Император Пауков!
Я почувствовала, что становлюсь совсем маленькой, но от этого совсем не менее заметной; вот не повезло; и хоть Ветры Перемен, дующие сквозь меня, и придали мне храбрости, я посчитала, что это для меня уже чересчур, если считать все, что уже произошло прежде. Это же просто несправедливо.
В то же время я осознала, что как раз этого и следовало ожидать, что большие боссы наверняка будут следить за нами немигающими бусинками своих черных глаз, с тех пор, как мы интровертировались, чтобы наброситься на нас, если мы сумеем выкарабкаться. Я попыталась представить себе, что же такое было по ту сторону экрана, и то, что я смогла вообразить, мне не понравилось.
Но несмотря на оцепенение, я с трудом удержалась от того, чтобы не захихикать, как дурочка на выпускном экзамене — я подумала о том, как это восприняли все прочие, стоявшие вокруг меня в Хирургии.
Я имею в виду Солдат. Они все напряглись, как будто им воткнули внутрь по шомполу, на лицах появилось выражение важности; не шевеля головами, они окинули взглядами друг друга и пол, как будто оценивали расстояние между ступнями и мысленно прикидывали, куда придется следующий шаг. То, что Эрих и Каби держали Главный и Малый Хранители, явно стало для них чистой формальностью. Сверив свои вызывники и ободряюще кивнув друг другу, они как будто приобщились к высшей тайне. Даже Илли, и тот каким-то образом умудрился выглядеть, как на параде.
А затем из-за экрана донесся шум, самый странный шум, который я когда-либо слышала, какие-то отдаленные нечленораздельные вопли и завывание, этот шум нес в себе угрозу, от которой я содрогнулась; и в то же время в нем было нечто знакомое, но что именно, я никак не могла сообразить. Вмешался голос Сида, громкий, торопливый и испуганный.
— Помилуйте, Лорд, я не подумал… о конечно, эта гравитация… Я все налажу через мгновенье. — Его рука и половина головы появились из-за экрана, но он не оглядывался, лишь повелительно щелкнул пальцами и, не успела я моргнуть, как Каби вложила Малый Хранитель в его руку.
Затем Сид полностью пропал из поля зрения, вой прекратился. Я подумала, что если Лорд Паук таким образом выражает свое недовольство тем, что его подвергли воздействию неподобающей силы тяжести, то можно надеяться, что боссы не начнут выяснять отношения со мной.
Эрих, скривив рот, кивнул прочим Солдатам, и их четверка промаршировала сквозь экран, как будто они всю свою жизнь тренировались ради этого мига.
У меня мелькнула было дикая мысль, что Эрих мог бы подать мне руку, но он прошествовал мимо меня, как будто я была… да, Развлекательницей.
На мгновение я заколебалась, но должна же я была видеть, что там происходит снаружи, даже если меня за это съедят. И кроме того, у меня мелькнула мысль, что если эти формальности надолго затянутся, то даже Лорду Пауку придется выяснить, насколько он безразличен к атомному взрыву, проведенному в замкнутом пространстве.
Так что я прошла сквозь экран, и Лили вслед за мной.
Солдаты остановились в нескольких футах от экрана. Я оглянулась вокруг, пытаясь понять, что тут должно происходить, готовая сделать реверанс или еще что-нибудь; готовая ко всему без исключения, что могло меня ожидать.
Я лихорадочно отыскивала взглядом чудовище. Похоже, некоторые из окружающих занимались тем же. Я увидела, что Док по-дурацки раскачивается у контрольного дивана, а Брюс, Бур, Севенси и Мод стоят за ним, и я поразилась, неужели это чудовище еще и невидимо; хотя нашим боссам, должно быть, не так уж сложно выдумать такую простую штуку, как невидимость.
Потом я резко обернулась налево, куда все переносили взгляды, даже остекленевший Док. Но и в секторе Двери не было никакого чудовища, да и Двери не было, там только сидел Сидди и держал в руках Малый Хранитель, и скалил зубы так, будто собирался меня пощекотать, только выглядел сейчас он куда более свирепо.
— Ни единого движения, господа! — воскликнул он, и глаза у него были бешеные, — не то я расплющу вашу стаю на месте, клянусь всем святым. Пусть эта Станция взлетит к чертям, если снова выпущу этот инструмент из своих рук.
Первой моей мыслью было: «Будь я проклята, если Сид не настоящий актер! Плевать, что он не обучался ни у кого после Бербиджа, это только говорит о том, каков был Бербидж!»
Сид не только убедил нас в том, что явились настоящие Пауки, но еще прежде — что гравитация в том секторе Складов, где он лежал, была много сильнее, чем на самом деле. Он полностью одурачил всех Солдат, не исключая моего шикарного победоносного комендантика, а та отстраненность, с которой простер руку и, не глядя, пощелкал пальцами, была просто превосходна.
— Бургард! — приказал Сид. — Возьми Главный Хранитель и вызови штаб-квартиру. Но не проходи мимо Двери, иди через сектор Восстановления. Я не потерплю присутствия никого из вас, Демонов, вместе со мной в этом секторе, пока все не прояснится и не установится.
— Сидди, ты просто чудо, — вымолвила я, делая шаг в его сторону. — Едва я выудила Хранитель и оглянулась, и увидела твое милое старое лицо…
— Прочь, неверная шлюха! Ни на единый свой крашеный коготок не приближайся ко мне, Королева фокусников и Папесса обманщиков! — громыхал он. — Меньше всех я готов довериться тебе. Зачем ты похитила Хранитель, я еще не ведаю, но потом ты откроешь мне всю правду, иначе я доберусь до твоей глотки!
Я почувствовала, что сейчас объясняться не ко времени.
Док, как я догадалась, расстроенный тем, что Сид замахнулся на меня, запрокинул голову и испустил продирающий по коже волчий вой — у него это всегда превосходно получается. Сид резко махнул ему рукой и он тут же умолк, оскалив зубы; теперь я, по крайней мере, знала, кто был ответственным за Паучий недовольный вой, который Сид либо организовал, либо, скорее всего, получил как своевременный дар богов и использовал в своем действе.
Бур быстро обошел вокруг, и Эрих, без всяких глупостей, сунул Большой Хранитель ему в руки. Четверка Солдат выглядела довольно мрачно после того, как сорвалось их гран-ревю.
Бур смахнул какой-то хлам с одного из увесистых табуретов из Галереи Искусств, бережно установил на нем Главный Хранитель, тут же опустился на колени перед ним, схватил наушники и начал настраиваться. То, как он лихо все это проделывал, вышибло из меня все мое тщеславие за проявленный мной талант в области инверсии, причем так быстро, будто ничего такого и не было. В моем мозгу снова не осталось ничего, кроме бронзового сундука с бомбой.
Интересно, сказала я себе, а что если предложить инвертировать эту штуку, но тут же и ответила: «Эхе-хе, Грета, ты ведь не можешь сунуть им в нос диплом, и все равно вряд ли хватит времени на эту пробу».
И тут Эрих в первый раз сделал то, что я очень от него хотела, хотя это все равно действовало мне на нервы. Он глянул на свой вызывник и спокойно сказал:
— Осталось девять минут, если космическое время синхронизовано со временем на Станции.
Бур сидел, словно окаменев и так нежно шевелил ручки настройки, что мне даже не было видно, шевелятся ли его пальцы или нет.
И тогда, в другой части Станции, Брюс сделал несколько шагов по направлению к нам. Севенси и Мод тоже стронулись с места. Я вспомнила, что Брюс был еще одним психом, у которого имелся персональный план, как лучше взорвать Станцию.
— Сидней, — обратился он, а затем, когда тот повернулся к нему, продолжил. — Вспомни, Сидней, мы же с тобой оба явились в Лондон из Питерхауса.
До меня это не дошло. Затем Брюс посмотрел на Эриха с дьявольским вызовом и на Лили — как будто просил у нее за что-то прощения. Что выразило в этот момент ее лицо, я не смогла понять; но синяки на ее горле были видны отчетливо, а щека распухла вовсю.
Брюс снова бросил на Эриха свой вызывающий взгляд, затем резко повернулся, схватил Севенси за руку и сделал подножку; и оказалось, что полулошади тоже теряются при неожиданном нападении, а у сатира было не меньше оснований почувствовать себя ошеломленным, чем у меня, — Брюс швырнул его на Мод и они повалились на пол — волосатые копыта на фоне жемчужно-серого платья. Брюс рванулся к сундуку с бомбой.
Мы, почти все, заорали: «Останови его, Сид, пригвозди его»— или что-то в этом духе. Я точно орала, потому что внезапно отчетливо поняла — он извинялся перед Лили за то, что взорвет их обоих — и всех нас, конечно. Ослепленный любовью мерзавец.
Сид следил за ним глазами все это время и теперь он поднял руку к Малому Хранителю, но не прикоснулся ни к одному из переключателей, просто смотрел и ждал. Я подумала: «Шайтан нас побери! Неужели Сид тоже хочет смерти? Неужели ему достаточно того, что он успел узнать о жизни?»
Брюс опустился на колени и начал крутить какие-то штучки на передней стенке сундука, и все было залито ослепительным светом; и я говорила себе, что когда появится огненный шар, я ничего не успею почувствовать, и все равно я в это не верила; Севенси и Мод расцепились наконец и уставились на Брюса, а все остальные что-то орали Сиду, кроме Эриха, который со счастливым выражением на лице смотрел на Брюса, а Сид все еще ничего не делал; и это было совершенно невыносимо. Я ощутила, как маленькие артерии начинают взрываться в моем мозгу, как фейерверк, и как хлопает аорта и, для полноты картины, как парочка клапанов в моем движке начинает колотить вразнобой. Я подумала: «Что ж, теперь я знаю, как умирают от сердечной недостаточности и от высокого давления». Последний раз я спокойно улыбнулась, чтобы обмануть бомбу, и тут Брюс вскочил на ноги.
— Сработало! — счастливо провозгласил он. — Она так же безопасна, как Английский банк.
Севенси и Мод остановились, только-только не снеся его с ног. Я сказала себе: «Эге, кино продолжается! А я-то думала, что сердечные приступы более скоротечны».
Не успел еще никто вымолвить ни слова, как вмешался Бур. Он отвернулся от Главного Хранителя и сдернул с головы один из наушников.
— Я добрался-таки до штаб-квартиры, — резко сказал он. — Они объяснили мне, как обезвредить бомбу — я им просто сказал, что нам, наверное, следовало бы это знать. Что делали вы, сэр? — обратился он к Брюсу.
— Там есть четыре крестика с петельками в ряд, чуть ниже замка. Первый слева поворачиваешь на четверть оборота направо, второй на четверть оборота налево, четвертый то же самое, и не трогать третий крестик.
— Совершенно верно, сэр, — подтвердил Бур.
Мне очень трудно переносить долгое молчание; я полагаю, что у меня период невысказанного облегчения самый короткий. Я дождалась, пока восстановившиеся артерии подкормят мои серые шарики и завопила: «Сидди, я знаю, что я неверная шлюха и Пронырливейшая из всех лис, но скажи мне, ради преисподней, что такое Питерхаус?
— Самый старый колледж в Кембридже, — довольно сухо ответил он.
16. СВЯЗЫВАТЕЛИ ВОЗМОЖНОСТЕЙ
Вы знакомы с бесконечно-связными вселенными и
незамкнутыми системами постулатов? — с понятием,
что все возможно — я имею в виду, что именно все
— и все уже случалось. ВСЕ.
Хайнлайн
Часом позже я сидела в дремотном полумраке на самой дальней от рояля кушетке, потягивала слабенький хайбол и бережно ощупывала свежий синяк под глазом. Вокруг рояля и возле бара продолжался великосветский раут; еще не пришло время контакта с Египтом и битвы при Александрии.
Сид сгреб все наши животрепещущие проблемы в одну большую кучу и, раз уж все козыри, не без помощи Малого Хранителя, собрались в его руках, разложил нам все заново по полочкам, как школярам.
Результат был таков:
Мы были интровертированы, когда большинство всех этих глупостей уже успело произойти, так что можно предположить, что о них знаем мы одни; а каждый из нас умудрился внести в них свою лепту. Значит, каждому нужно помалкивать, чтобы сохранить нежный цвет своего лица.
Что ж, действительно: Эрих запустил бомбу и это ничуть не слаще, чем Брюсов призыв к мятежу, и еще было пьянство Дока, да и всем, кто поддержал миролюбивое воззвание, было что скрывать. На Марка и Каби, я чувствовала, можно положиться, на Мод — без сомнения, да и на Эриха — черт бы его побрал — тоже. Насчет Илли я не была столь уверена, но я сказала себе, что должна же в этой банке с вареньем быть хоть одна муха — правда, на сей раз она оказалась слишком уж здоровенной и мохнатой.
Сид не стал упоминать, что и у него рыльце в пушку, но он знал, что мы помним, как он здорово лопухнулся и его буффонада в последнем действии разве что искупила то, что ей предшествовало.
Когда я вспомнила про Сидов трюк, я снова подумала о настоящих Пауках. Перед тем как я крадучись выбралась из Хирургии, я успела достаточно живо представить себе, как они должны выглядеть, но сейчас я не смогла бы воспроизвести этот образ. Это меня угнетало; но, может быть, я только вообразила, что знаю их облик, как наркоман уверен, что его видения — это реальность? Что я смогла разузнать о Пауках, помимо сумбурных фантазий, вроде той, что родилась в недавней сутолоке? Смех, да и только!
Самое смешное (ха-ха!) — я ведь так и осталась под самым большим подозрением. Сид не пожелал выслушать мои объяснения о том, как я догадалась, что произошло с Хранителем; и даже когда Лили раскололась и призналась в воровстве, она рассказывала об этом с такой скукой, что вряд ли все ей поверили — хоть она и добавила некоторые реалистические детали, вроде того, что она не пользовалась частичной инверсией перчатки, — просто вывернула ее наизнанку, а потом полностью инвертировала, чтобы подкладка снова оказалась внутри.
Я наседала на Дока, чтобы он подтвердил, что его рассуждения двигались в том же направлении, что и мои; однако он заявил, что он все время был в глубокой отключке, кроме, быть может, самого начала поисков; он даже не помнил, что Мод дважды рассказывала ему в подробностях обо всем происшедшем. Я решила, что мне придется еще поработать, прежде чем утвердится моя репутация великого детектива.
Опустив взгляд, у самой своей кушетки я увидела одну из брюсовых черных перчаток. Я подняла: это оказалась правая. Мой золотой ключик; как же он мне опротивел… Боже избави! Я отшвырнула ее прочь и, как осьминог из засады, Илли выбросил вперед щупальце (я и не подозревала, что он отдыхает на соседней кушетке), и сцапал перчатку, будто это был кусочек подводного мусора. Эти внеземляне выглядят иной раз до содрогания нелюдями.
Я подумала, каким же хладнокровным эгоистом, пекущимся только о своей шкуре, проявил себя Илли; и о том, насколько легковерным оказался Сид; об Эрихе и моем заплывшем глазе. И теперь, как обычно, в конце концов я осталась одна. Эх, мои мужчины!
Брюс объяснил, каким образом он оказался причастен к атомной технике. Как и многим из нас, в первые недели пребывания в Меняющемся Мире ему пришлось испробовать несколько совершенно разных профессий. В частности, он был секретарем в группе каких-то третьестепенных атомщиков из Манхэттенского проекта. Сдается мне, что он и некоторые из своих навязчивых идей оттуда выволок. Я еще не успела решить, к какой категории героических мерзавцев его отнести, а его уже с Марком и Эрихом водой не разольешь. Таковы мужчины!
Сиду не пришлось ни с кем выяснять отношений: все бурные страсти и благие порывы утихли, по крайней мере, пока спорщики не наберутся новых сил. Мне-то точно не помешало бы отдохнуть.
Компания у рояля разгулялась вовсю. Лили отплясывала на его черной крышке, потом соскочила в объятия Сида и Севенси, не торопясь от них освободиться. Выпила она изрядно и ее короткое серое платьице выглядело на ней примерно столь же невинно, как пеленки выглядели бы на Нелл Гвин1. Она продолжила танец, распределяя знаки внимания в равной мере между Сидом, Эрихом и сатиром. Бур, похоже, ничуть не возражал, и только безмятежно выколачивал из рояля» Пришел вечер «, мелодию, которую она ему напела — или, скорее, накричала — не более двух минут назад.
Я была рада, что не участвую в вечеринке. Кто может состязаться с обладающей большим опытом, полностью лишившейся всех иллюзий семнадцатилетней девицей, впервые по-настоящему махнувшей на себя рукой?
Что-то коснулось моей руки. Илли, вытянув свое щупальце так, что оно стало похоже на мохнатую проволоку, возвращал мне перчатку, хотя мог бы и понять, что я в ней вовсе не нуждаюсь. Я отпихнула его, про себя назвав Илли линялым слабоумным тарантулом, и тут же почувствовала, что напрасно я его обидела. Какое у меня право критиковать Илли? Интересно, намного ли лучше я проявила бы себя, доведись мне оказаться запертой с одиннадцатью октоподами миллион лет назад? И коли на то пошло, что это я так разошлась со своей критикой?
И все-таки я была довольна, что не участвую в вечеринке, а только наблюдаю за ней. Брюс пил в одиночку у бара. Сид подходил к нему и они пропустили по одной за компанию, и я слышала, как Брюс декламирует стихи Руперта Брука, неспешные колючие строки:» For England's the one land, I know, Where men with Splendid Hearts may go; and Cambridgeshire, of all England, The Shire for Men who Understand «; я вспомнила, что Брук тоже погиб совсем молодым на Первой мировой и мне стало совсем грустно. Но главным образом Брюс спокойно сидел и пил в одиночестве. Время от времени Лили бросала на него взгляд, останавливалась посредине танца и заливалась хохотом.
Мне кажется, я все-таки разобралась, насколько это было возможно, в» деле Брюса-Лили-Эриха «. Лили всей душой жаждала свить гнездышко и ничто иное не могло бы ее удовлетворить, а теперь она отправится в преисподнюю своим собственным путем и, быть может, в третий раз умрет от нефрита, на сей раз в Меняющемся Мире. Брюсу же гнездышко Лили было не так уж сильно нужно; ему больше по душе был Меняющийся Мир и те возможности, которые он предоставлял для солдатской бравады и поэтического пьянства; идеи Лили о космическом семени не соответствовали его представлениям о том, как надо исцелять космос. Может быть, когда-нибудь он и поднимет настоящий мятеж, но скорее всего, ограничится сочинением эпических поэм у стойки бара.
Их с Лили вспышка страсти не угаснет полностью, неважно, что сейчас это блюдо смотрится вполне протухшим. Любовное ослепление уйдет, но Изменения подчеркнут романтическую сторону; и когда они снова встретятся, это будет казаться им прекрасным приключением.
Эрих вновь обрел своего» камерада «, вполне его достойного, у которого мужества и мозгов хватило на то, чтобы обезвредить бомбу, которую ему, Эриху, хватило мужества привести в действие. Следовало бы отдать должное Эриху за то, что ему хватило нервов довести нас до такой ситуации, что мы должны были либо найти Хранитель, либо изжариться; но мне трудно даже представить себе что-нибудь настолько противное, чтоб отдать ему.
Но некоторое время назад я все-таки попробовала. Я подошла к нему сзади и сказала:
— Эй, как тут мой злючка-комендант? Не забыл еще свое» und so weiter «? — а когда он обернулся, я скрючила пальцы и дала ему пощечину. Так вот я и приобрела синяк под глазом. Мод хотела было приложить к нему электронную пиявку, но я предпочла воспользоваться носовым платком, смоченным в ледяной воде. Ну что ж, по крайней мере теперь и у Эриха есть свои царапины, не такие глубокие, как шрам, который он сотворил Брюсу, зато их целых четыре. Надеюсь, они инфицированы — все-таки я не мыла руки после наших поисков. Впрочем, вроде бы Эриху нравятся шрамы.
Среди тех, кто помог мне подняться после удара Эриха, был и Марк.
— У тебя и на этот случай найдутся какие-нибудь омнии? — буркнула я ему.
— На какой случай?
— Ну, обо всем, что тут с нами случилось, — раздраженно ответила я.
На мгновение он вроде бы призадумался и затем сказал:
— Omnia mutantur, nihil interit.
— Что означает?
— Все меняется, но ничего не пропадает, — ответил он.
С такой прекрасной философией можно было бы и противостоять Ветрам Перемен. Правда, все это жуткая глупость. Интересно, Марк действительно в это верит? Хорошо бы мне в это уверовать. Иной раз я ловлю себя на мысли, какая же это безнадежная чушь — пытаться стать простым скромным Демоном, пусть даже хорошей Развлекательницей. Тогда я говорю себе:» Такова жизнь, Грета. Придется тебе заставить себя полюбить все это «. Но бывает так, что эта стряпня становится не очень-то съедобной.
Снова что-то защекотало мою ладонь. Это оказалось щупальце Илли; усики на его конце распушились метелкой. Я хотела было отдернуть руку, но вдруг поняла, что лунатику просто стало одиноко. И покорилась невесомым паутинкам, сплетающимся в нити разговора перьев.
И тут же услышала слова:
— Тебе грустно, Греточка?
Можете себе представить, я чуть не свалилась на пол. Выходит, я начала понимать разговор перьев, который только что не знала совершенно и, более того, я воспринимала его по-английски, что вообще было совершенной бессмыслицей.