– Это Ивлис, такая же прекрасная, как в далеком прошлом, – та самая, для которой я украл у Омфала лучшие из его драгоценностей, – в полном ошеломлении прошептал Мышелов.
– А рядом с ней Фрег, ее горничная, и она выглядит ничуть не старше, – хриплым шепотом откликнулся Фафхрд в каком-то сонном оцепенении.
– Но что она делает здесь, в Доме Вора? – удивленно произнес Мышелов, и в его шепоте прозвучала горячность. – Ведь женщинам запрещен вход сюда, женщин здесь презирают! Все выглядит так, будто именно она – глава Гильдии.., ее повелительница.., магистр.., богиня, которой поклоняются… Неужели Гильдия Воров перевернулась вверх дном?
Ивлис глянула на них поверх голов своих коленопреклоненных последователей. Ее зеленые глаза сузились. Она небрежно подняла руку и, коснувшись губ, дважды едва заметно качнула пальцем в сторону, показывая Мышелову, что он должен потихоньку удалиться в указанном направлении и не возвращаться.
С медленной холодной улыбкой Фрег в точности повторила ее жест, обращаясь к Фафхрду, но у нее это вышло куда более грубо, что естественно для прислуги. Двое мужчин повиновались и удалились, но при этом постоянно оглядывались, так что для них оказалось полной неожиданностью, почти пугающей, когда они обнаружили, что вошли не глядя в комнату, отделанную редкими породами дерева со сложной резьбой, с дверью прямо перед ними и дверями по обе стороны, и у двери, ближней к Мышелову, стояла едва достигшая брачного возраста девушка с недобрыми глазами и влажными черными волосами, в свободном зеленом халате из махровой ткани; а возле ближайшей к Фафхрду двери стояли две стройные блондинки с двусмысленными улыбками на губах; на них были широкие черные тоги с капюшонами – одежда монахинь Ланкмара. Угодившие в ночной кошмар побратимы поняли, что находятся в том самом летнем доме герцога Даниуса, где они наслаждались самой первой и самой глубокой любовью, – в доме, возрожденном магией из пепла, в который обратил его наставник Шильба, и святотатственно обставленном всеми теми изысканными безделушками, которые маг Нингобль вышвырнул из дома своим волшебством и рассеял на все четыре стороны; и что представшие перед ними три ночные красотки – это Ививисс Овартоморис, племянница Карстака Овартомориса, а также Фралек и Фро, неотличимые друг от друга близнецы, дочери сумасшедшего герцога, – те самые дети тьмы, к которым побратимы, обезумев, бросились, окончательно утратив надежду повидать хотя бы призраки своих истинных возлюбленных в Царстве Теней. В мыслях Фафхрда бешено прокручивалось: «Фралек и Фро, и Фрег, Фриска.., и Фрикс – что за чары на меня наведены, почему именно Фр»?", а в голове Мышелова точно так же прыгало: «Ивлис, Ивмисс, Ививис (здесь и вовсе два Ив».., и в имени Хисвет" есть обе эти буквы).., кто они, эти девушки-охранницы?.."
(Рядом с Полюсом Жизни боги Мог, Иссек и Кос трудились на пределе сил, выкрикивая все новые имена девушек, пригодных для издевательств над отступниками. Толпа богов-зрителей вокруг них стала еще плотнее.).
А затем Мышелов, содрогнувшись, подумал о том, что среди всех этих девиц «Ив» нет самой главной, нежной Иврианы, навеки оставшейся во владениях Смерти. И Фафхрд тоже содрогнулся. А рожденные кошмаром девы обступили их с флангов, надув губы в презрительных гримасах, – и побратимы вдруг незаметно для себя перенеслись в шатер из винного шелка, и за откинутым полотнищем входа они увидели плоские черные равнины Царства Теней.
Прекрасная (хотя и с серовато-синим лицом) Влана щедро плюнула в лицо Фафхрду, сказав:
– Я ведь обещала тебе, что сделаю это, если ты вернешься.
Но нежная Ивриана лишь посмотрела на Мышелова и не произнесла ни звука.
А потом друзья вновь вернулись в освещенный факелами коридор, скорее подгоняемые кем-то, чем по доброй воле, и Мышелов позавидовал посмертному плевку, сползавшему вниз по щеке Фафхрда. А вокруг, словно призраки, мелькали, не задерживаясь, девушки – Мара времен юности Фафхрда, Атья, поклонявшаяся Тье, волоокая Гренлет, Ахура из Селеции и многие, многие другие – пока друзья не впали в полное отчаяние, какое наступает только тогда, когда теряешь не одну-двух любимых, а всех до единой. Само по себе такое несчастье может довести человека до гибели.
Потом вдруг одна из мелькавших перед ними сцен стала приближаться и увеличиваться, помедлив несколько мгновений: Алекс Пиклок, в алой тунике и покрытой рубинами золотой тиаре – одеянии первосвященника Востока, и преклонившая перед ней колени Лилиблэк – любовница Мышелова времен его преступного прошлого, одетая как духовное лицо и бормочущая: «Языческий гнев, культуры распад…», а первосвященник-трансвестит провозгласил в ответ:
«Все мужчины – враги…»
Фафхрд и Мышелов едва не упали на колени, чтобы взмолиться неведомым богам о прекращении этой пытки. Но почему-то друзья этого не сделали и тут же очутились на Грошовой улице, там, где она пересекается с Цеховой, повернули к обшарпанной двери, за которой скрылись две женщины – их спины показались друзьям очень знакомыми, – и начали подниматься по узкой лестнице с безумно крутыми длинными пролетами.
В Страбоге Мог откинулся назад, переводя дыхание и говоря:
– Вот! Это конец.
Иссек тоже откинулся назад и вытянулся (насколько это позволяли ему изогнутые под прямым углом лодыжки и запястья), заметив:
– Ох, люди не слишком одобряют наши методы.., а уж как тяжко наблюдать, как прокладываются пути Судьбы!
После этих слов боги-зрители начали потихоньку расходиться.
Но Кос, предельно сосредоточенный на том, чтобы завершить начатое, даже не замечал боли в толстых бедрах, возникшей от слишком долгого сидения со скрещенными ногами; он воскликнул:
– Не останавливайтесь! Это отличная парочка, одна из этих девиц – Немия Сумрачная, а другая – Глаза Ото, женщина неопределенных моральных устоев и в придачу скупщица краденого – в общем, то, что надо!
Иссек устало рассмеялся и сказал:
– Довольно, дорогой Кос. Этих двоих я вычеркнул из списка с самого начала. Они – заклятые враги наших мужичков, они надули героев на немалую сумму, это тебе скажет почти любой из здешних богов. Так что наши герои, вместо того чтобы добиваться этих красоток (хотя, конечно, их в любом случае отошьют), скорее предпочтут провалиться в ад.
А Мог, зевнув, добавил:
– Разве ты еще не понял, дорогой Кос, что мы проиграли?
Тогда и Кос, поведя плечами, попытался выпрямить затекшие ноги – и выругался от боли.
В это время Глаза Ого и Немия Сумрачная добрались наконец до верха бесконечной лестницы, с усталым видом вошли в свое жилище и с отвращением оглядели его. (Это и в самом деле было преотвратное место – бедно обставленное, прокопченное, даже дурно пахнущее, – две лучшие воровки Ланкмара переживали трудные времена, как это случается время от времени даже с самыми искусными ворами и скупщиками краденого на их долгом трудном пути.).
Немия обернулась и сказала:
– Посмотри, каких птичек к нам занесло! Нужда превратила ее пухлые губы в тонкие жесткие полоски. Ее подруга Глаза Ого все еще была похожа на ребенка, но ребенка очень постаревшего и потрепанного.
– Отлично, – произнесла она усталым тоном. – Вы двое выглядите такими несчастными, как будто сбежали от смерти и сами об этом жалеете. Сделайте одолжение – свалитесь с лестницы и сломайте себе шеи!
Поскольку Фафхрд и Мышелов не двинулись с места и не изменили мрачного выражения лиц, она коротко рассмеялась, опустилась на стул со сломанным сиденьем, вытянула ногу и сказала, обращаясь к Мышелову:
– Ну, если ты не желаешь уходить, займись делом. Сними с меня сандалии, вымой мне ноги.
А Немия уселась перед рахитичным столом и, оглядывая себя в треснувшее зеркало, протянула Фафхрду утратившую половину зубьев расческу, говоря:
– Расчеши-ка мне волосы, варвар. Да поосторожнее, не дергай!
Фафхрд и Мышелов (последний начал с того, что поставил подогреваться воду) с серьезными лицами принялись за дело, стараясь изо всех сил.
Спустя довольно много времени (и после того, как друзья выполнили еще ряд приказов – причем с самым подобострастным видом) женщины уже не могли удержаться от улыбок. Даже невзгоды казались им теперь не такими уж значительными…
– Ладно, пока довольно, – сказала Глаза Ого Мышелову. – Иди сюда, устраивайся поудобнее.
Немия обратилась к Фафхрду примерно с такими же словами, добавив:
– Попозже вы можете приготовить обед и сбегать за вином.
Через некоторое время Мышелов произнес:
– Клянусь Могом, это уже похоже на что-то настоящее. А Фафхрд согласился с ним:
– Клянусь Иссеком, да! Во имя Коса, да будут прокляты все истории с привидениями!
Трое богов, отдыхавшие после тяжких трудов в своем раю, услышали, что их имена упомянуты всуе, и остались довольны.
Ловушка моря звезд
– А рядом с ней Фрег, ее горничная, и она выглядит ничуть не старше, – хриплым шепотом откликнулся Фафхрд в каком-то сонном оцепенении.
– Но что она делает здесь, в Доме Вора? – удивленно произнес Мышелов, и в его шепоте прозвучала горячность. – Ведь женщинам запрещен вход сюда, женщин здесь презирают! Все выглядит так, будто именно она – глава Гильдии.., ее повелительница.., магистр.., богиня, которой поклоняются… Неужели Гильдия Воров перевернулась вверх дном?
Ивлис глянула на них поверх голов своих коленопреклоненных последователей. Ее зеленые глаза сузились. Она небрежно подняла руку и, коснувшись губ, дважды едва заметно качнула пальцем в сторону, показывая Мышелову, что он должен потихоньку удалиться в указанном направлении и не возвращаться.
С медленной холодной улыбкой Фрег в точности повторила ее жест, обращаясь к Фафхрду, но у нее это вышло куда более грубо, что естественно для прислуги. Двое мужчин повиновались и удалились, но при этом постоянно оглядывались, так что для них оказалось полной неожиданностью, почти пугающей, когда они обнаружили, что вошли не глядя в комнату, отделанную редкими породами дерева со сложной резьбой, с дверью прямо перед ними и дверями по обе стороны, и у двери, ближней к Мышелову, стояла едва достигшая брачного возраста девушка с недобрыми глазами и влажными черными волосами, в свободном зеленом халате из махровой ткани; а возле ближайшей к Фафхрду двери стояли две стройные блондинки с двусмысленными улыбками на губах; на них были широкие черные тоги с капюшонами – одежда монахинь Ланкмара. Угодившие в ночной кошмар побратимы поняли, что находятся в том самом летнем доме герцога Даниуса, где они наслаждались самой первой и самой глубокой любовью, – в доме, возрожденном магией из пепла, в который обратил его наставник Шильба, и святотатственно обставленном всеми теми изысканными безделушками, которые маг Нингобль вышвырнул из дома своим волшебством и рассеял на все четыре стороны; и что представшие перед ними три ночные красотки – это Ививисс Овартоморис, племянница Карстака Овартомориса, а также Фралек и Фро, неотличимые друг от друга близнецы, дочери сумасшедшего герцога, – те самые дети тьмы, к которым побратимы, обезумев, бросились, окончательно утратив надежду повидать хотя бы призраки своих истинных возлюбленных в Царстве Теней. В мыслях Фафхрда бешено прокручивалось: «Фралек и Фро, и Фрег, Фриска.., и Фрикс – что за чары на меня наведены, почему именно Фр»?", а в голове Мышелова точно так же прыгало: «Ивлис, Ивмисс, Ививис (здесь и вовсе два Ив».., и в имени Хисвет" есть обе эти буквы).., кто они, эти девушки-охранницы?.."
(Рядом с Полюсом Жизни боги Мог, Иссек и Кос трудились на пределе сил, выкрикивая все новые имена девушек, пригодных для издевательств над отступниками. Толпа богов-зрителей вокруг них стала еще плотнее.).
А затем Мышелов, содрогнувшись, подумал о том, что среди всех этих девиц «Ив» нет самой главной, нежной Иврианы, навеки оставшейся во владениях Смерти. И Фафхрд тоже содрогнулся. А рожденные кошмаром девы обступили их с флангов, надув губы в презрительных гримасах, – и побратимы вдруг незаметно для себя перенеслись в шатер из винного шелка, и за откинутым полотнищем входа они увидели плоские черные равнины Царства Теней.
Прекрасная (хотя и с серовато-синим лицом) Влана щедро плюнула в лицо Фафхрду, сказав:
– Я ведь обещала тебе, что сделаю это, если ты вернешься.
Но нежная Ивриана лишь посмотрела на Мышелова и не произнесла ни звука.
А потом друзья вновь вернулись в освещенный факелами коридор, скорее подгоняемые кем-то, чем по доброй воле, и Мышелов позавидовал посмертному плевку, сползавшему вниз по щеке Фафхрда. А вокруг, словно призраки, мелькали, не задерживаясь, девушки – Мара времен юности Фафхрда, Атья, поклонявшаяся Тье, волоокая Гренлет, Ахура из Селеции и многие, многие другие – пока друзья не впали в полное отчаяние, какое наступает только тогда, когда теряешь не одну-двух любимых, а всех до единой. Само по себе такое несчастье может довести человека до гибели.
Потом вдруг одна из мелькавших перед ними сцен стала приближаться и увеличиваться, помедлив несколько мгновений: Алекс Пиклок, в алой тунике и покрытой рубинами золотой тиаре – одеянии первосвященника Востока, и преклонившая перед ней колени Лилиблэк – любовница Мышелова времен его преступного прошлого, одетая как духовное лицо и бормочущая: «Языческий гнев, культуры распад…», а первосвященник-трансвестит провозгласил в ответ:
«Все мужчины – враги…»
Фафхрд и Мышелов едва не упали на колени, чтобы взмолиться неведомым богам о прекращении этой пытки. Но почему-то друзья этого не сделали и тут же очутились на Грошовой улице, там, где она пересекается с Цеховой, повернули к обшарпанной двери, за которой скрылись две женщины – их спины показались друзьям очень знакомыми, – и начали подниматься по узкой лестнице с безумно крутыми длинными пролетами.
В Страбоге Мог откинулся назад, переводя дыхание и говоря:
– Вот! Это конец.
Иссек тоже откинулся назад и вытянулся (насколько это позволяли ему изогнутые под прямым углом лодыжки и запястья), заметив:
– Ох, люди не слишком одобряют наши методы.., а уж как тяжко наблюдать, как прокладываются пути Судьбы!
После этих слов боги-зрители начали потихоньку расходиться.
Но Кос, предельно сосредоточенный на том, чтобы завершить начатое, даже не замечал боли в толстых бедрах, возникшей от слишком долгого сидения со скрещенными ногами; он воскликнул:
– Не останавливайтесь! Это отличная парочка, одна из этих девиц – Немия Сумрачная, а другая – Глаза Ото, женщина неопределенных моральных устоев и в придачу скупщица краденого – в общем, то, что надо!
Иссек устало рассмеялся и сказал:
– Довольно, дорогой Кос. Этих двоих я вычеркнул из списка с самого начала. Они – заклятые враги наших мужичков, они надули героев на немалую сумму, это тебе скажет почти любой из здешних богов. Так что наши герои, вместо того чтобы добиваться этих красоток (хотя, конечно, их в любом случае отошьют), скорее предпочтут провалиться в ад.
А Мог, зевнув, добавил:
– Разве ты еще не понял, дорогой Кос, что мы проиграли?
Тогда и Кос, поведя плечами, попытался выпрямить затекшие ноги – и выругался от боли.
В это время Глаза Ого и Немия Сумрачная добрались наконец до верха бесконечной лестницы, с усталым видом вошли в свое жилище и с отвращением оглядели его. (Это и в самом деле было преотвратное место – бедно обставленное, прокопченное, даже дурно пахнущее, – две лучшие воровки Ланкмара переживали трудные времена, как это случается время от времени даже с самыми искусными ворами и скупщиками краденого на их долгом трудном пути.).
Немия обернулась и сказала:
– Посмотри, каких птичек к нам занесло! Нужда превратила ее пухлые губы в тонкие жесткие полоски. Ее подруга Глаза Ого все еще была похожа на ребенка, но ребенка очень постаревшего и потрепанного.
– Отлично, – произнесла она усталым тоном. – Вы двое выглядите такими несчастными, как будто сбежали от смерти и сами об этом жалеете. Сделайте одолжение – свалитесь с лестницы и сломайте себе шеи!
Поскольку Фафхрд и Мышелов не двинулись с места и не изменили мрачного выражения лиц, она коротко рассмеялась, опустилась на стул со сломанным сиденьем, вытянула ногу и сказала, обращаясь к Мышелову:
– Ну, если ты не желаешь уходить, займись делом. Сними с меня сандалии, вымой мне ноги.
А Немия уселась перед рахитичным столом и, оглядывая себя в треснувшее зеркало, протянула Фафхрду утратившую половину зубьев расческу, говоря:
– Расчеши-ка мне волосы, варвар. Да поосторожнее, не дергай!
Фафхрд и Мышелов (последний начал с того, что поставил подогреваться воду) с серьезными лицами принялись за дело, стараясь изо всех сил.
Спустя довольно много времени (и после того, как друзья выполнили еще ряд приказов – причем с самым подобострастным видом) женщины уже не могли удержаться от улыбок. Даже невзгоды казались им теперь не такими уж значительными…
– Ладно, пока довольно, – сказала Глаза Ого Мышелову. – Иди сюда, устраивайся поудобнее.
Немия обратилась к Фафхрду примерно с такими же словами, добавив:
– Попозже вы можете приготовить обед и сбегать за вином.
Через некоторое время Мышелов произнес:
– Клянусь Могом, это уже похоже на что-то настоящее. А Фафхрд согласился с ним:
– Клянусь Иссеком, да! Во имя Коса, да будут прокляты все истории с привидениями!
Трое богов, отдыхавшие после тяжких трудов в своем раю, услышали, что их имена упомянуты всуе, и остались довольны.
Ловушка моря звезд
Фафхрд, образованный варвар, и его вечный спутник Серый Мышелов, рожденный в городе, но учившийся магии в диких лесах, плыли на своем судне «Черный Гонщик» (класса «леопард») по Крайнему морю – вдоль Квармалла, или западного побережья земли Ланкмар, все дальше на юг – туда, где они никогда прежде не бывали и куда не забирался еще никто из знакомых им заядлых мореплавателей.
Героев увлекла за собой пара веселых светлячков, как их обычно называют, – это представители особого рода блуждающих огоньков, которых люди считают надежными проводниками к залежам драгоценных металлов, если, конечно, у кого-то окажется достаточно терпения и подходящее судно, чтобы последовать за ними; это объясняет, почему их также называют драгоценными мухами, серебряными мошками и золотыми жуками. Эта пара днем отливала красной медью, а ночью выглядела как темное серебро, обещая тем самым указать, где сокрыт некий клад природного золота и куда более крупные залежи дорогого белого золота. Огоньки больше всего напоминали непрерывно трепещущие обрывки тончайшей простыни. Они неустанно кружили возле мачты, то бросаясь вперед, то немного отставая от «леопарда». Иногда они были почти невидимы, казались просто едва заметными струйками горячего воздуха в обжигающих лучах стоящего почти точно в зените солнца или мерцанием живой тьмы в черноте ночи, их легко можно было принять за отражение Белой Охотницы в морских волнах, ведь луна была уже почти полной. Иной раз они весело плясали, оправдывая свое название, а иной раз поникали и отставали от судна – но всегда пребывали в движении. Когда они оказывались позади судна, то выглядели печальными (или меланхоличными, как говорил Фафхрд, – это было одно из его любимых настроений). Случалось, что они начинали (если можно доверять ушам в таком деле) весело петь, наполняя воздух вокруг быстрого судна едва слышным нежным бормотанием, шепотом, похожим на шепот ветра, и протяжным восторженным мурлыканьем.
По подсчетам Серого Мышелова и Фафхрда, «Черный Гонщик» уже оставил позади землю Ланкмара и далекий гипотетический Западный континент и шел прямиком на юг, к Великому Экваториальному океану (который иногда – но почему? – называют Морем Звезд) – тому самому, что окружает Невон и считается невообразимо зловещим; и ланкмарцы, и люди Востока в равной мере считают, что его невозможно пересечь; они, отправляясь в плавание, всегда держатся южных берегов северных континентов, так что можно предположить, будто эти отважные моряки боятся, что в противном случае не вернутся назад.
Но, видите ли, была и другая причина, кроме надежды на огромное богатство, которая побудила героев идти на риск, – и, во всяком случае, вовсе не из-за бесконечной храбрости Фафхрд и Мышелов плыли навстречу неведомым опасностям и чудовищным монстрам, упоминаемым в легендах, – монстрам, способным пожирать корабли, – и навстречу стремительным течениям, несущимся быстрее, чем ураган, и безумным водоворотам, что разом проглатывают самые быстрые суда и даже смывают целые острова. Была причина, но они редко касались ее в разговорах, а если и упоминали – то лишь весьма осторожно, понизив голоса, предварительно помолчав и оглядевшись по сторонам, и только ночью. Вот в чем она заключалась: на самом краю глубокого ночного сна или вяло пробуждаясь после дневной дремы, они на краткое мгновение видели в блуждающих огоньках прекрасных, стройных, полупрозрачных девушек, неотличимо похожих друг на друга, с нежными лицами и большими мерцающими крыльями. У девушек были пышные волосы, похожие на золотые или серебряные облака, и глаза, устремленные вдаль, глаза, полные задумчивости и волшебства, – это были девушки невообразимо тоненькие, но все же не настолько субтильные, чтобы с ними нельзя было заняться любовью, да к тому же иной раз их улыбки и взгляды вроде бы и обещали кое-что… И два искателя приключений чувствовали к этим мерцающим девушкам влечение, какого никогда не чувствовали по отношению к смертным женщинам, так что повернуть назад они способны были не более, чем люди, которые полностью находятся под властью колдовских чар или охвачены безумием.
В то утро, когда веселые светлячки влекли их вперед, сверкая на солнце, как маленькие радуги, Мышелов и Фафхрд, поглощенные тайными мыслями о девушках и золоте, не обратили внимания на едва заметные перемены на поверхности океана впереди по курсу – рябь почти исчезла и по разгладившейся поверхности воды то и дело пробегали пенные полосы, уходящие на восток. Внезапно золотые жуки метнулись к востоку, а в следующую секунду нечто неведомое вцепилось в киль стремительного судна, так что оно резко уклонилось на восток, почти совершив прыжок на манер той гибкой твари, именем которой и назван данный класс плавучих средств. Высокая мачта едва не переломилась, а два героя чуть не покатились по палубе, и к тому времени, когда они опомнились от удивления, «Черный Гонщик» уже летел на восток, блуждающие огоньки-двойняшки ликующе неслись впереди, и герои поняли, что они попали в ловушку Великого Восточного Экваториального течения и что это течение – не вымысел.
Мгновенно забыв о своих воздушных вроде бы девушках, они попытались взять к северу: Фафхрд налег на румпель, а Мышелов уставился на их единственный большой парус – но в этот момент им в корму ударил порыв северо-западного почти штормового ветра, едва не перевернувший «Черный Гонщик», и подтолкнул судно в глубь течения. Потом ветер задул ровно, быстро набрав штормовую силу, так что он наверняка порвал бы их парус, прежде чем они успели бы его спустить, если бы при этом течение не несло их на восток почти с такой же скоростью, с какой подгонял судно ветер.
Потом примерно в лиге к югу от себя друзья увидели три смерча, бок о бок двигавшихся на восток, – серые колонны, взметнувшиеся ввысь на половину расстояния от земли до неба, неслись по меньшей мере в три раза быстрее, чем «Черный Гонщик», и это говорило о том, что там течение еще более стремительное. Двое все еще не оправившихся от изумления моряков волей-неволей примирились с обстоятельствами – беспомощные в двойном захвате бешено несущихся воды и воздуха, – и Серый Мышелов воскликнул:
– О Фафхрд, теперь я вполне готов поверить в метафизическую выдумку о том, что вся вселенная – бесконечный водный резервуар и наш мир – единственный воздушный пузырь, плавающий в ее толще!
Фафхрд, по-прежнему не выпускавший из рук румпель, ответил:
– Согласен, что сейчас, когда вокруг все эти смерчи и пена, может показаться, будто в мире вообще ничего не существует, кроме воды. Но я все равно не верю тем философам, которые считают, что мир Невона – пузырь, когда любой дурак способен увидеть, что солнце и луна – гигантские шары, и то же можно сказать о Невоне, если посмотреть на него с очень высокой вершины, и воздух там, между прочим, жидкий. Но сейчас, приятель, не время для софистики. Я закреплю румпель, и пока длится этот роковой штиль (возникший в результате равенства скоростей течения и ветра, как будто поток воздуха оборвался впереди нас и иссяк позади), давай-ка спустим парус.
Пока они работали, три водяных смерча растаяли впереди, но их заменили другие пять, быстро догонявшие судно с кормы, – и на этот раз смерчи подошли ближе, а «Черный Гонщик» начало постепенно и неудержимо сносить к югу. Полуденное солнце слало свои обжигающие лучи почти с самой верхушки неба, но штормовой ветер, дувший с едва ли не ураганной силой, не принес с собой ни единого облачка, – что само по себе казалось чудом не только имевшему немалый опыт Мышелову, а даже Фафхрду, также не раз бывавшему в плаваниях, хотя и в других водах. После нескольких бесплодных попыток повернуть к северу и выбраться из плена могучего течения (в результате чего дувший им в спину ветер развернул их судно еще на один или два румба к югу), мужчины прекратили усилия, признав тем самым свою полную беспомощность перед обстоятельствами, увлекшими за собой их «леопард».
– При такой скорости, – высказал свое мнение Фафхрд, – мы пересечем Великий Экваториальный океан за месяц или два. К счастью, у нас хороший запас провизии.
Мышелов заметил меланхолически:
– Если «Гонщик» продержится еще день среди всех этих смерчей, да на такой скорости – я буду очень удивлен.
– Ну, это крепкое судно, – беспечно бросил Фафхрд. – Ты только подумай, маленький угрюмец, ведь впереди южные континенты, неведомые людям! Мы первыми ступим на эти земли!
– Если они вообще существуют. И если обшивка корпуса не лопнет. Континенты? Я бы сейчас отдал душу за один маленький островок!
– Мы будем первыми, кто доберется до Южного полюса Невона! – продолжал мечтать Фафхрд. – Первыми, кто взберется на южную Звездную Пристань! Первыми приберем к рукам сокровища юга! Первыми увидим земли, являющиеся противоположностью Царству Теней, обители Смерти! Первыми…
Мышелов молча обошел спущенный парус, медленно добрался до носа судна и с утомленным видом пристроился в узкой полоске тени. Он был слишком ошеломлен ветром, брызгами, напряжением, палящим солнцем и бешеной скоростью. Улегшись, он тупо уставился на отливающие красной медью блуждающие огоньки, которые с завидным упорством держались впереди судна на расстоянии в длину мачты.
Через некоторое время он заснул, и ему приснилось, что один из веселых светлячков отделился от второго и завис над его головой, трепеща, как длинный розовеющий призрак, а потом, превратившись в нежную, длиннолицую, зеленоглазую девушку, упал в его объятия, – она сняла с него одежду пальцами, прохладными, как молоко, только что вынутое из колодца, и он увидел, как соски ее лакомых грудей цвета начищенной меди прижались к темной, курчавой растительности на его груди. И она говорила – ласково, сладко, склонив к нему голову, касаясь губами и языком его уха:
– Ну же, поспеши! Это единственный путь к Жизни и бессмертию, и к раю… А он ответил:
– Любовь моя, я поспешу…
Мышелов проснулся от крика Фафхрда и успел заметить ускользавшее лицо женщины почти ослепляющей красоты, узкое и изысканное, но совершенно непохожее на спокойное лицо девушки его сна. Это было резкое, властное лицо, пылающее страстью, сотканное из багряно-золотого света, а радужки огромных глаз этой женщины были алыми.
Он вяло приподнялся. Его короткая куртка была расстегнута до самой талии, плечи обнажены.
– Мышелов, – резко сказал Фафхрд, – когда я взглянул на тебя, вот только что, ты был весь объят огнем!
С глупым видом, потупив взгляд, Мышелов увидел две струйки дыма, поднимавшиеся от его волосатой груди – в тех местах, где к ней прижимались соски снившейся ему девушки. Он смотрел на дымки, пока они не иссякли. Запахло паленым волосом.
Мышелов потряс головой, моргнул и резко вскочил на ноги.
– Что за странная фантазия, – сказал он Фафхрду. – Должно быть, тебя ослепило солнце. Эй, смотри-ка!
Пять водяных столбов растаяли далеко впереди, но зато возникли еще два отряда водяных смерчей (по три и четыре столба), быстро догонявших «Черный Гонщик»; четыре были еще довольно далеко, три – устрашающе близко, так что побратимы могли отчетливо видеть устройство смерчей: это были колонны яростно вращающейся серой воды толщиной с хороший корабль и высотой в три мачты, как бы обрезанные сверху. А много дальше друзья заметили еще несколько групп вращающихся водяных столбов, и совсем далеко, едва ли не у горизонта, бешено несся одинокий смерч, казавшийся с лигу в поперечнике. А мерцающие светлячки по-прежнему трепетали перед носом их судна, маня вперед и вперед.
– Это уже становится странным, – заявил Фафхрд.
– Ты о стаях водяных смерчей? – решил уточнить Мышелов. – Или это водяные скопища? А может – гигантские фонтаны? Или – да! Башня! Башня воды!
Миновал день, прошла половина ночи, а судьба все так же влекла их к востоку, – вместе с «Черным Гонщиком». Море, как ни странно, было спокойным, лишь длинные ленивые волны медленно вспухали на его поверхности, увенчанные бледными полосами пены. Ветер в конце концов превратился в настоящий ураган, но скорость Великого Экваториального течения тоже возросла ему под стать.
Над головами, почти касаясь верхушки мачты, повисла полная луна, окруженная редкими звездами. Свет Белой Охотницы падал на гладкую поверхность моря, на которой тут и там торчали водяные столбы, несущиеся в некоем волшебном боевом порядке и с фантастической скоростью, как будто они умели извлечь куда больше энергии из морского течения, чем «Черный Гонщик». Впереди, на высоте мачты и на расстоянии корпуса судна, порхали близнецы-огоньки, похожие на фоне ночной темноты на флажки из серебряного кружева. Вокруг было тихо.
– Фафхрд, – заговорил Мышелов мягко, словно не желая нарушать серебряные чары луны, – нынче ночью я отчетливо увидел, что Невон действительно представляет собой пузырь, поднимающийся из вод вечности, а его континенты и острова плавают внутри этого пузыря.
– Ну да, и они там движутся – я имею в виду континенты, – и стукаются друг о друга, – сказал Фафхрд, тоже мягко, хотя и несколько ворчливо. – И таким образом могут вообще уплыть куда-то. В чем я лично сильно сомневаюсь.
– Они движутся в строго предопределенном порядке, в соответствии с законами предустановленной гармонии, – откликнулся Мышелов. – А что касается плавучести – подумай о Тонущей Земле.
– Но тогда где находятся солнце, и луна, и девять планет? – возразил Фафхрд. – Они, выходит, столпились в середине пузыря? Это совершенно невозможно.., да и глупо.
– Я догадался насчет звезд, – сказал Мышелов. – Они все плавают, подчиняясь еще более строгим правилам гармонии в Великом Экваториальном океане, который, как мы теперь сами убеждаемся, является чем-то вроде стремительно текущего пояса Невона, совершающего полный оборот каждые сутки. Я тебя спрашиваю – почему бы иначе его называли Морем Звезд?
Фафхрд моргнул, поневоле впечатлившись сказанным. Потом усмехнулся.
– Но если этот океан полон плавающих звезд, – требовательно спросил он, – почему мы видим их над нашим кораблем? Объясни-ка мне это, о мудрец!
Мышелов в ответ очень спокойно улыбнулся.
– Они все внутри этих вот водяных смерчей, – сказал он. – А смерчи – это серые водяные трубы, указывающие на небеса, под которыми я, само собой, подразумеваю антипод Невона. Посмотри вверх, мой самоуверенный друг, на выгнутый купол неба и высшую его точку. Ты смотришь на тот самый Великий Экваториальный океан, по которому мы плывем, только он находится на полпути от Невона до «Черного Гонщика». Ты смотришь вниз (или вверх, кто скажет?) на водяные трубы-смерчи, а потому можешь видеть звезды на дне каждой из них.
– Я смотрю еще и на полную луну, – сказал Фафхрд. – И не пытайся доказать мне, что и она находится на дне водяной трубы.
– Но я именно это и скажу, – возразил Мышелов. – Припомни-ка тот гигантский смерч, подобный несущейся горе, который мы видели в минувший полдень. Это и была труба луны, если можно так выразиться. И теперь она мчится к небу впереди нас, на расстоянии в половину дня.
– Ну чтоб мне сардиной подавиться! – с чувством воскликнул Фафхрд. Потом он помолчал, собираясь с мыслями. – А те, кто живет по другую сторону от Невона – там, наверху, – они что же, видят звезды на дне каждой из тех труб, что сейчас несутся мимо нас вот здесь?
– Конечно нет, – терпеливо ответил Мышелов. – Для тех людей солнечные лучи, просачиваясь отсюда, сверкают как звезды. Там, наверху, – день, видишь ли. – Он показал на темное пространство вокруг луны. – Там, наверху, они купаются в тепле горячего полдня, их орошают лучи солнца, которое сейчас находится где-то неподалеку от нас, но скрыто за толстыми стенами его собственного солнечного смерча, если это можно так назвать, – полностью подобного трубе луны.
– Ох, это чудовищно! – воскликнул Фафхрд. – Если там, наверху, день, почему мы его не видим, дурачок? Почему мы не видим там, наверху, земли Невона, омываемые ярко-синим морем? Ответь мне на это!
Героев увлекла за собой пара веселых светлячков, как их обычно называют, – это представители особого рода блуждающих огоньков, которых люди считают надежными проводниками к залежам драгоценных металлов, если, конечно, у кого-то окажется достаточно терпения и подходящее судно, чтобы последовать за ними; это объясняет, почему их также называют драгоценными мухами, серебряными мошками и золотыми жуками. Эта пара днем отливала красной медью, а ночью выглядела как темное серебро, обещая тем самым указать, где сокрыт некий клад природного золота и куда более крупные залежи дорогого белого золота. Огоньки больше всего напоминали непрерывно трепещущие обрывки тончайшей простыни. Они неустанно кружили возле мачты, то бросаясь вперед, то немного отставая от «леопарда». Иногда они были почти невидимы, казались просто едва заметными струйками горячего воздуха в обжигающих лучах стоящего почти точно в зените солнца или мерцанием живой тьмы в черноте ночи, их легко можно было принять за отражение Белой Охотницы в морских волнах, ведь луна была уже почти полной. Иной раз они весело плясали, оправдывая свое название, а иной раз поникали и отставали от судна – но всегда пребывали в движении. Когда они оказывались позади судна, то выглядели печальными (или меланхоличными, как говорил Фафхрд, – это было одно из его любимых настроений). Случалось, что они начинали (если можно доверять ушам в таком деле) весело петь, наполняя воздух вокруг быстрого судна едва слышным нежным бормотанием, шепотом, похожим на шепот ветра, и протяжным восторженным мурлыканьем.
По подсчетам Серого Мышелова и Фафхрда, «Черный Гонщик» уже оставил позади землю Ланкмара и далекий гипотетический Западный континент и шел прямиком на юг, к Великому Экваториальному океану (который иногда – но почему? – называют Морем Звезд) – тому самому, что окружает Невон и считается невообразимо зловещим; и ланкмарцы, и люди Востока в равной мере считают, что его невозможно пересечь; они, отправляясь в плавание, всегда держатся южных берегов северных континентов, так что можно предположить, будто эти отважные моряки боятся, что в противном случае не вернутся назад.
Но, видите ли, была и другая причина, кроме надежды на огромное богатство, которая побудила героев идти на риск, – и, во всяком случае, вовсе не из-за бесконечной храбрости Фафхрд и Мышелов плыли навстречу неведомым опасностям и чудовищным монстрам, упоминаемым в легендах, – монстрам, способным пожирать корабли, – и навстречу стремительным течениям, несущимся быстрее, чем ураган, и безумным водоворотам, что разом проглатывают самые быстрые суда и даже смывают целые острова. Была причина, но они редко касались ее в разговорах, а если и упоминали – то лишь весьма осторожно, понизив голоса, предварительно помолчав и оглядевшись по сторонам, и только ночью. Вот в чем она заключалась: на самом краю глубокого ночного сна или вяло пробуждаясь после дневной дремы, они на краткое мгновение видели в блуждающих огоньках прекрасных, стройных, полупрозрачных девушек, неотличимо похожих друг на друга, с нежными лицами и большими мерцающими крыльями. У девушек были пышные волосы, похожие на золотые или серебряные облака, и глаза, устремленные вдаль, глаза, полные задумчивости и волшебства, – это были девушки невообразимо тоненькие, но все же не настолько субтильные, чтобы с ними нельзя было заняться любовью, да к тому же иной раз их улыбки и взгляды вроде бы и обещали кое-что… И два искателя приключений чувствовали к этим мерцающим девушкам влечение, какого никогда не чувствовали по отношению к смертным женщинам, так что повернуть назад они способны были не более, чем люди, которые полностью находятся под властью колдовских чар или охвачены безумием.
В то утро, когда веселые светлячки влекли их вперед, сверкая на солнце, как маленькие радуги, Мышелов и Фафхрд, поглощенные тайными мыслями о девушках и золоте, не обратили внимания на едва заметные перемены на поверхности океана впереди по курсу – рябь почти исчезла и по разгладившейся поверхности воды то и дело пробегали пенные полосы, уходящие на восток. Внезапно золотые жуки метнулись к востоку, а в следующую секунду нечто неведомое вцепилось в киль стремительного судна, так что оно резко уклонилось на восток, почти совершив прыжок на манер той гибкой твари, именем которой и назван данный класс плавучих средств. Высокая мачта едва не переломилась, а два героя чуть не покатились по палубе, и к тому времени, когда они опомнились от удивления, «Черный Гонщик» уже летел на восток, блуждающие огоньки-двойняшки ликующе неслись впереди, и герои поняли, что они попали в ловушку Великого Восточного Экваториального течения и что это течение – не вымысел.
Мгновенно забыв о своих воздушных вроде бы девушках, они попытались взять к северу: Фафхрд налег на румпель, а Мышелов уставился на их единственный большой парус – но в этот момент им в корму ударил порыв северо-западного почти штормового ветра, едва не перевернувший «Черный Гонщик», и подтолкнул судно в глубь течения. Потом ветер задул ровно, быстро набрав штормовую силу, так что он наверняка порвал бы их парус, прежде чем они успели бы его спустить, если бы при этом течение не несло их на восток почти с такой же скоростью, с какой подгонял судно ветер.
Потом примерно в лиге к югу от себя друзья увидели три смерча, бок о бок двигавшихся на восток, – серые колонны, взметнувшиеся ввысь на половину расстояния от земли до неба, неслись по меньшей мере в три раза быстрее, чем «Черный Гонщик», и это говорило о том, что там течение еще более стремительное. Двое все еще не оправившихся от изумления моряков волей-неволей примирились с обстоятельствами – беспомощные в двойном захвате бешено несущихся воды и воздуха, – и Серый Мышелов воскликнул:
– О Фафхрд, теперь я вполне готов поверить в метафизическую выдумку о том, что вся вселенная – бесконечный водный резервуар и наш мир – единственный воздушный пузырь, плавающий в ее толще!
Фафхрд, по-прежнему не выпускавший из рук румпель, ответил:
– Согласен, что сейчас, когда вокруг все эти смерчи и пена, может показаться, будто в мире вообще ничего не существует, кроме воды. Но я все равно не верю тем философам, которые считают, что мир Невона – пузырь, когда любой дурак способен увидеть, что солнце и луна – гигантские шары, и то же можно сказать о Невоне, если посмотреть на него с очень высокой вершины, и воздух там, между прочим, жидкий. Но сейчас, приятель, не время для софистики. Я закреплю румпель, и пока длится этот роковой штиль (возникший в результате равенства скоростей течения и ветра, как будто поток воздуха оборвался впереди нас и иссяк позади), давай-ка спустим парус.
Пока они работали, три водяных смерча растаяли впереди, но их заменили другие пять, быстро догонявшие судно с кормы, – и на этот раз смерчи подошли ближе, а «Черный Гонщик» начало постепенно и неудержимо сносить к югу. Полуденное солнце слало свои обжигающие лучи почти с самой верхушки неба, но штормовой ветер, дувший с едва ли не ураганной силой, не принес с собой ни единого облачка, – что само по себе казалось чудом не только имевшему немалый опыт Мышелову, а даже Фафхрду, также не раз бывавшему в плаваниях, хотя и в других водах. После нескольких бесплодных попыток повернуть к северу и выбраться из плена могучего течения (в результате чего дувший им в спину ветер развернул их судно еще на один или два румба к югу), мужчины прекратили усилия, признав тем самым свою полную беспомощность перед обстоятельствами, увлекшими за собой их «леопард».
– При такой скорости, – высказал свое мнение Фафхрд, – мы пересечем Великий Экваториальный океан за месяц или два. К счастью, у нас хороший запас провизии.
Мышелов заметил меланхолически:
– Если «Гонщик» продержится еще день среди всех этих смерчей, да на такой скорости – я буду очень удивлен.
– Ну, это крепкое судно, – беспечно бросил Фафхрд. – Ты только подумай, маленький угрюмец, ведь впереди южные континенты, неведомые людям! Мы первыми ступим на эти земли!
– Если они вообще существуют. И если обшивка корпуса не лопнет. Континенты? Я бы сейчас отдал душу за один маленький островок!
– Мы будем первыми, кто доберется до Южного полюса Невона! – продолжал мечтать Фафхрд. – Первыми, кто взберется на южную Звездную Пристань! Первыми приберем к рукам сокровища юга! Первыми увидим земли, являющиеся противоположностью Царству Теней, обители Смерти! Первыми…
Мышелов молча обошел спущенный парус, медленно добрался до носа судна и с утомленным видом пристроился в узкой полоске тени. Он был слишком ошеломлен ветром, брызгами, напряжением, палящим солнцем и бешеной скоростью. Улегшись, он тупо уставился на отливающие красной медью блуждающие огоньки, которые с завидным упорством держались впереди судна на расстоянии в длину мачты.
Через некоторое время он заснул, и ему приснилось, что один из веселых светлячков отделился от второго и завис над его головой, трепеща, как длинный розовеющий призрак, а потом, превратившись в нежную, длиннолицую, зеленоглазую девушку, упал в его объятия, – она сняла с него одежду пальцами, прохладными, как молоко, только что вынутое из колодца, и он увидел, как соски ее лакомых грудей цвета начищенной меди прижались к темной, курчавой растительности на его груди. И она говорила – ласково, сладко, склонив к нему голову, касаясь губами и языком его уха:
– Ну же, поспеши! Это единственный путь к Жизни и бессмертию, и к раю… А он ответил:
– Любовь моя, я поспешу…
Мышелов проснулся от крика Фафхрда и успел заметить ускользавшее лицо женщины почти ослепляющей красоты, узкое и изысканное, но совершенно непохожее на спокойное лицо девушки его сна. Это было резкое, властное лицо, пылающее страстью, сотканное из багряно-золотого света, а радужки огромных глаз этой женщины были алыми.
Он вяло приподнялся. Его короткая куртка была расстегнута до самой талии, плечи обнажены.
– Мышелов, – резко сказал Фафхрд, – когда я взглянул на тебя, вот только что, ты был весь объят огнем!
С глупым видом, потупив взгляд, Мышелов увидел две струйки дыма, поднимавшиеся от его волосатой груди – в тех местах, где к ней прижимались соски снившейся ему девушки. Он смотрел на дымки, пока они не иссякли. Запахло паленым волосом.
Мышелов потряс головой, моргнул и резко вскочил на ноги.
– Что за странная фантазия, – сказал он Фафхрду. – Должно быть, тебя ослепило солнце. Эй, смотри-ка!
Пять водяных столбов растаяли далеко впереди, но зато возникли еще два отряда водяных смерчей (по три и четыре столба), быстро догонявших «Черный Гонщик»; четыре были еще довольно далеко, три – устрашающе близко, так что побратимы могли отчетливо видеть устройство смерчей: это были колонны яростно вращающейся серой воды толщиной с хороший корабль и высотой в три мачты, как бы обрезанные сверху. А много дальше друзья заметили еще несколько групп вращающихся водяных столбов, и совсем далеко, едва ли не у горизонта, бешено несся одинокий смерч, казавшийся с лигу в поперечнике. А мерцающие светлячки по-прежнему трепетали перед носом их судна, маня вперед и вперед.
– Это уже становится странным, – заявил Фафхрд.
– Ты о стаях водяных смерчей? – решил уточнить Мышелов. – Или это водяные скопища? А может – гигантские фонтаны? Или – да! Башня! Башня воды!
Миновал день, прошла половина ночи, а судьба все так же влекла их к востоку, – вместе с «Черным Гонщиком». Море, как ни странно, было спокойным, лишь длинные ленивые волны медленно вспухали на его поверхности, увенчанные бледными полосами пены. Ветер в конце концов превратился в настоящий ураган, но скорость Великого Экваториального течения тоже возросла ему под стать.
Над головами, почти касаясь верхушки мачты, повисла полная луна, окруженная редкими звездами. Свет Белой Охотницы падал на гладкую поверхность моря, на которой тут и там торчали водяные столбы, несущиеся в некоем волшебном боевом порядке и с фантастической скоростью, как будто они умели извлечь куда больше энергии из морского течения, чем «Черный Гонщик». Впереди, на высоте мачты и на расстоянии корпуса судна, порхали близнецы-огоньки, похожие на фоне ночной темноты на флажки из серебряного кружева. Вокруг было тихо.
– Фафхрд, – заговорил Мышелов мягко, словно не желая нарушать серебряные чары луны, – нынче ночью я отчетливо увидел, что Невон действительно представляет собой пузырь, поднимающийся из вод вечности, а его континенты и острова плавают внутри этого пузыря.
– Ну да, и они там движутся – я имею в виду континенты, – и стукаются друг о друга, – сказал Фафхрд, тоже мягко, хотя и несколько ворчливо. – И таким образом могут вообще уплыть куда-то. В чем я лично сильно сомневаюсь.
– Они движутся в строго предопределенном порядке, в соответствии с законами предустановленной гармонии, – откликнулся Мышелов. – А что касается плавучести – подумай о Тонущей Земле.
– Но тогда где находятся солнце, и луна, и девять планет? – возразил Фафхрд. – Они, выходит, столпились в середине пузыря? Это совершенно невозможно.., да и глупо.
– Я догадался насчет звезд, – сказал Мышелов. – Они все плавают, подчиняясь еще более строгим правилам гармонии в Великом Экваториальном океане, который, как мы теперь сами убеждаемся, является чем-то вроде стремительно текущего пояса Невона, совершающего полный оборот каждые сутки. Я тебя спрашиваю – почему бы иначе его называли Морем Звезд?
Фафхрд моргнул, поневоле впечатлившись сказанным. Потом усмехнулся.
– Но если этот океан полон плавающих звезд, – требовательно спросил он, – почему мы видим их над нашим кораблем? Объясни-ка мне это, о мудрец!
Мышелов в ответ очень спокойно улыбнулся.
– Они все внутри этих вот водяных смерчей, – сказал он. – А смерчи – это серые водяные трубы, указывающие на небеса, под которыми я, само собой, подразумеваю антипод Невона. Посмотри вверх, мой самоуверенный друг, на выгнутый купол неба и высшую его точку. Ты смотришь на тот самый Великий Экваториальный океан, по которому мы плывем, только он находится на полпути от Невона до «Черного Гонщика». Ты смотришь вниз (или вверх, кто скажет?) на водяные трубы-смерчи, а потому можешь видеть звезды на дне каждой из них.
– Я смотрю еще и на полную луну, – сказал Фафхрд. – И не пытайся доказать мне, что и она находится на дне водяной трубы.
– Но я именно это и скажу, – возразил Мышелов. – Припомни-ка тот гигантский смерч, подобный несущейся горе, который мы видели в минувший полдень. Это и была труба луны, если можно так выразиться. И теперь она мчится к небу впереди нас, на расстоянии в половину дня.
– Ну чтоб мне сардиной подавиться! – с чувством воскликнул Фафхрд. Потом он помолчал, собираясь с мыслями. – А те, кто живет по другую сторону от Невона – там, наверху, – они что же, видят звезды на дне каждой из тех труб, что сейчас несутся мимо нас вот здесь?
– Конечно нет, – терпеливо ответил Мышелов. – Для тех людей солнечные лучи, просачиваясь отсюда, сверкают как звезды. Там, наверху, – день, видишь ли. – Он показал на темное пространство вокруг луны. – Там, наверху, они купаются в тепле горячего полдня, их орошают лучи солнца, которое сейчас находится где-то неподалеку от нас, но скрыто за толстыми стенами его собственного солнечного смерча, если это можно так назвать, – полностью подобного трубе луны.
– Ох, это чудовищно! – воскликнул Фафхрд. – Если там, наверху, день, почему мы его не видим, дурачок? Почему мы не видим там, наверху, земли Невона, омываемые ярко-синим морем? Ответь мне на это!