– Потому что существуют два разных типа лучей света, – ответил Мышелов с почти божественной безмятежностью. – Они выглядят одинаково, но различаются по сути. Первый – это прямой свет, тот, что исходит от луны и солнца над нами. Второй – это отраженный свет, который неспособен преодолевать по-настоящему большие расстояния и, уж конечно, не может – ни единый его лучик! – пересечь центральное пространство Невона, чтобы добраться до нас.
– Мышелов, – сказал Фафхрд очень тихо, но чрезвычайно уверенно, – ты сейчас не рассказ сочиняешь, ты выдумываешь целую систему – просто под влиянием момента.
– Изобретаю Законы Природы? – переспросил Мышелов, вроде бы даже ужаснувшись. – Но это было бы хуже самого черного богохульства!
– Так прекрати, именем всех богов! – потребовал Фафхрд, на этот раз очень громко. – Разве может солнце находиться внутри водяной трубы и чтобы при этом она не испарилась мгновенно, выбросив горы пара? Ну, отвечай!
– Но есть кое-какие вещи, о которых людям не положено знать, – произнес Мышелов напыщенно. И тут же заговорил как обычно:
– Или, скорее, поскольку я не религиозен, я сказал бы, что есть некоторые вещи, недоступные для нашего разума. Но все же попытаюсь как-то все разъяснить. Есть, видишь ли, два разных вида энергии: одна – тепло, а вторая – свет, который не вскипятит даже крохотную каплю воды, – тот самый прямой свет, о котором я тебе уже говорил, который почти полностью преобразуется в тепло там, куда он падает, а это, в свою очередь, объясняет нам, почему отраженный свет не может совершить долгий обратный путь через центр Невона. Ну, теперь мой ответ тебя удовлетворяет?
– О, черт, черт, черт! – слабым голосом выругался Фафхрд. Потом все же сумел взять себя в руки, хотя на этот раз с трудом, и заговорил язвительно:
– Хорошо, хорошо! Но где же тогда сейчас это плавающее солнце, о котором ты тут рассуждал, где эта его широченная водяная труба со стенками, крепкими как алмаз?
– Посмотри туда, – сказал Мышелов, показывая на юг, вперед по правому борту.
Глянув через серебристо-серое поле морской воды, утыканной вращающимися башнями почти до самого горизонта, едва видимого, Фафхрд увидел одинокую гигантскую башню, огромную, как остров, выше самой высокой горы, движущуюся на восток по меньшей мере с такой же скоростью, как все остальные смерчи, и такую же тупо неостановимую, как боевая колесница императора Восточных Земель. Волосы на голове Фафхрда встали дыбом от страха и изумления, и он не произнес ни слова, а лишь смотрел и смотрел на ужасающее явление, которое подавляло своей необъятностью.
А потом он почувствовал сильную усталость. Он поднял глаза немного вперед и вверх на неколебимо висящие перед судном серебряные кружева огоньков-двойняшек, и его немного успокоили их близость и постоянство, как будто они были своеобразным флагом «Черного Гонщика». Фафхрд медленно опустился на палубу и растянулся ничком, прижавшись к ее доскам, головой к носу, уткнув подбородок в ладони и по-прежнему глядя на веселых светлячков.
– Ты ведь знаешь, как иной раз таинственно гаснут целые группы звезд в самые ясные ночи Невона? – легко и мечтательно произнес Мышелов.
– Это верно, такое случается, – сонно согласился Фафхрд.
– Должно быть, это оттого, что стены их водяных труб-смерчей сильно наклонились или изогнулись под напором случайного шторма и скрыли от нас их свет.
Фафхрд пробормотал:
– Ну, если ты так считаешь…
После довольно длительной паузы Мышелов спросил тем же тоном:
– Разве не изумляет мысль о том, что в самом сердце каждого из темных, серых смерчей, несущихся вон там, в открытом море, горит (не давая тепла) драгоценность ослепительного, чистейшего, бриллиантового света?
Фафхрд умудрился тяжким вздохом выразить свое согласие.
После еще одной долгой паузы Мышелов сказал задумчиво, как человек, пытающийся свести концы с концами:
– Не правда ли, сразу понятно, что и огромные, и маленькие смерчи должны быть трубами? Ведь если бы они по какой-то непонятной причине сплошь состояли из воды, они бы полностью осушили океан и наполнили небо густейшими облаками – да нет, морем воды! Ты с этим согласен?
Но Фафхрд уже спал. Он видел сон, во сне он перевернулся на спину, и одна из мерцающих точек отделилась от своей сестрицы и порхнула к нему, превратившись в длинное и тонкое существо с черными волосами, бледное, как луна, обернутое тончайшим черным с серебром кружевом, которое волшебным образом подчеркивало наготу. Она смотрела на Фафхрда нежно, однако и оценивающе, и ее глаза были бы фиолетовыми, если бы вокруг было чуть посветлее. Он улыбнулся ей. Она чуть заметно покачала головой, ее лицо стало серьезным, и она спустилась ниже, пролетев над ним от головы к ногам, ее воздушные пальцы занялись бронзовой пряжкой его широкого ремня, а девушка, развернувшись, прижалась прохладной щекой к его лихорадочно горящему лицу и зашептала тихо, но вполне отчетливо прямо в его ухо (и каждое слово звучало так, будто оно было написано самыми черными чернилами на матово-лунной бумаге):
– Поворачивай назад, поворачивай назад, самый замечательный из мужчин, к Стылым Пустошам, к Царству Теней и Смерти, потому что это единственный способ остаться в живых… Доверяй только луне. Не верь ничьим пророчествам, кроме моих. А сейчас – на север, на север, только на север…
И Фафхрд ответил во сне:
– Я не могу повернуть на север, я слишком устал. Люби меня, самая замечательная из женщин… А она хрипловато произнесла:
– Так должно быть, любимый. Ищи Смерть, чтобы спастись от него. Не доверяй ни одной пленяющей юностью и горящей страстью женщине. Остерегайся солнца. Верь только луне. Жди от нее знака.
И в это мгновение сон отлетел от Фафхрда, и он тупо сел, услышав резкий вскрик Мышелова, и перед ним мелькнуло леденящее видение лица – узкого, прекрасного, с необычайно грустным бледно-фиолетовым лицом и с глазами, похожими на черные дыры. Еще он успел заметить призрачное тело, как бы обернутое черными крыльями.
А потом Мышелов схватил его за плечо и встряхнул, крича:
– Проснись, проснись! Не молчи!
Фафхрд потер лицо ладонью и пробормотал:
– Что случилось?
Присев рядом с ним на корточки, Мышелов заговорил торопливо, едва успевая переводить дыхание:
– Наши веселые светлячки вдруг забеспокоились и начали метаться вокруг мачты, как огни святого Эльма. Один начал кружить возле меня, словно назойливая оса, а когда я его отогнал, то увидел, что второй огонек летает прямо над тобой, задержался у талии, потом просто прилип к твоей шее. Твоя кожа вдруг стала серебристо-белой, бледной, как у покойника, а огонек превратился в объявший тебя светящийся саван. Я жутко испугался за тебя и прогнал его.
Замутненный взгляд Фафхрда отчасти прояснился, пока Мышелов говорил, а когда рассказ закончился, Фафхрд кивнул и сказал понимающе:
– Да, так и должно быть. Она много говорила о смерти и в конце сама стала похожа на покойницу, бедная пророчица.
– Кто говорил? – спросил Мышелов. – Какая пророчица?
– Мерцающая девушка, конечно, – ответил Фафхрд. – Ты знаешь, о чем я говорю.
Он встал. Его ремень скользнул вниз. Он широко раскрытыми глазами уставился на расстегнутую пряжку, потом поднял ремень и застегнул.
– Фафхрд, я не знаю, о чем ты говоришь! – возразил Мышелов, и его лицо внезапно помрачнело. – Девушка? Какая девушка? Мираж? Твоя эротическая фантазия? Или ты превратился в сумасшедшего лунатика?
Тут Фафхрд заговорил куда более резко и напомнил Мышелову, что именно он, Мышелов, еще недавно высказывал предположение, что блуждающие огоньки – это девушки и что хоть в них ощущается немалая примесь чего-то сверхъестественного, все же они могут обрести вполне материальное женское естество любого вида.
Мышелов постепенно признал справедливость слов друга, хотя его ум постоянно стремился уплыть в размышления о пузырящемся мироздании. Однако под нажимом Фафхрда Мышелов даже признался в своей встрече с огненно-рыжей мерцающей девушкой с красными, как киноварь, глазами, произошедшей прошлой ночью, – когда побратим увидел его охваченным пламенем, и после настойчивых расспросов припомнил те слова, которые слышал во сне.
– Значит, твоя рыжая красотка говорила о Жизни и утверждала, что на юге таятся бессмертие и рай, – задумчиво подвел итог Фафхрд, – в то время как моя темная милашка толковала о Смерти и о том, что мы должны повернуть назад, на север, к Царству Теней и Ланкмару. – И тут его охватило возбуждение, он изумился собственному прозрению, внезапно посетившему его. – Мышелов, я все понял! Их две пары, этих мерцающих девушек! Дневная пара (ты говорил с одной из них) – это дети солнца и посланницы мифической Страны Богов на Полюсе Жизни Невона. А ночная пара, заменяющая первую на период от сумерек до рассвета, – это служительницы луны, дочери Белой Охотницы, преданные Царству Теней, которое лежит в противоположном от Полюса Жизни конце мира.
– Фафхрд, подумай-ка вот о чем, – сказал Мышелов, возвращаясь из глубин своих мрачных раздумий. – Какими должны быть высота и диаметр каждой из водяных труб-смерчей, чтобы звезды на их дне были видны в каждой точке противоположной половины Невона (там, наверху, когда там наступает ночь)? Чем объяснить, почему звезды ярче всего в зените, так что ты отчетливо видишь каждую из них, не прибегая в двояковыпуклым линзам. Похоже, это доказывает, что некие божества должны… – Тут слова Фафхрда наконец проникли в его сознание, и он сказал уже не так отстранение:
– Две разные пары девушек? То есть всего их четыре? Фафхрд, я думаю, тут перебор в количестве. По правилу сабли Илдрика…
– Здесь две пары близнецов, – перебил его Фафхрд. – И именно это верное число, а другое будет ошибочным. Заметь себе, малыш, твоя солнечная девушка предсказывала, что нас ждет беда, хотя и обещала добро, – ведь как же можно достичь бессмертия и рая, если не смертью? Как можно попасть в Страну Богов, если не через гибель? Ведь обжигающие солнечные лучи – чисты они или нет, все равно гибельны и смертоносны. Но моя лунная девушка, тоже считая, что нас ждут несчастья, все-таки желает нам одного лишь добра – и сама она одновременно и добра, и холодна, как ночное светило. Она сказала в моем сне: «Поворачивай назад, к Смерти», и это звучит зловеще. Но ты и я жили рядом со Смертью десятки лет, и ни разу всерьез не пострадали, – а ведь она именно об этом и говорила:
«Это единственный способ остаться в живых. Ищи Смерть, чтобы избежать его!» Так что давай-ка поскорее поворачивать на север, как она посоветовала. Потому что если мы будем по-прежнему плыть на юг, забираясь все глубже и глубже в выжженные солнцем края («Остерегайся солнца!» – сказала она), мы наверняка погибнем, обманутые твоей фальшивой, лживой огненной красоткой. Вспомни-ка, от одного лишь ее прикосновения ты задымился! А моя девушка сказала: «Не доверяй ни одной пленяющей юностью и горящей страстью женщине», – и это подтверждает мои доказательства.
– Не вижу тут никаких доказательств, – сказал Мышелов. – Я люблю солнце и всегда его любил. Его всепроникающие лучи – лучшее из лекарств. Это ты любишь холод, ты, дикарь из Стылых Пустошей! Моя девушка была нежной и наполненной горячей жизнью, а твоя – уныла и мрачна, как оживший труп, сам же сказал. Кто поверит ее словам? Только не я. Кроме того, по правилу сабли Илдрика – если вернуться к нему, – простейшее объяснение всегда и есть самое лучшее, а заодно и самое изящное. Рядом с нами – всего две девушки, и с одной я говорил во сне, а с другой – ты, и вовсе не четверка их порхают вокруг нас, сбивая с толку и сменяясь на рассвете и на закате, к нашему и их собственному недоумению. Две девушки – только две! – выглядят совершенно одинаковыми внешне, медные днем, серебряные ночью, но при этом моя – ангел, твоя – смертоносная валькирия. И в снах это открылось.
– Ну, ты просто играешь словами, – решительно сказал Фафхрд. – И в придачу доводишь меня до головокружения своей болтовней. Мне-то все ясно: мы должны подготовиться сами и подготовить «Черный Гонщик» к развороту на север, как настойчиво советовала мне моя лунная бедняжка, к тому же не один раз.
– Но, Фафхрд, – возразил Мышелов, – мы уже пытались вчера повернуть на север, и тоже не один раз, и каждый раз терпели неудачу. Так почему же ты решил, ты, доверчивое ухо…
Фафхрд перебил его:
– «Верь только луне, – сказала она. – Жди от нее знака». Так что ты уж подожди, ради такого случая, и понаблюдай. Смотри на море и на небо, идиот, и поражайся.
Мышелов и вправду был поражен. Пока они спорили, сосредоточившись лишь на том, чтобы наносить и парировать словесные удары, гладкая поверхность Моря Звезд из ровной и блестящей стала мутной и неспокойной. Сильные толчки несколько раз встряхнули судно. Серебристые клубы пены внезапно прокатились по палубе – ураган разыгрался не на шутку, словно вырвавшись из-под чьей-то власти, порывистый ветер обдавал побратимов то горячим, то холодным воздухом. В небе наконец появились облака, быстро несущиеся одновременно с северо-запада и с востока, вся природа, казалось, опасливо съежилась, как бы ожидая неких зловещих событий, предвещаемых этим странным кипением в небесах. Два серебристых блуждающих огонька, похоже, разделяли эти опасения или предчувствия, поскольку они снова начали беспорядочно метаться, их серебряные кружева трепетали на ветру, они тонко пищали и встревоженно свистели в неестественной тишине и наконец разделились, – один поплыл к носу судна, на юго-восток, другой – к корме, на северо-запад.
Быстро сгущавшиеся облака закрыли большую часть звезд и уже подбирались к луне. Ветер дул с прежней силой, в точности соответствуя скорости течения. «Черный Гонщик» колыхался, как будто находился на гребне гигантской волны. На мгновение море словно замерзло. Тишина была оглушительной.
Мышелов посмотрел вверх – и из его горла вырвался приглушенный короткий вскрик, от которого у его друга кровь застыла в жилах. Справившись с потрясением, Фафхрд тоже посмотрел вверх – как раз в то мгновение, когда на них обрушилась полная тьма. Голодные тучи поглотили луну.
– Почему ты закричал? – сердито спросил Фафхрд. Мышелов ответил с трудом, его зубы громко стучали друг о друга:
– Как раз перед тем, как тучи ее закрыли, луна сдвинулась с Места!
– Да как ты мог бы это увидеть, дурачок, если тучи так и кипели вокруг нее? Из-за этого и могло показаться, что луна движется!
– Я не знаю.., но я в этом уверен так же, как в том, что стою на этой палубе! Луна начала двигаться!
– Ну, если луна находится в водяной трубе-смерче, как ты сам утверждаешь, она точно так же должна быть подвержена влиянию ветра и волн. Так что же такого ужасающего в ее движении? – Яростный, дрожащий голос Фафхрда сводил на нет всю его рассудительность.
– Я не знаю, – повторил Мышелов на удивление тонким, напряженным голосом, его зубы продолжали выбивать дробь. – Но мне это не нравится!
Блуждающий огонек на корме трижды свистнул. Его нервно мерцающий, полупрозрачный, серебряный свет был отчетливо виден в черноте ночи, так же как свечение двойника на носу «Гонщика».
– Это знак! – хрипло воскликнул Фафхрд. – Готовься к повороту! – И он всем своим весом налег на румпель, отводя его вправо и тем самым заставляя судно повернуть влево, чтобы уйти на север. «Черный Гонщик» откликнулся чрезвычайно вяло, однако вырвался из захвата течения и ветра настолько, чтобы на румб-другой развернуться к северу – но не больше.
Длинная прямая молния сверкнула в небе и осветила серую поверхность моря до самого горизонта, и там друзья увидели на этот раз два невообразимо гигантских смерча, один точно на юге, второй приближался с запада. Гром грянул так, словно несколько армий или армад столкнулись с железными всадниками Армагеддона.
А потом ночь превратилась в яростное пламя и хаос, и огромные сокрушительные волны сражались с ветром, словно гиганты, чьи головы задевали небеса. А возле корабля вступили в схватку блуждающие огоньки, и то их было два, то вроде бы четыре, – во всяком случае, они кружили друг возле друга, то сближаясь, то разбегаясь. Застывшее вокруг судна море теперь покрылось волнами, высокие гребни устремлялись к небу, между ними возникали провалы, достигавшие, казалось, черного илистого морского дна, недоступного человеку. Молнии и оглушительные раскаты грома следовали друг за другом почти непрерывно, перекрывая все другие звуки. И среди всего этого «Черный Гонщик» все еще держался на плаву, как пушинка в безумном хаосе, а Фафхрд и Мышелов демонстрировали чудеса мореходного искусства.
Но вот с юга двинулся второй гигантский водяной столб, подобный ожившей горе, гоня перед собой огромные волны, и они весьма помогли Фафхрду, разворачивавшему судно к северу все сильнее и сильнее. В то же время первый гигантский столб, шедший с юга, казалось, повернул назад, и эти два смерча (лунный и солнечный?) столкнулись.
И тут же «Черный Гонщик» как будто налетел на стену. Фафхрда и Мышелова швырнуло на палубу, и пока побратимы в безумном усилии пытались подняться на ноги, они, к своему крайнему изумлению, обнаружили, что их «леопард» плывет по безмятежным водам, а вдали продолжают сверкать молнии и греметь гром, мало различимые для их наполовину оглохших ушей и наполовину ослепших глаз. Не видно было ни звезд, ни луны, осталась лишь густая тьма. Исчезли блуждающие огоньки. Парус был разодран на ленты, освещаемые слабым блеском молний. Фафхрд ощутил под рукой свободно болтающийся румпель, словно судно вовсе лишилось руля и могло теперь выжить только чудом.
Мышелов сказал:
– Он накренился немного на правый борт и осел на корме, тебе не кажется? У нас течь, я уверен. Нам надо взяться за насос. А уж потом будем ложиться на новый курс.
И они взялись за дело и несколько часов молча работали бок о бок, как не раз случалось в прошлые времена, приводя в порядок свое гоночное судно в свете двух фонарей, которые Фафхрд снял с мачты и заправил чистейшим жиром левиафана, а тем временем буря исчерпала все свои молнии, а темные тучи опустились ниже.
Вообще-то облачный покров навис в ту ночь над всем Невоном (и в тот день на другой его стороне). И в течение многих последующих месяцев и лет люди вспоминали о Великой Тьме, как это чаще всего называли, окутавшей Невон на многие часы, но так никогда и не удалось до конца выяснить, вправду ли луна в это время непостижимым образом обошла половину мира, чтобы сразиться с солнцем, а потом вернулась на свое законное место, или этого не было, – хотя и звучали разрозненные, но настойчивые тревожные разговоры об этом ужасающем явлении, замеченном сквозь редкие просветы в облачном саване, и поговаривали даже, что солнце само двинулось навстречу луне, желая остановить ее.
Довольно много времени спустя, когда друзья сделали небольшой перерыв, Фафхрд тихо сказал:
– Как-то одиноко без наших веселых светлячков, тебе не кажется?
Мышелов ответил:
– Согласен. Хотел бы я знать, действительно ли они вели нас к сокровищам, или хотя бы собирались это сделать? Или они вели нас, или одного из нас, куда-то еще – твой светлячок, а может, мой?
– Я по-прежнему уверен, что огоньков было четыре, – сказал Фафхрд. – Так что любая пара могла вести нас в своем направлении вместе, не разлучая.
– Нет, огоньков было только два, – возразил Мышелов. – И они пытались вести нас в совершенно разных направлениях, противоположных, разделить нас. – Поскольку Фафхрд ничего не ответил на это, Мышелов после паузы продолжил:
– И какая-то часть меня желала отправиться вместе с моей огненной девушкой на поиски чего-то вроде рая, омытого блистающим солнцем.
Фафхрд сказал:
– Какая-то часть меня желала последовать за моей меланхоличной девой туда, где царствует бледная луна, и, возможно, проводить летние месяцы в Царстве Теней. – Потом, немного помолчав, Фафхрд продолжил:
– Но человек не предназначен для рая, я уверен, будь тот жарким или прохладным. Нет, нет и еще раз нет.
– Ну, за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь, – сказал Мышелов.
Пока они так разговаривали, начало понемногу светлеть. Тучи умчались. Новый парус стал виден. Масло левиафана уже выгорало в лампах, их чистый свет стал почти незаметен на фоне бледного неба. Затем далеко-далеко на севере два искателя приключений заметили неясные очертания побережья, напоминающие лежащего быка, – вернейший знак приближения южной оконечности Восточных Земель.
– Мы обошли с наветренной стороны весь Ланкмар за один день и одну ночь, – сказал Мышелов.
С юга налетел бриз, взбодрив неподвижный воздух. Они взяли курс на север, вдоль длинного Моря Востока.
Ледяные монстры
– Мышелов, – сказал Фафхрд очень тихо, но чрезвычайно уверенно, – ты сейчас не рассказ сочиняешь, ты выдумываешь целую систему – просто под влиянием момента.
– Изобретаю Законы Природы? – переспросил Мышелов, вроде бы даже ужаснувшись. – Но это было бы хуже самого черного богохульства!
– Так прекрати, именем всех богов! – потребовал Фафхрд, на этот раз очень громко. – Разве может солнце находиться внутри водяной трубы и чтобы при этом она не испарилась мгновенно, выбросив горы пара? Ну, отвечай!
– Но есть кое-какие вещи, о которых людям не положено знать, – произнес Мышелов напыщенно. И тут же заговорил как обычно:
– Или, скорее, поскольку я не религиозен, я сказал бы, что есть некоторые вещи, недоступные для нашего разума. Но все же попытаюсь как-то все разъяснить. Есть, видишь ли, два разных вида энергии: одна – тепло, а вторая – свет, который не вскипятит даже крохотную каплю воды, – тот самый прямой свет, о котором я тебе уже говорил, который почти полностью преобразуется в тепло там, куда он падает, а это, в свою очередь, объясняет нам, почему отраженный свет не может совершить долгий обратный путь через центр Невона. Ну, теперь мой ответ тебя удовлетворяет?
– О, черт, черт, черт! – слабым голосом выругался Фафхрд. Потом все же сумел взять себя в руки, хотя на этот раз с трудом, и заговорил язвительно:
– Хорошо, хорошо! Но где же тогда сейчас это плавающее солнце, о котором ты тут рассуждал, где эта его широченная водяная труба со стенками, крепкими как алмаз?
– Посмотри туда, – сказал Мышелов, показывая на юг, вперед по правому борту.
Глянув через серебристо-серое поле морской воды, утыканной вращающимися башнями почти до самого горизонта, едва видимого, Фафхрд увидел одинокую гигантскую башню, огромную, как остров, выше самой высокой горы, движущуюся на восток по меньшей мере с такой же скоростью, как все остальные смерчи, и такую же тупо неостановимую, как боевая колесница императора Восточных Земель. Волосы на голове Фафхрда встали дыбом от страха и изумления, и он не произнес ни слова, а лишь смотрел и смотрел на ужасающее явление, которое подавляло своей необъятностью.
А потом он почувствовал сильную усталость. Он поднял глаза немного вперед и вверх на неколебимо висящие перед судном серебряные кружева огоньков-двойняшек, и его немного успокоили их близость и постоянство, как будто они были своеобразным флагом «Черного Гонщика». Фафхрд медленно опустился на палубу и растянулся ничком, прижавшись к ее доскам, головой к носу, уткнув подбородок в ладони и по-прежнему глядя на веселых светлячков.
– Ты ведь знаешь, как иной раз таинственно гаснут целые группы звезд в самые ясные ночи Невона? – легко и мечтательно произнес Мышелов.
– Это верно, такое случается, – сонно согласился Фафхрд.
– Должно быть, это оттого, что стены их водяных труб-смерчей сильно наклонились или изогнулись под напором случайного шторма и скрыли от нас их свет.
Фафхрд пробормотал:
– Ну, если ты так считаешь…
После довольно длительной паузы Мышелов спросил тем же тоном:
– Разве не изумляет мысль о том, что в самом сердце каждого из темных, серых смерчей, несущихся вон там, в открытом море, горит (не давая тепла) драгоценность ослепительного, чистейшего, бриллиантового света?
Фафхрд умудрился тяжким вздохом выразить свое согласие.
После еще одной долгой паузы Мышелов сказал задумчиво, как человек, пытающийся свести концы с концами:
– Не правда ли, сразу понятно, что и огромные, и маленькие смерчи должны быть трубами? Ведь если бы они по какой-то непонятной причине сплошь состояли из воды, они бы полностью осушили океан и наполнили небо густейшими облаками – да нет, морем воды! Ты с этим согласен?
Но Фафхрд уже спал. Он видел сон, во сне он перевернулся на спину, и одна из мерцающих точек отделилась от своей сестрицы и порхнула к нему, превратившись в длинное и тонкое существо с черными волосами, бледное, как луна, обернутое тончайшим черным с серебром кружевом, которое волшебным образом подчеркивало наготу. Она смотрела на Фафхрда нежно, однако и оценивающе, и ее глаза были бы фиолетовыми, если бы вокруг было чуть посветлее. Он улыбнулся ей. Она чуть заметно покачала головой, ее лицо стало серьезным, и она спустилась ниже, пролетев над ним от головы к ногам, ее воздушные пальцы занялись бронзовой пряжкой его широкого ремня, а девушка, развернувшись, прижалась прохладной щекой к его лихорадочно горящему лицу и зашептала тихо, но вполне отчетливо прямо в его ухо (и каждое слово звучало так, будто оно было написано самыми черными чернилами на матово-лунной бумаге):
– Поворачивай назад, поворачивай назад, самый замечательный из мужчин, к Стылым Пустошам, к Царству Теней и Смерти, потому что это единственный способ остаться в живых… Доверяй только луне. Не верь ничьим пророчествам, кроме моих. А сейчас – на север, на север, только на север…
И Фафхрд ответил во сне:
– Я не могу повернуть на север, я слишком устал. Люби меня, самая замечательная из женщин… А она хрипловато произнесла:
– Так должно быть, любимый. Ищи Смерть, чтобы спастись от него. Не доверяй ни одной пленяющей юностью и горящей страстью женщине. Остерегайся солнца. Верь только луне. Жди от нее знака.
И в это мгновение сон отлетел от Фафхрда, и он тупо сел, услышав резкий вскрик Мышелова, и перед ним мелькнуло леденящее видение лица – узкого, прекрасного, с необычайно грустным бледно-фиолетовым лицом и с глазами, похожими на черные дыры. Еще он успел заметить призрачное тело, как бы обернутое черными крыльями.
А потом Мышелов схватил его за плечо и встряхнул, крича:
– Проснись, проснись! Не молчи!
Фафхрд потер лицо ладонью и пробормотал:
– Что случилось?
Присев рядом с ним на корточки, Мышелов заговорил торопливо, едва успевая переводить дыхание:
– Наши веселые светлячки вдруг забеспокоились и начали метаться вокруг мачты, как огни святого Эльма. Один начал кружить возле меня, словно назойливая оса, а когда я его отогнал, то увидел, что второй огонек летает прямо над тобой, задержался у талии, потом просто прилип к твоей шее. Твоя кожа вдруг стала серебристо-белой, бледной, как у покойника, а огонек превратился в объявший тебя светящийся саван. Я жутко испугался за тебя и прогнал его.
Замутненный взгляд Фафхрда отчасти прояснился, пока Мышелов говорил, а когда рассказ закончился, Фафхрд кивнул и сказал понимающе:
– Да, так и должно быть. Она много говорила о смерти и в конце сама стала похожа на покойницу, бедная пророчица.
– Кто говорил? – спросил Мышелов. – Какая пророчица?
– Мерцающая девушка, конечно, – ответил Фафхрд. – Ты знаешь, о чем я говорю.
Он встал. Его ремень скользнул вниз. Он широко раскрытыми глазами уставился на расстегнутую пряжку, потом поднял ремень и застегнул.
– Фафхрд, я не знаю, о чем ты говоришь! – возразил Мышелов, и его лицо внезапно помрачнело. – Девушка? Какая девушка? Мираж? Твоя эротическая фантазия? Или ты превратился в сумасшедшего лунатика?
Тут Фафхрд заговорил куда более резко и напомнил Мышелову, что именно он, Мышелов, еще недавно высказывал предположение, что блуждающие огоньки – это девушки и что хоть в них ощущается немалая примесь чего-то сверхъестественного, все же они могут обрести вполне материальное женское естество любого вида.
Мышелов постепенно признал справедливость слов друга, хотя его ум постоянно стремился уплыть в размышления о пузырящемся мироздании. Однако под нажимом Фафхрда Мышелов даже признался в своей встрече с огненно-рыжей мерцающей девушкой с красными, как киноварь, глазами, произошедшей прошлой ночью, – когда побратим увидел его охваченным пламенем, и после настойчивых расспросов припомнил те слова, которые слышал во сне.
– Значит, твоя рыжая красотка говорила о Жизни и утверждала, что на юге таятся бессмертие и рай, – задумчиво подвел итог Фафхрд, – в то время как моя темная милашка толковала о Смерти и о том, что мы должны повернуть назад, на север, к Царству Теней и Ланкмару. – И тут его охватило возбуждение, он изумился собственному прозрению, внезапно посетившему его. – Мышелов, я все понял! Их две пары, этих мерцающих девушек! Дневная пара (ты говорил с одной из них) – это дети солнца и посланницы мифической Страны Богов на Полюсе Жизни Невона. А ночная пара, заменяющая первую на период от сумерек до рассвета, – это служительницы луны, дочери Белой Охотницы, преданные Царству Теней, которое лежит в противоположном от Полюса Жизни конце мира.
– Фафхрд, подумай-ка вот о чем, – сказал Мышелов, возвращаясь из глубин своих мрачных раздумий. – Какими должны быть высота и диаметр каждой из водяных труб-смерчей, чтобы звезды на их дне были видны в каждой точке противоположной половины Невона (там, наверху, когда там наступает ночь)? Чем объяснить, почему звезды ярче всего в зените, так что ты отчетливо видишь каждую из них, не прибегая в двояковыпуклым линзам. Похоже, это доказывает, что некие божества должны… – Тут слова Фафхрда наконец проникли в его сознание, и он сказал уже не так отстранение:
– Две разные пары девушек? То есть всего их четыре? Фафхрд, я думаю, тут перебор в количестве. По правилу сабли Илдрика…
– Здесь две пары близнецов, – перебил его Фафхрд. – И именно это верное число, а другое будет ошибочным. Заметь себе, малыш, твоя солнечная девушка предсказывала, что нас ждет беда, хотя и обещала добро, – ведь как же можно достичь бессмертия и рая, если не смертью? Как можно попасть в Страну Богов, если не через гибель? Ведь обжигающие солнечные лучи – чисты они или нет, все равно гибельны и смертоносны. Но моя лунная девушка, тоже считая, что нас ждут несчастья, все-таки желает нам одного лишь добра – и сама она одновременно и добра, и холодна, как ночное светило. Она сказала в моем сне: «Поворачивай назад, к Смерти», и это звучит зловеще. Но ты и я жили рядом со Смертью десятки лет, и ни разу всерьез не пострадали, – а ведь она именно об этом и говорила:
«Это единственный способ остаться в живых. Ищи Смерть, чтобы избежать его!» Так что давай-ка поскорее поворачивать на север, как она посоветовала. Потому что если мы будем по-прежнему плыть на юг, забираясь все глубже и глубже в выжженные солнцем края («Остерегайся солнца!» – сказала она), мы наверняка погибнем, обманутые твоей фальшивой, лживой огненной красоткой. Вспомни-ка, от одного лишь ее прикосновения ты задымился! А моя девушка сказала: «Не доверяй ни одной пленяющей юностью и горящей страстью женщине», – и это подтверждает мои доказательства.
– Не вижу тут никаких доказательств, – сказал Мышелов. – Я люблю солнце и всегда его любил. Его всепроникающие лучи – лучшее из лекарств. Это ты любишь холод, ты, дикарь из Стылых Пустошей! Моя девушка была нежной и наполненной горячей жизнью, а твоя – уныла и мрачна, как оживший труп, сам же сказал. Кто поверит ее словам? Только не я. Кроме того, по правилу сабли Илдрика – если вернуться к нему, – простейшее объяснение всегда и есть самое лучшее, а заодно и самое изящное. Рядом с нами – всего две девушки, и с одной я говорил во сне, а с другой – ты, и вовсе не четверка их порхают вокруг нас, сбивая с толку и сменяясь на рассвете и на закате, к нашему и их собственному недоумению. Две девушки – только две! – выглядят совершенно одинаковыми внешне, медные днем, серебряные ночью, но при этом моя – ангел, твоя – смертоносная валькирия. И в снах это открылось.
– Ну, ты просто играешь словами, – решительно сказал Фафхрд. – И в придачу доводишь меня до головокружения своей болтовней. Мне-то все ясно: мы должны подготовиться сами и подготовить «Черный Гонщик» к развороту на север, как настойчиво советовала мне моя лунная бедняжка, к тому же не один раз.
– Но, Фафхрд, – возразил Мышелов, – мы уже пытались вчера повернуть на север, и тоже не один раз, и каждый раз терпели неудачу. Так почему же ты решил, ты, доверчивое ухо…
Фафхрд перебил его:
– «Верь только луне, – сказала она. – Жди от нее знака». Так что ты уж подожди, ради такого случая, и понаблюдай. Смотри на море и на небо, идиот, и поражайся.
Мышелов и вправду был поражен. Пока они спорили, сосредоточившись лишь на том, чтобы наносить и парировать словесные удары, гладкая поверхность Моря Звезд из ровной и блестящей стала мутной и неспокойной. Сильные толчки несколько раз встряхнули судно. Серебристые клубы пены внезапно прокатились по палубе – ураган разыгрался не на шутку, словно вырвавшись из-под чьей-то власти, порывистый ветер обдавал побратимов то горячим, то холодным воздухом. В небе наконец появились облака, быстро несущиеся одновременно с северо-запада и с востока, вся природа, казалось, опасливо съежилась, как бы ожидая неких зловещих событий, предвещаемых этим странным кипением в небесах. Два серебристых блуждающих огонька, похоже, разделяли эти опасения или предчувствия, поскольку они снова начали беспорядочно метаться, их серебряные кружева трепетали на ветру, они тонко пищали и встревоженно свистели в неестественной тишине и наконец разделились, – один поплыл к носу судна, на юго-восток, другой – к корме, на северо-запад.
Быстро сгущавшиеся облака закрыли большую часть звезд и уже подбирались к луне. Ветер дул с прежней силой, в точности соответствуя скорости течения. «Черный Гонщик» колыхался, как будто находился на гребне гигантской волны. На мгновение море словно замерзло. Тишина была оглушительной.
Мышелов посмотрел вверх – и из его горла вырвался приглушенный короткий вскрик, от которого у его друга кровь застыла в жилах. Справившись с потрясением, Фафхрд тоже посмотрел вверх – как раз в то мгновение, когда на них обрушилась полная тьма. Голодные тучи поглотили луну.
– Почему ты закричал? – сердито спросил Фафхрд. Мышелов ответил с трудом, его зубы громко стучали друг о друга:
– Как раз перед тем, как тучи ее закрыли, луна сдвинулась с Места!
– Да как ты мог бы это увидеть, дурачок, если тучи так и кипели вокруг нее? Из-за этого и могло показаться, что луна движется!
– Я не знаю.., но я в этом уверен так же, как в том, что стою на этой палубе! Луна начала двигаться!
– Ну, если луна находится в водяной трубе-смерче, как ты сам утверждаешь, она точно так же должна быть подвержена влиянию ветра и волн. Так что же такого ужасающего в ее движении? – Яростный, дрожащий голос Фафхрда сводил на нет всю его рассудительность.
– Я не знаю, – повторил Мышелов на удивление тонким, напряженным голосом, его зубы продолжали выбивать дробь. – Но мне это не нравится!
Блуждающий огонек на корме трижды свистнул. Его нервно мерцающий, полупрозрачный, серебряный свет был отчетливо виден в черноте ночи, так же как свечение двойника на носу «Гонщика».
– Это знак! – хрипло воскликнул Фафхрд. – Готовься к повороту! – И он всем своим весом налег на румпель, отводя его вправо и тем самым заставляя судно повернуть влево, чтобы уйти на север. «Черный Гонщик» откликнулся чрезвычайно вяло, однако вырвался из захвата течения и ветра настолько, чтобы на румб-другой развернуться к северу – но не больше.
Длинная прямая молния сверкнула в небе и осветила серую поверхность моря до самого горизонта, и там друзья увидели на этот раз два невообразимо гигантских смерча, один точно на юге, второй приближался с запада. Гром грянул так, словно несколько армий или армад столкнулись с железными всадниками Армагеддона.
А потом ночь превратилась в яростное пламя и хаос, и огромные сокрушительные волны сражались с ветром, словно гиганты, чьи головы задевали небеса. А возле корабля вступили в схватку блуждающие огоньки, и то их было два, то вроде бы четыре, – во всяком случае, они кружили друг возле друга, то сближаясь, то разбегаясь. Застывшее вокруг судна море теперь покрылось волнами, высокие гребни устремлялись к небу, между ними возникали провалы, достигавшие, казалось, черного илистого морского дна, недоступного человеку. Молнии и оглушительные раскаты грома следовали друг за другом почти непрерывно, перекрывая все другие звуки. И среди всего этого «Черный Гонщик» все еще держался на плаву, как пушинка в безумном хаосе, а Фафхрд и Мышелов демонстрировали чудеса мореходного искусства.
Но вот с юга двинулся второй гигантский водяной столб, подобный ожившей горе, гоня перед собой огромные волны, и они весьма помогли Фафхрду, разворачивавшему судно к северу все сильнее и сильнее. В то же время первый гигантский столб, шедший с юга, казалось, повернул назад, и эти два смерча (лунный и солнечный?) столкнулись.
И тут же «Черный Гонщик» как будто налетел на стену. Фафхрда и Мышелова швырнуло на палубу, и пока побратимы в безумном усилии пытались подняться на ноги, они, к своему крайнему изумлению, обнаружили, что их «леопард» плывет по безмятежным водам, а вдали продолжают сверкать молнии и греметь гром, мало различимые для их наполовину оглохших ушей и наполовину ослепших глаз. Не видно было ни звезд, ни луны, осталась лишь густая тьма. Исчезли блуждающие огоньки. Парус был разодран на ленты, освещаемые слабым блеском молний. Фафхрд ощутил под рукой свободно болтающийся румпель, словно судно вовсе лишилось руля и могло теперь выжить только чудом.
Мышелов сказал:
– Он накренился немного на правый борт и осел на корме, тебе не кажется? У нас течь, я уверен. Нам надо взяться за насос. А уж потом будем ложиться на новый курс.
И они взялись за дело и несколько часов молча работали бок о бок, как не раз случалось в прошлые времена, приводя в порядок свое гоночное судно в свете двух фонарей, которые Фафхрд снял с мачты и заправил чистейшим жиром левиафана, а тем временем буря исчерпала все свои молнии, а темные тучи опустились ниже.
Вообще-то облачный покров навис в ту ночь над всем Невоном (и в тот день на другой его стороне). И в течение многих последующих месяцев и лет люди вспоминали о Великой Тьме, как это чаще всего называли, окутавшей Невон на многие часы, но так никогда и не удалось до конца выяснить, вправду ли луна в это время непостижимым образом обошла половину мира, чтобы сразиться с солнцем, а потом вернулась на свое законное место, или этого не было, – хотя и звучали разрозненные, но настойчивые тревожные разговоры об этом ужасающем явлении, замеченном сквозь редкие просветы в облачном саване, и поговаривали даже, что солнце само двинулось навстречу луне, желая остановить ее.
Довольно много времени спустя, когда друзья сделали небольшой перерыв, Фафхрд тихо сказал:
– Как-то одиноко без наших веселых светлячков, тебе не кажется?
Мышелов ответил:
– Согласен. Хотел бы я знать, действительно ли они вели нас к сокровищам, или хотя бы собирались это сделать? Или они вели нас, или одного из нас, куда-то еще – твой светлячок, а может, мой?
– Я по-прежнему уверен, что огоньков было четыре, – сказал Фафхрд. – Так что любая пара могла вести нас в своем направлении вместе, не разлучая.
– Нет, огоньков было только два, – возразил Мышелов. – И они пытались вести нас в совершенно разных направлениях, противоположных, разделить нас. – Поскольку Фафхрд ничего не ответил на это, Мышелов после паузы продолжил:
– И какая-то часть меня желала отправиться вместе с моей огненной девушкой на поиски чего-то вроде рая, омытого блистающим солнцем.
Фафхрд сказал:
– Какая-то часть меня желала последовать за моей меланхоличной девой туда, где царствует бледная луна, и, возможно, проводить летние месяцы в Царстве Теней. – Потом, немного помолчав, Фафхрд продолжил:
– Но человек не предназначен для рая, я уверен, будь тот жарким или прохладным. Нет, нет и еще раз нет.
– Ну, за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь, – сказал Мышелов.
Пока они так разговаривали, начало понемногу светлеть. Тучи умчались. Новый парус стал виден. Масло левиафана уже выгорало в лампах, их чистый свет стал почти незаметен на фоне бледного неба. Затем далеко-далеко на севере два искателя приключений заметили неясные очертания побережья, напоминающие лежащего быка, – вернейший знак приближения южной оконечности Восточных Земель.
– Мы обошли с наветренной стороны весь Ланкмар за один день и одну ночь, – сказал Мышелов.
С юга налетел бриз, взбодрив неподвижный воздух. Они взяли курс на север, вдоль длинного Моря Востока.
Ледяные монстры
– Я устал, Серый Мышелов, от всех этих мелких стычек со Смертью, – сказал Фафхрд-северянин, поднимая свой помятый серый кубок и делая осторожный глоток сладкой виноградной браги, приправленной горьким бренди.
– Жаждешь стычки посолиднее? – фыркнул его друг, делая такой же глоток.
Фафхрд обдумал вопрос, неторопливо оглядывая таверну, вывеской которой служила пятнистая, змееподобная серебряная рыба.
– Возможно, – ответил он наконец.
– Скучная сегодня ночь, – согласился Мышелов. И в самом деле, даже зал таверны «Серебряный Угорь» казался им таким же свинцово-серым и унылым, как ее винные кубки. Время уже перевалило за полночь, лампы горели без копоти, воздух был влажным, но не холодным, другие пьянчуги сидели, словно угрюмые статуи, уставясь на хозяина заведения, на лицах подавальщиков застыло выражение раздражения и недовольства, и казалось, что само Время остановилось.
Великий город Ланкмар затих, словно кладбище, а весь Невон пребывал в мире – или, скорее, в состоянии отсутствия войны – уже целый год. Даже минголы не совершали обычных коротких набегов на южные области Из своих необъятных степей.
Однако результатом такого положения вещей стало не спокойствие, а, скорее, смутная неуверенность, тревога, еще не созревшая, как будто служившая лишь прелюдией к некоей мучительной вспышке холодной молнии, пронзающей каждый из самых незначительных моментов бытия.
Эта атмосфера оказала свое влияние на чувства и мысли высокого варвара, одетого в коричневую рубаху, и его низкорослого друга в сером.
– И вправду скучно, – сказал Фафхрд. – Хочется совершить что-нибудь эдакое!
– Это всего лишь мечты простодушной юности. Ты поэтому сбрил бороду? Чтобы соответствовать собственным мечтам? – и спросил, и ответил Мышелов.
– А ты почему не бреешься в последние три дня? – поинтересовался Фафхрд.
– Всего лишь даю коже отдых. А ты похудел. Юношеская лихорадка желания?
– Все это ни при чем. Ну ты тоже потерял в весе. Ты меняешь неуемные мускулы юности на нечто более гибкое и прочное, более подходящее для великих испытаний и рискованных предприятий средних лет.
– Ну мы уже хлебнули их досыта, – заявил Мышелов. – По меньшей мере трижды обошли весь Невон! Фафхрд угрюмо покачал головой.
– Мы еще и не жили по-настоящему. Мы не завладели никакой землей. Мы не руководили людьми.
– Фафхрд, ты вдрызг пьян! – хихикнул Мышелов. – Ты что, хочешь стать фермером? А ты помнишь капитана, захваченного в плен собственной командой? Вот что, выпей еще, чтобы протрезветь или хотя бы развеселиться.
Северянин позволил наполнить свой кубок из двух кувшинов, но настроение у него не изменилось. Все с тем же несчастным видом он продолжил:
– У нас до сих пор нет ни домов, ни жен.
– Фафхрд, тебе нужна девка!
– Кто говорит о девках? – возразил Фафхрд. – Я подразумевал женщин. У меня была храбрая Крешкра, но она вернулась к своим любимым призракам. А твоя дерзкая Рита предпочла страну безволосых.
Мышелов возразил вполголоса:
– У меня была также и величественная, наглая Хисвет, а у тебя – смелая, артистичная королева-рабыня Фрикс. Фафхрд продолжил:
– И еще когда-то давно были Фриска и Ививис, но они были рабынями в Квармалле, а потом стали свободными женщинами в Товилийсе. А до них были Кейайра и Хирриви, но они были принцессами, невидимыми возлюбленными одной-единственной долгой-предолгой ночи, дочерями ужасного Умфорафора и родственницами убийцы Фарумфара. И совсем давно, в дни прекрасной юности, были нежная Ивриана и стройная Влана. Но они были промежуточными девушками (или таинственными актрисами), а теперь они живут в обители Смерти, в Царстве Теней. Так что я всего лишь наполовину мужчина. Мне нужна пара. А может быть, и тебе тоже.
– Фафхрд, ты сошел с ума! Ты болтаешь всякую чепуху о путешествиях по всему миру и приключениях, а потом тебе хочется того, что сделает их невозможными: жена, дом, пажи, обязанности! Одна скучная ночь, без женщин или драки, и твои мозги размягчились! Повторяю, ты сумасшедший!
Фафхрд снова оглядел таверну и ее унылых посетителей.
– Поневоле станет скучно, – заметил он, – если ни один нос не поморщился и ни одно ухо не повернулось с тех пор, как я смотрел на них в последний раз. И если это покой, то я ему не доверяю. Я чувствую ледяной холод, Мышелов…
Но Мышелов смотрел мимо него. Едва слышно, или вовсе бесшумно, в «Серебряный Угорь» только что вошли две стройные особы и замерли ненадолго у тяжелого, как свинец, занавеса из железных полос, удерживавшего туман снаружи и способного превратиться в щит, который не пробить никаким мечом, – замерли, оценивающе рассматривая посетителей таверны. Одна из них была мускулистой, как мужчина, с голубыми глазами, худощавым лицом, широким ртом; ее одежду составляли короткая мужская куртка и синие брюки, а также длинный серый плащ. Вторая была тонкой и гибкой, как кошка, зеленоглазой, с крепко сжатыми полными губами; она была одета так же, но ее костюм отличался цветом – ржаво-красный и коричневый. Они не были юными девушками, но и до средних лет им было еще далеко. Гладкие лбы, безмятежные взгляды, правильные овалы лиц и длинные волосы – у одной серебристо-русые, у другой черные, с каштановым отливом, – подчеркивали их женственность.
– Жаждешь стычки посолиднее? – фыркнул его друг, делая такой же глоток.
Фафхрд обдумал вопрос, неторопливо оглядывая таверну, вывеской которой служила пятнистая, змееподобная серебряная рыба.
– Возможно, – ответил он наконец.
– Скучная сегодня ночь, – согласился Мышелов. И в самом деле, даже зал таверны «Серебряный Угорь» казался им таким же свинцово-серым и унылым, как ее винные кубки. Время уже перевалило за полночь, лампы горели без копоти, воздух был влажным, но не холодным, другие пьянчуги сидели, словно угрюмые статуи, уставясь на хозяина заведения, на лицах подавальщиков застыло выражение раздражения и недовольства, и казалось, что само Время остановилось.
Великий город Ланкмар затих, словно кладбище, а весь Невон пребывал в мире – или, скорее, в состоянии отсутствия войны – уже целый год. Даже минголы не совершали обычных коротких набегов на южные области Из своих необъятных степей.
Однако результатом такого положения вещей стало не спокойствие, а, скорее, смутная неуверенность, тревога, еще не созревшая, как будто служившая лишь прелюдией к некоей мучительной вспышке холодной молнии, пронзающей каждый из самых незначительных моментов бытия.
Эта атмосфера оказала свое влияние на чувства и мысли высокого варвара, одетого в коричневую рубаху, и его низкорослого друга в сером.
– И вправду скучно, – сказал Фафхрд. – Хочется совершить что-нибудь эдакое!
– Это всего лишь мечты простодушной юности. Ты поэтому сбрил бороду? Чтобы соответствовать собственным мечтам? – и спросил, и ответил Мышелов.
– А ты почему не бреешься в последние три дня? – поинтересовался Фафхрд.
– Всего лишь даю коже отдых. А ты похудел. Юношеская лихорадка желания?
– Все это ни при чем. Ну ты тоже потерял в весе. Ты меняешь неуемные мускулы юности на нечто более гибкое и прочное, более подходящее для великих испытаний и рискованных предприятий средних лет.
– Ну мы уже хлебнули их досыта, – заявил Мышелов. – По меньшей мере трижды обошли весь Невон! Фафхрд угрюмо покачал головой.
– Мы еще и не жили по-настоящему. Мы не завладели никакой землей. Мы не руководили людьми.
– Фафхрд, ты вдрызг пьян! – хихикнул Мышелов. – Ты что, хочешь стать фермером? А ты помнишь капитана, захваченного в плен собственной командой? Вот что, выпей еще, чтобы протрезветь или хотя бы развеселиться.
Северянин позволил наполнить свой кубок из двух кувшинов, но настроение у него не изменилось. Все с тем же несчастным видом он продолжил:
– У нас до сих пор нет ни домов, ни жен.
– Фафхрд, тебе нужна девка!
– Кто говорит о девках? – возразил Фафхрд. – Я подразумевал женщин. У меня была храбрая Крешкра, но она вернулась к своим любимым призракам. А твоя дерзкая Рита предпочла страну безволосых.
Мышелов возразил вполголоса:
– У меня была также и величественная, наглая Хисвет, а у тебя – смелая, артистичная королева-рабыня Фрикс. Фафхрд продолжил:
– И еще когда-то давно были Фриска и Ививис, но они были рабынями в Квармалле, а потом стали свободными женщинами в Товилийсе. А до них были Кейайра и Хирриви, но они были принцессами, невидимыми возлюбленными одной-единственной долгой-предолгой ночи, дочерями ужасного Умфорафора и родственницами убийцы Фарумфара. И совсем давно, в дни прекрасной юности, были нежная Ивриана и стройная Влана. Но они были промежуточными девушками (или таинственными актрисами), а теперь они живут в обители Смерти, в Царстве Теней. Так что я всего лишь наполовину мужчина. Мне нужна пара. А может быть, и тебе тоже.
– Фафхрд, ты сошел с ума! Ты болтаешь всякую чепуху о путешествиях по всему миру и приключениях, а потом тебе хочется того, что сделает их невозможными: жена, дом, пажи, обязанности! Одна скучная ночь, без женщин или драки, и твои мозги размягчились! Повторяю, ты сумасшедший!
Фафхрд снова оглядел таверну и ее унылых посетителей.
– Поневоле станет скучно, – заметил он, – если ни один нос не поморщился и ни одно ухо не повернулось с тех пор, как я смотрел на них в последний раз. И если это покой, то я ему не доверяю. Я чувствую ледяной холод, Мышелов…
Но Мышелов смотрел мимо него. Едва слышно, или вовсе бесшумно, в «Серебряный Угорь» только что вошли две стройные особы и замерли ненадолго у тяжелого, как свинец, занавеса из железных полос, удерживавшего туман снаружи и способного превратиться в щит, который не пробить никаким мечом, – замерли, оценивающе рассматривая посетителей таверны. Одна из них была мускулистой, как мужчина, с голубыми глазами, худощавым лицом, широким ртом; ее одежду составляли короткая мужская куртка и синие брюки, а также длинный серый плащ. Вторая была тонкой и гибкой, как кошка, зеленоглазой, с крепко сжатыми полными губами; она была одета так же, но ее костюм отличался цветом – ржаво-красный и коричневый. Они не были юными девушками, но и до средних лет им было еще далеко. Гладкие лбы, безмятежные взгляды, правильные овалы лиц и длинные волосы – у одной серебристо-русые, у другой черные, с каштановым отливом, – подчеркивали их женственность.