Страница:
Кэлхаун до боли, до скрипа сжал зубы. Организаторы этого преступления могут пойти и дальше…
В темноте городской ночи вспыхнул движущийся огонек. Кэлхаун тут же насторожился. Это были фары кара, мчавшегося по шоссе. Огонек исчез за одним из высотных зданий. Появился снова. Пересек высотный мост между небоскребами, снова исчез, снова появился. Свет становился все ближе, наконец ударил в глаза. Машина прошелестела по утрамбованному грунту посадочной площадки под решеткой, скрипнули тормоза, зашипели о грунт покрышки: машина остановилась у здания с пультами и трансформаторами. Фары остались включенными. Из кабины выскочили люди, бросились к двери в здание. Голосов Кэлхаун не слышал. Несколько минут спустя группа людей высыпала из здания, столпилась вокруг кара. Несколько секунд — и кар умчался прочь, подпрыгивая на неровностях: он мчался к кораблю.
Кар остановился всего в сотне ярдов от засады Кэлхауна. В свете фар искрился огромный серебристый пузырь корпуса звездолета. Человек в машине крикнул:
— Откройте, откройте! Человек заболел! Похоже, у него чума!
Никакого признака, что его услышали. Другой мужчина заколотил по металлу люка.
Из наружного громкоговорителя спросили:
— В чем дело? Что за шум?
Ответил хор растерянных голосов, но динамик над люком резко их оборвал и начал диктовать приказы, каждый из которых Кэлхаун мог предсказать с абсолютной точностью.
Голос из громкоговорителя сказал:
— Чепуха! Внесите его сюда!
Люк с хрустом отворился, опускаясь, открывая проход и, одновременно образуя трап для подъема в корабль. Люди вытащили неподвижное тело товарища из кара. Полунеся, полуволоча его, они поднялись и исчезли в люке.
Вскоре преступники вышли обратно. Один явно дрожал. Хриплый голос сказал свирепо:
— Ему нужно разобраться! Не может быть, чтобы это было чума. У нас прививки. Просто обморок или что-то еще. И хватит паники, словно мы уже при смерти. Все по местам! Займитесь своими обязанностями! На всякий случай, я сделаю общую проверку.
Кэлхаун с удовлетворением выслушал этот разговор. Внутренний люк закрылся, но наружный оставался опущенным. Трап же был опущен до самого грунта. Кар, задержавшись у здания контроля, высадил несколько пассажиров и мгновенно умчался в ночь, в ту сторону, откуда явился.
— Это тот, которого мы обработали первым, — сухо сказал Кэлхаун Мургатройду. — Впечатление неблагоприятное. Они еще надеются, что это просто случайность. Посмотрим, что будет дальше. Начальник собирается сделать перекличку. Скоро он обнаружит кое-что волнующее.
— Чи, чи! — тихо пискнул Мургатройд.
Снова неподвижность и тишина, не считая ночных песнопений из-за черты города. Теперь Кэлхаун услышал кое-что новое — басовитые удары, словно звук больших барабанов.
Полчаса спустя показался свет у здания контроля, открылись невидимые двери, прямоугольник света упал на землю. Минуту спустя по шоссе заскользил огонек фар.
— Ага! — довольно хмыкнул Кэлхаун. — Они нашли типа на тротуаре. Возможно, донесли и о двоих отсутствующих. Один лежит позади тебя, Мургатройд. Сейчас они должны испытывать не только легкое беспокойство.
Кар пересек круг посадочной площадки, завизжали тормоза. Темные силуэты уже ждали. Несколько секунд, и кар направился к трапу. Хриплый голос пропыхтел:
— Вот еще один! Мы его сейчас внесем!
Голос из динамика менее уверено сказал:
— Хорошо. Но у первого нет никакой чумы. Обмен веществ идет нормально. Он просто потерял сознание!
— Но мы нашли другого! С ним то же самое!
Темные силуэты поднялись по узкому трапу, волоча бесчувственное тело. Несколько минут спустя они вышли наружу.
— Он не смог вернуть в сознание первого, — сказал кто-то нерешительно. — Мне это не нравится.
— Он же сказал, это не чума!
— Если он сказал, значит, ему лучше знать! — добавил голос человека, явно привыкшего, чтобы ему подчинялись. — Ему лучше знать! Он сам эту чуму придумал!
Кэлхаун чуть улыбнулся и сказал себе: «Ага!»
— Но… слушай… — снова заговорил испуганный. — Тут в городе, когда мы сели, были врачи. Вдруг кто-то успел убежать и придумал какой-нибудь микроб… и теперь они выпустили его на нас…
Решительный голос оборвал сомневающегося. Несколько человек заговорили. перебивая друг друга, и ничего разобрать было нельзя: преступники явно потеряли самоуверенность и покой. Им, естественно, не пришло бы в голову, что кто-то может вести против них биологическую войну, если бы они сами не были участниками такого микробного нападения. Они не боялись бактерий, пока дело шло в из пользу, пока погибали люди на другой стороне. Но теперь кто-то, похоже, обратил против них их собственное оружие, и иммунитет от чумы не казался им гарантированным. У кое-кого из межпланетных бандитов начали трястись поджилки.
Кар помчался прочь, надолго остановился у контрольного пункта. Там шел горячий спор, возбужденные голоса доносились даже до Кэлхауна. Потом кар уехал.
Кэлхаун выждал еще двадцать минут, которые ему показались бесконечными. Потом он нагнулся над человеком, которого притащил с собой. С третьего бандита, оставленного в одном белье, Кэлхаун стащил форму. Сейчас она была на нем. Второго бандита Кэлхаун взвалил на плечо.
— Попробуем получить приглашение на борт корабля, в его лабораторию. Пошли, Мургатройд!
Он зашагал к неподвижному серебристому шару корабля.
Шар гигантской выпуклой стеной нависал над ним. Наружный люк все еще был опущен в виде трапа. Кэлхаун каблуком постучал по металлической плите, и вошел в тесный шлюз. Потом забарабанил во внутренний люк:
— Еще один! — крикнул он. — Тоже без сознания, как и остальные! Что мне с ним делать?
Внутри шлюза должны быть микрофоны, такие же, как снаружи. Но отсюда Кэлхауна не услышат у диспетчерской. Кэлхаун старался придать голосу убедительное звучание: паника, недоумение.
— Уже третий, без сознания! Что мне делать?
— Погоди! — недовольно приказал металлический голос из динамика на стене.
Кэлхаун начал ждать.
За внутренним люком послышались шаги, он отворился, и голос проскрипел:
— Вноси его!
Человек, открывший замок люка, повернулся к ним спиной, и Кэлхаун вслед за ним пошел по коридору в глубь корабля. Мургатройд робко семенил рядом. Люк щелкнул, автоматически закрылся за их спинами. Человек в белом лабораторном халате, шаркая, шагал впереди. Он был невысокого роста и немного хромал. Едва ли его можно было назвать хорошо сложенным.
Кэлхаун прикрывал пистолет-распылитель перекинутым через плечо бандитом и тревожно прислушивался — не раздастся ли какой-нибудь посторонний звук? Нет ли на борту другого человека?
У тощего скрюченного человечка в белом халате было собственное место в социальной системе, собственная социальная экониша. Есть люди, которые становятся личностями именно из-за собственной физической ущербности. Слишком много мужчин и женщин стремятся только к тому, чтобы иметь привлекательный вид. И навсегда остаются никем. Некоторые люди с внешностью уродов мужественно принимают положение вещей таким, каково оно на самом деле есть, и становятся людьми. Но часть из них начинают бунтовать.
Теперь, зная, что этот человек использовал свой талант, истратил неисчислимые часы утомительного и кропотливого труда на изготовление нового чудовищного орудия истребления, Кэлхаун мог почти в точности описать его жизненный путь. Он был уродом, посмешищем. Он ненавидел тех, кто смеялся над ним. Он строил в воображении грандиозные фантазии о мировом господстве, о том, что он накажет всех, кого ненавидел. И всю бешенную энергию он вложил в замысел мести Космосу. Он выработал поразительную выдержку и силу воли, он строил план за планом, интригу за интригой, шаг за шагом приближаясь к своей цели…
Кэлхаун знал несколько людей с похожей судьбой. Они пошли другим путем. Один из самых ценных работников в штаб-квартире управления Сектором, очень ценимый за свои заслуги, просто на вес золота, имел не совсем, мягко говоря, обычную внешность. Но через пять минут разговора вы уже об этом и не вспоминали. И был еще президент планеты в созвездии Лебедя, учитель с Альфы Кита, музыкант из… Кэлхаун мог сейчас вспомнить многих. Но вот этот горбатый карлик избрал иной путь, противоположный пути мужества и природы. Он избрал ненависть, и поражение было в его случае неотвратимо.
Они вышли в лабораторию. Мургатройд приободрился — обстановка была знакомая. Яркий свет, привычный блеск хромированных приборов, инструменты. Даже запахи хорошо оснащенной микробиологической лаборатории были для Мургатройда приятными, домашними. Он сказал весело:
— Чи-чи-чи!
Карлик в халате дернулся, стремительно обернулся. Широко раскрылись темные блестящие глаза. Кэлхаун дал бесчувственному телу бандита соскользнуть с плеча на пол, позаботившись, чтобы тот не очень ушибся. Из-под формы бандита показалась куртка Медслужбы — соскользнувшее на пол тело потянуло за собой «молнию».
— Прошу прощения, — вежливо сказал Кэлхаун, — но я вас должен арестовать. Вы обвиняетесь в нарушении основных принципов общественного здоровья. Создание и распространение эпидемии летального характера.
Карлик в халате бросился вправо, что-то схватил со стола. Потом ринулся на Кэлхауна, пытаясь поразить его скальпелем — единственным оружием, оказавшимся под рукой.
Кэлхаун нажал на спуск распылителя…
ГЛАВА 7
Кэлхаун связал карлика полосами разорванной куртки. Процедуру эту Кэлхаун проделал очень тщательно: сначала он привязал пленника к стулу, потом заключил в надежный кокон тканевых пут. Потом занялся осмотром лаборатории.
Мургатройд, поднявшись на задние лапы, копировал движения Кэлхауна. Кэлхаун осматривал лабораторию. В большинстве оборудование было ему знакомым: наборы чашек Петри, предметные стекла, оптические и электронные микроскопы, автоклавы, облучатели, инструменты для микроанализа, термостаты, в которых культура могла содержаться в любом из сотни избранных температурных режимов. Мургатройд чувствовал себя, как дома.
Вскоре Кэлхаун услышал стон. Он повернулся и кивнул пленнику.
— Здравствуйте, — вежливо приветствовал он хозяина лаборатории.
— Я очень заинтересовался вашей работой. Кстати, сам я работаю в Медслужбе. Я прибыл с обычной проверкой, и кто-то попытался меня уничтожить. На их месте я бы позволил мне сесть, а потом прикончили бы выстрелом из бластера.
На него внимательно смотрели маленькие темные глаза. Выражение их менялось каждую секунду. То их наполняла ярость, граничащая с безумием, в следующий миг они становились хитрыми и проницательными. Потом выказывался почти животный страх.
Кэлхаун сказал несколько рассеяно:
— Наверное, сейчас разговаривать с вами нет смысла. Вы еще не оценили ситуацию, не успокоились. Я в корабли, и никто не может мне помешать. Трое из вашей… команды мясников выведены из строя на несколько дней… Сверхдоза полисульфата, — пояснил он. — Это так просто, что я был уверен — вы не догадаетесь. Я их «выключил», чтобы проникнуть на корабль.
Пленник, похожий на мумию, спеленатый лентами, пробормотал что-то нечленораздельное. Кажется, он скрежетал зубами. Потом забулькал — ярость вышла из-под контроля.
— Вы сейчас в шоке, — сказал Кэлхаун. — Частью — в самом деле, частью притворяетесь. Я вас оставлю одного, чтобы вы немного пришли в себя. Мне нужна информация. Думаю, вы пойдете на переговоры, в вашем-то положении… Оставляю вас одного, поразмышляйте.
Он покинул лабораторию. Он чувствовал отвращение к привязанному к стулу человеку. Он понимал, что преступник получил сильнейший шок. Он был пойман и бессилен освободиться. Но часть этого шока — бешеная ярость, настолько сильная, что имелась угроза перехода ярости в безумие. Кэлхаун хладнокровно оценил ситуацию и пришел к выводу, что человек, однажды принявший решение и проживший такую жизнь, — а это предположение, он понимал, вполне пока соответсвовало фактам, — в буквальном смысле может сойти с ума. Поэтому он благоразумно покинул лабораторию, чтобы не дразнить пленного.
Кэлхаун обошел все помещения корабля, определил его тип, верфь, на которой он был построен, составил в уме примерный план операции по превращению корабля в бесполезную скорлупу, которая уже не сможет подняться в пространство. Потом он вернулся в лабораторию.
Пленник в изнеможении пыхтел. Кое-где тканевые полоски чуть-чуть ослабли — человечек явно пытался их разорвать. Кэлхаун деловито подтянул путы, а пленник, изрыгая проклятия, забился в истерике.
— Отлично, — хладнокровно заметил Кэлхаун. — Вы еще не остыли. Как только остынете, мы поговорим.
Он пошел к выходу из лаборатории, но из динамика послышался голос:
— Вы еще не определили причину? В чем проблема с теми парнями? При перекличке мы еще двоих не досчитались. Тут что-то вроде паники начинается. Парни опасаются, что местные врачи напустили на нас собственную чуму!
Кэлхаун пожал плечами. Голос снаружи принадлежал тому самому человеку, который совсем недавно разговаривал командным тоном. Теперь это был голос очень встревоженного человека. Кэлхаун не ответил на вопросы. Голос повторил, потом еще раз. Он почти молил ответить. И замолчал. Что в нем было? Страх или ненависть к молчащему динамику? Кэлхаун не мог сказать точно. Возможно, и то, и другое.
— Ваша популярность начинает падать, — сообщил Кэлхаун связанному хозяину лаборатории. Микрофон он положил на безопасном расстоянии от пленного. Рядом с усилителем обнаружился приемник космофона.
— Гм, — сказал Кэлхаун. — А вы подозрительны, а? Не доверяете даже капитану., Типичный случай.
Побелевшие губы пленного шевельнулись, и он вдруг совершенно спокойно спросил:
— Чего вы хотите?
— Сведений, — ответил Кэлхаун.
— Для себя? Каких именно? Я дам вам любые сведения! — У карлика были полубезумные, словно обугленные глаза. — Я могу дать вам все, на что способно ваше жалкое воображение. Богатство, о котором вы даже не мечтали.
Кэлхаун небрежно опустился на подлокотник кресла.
— Я вас послушаю, — согласился он. — Но ведь вы, очевидно, всего лишь технический управляющий локальной операцией, не очень масштабной. Вы убили всего тысячу человек. Вы выполняете приказы. Что вы можете мне дать?
— Это… — Пленник выругался. — Это только проверка, испытания. Дайте мне его закончить, и я сделаю вас правителем планеты. Королем! У вас будут миллионы рабов. Сотни и тысячи женщин, на любую вашу прихоть!
— Едва ли я поверю вам на слово. Где подробные детали? — равнодушно сказал Кэлхаун.
Темные глаза вспыхнули, как угли на ветру. Потом усилием воли, не менее яростным, чем вспышка гнева, карлик заставил себя успокоиться. Взял себя в руки. Но это было внешнее спокойствие. Бешенство то и дело вырывалось наружу, особенно когда он старался подкрепить слово жестом — и не мог. От отчаяния он пыхтел, но говорил с ужасной убедительностью и ледяной логикой, с такими подробностями, что больше сомнений быть не могло — план составлен тщательно, и это его собственный план. Он убедил планетарное правительство, ему разрешили испытания. Во главе поставили его самого — это необходимо. И скоро у него будет власть, страшная власть, и теперь он старался подкупить Кэлхауна. Он взялся за трудную задачу — дать взятку работнику Медслужбы.
Присвоение Мариса-3 было, как Кэлхаун и сам догадался, только полевыми испытаниями нового метода межпланетной войны. Когда Марис займут колонисты с родной планеты пленника, уже ничего нельзя будет сделать. Только население-узурпатор сможет здесь жить. Колонисты будут имунны к чуме, так же, как и члены испытательной команды.
— Которые, — вставил Кэлхаун, — сейчас не так веселы, как в начале.
Пленник повел по губам языком и продолжил, монотонно, с гипнотизирующей убедительностью.
— Как только работоспособность метода будет проверена, будут захвачены другие миры, не только новые колонии. Чума атакует старые, хорошо развитые планеты, и врачи будут бессильны перед ней. Потом придут корабли с планеты, начавшей чуму, и покончат с эпидемией. Они предложат уцелевшим купить шанс на жизнь за определенную цену!
— Непрофессионально, — заметил Кэлхаун. — Но прибыльно, если план сработает.
— Ценой жизни, естественно, будет рабство. Те, кто условий сделки не примет, умрет.
— Но те, кто согласится, могут потом порвать сделку, отказаться быть рабами.
Бледные губы пленника усмехнулись, но глаза оставались такими же холодными и черными. Восстание обречено на провал. На каждую вспышки неподчинения приготовлена новая чума, многие штаммы. Будет создана межзвездная империя, в которой восстание одной из планет будет равносильно самоубийству. Ни один мир, однажды захваченный, не сможет освободиться. Ни одна планета, выбранная для завоевания, не сможет сопротивляться. Такой человек, как Кэлхаун, сможет править десятками, сотнями планет, у него будет свое королевство. Более того, его данные и знания, полученные в Медслужбе, делают его первым кандидатом на трон Императора! Он станет абсолютным владыкой миллионов рабов, которым придется или погибать, или ублажать его малейшие прихоти.
— Небольшое упущение, — перебил Кэлхаун. — Вы нечего не сказали о Медслужбе. Как она отнесется к вашей системе планетарных завоеваний?
Теперь пленнику пришлось напрячь все красноречие, чтобы убедить, заворожить, загипнотизировать своего тюремщика. В несколько минут функции Медслужбы были сведены до смехотворно незначительных. Секториальные управления беззащитны, каждое получит — без древних предрассудков — удар ядерной бомбой, как только операция на Марисе-3 будет закончена. Кэлхаун содрогнулся. Пленник заговорил с еще большим пылом, он рисовал заманчивые картины миров, где любое существо станет рабом Кэлхауна…
— Довольно, — сказал Кэлхаун. — Я узнал все, что нужно.
— Тогда развяжи меня, — радостно сказал пленник. И тут его пылающий взгляд прочел все, что было написано на лице Кэлхауна.
— Вы примите предложение! — вскричал карлик с морщинистым старческим лицом. — Вы не сможете отказаться! Не сможете!
— Могу и отказаться, почему бы и нет? — спокойно сказал Кэлхаун. — К тому же, ваш безумный план никогда бы не сработал. Законы вероятности против него. Стоит только начать, и возникнет масса неблагоприятных случайных факторов. Пример — мое собственное появление здесь. Я — неблагоприятная случайность, и вы напоролись на нее уже при первом испытании!
Пленник отрыл рот, но в горле у него вдруг захрипело, словно он подавился, и на него стало страшно смотреть…
Кэлхаун с жалостью поднял распылитель, задержал дыхание и выстрелил одно одно маленькое кольцо декстретила.
Наступила тишина. И в тишине тоненько запищал сигнал космофона.
— Вызываем город, — Сказал далекий голос с орбиты. — Корабль с пассажирами вызывает Марис-3. Вызываем город…
Кэлхаун прислушался, потом занялся пленником.
— Вызываем город, — терпеливо повторил голос из космофона. — Не слышим вас. Если вы отвечаете, вашего сигнала мы не принимаем. Выходим на орбиту, будем продолжать вызывать…
Кэлхаун выключил космофон. Мургатройд спросил удивленно:
— Чи?
— Для нас это крайний срок, — мрачно ответил Кэлхаун. — Целый транспорт счастливых колонистов с прививками готовиться совершить посадку. Очевидно, вместе с трансформаторами мы испортили и стационарный космофон. И мы слишком благоразумны, чтобы отвечать на вызов. Но крайний срок приближается. Мертвая точка. Они скоро пошлют на разведку шлюпку. Чтобы выяснить причину молчания. И тогда — конец! Нас колонисты тоже «вычислят»! Только мы с тобой, Мургатройд, можем сейчас изменить ситуацию, больше некому. За дело!
Уже начало светать, когда они вышли из корабля. Кэлхаун сморщился, глядя на величественно алевший восток. Он увидел кар перед зданием диспетчерской.
— Эти парни на взводе, — рассудительно сказал он. — И с распростертыми объятиями нас встречать не будут. В свете наступавшего дня уходить пешком — это меня не устраивает. Попробуем взять машину.
Он направился к зданию диспетчерской. По прошлой ночи он помнил, что у здания не было окон в сторону площадки корабля. Тем не менее двигался он осторожно, перебегая между громадными арками-опорами. Когда он достиг последней арки, до кара оставалось еще пятьдесят ярдов.
— Побежали! — сказал он Мургатройду.
Кэлхаун и маленький тормал помчались сквозь розовый свет зари. Они успели покрыть ярдов тридцать, когда из диспетчерской кто-то вышел, направляясь к кару. На секунду он, пораженный, замер: В городе не должно быть живых незнакомцев. Значит, вот объяснение тому, что двое лежат без сознания, еще двое исчезли. Преступник потянулся к бластеру.
Кэлхаун выстрелил первым. Ударил шипящий разряд. Бластер в руке бандита гулко взорвался.
— Бежим! — приказал Кэлхаун.
Голоса. В окно выглянул человек, увидел Кэлхауна — незнакомца с бластером. Само приглашение к стрельбе. Человек рявкнул. Кэлхаун повел в его сторону стволом, и тот быстро ретировался в глубину комнаты. Окно задымило в том месте куда ударил разряд.
Человек и тормал были уже у кара. Кэлхаун поднял распылитель и отправил в открытую дверь диспетчерской добрую порцию паров декстретила. Одновременно он пятился к машине. Мургатройд возбужденно пританцовывал рядом.
Зазвенели стекла. Топот, крики. Кто-то бежал к двери. Но холл перед дверью заполнен анестезирующим газом, и каждый вошедший в холл тут же упадет без сознания.
Кто-то в самом деле упал. Из-за угла выскочил другой, с бластером на взводе. Но сначала ему нужно было прицелиться, а кэлхауну
— только нажать на спуск. Он так и сделал.
Снова крики внутри диспетчерской, топот. Глухие удары падающих тел. А потом — выстрел и глухой рев детонировавших паров декстретила. Взрыв сорвал часть крыши, посыпались куски перекрытия. Вылетели оконные рамы.
Кэлхаун прижался спиной к кару. Разряд бластера. Мимо. Кэлхаун нажал на спуск, повел стволом вдоль фасада. К нему понимался дым и веселые языки пламени. Еще один бандит упал. Кто-то кричал в панике:
— Нас атакуют! Туземцы бросают гранаты! Ралли, нам нужна помощь! Скорее! — Кто-то вызывал по радио подкрепление. Все бандиты, сидящие без дела или рыскавшие в поисках поживы помчатся на вызов, даже ремонтная команда трансформаторов. Охотники в машинах…
Кэлхаун забросил Мургатройда на сидение, хлопнул дверцей, повернул ключ и с визгом покрышек помчался прочь.
ГЛАВА 8
Автострада была превосходная. Кар мчался вперед. Коммуникатор на передней панели взрывался взволнованными голосами. Был описан захват кара, сам кар, его цвет, направление, в котором он удалился. Голоса требовали догнать и уничтожить кар, уничтожить диверсанта!
Заговорил другой человек. Холодно и спокойно он начал отщелкивать приказы.
А кар Кэлхауна преодолевал подъем. Когда он оказался на полпути между двумя башнями, навстречу выскочила другая машина. Кэлхаун взял в левую руку бластер, и в то мгновение, пока мчавшиеся навстречу друг другу машины находились друг против друга, сделал точный выстрел. Вспышка огня и хвост густого дыма. Пораженный разрядом кар, у которого короткое замыкание аккумулятора испарило половину корпуса, пробил ограждение и косматым метеором сорвался в пропасть между небоскребами.
В темноте городской ночи вспыхнул движущийся огонек. Кэлхаун тут же насторожился. Это были фары кара, мчавшегося по шоссе. Огонек исчез за одним из высотных зданий. Появился снова. Пересек высотный мост между небоскребами, снова исчез, снова появился. Свет становился все ближе, наконец ударил в глаза. Машина прошелестела по утрамбованному грунту посадочной площадки под решеткой, скрипнули тормоза, зашипели о грунт покрышки: машина остановилась у здания с пультами и трансформаторами. Фары остались включенными. Из кабины выскочили люди, бросились к двери в здание. Голосов Кэлхаун не слышал. Несколько минут спустя группа людей высыпала из здания, столпилась вокруг кара. Несколько секунд — и кар умчался прочь, подпрыгивая на неровностях: он мчался к кораблю.
Кар остановился всего в сотне ярдов от засады Кэлхауна. В свете фар искрился огромный серебристый пузырь корпуса звездолета. Человек в машине крикнул:
— Откройте, откройте! Человек заболел! Похоже, у него чума!
Никакого признака, что его услышали. Другой мужчина заколотил по металлу люка.
Из наружного громкоговорителя спросили:
— В чем дело? Что за шум?
Ответил хор растерянных голосов, но динамик над люком резко их оборвал и начал диктовать приказы, каждый из которых Кэлхаун мог предсказать с абсолютной точностью.
Голос из громкоговорителя сказал:
— Чепуха! Внесите его сюда!
Люк с хрустом отворился, опускаясь, открывая проход и, одновременно образуя трап для подъема в корабль. Люди вытащили неподвижное тело товарища из кара. Полунеся, полуволоча его, они поднялись и исчезли в люке.
Вскоре преступники вышли обратно. Один явно дрожал. Хриплый голос сказал свирепо:
— Ему нужно разобраться! Не может быть, чтобы это было чума. У нас прививки. Просто обморок или что-то еще. И хватит паники, словно мы уже при смерти. Все по местам! Займитесь своими обязанностями! На всякий случай, я сделаю общую проверку.
Кэлхаун с удовлетворением выслушал этот разговор. Внутренний люк закрылся, но наружный оставался опущенным. Трап же был опущен до самого грунта. Кар, задержавшись у здания контроля, высадил несколько пассажиров и мгновенно умчался в ночь, в ту сторону, откуда явился.
— Это тот, которого мы обработали первым, — сухо сказал Кэлхаун Мургатройду. — Впечатление неблагоприятное. Они еще надеются, что это просто случайность. Посмотрим, что будет дальше. Начальник собирается сделать перекличку. Скоро он обнаружит кое-что волнующее.
— Чи, чи! — тихо пискнул Мургатройд.
Снова неподвижность и тишина, не считая ночных песнопений из-за черты города. Теперь Кэлхаун услышал кое-что новое — басовитые удары, словно звук больших барабанов.
Полчаса спустя показался свет у здания контроля, открылись невидимые двери, прямоугольник света упал на землю. Минуту спустя по шоссе заскользил огонек фар.
— Ага! — довольно хмыкнул Кэлхаун. — Они нашли типа на тротуаре. Возможно, донесли и о двоих отсутствующих. Один лежит позади тебя, Мургатройд. Сейчас они должны испытывать не только легкое беспокойство.
Кар пересек круг посадочной площадки, завизжали тормоза. Темные силуэты уже ждали. Несколько секунд, и кар направился к трапу. Хриплый голос пропыхтел:
— Вот еще один! Мы его сейчас внесем!
Голос из динамика менее уверено сказал:
— Хорошо. Но у первого нет никакой чумы. Обмен веществ идет нормально. Он просто потерял сознание!
— Но мы нашли другого! С ним то же самое!
Темные силуэты поднялись по узкому трапу, волоча бесчувственное тело. Несколько минут спустя они вышли наружу.
— Он не смог вернуть в сознание первого, — сказал кто-то нерешительно. — Мне это не нравится.
— Он же сказал, это не чума!
— Если он сказал, значит, ему лучше знать! — добавил голос человека, явно привыкшего, чтобы ему подчинялись. — Ему лучше знать! Он сам эту чуму придумал!
Кэлхаун чуть улыбнулся и сказал себе: «Ага!»
— Но… слушай… — снова заговорил испуганный. — Тут в городе, когда мы сели, были врачи. Вдруг кто-то успел убежать и придумал какой-нибудь микроб… и теперь они выпустили его на нас…
Решительный голос оборвал сомневающегося. Несколько человек заговорили. перебивая друг друга, и ничего разобрать было нельзя: преступники явно потеряли самоуверенность и покой. Им, естественно, не пришло бы в голову, что кто-то может вести против них биологическую войну, если бы они сами не были участниками такого микробного нападения. Они не боялись бактерий, пока дело шло в из пользу, пока погибали люди на другой стороне. Но теперь кто-то, похоже, обратил против них их собственное оружие, и иммунитет от чумы не казался им гарантированным. У кое-кого из межпланетных бандитов начали трястись поджилки.
Кар помчался прочь, надолго остановился у контрольного пункта. Там шел горячий спор, возбужденные голоса доносились даже до Кэлхауна. Потом кар уехал.
Кэлхаун выждал еще двадцать минут, которые ему показались бесконечными. Потом он нагнулся над человеком, которого притащил с собой. С третьего бандита, оставленного в одном белье, Кэлхаун стащил форму. Сейчас она была на нем. Второго бандита Кэлхаун взвалил на плечо.
— Попробуем получить приглашение на борт корабля, в его лабораторию. Пошли, Мургатройд!
Он зашагал к неподвижному серебристому шару корабля.
Шар гигантской выпуклой стеной нависал над ним. Наружный люк все еще был опущен в виде трапа. Кэлхаун каблуком постучал по металлической плите, и вошел в тесный шлюз. Потом забарабанил во внутренний люк:
— Еще один! — крикнул он. — Тоже без сознания, как и остальные! Что мне с ним делать?
Внутри шлюза должны быть микрофоны, такие же, как снаружи. Но отсюда Кэлхауна не услышат у диспетчерской. Кэлхаун старался придать голосу убедительное звучание: паника, недоумение.
— Уже третий, без сознания! Что мне делать?
— Погоди! — недовольно приказал металлический голос из динамика на стене.
Кэлхаун начал ждать.
За внутренним люком послышались шаги, он отворился, и голос проскрипел:
— Вноси его!
Человек, открывший замок люка, повернулся к ним спиной, и Кэлхаун вслед за ним пошел по коридору в глубь корабля. Мургатройд робко семенил рядом. Люк щелкнул, автоматически закрылся за их спинами. Человек в белом лабораторном халате, шаркая, шагал впереди. Он был невысокого роста и немного хромал. Едва ли его можно было назвать хорошо сложенным.
Кэлхаун прикрывал пистолет-распылитель перекинутым через плечо бандитом и тревожно прислушивался — не раздастся ли какой-нибудь посторонний звук? Нет ли на борту другого человека?
У тощего скрюченного человечка в белом халате было собственное место в социальной системе, собственная социальная экониша. Есть люди, которые становятся личностями именно из-за собственной физической ущербности. Слишком много мужчин и женщин стремятся только к тому, чтобы иметь привлекательный вид. И навсегда остаются никем. Некоторые люди с внешностью уродов мужественно принимают положение вещей таким, каково оно на самом деле есть, и становятся людьми. Но часть из них начинают бунтовать.
Теперь, зная, что этот человек использовал свой талант, истратил неисчислимые часы утомительного и кропотливого труда на изготовление нового чудовищного орудия истребления, Кэлхаун мог почти в точности описать его жизненный путь. Он был уродом, посмешищем. Он ненавидел тех, кто смеялся над ним. Он строил в воображении грандиозные фантазии о мировом господстве, о том, что он накажет всех, кого ненавидел. И всю бешенную энергию он вложил в замысел мести Космосу. Он выработал поразительную выдержку и силу воли, он строил план за планом, интригу за интригой, шаг за шагом приближаясь к своей цели…
Кэлхаун знал несколько людей с похожей судьбой. Они пошли другим путем. Один из самых ценных работников в штаб-квартире управления Сектором, очень ценимый за свои заслуги, просто на вес золота, имел не совсем, мягко говоря, обычную внешность. Но через пять минут разговора вы уже об этом и не вспоминали. И был еще президент планеты в созвездии Лебедя, учитель с Альфы Кита, музыкант из… Кэлхаун мог сейчас вспомнить многих. Но вот этот горбатый карлик избрал иной путь, противоположный пути мужества и природы. Он избрал ненависть, и поражение было в его случае неотвратимо.
Они вышли в лабораторию. Мургатройд приободрился — обстановка была знакомая. Яркий свет, привычный блеск хромированных приборов, инструменты. Даже запахи хорошо оснащенной микробиологической лаборатории были для Мургатройда приятными, домашними. Он сказал весело:
— Чи-чи-чи!
Карлик в халате дернулся, стремительно обернулся. Широко раскрылись темные блестящие глаза. Кэлхаун дал бесчувственному телу бандита соскользнуть с плеча на пол, позаботившись, чтобы тот не очень ушибся. Из-под формы бандита показалась куртка Медслужбы — соскользнувшее на пол тело потянуло за собой «молнию».
— Прошу прощения, — вежливо сказал Кэлхаун, — но я вас должен арестовать. Вы обвиняетесь в нарушении основных принципов общественного здоровья. Создание и распространение эпидемии летального характера.
Карлик в халате бросился вправо, что-то схватил со стола. Потом ринулся на Кэлхауна, пытаясь поразить его скальпелем — единственным оружием, оказавшимся под рукой.
Кэлхаун нажал на спуск распылителя…
ГЛАВА 7
«Все наши мотивы, наши достижения субъективны. Мы живем в границах черепной коробки. Но человек может сделать то, что он хочет сделать, а потом с удовольствием созерцать результаты своего поступка. Это удовольствие субъективно, но напрямую соотносится с реальностью и с объективным космосом вокруг индивида. Имеется так же сверхсубъективный тип мотивации и получения удовольствия, который очень важен в поведении человека. Многие люди получают удовольствие, созерцая себя в определенном контексте обстоятельств. Такие люди находят удовлетворение в трагическом жесте, в щедрости, мудрости, значительности. Объективные результаты такой репрезентации редко принимаются во внимание. Очень часто личность, завороженная созерцанием великолепия собственной драмы поведения, приносила великие страдания. Ибо личность это и в мыслях не имела последствий своих поступков для кого-то еще…»
Фитцджеральд. «Вероятность и поведение человека»
Кэлхаун связал карлика полосами разорванной куртки. Процедуру эту Кэлхаун проделал очень тщательно: сначала он привязал пленника к стулу, потом заключил в надежный кокон тканевых пут. Потом занялся осмотром лаборатории.
Мургатройд, поднявшись на задние лапы, копировал движения Кэлхауна. Кэлхаун осматривал лабораторию. В большинстве оборудование было ему знакомым: наборы чашек Петри, предметные стекла, оптические и электронные микроскопы, автоклавы, облучатели, инструменты для микроанализа, термостаты, в которых культура могла содержаться в любом из сотни избранных температурных режимов. Мургатройд чувствовал себя, как дома.
Вскоре Кэлхаун услышал стон. Он повернулся и кивнул пленнику.
— Здравствуйте, — вежливо приветствовал он хозяина лаборатории.
— Я очень заинтересовался вашей работой. Кстати, сам я работаю в Медслужбе. Я прибыл с обычной проверкой, и кто-то попытался меня уничтожить. На их месте я бы позволил мне сесть, а потом прикончили бы выстрелом из бластера.
На него внимательно смотрели маленькие темные глаза. Выражение их менялось каждую секунду. То их наполняла ярость, граничащая с безумием, в следующий миг они становились хитрыми и проницательными. Потом выказывался почти животный страх.
Кэлхаун сказал несколько рассеяно:
— Наверное, сейчас разговаривать с вами нет смысла. Вы еще не оценили ситуацию, не успокоились. Я в корабли, и никто не может мне помешать. Трое из вашей… команды мясников выведены из строя на несколько дней… Сверхдоза полисульфата, — пояснил он. — Это так просто, что я был уверен — вы не догадаетесь. Я их «выключил», чтобы проникнуть на корабль.
Пленник, похожий на мумию, спеленатый лентами, пробормотал что-то нечленораздельное. Кажется, он скрежетал зубами. Потом забулькал — ярость вышла из-под контроля.
— Вы сейчас в шоке, — сказал Кэлхаун. — Частью — в самом деле, частью притворяетесь. Я вас оставлю одного, чтобы вы немного пришли в себя. Мне нужна информация. Думаю, вы пойдете на переговоры, в вашем-то положении… Оставляю вас одного, поразмышляйте.
Он покинул лабораторию. Он чувствовал отвращение к привязанному к стулу человеку. Он понимал, что преступник получил сильнейший шок. Он был пойман и бессилен освободиться. Но часть этого шока — бешеная ярость, настолько сильная, что имелась угроза перехода ярости в безумие. Кэлхаун хладнокровно оценил ситуацию и пришел к выводу, что человек, однажды принявший решение и проживший такую жизнь, — а это предположение, он понимал, вполне пока соответсвовало фактам, — в буквальном смысле может сойти с ума. Поэтому он благоразумно покинул лабораторию, чтобы не дразнить пленного.
Кэлхаун обошел все помещения корабля, определил его тип, верфь, на которой он был построен, составил в уме примерный план операции по превращению корабля в бесполезную скорлупу, которая уже не сможет подняться в пространство. Потом он вернулся в лабораторию.
Пленник в изнеможении пыхтел. Кое-где тканевые полоски чуть-чуть ослабли — человечек явно пытался их разорвать. Кэлхаун деловито подтянул путы, а пленник, изрыгая проклятия, забился в истерике.
— Отлично, — хладнокровно заметил Кэлхаун. — Вы еще не остыли. Как только остынете, мы поговорим.
Он пошел к выходу из лаборатории, но из динамика послышался голос:
— Вы еще не определили причину? В чем проблема с теми парнями? При перекличке мы еще двоих не досчитались. Тут что-то вроде паники начинается. Парни опасаются, что местные врачи напустили на нас собственную чуму!
Кэлхаун пожал плечами. Голос снаружи принадлежал тому самому человеку, который совсем недавно разговаривал командным тоном. Теперь это был голос очень встревоженного человека. Кэлхаун не ответил на вопросы. Голос повторил, потом еще раз. Он почти молил ответить. И замолчал. Что в нем было? Страх или ненависть к молчащему динамику? Кэлхаун не мог сказать точно. Возможно, и то, и другое.
— Ваша популярность начинает падать, — сообщил Кэлхаун связанному хозяину лаборатории. Микрофон он положил на безопасном расстоянии от пленного. Рядом с усилителем обнаружился приемник космофона.
— Гм, — сказал Кэлхаун. — А вы подозрительны, а? Не доверяете даже капитану., Типичный случай.
Побелевшие губы пленного шевельнулись, и он вдруг совершенно спокойно спросил:
— Чего вы хотите?
— Сведений, — ответил Кэлхаун.
— Для себя? Каких именно? Я дам вам любые сведения! — У карлика были полубезумные, словно обугленные глаза. — Я могу дать вам все, на что способно ваше жалкое воображение. Богатство, о котором вы даже не мечтали.
Кэлхаун небрежно опустился на подлокотник кресла.
— Я вас послушаю, — согласился он. — Но ведь вы, очевидно, всего лишь технический управляющий локальной операцией, не очень масштабной. Вы убили всего тысячу человек. Вы выполняете приказы. Что вы можете мне дать?
— Это… — Пленник выругался. — Это только проверка, испытания. Дайте мне его закончить, и я сделаю вас правителем планеты. Королем! У вас будут миллионы рабов. Сотни и тысячи женщин, на любую вашу прихоть!
— Едва ли я поверю вам на слово. Где подробные детали? — равнодушно сказал Кэлхаун.
Темные глаза вспыхнули, как угли на ветру. Потом усилием воли, не менее яростным, чем вспышка гнева, карлик заставил себя успокоиться. Взял себя в руки. Но это было внешнее спокойствие. Бешенство то и дело вырывалось наружу, особенно когда он старался подкрепить слово жестом — и не мог. От отчаяния он пыхтел, но говорил с ужасной убедительностью и ледяной логикой, с такими подробностями, что больше сомнений быть не могло — план составлен тщательно, и это его собственный план. Он убедил планетарное правительство, ему разрешили испытания. Во главе поставили его самого — это необходимо. И скоро у него будет власть, страшная власть, и теперь он старался подкупить Кэлхауна. Он взялся за трудную задачу — дать взятку работнику Медслужбы.
Присвоение Мариса-3 было, как Кэлхаун и сам догадался, только полевыми испытаниями нового метода межпланетной войны. Когда Марис займут колонисты с родной планеты пленника, уже ничего нельзя будет сделать. Только население-узурпатор сможет здесь жить. Колонисты будут имунны к чуме, так же, как и члены испытательной команды.
— Которые, — вставил Кэлхаун, — сейчас не так веселы, как в начале.
Пленник повел по губам языком и продолжил, монотонно, с гипнотизирующей убедительностью.
— Как только работоспособность метода будет проверена, будут захвачены другие миры, не только новые колонии. Чума атакует старые, хорошо развитые планеты, и врачи будут бессильны перед ней. Потом придут корабли с планеты, начавшей чуму, и покончат с эпидемией. Они предложат уцелевшим купить шанс на жизнь за определенную цену!
— Непрофессионально, — заметил Кэлхаун. — Но прибыльно, если план сработает.
— Ценой жизни, естественно, будет рабство. Те, кто условий сделки не примет, умрет.
— Но те, кто согласится, могут потом порвать сделку, отказаться быть рабами.
Бледные губы пленника усмехнулись, но глаза оставались такими же холодными и черными. Восстание обречено на провал. На каждую вспышки неподчинения приготовлена новая чума, многие штаммы. Будет создана межзвездная империя, в которой восстание одной из планет будет равносильно самоубийству. Ни один мир, однажды захваченный, не сможет освободиться. Ни одна планета, выбранная для завоевания, не сможет сопротивляться. Такой человек, как Кэлхаун, сможет править десятками, сотнями планет, у него будет свое королевство. Более того, его данные и знания, полученные в Медслужбе, делают его первым кандидатом на трон Императора! Он станет абсолютным владыкой миллионов рабов, которым придется или погибать, или ублажать его малейшие прихоти.
— Небольшое упущение, — перебил Кэлхаун. — Вы нечего не сказали о Медслужбе. Как она отнесется к вашей системе планетарных завоеваний?
Теперь пленнику пришлось напрячь все красноречие, чтобы убедить, заворожить, загипнотизировать своего тюремщика. В несколько минут функции Медслужбы были сведены до смехотворно незначительных. Секториальные управления беззащитны, каждое получит — без древних предрассудков — удар ядерной бомбой, как только операция на Марисе-3 будет закончена. Кэлхаун содрогнулся. Пленник заговорил с еще большим пылом, он рисовал заманчивые картины миров, где любое существо станет рабом Кэлхауна…
— Довольно, — сказал Кэлхаун. — Я узнал все, что нужно.
— Тогда развяжи меня, — радостно сказал пленник. И тут его пылающий взгляд прочел все, что было написано на лице Кэлхауна.
— Вы примите предложение! — вскричал карлик с морщинистым старческим лицом. — Вы не сможете отказаться! Не сможете!
— Могу и отказаться, почему бы и нет? — спокойно сказал Кэлхаун. — К тому же, ваш безумный план никогда бы не сработал. Законы вероятности против него. Стоит только начать, и возникнет масса неблагоприятных случайных факторов. Пример — мое собственное появление здесь. Я — неблагоприятная случайность, и вы напоролись на нее уже при первом испытании!
Пленник отрыл рот, но в горле у него вдруг захрипело, словно он подавился, и на него стало страшно смотреть…
Кэлхаун с жалостью поднял распылитель, задержал дыхание и выстрелил одно одно маленькое кольцо декстретила.
Наступила тишина. И в тишине тоненько запищал сигнал космофона.
— Вызываем город, — Сказал далекий голос с орбиты. — Корабль с пассажирами вызывает Марис-3. Вызываем город…
Кэлхаун прислушался, потом занялся пленником.
— Вызываем город, — терпеливо повторил голос из космофона. — Не слышим вас. Если вы отвечаете, вашего сигнала мы не принимаем. Выходим на орбиту, будем продолжать вызывать…
Кэлхаун выключил космофон. Мургатройд спросил удивленно:
— Чи?
— Для нас это крайний срок, — мрачно ответил Кэлхаун. — Целый транспорт счастливых колонистов с прививками готовиться совершить посадку. Очевидно, вместе с трансформаторами мы испортили и стационарный космофон. И мы слишком благоразумны, чтобы отвечать на вызов. Но крайний срок приближается. Мертвая точка. Они скоро пошлют на разведку шлюпку. Чтобы выяснить причину молчания. И тогда — конец! Нас колонисты тоже «вычислят»! Только мы с тобой, Мургатройд, можем сейчас изменить ситуацию, больше некому. За дело!
Уже начало светать, когда они вышли из корабля. Кэлхаун сморщился, глядя на величественно алевший восток. Он увидел кар перед зданием диспетчерской.
— Эти парни на взводе, — рассудительно сказал он. — И с распростертыми объятиями нас встречать не будут. В свете наступавшего дня уходить пешком — это меня не устраивает. Попробуем взять машину.
Он направился к зданию диспетчерской. По прошлой ночи он помнил, что у здания не было окон в сторону площадки корабля. Тем не менее двигался он осторожно, перебегая между громадными арками-опорами. Когда он достиг последней арки, до кара оставалось еще пятьдесят ярдов.
— Побежали! — сказал он Мургатройду.
Кэлхаун и маленький тормал помчались сквозь розовый свет зари. Они успели покрыть ярдов тридцать, когда из диспетчерской кто-то вышел, направляясь к кару. На секунду он, пораженный, замер: В городе не должно быть живых незнакомцев. Значит, вот объяснение тому, что двое лежат без сознания, еще двое исчезли. Преступник потянулся к бластеру.
Кэлхаун выстрелил первым. Ударил шипящий разряд. Бластер в руке бандита гулко взорвался.
— Бежим! — приказал Кэлхаун.
Голоса. В окно выглянул человек, увидел Кэлхауна — незнакомца с бластером. Само приглашение к стрельбе. Человек рявкнул. Кэлхаун повел в его сторону стволом, и тот быстро ретировался в глубину комнаты. Окно задымило в том месте куда ударил разряд.
Человек и тормал были уже у кара. Кэлхаун поднял распылитель и отправил в открытую дверь диспетчерской добрую порцию паров декстретила. Одновременно он пятился к машине. Мургатройд возбужденно пританцовывал рядом.
Зазвенели стекла. Топот, крики. Кто-то бежал к двери. Но холл перед дверью заполнен анестезирующим газом, и каждый вошедший в холл тут же упадет без сознания.
Кто-то в самом деле упал. Из-за угла выскочил другой, с бластером на взводе. Но сначала ему нужно было прицелиться, а кэлхауну
— только нажать на спуск. Он так и сделал.
Снова крики внутри диспетчерской, топот. Глухие удары падающих тел. А потом — выстрел и глухой рев детонировавших паров декстретила. Взрыв сорвал часть крыши, посыпались куски перекрытия. Вылетели оконные рамы.
Кэлхаун прижался спиной к кару. Разряд бластера. Мимо. Кэлхаун нажал на спуск, повел стволом вдоль фасада. К нему понимался дым и веселые языки пламени. Еще один бандит упал. Кто-то кричал в панике:
— Нас атакуют! Туземцы бросают гранаты! Ралли, нам нужна помощь! Скорее! — Кто-то вызывал по радио подкрепление. Все бандиты, сидящие без дела или рыскавшие в поисках поживы помчатся на вызов, даже ремонтная команда трансформаторов. Охотники в машинах…
Кэлхаун забросил Мургатройда на сидение, хлопнул дверцей, повернул ключ и с визгом покрышек помчался прочь.
ГЛАВА 8
«Следует признать, что человек — существо общественное, в том смысле, как общественными существами являются муравьи, пчелы, хотя характер общественности у человека иной. Чтобы муравьиный город процветал, должны быть естественные законы, охраняющие этот город от неблагоприятных действий некоторой части жителей. Чтобы предотвратить асоциальные поступки,мало говорить об инстинктах. Инстинкты мутируют, как и форма. И недостаточно упомянуть социальное давление общества — у муравьев это будет уничтожение неправильно ведущих себя членов муравейника. Естественные законы природы охраняют муравейник от инстинктивного управления, могущего его разрушить, а так же от отказа от инстинктивного управления, необходимого для существования города в целом. В общем, есть естественный законы и силы, защищающие общество от собственных отдельных членов. В человеческом же обществе…»
Фитцджеральд. «Вероятность и поведение человека»
Автострада была превосходная. Кар мчался вперед. Коммуникатор на передней панели взрывался взволнованными голосами. Был описан захват кара, сам кар, его цвет, направление, в котором он удалился. Голоса требовали догнать и уничтожить кар, уничтожить диверсанта!
Заговорил другой человек. Холодно и спокойно он начал отщелкивать приказы.
А кар Кэлхауна преодолевал подъем. Когда он оказался на полпути между двумя башнями, навстречу выскочила другая машина. Кэлхаун взял в левую руку бластер, и в то мгновение, пока мчавшиеся навстречу друг другу машины находились друг против друга, сделал точный выстрел. Вспышка огня и хвост густого дыма. Пораженный разрядом кар, у которого короткое замыкание аккумулятора испарило половину корпуса, пробил ограждение и косматым метеором сорвался в пропасть между небоскребами.