Страница:
Попытки нового общества сделать равными не только всех членов общества, но и уравнять все возрастные категории еще более летальны. Из этого ничего не выйдет.
Кэлхаун с горечью подумал об ожидающей его на медкоре работе по тестированию мазков. Когда машина направилась к разверстому центру решетки, он сказал:
— Моя работа — Медицинская Служба. Не мое дело учить вас как планировать новый мир. Даже если у меня и есть идеи, я оставлю их при себе. Но кто бы ни был главным из вас, он должен подготовиться к грядущим неприятностям.
— Мы отразим все атаки Федры! — мрачно заверил его юноша. — Им никогда не приземлиться живыми, а если они все же умудрятся, то горько пожалеют об этом!
— Я не о Федре, — ответил Кэлхаун.
Машина остановилась впритык к медкору. Он вышел. В его отсутствие в корабль кто-то пытался проникнуть. Шайка, находящаяся в здании управления и, теоретически, защищающая Пес-3 от вторжения из космоса, явно пыталась удовлетворить свое любопытство, вызванное корабликом.
Кэлхаун вошел вовнутрь. Мургатройд защебетал, как только его опустили на пол. Он обалдело носился по кабине, откровенно радуясь, что снова находится в знакомой обстановке. Кэлхаун не обращал на него внимания. Он закрыл и замкнул двери шлюза, щелкнул выключателем космофона и, экономя слова, произнес:
— Медкор «Эскулап-20» вызывает флот Федры! Медкор «Эскулап-20» вызывает…
Динамик буквально оглушил его, когда кто-то завопил в микрофон в здании управления.
— Эй, там, на корабле! Немедленно прекратите! Никаких переговоров с врагом!
Кэлхаун приглушил звук и терпеливо повторил.
— Медкор «Эскулап-20» вызывает флот Федры! Отвечайте, флот Федры!
Медкор «Эскулап-20» вызывает…
В ответ послышался хор раздраженных голосов из здания по соседству.
Пестрая, чванливая, самовлюбленная охрана посадочной решетки пыталась вломиться в корабль из простого любопытства, но достаточно было Кэлхауну совершить поступок, не вызвавший всеобщего восхищения, чтобы они страшно возмутились. Производимый ими гам не давал услышать ожидаемый ответ космофлота, парящего где-то близко. Но минуту спустя кто-то один отпихнул, по всей вероятности, остальных от микрофона и закричал:
— Эй, ты! Продолжай в том же духе — и мы прикончим тебя! Нам нужна решетка, в том числе и для этого.
— Медкор — управлению! Мне нужно вам кое-то сказать. Но не по космофону. Если хотите, пусть ваши ведущие специалисты по решетке выйдут наружу и я все скажу через громкоговоритель.
Он отключил космофон и начал ждать. Вскоре из здания управления высыпала стайка рассвирепевших юнцов. Кэлхаун узнал одного из них — того, который гордо улыбался после безупречной посадки медкора. Толпа свистела, выкрикивала угрозы в сторону корабля.
Кэлхаун обратился к ним через громкоговоритель, который обычно используется для переговоров с наземным персоналом перед стартом.
— Корабль заправлен для путешествия в овердрайве. Батареи Дуэнна заряжены до предела. Если вы только попробуете создать силовое поле вокруг него, я разряжу на поле полдюжины овердрайвовых зарядов за один прием, и у вас не останется ни одной неповрежденной цепи. Как после этого вы думаете сражаться с кораблями Федры? Подслушивайте, если хотите, записывайте. Но не пытайтесь мне мешать!
Он снова включил космофон и терпеливо взялся за старое.
— Медкор «Эскулап-20» вызывает флот Федры! Медкор…
Глаза его наблюдали за яростными спорами перед зданием управления решеткой. Некоторые из ребят были в бешенстве. Но юноша, столь профессионально обращающийся с решеткой, не менее резко парировал их выпады. Слова Кэлхауна не были пустой угрозой. Поле решетки можно взорвать. Корабль, находящийся внутри решетки, может сделать ее неработоспособной. Уходя в овердрайв, корабль этого типа расходует около четырех унций энергии, чтобы создать вокруг себя поле, внутри которого можно превзойти скорость света. Мощь до такой степени колоссальная, что измерять ее в лошадиных силах или киловатт-часах бессмысленно. Когда корабль выходит из овердрайва, большая часть энергии возвращается в батареи. Относительные потери ничтожны. Но, разрядившись в силовое поле, три-четыре таких заряда превратят оборудование решетки в кучу хлама.
Кэлхаун получил ответ из бездны как раз тогда, когда члены группы из здания управления, устав от перебранки, вошли вовнутрь, чтобы послушать, о чем он будет говорить с врагами.
— Говорит флот Федры, — послышалось рычание из динамика. — Что вам надо?
— Исходя из полномочий офицера Медицинской Службы, — властно сказал Кэлхаун, — хочу вас предупредить, что с сего момента я объявляю карантин на всей территории планеты. Любые контакты с ней из космоса запрещены до тех пор, пока угроза здоровью жителей планеты не станет подконтрольной. Вы обязаны сообщить о карантине на все корабли и во все космопорты, с какими в состоянии связаться. Конец сообщения.
Тишина. Затянувшаяся тишина. И снова рычание.
— Что вы сказали? Повторите!
Кэлхаун повторил сообщение. Потом этого отключил космофон и распаковал образцы мазков, которые взял в каждой из детских колоний.
Извлек лабораторное оборудование. Поместил один из мазков в культурный слайд, позволяющий исследовать живые организмы в их развитии. И начал проверять свои профессиональные, крайне специфические подозрения. Для начала испытал на них различные антибиотики. Грубо, но логически безупречно идентифицировал инфекцию. С каждой минутой лицо его становилось все более мрачным. Взяв другой мазок, он повторил все сначала. Третий, четвертый, пятый, десятый… Вид его стал совсем угрюмым.
Наступил вечер. Кто-то замолотил по корпусу корабля. Кэлхаун включил микрофон и громкоговоритель.
— Что вам надо?
Из сгущающихся сумерек послышался злой голос молодого Уолкера. Экраны показали дюжину, или даже больше обитателей Пса-3, яростно спорящих о чем-то у него за спиной. Но младший Уолкер и четыре-пять человек рядом с ним стояли в зловещем спокойствии.
— Что это за нонсенс о карантине? — жестким тоном допытывался стоящий снаружи. — Дело не в том, что мы можем понести торговые убытки. Просто, что это все значит?
— Это значит, — объяснил ему Кэлхаун, — что ваш прекрасный новый мир приравнивается к трущобам. Вы заставляли детей вести себя тихо, используя психоцепи. В результате дети не ели как следует и совсем не занимались физкультурой. Они ослаблены от недостатка движения и недоразвиты из-за отсутствия собственных игр. Как и дети трущоб они задержались в развитии.
Вы на грани самоуничтожения. И легко перешагнете эту грань.
— Ты с ума сошел! — фыркнул Уолкер. Он обиделся.
— В четырех колониях для детей, в которых я побывал, мною обнаружены четыре случая дифтерии в начальной стадии, два случая тифа, три — краснухи и кори. В общем, есть случаи почти всех болезней, которые ты в состоянии назвать. Дети вырастили в себе эти болезни из того резервуара инфекции, который мы, люди, всегда тащим с собой. Они достигли заразной стадии до того, как я появился здесь. Но вы заставили их вести себя так тихо, что никто и не заметил, что они больны. Наверняка, они заразили друг друга и нянечек, а через них ребят вашего поколения. Сделано все возможное для начала целого ряда самых беспощадных эпидемий. А у вас нет ни врачей, ни антибиотиков. Нет даже шприцов, с помощью которых можно было бы делать уколы при наличии лекарств.
— Ты с ума сошел! — запротестовал младший Уолкер. Просто сошел с ума!
Не трюк ли это Федры, чтобы заставить нас сдаться?
— Трюк Федры, — ответил Кэлхаун тоном еще более неприязненным, чем до этого, — это атомная бомба, которую они собираются сбросить на посадочную решетку — я думаю, независимо от того, будет карантин или нет, ровно через два дня. Учитывая общую ситуацию, не думаю, что это так уж важно.
Глава 6
Кэлхаун работал всю ночь, присматривая за инкубаторами культур, являющихся частью технического оборудования медкора. В приютах для детей он взял мазки из горла. На корабле поместил их в питательную среду и начал исследовать под микроскопом. Подтвердились худшие ожидания, разработанные в деталях на основании хвастливо описанной Фредериксом системы ухода за детьми с помощью психоцепи, и это его сильно угнетало. Он мог заранее в деталях записать полученные теперь результаты только на основании беглого осмотра малыша Джека, показанного ему молодой женой Уолкера. Он ненавидел действительность за то, что она так старательно согласилась с предположениями теории.
В теле каждого человека микробы всегда в изобилии. Хорошее здоровье это в том числе и непрекращающаяся схватка со слабой и внешне незаметной инфекцией. В результате победы над легким вторжением тело человека вырабатывает защиту, которая понадобится ему в случае тяжелого вторжения заразы. Без таких постоянных, хоть и незаметных побед тело разучилось бы держать мощную оборону против инфекции. Однако, недоедание и даже просто истощение могут ослабить в общем-то солидно оснащенное тело для такого рода партизанской войны. Если ослабленный ребенок проиграет хотя бы одну схватку, он может быть побежден болезнью, о которой и не подозревал бы, будучи чуточку покрепче. Но, побежденный, он становится спорадическим случаем инфекционного заболевания — случаем вне связи с уже наблюдаемыми.
И может стать источником эпидемии. В условиях трущоб эпидемии болезней, о которых годами никто не слышал, возникают и распространяются подобно пожару. Из лучших побуждений и с максимальной изобретательностью поколение юных колонистов на Псе-3 сделали все это неизбежностью для малышей.
Оказавшись непосильным бременем, малыши недополучали занятий и игр, а, следовательно, страдали недостатком аппетита и ухода. У Медицинской Службы давно считалось аксиомой, что один постоянно голодный ребенок — угроза всей планете.
Кэлхаун доказал это с пугающей убедительностью. Высеянные культуры поразили даже его. Перед рассветом он применил к ним особые генетические свойства Мургатройда. Мургатройд протестующе пискнул: «Чи!», когда Кэлхаун проделал необходимые манипуляции на небольшом участке его ягодицы, известном своей нечувствительностью к боли. Но потом он встряхнулся и, демонстрируя свое уважение к Кэлхауну, принял хмурый вид, имитируя атмосферу напряженного внимания, что окружала врача. Затем, придя в хорошее настроение, он начал подражать человеку и, став на задние лапы, начал настраивать всевозможную воображаемую аппаратуру задолго до того, как что-то в этом роде, по его предположениям, должен будет проделать Кэлхаун.
Наконец Мургатройд угомонился (немножко раньше, чем обычно) и лег спать. Кэлхаун наклонился над ним, подсчитал частоту дыхания и пульс.
Тормал уснул. Кэлхаун, нервничая, грыз ногти.
Он отправлялся на это задание с явной неохотой, поскольку считал его глупым. Теперь оно вызывало страх, усиливающийся по мере того, как становилось все более понятно, что это не так. Кэлхаун наблюдал Мургатройда со всепоглощающим беспокойством медика, понимающего, что тысячи жизней зависят от его профессиональной эффективности, но сама эффективность зависит от факторов, ему не подконтрольных. Мургатройд был на этот раз одним из факторов, но только одним из двух.
Тормал — приятная маленькая зверюшка и Кэлхаун его очень любил. Но тормалы были полноправными членами экипажа одиночного медкора, потому что метаболизм у них был таким же, как и у людей. В то же время по имеющимся сведениям ни один тормал не умер от инфекционной болезни. Они могут быть инфицированы болячками человека, но только единожды и в легкой форме. Как оказалось, у тормалов колоссальная чувствительность к бактериальным токсинам. Появление инфекции в системе кровообращения вызывает немедленную и бурную реакцию — производство антител в огромных количествах. Теоретики утверждают, что у тормала активная иммунная система — в отличие от пассивной у человека. Их организм ведет агрессивный поиск микроскопического врага и тут же его уничтожает, в то время как человеческий позволяет врагу укрепиться, прежде чем предпринимает меры самозащиты.
Если все будет идти нормально, через несколько часов система кровообращения Мургатройда будет насыщена антителами, летальными для привитых Кэлхауном культур. Все бы ничего, если бы не одно обстоятельство.
Мургатройд весит не больше двадцати фунтов. А в антителах, производить которые по силам только ему одному, нуждается большинство жителей планеты.
Проспал тормал с завтрака до ленча. Дыхание немного частило по сравнению с нормальным. Нарушилось сердцебиение.
Наступил полдень. Кэлхаун ругался про себя, рассматривая медицинские приборы и инструменты, вынутые из шкафчиков по случаю проведения биологических микроанализов — крошечные пробирки, вмещающие не более полукапли, бутылочки с реагентами, содержащие доли миллилитра, инструменты и весы размера намного меньше кукольного. Если ему удастся определить структуру или формулу антител, выработанных организмом Мургатройда, можно будет синтезировать их в достаточном количестве. Да только на медкоре не из чего было произвести такую прорву сыворотки.
Оставался единственный шанс. Кэлхаун щелкнул выключателем космофона.
И сразу из динамика послышался голос.
«…вает медкор „Эскулап-20“! Флот Федры вызывает медкор „Эскулап-20“!»
— Медкор на связи, — ответил Кэлхаун. — Что случилось?
Голос монотонно продолжал: «Вызываю медкор „Эскулап-20“! Вызываю медкор „Эскулап-20“! Вызываю…». Флот должен был быть очень далеко, если понадобилось столько времени, чтобы услышать ответ Кэлхауна. Наконец автозапросчик отключили. «Медкор! Наши врачи хотят знать причину неприятностей на Псе. Можем ли мы помочь? У нас имеются санитарные корабли, экипированные и в полной готовности.»
— Весь вопрос в том, смогу ли я идентифицировать формулу и структуру антител и удастся ли вам синтезировать то, что я идентифицирую. Что вы можете сказать о вашей лаборатории? Как вы обеспечены биологическим сырьем?
И снова ожидание. Судя по интервалу между вопросом и ответом, корабль, ведущий с ним переговоры, находился не менее чем в пяти миллионах миль. Но все равно ближе, чем ближайшая внешняя планета системы Пса-3, на которой находилась база флота Федры.
В ожидании ответа Кэлхаун услышал бормотание. Оно могло доноситься из здания управления, стоящего у посадочной решетки. Шайка недоверчивых увальней подслушивала. Кэлхаун пригрозил им разрушить посадочную решетку, если они предпримут враждебные действия по отношению к медкору, но в действительности он бессилен что-либо сделать, пока они не пытаются использовать силовое поле. Они подслушивали, перешептываясь между собой.
После долгой паузы пришел ответ из космоса. Флот старшего поколения Федры находится на базе, за исключением кораблей-разведчиков, один из которых и вышел на связь. Флот полностью укомплектован на случай любого бедствия, в том числе и биологическим оборудованием. На нем можно синтезировать любой требуемый компонент, вплоть до… Степень сложности и класс были удовлетворительны.
— Позавчера, — сказал Кэлхаун, — когда вы посадили меня на Псе-4, ваш лидер Уолкер заявил, что дети ваши на этой планете губят ваших внуков. Он не объяснил, как. Но процесс сильно продвинулся и, по всей вероятности, все население Пса уйдет с ними. Во всяком случае, большая часть населения.
Мне понадобятся эти санитарные корабли и лучшие, я надеюсь, ваши биохимики. Направьте их как можно быстрее! Я попытаюсь договориться, чтобы хоть санитарным кораблям разрешили посадку. Конец передачи.
Он не выключил космофон, а продолжал слушать. И услышал как откуда-то поблизости кто-то проговорил едко и зло:
— Как же, как же! Мы позволим посадить под видом санитарных корабли, переполненные вооруженными до зубов людьми! Мы устроим им посадочку пусть только сунутся!
Послышался щелчок. Космофон в здании управления отключили.
Кэлхаун повернулся к спящему Мургатройду. У здания контроля посадочной решетки началась какая-то возня. Две яркие блестящие машины умчались куда-то. Кэлхаун переключился на планетарную радиосвязь. Он мог перехватить сообщение на волне любой длины, используемой для связи на планете. Ему нужно было связаться с Уолкером или с любым другим первопоселенцем. Зло на родную планету у них не прошло, но то, что Кэлхаун сказал правду о состоянии малышей, они должны были начать понимать. Зная о болезни, они ее обнаружат.
Но планетарная связь молчала. Передачи не велись ни на одной волне.
Служба новостей вообще не была организована. Молодые люди на Псе-3 настолько сконцентрировались на самих себе, что не позаботились организовать выпуск информации. Не было развлекательных программ. Только жаждущие популярности хотели бы попасть в эфир, но им не под силу создание аппаратуры. К услугам Кэлхауна остались космофон, с дальностью в миллионы километров, и внешний громкоговоритель корабля, с дальностью в сотни футов. Если выйти из медкора, то, по всей вероятности, назад не пробиться.
В любом случае, на ногах ему Уолкера не найти, а никого другого он просто не знал.
Кроме того, на корабле его ждала неотложная работа. Прежде, чем Мургатройд проснулся, обе машины вернулись. К этому времени дюжина других машин промчалась к зданию управления мимо центра решетки, оставляя за собой впечатляющие тучи пыли. Подъехав, они резко притормозили. Оттуда высыпали стаи юнцов. Многие из них освистали медкор, угрожающе жестикулируя в его сторону. Затем все вошли в здание.
— Чи? — попытался завести разговор Мургатройд. Он уже проснулся.
Кэлхаун обнял его.
— Ну, посмотрим, как твои дела, — мрачно проговорил он. — Будем надеяться, что ты сделал свое дело, Мургатройд!
Зверек послушно вскарабкался на заранее приготовленный стол. И на этот раз действия врача не причиняли боли. Крошечный участок на ягодице Мургатройда сделали постоянно нечувствительным к боли вскоре после его рождения. Кэлхаун извлек небольшое количество того, что, как он полагал, было высокоэффективным антагонистом болезнетворных бактерий. Всего тридцать кубиков. Удалил красные кровяные тельца. Выделил плазму. Разбавил мельчайшую ее долю и твердой рукой добавил ее в слайд с теми же культурами — живыми — над которыми трудилась иммунная система Мургатройда.
Культуры тут же погибли.
В распоряжении Кэлхауна находился образец антитела, которое было в состоянии покончить с недопустимым и теперь вовсю распространяющимся в мире молодых бедствием… если ему будет по силам сделать быстрый и точный анализ, если санитарным кораблям Федры позволят совершить посадку, если им удастся синтезировать составляющие антитела, некоторые из которых очень сложны, если население Пса сумеет отложить на время ненависть…
Послышались звуки ударов по корпусу медкора. Он посмотрел на экран.
Двое юношей, стоя в дверном проеме здания управления, развлекались стрельбой по медкору из спортивных ружей.
Кэлхаун взялся за работу. Спортивные ружья — это не то, что может нанести существенный вред кораблю. За час, под пошлепывание случайных пулевых попаданий по обшивке корабля, он проделал тончайшую работу по отделению плазмы от антител. В течение второго часа безуспешно пытался разделить антитело на составляющие. Невероятно, но оно не делилось. Ибо состояло из единой субстанции.
Послышался грохот, корабль задрожал. На экране появилось уносимое ветром облако дыма. Ребятки из охраны решетки взорвали что-то, предназначенное для бурения, вернее всего, под одним из стабилизаторов.
Кэлхаун выругался. Причиной, конечно же, были его переговоры с флотом Федры. Охрана решетки вознамерилась не допустить посадки. Он пригрозил уничтожить управление, если они попытаются воспользоваться решеткой против медкора, но она понадобилась им в готовности как оружие против космического флота. Им нельзя воспользоваться решеткой против Кэлхауна. И ему не причинить вреда, пока та бездействует. Они хотят избавиться от него.
Кэлхаун вернулся к своему делу, время от времени посматривая на происходящее снаружи. Вот появилась группа юных воинов, неся в руках что-то тяжелое. Больший заряд взрывчатки, скорее всего. Он подождал, пока они не подошли на расстояние в несколько ярдов от корабля. Затем нажал кнопку запуска аварийной ракеты. Тонкий, не толще карандаша, столб пламени внезапно возник между стабилизаторами, на которых покоился корабль. Был он бело-голубого цвета — цвета солнца. В мгновение ока полыхнул огнем во все стороны, затем пламя съежилось и исчезло в выжженной им же дыре. Но и мгновения хватило, чтобы загорелась упаковка и юнцы, бросив груз, разбежались во все стороны. Столб огня зарывался все глубже.
Клубы дыма и пара становились все гуще. Внезапно мертвенно-бледная вспышка озарила иллюминатор. Брошенный молодыми воинами груз исчез в этой вспышке, которая была больше похожа на удар молнии. Корабль задрожал от детонации. На месте груза появился кратер.
Кэлхаун отключил аварийную ракету. За десять секунд она сожгла четвертую часть горючего.
С сумерками пришла вторая ночь на этой планете. Он отметил, что часть машин снова куда-то умчались. Но на этот раз они старались проехать подальше от корабля. Врач продолжал заниматься своим делом. Почти тридцать часов он уже потерял, собирая образцы мазков из детских горлышек, работая с Мургатройдом, ожидая результата, отделяя антитела из плазмы, которых в конечном счете оказалось не больше, чем пыльцы на крыле у бабочки.
Он продолжал работать всю ночь напролет. Далеко, на расстоянии в десятки, а может и в сотни миль санитарные корабли флота Федры стартовали с поверхности ближайшей внешней планеты. На предельной скорости они мчатся к Псу-3. Им понадобятся результаты работы Кэлхауна, чтобы помешать разразиться эпидемии, которая сведет на нет все жертвы, понесенные при строительстве колонии. Но для этого его работа должна быть безупречной.
А, значит, утомительно скучной, педантичной, изматывающе поглощающей прорву времени. Весь предыдущий опыт помогал ему в работе, он знал, что вот эта группа радикалов почти наверняка должна войти в молекулярную схему, эта — очень вероятно, стоит поискать цепочки вот такого типа, а такие полимеры — возможно… И, тем не менее, к утру он смертельно устал.
Глаза болели так, как будто их засыпало песком. Казалось, мозги пересохли и голова набита опилками. Но когда заалел восток, осветив городские башни, в его руках была формула сложной молекулы, выработанной мохнатым тельцем Мургатройда.
Понимание того, что работа сделана, только-только начала проникать в его затуманенные мозги, когда то подпрыгивающие, то ныряющие лучи фар-близнецов появились в зияющем пустотой центре посадочной решетки. Они казались чрезвычайно яркими в красноватых сумерках. Остановились. Из машины выпрыгнул человек и побежал к кораблю.
Кэлхаун устало щелкнул выключателем, включив внешние микрофоны и динамики.
— Ну что там еще?
Человек оказался Уолкером-младшим.
— Ты оказался прав! — закричал он голосом на грани срыва. — Повсюду больные! Это эпидемия! Она только начинается! Люди чувствуют усталость, раздражительность, замыкаются в себе. Никто и не догадывается! Но их лихорадит! Покрывает сыпью! Некоторые в бреду! Хуже всего дела у малышей они всегда вели себя тихо — но болезнь везде и повсюду! У нас еще никто никогда не болел! Что нам делать?
Кэлхаун устало сообщил:
— У меня имеется образец антитела. Его создал Мургатройд. Санитарные корабли Федры направляются сюда. Они начнут производить лекарство в достаточном количестве, а их доктора сделают прививки каждому.
— Но это значит, что они совершат посадку! А, следовательно, захват!
Я не могу позволить им сесть! Я не обладаю достаточной властью! И никто другой! Слишком много наших скорее погибнет, чем впустит их! Они нам лгали. Достаточно плохо уже то, что мы позволяем им висеть у нас над головой. Им мы не можем позволить помочь нам! И не позволим! Мы будем сражаться! Лучше сначала погибнуть!
Кэлхаун слепо моргнул.
— Это вы решайте без меня. Если вам не терпится умереть, я не в силах вас остановить. Умереть сначала или потом — выбор ваш. Вот и выбирайте. А я пошел спать!
Он отключил микрофон и динамики. Глаза слипались и держать их открытыми не было больше сил.
Глава 7
Кэлхаун с горечью подумал об ожидающей его на медкоре работе по тестированию мазков. Когда машина направилась к разверстому центру решетки, он сказал:
— Моя работа — Медицинская Служба. Не мое дело учить вас как планировать новый мир. Даже если у меня и есть идеи, я оставлю их при себе. Но кто бы ни был главным из вас, он должен подготовиться к грядущим неприятностям.
— Мы отразим все атаки Федры! — мрачно заверил его юноша. — Им никогда не приземлиться живыми, а если они все же умудрятся, то горько пожалеют об этом!
— Я не о Федре, — ответил Кэлхаун.
Машина остановилась впритык к медкору. Он вышел. В его отсутствие в корабль кто-то пытался проникнуть. Шайка, находящаяся в здании управления и, теоретически, защищающая Пес-3 от вторжения из космоса, явно пыталась удовлетворить свое любопытство, вызванное корабликом.
Кэлхаун вошел вовнутрь. Мургатройд защебетал, как только его опустили на пол. Он обалдело носился по кабине, откровенно радуясь, что снова находится в знакомой обстановке. Кэлхаун не обращал на него внимания. Он закрыл и замкнул двери шлюза, щелкнул выключателем космофона и, экономя слова, произнес:
— Медкор «Эскулап-20» вызывает флот Федры! Медкор «Эскулап-20» вызывает…
Динамик буквально оглушил его, когда кто-то завопил в микрофон в здании управления.
— Эй, там, на корабле! Немедленно прекратите! Никаких переговоров с врагом!
Кэлхаун приглушил звук и терпеливо повторил.
— Медкор «Эскулап-20» вызывает флот Федры! Отвечайте, флот Федры!
Медкор «Эскулап-20» вызывает…
В ответ послышался хор раздраженных голосов из здания по соседству.
Пестрая, чванливая, самовлюбленная охрана посадочной решетки пыталась вломиться в корабль из простого любопытства, но достаточно было Кэлхауну совершить поступок, не вызвавший всеобщего восхищения, чтобы они страшно возмутились. Производимый ими гам не давал услышать ожидаемый ответ космофлота, парящего где-то близко. Но минуту спустя кто-то один отпихнул, по всей вероятности, остальных от микрофона и закричал:
— Эй, ты! Продолжай в том же духе — и мы прикончим тебя! Нам нужна решетка, в том числе и для этого.
— Медкор — управлению! Мне нужно вам кое-то сказать. Но не по космофону. Если хотите, пусть ваши ведущие специалисты по решетке выйдут наружу и я все скажу через громкоговоритель.
Он отключил космофон и начал ждать. Вскоре из здания управления высыпала стайка рассвирепевших юнцов. Кэлхаун узнал одного из них — того, который гордо улыбался после безупречной посадки медкора. Толпа свистела, выкрикивала угрозы в сторону корабля.
Кэлхаун обратился к ним через громкоговоритель, который обычно используется для переговоров с наземным персоналом перед стартом.
— Корабль заправлен для путешествия в овердрайве. Батареи Дуэнна заряжены до предела. Если вы только попробуете создать силовое поле вокруг него, я разряжу на поле полдюжины овердрайвовых зарядов за один прием, и у вас не останется ни одной неповрежденной цепи. Как после этого вы думаете сражаться с кораблями Федры? Подслушивайте, если хотите, записывайте. Но не пытайтесь мне мешать!
Он снова включил космофон и терпеливо взялся за старое.
— Медкор «Эскулап-20» вызывает флот Федры! Медкор…
Глаза его наблюдали за яростными спорами перед зданием управления решеткой. Некоторые из ребят были в бешенстве. Но юноша, столь профессионально обращающийся с решеткой, не менее резко парировал их выпады. Слова Кэлхауна не были пустой угрозой. Поле решетки можно взорвать. Корабль, находящийся внутри решетки, может сделать ее неработоспособной. Уходя в овердрайв, корабль этого типа расходует около четырех унций энергии, чтобы создать вокруг себя поле, внутри которого можно превзойти скорость света. Мощь до такой степени колоссальная, что измерять ее в лошадиных силах или киловатт-часах бессмысленно. Когда корабль выходит из овердрайва, большая часть энергии возвращается в батареи. Относительные потери ничтожны. Но, разрядившись в силовое поле, три-четыре таких заряда превратят оборудование решетки в кучу хлама.
Кэлхаун получил ответ из бездны как раз тогда, когда члены группы из здания управления, устав от перебранки, вошли вовнутрь, чтобы послушать, о чем он будет говорить с врагами.
— Говорит флот Федры, — послышалось рычание из динамика. — Что вам надо?
— Исходя из полномочий офицера Медицинской Службы, — властно сказал Кэлхаун, — хочу вас предупредить, что с сего момента я объявляю карантин на всей территории планеты. Любые контакты с ней из космоса запрещены до тех пор, пока угроза здоровью жителей планеты не станет подконтрольной. Вы обязаны сообщить о карантине на все корабли и во все космопорты, с какими в состоянии связаться. Конец сообщения.
Тишина. Затянувшаяся тишина. И снова рычание.
— Что вы сказали? Повторите!
Кэлхаун повторил сообщение. Потом этого отключил космофон и распаковал образцы мазков, которые взял в каждой из детских колоний.
Извлек лабораторное оборудование. Поместил один из мазков в культурный слайд, позволяющий исследовать живые организмы в их развитии. И начал проверять свои профессиональные, крайне специфические подозрения. Для начала испытал на них различные антибиотики. Грубо, но логически безупречно идентифицировал инфекцию. С каждой минутой лицо его становилось все более мрачным. Взяв другой мазок, он повторил все сначала. Третий, четвертый, пятый, десятый… Вид его стал совсем угрюмым.
Наступил вечер. Кто-то замолотил по корпусу корабля. Кэлхаун включил микрофон и громкоговоритель.
— Что вам надо?
Из сгущающихся сумерек послышался злой голос молодого Уолкера. Экраны показали дюжину, или даже больше обитателей Пса-3, яростно спорящих о чем-то у него за спиной. Но младший Уолкер и четыре-пять человек рядом с ним стояли в зловещем спокойствии.
— Что это за нонсенс о карантине? — жестким тоном допытывался стоящий снаружи. — Дело не в том, что мы можем понести торговые убытки. Просто, что это все значит?
— Это значит, — объяснил ему Кэлхаун, — что ваш прекрасный новый мир приравнивается к трущобам. Вы заставляли детей вести себя тихо, используя психоцепи. В результате дети не ели как следует и совсем не занимались физкультурой. Они ослаблены от недостатка движения и недоразвиты из-за отсутствия собственных игр. Как и дети трущоб они задержались в развитии.
Вы на грани самоуничтожения. И легко перешагнете эту грань.
— Ты с ума сошел! — фыркнул Уолкер. Он обиделся.
— В четырех колониях для детей, в которых я побывал, мною обнаружены четыре случая дифтерии в начальной стадии, два случая тифа, три — краснухи и кори. В общем, есть случаи почти всех болезней, которые ты в состоянии назвать. Дети вырастили в себе эти болезни из того резервуара инфекции, который мы, люди, всегда тащим с собой. Они достигли заразной стадии до того, как я появился здесь. Но вы заставили их вести себя так тихо, что никто и не заметил, что они больны. Наверняка, они заразили друг друга и нянечек, а через них ребят вашего поколения. Сделано все возможное для начала целого ряда самых беспощадных эпидемий. А у вас нет ни врачей, ни антибиотиков. Нет даже шприцов, с помощью которых можно было бы делать уколы при наличии лекарств.
— Ты с ума сошел! — запротестовал младший Уолкер. Просто сошел с ума!
Не трюк ли это Федры, чтобы заставить нас сдаться?
— Трюк Федры, — ответил Кэлхаун тоном еще более неприязненным, чем до этого, — это атомная бомба, которую они собираются сбросить на посадочную решетку — я думаю, независимо от того, будет карантин или нет, ровно через два дня. Учитывая общую ситуацию, не думаю, что это так уж важно.
Глава 6
«…Наиболее тяжелым делом является обеспечить участие других в делах, о которых те вначале и не помышляли…»
«Руководство. Межзвездная Медицинская Служба» с.189
Кэлхаун работал всю ночь, присматривая за инкубаторами культур, являющихся частью технического оборудования медкора. В приютах для детей он взял мазки из горла. На корабле поместил их в питательную среду и начал исследовать под микроскопом. Подтвердились худшие ожидания, разработанные в деталях на основании хвастливо описанной Фредериксом системы ухода за детьми с помощью психоцепи, и это его сильно угнетало. Он мог заранее в деталях записать полученные теперь результаты только на основании беглого осмотра малыша Джека, показанного ему молодой женой Уолкера. Он ненавидел действительность за то, что она так старательно согласилась с предположениями теории.
В теле каждого человека микробы всегда в изобилии. Хорошее здоровье это в том числе и непрекращающаяся схватка со слабой и внешне незаметной инфекцией. В результате победы над легким вторжением тело человека вырабатывает защиту, которая понадобится ему в случае тяжелого вторжения заразы. Без таких постоянных, хоть и незаметных побед тело разучилось бы держать мощную оборону против инфекции. Однако, недоедание и даже просто истощение могут ослабить в общем-то солидно оснащенное тело для такого рода партизанской войны. Если ослабленный ребенок проиграет хотя бы одну схватку, он может быть побежден болезнью, о которой и не подозревал бы, будучи чуточку покрепче. Но, побежденный, он становится спорадическим случаем инфекционного заболевания — случаем вне связи с уже наблюдаемыми.
И может стать источником эпидемии. В условиях трущоб эпидемии болезней, о которых годами никто не слышал, возникают и распространяются подобно пожару. Из лучших побуждений и с максимальной изобретательностью поколение юных колонистов на Псе-3 сделали все это неизбежностью для малышей.
Оказавшись непосильным бременем, малыши недополучали занятий и игр, а, следовательно, страдали недостатком аппетита и ухода. У Медицинской Службы давно считалось аксиомой, что один постоянно голодный ребенок — угроза всей планете.
Кэлхаун доказал это с пугающей убедительностью. Высеянные культуры поразили даже его. Перед рассветом он применил к ним особые генетические свойства Мургатройда. Мургатройд протестующе пискнул: «Чи!», когда Кэлхаун проделал необходимые манипуляции на небольшом участке его ягодицы, известном своей нечувствительностью к боли. Но потом он встряхнулся и, демонстрируя свое уважение к Кэлхауну, принял хмурый вид, имитируя атмосферу напряженного внимания, что окружала врача. Затем, придя в хорошее настроение, он начал подражать человеку и, став на задние лапы, начал настраивать всевозможную воображаемую аппаратуру задолго до того, как что-то в этом роде, по его предположениям, должен будет проделать Кэлхаун.
Наконец Мургатройд угомонился (немножко раньше, чем обычно) и лег спать. Кэлхаун наклонился над ним, подсчитал частоту дыхания и пульс.
Тормал уснул. Кэлхаун, нервничая, грыз ногти.
Он отправлялся на это задание с явной неохотой, поскольку считал его глупым. Теперь оно вызывало страх, усиливающийся по мере того, как становилось все более понятно, что это не так. Кэлхаун наблюдал Мургатройда со всепоглощающим беспокойством медика, понимающего, что тысячи жизней зависят от его профессиональной эффективности, но сама эффективность зависит от факторов, ему не подконтрольных. Мургатройд был на этот раз одним из факторов, но только одним из двух.
Тормал — приятная маленькая зверюшка и Кэлхаун его очень любил. Но тормалы были полноправными членами экипажа одиночного медкора, потому что метаболизм у них был таким же, как и у людей. В то же время по имеющимся сведениям ни один тормал не умер от инфекционной болезни. Они могут быть инфицированы болячками человека, но только единожды и в легкой форме. Как оказалось, у тормалов колоссальная чувствительность к бактериальным токсинам. Появление инфекции в системе кровообращения вызывает немедленную и бурную реакцию — производство антител в огромных количествах. Теоретики утверждают, что у тормала активная иммунная система — в отличие от пассивной у человека. Их организм ведет агрессивный поиск микроскопического врага и тут же его уничтожает, в то время как человеческий позволяет врагу укрепиться, прежде чем предпринимает меры самозащиты.
Если все будет идти нормально, через несколько часов система кровообращения Мургатройда будет насыщена антителами, летальными для привитых Кэлхауном культур. Все бы ничего, если бы не одно обстоятельство.
Мургатройд весит не больше двадцати фунтов. А в антителах, производить которые по силам только ему одному, нуждается большинство жителей планеты.
Проспал тормал с завтрака до ленча. Дыхание немного частило по сравнению с нормальным. Нарушилось сердцебиение.
Наступил полдень. Кэлхаун ругался про себя, рассматривая медицинские приборы и инструменты, вынутые из шкафчиков по случаю проведения биологических микроанализов — крошечные пробирки, вмещающие не более полукапли, бутылочки с реагентами, содержащие доли миллилитра, инструменты и весы размера намного меньше кукольного. Если ему удастся определить структуру или формулу антител, выработанных организмом Мургатройда, можно будет синтезировать их в достаточном количестве. Да только на медкоре не из чего было произвести такую прорву сыворотки.
Оставался единственный шанс. Кэлхаун щелкнул выключателем космофона.
И сразу из динамика послышался голос.
«…вает медкор „Эскулап-20“! Флот Федры вызывает медкор „Эскулап-20“!»
— Медкор на связи, — ответил Кэлхаун. — Что случилось?
Голос монотонно продолжал: «Вызываю медкор „Эскулап-20“! Вызываю медкор „Эскулап-20“! Вызываю…». Флот должен был быть очень далеко, если понадобилось столько времени, чтобы услышать ответ Кэлхауна. Наконец автозапросчик отключили. «Медкор! Наши врачи хотят знать причину неприятностей на Псе. Можем ли мы помочь? У нас имеются санитарные корабли, экипированные и в полной готовности.»
— Весь вопрос в том, смогу ли я идентифицировать формулу и структуру антител и удастся ли вам синтезировать то, что я идентифицирую. Что вы можете сказать о вашей лаборатории? Как вы обеспечены биологическим сырьем?
И снова ожидание. Судя по интервалу между вопросом и ответом, корабль, ведущий с ним переговоры, находился не менее чем в пяти миллионах миль. Но все равно ближе, чем ближайшая внешняя планета системы Пса-3, на которой находилась база флота Федры.
В ожидании ответа Кэлхаун услышал бормотание. Оно могло доноситься из здания управления, стоящего у посадочной решетки. Шайка недоверчивых увальней подслушивала. Кэлхаун пригрозил им разрушить посадочную решетку, если они предпримут враждебные действия по отношению к медкору, но в действительности он бессилен что-либо сделать, пока они не пытаются использовать силовое поле. Они подслушивали, перешептываясь между собой.
После долгой паузы пришел ответ из космоса. Флот старшего поколения Федры находится на базе, за исключением кораблей-разведчиков, один из которых и вышел на связь. Флот полностью укомплектован на случай любого бедствия, в том числе и биологическим оборудованием. На нем можно синтезировать любой требуемый компонент, вплоть до… Степень сложности и класс были удовлетворительны.
— Позавчера, — сказал Кэлхаун, — когда вы посадили меня на Псе-4, ваш лидер Уолкер заявил, что дети ваши на этой планете губят ваших внуков. Он не объяснил, как. Но процесс сильно продвинулся и, по всей вероятности, все население Пса уйдет с ними. Во всяком случае, большая часть населения.
Мне понадобятся эти санитарные корабли и лучшие, я надеюсь, ваши биохимики. Направьте их как можно быстрее! Я попытаюсь договориться, чтобы хоть санитарным кораблям разрешили посадку. Конец передачи.
Он не выключил космофон, а продолжал слушать. И услышал как откуда-то поблизости кто-то проговорил едко и зло:
— Как же, как же! Мы позволим посадить под видом санитарных корабли, переполненные вооруженными до зубов людьми! Мы устроим им посадочку пусть только сунутся!
Послышался щелчок. Космофон в здании управления отключили.
Кэлхаун повернулся к спящему Мургатройду. У здания контроля посадочной решетки началась какая-то возня. Две яркие блестящие машины умчались куда-то. Кэлхаун переключился на планетарную радиосвязь. Он мог перехватить сообщение на волне любой длины, используемой для связи на планете. Ему нужно было связаться с Уолкером или с любым другим первопоселенцем. Зло на родную планету у них не прошло, но то, что Кэлхаун сказал правду о состоянии малышей, они должны были начать понимать. Зная о болезни, они ее обнаружат.
Но планетарная связь молчала. Передачи не велись ни на одной волне.
Служба новостей вообще не была организована. Молодые люди на Псе-3 настолько сконцентрировались на самих себе, что не позаботились организовать выпуск информации. Не было развлекательных программ. Только жаждущие популярности хотели бы попасть в эфир, но им не под силу создание аппаратуры. К услугам Кэлхауна остались космофон, с дальностью в миллионы километров, и внешний громкоговоритель корабля, с дальностью в сотни футов. Если выйти из медкора, то, по всей вероятности, назад не пробиться.
В любом случае, на ногах ему Уолкера не найти, а никого другого он просто не знал.
Кроме того, на корабле его ждала неотложная работа. Прежде, чем Мургатройд проснулся, обе машины вернулись. К этому времени дюжина других машин промчалась к зданию управления мимо центра решетки, оставляя за собой впечатляющие тучи пыли. Подъехав, они резко притормозили. Оттуда высыпали стаи юнцов. Многие из них освистали медкор, угрожающе жестикулируя в его сторону. Затем все вошли в здание.
— Чи? — попытался завести разговор Мургатройд. Он уже проснулся.
Кэлхаун обнял его.
— Ну, посмотрим, как твои дела, — мрачно проговорил он. — Будем надеяться, что ты сделал свое дело, Мургатройд!
Зверек послушно вскарабкался на заранее приготовленный стол. И на этот раз действия врача не причиняли боли. Крошечный участок на ягодице Мургатройда сделали постоянно нечувствительным к боли вскоре после его рождения. Кэлхаун извлек небольшое количество того, что, как он полагал, было высокоэффективным антагонистом болезнетворных бактерий. Всего тридцать кубиков. Удалил красные кровяные тельца. Выделил плазму. Разбавил мельчайшую ее долю и твердой рукой добавил ее в слайд с теми же культурами — живыми — над которыми трудилась иммунная система Мургатройда.
Культуры тут же погибли.
В распоряжении Кэлхауна находился образец антитела, которое было в состоянии покончить с недопустимым и теперь вовсю распространяющимся в мире молодых бедствием… если ему будет по силам сделать быстрый и точный анализ, если санитарным кораблям Федры позволят совершить посадку, если им удастся синтезировать составляющие антитела, некоторые из которых очень сложны, если население Пса сумеет отложить на время ненависть…
Послышались звуки ударов по корпусу медкора. Он посмотрел на экран.
Двое юношей, стоя в дверном проеме здания управления, развлекались стрельбой по медкору из спортивных ружей.
Кэлхаун взялся за работу. Спортивные ружья — это не то, что может нанести существенный вред кораблю. За час, под пошлепывание случайных пулевых попаданий по обшивке корабля, он проделал тончайшую работу по отделению плазмы от антител. В течение второго часа безуспешно пытался разделить антитело на составляющие. Невероятно, но оно не делилось. Ибо состояло из единой субстанции.
Послышался грохот, корабль задрожал. На экране появилось уносимое ветром облако дыма. Ребятки из охраны решетки взорвали что-то, предназначенное для бурения, вернее всего, под одним из стабилизаторов.
Кэлхаун выругался. Причиной, конечно же, были его переговоры с флотом Федры. Охрана решетки вознамерилась не допустить посадки. Он пригрозил уничтожить управление, если они попытаются воспользоваться решеткой против медкора, но она понадобилась им в готовности как оружие против космического флота. Им нельзя воспользоваться решеткой против Кэлхауна. И ему не причинить вреда, пока та бездействует. Они хотят избавиться от него.
Кэлхаун вернулся к своему делу, время от времени посматривая на происходящее снаружи. Вот появилась группа юных воинов, неся в руках что-то тяжелое. Больший заряд взрывчатки, скорее всего. Он подождал, пока они не подошли на расстояние в несколько ярдов от корабля. Затем нажал кнопку запуска аварийной ракеты. Тонкий, не толще карандаша, столб пламени внезапно возник между стабилизаторами, на которых покоился корабль. Был он бело-голубого цвета — цвета солнца. В мгновение ока полыхнул огнем во все стороны, затем пламя съежилось и исчезло в выжженной им же дыре. Но и мгновения хватило, чтобы загорелась упаковка и юнцы, бросив груз, разбежались во все стороны. Столб огня зарывался все глубже.
Клубы дыма и пара становились все гуще. Внезапно мертвенно-бледная вспышка озарила иллюминатор. Брошенный молодыми воинами груз исчез в этой вспышке, которая была больше похожа на удар молнии. Корабль задрожал от детонации. На месте груза появился кратер.
Кэлхаун отключил аварийную ракету. За десять секунд она сожгла четвертую часть горючего.
С сумерками пришла вторая ночь на этой планете. Он отметил, что часть машин снова куда-то умчались. Но на этот раз они старались проехать подальше от корабля. Врач продолжал заниматься своим делом. Почти тридцать часов он уже потерял, собирая образцы мазков из детских горлышек, работая с Мургатройдом, ожидая результата, отделяя антитела из плазмы, которых в конечном счете оказалось не больше, чем пыльцы на крыле у бабочки.
Он продолжал работать всю ночь напролет. Далеко, на расстоянии в десятки, а может и в сотни миль санитарные корабли флота Федры стартовали с поверхности ближайшей внешней планеты. На предельной скорости они мчатся к Псу-3. Им понадобятся результаты работы Кэлхауна, чтобы помешать разразиться эпидемии, которая сведет на нет все жертвы, понесенные при строительстве колонии. Но для этого его работа должна быть безупречной.
А, значит, утомительно скучной, педантичной, изматывающе поглощающей прорву времени. Весь предыдущий опыт помогал ему в работе, он знал, что вот эта группа радикалов почти наверняка должна войти в молекулярную схему, эта — очень вероятно, стоит поискать цепочки вот такого типа, а такие полимеры — возможно… И, тем не менее, к утру он смертельно устал.
Глаза болели так, как будто их засыпало песком. Казалось, мозги пересохли и голова набита опилками. Но когда заалел восток, осветив городские башни, в его руках была формула сложной молекулы, выработанной мохнатым тельцем Мургатройда.
Понимание того, что работа сделана, только-только начала проникать в его затуманенные мозги, когда то подпрыгивающие, то ныряющие лучи фар-близнецов появились в зияющем пустотой центре посадочной решетки. Они казались чрезвычайно яркими в красноватых сумерках. Остановились. Из машины выпрыгнул человек и побежал к кораблю.
Кэлхаун устало щелкнул выключателем, включив внешние микрофоны и динамики.
— Ну что там еще?
Человек оказался Уолкером-младшим.
— Ты оказался прав! — закричал он голосом на грани срыва. — Повсюду больные! Это эпидемия! Она только начинается! Люди чувствуют усталость, раздражительность, замыкаются в себе. Никто и не догадывается! Но их лихорадит! Покрывает сыпью! Некоторые в бреду! Хуже всего дела у малышей они всегда вели себя тихо — но болезнь везде и повсюду! У нас еще никто никогда не болел! Что нам делать?
Кэлхаун устало сообщил:
— У меня имеется образец антитела. Его создал Мургатройд. Санитарные корабли Федры направляются сюда. Они начнут производить лекарство в достаточном количестве, а их доктора сделают прививки каждому.
— Но это значит, что они совершат посадку! А, следовательно, захват!
Я не могу позволить им сесть! Я не обладаю достаточной властью! И никто другой! Слишком много наших скорее погибнет, чем впустит их! Они нам лгали. Достаточно плохо уже то, что мы позволяем им висеть у нас над головой. Им мы не можем позволить помочь нам! И не позволим! Мы будем сражаться! Лучше сначала погибнуть!
Кэлхаун слепо моргнул.
— Это вы решайте без меня. Если вам не терпится умереть, я не в силах вас остановить. Умереть сначала или потом — выбор ваш. Вот и выбирайте. А я пошел спать!
Он отключил микрофон и динамики. Глаза слипались и держать их открытыми не было больше сил.
Глава 7
«…В плане чисто практическом, если человек должен бросить законченное им дело, и при этом ему хочется, чтобы оно осталось после его отбытия, ему нужно найти кого-то, кто останется там и сможет присматривать за ним и защищать его в течении всей своей жизни.»