Страница:
Туман странным образом обходил базу стороною, окружая его клубящейся, постоянно меняющей форму, стеной. Это наводило на определенные мысли. А что, если у немцев действительно есть некая специальная установка? Чем черт не шутит!
Глубокие траншеи были обтянуты колючей проволокой. Во многих местах заграждение повреждено. Судя по всему, здесь здорово порезвилась артиллерия.
— Что за странное место?! — удивился майор, спрыгивая в траншею следом за Седым. Не зная имени, он так для себя решил его называть.
— Лежбище тварей... — ответил солдат, меняя диск ППШ. — То место, куда они отступают на ночлег. Если его уничтожить, они сдохнут. Сила этой земли питает их. Многие уничтоженные нами в сегодняшнем бою снова воскреснут под утро и попрут по новой.
Брошенная техника была совершенно негодной.
Наполовину разобранные грузовики, сгоревшие мотоциклы, смятые обугленные цистерны. Скорее всего, здесь раньше заправляли бронетехнику, но база давно сгорела. Именно тут и окопались солдаты дивизии «Тотенхерц». Вряд ли кому-нибудь придет в голову вторично утюжить бомбами уже раз уничтоженный, обезлюдевший вражеский объект.
— Все, кто тут был, убиты... — продолжал рассказывать Седой. — Они наверняка примкнули к бессмертным. Я видел среди атаковавших нас тварей нескольких танкистов.
— А что, у воскресших какая-то особая форма? — поинтересовался майор, вспоминая свою первую встречу с неуязвимыми солдатами на заброшенной железнодорожной станции.
Тогда он не понял, с чем столкнулся. Но теперь уяснил: Германия получала неиссякаемый резерв «живой» силы. Тысячелетний рейх рассчитывал еще долго продержаться, а там уже не за горами обещанная помощь.
Придут истинные Хозяева.
— Форма, говоришь? — присев на металлический ящик, брошенный рядом с заляпанным грязью «мерседесом», Седой не спеша раскурил самокрутку. — Я думал, ты давно заметил... Впрочем, не важно. У мертвецов особые знаки различия, на петлицах перевернутые кресты, так что их легко отличить от живых не только по запаху...
Солдат хрипло рассмеялся, затем закашлялся и, пристально посмотрев на майора, спросил:
— Что с тобой стряслось, Михалыч? Ты здорово изменился за этот бой. Словно подменили. Раньше шутил, балагурил все. Я вот думаю: спятил, может, чуток. Но ведь мы с тобою и не через такое проходили...
Что Карел мог ему ответить?
— Сегодня я другой, — усмехнулся майор. — Смирись с этим. В любом случае ты по-прежнему можешь на меня положиться.
Докурив, Седой сокрушенно покачал головой и, тихонько выругавшись, пошел в обход двух неуклюжих танков, до половины увязших в земле.
— Нужно ждать конца боя, — знающе сообщил он. — Так мы ничего не добьемся. Лежбище непросто обнаружить, к тому же его наверняка тщательно охраняют. Через час мертвецы вернутся восстанавливать силы...
Из-за перекошенной, простреленной во многих местах цистерны на него бросился эсэсовец. Зазевавшийся Седой не успел вовремя среагировать, и они кубарем скатились в вырытую рядом траншею.
Выхватив кол, Карел прыгнул в яму следом за ними.
Немец явно оказался сильнее, его челюсти уже сомкнулись на плече солдата. Седой вскрикнул, громко матерясь.
Майор ударил эсэсовца сапогом в голову, скидывая врага с трепыхающейся жертвы. Немец зарычал, снова бросаясь в атаку.
Острый кол мягко вошел ему между ребрами. Распадающееся тело осело на влажную землю.
— Наверняка один из охраны... — простонал Седой, ощупывая кровоточащее плечо. — Укусил меня, гад... Михалыч, перевяжи...
Карел осмотрел висящую на боку планшетку, с удивлением обнаружив в ней шприц и два пузырька с транквилизатором.
— Что это? — удивленно моргнул солдат, глядя, как майор набирает в шприц мутную желтоватую жидкость.
— Обезболивающее, через полчаса все заживет как на собаке.
— Но откуда оно у тебя?
— Да какая тебе разница...
— Ладно... — прошептал Седой, подставляя руку для укола.
Невдалеке послышался уже знакомый стон. От базы отозвались.
— Возвращаются. — Седой осторожно выглянул из траншеи. — Не меньше пяти десятков, наши все-таки их достали, утром было две сотни.
Из тумана на базу возвращались оставшиеся эсэсовцы. Кто-то хромал, едва переставляя перебитые ноги, кто-то полз, цепляясь за сырую землю.
К утру они снова пойдут в наступление.
— Вот это место... — указал автоматом Седой. — Возле вагонетки, чуть левее водонапорной башни.
Земля под ногами эсэсовцев разверзалась, и они с протяжными стонами погружались в шевелящуюся вздрагивающую почву.
— И что теперь делать? — спросил майор, не представляя, как с этими тварями можно бороться, имея при себе лишь ружье, автомат и несколько заостренных кольев.
На всякий случай он приготовил заструганные деревяшки.
— Жаль, не успели как следует ими запастись, — посетовал солдат. — Эти гады специально огнеметами пожгли все осины в округе. Чуют, твари, опасность, хотя уже и убиты по нескольку раз.
Небо потемнело. Приближалась ночь.
— Нужно подождать, пока все вернутся, — сообщил Седой, снова закуривая.
— Ну а потом?
— А потом польем землю святой водой.
И солдат указал на оловянную флягу на поясе.
— Мне лично ее командир выдал. Я, говорит, нa тебя, Митюков, понимаешь, рассчитываю и на Кондратьева... тебя, то есть тоже, так что нельзя подводить боевых товарищей, особенно погибших...
Понаблюдав за туманом еще около получаса, они осторожно двинулись к перепаханному вдоль и поперек лежбищу дивизии «Тотенхерц».
— А они... не проснутся? — неуверенно спросил майор, сжимая в руке осиновый кол.
— Не-а... — мотнул головой Митюков, — спят как сурки, мертвецким сном...
И тихо, со злостью рассмеялся.
Затем он отвинтил круглый колпачок на фляге и обильно полил водою проклятое место, произнося шепотом едва различимые слова.
— Ну вот, кажись, и все...
В грудь и шею Карела впились раскаленные жала. Одно за другим.
Донор пошатнулся и стал медленно заваливаться на спину.
— Снайпер, сука... — прохрипел Седой, падая на землю.
— Спасайся, дурень... — из последних сил выдавил майор, после чего пошел по цепочке.
18
Глубокие траншеи были обтянуты колючей проволокой. Во многих местах заграждение повреждено. Судя по всему, здесь здорово порезвилась артиллерия.
— Что за странное место?! — удивился майор, спрыгивая в траншею следом за Седым. Не зная имени, он так для себя решил его называть.
— Лежбище тварей... — ответил солдат, меняя диск ППШ. — То место, куда они отступают на ночлег. Если его уничтожить, они сдохнут. Сила этой земли питает их. Многие уничтоженные нами в сегодняшнем бою снова воскреснут под утро и попрут по новой.
Брошенная техника была совершенно негодной.
Наполовину разобранные грузовики, сгоревшие мотоциклы, смятые обугленные цистерны. Скорее всего, здесь раньше заправляли бронетехнику, но база давно сгорела. Именно тут и окопались солдаты дивизии «Тотенхерц». Вряд ли кому-нибудь придет в голову вторично утюжить бомбами уже раз уничтоженный, обезлюдевший вражеский объект.
— Все, кто тут был, убиты... — продолжал рассказывать Седой. — Они наверняка примкнули к бессмертным. Я видел среди атаковавших нас тварей нескольких танкистов.
— А что, у воскресших какая-то особая форма? — поинтересовался майор, вспоминая свою первую встречу с неуязвимыми солдатами на заброшенной железнодорожной станции.
Тогда он не понял, с чем столкнулся. Но теперь уяснил: Германия получала неиссякаемый резерв «живой» силы. Тысячелетний рейх рассчитывал еще долго продержаться, а там уже не за горами обещанная помощь.
Придут истинные Хозяева.
— Форма, говоришь? — присев на металлический ящик, брошенный рядом с заляпанным грязью «мерседесом», Седой не спеша раскурил самокрутку. — Я думал, ты давно заметил... Впрочем, не важно. У мертвецов особые знаки различия, на петлицах перевернутые кресты, так что их легко отличить от живых не только по запаху...
Солдат хрипло рассмеялся, затем закашлялся и, пристально посмотрев на майора, спросил:
— Что с тобой стряслось, Михалыч? Ты здорово изменился за этот бой. Словно подменили. Раньше шутил, балагурил все. Я вот думаю: спятил, может, чуток. Но ведь мы с тобою и не через такое проходили...
Что Карел мог ему ответить?
— Сегодня я другой, — усмехнулся майор. — Смирись с этим. В любом случае ты по-прежнему можешь на меня положиться.
Докурив, Седой сокрушенно покачал головой и, тихонько выругавшись, пошел в обход двух неуклюжих танков, до половины увязших в земле.
— Нужно ждать конца боя, — знающе сообщил он. — Так мы ничего не добьемся. Лежбище непросто обнаружить, к тому же его наверняка тщательно охраняют. Через час мертвецы вернутся восстанавливать силы...
Из-за перекошенной, простреленной во многих местах цистерны на него бросился эсэсовец. Зазевавшийся Седой не успел вовремя среагировать, и они кубарем скатились в вырытую рядом траншею.
Выхватив кол, Карел прыгнул в яму следом за ними.
Немец явно оказался сильнее, его челюсти уже сомкнулись на плече солдата. Седой вскрикнул, громко матерясь.
Майор ударил эсэсовца сапогом в голову, скидывая врага с трепыхающейся жертвы. Немец зарычал, снова бросаясь в атаку.
Острый кол мягко вошел ему между ребрами. Распадающееся тело осело на влажную землю.
— Наверняка один из охраны... — простонал Седой, ощупывая кровоточащее плечо. — Укусил меня, гад... Михалыч, перевяжи...
Карел осмотрел висящую на боку планшетку, с удивлением обнаружив в ней шприц и два пузырька с транквилизатором.
— Что это? — удивленно моргнул солдат, глядя, как майор набирает в шприц мутную желтоватую жидкость.
— Обезболивающее, через полчаса все заживет как на собаке.
— Но откуда оно у тебя?
— Да какая тебе разница...
— Ладно... — прошептал Седой, подставляя руку для укола.
Невдалеке послышался уже знакомый стон. От базы отозвались.
— Возвращаются. — Седой осторожно выглянул из траншеи. — Не меньше пяти десятков, наши все-таки их достали, утром было две сотни.
Из тумана на базу возвращались оставшиеся эсэсовцы. Кто-то хромал, едва переставляя перебитые ноги, кто-то полз, цепляясь за сырую землю.
К утру они снова пойдут в наступление.
— Вот это место... — указал автоматом Седой. — Возле вагонетки, чуть левее водонапорной башни.
Земля под ногами эсэсовцев разверзалась, и они с протяжными стонами погружались в шевелящуюся вздрагивающую почву.
— И что теперь делать? — спросил майор, не представляя, как с этими тварями можно бороться, имея при себе лишь ружье, автомат и несколько заостренных кольев.
На всякий случай он приготовил заструганные деревяшки.
— Жаль, не успели как следует ими запастись, — посетовал солдат. — Эти гады специально огнеметами пожгли все осины в округе. Чуют, твари, опасность, хотя уже и убиты по нескольку раз.
Небо потемнело. Приближалась ночь.
— Нужно подождать, пока все вернутся, — сообщил Седой, снова закуривая.
— Ну а потом?
— А потом польем землю святой водой.
И солдат указал на оловянную флягу на поясе.
— Мне лично ее командир выдал. Я, говорит, нa тебя, Митюков, понимаешь, рассчитываю и на Кондратьева... тебя, то есть тоже, так что нельзя подводить боевых товарищей, особенно погибших...
Понаблюдав за туманом еще около получаса, они осторожно двинулись к перепаханному вдоль и поперек лежбищу дивизии «Тотенхерц».
— А они... не проснутся? — неуверенно спросил майор, сжимая в руке осиновый кол.
— Не-а... — мотнул головой Митюков, — спят как сурки, мертвецким сном...
И тихо, со злостью рассмеялся.
Затем он отвинтил круглый колпачок на фляге и обильно полил водою проклятое место, произнося шепотом едва различимые слова.
— Ну вот, кажись, и все...
В грудь и шею Карела впились раскаленные жала. Одно за другим.
Донор пошатнулся и стал медленно заваливаться на спину.
— Снайпер, сука... — прохрипел Седой, падая на землю.
— Спасайся, дурень... — из последних сил выдавил майор, после чего пошел по цепочке.
18
Выручила годами натренированная реакция. Карел резко потянул штурвал на себя, выводя самолет из опасного виража.
Следующий по цепочке донор оказался летчиком.
Воздушный бой был в самом разгаре.
То и дело ночное небо разрезали на куски дорожки трассирующих пуль. Разобраться с ходу в этом месиве воздушных железных машин было невозможно.
Майор умел управлять самолетом, тем более боевым истребителем, и достаточно хорошо разбирался в самой авиации. Спецподготовка в школе разведки предусматривала и это непростое умение. Прежде чем сдать основные дисциплины Карел успел налетать много часов на маленьком смешном «И-16».
«Ишак» был хорошей машиной, но не для 40-х годов. Война в Испании показала, что немецкие 109-е «Мессершмитты» лучшие. Именно тогда Люфтваффе и получили незаменимый опыт, опробовав новую технику прямо во время боевых действий.
Карел с ходу определил, что управляет модифицированным 9-м «Яком». Судя по приборной доске, самолет имел реактивные ускорители, хотя и оставался по-прежнему поршневой машиной. Не самое лучшее оружие в битве с новейшими немецкими истребителями.
Два раза на хвост садилась реактивная «Саламандра», но майору удавалось успешно ее «стряхивать», включая установленные под крыльями ускорители.
Кажется, Карел стал понимать суть воздушного боя.
Советские истребители прикрывали английские «Авро-Ланкастеры», бомбящие неподалеку какой-то промышленный объект.
Как правило, над местом бомбового удара сначала проходили стремительные «Москито», сбрасывающие зажигательные бомбы, и лишь затем по пылающим внизу кострам ориентировались идущие следом тяжелые бомбардировщики.
Бомбардировки проводились ночью и перед немецкими летчиками стояла нелегкая задача борьбы с этими массированными ударами.
Скоростные «Москито» могли летать на недосягаемой для Люфтваффе высоте. «Авро-Ланкастеры» и прочие «воздушные крепости» были невероятно живучи, ну а истребители сопровождения сделались и вовсе постоянной головной болью немецких пилотов.
Правда, нацисты в последнее время начали устанавливать на свои истребители кассеты с неуправляемыми ракетами, что стало довольно эффективным оружием в борьбе с «воздушными крепостями»...
Вынырнувший из-за темных облаков «Ме-262» прямо на глазах у Карела одной очередью аккуратно срезал правое крыло медленно летящего четырехмоторного «Ланкастера».
Бомбардировщик стал разваливаться прямо в воздухе, пылающей свечой устремившись к земле.
Внизу тоже бесновалось пламя: что-то ярко горело — не то завод, не то шахта.
Сбавивший скорость 262-й замешкался, начав разворот, и тут же был растерзан тремя советскими Ла-5, работающими по принципу ястребиной стаи.
В небе стало еще горячее, когда немцы наконец задействовали ПВО.
Непонятно, почему они не сделали это раньше. Возможно, несколько удачно сброшенных бомб повредили основную установку «Длани Вотана» — мощного оружия против авиации.
Безуспешно пытаясь взять в перекрестие прицела промелькнувший впереди черный «Хортен», майор бросил свою машину к земле, отлично зная, что сейчас начнется.
В озаренном пожарами небе стали жадно шарить длинные лучи прожекторов.
Немецкие пилоты мгновенно перестроились, убегая на левый, более или менее чистый, фланг. У них была строгая инструкция: когда на земле включалась разогревающаяся установка, немедленно уходить из-под возможного удара.
Более опытные советские пилоты также последовали примеру врага, уводя свои самолеты как можно дальше от пылающего внизу завода.
Новички замешкались, в панике мечась по озаренному светом небу, но истребители интересовали пэвэошников в самую последнюю очередь.
А вот «Ланкастеры» по-прежнему безмятежно шли «двойками», сбрасывая из раскрытых бомбоотсеков свой смертоносный груз в отмеченные огнем на земле точки.
Истребительного прикрытия они на время лишились. Теперь все решал случай. Кто-то сейчас проскочит, а кто-то нет. Неповоротливые тихоходные машины превращались в летающие гробы.
Наконец, установка внизу разогрелась, и в небе возникла «Длань Вотана» — черная гигантская рука, сотканная из плотных частичек воздуха.
Раскрывшись, она медленно пошевелила огромными пальцами и сцапала ближайший бомбардировщик, раздавив его прямо в полете.
Тут же раскрылись белые одуванчики парашютов. На них, как по команде, налетело несколько отчаянных «мессеров»: стервятники почуяли добычу. Наплевав на инструкции, немцы принялись расстреливать парашютистов трассирующими пулями.
Карел сделал огромный вираж и, пролетев сквозь не успевшую загустеть «Длань Вотана», с ходу прошил пулями ближайший 262-й.
Советский пилот, телом которого майор сейчас пользовался, был асом. Все вооружение «Яка» было замкнуто на одной единственной гашетке, а это два спаренных пулемета в носу и две мощные пушки в крыльях; всего лишь один удачный залп разрывал машину врага на куски.
Загустевшая черная рука снова ринулась вверх, к очередному «Ланкастеру».
Природа нового оружия Третьего рейха до сих пор была неясна. Сама установка находилась глубоко под землей, в тщательно замаскированном бетонном бункере, где сидел оператор. Вверх он смотрел через специальный перископ. Еще два пэвэошника управляли отлично защищенными броней прожекторами.
Оператор «Длани» надевал на правую руку особую перчатку, от каждого пальца которой к приборной панели шли толстые, хорошо заизолированные провода. Через перископ немец отлично видел озаренное прожекторами небо и громадные, плывущие среди облаков силуэты бомбардировщиков. «Длань Вотана» также была отлично видна оператору, оставалось только поймать пролетающий рядом самолет и раздавить его прямо в небе.
Ничего подобного ни у русских, ни у союзников пока не было.
Правда, была у этого мощного оружия одна слабина. «Длань Вотана» становилась опасна лишь тогда, когда пальцы начинали сжиматься. Клубящаяся тьма густела, становясь опасной и для снующих в небе истребителей.
Завалив второго немца, Карел снова пролетел сквозь разжавшуюся гигантскую пятерню, заметив, что сбившиеся в группу Ла-5 пытаются расстрелять установленные на земле прожектора. Один светящийся глаз уже потух. Значит, немецкое бронестекло было не столь уж и стойким.
«Длань Вотана» вяло отмахивалась от вертких советских истребителей, выискивая очередную четырехмоторную жертву.
Часы на приборной доске методично отсчитывали время. Майору казалось, что он кружит в небе уже больше часа, но на самом деле не прошло и трех минут с момента его очередного переселения. Горючего оставалось на десять минут полета, по меркам воздушного боя, целая прорва времени.
Мимо с воем промчался грязно-серый «МиГ-3», пилот подавал Карелу какие-то сигналы. Рация почему-то не работала: видимо, немцы глушили радиопространство.
Майор понял сигнализацию товарища лишь тогда, когда вражеские пули пробили сбоку бронированный фонарь кабины. На хвосте «Яка» сидел давешний черный «Хортен».
Сбросить реактивную бестию было непросто. Ночной истребитель — опасный противник.
Карел включил реактивные ускорители на максимум, стремительно сжигая драгоценное топливо.
Место ожесточенного боя постепенно удалялось.
Картина казалась совершенно нереальной.
Внизу пылал огонь, словно разом зажглись все жаровни ада. Небо лихорадило от огрызающихся горячим железом смертоносных воздушных машин, а посреди всего этого инфернального хаоса жадно шарила черная гигантская рука, будто сам враг рода человеческого пытался выбраться из разверзшейся земли.
Настырный немец продолжал преследование. Он не стрелял, желая максимально приблизиться к «Яку» и разорвать его одним точным залпом.
Пушки в крыльях «Хортена» что надо, и спастись при подобном раскладе будет непросто. Трехсантиметровая броня кабины русского самолета не выдержит прямого попадания и иссечет Карела острыми, как бритва, осколками.
Что ж, придется этого самонадеянного идиота немножко остудить.
Рычаг перехода в «искривленку» располагался, как обычно, справа от сиденья. Тихо выругавшись, майор рванул заветную ручку вверх.
Пространство за бортом истребителя мгновенно изменилось. Да что там пространство, даже сам самолет и тот стал совершенно неузнаваем. Теперь с немцем они могли биться на равных.
В подобном режиме воздушного боя Карел летал лишь второй раз в жизни.
Пилот «Хортена» также перескочил в «искривленку». К удивлению майора, самолет врага не сильно изменился: та же форма, та же нарисованная под кабиной оскаленная акулья пасть, но, возможно, это только с виду.
Приборная доска в «искривленке» оставалась прежней. Некоторые приборы, как правило, сходили с ума. В первую очередь часы и компас.
Стремительно набирая скорость, Карел любовался своим преобразившимся истребителем.
У него изменились крылья, тонкие, стреловидные, они были чуть отведены назад. Кожаная обшивка трепетала, кое-где отчетливо были видны пульсирующие кровеносные сосуды. Самолет ожил.
Не теряя времени, майор выпустил шасси, зная, что вместо железных стоек с колесами из фюзеляжа машины выдвинутся мощные ястребиные когти. «Хортен» стал значительно отставать. Палить из огнестрельного оружия в «искривленке» было нельзя, оно здесь попросту не действовало. Биться можно лишь при близком контакте, и немец сейчас проигрывал.
Стараясь разглядеть фантастический пейзаж внизу, Карел направил воздушную машину к месту недавнего сражения.
Оно и здесь продолжалось с той же отчаянной яростью.
Небо было залито кровавым багрянцем. Внизу на земле колыхалось безбрежное море похожей на коричневые водоросли живой травы.
Английские бомбардировщики превратились в тяжелых неуклюжих птиц, исторгающих из себя потоки клубящегося огня.
«Длань Вотана» в этом перевернутом мире выглядела как огромная черная змея, выскакивающая из круглой, постоянно затягивающейся норы. Огромная голова с мощными челюстями то и дело стремительно кидалась вверх, пожирая не успевших увернуться птиц. Хищная тварь перемалывала им кости и, судорожно сокращаясь, заглатывала добычу, извиваясь всем своим исполинским телом.
В «искривленке» было отчетливо видно то место, откуда работала подземная установка. Можно рискнуть, вернуться в нормальную реальность и попробовать разбомбить бункер, но на истребителе сделать подобное конечно же невозможно.
Засмотревшись, Карел едва не пропустил атаку немецкого истребителя.
Подкравшийся сзади «Хортен» резко рванул вперед и, неожиданно раскрыв красную зубастую пасть, вцепился в хвост советскому самолету.
Майор швырнул машину к земле, сбрасывая немца. Это ему удалось, однако тот успел вырвать кусок оперения.
На правое бронестекло кабины брызнула кровь. «Як» стал хуже слушаться.
Несясь почти у самой земли, Карел сделал рискованный маневр, перевернув истребитель брюхом кверху, и упавший с неба «Хортен» угодил своей оскалившейся мордой прямо в мощные когти.
Острые ножи сомкнулись мертвой хваткой, насквозь пробивая пластинчатую кожу вражеского истребителя.
Сцепившиеся самолеты рухнули на землю. К счастью, в «искривленке» машина не могла взорваться. Мягкий живой фюзеляж смягчил удар. Самолет умер, спасая находящегося внутри человека.
Разбив пистолетом покрывшийся сеткой трещин фонарь, Карел выбрался на горячее крыло.
Вражеский «Хортен» лежал всего лишь в нескольких метрах, зарывшись носом в землю. Фюзеляж и одно из крыльев были распороты когтями советского «Яка».
По колено увязая в шевелящейся коричневой траве, майор подошел к немецкому истребителю, но его кабина оказалась пуста. Видимо, летчик переместился обратно, не забыв сломать заветный рычаг.
Карел вернулся к своему самолету и, осмотрев повреждения, понял, что ему не так-то просто будет теперь вернуться.
Сиденье пилота основательно перекосило. Кабина сильно деформировалась после удара о землю, и ручка перехода стала совершенно недоступна.
— Ну и что теперь делать? — вслух спросил себя майор, вглядываясь в кровавое зарево на незнакомом горизонте.
Прожорливая змея исчезла. Воздушный бой подходил к концу.
Бомбардировщики ушли, сбросив на землю весь свой смертоносный груз. В небе по-прежнему кружили лишь истребители.
Майор удивленно отметил, что некоторые воздушные машины исторгали из себя огонь, словно мифические драконы.
«Искривленка» играла с человеческим воображением по своим неведомым правилам. Оставаться здесь дольше тридцати минут вне кабины самолета было опасно.
Карел искал выход.
Терять донора в искривленном пространстве нельзя, ибо можно вообще никуда не вернуться. Здесь действовали совсем иные законы.
Самолет вздрогнул и стал медленно погружаться в землю. Майор спрыгнул с накренившегося крыла, отойдя как можно дальше от уходящего истребителя.
Шевелящаяся у ног трава цеплялась за сапоги, мешая идти.
Разбившийся «Хортен» также стал уходить в ставшую внезапно мягкой почву чужого мира.
Преодолевая сопротивление агрессивной растительности, Карел двинулся прочь от исчезнувших в земле боевых машин.
Он оступился, лишь чудом не упав в глубокую круглую яму, раскрывшуюся прямо у самых ног.
Яма оказалась заполненной отвратительной черной жижей.
Майор осторожно обошел ловушку. В нормальном мире на этом месте вполне могла лежать противотанковая мина. Куда же идти?
В Шестнадцатом отделе мало что знали об «искривленке». Изучать это странное пространство было невозможно. Человек существовал здесь от силы пару часов, иначе он уже не мог вернуться назад. «Искривленкой» пользовались исключительно летчики и моряки, особенно когда попадали в безвыходные ситуации. В странном мире возможности сражающихся всегда уравнивались. Это был нерушимый закон искривленного мира. Тут каждый имел свой шанс.
Особенно захватывающе выглядели бои на море. Когда бывалые моряки рассказывали, во что превращается немецкая субмарина и атакуемый ею корабль, многие просто отказывались верить. Два невиданных полуживых-полумеханических монстра яростно рвали друг друга на куски, а внутри них боролись за жизнь обыкновенные люди.
Странно, но человек в «искривленке» никогда не менялся. Мистики утверждали, будто зло внутри людей настолько велико, что законы странного мира попросту отторгают их, оставляя прежний облик нетронутым...
Расстегнув летную куртку, Карел осмотрел многочисленные карманы, коря себя за то, что не сделал этого с самого начала.
В правом верхнем он обнаружил «ключ» и свернутый вдвое маленький листок бумаги.
Майор развернул его.
Твое тело не погибло. Об этом не беспокойся. Иди по цепочке. Пока она есть, ты будешь жить. Ее длина неизвестна даже в отделе, так что в самое ближайшее время я попробую к тебе пробиться. В Москву пока не суйся, все объясню при встрече. Не делай лишних телодвижений и запасись терпением.
Чуть ниже стояла подпись: Ворон.
Карел несколько раз перечитал короткое послание.
Что это? Как вообще такое было возможно? Как Ворон узнал, что он окажется именно в этом доноре? Как подбросил свернутый вдвое листок? Кто он такой, в конце концов, на чьей стороне?
Спрятав записку, майор открыл «ключом» «Лестницу Иакова».
В «коридоре» все было, как обычно. Тусклый свет и многочисленные двери. Ну, почти как обычно.
У одной из дверей лежал на спине человек. Он был мертв. По ковру растеклась лужа блестящей, еще не успевшей свернуться крови.
Карел подошел ближе.
На полу лежал эсэсовец. Чья-то пуля разворотила ему грудь. Человек пытался спастись. Сил ему хватило лишь на то, чтобы выползти из одной двери и подползти к другой, тут его и настигла смерть.
«Значит, немцы тоже», — с тоскою подумал майор, понимая, что нейроразведка потеряла самое главное свое преимущество.
Но чем больше он вглядывался в мертвеца, тем отчетливей понимал: что-то тут не так. Черты лица, цвет кожи, форма.
Да-да, именно форма, такую в «Анненэрбе» никогда не носили. Карелу была знакома эмблема «Наследия предков», остальные отличительные знаки вызывали лишь недоумение.
И лицо... Как же он сразу не заметил? Ведь перед ним лежал смуглолицый индус. Не тибетец, а именно индус.
Заинтересовавшись, Карел быстро обыскал покойника, найдя у него обычный для членов СС «Анненпасс» — «Паспорт предков», удостоверяющий абсолютную чистоту арийского происхождения.
Солдата звали Радж Сингх, остальное майор не понял, текст был написан на странном восточном наречии. Затем он обратил внимание на оружие эсэсовца, такой пистолет Карел видел впервые. Массивный, блестящий, со странным утолщением на дуле. Да и само дуло было необычным, выходное отверстие закрывала железная сетка.
Откуда взялся этот нелепый человек, из-за какой двери?
Но кровавый след уже исчез. «Коридор» аккуратно подбирал оставленные людьми следы. Вскоре исчезнет и мертвое тело. Майору повезло, что он успел его увидеть.
Ясно было одно: этот человек выбрался из совершенно иного мира, в чем-то похожего на родную реальность Карела, но во многом сильно отличавшегося от нее.
Значит, ночной гость был абсолютно прав. Война шла во многих мирах, и ее финал конечно же был разным. Чаша весов постоянно колебалась.
Куда же бежал смертельно раненный солдат?
Майор приоткрыл ту самую дверь, у которой умер эсэсовец. За дверью вовсю бушевала зимняя вьюга. Морозный воздух ворвался в коридор, окутав Карела вихрем колких снежинок. Майор смог разглядеть занесенный снегом лес и вдалеке одинокие дома с горящими окнами.
Захлопнув дверь, Карел увидел, что тело эсэсовца уже начало истончаться, становясь прозрачным. «Коридор» забирал его, медленно очищаясь.
Где находится нужная дверь, как всегда, подсказал внутренний голос. Майор никогда не допускал мысли, что может ошибиться и выйти не там.
За дверью его ждал ночной Берлин. Шел дождь, улицы были немноголюдны.
Спрятав «ключ», Карел быстро двинулся вдоль зданий, стараясь держаться менее освещенных мест.
Летная куртка, к счастью, не имела военных знаков отличия, а шлем остался в самолете. Внешний вид майор, конечно, имел странный, но в темноте вряд ли кто-то станет к нему присматриваться.
Однако отличную услугу оказал он приютившему его донору, забросив парня в самое нацистское логово.
Карел наизусть знал адреса нескольких конспиративных квартир. Он выбрал ту, которая реже всего использовалась, в заводском районе Берлина.
Ему здорово везло, за все время короткой ночной прогулки он ни разу не наткнулся на регулярный немецкий патруль. Однако феноменальное везение длиться слишком долго не могло...
Дверь отворила сухонькая старушка. Майор назвал нужное слово, и та молча пропустила его внутрь.
— Вам нельзя в таком виде появляться в городе, — сказала она, идя следом. — Переоденьтесь, а эту одежду отдайте мне, я о ней позабочусь.
— Спасибо, — поблагодарил Карел, проходя в специальную, предназначенную для отдыха комнату.
Следующий по цепочке донор оказался летчиком.
Воздушный бой был в самом разгаре.
То и дело ночное небо разрезали на куски дорожки трассирующих пуль. Разобраться с ходу в этом месиве воздушных железных машин было невозможно.
Майор умел управлять самолетом, тем более боевым истребителем, и достаточно хорошо разбирался в самой авиации. Спецподготовка в школе разведки предусматривала и это непростое умение. Прежде чем сдать основные дисциплины Карел успел налетать много часов на маленьком смешном «И-16».
«Ишак» был хорошей машиной, но не для 40-х годов. Война в Испании показала, что немецкие 109-е «Мессершмитты» лучшие. Именно тогда Люфтваффе и получили незаменимый опыт, опробовав новую технику прямо во время боевых действий.
Карел с ходу определил, что управляет модифицированным 9-м «Яком». Судя по приборной доске, самолет имел реактивные ускорители, хотя и оставался по-прежнему поршневой машиной. Не самое лучшее оружие в битве с новейшими немецкими истребителями.
Два раза на хвост садилась реактивная «Саламандра», но майору удавалось успешно ее «стряхивать», включая установленные под крыльями ускорители.
Кажется, Карел стал понимать суть воздушного боя.
Советские истребители прикрывали английские «Авро-Ланкастеры», бомбящие неподалеку какой-то промышленный объект.
Как правило, над местом бомбового удара сначала проходили стремительные «Москито», сбрасывающие зажигательные бомбы, и лишь затем по пылающим внизу кострам ориентировались идущие следом тяжелые бомбардировщики.
Бомбардировки проводились ночью и перед немецкими летчиками стояла нелегкая задача борьбы с этими массированными ударами.
Скоростные «Москито» могли летать на недосягаемой для Люфтваффе высоте. «Авро-Ланкастеры» и прочие «воздушные крепости» были невероятно живучи, ну а истребители сопровождения сделались и вовсе постоянной головной болью немецких пилотов.
Правда, нацисты в последнее время начали устанавливать на свои истребители кассеты с неуправляемыми ракетами, что стало довольно эффективным оружием в борьбе с «воздушными крепостями»...
Вынырнувший из-за темных облаков «Ме-262» прямо на глазах у Карела одной очередью аккуратно срезал правое крыло медленно летящего четырехмоторного «Ланкастера».
Бомбардировщик стал разваливаться прямо в воздухе, пылающей свечой устремившись к земле.
Внизу тоже бесновалось пламя: что-то ярко горело — не то завод, не то шахта.
Сбавивший скорость 262-й замешкался, начав разворот, и тут же был растерзан тремя советскими Ла-5, работающими по принципу ястребиной стаи.
В небе стало еще горячее, когда немцы наконец задействовали ПВО.
Непонятно, почему они не сделали это раньше. Возможно, несколько удачно сброшенных бомб повредили основную установку «Длани Вотана» — мощного оружия против авиации.
Безуспешно пытаясь взять в перекрестие прицела промелькнувший впереди черный «Хортен», майор бросил свою машину к земле, отлично зная, что сейчас начнется.
В озаренном пожарами небе стали жадно шарить длинные лучи прожекторов.
Немецкие пилоты мгновенно перестроились, убегая на левый, более или менее чистый, фланг. У них была строгая инструкция: когда на земле включалась разогревающаяся установка, немедленно уходить из-под возможного удара.
Более опытные советские пилоты также последовали примеру врага, уводя свои самолеты как можно дальше от пылающего внизу завода.
Новички замешкались, в панике мечась по озаренному светом небу, но истребители интересовали пэвэошников в самую последнюю очередь.
А вот «Ланкастеры» по-прежнему безмятежно шли «двойками», сбрасывая из раскрытых бомбоотсеков свой смертоносный груз в отмеченные огнем на земле точки.
Истребительного прикрытия они на время лишились. Теперь все решал случай. Кто-то сейчас проскочит, а кто-то нет. Неповоротливые тихоходные машины превращались в летающие гробы.
Наконец, установка внизу разогрелась, и в небе возникла «Длань Вотана» — черная гигантская рука, сотканная из плотных частичек воздуха.
Раскрывшись, она медленно пошевелила огромными пальцами и сцапала ближайший бомбардировщик, раздавив его прямо в полете.
Тут же раскрылись белые одуванчики парашютов. На них, как по команде, налетело несколько отчаянных «мессеров»: стервятники почуяли добычу. Наплевав на инструкции, немцы принялись расстреливать парашютистов трассирующими пулями.
Карел сделал огромный вираж и, пролетев сквозь не успевшую загустеть «Длань Вотана», с ходу прошил пулями ближайший 262-й.
Советский пилот, телом которого майор сейчас пользовался, был асом. Все вооружение «Яка» было замкнуто на одной единственной гашетке, а это два спаренных пулемета в носу и две мощные пушки в крыльях; всего лишь один удачный залп разрывал машину врага на куски.
Загустевшая черная рука снова ринулась вверх, к очередному «Ланкастеру».
Природа нового оружия Третьего рейха до сих пор была неясна. Сама установка находилась глубоко под землей, в тщательно замаскированном бетонном бункере, где сидел оператор. Вверх он смотрел через специальный перископ. Еще два пэвэошника управляли отлично защищенными броней прожекторами.
Оператор «Длани» надевал на правую руку особую перчатку, от каждого пальца которой к приборной панели шли толстые, хорошо заизолированные провода. Через перископ немец отлично видел озаренное прожекторами небо и громадные, плывущие среди облаков силуэты бомбардировщиков. «Длань Вотана» также была отлично видна оператору, оставалось только поймать пролетающий рядом самолет и раздавить его прямо в небе.
Ничего подобного ни у русских, ни у союзников пока не было.
Правда, была у этого мощного оружия одна слабина. «Длань Вотана» становилась опасна лишь тогда, когда пальцы начинали сжиматься. Клубящаяся тьма густела, становясь опасной и для снующих в небе истребителей.
Завалив второго немца, Карел снова пролетел сквозь разжавшуюся гигантскую пятерню, заметив, что сбившиеся в группу Ла-5 пытаются расстрелять установленные на земле прожектора. Один светящийся глаз уже потух. Значит, немецкое бронестекло было не столь уж и стойким.
«Длань Вотана» вяло отмахивалась от вертких советских истребителей, выискивая очередную четырехмоторную жертву.
Часы на приборной доске методично отсчитывали время. Майору казалось, что он кружит в небе уже больше часа, но на самом деле не прошло и трех минут с момента его очередного переселения. Горючего оставалось на десять минут полета, по меркам воздушного боя, целая прорва времени.
Мимо с воем промчался грязно-серый «МиГ-3», пилот подавал Карелу какие-то сигналы. Рация почему-то не работала: видимо, немцы глушили радиопространство.
Майор понял сигнализацию товарища лишь тогда, когда вражеские пули пробили сбоку бронированный фонарь кабины. На хвосте «Яка» сидел давешний черный «Хортен».
Сбросить реактивную бестию было непросто. Ночной истребитель — опасный противник.
Карел включил реактивные ускорители на максимум, стремительно сжигая драгоценное топливо.
Место ожесточенного боя постепенно удалялось.
Картина казалась совершенно нереальной.
Внизу пылал огонь, словно разом зажглись все жаровни ада. Небо лихорадило от огрызающихся горячим железом смертоносных воздушных машин, а посреди всего этого инфернального хаоса жадно шарила черная гигантская рука, будто сам враг рода человеческого пытался выбраться из разверзшейся земли.
Настырный немец продолжал преследование. Он не стрелял, желая максимально приблизиться к «Яку» и разорвать его одним точным залпом.
Пушки в крыльях «Хортена» что надо, и спастись при подобном раскладе будет непросто. Трехсантиметровая броня кабины русского самолета не выдержит прямого попадания и иссечет Карела острыми, как бритва, осколками.
Что ж, придется этого самонадеянного идиота немножко остудить.
Рычаг перехода в «искривленку» располагался, как обычно, справа от сиденья. Тихо выругавшись, майор рванул заветную ручку вверх.
Пространство за бортом истребителя мгновенно изменилось. Да что там пространство, даже сам самолет и тот стал совершенно неузнаваем. Теперь с немцем они могли биться на равных.
В подобном режиме воздушного боя Карел летал лишь второй раз в жизни.
Пилот «Хортена» также перескочил в «искривленку». К удивлению майора, самолет врага не сильно изменился: та же форма, та же нарисованная под кабиной оскаленная акулья пасть, но, возможно, это только с виду.
Приборная доска в «искривленке» оставалась прежней. Некоторые приборы, как правило, сходили с ума. В первую очередь часы и компас.
Стремительно набирая скорость, Карел любовался своим преобразившимся истребителем.
У него изменились крылья, тонкие, стреловидные, они были чуть отведены назад. Кожаная обшивка трепетала, кое-где отчетливо были видны пульсирующие кровеносные сосуды. Самолет ожил.
Не теряя времени, майор выпустил шасси, зная, что вместо железных стоек с колесами из фюзеляжа машины выдвинутся мощные ястребиные когти. «Хортен» стал значительно отставать. Палить из огнестрельного оружия в «искривленке» было нельзя, оно здесь попросту не действовало. Биться можно лишь при близком контакте, и немец сейчас проигрывал.
Стараясь разглядеть фантастический пейзаж внизу, Карел направил воздушную машину к месту недавнего сражения.
Оно и здесь продолжалось с той же отчаянной яростью.
Небо было залито кровавым багрянцем. Внизу на земле колыхалось безбрежное море похожей на коричневые водоросли живой травы.
Английские бомбардировщики превратились в тяжелых неуклюжих птиц, исторгающих из себя потоки клубящегося огня.
«Длань Вотана» в этом перевернутом мире выглядела как огромная черная змея, выскакивающая из круглой, постоянно затягивающейся норы. Огромная голова с мощными челюстями то и дело стремительно кидалась вверх, пожирая не успевших увернуться птиц. Хищная тварь перемалывала им кости и, судорожно сокращаясь, заглатывала добычу, извиваясь всем своим исполинским телом.
В «искривленке» было отчетливо видно то место, откуда работала подземная установка. Можно рискнуть, вернуться в нормальную реальность и попробовать разбомбить бункер, но на истребителе сделать подобное конечно же невозможно.
Засмотревшись, Карел едва не пропустил атаку немецкого истребителя.
Подкравшийся сзади «Хортен» резко рванул вперед и, неожиданно раскрыв красную зубастую пасть, вцепился в хвост советскому самолету.
Майор швырнул машину к земле, сбрасывая немца. Это ему удалось, однако тот успел вырвать кусок оперения.
На правое бронестекло кабины брызнула кровь. «Як» стал хуже слушаться.
Несясь почти у самой земли, Карел сделал рискованный маневр, перевернув истребитель брюхом кверху, и упавший с неба «Хортен» угодил своей оскалившейся мордой прямо в мощные когти.
Острые ножи сомкнулись мертвой хваткой, насквозь пробивая пластинчатую кожу вражеского истребителя.
Сцепившиеся самолеты рухнули на землю. К счастью, в «искривленке» машина не могла взорваться. Мягкий живой фюзеляж смягчил удар. Самолет умер, спасая находящегося внутри человека.
Разбив пистолетом покрывшийся сеткой трещин фонарь, Карел выбрался на горячее крыло.
Вражеский «Хортен» лежал всего лишь в нескольких метрах, зарывшись носом в землю. Фюзеляж и одно из крыльев были распороты когтями советского «Яка».
По колено увязая в шевелящейся коричневой траве, майор подошел к немецкому истребителю, но его кабина оказалась пуста. Видимо, летчик переместился обратно, не забыв сломать заветный рычаг.
Карел вернулся к своему самолету и, осмотрев повреждения, понял, что ему не так-то просто будет теперь вернуться.
Сиденье пилота основательно перекосило. Кабина сильно деформировалась после удара о землю, и ручка перехода стала совершенно недоступна.
— Ну и что теперь делать? — вслух спросил себя майор, вглядываясь в кровавое зарево на незнакомом горизонте.
Прожорливая змея исчезла. Воздушный бой подходил к концу.
Бомбардировщики ушли, сбросив на землю весь свой смертоносный груз. В небе по-прежнему кружили лишь истребители.
Майор удивленно отметил, что некоторые воздушные машины исторгали из себя огонь, словно мифические драконы.
«Искривленка» играла с человеческим воображением по своим неведомым правилам. Оставаться здесь дольше тридцати минут вне кабины самолета было опасно.
Карел искал выход.
Терять донора в искривленном пространстве нельзя, ибо можно вообще никуда не вернуться. Здесь действовали совсем иные законы.
Самолет вздрогнул и стал медленно погружаться в землю. Майор спрыгнул с накренившегося крыла, отойдя как можно дальше от уходящего истребителя.
Шевелящаяся у ног трава цеплялась за сапоги, мешая идти.
Разбившийся «Хортен» также стал уходить в ставшую внезапно мягкой почву чужого мира.
Преодолевая сопротивление агрессивной растительности, Карел двинулся прочь от исчезнувших в земле боевых машин.
Он оступился, лишь чудом не упав в глубокую круглую яму, раскрывшуюся прямо у самых ног.
Яма оказалась заполненной отвратительной черной жижей.
Майор осторожно обошел ловушку. В нормальном мире на этом месте вполне могла лежать противотанковая мина. Куда же идти?
В Шестнадцатом отделе мало что знали об «искривленке». Изучать это странное пространство было невозможно. Человек существовал здесь от силы пару часов, иначе он уже не мог вернуться назад. «Искривленкой» пользовались исключительно летчики и моряки, особенно когда попадали в безвыходные ситуации. В странном мире возможности сражающихся всегда уравнивались. Это был нерушимый закон искривленного мира. Тут каждый имел свой шанс.
Особенно захватывающе выглядели бои на море. Когда бывалые моряки рассказывали, во что превращается немецкая субмарина и атакуемый ею корабль, многие просто отказывались верить. Два невиданных полуживых-полумеханических монстра яростно рвали друг друга на куски, а внутри них боролись за жизнь обыкновенные люди.
Странно, но человек в «искривленке» никогда не менялся. Мистики утверждали, будто зло внутри людей настолько велико, что законы странного мира попросту отторгают их, оставляя прежний облик нетронутым...
Расстегнув летную куртку, Карел осмотрел многочисленные карманы, коря себя за то, что не сделал этого с самого начала.
В правом верхнем он обнаружил «ключ» и свернутый вдвое маленький листок бумаги.
Майор развернул его.
Твое тело не погибло. Об этом не беспокойся. Иди по цепочке. Пока она есть, ты будешь жить. Ее длина неизвестна даже в отделе, так что в самое ближайшее время я попробую к тебе пробиться. В Москву пока не суйся, все объясню при встрече. Не делай лишних телодвижений и запасись терпением.
Чуть ниже стояла подпись: Ворон.
Карел несколько раз перечитал короткое послание.
Что это? Как вообще такое было возможно? Как Ворон узнал, что он окажется именно в этом доноре? Как подбросил свернутый вдвое листок? Кто он такой, в конце концов, на чьей стороне?
Спрятав записку, майор открыл «ключом» «Лестницу Иакова».
В «коридоре» все было, как обычно. Тусклый свет и многочисленные двери. Ну, почти как обычно.
У одной из дверей лежал на спине человек. Он был мертв. По ковру растеклась лужа блестящей, еще не успевшей свернуться крови.
Карел подошел ближе.
На полу лежал эсэсовец. Чья-то пуля разворотила ему грудь. Человек пытался спастись. Сил ему хватило лишь на то, чтобы выползти из одной двери и подползти к другой, тут его и настигла смерть.
«Значит, немцы тоже», — с тоскою подумал майор, понимая, что нейроразведка потеряла самое главное свое преимущество.
Но чем больше он вглядывался в мертвеца, тем отчетливей понимал: что-то тут не так. Черты лица, цвет кожи, форма.
Да-да, именно форма, такую в «Анненэрбе» никогда не носили. Карелу была знакома эмблема «Наследия предков», остальные отличительные знаки вызывали лишь недоумение.
И лицо... Как же он сразу не заметил? Ведь перед ним лежал смуглолицый индус. Не тибетец, а именно индус.
Заинтересовавшись, Карел быстро обыскал покойника, найдя у него обычный для членов СС «Анненпасс» — «Паспорт предков», удостоверяющий абсолютную чистоту арийского происхождения.
Солдата звали Радж Сингх, остальное майор не понял, текст был написан на странном восточном наречии. Затем он обратил внимание на оружие эсэсовца, такой пистолет Карел видел впервые. Массивный, блестящий, со странным утолщением на дуле. Да и само дуло было необычным, выходное отверстие закрывала железная сетка.
Откуда взялся этот нелепый человек, из-за какой двери?
Но кровавый след уже исчез. «Коридор» аккуратно подбирал оставленные людьми следы. Вскоре исчезнет и мертвое тело. Майору повезло, что он успел его увидеть.
Ясно было одно: этот человек выбрался из совершенно иного мира, в чем-то похожего на родную реальность Карела, но во многом сильно отличавшегося от нее.
Значит, ночной гость был абсолютно прав. Война шла во многих мирах, и ее финал конечно же был разным. Чаша весов постоянно колебалась.
Куда же бежал смертельно раненный солдат?
Майор приоткрыл ту самую дверь, у которой умер эсэсовец. За дверью вовсю бушевала зимняя вьюга. Морозный воздух ворвался в коридор, окутав Карела вихрем колких снежинок. Майор смог разглядеть занесенный снегом лес и вдалеке одинокие дома с горящими окнами.
Захлопнув дверь, Карел увидел, что тело эсэсовца уже начало истончаться, становясь прозрачным. «Коридор» забирал его, медленно очищаясь.
Где находится нужная дверь, как всегда, подсказал внутренний голос. Майор никогда не допускал мысли, что может ошибиться и выйти не там.
За дверью его ждал ночной Берлин. Шел дождь, улицы были немноголюдны.
Спрятав «ключ», Карел быстро двинулся вдоль зданий, стараясь держаться менее освещенных мест.
Летная куртка, к счастью, не имела военных знаков отличия, а шлем остался в самолете. Внешний вид майор, конечно, имел странный, но в темноте вряд ли кто-то станет к нему присматриваться.
Однако отличную услугу оказал он приютившему его донору, забросив парня в самое нацистское логово.
Карел наизусть знал адреса нескольких конспиративных квартир. Он выбрал ту, которая реже всего использовалась, в заводском районе Берлина.
Ему здорово везло, за все время короткой ночной прогулки он ни разу не наткнулся на регулярный немецкий патруль. Однако феноменальное везение длиться слишком долго не могло...
Дверь отворила сухонькая старушка. Майор назвал нужное слово, и та молча пропустила его внутрь.
— Вам нельзя в таком виде появляться в городе, — сказала она, идя следом. — Переоденьтесь, а эту одежду отдайте мне, я о ней позабочусь.
— Спасибо, — поблагодарил Карел, проходя в специальную, предназначенную для отдыха комнату.