Леженда Валентин. Войны былинных лет

   Пацюк провел с Мыколой всего один сеанс, но и этого оказалось вполне достаточно.
   Нетудыбаба вошел в небольшую аккуратную хату, сел за стол напротив ведуна и посмотрел тому прямо в мудрые глаза.
   — Больше не пей, дурак! — коротко бросил Пацюк, и с тех пор у атамана с выпивкой как отрезало.
   Ну не тянет его больше на это дело, и все тут. И не то чтобы он горилки боялся. Нет, все чин чином, в руки кружку берет, отхлебывает, а там… вот где диво, вода! Да-да, именно обыкновенная вода или, того хуже, уксус. И каждый раз, поднося кружку с выпивкой к губам, Нетудыбаба отчетливо слышал издевательский смех Рудого Пацюка, доносившийся откуда-то издалека.
   Такая вот с Мыколой некогда вышла история.
   Другие же спокойно из его кружки пили, и была там отнюдь не вода или уксус, а самая настоящая горилка…
   Неладное Нетудыбаба почувствовал, когда идущие следом за телегой Пузырь с Сивоконем вдруг ни с того ни с сего перестали весело переговариваться. Это здорово насторожило бывалого казака.
   Мыкола был тертым калачом и своим подопечным не шибко доверял, тем более когда речь заходила о выпивке.
   «Что же замыслили вражьи сыны?» — только и успел подумать бравый атаман, как сзади на него набросились ополоумевшие от близости первача казаки.
   Однако же в их действиях не было признаков умопомешательства, ни полного, ни даже частичного. Негодяи действовали весьма продуманно, сразу было ясно, что договорились обо всем загодя, еще до того, как груженная бочками телега покинула позиции российских войск.
   Но Нетудыбабу не так-то просто застать врасплох.
   Мыкола сгруппировался и, слегка оглушив кулаком неповоротливого Сивоконя, остановил телегу, но затем повалился в глубокий снег. Тут к месту драки подоспели главные вдохновители всего этого безобразия — Грыцько Крысюк и Петро Гарбуз.
   Общими усилиями отбивающийся атаман был скручен и аккуратно привязан к небольшой березке у обочины дороги, дабы не мешал осуществлению задуманного.
   — Да я вас под кошевой суд отдам! — пообещал красный как помидор Нетудыбаба, злобно сверля взглядом казаков, снимающих с телеги толстый просмоленный бочонок.
   С веселым гомоном казачки поставили бочонок в снег и, выбив пробку, стали осторожно наполнять заранее приготовленные кружки.
   — Шмальчук с вас, бовдуров, три шкуры спустит, — продолжал угрожать разгневанный атаман, — а я добавлю… вы у меня надолго эту пьянку запомните!
   — Да не журись ты так, Мыкола, — примирительно проговорил счастливый, словно вымытый ефиопский элефант, Крысюк. — Так на так добру пропадать. Никто ведь и не заметит, что не хватает одного бочонка.
   Это ведь лучший княжий первач, столетней выдержки. Вот попробуй и сам поймешь…
   С этими словами щедрый Грыцько поднес злобно плюющемуся Нетудыбабе полную кружку.
   От кружки явственно несло яблочным уксусом.
   Мыкола с отвращением поморщил нос, отворачиваясь от мерзкого пойла.
   — Глядите, парни, атаман не пьет!
   Остальные казаки в священном ужасе уставились на перекошенного Нетудыбабу. Сейчас он им казался еще более жутким чудовищем, нежели пресловутое Идолище Поганое.
   Чтобы казак, да не пил?
   Нет, было в этом что-то сверхъестественное.
   — А… сучьи дети! — зловеще усмехнулся Мыкола, сверкая глазами.
   Казаки попятились прочь от березки и дружно схватились за висевшие на шее у каждого родовые обереги.
   Страх страхом, но все ж таки добили они чудесный бочонок, время от времени поглядывая на всякий случай на странно притихшего атамана.
   Нетудыбаба смекнул — не все еще потеряно. Ночь далеко, и для успешного выполнения сорванного диверсионного рейда время пока имеется. Ему бы только освободиться. С заданием справится и один человек, главное — вовремя успеть. И Мыкола принялся ждать, тихонько усмехаясь, и эта ухмылка не обещала нажравшимся дармового первача казакам ничего хорошего…
   Первым от удара тяжелого молота в снег повалился Петро Гарбуз.
   Тарас Пузырь успел обернуться, но это ему мало чем помогло, молот опустился на его пьяную черепушку быстрее, чем казак успел как следует испугаться. Панас Сивоконь и Грыцько Крысюк бросились было бежать, но возникший из-под земли навий богатырь настиг их в два прыжка, уложив обоих на месте.
   Нетудыбаба же хохотал как бешеный, уж он-то заранее знал, чем все дело кончится.
   — Здорово, Мыкола! — Навий богатырь приветливо улыбнулся и, взвалив молот на правое плечо, подошел поближе
   — И тебе здравия желаю, Кондратий, — отозвался атаман. — Может, развяжешь веревки, дело одно не ждет.
   Кондратий крепко задумался, оценивая предложение.
   На голове у навьего богатыря был надет симпатичный бочонок с крантиком, на мощной груди слегка светилась дивная кольчуга с плетением в виде маленьких пивных кружек. На ногах зеленые штанцы с изображением коварного змия и меховые сапоги.
   Вот только довольная физиономия синевой отливала, а так чем не добрый молодец, ратные подвиги время от времени совершающий.
   Но, видно, недаром на Руси говорят о каком-нибудь пропойце что, мол, насинячился до безобразного состояния. Поэтому и страсть как любящие выпить русичи звали Кондратия между собой Синяком. Но сам навий богатырь это свое прозвище не любил, а коли такой бугай, да еще с молотом на плече обидится… ну нет, лучше не надо, себе же дороже потом обойдется.
   — Ох, предвижу, что скоро будет у меня работенки невпроворот, — со вздохом проговорил Кондратий, не без удовольствия разглядывая телегу с бочонками. — Ладно, так уж и быть, развяжу, хотя за то, что ты у Рудого Пацюка от выпивки лечился, следовало бы тебя наказать. Раньше ведь мы с тобою почти что через день встречались…
   Последнюю тираду навий богатырь произнес с толикой грусти.
   — М-да, перевелись нынче мужики с таким, как у тебя, организмом. Нынче-то даже в Хмельграде не все умеют пить как надо. Три кружки выжрал и скопытился. А ты, помнится, и опосля трех бочек на ногах крепко стоял и с шаблей своей лучше трезвого управлялся.
   — Кончай трепаться, — нетерпеливо выкрикнул Нетудыбаба. — Развязывай давай!
   Кондратий распутал веревки.
   Атаман размял руки, пнул ногой изменника Сивоконя и, вскочив на козлы телеги, пронзительно свистнул.
   Лошади встрепенулись и рванули по извилистой заснеженной дороге.
   — Смотри, не перевернись ненароком! — с тревогой прокричал вслед удаляющейся телеге Кондратий.
   Однако Мыкола его уже не слышал.
 
   — Стоять! — выкрикнул дежуривший у поваленной сосны, коей была перегорожена дорога, здоровый мордатый мериканец.
   — Тпру-у-у-у… — Нетудыбаба натянул поводья, тормозя у самой дорожной заставы.
   — Что везешь? — с небольшим акцентом недовольно спросил солдат, подозрительно рассматривая Мыколу.
   Хитрый атаман успел переодеться в заранее припасенные обноски и походил со стороны на безобидного пьянчугу, каких в окрестностях было пруд пруди.
   — Енто винные запасы князя Буй-тура Всеволода, — почти не соврал Нетудыбаба, подобострастно стягивая шапчонку. — Редчайшие сорта, наказано отвезти в Хмельград. Пропусти, служивый.
   Мериканец в ответ сделал морду кирпичом, потянув носом, подозвал двух солдат, и все трое они сгрузили с телеги один бочонок.
   Бочонок сгрузили.
   Вытащили пробку.
   Достали раскладные стаканчики. Попробовали.
   — ВАУ!!! — радостно закричали солдаты, с удовольствием наливая себе еще.
   Нетудыбабу стащили с телеги, обыскали и, не найдя ничего интересного, повернули лицом к лесу.
   Мордатый примерился и под общий дружный хохот наподдал казаку тяжелым рифленым сапогом под зад.
   Мыкола кубарем полетел в глубокий снег.
   — Беги, рус, пока я добрый! — весело проговорил мериканец, сияя от радости.
   Потирая саднящий зад, Нетудыбаба побежал, на всякий случай петляя, и через несколько минут дорожная застава окончательно исчезла из виду.
   На обветренных устах казака играла победная усмешка.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
О том, как чудил Илья Муромец да веселился Кондратий

   — Гиблое место Средиземье это, — тоскливо проныл Муромец, за что получил от Степана средних размеров затрещину.
   Богатыри осторожно шли по широкой лесной дороге, справедливо полагая, что уж куда-нибудь она их да выведет. Ведь не может быть так, чтобы дорога никуда не вела.
   Пока что, кроме сумасшедшего черного мага, они не встретили ни одной живой души.
   Издалека послышались очень странные звуки, будто спешил куда-то вооруженный до зубов отряд ратников.
   — В кусты, убоище, в кусты!
   Колупаев затолкал немного растерявшегося Илью в заросшую сорняком придорожную канаву.
   Лязганье и дробный топот приближались — и вот мимо затаившихся в канаве русичей пробежал небольшой отряд непонятных существ.
   — Псинофаги! — возбужденно прошептал Муромец. — Люди с собачьими головами.
   Кузнец показал богатырю кулак.
   Непонятные воины выглядели довольно необычно. Грязные, со злобными перекошенными рожами землистой лоснящейся кожей, они походили скорее на диких зверей..
   — Арлаа транрум! — прокричал бегущий впереди предводитель отряда. — Рунмир тлаа…
   Замыкающий отряд воин внезапно остановился и, шевеля приплюснутым носом, медленно подошел к придорожным зарослям, в которых затаились путешествующие русичи.
   — Нас учуял, гад, — прошептал Колупаев, решив, что вооруженный мечом урод унюхал сильно вспотевшего Муромца.
   — Мне бы баньку сейчас принять, — тихонько простонал Илья, от стыда слегка краснея.
   Между тем отряд странных солдат исчез где-то вдали.
   Отставший и не думал нагонять своих сородичей, видно, о военной дисциплине эти уроды имели довольно смутное представление.
   Обнажив необычный кривой меч, зверообразный солдат хрипло прорычал:
   — Транмур румана эзл!
   Степан удивленно взметнул брови и, резко выпрямившись, треснул урода булатным копьем по голове.
   — Вашу мать! — вполне по-человечески выкрикнул солдат и камнем повалился на дорогу.
   Зыркнув по сторонам, довольный собой кузнец стащил оглушенного врага в канаву.
   — А-а-а-а… — дико заголосил выскочивший из кустов Муромец. — Ты его УБИЛ!!!
   — Ну да, — усмехаясь подтвердил Колупаев, — выпустил гаду кишки, хочешь, пойди посмотри, они у него зеленые.
   Зеленым сделался сам богатырь.
   — Если бы я его не убил, — спокойно рассуждал кузнец, — то он мог вполне позвать остальных или же пырнул бы наугад мечом в кусты, а там ты, Илья, сидишь с раззявленной варежкой, потеешь…
   — Ты его убил! — все не унимался богатырь. — Ты проткнул его копьем, аки кабана какого.
   — Славно подмечено! — улыбнулся Степан. — Я ведь раньше с копьем булатным на диких хряков ходил.
   — Не подходи ко мне, не приближайся! УБИЙЦА!
   — Ты чё, Илья, совсем сбрендил?
   — Кровавый маньяк!
   — А вот за это я тебе сейчас в ухо!
   — Не подходи, презренный сын ассасина!
   — Ну все… достал!
   Выкрикнув сие, кузнец грубо схватил отбивающегося Муромца за шиворот и поволок к заросшей бурьяном канаве.
   — Вот, смотри, баран!
   Темнолицый зверообразный воин мирно храпел на дне неглубокой канавы, посасывая во сне большой грязный палец правой руки.
   — Ну что, теперь ты убедился, что никакой я не «презренный сын ассасина»?
   Илья смущенно потупил взор.
   — Извини, Степан, дык даже не знаю, что на меня нашло.
   — То-то!
   Еще немного пройдя по дороге, Колупаев все-таки решил свернуть в лес, так ему казалось безопасней.
   В лесу было здорово. Сквозь ветви деревьев вовсю светило приветливое солнышко, невдалеке бежал симпатичный ручеек, кричали птицы, по веткам то и дело прыгали самые обыкновенные белки. Ну прямо как дома.
   Остановившись у ручья, Муромец наклонился, дабы испить чистой прохладной водицы.
   — Не пей, козлом станешь, — пошутил Степан.
   — Что, правда?! — Богатырь в ужасе отшатнулся от ручья.
   — Да нет, конечно, — улыбнулся Колупаев, — это тебе, дружище, при любом раскладе не грозит, от тебя и так пахнет далеко не фиалками.
   — Дык не понял?
   — Да потеешь шибко много, чего уж тут понимать.
   — А енто у меня такая защитная реакция вырабатывается, — недовольно проговорил богатырь, — особенность могучего организма!
   — Враги богатырский дух чуют и в панике бегут, — добавил Степан, давясь смехом.
   Муромец решительно вернулся к ручью и, зачерпнув ладонью холодной водицы, принялся жадно пить. Затем к чему-то пристально присмотрелся, погрузил руку по локоть в воду, пошарил на дне и извлек из ручья что-то маленькое и блестящее.
   — А ну покажи! — потребовал кузнец.
   — Это мое! — упрямо набычился Илья.
   — Я кому сказал, покажи!
   — Не-а.
   — В глаз дам!
   — На, смотри! — И богатырь поспешно протянул Степану красивое золотое колечко.
   — Ух ты! — восхитился Колупаев, подбрасывая кольцо на ладони. — Тут на нем еще что-то написано. Кажись на рассейском, сейчас прочту… так… гм… «Сделано в Тьмутаракани».
   — Тьфу ты напасть, — сплюнул в сторону Муромец, — наверняка подделка!
   — Наши мастера отливали! — кивнул Степан, продолжая изучать длинную надпись. — Так тут еще что-то накалякано… э… э… Ага! «Кольцо Всевластия, цена восемь руб. шестнадцать коп.».
   — Что-то дороговато! — удивился Илья. — Восемь золотых за такую вот безделицу.
   Кузнец с важным видом вернул кольцо несколько разочарованному находкой Муромцу.
   — И как это оно сюда попало, — почесал макушку Колупаев, — ума не приложу…
   Богатырь в ответ пожал плечами и надел потерянную кем-то безделушку на указательный палец, надел — и охнул от изумления.
   Густой, наполненный солнцем лес разом пропал.
   Пропал вместе со Степаном, что было вдвойне ужасно.
   Муромец сидел на большой удобной скамье в каком-то непонятном, заполненном людьми тереме. Люди, как и сам Илья, сидели точно на таких же совершенно одинаковых скамьях и ждали непонятно чего.
   Этих скамеек было здесь превеликое множество, и на каждой сзади имелся особый порядковый номер. В конце терема на высокой отвесной стене было натянуто гигантское белое полотно, и многие из сидевших с нетерпением время от времени на него поглядывали, словно с минуты на минуту оттуда должен был выскочить бешеный барабашка.
   — Дядя, хочешь попкорна? — спросил маленький черненький мальчик, сидящий по левую руку от Муромца.
   Илья судорожно сглотнул.
   — На, держи! — Пацан протянул богатырю небольшой белый мешочек.
   Илья отрицательно помотал головой. Затем зажмурился, желая немедленно проснуться.
   — Ну, как хочешь, — безразлично отозвался мальчишка.
   Муромец открыл глаза: жуткий терем никуда не исчез, а люди все прибывали и прибывали.
   — Сейчас начнется, — предупредил малец, — второй сеанс. Слушай, мужик, а как тебе первая часть «Возвращения короля», понравилась?
   — Э… э… э… — беспомощно проблеял Илья и зачем-то кивнул.
   — Мне тоже, — улыбнулся мальчишка. — Арагорн крутой, просто ништяк.
   Внезапно погас свет.
   Муромец вздрогнул, вцепившись в мягкую спинку ближайшей скамьи.
   Белое полотнище на стене ожило, налившись яркими живыми красками. В светящемся оконце возникло недовольное лицо того самого черного мага, жилище которого совсем недавно было разгромлено неугомонным богатырем.
   Строго взглянув на Муромца, маг нахмурил седые брови и, взмахнув посохом, громко произнес:
   — Сними кольцо, дурак!
   Илья сразу понял, что волшебник обращается именно к нему. Спина богатыря покрылась холодным потом.
   Снова зажмурившись, он сделал над собой усилие и нервно стянул с указательного пальца золотую безделушку.
   Кошмар исчез.
   Муромец снова стоял в знакомом лесу, сжимая в потной руке волшебное кольцо.
   — Степа-а-а-а-н… — как резаный заголосил Илья. — Степа-а-а-а-н… ты где?!!
   Из-за ближайшего дерева выскочил обеспокоенный Колупаев с булатным копьем наперевес.
   — Илья? Где ты был? Я уже битые полчаса тебя ищу, по лесу бегаю.
   Бледный Муромец стремглав бросился к другу.
   — Ты просто мне не поверишь. Когда я надел кольцо, то попал в очень странное место. Там было много людей, и со мной говорила огромная живая картина.
   — Я верю тебе, — ответил кузнец, ободряюще хлопая трясущегося богатыря по плечу. — Ты исчез прямо у меня на глазах. Вот стоишь, а потом смотрю, а тебя уже нет. Я первым делом решил, что ты в Навье Царство ненароком угодил. Все, думаю, поминай как звали.
   — Дык… — пролепетал Илья, затравленно шаря взглядом по залитому солнцем лесу. — Наверное, это кольцо лучше выкинуть…
   — А если оно все-таки золотое? — усомнился Колупаев. — Лучше отдай его мне на хранение.
   — Нет! — гневно отрезал богатырь, алчно сверкая глазами и пряча кольцо за пазуху. — Что мое, то мое… ни за что с ним теперь не расстанусь.
   — Ну, как знаешь, — с подчеркнутой холодностью отозвался Степан.
   Заросли рядом с ручьем разошлись, и оттуда стали по одному выскакивать давешние зверообразные воины с длинными кривыми мечами.
   — Дарна! — взрыкивающе прохрипел разукрашенный птичьими перьями вожак. — Кнагерат раан…
   Муромец без промедления полез на ближайшее дерево.
   Колупаев же спокойно снял с плеча верный лук, присел на одно колено и, выхватив из колчана особую железную стрелу, выстрелил в приближающегося врага.
   Стрела со свистом прошила сразу трех воинов. Солдаты попытались расцепиться и, потешно подпрыгивая, побежали прочь, игнорируя гневные команды предводителя отряда.
   Вторая стрела угодила вожаку прямо в лоб. Воин сильно скосил глаза, задумчиво ощупал торчащую из головы железяку и так же задумчиво упал навзничь, нелепо задрав облаченные в лыковые лапти ноги.
   Скорострельности кузнеца можно было только позавидовать.
   Из сорока вооруженных уродов до русичей сумел добраться только один, но на него, как назло, свалился не удержавшийся на дереве Муромец, который и свернул шею размахивавшему мечом бедолаге.
   — Твой первый поверженный в бою враг! — торжественно объявил Степан, помогая Илье подняться на подкашивающиеся от страха ноги.
   Распластавшийся под тушей богатыря воин выглядел неважнецки. На месте перекошенного лица находился грязный нечесаный затылок.
   — Дык это я его так?! — с содроганием спросил, отряхивая кольчугу, Илья.
   — Откуда, понимашь, они взялись? — спросил Муромец, осоловело осматривая место недавней схватки. — Ни с того ни сего на нас выскочили. Отчего так? Что им от нас было нужно?
   — Может, время испросить хотели, — задумчиво предположил Степан, — или не знали, как пройти в местную избу-читальню.
   Однако неприятности, как видно, только начинались.
   Русичи торопливо шли незнакомым лесом, как вдруг из небольшого оврага на взвизгнувшего Илью выскочило что-то маленькое и жутко злобное.
   Кузнец поначалу решил, что это сбесившийся енот-полоскун либо ополоумевший буйный хорь. Однако дело обстояло гораздо хуже.
   — Ая-яй… — взвыл Муромец, пытаясь сбросить с ноги вцепившегося в его могучую ляжку отвратительного карлика с волосатыми немытыми ножищами. — Он прокусил мои кольчужные штанцы!..
   Карлик отцепился от ноги богатыря и, выхватив маленький, напоминавший зубочистку меч, снова кинулся в атаку.
   — Да что же тебе от меня надобно?! — отчаянно заголосил Илья, делая рывок к спасительному дереву.
   Карлик подпрыгнул, но достать мечом карабкающегося по стволу Муромца не смог.
   Колупаев с недоумением наблюдал за разыгрывающейся сценой.
   Задрав лохматую голову с серыми заячьими ушами, карлик злобно посмотрел на обнявшего крепкую сосну богатыря.
   — Верни кольцо, гад! — неожиданно могучим басом потребовал коротышка.
   — А вот не верну! — склочно отозвался с сосны Илья. — Это я его нашел, и теперь оно мое, понял ты, недомерок!
   — Предлагаю по-хорошему, верни кольцо! — снова упрямо потребовал жутко настырный карлик.
   — Пошел к лешему! — гневно проревел Муромец, забираясь еще выше.
   — Ну хорошо… — зловеще предупредил коротышка и, спрятав в ножны меч, исчез в ближайших зарослях.
   — Ты что творишь, убоище? — прокричал снизу Илье недовольный поведением богатыря Степан. — Ты почему местных жителей обижаешь? Ясно ведь, что кольцо не твое, за каким псом ты начал артачиться?
   — А чё это он, понимашь?! — гаркнул сверху Муромец. — Я кольцо в ручье нашел, и теперь оно мое, что с воза упало, то к половцам попало!
   — Так, значит! — кузнец гневно упер руки в бока. — На принцип снова пошел, да?
   — Да! — с большим вызовом выкрикнул богатырь.
   — А ты помнишь, ушанка драная, что приключилось с тобой, когда ты в последний раз артачиться начал? — поинтересовался Колупаев.
   — Нет, не помню! — буркнул Илья. — И вспоминать не желаю. Так или иначе, но никому я это кольцо не отдам.
   — Отдашь-отдашь, еще как отдашь! — зловеще проговорил Степан, снимая с плеча лук и накладывая на тетиву стрелу. — А ну спускайся с дерева, идолище болотное…
   Муромец нехотя пополз по стволу вниз.
 
   Еще не успело выбраться из-за горизонта заспанное солнышко, а главнокомандующий мериканскими войсками уже был на ногах. Вчера он лег пораньше, контуженная голова по-прежнему время от времени напоминала о себе острой болью, и поэтому старому вояке требовался регулярный отдых.
   Хорошо хоть, выдалось несколько спокойных дней. Вот подойдет обещанное подкрепление, тогда уж всем будет не до крепкого сна.
   «Как бы дисциплина в войсках не упала», — с тревогой думал главнокомандующий, отворяя люк штабного «скорпиона».
   В лицо тут же ударил стылый морозный воздух, и сна как не бывало.
   Старый вояка ступил на снег, прикрыл за собой бронированный люк и сладко зевнул. Затем попробовал сделать зарядку, но лишь больно ушиб ногу о гусеницу стоящего рядом танка.
   Тихо шипя и потирая ноющее колено, главнокомандующий огляделся, и глаза у него слегка вылезли из орбит.
   У деревьев и вокруг белых маскировочных палаток в абсолютной тишине на снегу валялись неподвижные тела.
   «Химическое оружие! — решил главнокомандующий и зажал перчаткой нос. — Как же это я, старый дурак, забыл в „скорпионе“ респиратор».
   Катастрофа была очевидной.
   Пока он безмятежно спал, русичи вероломно применили некое неизвестное доселе химическое оружие. Внутри бронированной машины человеку ничто не угрожало, так как в танке стояли особые фильтры воздуха.
   Старый вояка поразмыслил и вдохнул студеный воздух полной грудью.
   Ядовитые пары наверняка уже рассеялись, иначе он упал бы замертво, еще когда выбирался из танка.
   Не веря своим глазам, главнокомандующий на негнущихся ногах побрел в глубь вымершего лагеря. Найдя тело своего адъютанта, он остановился, горестно стягивая с головы черную фуражку.
   Зеленоватый, окоченевший на морозе труп внезапно дернулся и сипло произнес:
   — Старшина, откупорьте еще одну… для наших храбрых зенитчиков.
   Брови у старого вояки взметнулись на лоб, он надел фуражку и, присев, внимательно вгляделся в лицо адъютанта.
   И как это он раньше не заметил, что бездыханное тело дышит?
   Чуткий нос главнокомандующего уловил очень знакомый запах. Мериканец наклонился ближе, и ему в лицо ударил крепкий перегар.
   — Так вот оно что!
   Лежавшие вокруг солдаты были повально пьяны. Хлипкая дисциплина рухнула в одночасье. Но где же они раздобыли спиртное? Ведь в войсках была строго запрещена любая выпивка. Причем запрещена не просто так. Дело было в том, что спиртное действовало на умы рядовых заокиянских граждан крайне разлагающе. Хлебнув лишку, они тут же начинали вести крамольные речи и напрочь отказывались потреблять знаменитые «шматсы».
   Это была уже не армия, а сборище слабовольных тупых идиотов.
   «Хотя в принципе, — тут же подумал вояка, — идеальные солдаты именно такими и должны быть».
   Гневно потрясая кулаками, главнокомандующий как ошпаренный бегал по пропившему свою боевую славу лагерю.
   Однако утренний кошмар продолжался.
   Среди валявшихся в снегу воинов бродило удивительное существо. При ближайшем рассмотрении этим существом оказался огромный детина в сияющих ратных доспехах, вооруженный огромным железным молотом, коим он выборочно тюкал по головам лежавших на земле без чувств мериканцев.
   Лицо у богатыря почему-то было покрашено в синий цвет, как видно, для маскировки.
   «Наверняка это местный коммандос», — лихорадочно подумал старый вояка, вытаскивая пистолет.
   Синелицый диверсант, не обращая ни малейшего внимания на нервно перезаряжающего оружие мериканца, продолжал деловито орудовать молотом.
   Главнокомандующий прицелился и выстрелил.
   Пуля с легкостью отскочила от ратной кольчуги богатыря.
   Старый вояка, рассвирепев, выпустил во врага целую обойму.
   Тут же стало ясно, что кольчуга ни при чем, пули вообще не брали детинушку, отскакивая от него совершенно волшебным образом.
   Тюкнув молотом очередного солдатика, неуязвимый богатырь недовольно обернулся.
   — Чего тебе не спится в такую-то рань, мил человек?
   Говорил витязь на мериканском без какого-либо акцента, что было, пожалуй, еще удивительней его неуязвимости.
   — Ты кто такой? — хрипло спросил главнокомандующий, опуская бесполезный пистолет.
   — Я Кондратий! — спокойно ответил русич. — Навий богатырь.
   — А что ты делаешь с моими солдатами?
   — Ясное дело, молотом охаживаю.