Врата со скрипом отворились, и беглецы кубарем влетели прямо на торговую площадь.
Посреди площади стоял, грозно уперев руки в бока, Буй-тур Всеволод.
— Князюшка, — жалобно проблеяли дружинники, боясь слишком близко подходить к непредсказуемому дядюшке.
— Явились, охламоны! — Ясно Солнышко строго погрозил пальцем. — А ведь вас только за смертью посылать, орясин тьмутараканских.
Но не было злобы в словах этих.
Князюшка по очереди обнял каждого из братьев.
— Молодец, Тишка, все-таки вернул брата. Быть тебе за это сиверским воеводой!
Радости Тихона не было предела, хотя, возможно, Всеволод так шутил.
От городских ворот примчались двое стражников.
— Князь, там мужик какой-то с телегой гневно требует, чтобы его пустили, — сообщил один из служивых. — Кулаками потрясает, шлет непонятные проклятия.
— Это такой чернявый, в меховой жилетке? — на всякий случай уточнил Ясно Солнышко.
Стражники утвердительно кивнули.
— Гоните-ка вы его, братцы, в шею!
С сомнением поглядев на прихрамывающего Муромца, Колупаев жестом подозвал Кимку, выискивающую в лесу тайную тропу.
— Погоди, красавица… Скажи, далеко ли еще до этих Ерихонских Труб? Сдается мне, что Илью очень скоро придется нести на себе.
— Дык я ничаго, я дойду! — запротестовал богатырь. — Кольчугу бы сбросить, понимашь, но нельзя, отцовский подарок.
— Ох, и разожрался же ты в этом своем анабиезе богатырском, — покачал головой кузнец. — Наверняка славные застолья снились, а ну признавайся!
— Были и застолья, — смущенно подтвердил Муромец.
— Да тут уже недалеко, — успокоила русичей дочка Лешего. — Я, когда сюда шла, особые метки на деревьях оставляла. Вот увидите, очень скоро мы все будем дома…
«Хорошо бы», — подумал Степан, на всякий случай оглядываясь.
Но их жуткие преследователи безнадежно отстали
Над лесом занималось утро.
Запели какие-то местные пичуги, сумерки медленно отступали под сень разлапистых деревьев.
— Тихо! — Кимка предостерегающе подняла руку. — Там дальше кто-то есть…
Русичи прислушались.
— Ах ты, собака проклятая, да чтоб тебя телегой переехало, да что б в тебе токмо Навьи колобки запекались, — отчетливо донеслось из-за деревьев. — И это же надо, сломаться как раз сейчас!
Отважная троица с любопытством двинулась вперед.
Прямо посредине широкой дороги стояла огромная каменная печка, у которой гневно ругался невысокий конопатый мужичок. Вид он имел довольно помятый, словно с великого перепоя. Кумачовая шапка съехала набекрень, серая длинная рубаха имела кое-где солидные прорехи, полосатые штанцы местами перепачканы сажей, на ногах лыковые лапти.
— Никак земляк.
— Эй, мил человек, чего это у тебя печь посреди дороги стоит? — спросил Колупаев, дивясь невиданному зрелищу.
— Да вот… — Мужичок пихнул ногой ненавистную печку. — Не едет, сволочь, и все тут…
— А что, раньше, значит, ездила?
— Еще как! Я же на ней из Руси в Средиземье постоянно гоняю. И на тебе, прямо посреди дороги стала…
Степан с подозрением уставился на незнакомого мужичка.
— А ты, часом, в Средиземье не у друга ли одного гостил?
— Так и есть, гостил! — подтвердил мужичишка. — У Гендальфа Серого. Ох, наклюкались мы давеча с ним и орков по лесам гоняли фаерболами… вот умора-то была.
Из леса тем временем вынырнули Кимка и слегка перекошенный Муромец.
— Опаньки! — изумился незнакомец, таращась на богатыря. — Илья Муромец! Это в Средиземье-то! Похоже, что я, братцы, еще как следует и не протрезвел.
— Так, может, ты и есть тот самый Емельян, которого мы ищем? — с замиранием сердца поинтересовался кузнец.
— А мне почем знать, кого вы тут ищете? — удивился неказистый мужичок. — Ну, Емеля я, ну и что с того, мало ли их на Руси, Емельянов всяких.
— Но не все из них ездят верхом на печи! — добавила Кимка.
— Ну и зачем это, можно поинтересоваться, я вам понадобился? — лукаво прищурившись, усмехнулся волшебник.
— Наконец-то, — хрипло проговорил Муромец и чуть было не зарыдал, однако присутствие красавицы удержало его от столь небогатырского поступка.
— Так вы, получается, оба меня искали? — догадался кудесник.
— Да мы токмо за этим в Средиземье и подались, — подтвердил Колупаев, — уже почти что год тебя ищем…
— Ну так говорите скорее, зачем я вам понадобился, — рассмеялся Емеля, запрыгивая на неисправную печь.
— Гм… — смущенно кашлянул Степан, не зная, с чего начать, но внезапно инициативу в свои руки взял сам Муромец.
— Дело у нас к тебе, Емельян, понимашь, такое… — басом проговорил богатырь, хмуря кустистые брови. — Один летописец лживый написал, что…
— Так вот вы, значитца, о чем! — перебил его волшебник. — Стало быть, из-за этого и весь сыр-Бор. Одного славою ратною обделили, а другого незаслуженно до небес превознесли.
Русичи согласно кивнули.
— Вы, наверное, не знаете, но этот летописец новую летопись строчит, решил покаяться, негодник этакий, совестно ему стало. Но что писано пером, то не вырубишь и топором… Впрочем, вы и сами можете у него все выспросить.
— Енто как? — не поняли русичи.
— А вот так! — усмехнулся Емеля. — По щучьему велению, по моему прошению…
Прямо из воздуха на дороге возник Николашка Острогов, бывший секретарь князя Буй-тура Всеволода и по совместительству летописец земель российских.
Николашка часто моргал и испуганно таращил глазенки.
— Ну, знаете… — дрожащим голосом проговорил летописец, — это уже ни в какие ворота не лезет, столько я сегодня точно не пил!
У Колупаева же словно язык отнялся.
Вот он, клятый летописец собственной персоной, стоит рядом, испуганно пялится по сторонам, сколько сил затрачено, сколько приключений ратных…
Казалось, радоваться надо.
А вот кузнецу отчего-то сделалось грустно.
«Да и надо ли что-то менять? — подумал Степан. — Что-то кому-то доказывать. Этот, мол, настоящий герой, а этот, значит, нет. Деяниями ведь своими богатырь прославляется, а не молвой. Да и Муромец вроде ничего мужик. Чудит, правда, иногда по-страшному, но ведь мы на эти дела все горазды. Пущай уж, орясина богатырская, героем народным остается. Как-никак символ Руси!».
Емеля внимательно поглядел на Степана, словно подслушав его нехитрые мысли и, повернувшись к трясущемуся летописцу, спросил:
— А ну-ка ответь нам, герой пера и чернил, отчего ты подвиги Степана Колупаева Илье Муромцу приписал?
Николашка судорожно сглотнул.
— Бить будете? — осторожно спросил он, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Или в жабу поганую превратите?
— Ответишь честно — не превратим, — пообещал кудесник.
— Ну… это… — Острогов облизал пересохшие губы. — Муромец-то на всю Русь чем славен? Бодуном великим, тридцать три года продлившимся. Вот я и выбрал его для своей летописи. Мне ведь нужно известное имя, что у народа на слуху. Ну сами посудите, какой богатырь рассейский, скажем… из села Пыжикова… смех да и только.
— Ну вот вам и ответ на все вопросы! — кивнул Емеля, поправляя кумачовую шапчонку.
— Так я ведь уже осознал свою ошибку! — поспешно добавил Николашка. — В Астрахани схоронился и новую повесть пишу былинных лет. Там все уже будет по-честному. Два богатыря, два славных героя рассейских — Илья Муромец и Степан Колупаев…
— Да ладно тебе… — небрежно отмахнулся от летописца волшебник, — изыди…
И Николашка Острогов растаял в воздухе, словно его и не было.
— Ну что, вроде как все? — поинтересовался Емеля, искоса поглядывая на дочку Лешего. — Ну а ты что скажешь, красавица? Наверное, летописцу ентому и тебя следует записать в реестр героев рассейских?
Молодица залилась прелестным румянцем.
— Нет, это еще не все! — твердо заявил Колупаев.
Кудесник удивленно воззрился на кузнеца.
— Ну так говори, коль не все…
— Матушка Русь в великой опасности, а мы здесь лясы точим! — гневно выдал Степан, стыдясь того, что о главном он чуть не позабыл.
— Как так? — встрепенулся Емельян.
Волшебник поспешно отодвинул заслонку на печи и извлек на свет небольшое зеркальце.
— А ну-ка, зерцало, покажь, чё там за время моего отсутствия приключилось!
Блестящая поверхность тут же ожила, являя взору разные картины.
Емеля присвистнул.
Пылали леса, лежали в руинах разоренные деревни, стонала перепаханная взрывами земля.
Вот в зерцале промелькнул и пропал осажденный врагом град Кипиш, горело огромное озеро, гремела вражеская артиллерия, обстреливая древний невидимый град.
Опустив зеркальце, Емеля нахмурился:
— Вот так всегда, чуть где задержишься, а без меня на Руси такое начинается, что и в страшном сне не привидится… Скучно, видно, нам, русичам, живется без войны какой аль иного бедствия… ну да ладно, такие уж мы, видно, горемычные уродились.
Затем взгляд кудесника скользнул по Муромцу и остановился на висящем у богатыря на шее кольце. Кольцо было продето сквозь тонкий красный шнурок, так как носить его на пальце Илья опасался.
— А вот это верни, не твое оно! — потребовал кудесник, протягивая руку, и богатырь безропотно подчинился.
Емеля снова поглядел в волшебное зеркало, грустно вздохнул и, покачав головою, четко произнес:
— По щучьему велению, по моему прошению…
Илья, Степан и Кимка как зачарованные глядели во вновь ожившее зеркальце, в котором под шквалом вражеского огня погибал великий град Кипиш.
Картинка на секунду подернулась дымкой и прямо на глазах стала разительно меняться.
Происходило невиданное.
Чудовищная сила с поразительной легкостью мяла и корежила вражеские войска.
Словно гигантская метла выметала с Руси-матушки окаянную напасть.
Вокруг града Кипиша бушевал сокрушительный, уничтожающий врагов гигантский смерч.
Декабрь 2004 — январь 2005 г.
Посреди площади стоял, грозно уперев руки в бока, Буй-тур Всеволод.
— Князюшка, — жалобно проблеяли дружинники, боясь слишком близко подходить к непредсказуемому дядюшке.
— Явились, охламоны! — Ясно Солнышко строго погрозил пальцем. — А ведь вас только за смертью посылать, орясин тьмутараканских.
Но не было злобы в словах этих.
Князюшка по очереди обнял каждого из братьев.
— Молодец, Тишка, все-таки вернул брата. Быть тебе за это сиверским воеводой!
Радости Тихона не было предела, хотя, возможно, Всеволод так шутил.
От городских ворот примчались двое стражников.
— Князь, там мужик какой-то с телегой гневно требует, чтобы его пустили, — сообщил один из служивых. — Кулаками потрясает, шлет непонятные проклятия.
— Это такой чернявый, в меховой жилетке? — на всякий случай уточнил Ясно Солнышко.
Стражники утвердительно кивнули.
— Гоните-ка вы его, братцы, в шею!
С сомнением поглядев на прихрамывающего Муромца, Колупаев жестом подозвал Кимку, выискивающую в лесу тайную тропу.
— Погоди, красавица… Скажи, далеко ли еще до этих Ерихонских Труб? Сдается мне, что Илью очень скоро придется нести на себе.
— Дык я ничаго, я дойду! — запротестовал богатырь. — Кольчугу бы сбросить, понимашь, но нельзя, отцовский подарок.
— Ох, и разожрался же ты в этом своем анабиезе богатырском, — покачал головой кузнец. — Наверняка славные застолья снились, а ну признавайся!
— Были и застолья, — смущенно подтвердил Муромец.
— Да тут уже недалеко, — успокоила русичей дочка Лешего. — Я, когда сюда шла, особые метки на деревьях оставляла. Вот увидите, очень скоро мы все будем дома…
«Хорошо бы», — подумал Степан, на всякий случай оглядываясь.
Но их жуткие преследователи безнадежно отстали
Над лесом занималось утро.
Запели какие-то местные пичуги, сумерки медленно отступали под сень разлапистых деревьев.
— Тихо! — Кимка предостерегающе подняла руку. — Там дальше кто-то есть…
Русичи прислушались.
— Ах ты, собака проклятая, да чтоб тебя телегой переехало, да что б в тебе токмо Навьи колобки запекались, — отчетливо донеслось из-за деревьев. — И это же надо, сломаться как раз сейчас!
Отважная троица с любопытством двинулась вперед.
Прямо посредине широкой дороги стояла огромная каменная печка, у которой гневно ругался невысокий конопатый мужичок. Вид он имел довольно помятый, словно с великого перепоя. Кумачовая шапка съехала набекрень, серая длинная рубаха имела кое-где солидные прорехи, полосатые штанцы местами перепачканы сажей, на ногах лыковые лапти.
— Никак земляк.
— Эй, мил человек, чего это у тебя печь посреди дороги стоит? — спросил Колупаев, дивясь невиданному зрелищу.
— Да вот… — Мужичок пихнул ногой ненавистную печку. — Не едет, сволочь, и все тут…
— А что, раньше, значит, ездила?
— Еще как! Я же на ней из Руси в Средиземье постоянно гоняю. И на тебе, прямо посреди дороги стала…
Степан с подозрением уставился на незнакомого мужичка.
— А ты, часом, в Средиземье не у друга ли одного гостил?
— Так и есть, гостил! — подтвердил мужичишка. — У Гендальфа Серого. Ох, наклюкались мы давеча с ним и орков по лесам гоняли фаерболами… вот умора-то была.
Из леса тем временем вынырнули Кимка и слегка перекошенный Муромец.
— Опаньки! — изумился незнакомец, таращась на богатыря. — Илья Муромец! Это в Средиземье-то! Похоже, что я, братцы, еще как следует и не протрезвел.
— Так, может, ты и есть тот самый Емельян, которого мы ищем? — с замиранием сердца поинтересовался кузнец.
— А мне почем знать, кого вы тут ищете? — удивился неказистый мужичок. — Ну, Емеля я, ну и что с того, мало ли их на Руси, Емельянов всяких.
— Но не все из них ездят верхом на печи! — добавила Кимка.
— Ну и зачем это, можно поинтересоваться, я вам понадобился? — лукаво прищурившись, усмехнулся волшебник.
— Наконец-то, — хрипло проговорил Муромец и чуть было не зарыдал, однако присутствие красавицы удержало его от столь небогатырского поступка.
— Так вы, получается, оба меня искали? — догадался кудесник.
— Да мы токмо за этим в Средиземье и подались, — подтвердил Колупаев, — уже почти что год тебя ищем…
— Ну так говорите скорее, зачем я вам понадобился, — рассмеялся Емеля, запрыгивая на неисправную печь.
— Гм… — смущенно кашлянул Степан, не зная, с чего начать, но внезапно инициативу в свои руки взял сам Муромец.
— Дело у нас к тебе, Емельян, понимашь, такое… — басом проговорил богатырь, хмуря кустистые брови. — Один летописец лживый написал, что…
— Так вот вы, значитца, о чем! — перебил его волшебник. — Стало быть, из-за этого и весь сыр-Бор. Одного славою ратною обделили, а другого незаслуженно до небес превознесли.
Русичи согласно кивнули.
— Вы, наверное, не знаете, но этот летописец новую летопись строчит, решил покаяться, негодник этакий, совестно ему стало. Но что писано пером, то не вырубишь и топором… Впрочем, вы и сами можете у него все выспросить.
— Енто как? — не поняли русичи.
— А вот так! — усмехнулся Емеля. — По щучьему велению, по моему прошению…
Прямо из воздуха на дороге возник Николашка Острогов, бывший секретарь князя Буй-тура Всеволода и по совместительству летописец земель российских.
Николашка часто моргал и испуганно таращил глазенки.
— Ну, знаете… — дрожащим голосом проговорил летописец, — это уже ни в какие ворота не лезет, столько я сегодня точно не пил!
У Колупаева же словно язык отнялся.
Вот он, клятый летописец собственной персоной, стоит рядом, испуганно пялится по сторонам, сколько сил затрачено, сколько приключений ратных…
Казалось, радоваться надо.
А вот кузнецу отчего-то сделалось грустно.
«Да и надо ли что-то менять? — подумал Степан. — Что-то кому-то доказывать. Этот, мол, настоящий герой, а этот, значит, нет. Деяниями ведь своими богатырь прославляется, а не молвой. Да и Муромец вроде ничего мужик. Чудит, правда, иногда по-страшному, но ведь мы на эти дела все горазды. Пущай уж, орясина богатырская, героем народным остается. Как-никак символ Руси!».
Емеля внимательно поглядел на Степана, словно подслушав его нехитрые мысли и, повернувшись к трясущемуся летописцу, спросил:
— А ну-ка ответь нам, герой пера и чернил, отчего ты подвиги Степана Колупаева Илье Муромцу приписал?
Николашка судорожно сглотнул.
— Бить будете? — осторожно спросил он, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Или в жабу поганую превратите?
— Ответишь честно — не превратим, — пообещал кудесник.
— Ну… это… — Острогов облизал пересохшие губы. — Муромец-то на всю Русь чем славен? Бодуном великим, тридцать три года продлившимся. Вот я и выбрал его для своей летописи. Мне ведь нужно известное имя, что у народа на слуху. Ну сами посудите, какой богатырь рассейский, скажем… из села Пыжикова… смех да и только.
— Ну вот вам и ответ на все вопросы! — кивнул Емеля, поправляя кумачовую шапчонку.
— Так я ведь уже осознал свою ошибку! — поспешно добавил Николашка. — В Астрахани схоронился и новую повесть пишу былинных лет. Там все уже будет по-честному. Два богатыря, два славных героя рассейских — Илья Муромец и Степан Колупаев…
— Да ладно тебе… — небрежно отмахнулся от летописца волшебник, — изыди…
И Николашка Острогов растаял в воздухе, словно его и не было.
— Ну что, вроде как все? — поинтересовался Емеля, искоса поглядывая на дочку Лешего. — Ну а ты что скажешь, красавица? Наверное, летописцу ентому и тебя следует записать в реестр героев рассейских?
Молодица залилась прелестным румянцем.
— Нет, это еще не все! — твердо заявил Колупаев.
Кудесник удивленно воззрился на кузнеца.
— Ну так говори, коль не все…
— Матушка Русь в великой опасности, а мы здесь лясы точим! — гневно выдал Степан, стыдясь того, что о главном он чуть не позабыл.
— Как так? — встрепенулся Емельян.
Волшебник поспешно отодвинул заслонку на печи и извлек на свет небольшое зеркальце.
— А ну-ка, зерцало, покажь, чё там за время моего отсутствия приключилось!
Блестящая поверхность тут же ожила, являя взору разные картины.
Емеля присвистнул.
Пылали леса, лежали в руинах разоренные деревни, стонала перепаханная взрывами земля.
Вот в зерцале промелькнул и пропал осажденный врагом град Кипиш, горело огромное озеро, гремела вражеская артиллерия, обстреливая древний невидимый град.
Опустив зеркальце, Емеля нахмурился:
— Вот так всегда, чуть где задержишься, а без меня на Руси такое начинается, что и в страшном сне не привидится… Скучно, видно, нам, русичам, живется без войны какой аль иного бедствия… ну да ладно, такие уж мы, видно, горемычные уродились.
Затем взгляд кудесника скользнул по Муромцу и остановился на висящем у богатыря на шее кольце. Кольцо было продето сквозь тонкий красный шнурок, так как носить его на пальце Илья опасался.
— А вот это верни, не твое оно! — потребовал кудесник, протягивая руку, и богатырь безропотно подчинился.
Емеля снова поглядел в волшебное зеркало, грустно вздохнул и, покачав головою, четко произнес:
— По щучьему велению, по моему прошению…
Илья, Степан и Кимка как зачарованные глядели во вновь ожившее зеркальце, в котором под шквалом вражеского огня погибал великий град Кипиш.
Картинка на секунду подернулась дымкой и прямо на глазах стала разительно меняться.
Происходило невиданное.
Чудовищная сила с поразительной легкостью мяла и корежила вражеские войска.
Словно гигантская метла выметала с Руси-матушки окаянную напасть.
Вокруг града Кипиша бушевал сокрушительный, уничтожающий врагов гигантский смерч.
Декабрь 2004 — январь 2005 г.