Страница:
И наконец о главном. В «Информационной записке» Прокуратуры СССР Верховному Совету СССР, направленной в марте 1991 года, сообщалось, что «уголовное дело в отношении должностных лиц и военнослужащих войск МВД СССР и Советской Армии… прекращено за отсутствием в их действиях состава преступлений. Что же касается обвинений в адрес центра, то свидетель Патиашвили Д.И. пояснил: никаких указаний или распоряжений из центральных органов или союзных министерств применить против митингующих силу не поступало…»
Итак, после «Информационной записки» Прокуратуры СССР «тбилисское дело» стало историей, все точки над «I» в нем расставлены. Как выяснилось, никакого «дела» в действительности и не было: национал-сепаратисты устроили провокацию против законной власти, а затем с помощью некоторых народных депутатов СССР и «демократических» средств массовой информации повернули ее против партии, против армии, против Советского Союза. Итоги расследования, проведенного Прокуратурой СССР, убедительно свидетельствуют, что все обвинения были ложными. И, кстати, вовсе не случайно в «Информационной записке» есть такие строки:
«В ходе расследования проверялись сообщения центральных и республиканских средств массовой информации, в которых сообщалось о жестокости военнослужащих, применении отравляющих веществ и т.п. Следствием установлено, что эти данные не соответствуют действительности, основаны на слухах и ложных показаниях свидетелей. К материалам дела приобщен фильм режиссера Э.Шенгелая, который тенденциозно освещает события 9 апреля 1989 г.»
Да, витиевато разворачивалась история перестройки. Обвинения, предъявленные по «тбилисскому делу», оказались ложными, но само это политическое «дело», сфальсифицированное демократами-кликушами, оказало свое влияние на ход событий в стране, по сути дела на данном этапе привело к выходу Грузии из состава СССР.
Главные организаторы и вдохновители кровавой провокации в Тбилиси оказались на вершине власти в республике, а депутаты и журналисты, которые, не жалея сил, раздували скандал и тем самым в итоге способствовали возникновению кровавого кризиса в Грузии, сегодня процветают, сделав на лжи собственные карьеры. И, призывая коммунистов каяться за грехи сталинского руководства, сами вовсе не торопятся покаяться за свою политическую истерию, которая в итоге привела к кровавым событиям на Кавказе.
Еще раз хочу напомнить, что вовсе не намерен выступать в роли судьи: истинным судьей является история. Но мой взгляд на события, факты, известные мне, помогут потомкам восстановить истину в полном объеме.
ПОРОКИ СИСТЕМЫ ИЛИ ОШИБКИ ЛИДЕРОВ?
Удачи и просчеты
Итак, после «Информационной записки» Прокуратуры СССР «тбилисское дело» стало историей, все точки над «I» в нем расставлены. Как выяснилось, никакого «дела» в действительности и не было: национал-сепаратисты устроили провокацию против законной власти, а затем с помощью некоторых народных депутатов СССР и «демократических» средств массовой информации повернули ее против партии, против армии, против Советского Союза. Итоги расследования, проведенного Прокуратурой СССР, убедительно свидетельствуют, что все обвинения были ложными. И, кстати, вовсе не случайно в «Информационной записке» есть такие строки:
«В ходе расследования проверялись сообщения центральных и республиканских средств массовой информации, в которых сообщалось о жестокости военнослужащих, применении отравляющих веществ и т.п. Следствием установлено, что эти данные не соответствуют действительности, основаны на слухах и ложных показаниях свидетелей. К материалам дела приобщен фильм режиссера Э.Шенгелая, который тенденциозно освещает события 9 апреля 1989 г.»
Да, витиевато разворачивалась история перестройки. Обвинения, предъявленные по «тбилисскому делу», оказались ложными, но само это политическое «дело», сфальсифицированное демократами-кликушами, оказало свое влияние на ход событий в стране, по сути дела на данном этапе привело к выходу Грузии из состава СССР.
Главные организаторы и вдохновители кровавой провокации в Тбилиси оказались на вершине власти в республике, а депутаты и журналисты, которые, не жалея сил, раздували скандал и тем самым в итоге способствовали возникновению кровавого кризиса в Грузии, сегодня процветают, сделав на лжи собственные карьеры. И, призывая коммунистов каяться за грехи сталинского руководства, сами вовсе не торопятся покаяться за свою политическую истерию, которая в итоге привела к кровавым событиям на Кавказе.
Еще раз хочу напомнить, что вовсе не намерен выступать в роли судьи: истинным судьей является история. Но мой взгляд на события, факты, известные мне, помогут потомкам восстановить истину в полном объеме.
ПОРОКИ СИСТЕМЫ ИЛИ ОШИБКИ ЛИДЕРОВ?
Начав глубокий поворот в своем развитии в 1985 году, наша страна оказалась в пропасти невиданного, жесточайшего кризиса, угрожающего параличом всего хозяйства, социальным взрывом.
Что же произошло с реформой, почему экономика начала сперва пикировать вниз, а потом и вовсе сорвалась в штопор? Об этом и пойдет речь. Но прежде всего необходимо обозначить бытующие в обществе две полярные точки зрения на причины происшедшего. Так называемые демократы, которым я немало уделял внимания в этой книге, утверждают, будто во всем повинна социалистическая система общественного устройства, не поддающаяся обновлению. Но существует и другое мнение: наряду с масштабностью и сложностью накопившихся проблем на край пропасти нас привели грубые ошибки лидеров перестройки, пошедших на поводу у этих самых радикалов и опрометчиво разрушивших плановое хозяйство, сложившиеся хозяйственные связи еще до того, как были созданы условия для перехода к экономическим методам управления.
В чем все-таки дело: в кризисе системы или же в промахах и ошибках лидеров перестройки? Не стану забегать вперед и давать ответ на этот важнейший вопрос априори, еще до того, как читатель ознакомится с событиями, происходившими в высшем эшелоне власти и непосредственно повлекшими за собой изменчивость, крайнюю непоследовательность экономической стратегии перестройки. Ясно лишь одно: не поставив точного диагноза, страна не сможет выбраться из кризиса.
Что же произошло с реформой, почему экономика начала сперва пикировать вниз, а потом и вовсе сорвалась в штопор? Об этом и пойдет речь. Но прежде всего необходимо обозначить бытующие в обществе две полярные точки зрения на причины происшедшего. Так называемые демократы, которым я немало уделял внимания в этой книге, утверждают, будто во всем повинна социалистическая система общественного устройства, не поддающаяся обновлению. Но существует и другое мнение: наряду с масштабностью и сложностью накопившихся проблем на край пропасти нас привели грубые ошибки лидеров перестройки, пошедших на поводу у этих самых радикалов и опрометчиво разрушивших плановое хозяйство, сложившиеся хозяйственные связи еще до того, как были созданы условия для перехода к экономическим методам управления.
В чем все-таки дело: в кризисе системы или же в промахах и ошибках лидеров перестройки? Не стану забегать вперед и давать ответ на этот важнейший вопрос априори, еще до того, как читатель ознакомится с событиями, происходившими в высшем эшелоне власти и непосредственно повлекшими за собой изменчивость, крайнюю непоследовательность экономической стратегии перестройки. Ясно лишь одно: не поставив точного диагноза, страна не сможет выбраться из кризиса.
Удачи и просчеты
Яне принадлежу к тем, кто считает перестройку ящиком Пандоры — средоточием всех зол и несчастий, но не согласен и с теми, кто утверждает, что беды, свалившиеся на страну, — неизбежный спутник обновления. Возможно, последнее утверждение было бы для меня сподручнее, учитывая, что я входил в состав политического руководства страны. Но правда дороже.
С радостью, но и с печалью по ушедшему вспоминаю, какой духовный подъем переживала страна в первые годы перестройки. Советские люди получили больше экономических и политических свобод. В обществе шел процесс создания гарантий от рецидивов беззакония и репрессий. Обновление всех сторон жизни, демократизация, гласность — эти важнейшие признаки общественного прогресса дополнялись быстрой экономической стабилизацией, бурным развитием социально-культурного комплекса. В обществе сохранялись спокойствие, социальная стабильность и сплоченность. Хотя до полного удовлетворения потребностей было еще далеко, люди жили верой в лучшее будущее. Воистину настало время больших надежд.
Хочу особо подчеркнуть одну очень важную, принципиальную особенность тех первых перестроечных лет: началось широкое экономическое экспериментирование, начались поиски наиболее оптимальных экономических рычагов управления народным хозяйством. Именно в то время на заводах внедрялись разные модели хозрасчета, начался переход на самофинансирование, шло освоение новых экономических нормативов.
Далеко не все эти эксперименты приносили полный успех. Некоторые из них давали лишь частичную отдачу, другие и вовсе входили в противоречие с реальной жизнью. Но важна сама тенденция: страна широким фронтом двинулась вперед, нащупывая не в кабинетах, а непосредственно в сфере производства новые пути, наиболее рациональные экономические варианты. Экспериментирование в локальных масштабах — без поспешных «коренных переворотов» сразу всей хозяйственной системы, — на мой взгляд, было важнейшим делом, предпосылкой грядущих успехов.
В те годы мы вообще начали во многом по-новому смотреть на привычные, за десятилетия сложившиеся стереотипы. Это, в частности, касалось и такого краеугольного принципа нашей экономики, как планирование.
Из истории хорошо известно, что система плановой экономики обладает большими преимуществами, позволяя сосредоточивать огромные силы и средства на решении важнейших, ключевых, общенациональных задач. Сразу оговорюсь, что система планирования, или крупномасштабных государственных программ, — вовсе не есть свойство, присущее исключительно социалистической экономике, о чем запальчиво твердят некоторые политики и экономисты разных рангов. Планирование подобных программ принято во всех развитых странах мира. В Соединенных Штатах Америки, например, одним из самых впечатляющих примеров такого рода служат государственные программы развития электронной промышленности, НАСА и СОИ — стратегической оборонной инициативы. Я уж не говорю о программах социального характера, по борьбе с наркобизнесом и так далее.
В истории нашей страны тоже немало достижений, блестяще доказывающих преимущества государственного планирования. Так было в период индустриализации в 30-е годы. Примером служат освоение космического пространства в 50—60-е годы, формирование западно-сибирского нефтегазового комплекса мирового значения в 60—70-е годы. Ни один разумный человек не может отрицать великой пользы планового воздействия на экономику. И попытки опорочить систему планирования, безусловно, носят весьма и весьма злокозненный характер. Скажу больше: плановая экономика, в крупных масштабах впервые апробированная в СССР, стала достижением общечеловеческого значения, этот принцип управления процессами развития используют ныне во всем мире. Так же, как, кстати говоря, и созданную у нас государственную систему социальной защиты трудящихся.
Однако командно-административные методы во многом извратили принципы плановой экономики. Сверху планировать стали не целевые программы, не главные направления развития, а буквально все и вся— вплоть до стопроцентного распределения ресурсов и заработной платы. Экономика оказалась стиснутой бесчисленными инструкциями, начала задыхаться.
После 1985 года это мы поняли очень быстро, наметив исправить создавшееся положение: освободить народное хозяйство от мелочной опеки центра, постепенно снизить долю государственного планирования до разумных пределов, а самому планированию вернуть его первозданную сущность, которая заключается в крупномасштабном маневрировании материальными, финансовыми и трудовыми ресурсами ради интересов общества в целом. Ведь, образно говоря, централизованное планирование в его истинном понимании можно уподобить творчеству архитектора, создающего проект здания. А уж какие использовать для сооружения механизмы и методы работ — это забота самих строителей.
Разумеется, при такой постановке вопроса централизованное планирование становится делом не узкотехническим, а тесно связанным с политическими решениями, принимаемыми руководством по поручению съездов Советов или правящей партии.
Но противники социализма объявили вышеназванные извращения планирования неизбежным атрибутом социалистического строя и поставили своей целью до основания разрушить плановую систему ради абсолютной экономической свободы, которой, разумеется, нет нигде в мире.
И еще об одном рухнувшем старом стереотипе хочется мне здесь сказать — о ложно понимавшейся социальной справедливости, которая на деле нередко оборачивалась примитивными уравнительными тенденциями, когда топорный, «тяп-ляпистый» работник получал почти такой же общественный «харч», что и лесковский умелец, способный подковать блоху.
Помню, мы особенно тщательно обсуждали этот вопрос на Политбюро в дни подготовки к XXVII съезду КПСС: какова сама суть понятия социальной справедливости? И коллективный ответ заметно отличался от прежнего уравнительного значения этого понятия. Да, суть социальной справедливости заключена в известной формуле — каждому по количеству и качеству труда. Однако такое определение является все же недостаточным. Его необходимо дополнить правом коллектива распоряжаться произведенной продукцией и доходами от собственности, если эта собственность заработана своим честным трудом.
Этот отход от прежних уравнительных тенденций был делом принципиальным, он тоже был обращен в завтрашний день, открывал простор для инициативных людей. Свершилось главное: высокий трудовой заработок был реабилитирован в глазах общества. Остальное — дело «техники»: предстояло разработать наиболее справедливые налоговые уложения и так далее.
И снова приходится с горечью говорить о том, что этот важный, принципиальный сдвиг, определявший общую стратегию перестройки, был попросту проигнорирован новыми политическими силами, вышедшими на общественную арену с целью захвата власти. Они ломились в распахнутые двери, приписывали Компартии старую трактовку социальной справедливости. А в противовес выдвигали под флагом дифференциации доходов, идею расслоения на бедных и богатых. Появились даже публикации о том, что, мол, в любой популяции, в том числе и в человеческой, активными являются всего лишь четыре процента особей, а остальные — только «биологическая масса», долженствующая обслуживать наиболее предприимчивых. И если этим четырем процентам станет совсем хорошо, то и остальным будет все-таки лучше.
Короче говоря, предлагалось вернуть в храм менял и фарисеев. И это социальная справедливость? То, чего хотел народ от перестройки? Идеологи такого рода изменений, постепенно вытеснивших первоначальную экономическую стратегию, в итоге привели страну к хозяйственному краху. Они не спросили у народа, желает ли он торжества менял и фарисеев.
Конечно, успех экономической реформы был невозможен без изменений отношений собственности и форм хозяйствования. Огосударствленная экономика сковывала инициативу людей, не позволяла задействовать в полную силу такой мощный рычаг роста производства, как интерес различных профессиональных групп и социальных слоев. Конечно, отношения собственности необходимо было менять!
И в полном соответствии с замыслом перестройки КПСС выдвинула лозунг о совершенствовании социалистических производственных отношений, разнообразии реализации форм социалистической собственности. Он предусматривал широкое развитие кооперативной, арендной, акционерной и других форм коллективной собственности. Читатели хорошо помнят, что этот лозунг не остался на бумаге, а быстро начал воплощаться в жизнь. Например, уже весной 1988 года был принят закон о кооперации. В данном случае я опять-таки не вдаюсь в оценку этого недостаточно продуманного закона и его последствий. Здесь важно установить другое — страна реально встала на путь разгосударствления экономики.
Однако и в вопросе разгосударствления собственности не обошлось без странных и загадочных «перерождений». Я уже писал о том, что в праворадикальных средствах массовой информации официально выдвинутый Горбачевым принцип о «разнообразии форм реализации социалистической собственности» трансформировался в призыв к «разнообразию форм собственности», а это в корне меняло саму политику. Поразительно, Генеральный секретарь ЦК КПСС, державший в ту пору в своих руках главные идеологические нити, ни разу не отреагировал на постепенное извращение выдвинутого партией лозунга разгосударствления. Ведь это уже была смена вех в развитии общества. Проблему разгосударствления во многом свели к приватизации, иными словами, к передаче средств производства в частную собственность;
При этом нередко ссылались на капиталистические страны. Между тем из всех стран Запада преуспевает лишь небольшая часть. Безусловно, это в значительной степени результат труда народов этих стран. Но нельзя не учитывать исторический фактор: целыми столетиями и по сей день капиталисты выкачивают сверхприбыли из слаборазвитых стран, используя дешевую рабочую силу и сырьевые ресурсы. Прибавьте сюда миллионы иностранных рабочих — изгоев общества, получающих низкую оплату труда и живущих в тяжелых условиях, не пользующихся многими правами и свободами.
Чтобы не ошибиться в оценке общественных явлений, нужно следовать принципу историзма. В отличие от ведущих стран капитала свое национальное богатство советские люди создавали только своим трудом. Только трудом Советский Союз был превращен из отсталой страны, где на обширных пространствах господствовали полудикость и дикость, в могучее индустриальное государство с развитой наукой и культурой. И все это в кратчайший срок и без ограбления других народов.
На Западе немало политиков, которые обуславливают экономическую помощь Советскому Союзу рядом требований, в том числе введением нерегулируемого рынка, частной собственности на средства производства. В одной из американских газет еще в 1990 году был поставлен вопрос: следует ли помогать Горбачеву? Прежде чем ответить на этот вопрос, замечает газета, следует его перефразировать: в каком деле ему помогать? Если под успехами перестройки понимать создание коммунистической системы, которая будет экономически эффективной и политически демократической, тогда ответ должен быть отрицательным. По мнению газеты, помощь надо направить на демонтаж существующей системы, создание частного сектора в экономике. Иными словами, речь идет о явно выраженном классовом характере западной политики.
В апреле 1991 г. в Москве состоялся «круглый стол» политиков и экономистов. «Комсомольская правда» и Русско-американский институт свели за одним столом людей с разными взглядами на процессы, протекающие в обществе, — Попова, Бакатина, Явлинского, Шаталина, пригласили и меня. Подробный отчет о той дискуссии был опубликован, и не буду к нему возвращаться. Небезынтересно рассказать об эпизоде, происшедшем после завершения «круглого стола». Один из американских бизнесменов в ответ на мое выступление, которое он оценил как ясное, четкое и без тумана, коего, говоря его словами, «было немало за „круглым столом“, сделал следующее заявление: у него много долларов, но он ни одного доллара не даст ни господину Лигачеву, ни Президенту Горбачеву до тех пор, пока в СССР не будет частной собственности. Как видно, ларчик открывается просто: хочешь получать займы, меняй общественный строй.
Лишь впоследствии стало ясно, что к провозглашению «священного принципа частной собственности» готовились заранее. Для этого сперва требовалось расшатать, разрушить плановое народное хозяйство. А эту задачу в свою очередь начали с пропагандистского удара по штабам — по центрам управления, выдвинув главной целью атаки административно-командную систему. Ручаюсь, никто толком не сможет объяснить, что это такое, в том числе сами изобретатели пропагандистского штампа. За минувшие десятилетия в нашей стране сложились административно-командные методы управления — это да! И от них действительно надлежало решительно отказываться, открывая простор для самостоятельности, инициативы. Но что такое административно-командная система?..
Впрочем, вскоре вопрос стал проясняться: речь, оказывается, шла об ударах по всему центральному — от Госплана до Вооруженных Сил. Все, что цементировало великую державу как государство, как единое целое, объявлялось командно-административной системой и подлежало слому. Под флагом отказа от командных методов на самом деле начался демонтаж государственных структур, принялись за разрушение хозяйственных связей, единого народнохозяйственного комплекса. Более того, экономисты-праворадикалы выдвинули идею дробления крупных производств и аграрных хозяйств на мелкие подразделения — якобы с целью создания лучших условий для хозяйственной самостоятельности.
Вспоминаю в этой связи свою беседу с американским банкиром из Айовы Джоном Кристаллом, между прочим, бывшим фермером, который начинал в Кун Рэпидсе у знаменитого Гарста. Встретились мы с ним в Москве в 1989 году, после того как Кристалл побывал в Полтавской области, в Подмосковье. Помню, только начали обмен мнениями, как гость из Айовы впрямую спросил меня:
— Господин Лигачев, вы занимаетесь аграрной политикой. Скажите, в СССР действительно решили уйти от колхозов и совхозов и заняться созданием мелких хозяйств?
Я ответил вопросом на вопрос:
— А вы как смотрите на эту проблему?
— Те, кто хочет расчленить крупные хозяйства на мелкие, видимо, не в порядке, — Кристалл сделал выразительный жест около своей головы. — Во всем мире, и у нас в Америке тоже, идет быстрый процесс концентрации, укрупнения фермерских хозяйств. Только крупные хозяйства могут по-настоящему использовать новые дорогостоящие достижения аграрной науки и техники,
Политики-«демократы» пошли дальше ученых-экономистов. Они не ограничились расчленением крупных производственных объединений с целью сокрушения созданного мощного экономического потенциала. Если в тяжелейших условиях гражданской войны, интервенции В.И.Ленин, большевики сумели сохранить завещанное предками единство многонационального Российского государства — в этом их историческая заслуга перед Отечеством-то, — нынешние ниспровергатели под флагом борьбы с «большевистской империей», во имя утверждения строя, основанного на частной собственности, безжалостно, варварски сокрушают государство дедов и пращуров, оставляют после себя обломки некогда великой державы. То, о чем столетиями лелеяли надежду недруги за рубежом, оказывается, можно сделать руками наших лжедемократов, националистов.
Мы вправе позаимствовать у зарубежья многое, очень многое — такие достижения капитализма, как высокие технологии, организация производства, инфраструктура рынка. Но только — не принцип безраздельного господства частной собственности! Потому что это коренной, основополагающий принцип, меняющий суть строя. И дело тут вовсе не в догмах. Идя по пути капитализации, страна неизбежно будет отброшена назад, ей придется заново пройти тот мучительный путь, каким долго двигались ныне развитые капиталистические страны и все еще продолжают идти страны третьего мира! Частная собственность не сближает людей, а разъединяет их, отчуждая производителя от средств производства.
Но есть другая дорога к прогрессу — через общественную собственность на средства производства. На нее мы вступили после Октябрьской революции. Всевозможные рассуждения о том, что это ошибка, беспочвенны. Существует непреложный факт: СССР стал второй державой мира! Да, народ перенес огромные трудности, но стране удалось создать громадный промышленный и научно-технический потенциал, — а разве многие поколения трудящихся капиталистических стран перенесли на своем пути к прогрессу меньше лишений? Но они, кстати—и теперь это признается во всем мире, — воспользовались такими достижениями социализма, как социальные гарантии, крупномасштабное планирование.
Я убежден: социализм — это столбовая дорога человечества к прогрессу.
Что такое социализм в моем понимании? Это общество, где отдается приоритет человеку и демократии. Правда, и другие политические организации декларируют гуманизм и демократизм. В таком случае важно, каковы основы общества подлинного социализма. Экономической основой социализма является общественная собственность на средства производства в многообразных формах, где человек становится совладельцем, где сочетание плана и рынка. Политической основой — демократические Советы всех ступеней. В нравственном отношении — это общество социалистических ценностей, вбирающее общечеловеческие ценности. В социальном плане — это общество социальной справедливости, свободное от эксплуатации, национального угнетения, общество, где нет безработицы, где каждый имеет право на труд.
На память приходит съезд французских коммунистов (декабрь 1987 года), на котором мне довелось присутствовать в качестве главы делегации КПСС. В своем выступлении я сообщил, что в ходе перестройки люди, высвобождаемые из аппарата управления, на предприятиях получат льготы и компенсации. Но особенно близко к сердцу были восприняты мои слова о том, что им гарантируется конституционное право на труд. Тысячи присутствоваших стоя приветствовали эти слова. Позже я поинтересовался у Ж.Марше, почему так горячо отнеслись делегаты к этой части моего выступления. Марше ответил: среди делегатов немало людей, которые на собственном опыте познали, что такое безработица, а еще больше таких, кто постоянно испытывает страх потерять работу. Теперь наши люди, имевшие при Советской власти конституционные гарантии от безработицы, сполна узнали прелести «капиталистического рая».
Завершая разговор об удачах и просчетах первых лет перестройки, я хотел бы коснуться двух важных вопросов, которые существенно повлияли на ход преобразований.
Первый из них связан с конверсией оборонной промышленности.
Разумеется, после апреля 1985 года перед нами встала задача сокращения военных расходов, без чего невозможно было реализовать крупные социальные программы. Экономика не в силах нормально дышать на протяжении десятилетий при военном бюджете, составлявшем 20 процентов национального дохода. Но в то же время надо понять, что возрастание военных расходов в минувшие десятилетия не было волюнтаристским актом, а продиктовано необходимостью добиться военно-стратегического паритета между СССР и США. Эта задача была успешно решена и существенно повлияла на судьбы мира.
Но после того как опасность ядерного столкновения значительно уменьшилась, началась конверсия оборонной промышленности. К середине 80-х годов примерно 40% мощностей комплекса (ВПК) использовались для выпуска сельхозмашин, радио-, телевизионной аппаратуры и другой гражданской продукции. Во второй половине 80-х годов, в период перестройки, были разработаны и запущены в реализацию две особо крупные конверсионные программы ВПК: производство современного оборудования для пищевой и легкой индустрии. С этой целью государство выделяло десятки миллиардов рублей (в ценах 1985 года).
К решению программ были привлечены научные и проектно-конструкторские организации, крупные заводы ВПК. В министерствах оборонной промышленности сформированы новые структурные подразделения, проведена специализация предприятий по производству определенных видов машин, технологических линий. В ЦК КПСС и в Совете Министров, в министерствах были определены отделы и конкретные липа, постоянно контролирующие выполнение намеченных программ. В Политбюро эта работа была поручена мне, Бакланову О.Д., Бирюковой А.Г., Строеву Е.С.
Руководящие работники министерств и ведущие конструкторы военной техники знакомились с производством оборудования для пищевой и легкой промышленности на всемирно известных фирмах ряда государств Запада. С целью контроля ЦК КПСС проводил всесоюзные и зональные совещания, ежегодно устраивались в Москве и в регионах страны выставки пищевого оборудования, производимого оборонщиками.
С радостью, но и с печалью по ушедшему вспоминаю, какой духовный подъем переживала страна в первые годы перестройки. Советские люди получили больше экономических и политических свобод. В обществе шел процесс создания гарантий от рецидивов беззакония и репрессий. Обновление всех сторон жизни, демократизация, гласность — эти важнейшие признаки общественного прогресса дополнялись быстрой экономической стабилизацией, бурным развитием социально-культурного комплекса. В обществе сохранялись спокойствие, социальная стабильность и сплоченность. Хотя до полного удовлетворения потребностей было еще далеко, люди жили верой в лучшее будущее. Воистину настало время больших надежд.
Хочу особо подчеркнуть одну очень важную, принципиальную особенность тех первых перестроечных лет: началось широкое экономическое экспериментирование, начались поиски наиболее оптимальных экономических рычагов управления народным хозяйством. Именно в то время на заводах внедрялись разные модели хозрасчета, начался переход на самофинансирование, шло освоение новых экономических нормативов.
Далеко не все эти эксперименты приносили полный успех. Некоторые из них давали лишь частичную отдачу, другие и вовсе входили в противоречие с реальной жизнью. Но важна сама тенденция: страна широким фронтом двинулась вперед, нащупывая не в кабинетах, а непосредственно в сфере производства новые пути, наиболее рациональные экономические варианты. Экспериментирование в локальных масштабах — без поспешных «коренных переворотов» сразу всей хозяйственной системы, — на мой взгляд, было важнейшим делом, предпосылкой грядущих успехов.
В те годы мы вообще начали во многом по-новому смотреть на привычные, за десятилетия сложившиеся стереотипы. Это, в частности, касалось и такого краеугольного принципа нашей экономики, как планирование.
Из истории хорошо известно, что система плановой экономики обладает большими преимуществами, позволяя сосредоточивать огромные силы и средства на решении важнейших, ключевых, общенациональных задач. Сразу оговорюсь, что система планирования, или крупномасштабных государственных программ, — вовсе не есть свойство, присущее исключительно социалистической экономике, о чем запальчиво твердят некоторые политики и экономисты разных рангов. Планирование подобных программ принято во всех развитых странах мира. В Соединенных Штатах Америки, например, одним из самых впечатляющих примеров такого рода служат государственные программы развития электронной промышленности, НАСА и СОИ — стратегической оборонной инициативы. Я уж не говорю о программах социального характера, по борьбе с наркобизнесом и так далее.
В истории нашей страны тоже немало достижений, блестяще доказывающих преимущества государственного планирования. Так было в период индустриализации в 30-е годы. Примером служат освоение космического пространства в 50—60-е годы, формирование западно-сибирского нефтегазового комплекса мирового значения в 60—70-е годы. Ни один разумный человек не может отрицать великой пользы планового воздействия на экономику. И попытки опорочить систему планирования, безусловно, носят весьма и весьма злокозненный характер. Скажу больше: плановая экономика, в крупных масштабах впервые апробированная в СССР, стала достижением общечеловеческого значения, этот принцип управления процессами развития используют ныне во всем мире. Так же, как, кстати говоря, и созданную у нас государственную систему социальной защиты трудящихся.
Однако командно-административные методы во многом извратили принципы плановой экономики. Сверху планировать стали не целевые программы, не главные направления развития, а буквально все и вся— вплоть до стопроцентного распределения ресурсов и заработной платы. Экономика оказалась стиснутой бесчисленными инструкциями, начала задыхаться.
После 1985 года это мы поняли очень быстро, наметив исправить создавшееся положение: освободить народное хозяйство от мелочной опеки центра, постепенно снизить долю государственного планирования до разумных пределов, а самому планированию вернуть его первозданную сущность, которая заключается в крупномасштабном маневрировании материальными, финансовыми и трудовыми ресурсами ради интересов общества в целом. Ведь, образно говоря, централизованное планирование в его истинном понимании можно уподобить творчеству архитектора, создающего проект здания. А уж какие использовать для сооружения механизмы и методы работ — это забота самих строителей.
Разумеется, при такой постановке вопроса централизованное планирование становится делом не узкотехническим, а тесно связанным с политическими решениями, принимаемыми руководством по поручению съездов Советов или правящей партии.
Но противники социализма объявили вышеназванные извращения планирования неизбежным атрибутом социалистического строя и поставили своей целью до основания разрушить плановую систему ради абсолютной экономической свободы, которой, разумеется, нет нигде в мире.
И еще об одном рухнувшем старом стереотипе хочется мне здесь сказать — о ложно понимавшейся социальной справедливости, которая на деле нередко оборачивалась примитивными уравнительными тенденциями, когда топорный, «тяп-ляпистый» работник получал почти такой же общественный «харч», что и лесковский умелец, способный подковать блоху.
Помню, мы особенно тщательно обсуждали этот вопрос на Политбюро в дни подготовки к XXVII съезду КПСС: какова сама суть понятия социальной справедливости? И коллективный ответ заметно отличался от прежнего уравнительного значения этого понятия. Да, суть социальной справедливости заключена в известной формуле — каждому по количеству и качеству труда. Однако такое определение является все же недостаточным. Его необходимо дополнить правом коллектива распоряжаться произведенной продукцией и доходами от собственности, если эта собственность заработана своим честным трудом.
Этот отход от прежних уравнительных тенденций был делом принципиальным, он тоже был обращен в завтрашний день, открывал простор для инициативных людей. Свершилось главное: высокий трудовой заработок был реабилитирован в глазах общества. Остальное — дело «техники»: предстояло разработать наиболее справедливые налоговые уложения и так далее.
И снова приходится с горечью говорить о том, что этот важный, принципиальный сдвиг, определявший общую стратегию перестройки, был попросту проигнорирован новыми политическими силами, вышедшими на общественную арену с целью захвата власти. Они ломились в распахнутые двери, приписывали Компартии старую трактовку социальной справедливости. А в противовес выдвигали под флагом дифференциации доходов, идею расслоения на бедных и богатых. Появились даже публикации о том, что, мол, в любой популяции, в том числе и в человеческой, активными являются всего лишь четыре процента особей, а остальные — только «биологическая масса», долженствующая обслуживать наиболее предприимчивых. И если этим четырем процентам станет совсем хорошо, то и остальным будет все-таки лучше.
Короче говоря, предлагалось вернуть в храм менял и фарисеев. И это социальная справедливость? То, чего хотел народ от перестройки? Идеологи такого рода изменений, постепенно вытеснивших первоначальную экономическую стратегию, в итоге привели страну к хозяйственному краху. Они не спросили у народа, желает ли он торжества менял и фарисеев.
Конечно, успех экономической реформы был невозможен без изменений отношений собственности и форм хозяйствования. Огосударствленная экономика сковывала инициативу людей, не позволяла задействовать в полную силу такой мощный рычаг роста производства, как интерес различных профессиональных групп и социальных слоев. Конечно, отношения собственности необходимо было менять!
И в полном соответствии с замыслом перестройки КПСС выдвинула лозунг о совершенствовании социалистических производственных отношений, разнообразии реализации форм социалистической собственности. Он предусматривал широкое развитие кооперативной, арендной, акционерной и других форм коллективной собственности. Читатели хорошо помнят, что этот лозунг не остался на бумаге, а быстро начал воплощаться в жизнь. Например, уже весной 1988 года был принят закон о кооперации. В данном случае я опять-таки не вдаюсь в оценку этого недостаточно продуманного закона и его последствий. Здесь важно установить другое — страна реально встала на путь разгосударствления экономики.
Однако и в вопросе разгосударствления собственности не обошлось без странных и загадочных «перерождений». Я уже писал о том, что в праворадикальных средствах массовой информации официально выдвинутый Горбачевым принцип о «разнообразии форм реализации социалистической собственности» трансформировался в призыв к «разнообразию форм собственности», а это в корне меняло саму политику. Поразительно, Генеральный секретарь ЦК КПСС, державший в ту пору в своих руках главные идеологические нити, ни разу не отреагировал на постепенное извращение выдвинутого партией лозунга разгосударствления. Ведь это уже была смена вех в развитии общества. Проблему разгосударствления во многом свели к приватизации, иными словами, к передаче средств производства в частную собственность;
При этом нередко ссылались на капиталистические страны. Между тем из всех стран Запада преуспевает лишь небольшая часть. Безусловно, это в значительной степени результат труда народов этих стран. Но нельзя не учитывать исторический фактор: целыми столетиями и по сей день капиталисты выкачивают сверхприбыли из слаборазвитых стран, используя дешевую рабочую силу и сырьевые ресурсы. Прибавьте сюда миллионы иностранных рабочих — изгоев общества, получающих низкую оплату труда и живущих в тяжелых условиях, не пользующихся многими правами и свободами.
Чтобы не ошибиться в оценке общественных явлений, нужно следовать принципу историзма. В отличие от ведущих стран капитала свое национальное богатство советские люди создавали только своим трудом. Только трудом Советский Союз был превращен из отсталой страны, где на обширных пространствах господствовали полудикость и дикость, в могучее индустриальное государство с развитой наукой и культурой. И все это в кратчайший срок и без ограбления других народов.
На Западе немало политиков, которые обуславливают экономическую помощь Советскому Союзу рядом требований, в том числе введением нерегулируемого рынка, частной собственности на средства производства. В одной из американских газет еще в 1990 году был поставлен вопрос: следует ли помогать Горбачеву? Прежде чем ответить на этот вопрос, замечает газета, следует его перефразировать: в каком деле ему помогать? Если под успехами перестройки понимать создание коммунистической системы, которая будет экономически эффективной и политически демократической, тогда ответ должен быть отрицательным. По мнению газеты, помощь надо направить на демонтаж существующей системы, создание частного сектора в экономике. Иными словами, речь идет о явно выраженном классовом характере западной политики.
В апреле 1991 г. в Москве состоялся «круглый стол» политиков и экономистов. «Комсомольская правда» и Русско-американский институт свели за одним столом людей с разными взглядами на процессы, протекающие в обществе, — Попова, Бакатина, Явлинского, Шаталина, пригласили и меня. Подробный отчет о той дискуссии был опубликован, и не буду к нему возвращаться. Небезынтересно рассказать об эпизоде, происшедшем после завершения «круглого стола». Один из американских бизнесменов в ответ на мое выступление, которое он оценил как ясное, четкое и без тумана, коего, говоря его словами, «было немало за „круглым столом“, сделал следующее заявление: у него много долларов, но он ни одного доллара не даст ни господину Лигачеву, ни Президенту Горбачеву до тех пор, пока в СССР не будет частной собственности. Как видно, ларчик открывается просто: хочешь получать займы, меняй общественный строй.
Лишь впоследствии стало ясно, что к провозглашению «священного принципа частной собственности» готовились заранее. Для этого сперва требовалось расшатать, разрушить плановое народное хозяйство. А эту задачу в свою очередь начали с пропагандистского удара по штабам — по центрам управления, выдвинув главной целью атаки административно-командную систему. Ручаюсь, никто толком не сможет объяснить, что это такое, в том числе сами изобретатели пропагандистского штампа. За минувшие десятилетия в нашей стране сложились административно-командные методы управления — это да! И от них действительно надлежало решительно отказываться, открывая простор для самостоятельности, инициативы. Но что такое административно-командная система?..
Впрочем, вскоре вопрос стал проясняться: речь, оказывается, шла об ударах по всему центральному — от Госплана до Вооруженных Сил. Все, что цементировало великую державу как государство, как единое целое, объявлялось командно-административной системой и подлежало слому. Под флагом отказа от командных методов на самом деле начался демонтаж государственных структур, принялись за разрушение хозяйственных связей, единого народнохозяйственного комплекса. Более того, экономисты-праворадикалы выдвинули идею дробления крупных производств и аграрных хозяйств на мелкие подразделения — якобы с целью создания лучших условий для хозяйственной самостоятельности.
Вспоминаю в этой связи свою беседу с американским банкиром из Айовы Джоном Кристаллом, между прочим, бывшим фермером, который начинал в Кун Рэпидсе у знаменитого Гарста. Встретились мы с ним в Москве в 1989 году, после того как Кристалл побывал в Полтавской области, в Подмосковье. Помню, только начали обмен мнениями, как гость из Айовы впрямую спросил меня:
— Господин Лигачев, вы занимаетесь аграрной политикой. Скажите, в СССР действительно решили уйти от колхозов и совхозов и заняться созданием мелких хозяйств?
Я ответил вопросом на вопрос:
— А вы как смотрите на эту проблему?
— Те, кто хочет расчленить крупные хозяйства на мелкие, видимо, не в порядке, — Кристалл сделал выразительный жест около своей головы. — Во всем мире, и у нас в Америке тоже, идет быстрый процесс концентрации, укрупнения фермерских хозяйств. Только крупные хозяйства могут по-настоящему использовать новые дорогостоящие достижения аграрной науки и техники,
Политики-«демократы» пошли дальше ученых-экономистов. Они не ограничились расчленением крупных производственных объединений с целью сокрушения созданного мощного экономического потенциала. Если в тяжелейших условиях гражданской войны, интервенции В.И.Ленин, большевики сумели сохранить завещанное предками единство многонационального Российского государства — в этом их историческая заслуга перед Отечеством-то, — нынешние ниспровергатели под флагом борьбы с «большевистской империей», во имя утверждения строя, основанного на частной собственности, безжалостно, варварски сокрушают государство дедов и пращуров, оставляют после себя обломки некогда великой державы. То, о чем столетиями лелеяли надежду недруги за рубежом, оказывается, можно сделать руками наших лжедемократов, националистов.
Мы вправе позаимствовать у зарубежья многое, очень многое — такие достижения капитализма, как высокие технологии, организация производства, инфраструктура рынка. Но только — не принцип безраздельного господства частной собственности! Потому что это коренной, основополагающий принцип, меняющий суть строя. И дело тут вовсе не в догмах. Идя по пути капитализации, страна неизбежно будет отброшена назад, ей придется заново пройти тот мучительный путь, каким долго двигались ныне развитые капиталистические страны и все еще продолжают идти страны третьего мира! Частная собственность не сближает людей, а разъединяет их, отчуждая производителя от средств производства.
Но есть другая дорога к прогрессу — через общественную собственность на средства производства. На нее мы вступили после Октябрьской революции. Всевозможные рассуждения о том, что это ошибка, беспочвенны. Существует непреложный факт: СССР стал второй державой мира! Да, народ перенес огромные трудности, но стране удалось создать громадный промышленный и научно-технический потенциал, — а разве многие поколения трудящихся капиталистических стран перенесли на своем пути к прогрессу меньше лишений? Но они, кстати—и теперь это признается во всем мире, — воспользовались такими достижениями социализма, как социальные гарантии, крупномасштабное планирование.
Я убежден: социализм — это столбовая дорога человечества к прогрессу.
Что такое социализм в моем понимании? Это общество, где отдается приоритет человеку и демократии. Правда, и другие политические организации декларируют гуманизм и демократизм. В таком случае важно, каковы основы общества подлинного социализма. Экономической основой социализма является общественная собственность на средства производства в многообразных формах, где человек становится совладельцем, где сочетание плана и рынка. Политической основой — демократические Советы всех ступеней. В нравственном отношении — это общество социалистических ценностей, вбирающее общечеловеческие ценности. В социальном плане — это общество социальной справедливости, свободное от эксплуатации, национального угнетения, общество, где нет безработицы, где каждый имеет право на труд.
На память приходит съезд французских коммунистов (декабрь 1987 года), на котором мне довелось присутствовать в качестве главы делегации КПСС. В своем выступлении я сообщил, что в ходе перестройки люди, высвобождаемые из аппарата управления, на предприятиях получат льготы и компенсации. Но особенно близко к сердцу были восприняты мои слова о том, что им гарантируется конституционное право на труд. Тысячи присутствоваших стоя приветствовали эти слова. Позже я поинтересовался у Ж.Марше, почему так горячо отнеслись делегаты к этой части моего выступления. Марше ответил: среди делегатов немало людей, которые на собственном опыте познали, что такое безработица, а еще больше таких, кто постоянно испытывает страх потерять работу. Теперь наши люди, имевшие при Советской власти конституционные гарантии от безработицы, сполна узнали прелести «капиталистического рая».
Завершая разговор об удачах и просчетах первых лет перестройки, я хотел бы коснуться двух важных вопросов, которые существенно повлияли на ход преобразований.
Первый из них связан с конверсией оборонной промышленности.
Разумеется, после апреля 1985 года перед нами встала задача сокращения военных расходов, без чего невозможно было реализовать крупные социальные программы. Экономика не в силах нормально дышать на протяжении десятилетий при военном бюджете, составлявшем 20 процентов национального дохода. Но в то же время надо понять, что возрастание военных расходов в минувшие десятилетия не было волюнтаристским актом, а продиктовано необходимостью добиться военно-стратегического паритета между СССР и США. Эта задача была успешно решена и существенно повлияла на судьбы мира.
Но после того как опасность ядерного столкновения значительно уменьшилась, началась конверсия оборонной промышленности. К середине 80-х годов примерно 40% мощностей комплекса (ВПК) использовались для выпуска сельхозмашин, радио-, телевизионной аппаратуры и другой гражданской продукции. Во второй половине 80-х годов, в период перестройки, были разработаны и запущены в реализацию две особо крупные конверсионные программы ВПК: производство современного оборудования для пищевой и легкой индустрии. С этой целью государство выделяло десятки миллиардов рублей (в ценах 1985 года).
К решению программ были привлечены научные и проектно-конструкторские организации, крупные заводы ВПК. В министерствах оборонной промышленности сформированы новые структурные подразделения, проведена специализация предприятий по производству определенных видов машин, технологических линий. В ЦК КПСС и в Совете Министров, в министерствах были определены отделы и конкретные липа, постоянно контролирующие выполнение намеченных программ. В Политбюро эта работа была поручена мне, Бакланову О.Д., Бирюковой А.Г., Строеву Е.С.
Руководящие работники министерств и ведущие конструкторы военной техники знакомились с производством оборудования для пищевой и легкой промышленности на всемирно известных фирмах ряда государств Запада. С целью контроля ЦК КПСС проводил всесоюзные и зональные совещания, ежегодно устраивались в Москве и в регионах страны выставки пищевого оборудования, производимого оборонщиками.