— Жалко, что Бьорка вчера не застали, — наконец сказал Андерс.
— Не говори! — отозвался Калле.
Потом опять все молчали. Все трое думали. И думали, в общем, об одном: все рухнуло. Драгоценности спасти не удалось, грабители вот-вот скроются за границу. Впрочем, сейчас это казалось пустяком по сравнению с тем, что сами они заперты и не могут выйти, не знают даже, выйдут ли вообще когда-нибудь на волю. От этой мысли становилось так страшно, что просто невмоготу…
А вдруг дядя Эйнар не напишет? И, кроме того, сколько идет письмо из-за границы? И сколько можно прожить без пищи и воды? А вдруг бандиты решат, что им лучше, чтобы дети навсегда остались в подземелье? Ведь за границей тоже есть полиция, и грабители, конечно, будут чувствовать себя гораздо спокойнее, зная, что дети никогда не смогут выдать их. «Я напишу, если не забуду», — сказал дядя Эйнар напоследок. Зловещие слова!
— У меня есть три булки, — сообщила Ева-Лотта и сунула руку в карман.
Это было все-таки небольшим утешением.
— Значит, мы до вечера с голоду не умрем, — заметил Андерс. — Еще полковша воды есть.
Три булки и полковша воды! А потом?
— Надо звать на помощь, — предложил Калле. — Может, какой-нибудь турист придет смотреть развалины.
— Насколько я помню, прошлым летом здесь побывали два туриста, — сказал Андерс. — В городе об этом потом долго говорили. Почему бы сегодня не приехать еще одному?
Они стали перед маленьким оконцем, сквозь которое в подземелье падал луч света.
— …Три, четыре! — скомандовал Андерс.
— Помогите! Помоги-и-те-е!
Последовавшая за этим тишина показалась им еще более глубокой, чем раньше.
— В Гринпсхольм и Альвастру — вот куда они едут. А до наших развалин никому и дела нет.
Нет, никакие туристы не слышали их крика, да и вообще никто не слышал.
Минуты проходили и складывались в часы.
— Если бы я хоть дома предупредила, что иду в развалины! Они пришли бы сюда нас искать…
Ева-Лотта закрыла лицо руками. Калле проглотил комок в горле и поднялся с пола. Он не мог больше сидеть сложа руки и смотреть на Еву-Лотту. Дверь! Нельзя ли выломать дверь? Достаточно было одного взгляда, чтобы понять всю бессмысленность этого предположения…
Калле наклонился: на земле возле лестницы что-то лежало. Карманный фонарик дяди Эйнара! Он его забыл! Вот это повезло! Теперь и ночь не так страшна, не придется до утра сидеть в полном мраке. Можно посветить, если что. Конечно, батарейка долго не протянет, но можно хоть посмотреть, который час. А впрочем, не все ли теперь равно, три часа, четыре или пять… Скоро для них вообще ничего не будет иметь значения.
Калле чувствовал, как в нем растет глухое отчаяние. Он переходил с места на место, «угнетаемый мрачными мыслями», как обычно пишут в книгах. Все, что угодно, только не сидеть и ждать! Все, что угодно! Уж лучше обследовать темные лабиринты, ведущие в глубь подземелья.
— Андерс, ты ведь предлагал обследовать подземелье. Хотел начертить план, а потом устроить здесь наш новый штаб. Давайте сейчас исследуем!
— Я в самом деле говорил такую чушь? Меня, наверное, тогда солнечный удар хватил. Уж если я выберусь отсюда, то нк за что в жизни даже носа не покажу в эти паршивые развалины! Так и запомни!
— Интересно все-таки, куда ведут все эти ходы? — упорствовал Калле. — А вдруг тут есть еще выход и никто о нем не знает?
— Как же! А вдруг вечером сюда понаедут археологи и откопают нас? Это почти так же вероятно.
Ева-Лотта вскочила:
— А если мы вот так вот будем сидеть, то совсем рехнемся! По-моему, лучше, как Калле сказал. Фонарик у нас есть, будем освещать дорогу.
— Пожалуйста, — согласился Андерс. — Только, может, нам поесть сначала? Все-таки три булки — это всего лишь три булки, на веки их все равно не растянешь, так что и беречь их незачем вовсе.
Ева-Лотта дала каждому по булке. Друзья молча съели их и запили хлеб водой из ковша.
Потом взялись за руки и начали свой поход. Калле шел впереди и светил фонариком.
Как раз в этот момент около городского полицейского участка остановился автомобиль. Двое полицейских вышли из него и торопливо прошли в участок, где их встретил Бьорк. Он явно был удивлен неожиданным визитом. Приезжие представились: комиссар Стенберг, полицейский Сантессон из стокгольмской уголовной полиции. Затем комиссар поспешно спросил:
— Вы не знаете здесь в городе частного сыщика, по фамилии Блюмквист?
— Частный сыщик Блюмквист? — Бьорк покачал головой. — Никогда не слыхал!
— Странно, — удивился комиссар. — Он живет на Большой улице, четырнадцать. Вот, смотрите!
Стенберг вынул письмо и протянул его Бьорку. Будь при этом Калле, он сразу узнал бы этот листок.
Вверху стояло: «Стокгольм, в уголовную полицию».
Внизу подпись: «Карл Блюмквист, частный сыщик».
Бьорк расхохотался.
— Да ведь это мой дружок Калле Блюмквист. Частный сыщик, скажи пожалуйста! Да ему лет тринадцать, этому частному сыщику!
— Но чем же вы объясните, что он прислал нам отпечаток пальца, точно совпадающий с тем, который мы обнаружили в июне на Банергатан? Слыхали, наверное, — крупная кража драгоценностей? Чей это отпечаток? Сейчас нас это интересует больше всего. Это наша единственная нить. У нас нет никаких сомнений, что грабителей было несколько: одному не под силу сдвинуть с места тяжеленный сейф. Но только один из них оставил отпечатки пальцев. Остальные, очевидно, были в перчатках.
Бьорк задумался. Он припомнил осторожные расспросы Калле, когда они встретились на днях на площади: «Что надо делать, когда знаешь, что человек — преступник, а доказать не можешь?» Выходит, Калле Блюмквист какимто образом напал на след грабителей!
— По-моему, нам остается только пойти к Калле и спросить его самого.
— Да, и как можно скорее, — подхватил комиссар и скомандовал:— Большая улица, четырнадцать!
— Есть Большая улица четырнадцать! — сказал полицейский и сел за руль.
И машина умчалась.
Алые розы изнывали от скуки. Что это еще за новая мода у Белых — ни с того ни с сего заключать мир, когда война началась так многообещающе! Чем это они так заняты, что добровольно отказываются от такого удовольствия?
— По-моему, нам надо пойти пооскорблять их немного, — предложил Сикстен,может, они образумятся.
Бенка и Йонте ничего не имели против. Но в штабе Белых роз было тихо и пусто.
— Где их нелегкая носит? — удивился Йонте.
— Подождем, — сказал Сикстен. — Когда-нибудь же они вернутся.
И Алые розы удобно расположились на чеодаке. Они обнаружили множество старых журналов, которыми Белые розы развлекались в плохую погоду. Нашлись также шахматы и роскошный стол для игры в пинг-понг. Словом, в развлечениях недостатка не было.
— А у них шикарный штаб, — заметил Бенка.
— Да-а, — отозвался Сикстен. — Эх, если бы и у меня в гараже поместился стол для пинг-понга!
Они играли в пинг-понг, съезжали по веревке и влезали обратно, рассматривали картинки в журналах, и их ничуть не беспокоило, что Белые розы блистают своим отсутствием.
Сикстен стоял у открытого люка, держась за веревку. В это время в саду показался человек. «Вон идет тот тип, родственник Евы-Лотты… как его там… дядя Эйнар. Жуть, до чего торопится», — подумал он. Дядя Эйнар посмотрел наверх, увидел Сикстена и вздрогнул.
— Ты ищешь Еву-Лотту? — спросил он через секунду.
— Да, — ответил Сикстен. — Вы не знаете, где она?
— Не знаю.
— Жалко, — сказал Сикстен и съехал вниз по веревке. Дядя Эйнар просиял.
Сикстен полез обратно.
— Ты опять наверх? — спросил дядя Эйнар.
— Ага, — подтвердил Сикстен и проворно полез дальше. Сразу было видно, что у него пятерка по физкультуре.
— А что ты там будешь делать? — спросил дядя Эйнар.
— Ждать Еву-Лотту.
Дядя Эйнар немного походил взад и вперед.
— Я теперь припоминаю: Ева-Лотта с ребятами собиралась куда-то на прогулку. Они раньше вечера не вернутся! — крикнул он Сикстену.
— Жалко, — сказал Сикстен и съехал вниз.
Дядя Эйнар просиял.
Сикстен полез обратно.
— Ты что, не слышал, что я сказал? — Дядя Эйнар начинал нервничать.Евы-Лотты не будет дома целый день!
— Жалко, — сказал Сикстен. — Очень жалко.
И полез дальше.
— Что же ты там будешь делать? — спросил дядя Эйнар.
— Смотреть картинки, — ответил Сикстен.
Теперь дядя Эйнар уже не сиял. Он нетерпеливо шагал взад и вперед.
— Эй, ты, наверху! — крикнул он через минуту. — Хочешь заработать крону?
Сикстен выглянул в люк.
— Еще бы! А как?
— Сбегай в магазин на площади, купи мне пачку сигарет!
— С удовольствием, — сказал Сикстен и съехал вниз.
Дядя Эйнар вручил ему пять крон, Сикстен припустился бежать и исчез. Дядя Эйнар просиял больше прежнего.
Тут в люк высунул голову Бенка. Симпатяга Бенка с белобрысыми курчавыми волосами и курносым носом. У кого хватило бы сердца ругаться при виде такого славного парня? А вот дядя Эйнар выругался, да еще как!
Вскоре вернулся Сикстен. В руке он держал большой кулек. Он отдал дяде Эйнару сигареты и крикнул Алым:
— Во, ребята, я купил булок у Евы-Лоттиного папы на целую крону, а он никогда не жадничает. Еды у нас теперь хватит на весь день, и домой идти не надо.
Тут дядя Эйнар выругался еще более замысловато и большими шагами пошел прочь.
Алые розы продолжали рассматривать журналы, играть в пинг-понг и съезжать по веревке. Они уписывали булки, и их ничуть не беспокоило, что Белые розы блистают своим отсутствием.
— Вам не кажется, что у этого чудака не все дома? — спросил Сикстен, когда дядя Эйнар в четвертый раз появился около булочной. — И чего он носится, словно курица с яйцом? Неужели ничем полезным нельзя заняться?
Шли часы, Алые все играли в пинг-понг, листали журналы, съезжали по веревке, поглощали булки, и их ни капельки не беспокоило, что Белые розы все не появляются.
— Не говори! — отозвался Калле.
Потом опять все молчали. Все трое думали. И думали, в общем, об одном: все рухнуло. Драгоценности спасти не удалось, грабители вот-вот скроются за границу. Впрочем, сейчас это казалось пустяком по сравнению с тем, что сами они заперты и не могут выйти, не знают даже, выйдут ли вообще когда-нибудь на волю. От этой мысли становилось так страшно, что просто невмоготу…
А вдруг дядя Эйнар не напишет? И, кроме того, сколько идет письмо из-за границы? И сколько можно прожить без пищи и воды? А вдруг бандиты решат, что им лучше, чтобы дети навсегда остались в подземелье? Ведь за границей тоже есть полиция, и грабители, конечно, будут чувствовать себя гораздо спокойнее, зная, что дети никогда не смогут выдать их. «Я напишу, если не забуду», — сказал дядя Эйнар напоследок. Зловещие слова!
— У меня есть три булки, — сообщила Ева-Лотта и сунула руку в карман.
Это было все-таки небольшим утешением.
— Значит, мы до вечера с голоду не умрем, — заметил Андерс. — Еще полковша воды есть.
Три булки и полковша воды! А потом?
— Надо звать на помощь, — предложил Калле. — Может, какой-нибудь турист придет смотреть развалины.
— Насколько я помню, прошлым летом здесь побывали два туриста, — сказал Андерс. — В городе об этом потом долго говорили. Почему бы сегодня не приехать еще одному?
Они стали перед маленьким оконцем, сквозь которое в подземелье падал луч света.
— …Три, четыре! — скомандовал Андерс.
— Помогите! Помоги-и-те-е!
Последовавшая за этим тишина показалась им еще более глубокой, чем раньше.
— В Гринпсхольм и Альвастру — вот куда они едут. А до наших развалин никому и дела нет.
Нет, никакие туристы не слышали их крика, да и вообще никто не слышал.
Минуты проходили и складывались в часы.
— Если бы я хоть дома предупредила, что иду в развалины! Они пришли бы сюда нас искать…
Ева-Лотта закрыла лицо руками. Калле проглотил комок в горле и поднялся с пола. Он не мог больше сидеть сложа руки и смотреть на Еву-Лотту. Дверь! Нельзя ли выломать дверь? Достаточно было одного взгляда, чтобы понять всю бессмысленность этого предположения…
Калле наклонился: на земле возле лестницы что-то лежало. Карманный фонарик дяди Эйнара! Он его забыл! Вот это повезло! Теперь и ночь не так страшна, не придется до утра сидеть в полном мраке. Можно посветить, если что. Конечно, батарейка долго не протянет, но можно хоть посмотреть, который час. А впрочем, не все ли теперь равно, три часа, четыре или пять… Скоро для них вообще ничего не будет иметь значения.
Калле чувствовал, как в нем растет глухое отчаяние. Он переходил с места на место, «угнетаемый мрачными мыслями», как обычно пишут в книгах. Все, что угодно, только не сидеть и ждать! Все, что угодно! Уж лучше обследовать темные лабиринты, ведущие в глубь подземелья.
— Андерс, ты ведь предлагал обследовать подземелье. Хотел начертить план, а потом устроить здесь наш новый штаб. Давайте сейчас исследуем!
— Я в самом деле говорил такую чушь? Меня, наверное, тогда солнечный удар хватил. Уж если я выберусь отсюда, то нк за что в жизни даже носа не покажу в эти паршивые развалины! Так и запомни!
— Интересно все-таки, куда ведут все эти ходы? — упорствовал Калле. — А вдруг тут есть еще выход и никто о нем не знает?
— Как же! А вдруг вечером сюда понаедут археологи и откопают нас? Это почти так же вероятно.
Ева-Лотта вскочила:
— А если мы вот так вот будем сидеть, то совсем рехнемся! По-моему, лучше, как Калле сказал. Фонарик у нас есть, будем освещать дорогу.
— Пожалуйста, — согласился Андерс. — Только, может, нам поесть сначала? Все-таки три булки — это всего лишь три булки, на веки их все равно не растянешь, так что и беречь их незачем вовсе.
Ева-Лотта дала каждому по булке. Друзья молча съели их и запили хлеб водой из ковша.
Потом взялись за руки и начали свой поход. Калле шел впереди и светил фонариком.
Как раз в этот момент около городского полицейского участка остановился автомобиль. Двое полицейских вышли из него и торопливо прошли в участок, где их встретил Бьорк. Он явно был удивлен неожиданным визитом. Приезжие представились: комиссар Стенберг, полицейский Сантессон из стокгольмской уголовной полиции. Затем комиссар поспешно спросил:
— Вы не знаете здесь в городе частного сыщика, по фамилии Блюмквист?
— Частный сыщик Блюмквист? — Бьорк покачал головой. — Никогда не слыхал!
— Странно, — удивился комиссар. — Он живет на Большой улице, четырнадцать. Вот, смотрите!
Стенберг вынул письмо и протянул его Бьорку. Будь при этом Калле, он сразу узнал бы этот листок.
Вверху стояло: «Стокгольм, в уголовную полицию».
Внизу подпись: «Карл Блюмквист, частный сыщик».
Бьорк расхохотался.
— Да ведь это мой дружок Калле Блюмквист. Частный сыщик, скажи пожалуйста! Да ему лет тринадцать, этому частному сыщику!
— Но чем же вы объясните, что он прислал нам отпечаток пальца, точно совпадающий с тем, который мы обнаружили в июне на Банергатан? Слыхали, наверное, — крупная кража драгоценностей? Чей это отпечаток? Сейчас нас это интересует больше всего. Это наша единственная нить. У нас нет никаких сомнений, что грабителей было несколько: одному не под силу сдвинуть с места тяжеленный сейф. Но только один из них оставил отпечатки пальцев. Остальные, очевидно, были в перчатках.
Бьорк задумался. Он припомнил осторожные расспросы Калле, когда они встретились на днях на площади: «Что надо делать, когда знаешь, что человек — преступник, а доказать не можешь?» Выходит, Калле Блюмквист какимто образом напал на след грабителей!
— По-моему, нам остается только пойти к Калле и спросить его самого.
— Да, и как можно скорее, — подхватил комиссар и скомандовал:— Большая улица, четырнадцать!
— Есть Большая улица четырнадцать! — сказал полицейский и сел за руль.
И машина умчалась.
Алые розы изнывали от скуки. Что это еще за новая мода у Белых — ни с того ни с сего заключать мир, когда война началась так многообещающе! Чем это они так заняты, что добровольно отказываются от такого удовольствия?
— По-моему, нам надо пойти пооскорблять их немного, — предложил Сикстен,может, они образумятся.
Бенка и Йонте ничего не имели против. Но в штабе Белых роз было тихо и пусто.
— Где их нелегкая носит? — удивился Йонте.
— Подождем, — сказал Сикстен. — Когда-нибудь же они вернутся.
И Алые розы удобно расположились на чеодаке. Они обнаружили множество старых журналов, которыми Белые розы развлекались в плохую погоду. Нашлись также шахматы и роскошный стол для игры в пинг-понг. Словом, в развлечениях недостатка не было.
— А у них шикарный штаб, — заметил Бенка.
— Да-а, — отозвался Сикстен. — Эх, если бы и у меня в гараже поместился стол для пинг-понга!
Они играли в пинг-понг, съезжали по веревке и влезали обратно, рассматривали картинки в журналах, и их ничуть не беспокоило, что Белые розы блистают своим отсутствием.
Сикстен стоял у открытого люка, держась за веревку. В это время в саду показался человек. «Вон идет тот тип, родственник Евы-Лотты… как его там… дядя Эйнар. Жуть, до чего торопится», — подумал он. Дядя Эйнар посмотрел наверх, увидел Сикстена и вздрогнул.
— Ты ищешь Еву-Лотту? — спросил он через секунду.
— Да, — ответил Сикстен. — Вы не знаете, где она?
— Не знаю.
— Жалко, — сказал Сикстен и съехал вниз по веревке. Дядя Эйнар просиял.
Сикстен полез обратно.
— Ты опять наверх? — спросил дядя Эйнар.
— Ага, — подтвердил Сикстен и проворно полез дальше. Сразу было видно, что у него пятерка по физкультуре.
— А что ты там будешь делать? — спросил дядя Эйнар.
— Ждать Еву-Лотту.
Дядя Эйнар немного походил взад и вперед.
— Я теперь припоминаю: Ева-Лотта с ребятами собиралась куда-то на прогулку. Они раньше вечера не вернутся! — крикнул он Сикстену.
— Жалко, — сказал Сикстен и съехал вниз.
Дядя Эйнар просиял.
Сикстен полез обратно.
— Ты что, не слышал, что я сказал? — Дядя Эйнар начинал нервничать.Евы-Лотты не будет дома целый день!
— Жалко, — сказал Сикстен. — Очень жалко.
И полез дальше.
— Что же ты там будешь делать? — спросил дядя Эйнар.
— Смотреть картинки, — ответил Сикстен.
Теперь дядя Эйнар уже не сиял. Он нетерпеливо шагал взад и вперед.
— Эй, ты, наверху! — крикнул он через минуту. — Хочешь заработать крону?
Сикстен выглянул в люк.
— Еще бы! А как?
— Сбегай в магазин на площади, купи мне пачку сигарет!
— С удовольствием, — сказал Сикстен и съехал вниз.
Дядя Эйнар вручил ему пять крон, Сикстен припустился бежать и исчез. Дядя Эйнар просиял больше прежнего.
Тут в люк высунул голову Бенка. Симпатяга Бенка с белобрысыми курчавыми волосами и курносым носом. У кого хватило бы сердца ругаться при виде такого славного парня? А вот дядя Эйнар выругался, да еще как!
Вскоре вернулся Сикстен. В руке он держал большой кулек. Он отдал дяде Эйнару сигареты и крикнул Алым:
— Во, ребята, я купил булок у Евы-Лоттиного папы на целую крону, а он никогда не жадничает. Еды у нас теперь хватит на весь день, и домой идти не надо.
Тут дядя Эйнар выругался еще более замысловато и большими шагами пошел прочь.
Алые розы продолжали рассматривать журналы, играть в пинг-понг и съезжать по веревке. Они уписывали булки, и их ничуть не беспокоило, что Белые розы блистают своим отсутствием.
— Вам не кажется, что у этого чудака не все дома? — спросил Сикстен, когда дядя Эйнар в четвертый раз появился около булочной. — И чего он носится, словно курица с яйцом? Неужели ничем полезным нельзя заняться?
Шли часы, Алые все играли в пинг-понг, листали журналы, съезжали по веревке, поглощали булки, и их ни капельки не беспокоило, что Белые розы все не появляются.
15
Темно, всюду темно! Лишь изредка через какую-нибудь щель вдруг пробьется тоненький луч света. Но карманный фонарик еще горит. Без него пришлось бы худо. Нелегко пробираться по подземным переходам. Дорогу то и дело загораживают большие камни; сыро, скользко и холодно. Неужели придется провести здесь ночь? Много ночей?
Ева-Лотта, Андерс и Калле держатся за руки. Свет фонаря падает на сырые, заплесневелые стены.
— Каково было беднягам, которые здесь раньше сидели! — заговорила Ева-Лотта. — И, наверное, по многу лет!
— Им хоть есть давали, — проворчал Андерс. От одной булочки долго сыт не будешь, и он очень проголодался. Небось дома сейчас как раз обедают…
— У нас сегодня фрикадельки на обед, — вздохнула Ева-Лотта.
Калле молчит. Он зол на себя за то, что вообще связался с этой работой сыщика. Сидели бы они теперь дома на чердаке, воевали бы с Алыми, кушали фрикадельки, катались бы на велосипеде, купались и мало ли что еще! А вместо этого они бредут здесь в темноте, и даже страшно подумать, что их ожидает…
— Уж лучше пойдем обратно, к старому месту, — предложила Ева-Лотта.Нового ничего не увидим, дальше будет все то же. Везде одинаково темно и противно.
— Давайте хоть дойдем до конца этого перехода, а потом повернем,возразил Андерс.
Ева-Лотта ошиблась: не везде их ожидало одно и то же. Этот переход кончался лестницей. А лестницы обычно соединяют между собой этажи!
Андерс, Калле и Ева-Лотта стоят и молча смотрят на узкую винтовую лесенку, ступени которой стерты множеством ног. Они не верят своим глазам. Калле взлетает вверх, светя себе фонариком. Но лестница кончается тупиком. Вход в подземелье заколочен, а значит, и выхода нет… Калле готов головой пробить эти доски так, чтобы щепки полетели.
— Мы должны, должны выйти! — кричит вне себя Андерс. — Я больше не могу!
Он поднимает большой камень. Калле помогает ему.
— …три, четыре! — командует Андерс.
Удар! Дерево трещит. Еще разок!
— Вот увидишь, Калле, мы пробьемся! — Андерс чуть не плачет от возбуждения.
В последний раз, изо всех сил… Трах! — щепки летят во все стороны. Отбросить мусор с пути легко. Андерс высовывает голову в отверстие и радостно вопит. Лестница ведет на первый этаж развалин!
— Калле, Ева-Лотта, за мной! — зовет он.
И вот уже все трое стоят и, как на чудо, смотрят на свет, на солнце…
Ева-Лотта бросается к окну. Там, внизу, раскинулся городок. Видно речку, водонапорную башню, церковь. А вон, вдали, красная крыша булочной. Тут Ева-Лотта припадает к стене и разражается громким плачем.
«Чудные они, эти девчонки, — думают Калле и Андерс. — В подземелье так она не ревела, а теперь, когда уже все позади, — брызжет, что твой фонтан».
К этому времени Алые розы уже просмотрели все журналы и досыта наигрались в пинг-понг. К тому же в Прериях скоро должен был начаться футбольный матч.
— Да ну их, надоело ждать! — говорит Сикстен. — Они, наверное, в Америку эмигрировали. Пошли!
Все трое съезжают по веревке и переправляются через речку по мостику Евы-Лотты. Дяде Эйнару наконец представляется возможность, которой он так долго ждал.
В двухстах метрах от булочной стоит на улице черный блестящий автомобиль марки «вольво». В нем сидят двое мужчин, нетерпеливые и раздраженные. Они долго сидели на жаре. Часы ползли, и через равные промежутки времени появлялся их старый друг Эйнар и рапортовал:
— Щенки все еще там! Что же я, по-вашему, должен делать? Не могу же я свернуть им шеи, как бы мне этого ни хотелось!
Но вот наконец появляется дядя Эйнар. Он почти бежит и что-то несет под пиджаком.
— Все в порядке, — шепчет он и прыгает в машину. Кривоносый дает полный газ, и «вольво» мчится к северной окраине города.
Трое в машине думают лишь о том, чтобы как можно скорее покинуть городок. Они смотрят только вперед, видят только дорогу, которая должна привести их к богатству и вольной жизни. Если бы они хоть раз глянули в сторону, то заметили бы, может быть, троих ребят: Андерс, Калле и Ева-Лотта, вынырнув из-за угла с ужасом и растерянностью глядели вслед быстро удаляющимся врагам.
Ева-Лотта, Андерс и Калле держатся за руки. Свет фонаря падает на сырые, заплесневелые стены.
— Каково было беднягам, которые здесь раньше сидели! — заговорила Ева-Лотта. — И, наверное, по многу лет!
— Им хоть есть давали, — проворчал Андерс. От одной булочки долго сыт не будешь, и он очень проголодался. Небось дома сейчас как раз обедают…
— У нас сегодня фрикадельки на обед, — вздохнула Ева-Лотта.
Калле молчит. Он зол на себя за то, что вообще связался с этой работой сыщика. Сидели бы они теперь дома на чердаке, воевали бы с Алыми, кушали фрикадельки, катались бы на велосипеде, купались и мало ли что еще! А вместо этого они бредут здесь в темноте, и даже страшно подумать, что их ожидает…
— Уж лучше пойдем обратно, к старому месту, — предложила Ева-Лотта.Нового ничего не увидим, дальше будет все то же. Везде одинаково темно и противно.
— Давайте хоть дойдем до конца этого перехода, а потом повернем,возразил Андерс.
Ева-Лотта ошиблась: не везде их ожидало одно и то же. Этот переход кончался лестницей. А лестницы обычно соединяют между собой этажи!
Андерс, Калле и Ева-Лотта стоят и молча смотрят на узкую винтовую лесенку, ступени которой стерты множеством ног. Они не верят своим глазам. Калле взлетает вверх, светя себе фонариком. Но лестница кончается тупиком. Вход в подземелье заколочен, а значит, и выхода нет… Калле готов головой пробить эти доски так, чтобы щепки полетели.
— Мы должны, должны выйти! — кричит вне себя Андерс. — Я больше не могу!
Он поднимает большой камень. Калле помогает ему.
— …три, четыре! — командует Андерс.
Удар! Дерево трещит. Еще разок!
— Вот увидишь, Калле, мы пробьемся! — Андерс чуть не плачет от возбуждения.
В последний раз, изо всех сил… Трах! — щепки летят во все стороны. Отбросить мусор с пути легко. Андерс высовывает голову в отверстие и радостно вопит. Лестница ведет на первый этаж развалин!
— Калле, Ева-Лотта, за мной! — зовет он.
И вот уже все трое стоят и, как на чудо, смотрят на свет, на солнце…
Ева-Лотта бросается к окну. Там, внизу, раскинулся городок. Видно речку, водонапорную башню, церковь. А вон, вдали, красная крыша булочной. Тут Ева-Лотта припадает к стене и разражается громким плачем.
«Чудные они, эти девчонки, — думают Калле и Андерс. — В подземелье так она не ревела, а теперь, когда уже все позади, — брызжет, что твой фонтан».
К этому времени Алые розы уже просмотрели все журналы и досыта наигрались в пинг-понг. К тому же в Прериях скоро должен был начаться футбольный матч.
— Да ну их, надоело ждать! — говорит Сикстен. — Они, наверное, в Америку эмигрировали. Пошли!
Все трое съезжают по веревке и переправляются через речку по мостику Евы-Лотты. Дяде Эйнару наконец представляется возможность, которой он так долго ждал.
В двухстах метрах от булочной стоит на улице черный блестящий автомобиль марки «вольво». В нем сидят двое мужчин, нетерпеливые и раздраженные. Они долго сидели на жаре. Часы ползли, и через равные промежутки времени появлялся их старый друг Эйнар и рапортовал:
— Щенки все еще там! Что же я, по-вашему, должен делать? Не могу же я свернуть им шеи, как бы мне этого ни хотелось!
Но вот наконец появляется дядя Эйнар. Он почти бежит и что-то несет под пиджаком.
— Все в порядке, — шепчет он и прыгает в машину. Кривоносый дает полный газ, и «вольво» мчится к северной окраине города.
Трое в машине думают лишь о том, чтобы как можно скорее покинуть городок. Они смотрят только вперед, видят только дорогу, которая должна привести их к богатству и вольной жизни. Если бы они хоть раз глянули в сторону, то заметили бы, может быть, троих ребят: Андерс, Калле и Ева-Лотта, вынырнув из-за угла с ужасом и растерянностью глядели вслед быстро удаляющимся врагам.
16
— Скверный мальчишка, где ты пропадал? — сказал бакалейщик Блюмквист. — И что ты такое натворил? Опять окно разбил?
Тысячу раз выходил бакалейщик на крыльцо, высматривая свое чадо. Наконец он увидел его на перекрестке вместе с Андерсом и Евой-Лоттой, выскочил на улицу и крепко взял Калле за руку.
— Папочка, пусти! — крикнул Калле. — Мне сейчас же нужно в полицию.
— Знаю. Полиция у нас в саду и дожидается тебя. Это тебе даром не пройдет!
Почему полиция его дожидалась, Калле понять не мог. Но достаточно уже было и того, что она его дожидалась. Калле побежал в сад, как никогда еще в жизни не бегал. Андерс и Ева-Лотта мчались за ним.
На зеленой перекладине качелей сидел Бьорк, дай бог ему здоровья, а с ним — два других полицейских.
— Арестуйте их, арестуйте! — дико закричал Калле. — Скорее, скорее!
Бьорк и двое других вскочили.
— Где? Кого?
— Воров! — Калле был так взволнован, что едва мог говорить. — Они только что уехали на машине. Ой, скорее же!
Ему не пришлось повторять два раза. На глазах у ошеломленного бакалейщика Калле и его друзей усадили в полицейскую машину и увезли под охраной троих полисменов. Он схватился за голову. Сын попал под арест, и в такие молодые годы, какой кошмар! Одно лишь утешало Блюмквиста-старшего: булочникова девчонка, видно, ничуть не лучше, да и сапожников парень такой же!
Полицейская машина мчалась на север с такой быстротой, что благонравные горожане только осуждающе качали головами. Калле, Андерс и Ева-Лотта сидели на заднем сиденье вместе с комиссаром Стенбергом. На поворотах их швыряло то в одну сторону, то в другую. Ева-Лотта удивлялась про себя: сколько можно перенести в один и тот же день и не упасть в обморок! Калле и Андерс трещали наперебой, пока комиссар не сказал, что предпочитает слушать их по очереди. Калле неистово жестикулировал и орал не своим голосом:
— Один — бледный, другой — противный, а третий — дядя Эйнар, но Бледный даже еще противнее, чем Противный, и дядя Эйнар тоже противный.
Комиссар слегка растерялся.
— Бледный себя называет Ивар Редиг, но его, кажется, зовут Артур, а того противного они зовут Кривоносый, но его, наверное, зовут Крук, а дядю Эйнара зовут Линдебергом и Бране, и он спит с пистолетом под подушкой, и закопал драгоценности под лестницей в развалинах, а когда я снимал отпечаток пальца, то цветок упал, как назло, представляете, и он на меня тогда с пистолетом, а потом я сидел на дереве и слышал, как Кривоносый и Редиг грозили ему смертью, и потом они его связали в подземелье в развалинах, потому что он сдуру туда с ними пошел, а драгоценностей уже там не было, потому что мы их спрятали на чердаке, вот, а теперь они их, наверное, забрали, так жалко, потому что они заперли нас в подземелье, и до чего же там много всяких переходов, но мы выбрались оттуда, вот, теперь вы все знаете, дядя комиссар, только езжайте скорей, скорей!
Судя по выражению лица дяди комиссара, нельзя было сказать, что теперь он все знает, но он считал, что выяснением подробностей можно будет заняться потом.
Полицейский взглянул на спидометр. Сто километров в час. Еще увеличить скорость он не решался, хотя Калле считал, что они едут слишком медленно.
— Здесь развилок, куда свернем — налево или направо?
Полицейский так резко затормозил, что машину занесло в сторону.
Андерс, Калле и Ева-Лотта кусали пальцы от нетерпения.
— Досадно! — заметил комиссар. — Бьорк, вы здесь дороги знаете: по какой они могли поехать?
— Трудно сказать. Но, по какой бы ни поехали, они все равно выберутся на большое шоссе, которое ведет к границе.
— Минуточку, — сказал Калле, вылезая из машины.
Он вынул из кармана записную книжку и прошел на левую дорогу, внимательно рассматривая землю.
— Они поехали по этой! — закричал Калле возбужденно.
Бьорк и комиссар тоже вышли.
— Откуда ты знаешь? — спросил комиссар.
— Знаю. У них новая покрышка на правом заднем, я срисовал узор. Посмотрите! — Он показал ясный отпечаток на дороге. — Точно такой же!
— А ты парень смышленый! — сказал комиссар, когда они бежали к машине.
— Азбука сыскного дела, — важно отозвался знаменитый сыщик Блюмквист. Но тут же вспомнил, что еще совсем недавно хотел быть обыкновенным Калле, и скромно добавил:— Просто мне как-то в голову пришло…
Они мчались дальше с головокружительной скоростью. Все молчали, пристально глядя вперед. Поворот… Машина заскользила.
— Смотрите! — крикнул Бьорк.
В ста метрах впереди виднелся автомобиль.
— Это они, — заверил Калле. — Черный «вольво»!
Полицейский Сантессон делал все, что мог, стараясь выжать еще большую скорость. Но расстояние между ними и черным «вольво» не сокращалось. Кто-то смотрел в заднее стекло. Грабители, очевидно, поняли, что их преследуют.
«Еще немножко, и я упаду в обморок, — подумала Ева-Лотта. — До сих пор еще ни разу не падала».
Сто десять километров в час. Теперь полицейская машина медленно, но верно нагоняла беглецов.
— Ложитесь, ребята! — вдруг скомандовал комиссар. — Они стреляют!
Он толкнул всех троих на пол. И как раз вовремя: пуля пробила ветровое стекло.
— Бьорк, вам там удобнее, возьмите мой пистолет и ответьте им!
Комиссар передал пистолет Бьорку, сидевшему впереди.
— Стреляют! Фу черт, как стреляют! — шептал Калле, сидя на полу.
Бьорк высунул руку в боковое окно. Он был не только гимнаст, но и отличный стрелок. Вот он тщательно прицелился в правую заднюю шину «вольво». До нее было всего двадцать пять метров. Раздался выстрел, и черный «вольво», забуксовав, съехал в канаву. Полицейская машина поравнялась с ним.
— Быстро выходите, пока они не вылезли! — крикнул Стенберг. — Ребята остаются здесь!
В одно мгновение полицейские окружили разбитый «вольво». Ничто на свете не могло заставить Калле лежать на полу. Он должен был встать и посмотреть.
— Тот, который вел машину, и дядя Бьорк держат пистолеты наготове,докладывал он Андерсу и Еве-Лотте. — Толстый комиссар дергает дверь. У-юй, как они схватились! Это Редиг, у него тоже пистолет. Трах! Дядя Бьорк ему ка-ак даст, он даже пистолет уронил. А вон дядя Эйнар, у него пистолета нету, он просто дерется, а теперь.,, а теперь они надевают наручники на этого типа и на Редига тоже! А где Противный? Вон они его вытаскивают. Он, кажется, без сознания. Ну до чего же здорово! А сейчас, представляете…
— Да замолчи ты, мы и сами не слепые! — раздался вдруг голос Андерса.
Битва была окончена. Дядя Эйнар и Бледный стояли перед комиссаром. Противный лежал рядом, на земле.
— Кого я вижу! — воскликнул комиссар. — Да это же Артур Берг! Вот уж действительно приятная неожиданность!
— Кому приятная, а кому нет, — протянул Бледный, злобно глядя на него.
— Что правда, то правда. Видал, Сантессон? Мы же изловили самого Артура Берга!
«Бот это память — все фамилии помнит!» — с восхищением подумал Калле.
— Калле, — позвал комиссар, — пойди-ка сюда! Тебе, наверное, приятно будет узнать, что с твоей помощью нам удалось поймать одного из самых опасных преступников в стране.
Даже Артур Берг чуть поднял брови, когда увидел Калле, Андерса и Еву-Лотту.
— Надо было мне сделать, как я сначала говорил, — застрелить этих сосунков, — сказал он спокойно. — Никогда не стоит делать добро людям, только неприятности наживешь.
Противный открыл глаза.
— А вот еще один старый знакомый и постоянный клиент полиции! Послушайте, Крук, вы же как будто собирались стать честным человеком, — так, кажется, вы говорили, когда мы виделись последний раз.
— Да, но я хотел сначала обзавестись небольшим капиталом. Чтобы быть честным, нужны деньги, господин комиссар.
— А вы? — Комиссар повернулся к дяде Эйнару. — Вы впервые подвизаетесь на этом поприще?
Дядя Эйнар опустил глаза.
— Да, — сказал он. Потом со злобой взглянул на Калле. — По крайней мере раньше я не попадался. Я бы и сейчас вывернулся, если бы не этот знаменитый сыщик Блюмквист!
И он изобразил что-то, что должно было означать улыбку.
— А теперь посмотрим, где драгоценности. Сантессон, загляни в машину! Они там, наверное.
Да, железная коробка была там.
— У кого ключ? — спросил комиссар.
Дядя Эйнар неохотно отдал его. Все затаили дыхание.
— Ну-с, посмотрим, — сказал комиссар и повернул ключ. Коробка открылась.
Сверху лежал листок бумаги. Крупная надпись гласила: «Тайные бумаги Белой розы». Комиссар разинул рот от удивления. То же самое сделали и остальные, включая дядю Эйнара и двоих его приятелей. Артур Берг с ненавистью взглянул на дядю Эйнара. Комиссар порылся в коробке, но, кроме бумаг, камешков и разной другой дребедени, ничего не обнаружил.
Первой прыснула Ева-Лотта. Ее громкий и озорной смех послужил сигналом для Калле и Андерса. Они тоже расхохотались. Друзья стонали от смеха и держались за животы.
— Ради всего святого, что это с ребятами? — воскликнул растерянно комиссар. Потом повернулся к Артуру Бергу: — Так, вы уже успели припрятать краденое. Ничего, мы из вас все вытрясем.
— Н-не н-надо ничего вытряхивать, — выдавил из себя Андерс, икая от смеха. — Я знаю, где оно. Оно в нижнем ящике комода на чердаке.
— Но где они это взяли? — Комиссар показал на железную коробку.
— В верхнем ящике!
Ева-Лотта вдруг перестала смеяться и повалилась на край канавы.
— Смотрите, девчушка-то как будто в обмороке, — сказал Бьорк и поднял Еву-Лотту. — Ничего удивительного.
Ева-Лотта с трудом открыла голубые глаза.
— Конечно, ничего удивительного — я же за весь день съела только одну булку.
Знаменитый сыщик Блюмквист лежал, развалившись, под грушевым деревом. Да-да, сейчас он был знаменитый сыщик, а не просто Калле. Об этом говорилось даже в газете, которую он держал в руке. Заголовок гласил: «Знаменитый сыщик Блюмквист», а затем следовала фотография. Казалось бы, она должна изображать зрелого мужа с глубокими морщинами и пронизывающим взглядом. Но нет, лицо, глядящее с газетной полосы, удивительно напоминало Калле, и с этим ничего нельзя было поделать.
Фотографии Евы-Лотты и Андерса красовались тут же, правда, немного пониже.
«Заметили ли вы, молодой человек, — спросил господин Блюмквист своего воображаемого собеседника, — что вся первая полоса сегодняшней газеты целиком посвящена этому случаю с украденными драгоценностями — пустячному делу, которое я в два счета раскрыл, когда выдалась свободная минута?»
О да, конечно, воображаемый собеседник это заметил и не находил слов, чтобы выразить свое восхищение.
«Господин Блюмквист, должно быть, получил солидное вознаграждение?»предположил он.
«Вообще-то я действительно получил кучу монет… гмм… то есть я хочу сказать — приличную сумму денег, но я поделился с фрекен Лисандер и господином Бенгтссоном, которые оказали мне немалую помощь в обнаружении преступников. Короче говоря, мы поделили десять тысяч крон, которые предоставил в наше распоряжение банкир Остберг».
Воображаемый собеседник, пораженный, всплеснул руками.
«Что ж, — продолжал господин Блюмквист и небрежно сорвал травинку,разумеется, десять тысяч крон тоже деньги. Но должен сказать, молодой человек, что я работаю не ради презренного золота. У меня одна цель — борьба с преступностью в нашем обществе. Эркюль Пуаро, лорд Питер Вимсей и ваш покорный слуга — да, есть еще на свете люди, которые не допустят, чтобы процветала преступность».
Тысячу раз выходил бакалейщик на крыльцо, высматривая свое чадо. Наконец он увидел его на перекрестке вместе с Андерсом и Евой-Лоттой, выскочил на улицу и крепко взял Калле за руку.
— Папочка, пусти! — крикнул Калле. — Мне сейчас же нужно в полицию.
— Знаю. Полиция у нас в саду и дожидается тебя. Это тебе даром не пройдет!
Почему полиция его дожидалась, Калле понять не мог. Но достаточно уже было и того, что она его дожидалась. Калле побежал в сад, как никогда еще в жизни не бегал. Андерс и Ева-Лотта мчались за ним.
На зеленой перекладине качелей сидел Бьорк, дай бог ему здоровья, а с ним — два других полицейских.
— Арестуйте их, арестуйте! — дико закричал Калле. — Скорее, скорее!
Бьорк и двое других вскочили.
— Где? Кого?
— Воров! — Калле был так взволнован, что едва мог говорить. — Они только что уехали на машине. Ой, скорее же!
Ему не пришлось повторять два раза. На глазах у ошеломленного бакалейщика Калле и его друзей усадили в полицейскую машину и увезли под охраной троих полисменов. Он схватился за голову. Сын попал под арест, и в такие молодые годы, какой кошмар! Одно лишь утешало Блюмквиста-старшего: булочникова девчонка, видно, ничуть не лучше, да и сапожников парень такой же!
Полицейская машина мчалась на север с такой быстротой, что благонравные горожане только осуждающе качали головами. Калле, Андерс и Ева-Лотта сидели на заднем сиденье вместе с комиссаром Стенбергом. На поворотах их швыряло то в одну сторону, то в другую. Ева-Лотта удивлялась про себя: сколько можно перенести в один и тот же день и не упасть в обморок! Калле и Андерс трещали наперебой, пока комиссар не сказал, что предпочитает слушать их по очереди. Калле неистово жестикулировал и орал не своим голосом:
— Один — бледный, другой — противный, а третий — дядя Эйнар, но Бледный даже еще противнее, чем Противный, и дядя Эйнар тоже противный.
Комиссар слегка растерялся.
— Бледный себя называет Ивар Редиг, но его, кажется, зовут Артур, а того противного они зовут Кривоносый, но его, наверное, зовут Крук, а дядю Эйнара зовут Линдебергом и Бране, и он спит с пистолетом под подушкой, и закопал драгоценности под лестницей в развалинах, а когда я снимал отпечаток пальца, то цветок упал, как назло, представляете, и он на меня тогда с пистолетом, а потом я сидел на дереве и слышал, как Кривоносый и Редиг грозили ему смертью, и потом они его связали в подземелье в развалинах, потому что он сдуру туда с ними пошел, а драгоценностей уже там не было, потому что мы их спрятали на чердаке, вот, а теперь они их, наверное, забрали, так жалко, потому что они заперли нас в подземелье, и до чего же там много всяких переходов, но мы выбрались оттуда, вот, теперь вы все знаете, дядя комиссар, только езжайте скорей, скорей!
Судя по выражению лица дяди комиссара, нельзя было сказать, что теперь он все знает, но он считал, что выяснением подробностей можно будет заняться потом.
Полицейский взглянул на спидометр. Сто километров в час. Еще увеличить скорость он не решался, хотя Калле считал, что они едут слишком медленно.
— Здесь развилок, куда свернем — налево или направо?
Полицейский так резко затормозил, что машину занесло в сторону.
Андерс, Калле и Ева-Лотта кусали пальцы от нетерпения.
— Досадно! — заметил комиссар. — Бьорк, вы здесь дороги знаете: по какой они могли поехать?
— Трудно сказать. Но, по какой бы ни поехали, они все равно выберутся на большое шоссе, которое ведет к границе.
— Минуточку, — сказал Калле, вылезая из машины.
Он вынул из кармана записную книжку и прошел на левую дорогу, внимательно рассматривая землю.
— Они поехали по этой! — закричал Калле возбужденно.
Бьорк и комиссар тоже вышли.
— Откуда ты знаешь? — спросил комиссар.
— Знаю. У них новая покрышка на правом заднем, я срисовал узор. Посмотрите! — Он показал ясный отпечаток на дороге. — Точно такой же!
— А ты парень смышленый! — сказал комиссар, когда они бежали к машине.
— Азбука сыскного дела, — важно отозвался знаменитый сыщик Блюмквист. Но тут же вспомнил, что еще совсем недавно хотел быть обыкновенным Калле, и скромно добавил:— Просто мне как-то в голову пришло…
Они мчались дальше с головокружительной скоростью. Все молчали, пристально глядя вперед. Поворот… Машина заскользила.
— Смотрите! — крикнул Бьорк.
В ста метрах впереди виднелся автомобиль.
— Это они, — заверил Калле. — Черный «вольво»!
Полицейский Сантессон делал все, что мог, стараясь выжать еще большую скорость. Но расстояние между ними и черным «вольво» не сокращалось. Кто-то смотрел в заднее стекло. Грабители, очевидно, поняли, что их преследуют.
«Еще немножко, и я упаду в обморок, — подумала Ева-Лотта. — До сих пор еще ни разу не падала».
Сто десять километров в час. Теперь полицейская машина медленно, но верно нагоняла беглецов.
— Ложитесь, ребята! — вдруг скомандовал комиссар. — Они стреляют!
Он толкнул всех троих на пол. И как раз вовремя: пуля пробила ветровое стекло.
— Бьорк, вам там удобнее, возьмите мой пистолет и ответьте им!
Комиссар передал пистолет Бьорку, сидевшему впереди.
— Стреляют! Фу черт, как стреляют! — шептал Калле, сидя на полу.
Бьорк высунул руку в боковое окно. Он был не только гимнаст, но и отличный стрелок. Вот он тщательно прицелился в правую заднюю шину «вольво». До нее было всего двадцать пять метров. Раздался выстрел, и черный «вольво», забуксовав, съехал в канаву. Полицейская машина поравнялась с ним.
— Быстро выходите, пока они не вылезли! — крикнул Стенберг. — Ребята остаются здесь!
В одно мгновение полицейские окружили разбитый «вольво». Ничто на свете не могло заставить Калле лежать на полу. Он должен был встать и посмотреть.
— Тот, который вел машину, и дядя Бьорк держат пистолеты наготове,докладывал он Андерсу и Еве-Лотте. — Толстый комиссар дергает дверь. У-юй, как они схватились! Это Редиг, у него тоже пистолет. Трах! Дядя Бьорк ему ка-ак даст, он даже пистолет уронил. А вон дядя Эйнар, у него пистолета нету, он просто дерется, а теперь.,, а теперь они надевают наручники на этого типа и на Редига тоже! А где Противный? Вон они его вытаскивают. Он, кажется, без сознания. Ну до чего же здорово! А сейчас, представляете…
— Да замолчи ты, мы и сами не слепые! — раздался вдруг голос Андерса.
Битва была окончена. Дядя Эйнар и Бледный стояли перед комиссаром. Противный лежал рядом, на земле.
— Кого я вижу! — воскликнул комиссар. — Да это же Артур Берг! Вот уж действительно приятная неожиданность!
— Кому приятная, а кому нет, — протянул Бледный, злобно глядя на него.
— Что правда, то правда. Видал, Сантессон? Мы же изловили самого Артура Берга!
«Бот это память — все фамилии помнит!» — с восхищением подумал Калле.
— Калле, — позвал комиссар, — пойди-ка сюда! Тебе, наверное, приятно будет узнать, что с твоей помощью нам удалось поймать одного из самых опасных преступников в стране.
Даже Артур Берг чуть поднял брови, когда увидел Калле, Андерса и Еву-Лотту.
— Надо было мне сделать, как я сначала говорил, — застрелить этих сосунков, — сказал он спокойно. — Никогда не стоит делать добро людям, только неприятности наживешь.
Противный открыл глаза.
— А вот еще один старый знакомый и постоянный клиент полиции! Послушайте, Крук, вы же как будто собирались стать честным человеком, — так, кажется, вы говорили, когда мы виделись последний раз.
— Да, но я хотел сначала обзавестись небольшим капиталом. Чтобы быть честным, нужны деньги, господин комиссар.
— А вы? — Комиссар повернулся к дяде Эйнару. — Вы впервые подвизаетесь на этом поприще?
Дядя Эйнар опустил глаза.
— Да, — сказал он. Потом со злобой взглянул на Калле. — По крайней мере раньше я не попадался. Я бы и сейчас вывернулся, если бы не этот знаменитый сыщик Блюмквист!
И он изобразил что-то, что должно было означать улыбку.
— А теперь посмотрим, где драгоценности. Сантессон, загляни в машину! Они там, наверное.
Да, железная коробка была там.
— У кого ключ? — спросил комиссар.
Дядя Эйнар неохотно отдал его. Все затаили дыхание.
— Ну-с, посмотрим, — сказал комиссар и повернул ключ. Коробка открылась.
Сверху лежал листок бумаги. Крупная надпись гласила: «Тайные бумаги Белой розы». Комиссар разинул рот от удивления. То же самое сделали и остальные, включая дядю Эйнара и двоих его приятелей. Артур Берг с ненавистью взглянул на дядю Эйнара. Комиссар порылся в коробке, но, кроме бумаг, камешков и разной другой дребедени, ничего не обнаружил.
Первой прыснула Ева-Лотта. Ее громкий и озорной смех послужил сигналом для Калле и Андерса. Они тоже расхохотались. Друзья стонали от смеха и держались за животы.
— Ради всего святого, что это с ребятами? — воскликнул растерянно комиссар. Потом повернулся к Артуру Бергу: — Так, вы уже успели припрятать краденое. Ничего, мы из вас все вытрясем.
— Н-не н-надо ничего вытряхивать, — выдавил из себя Андерс, икая от смеха. — Я знаю, где оно. Оно в нижнем ящике комода на чердаке.
— Но где они это взяли? — Комиссар показал на железную коробку.
— В верхнем ящике!
Ева-Лотта вдруг перестала смеяться и повалилась на край канавы.
— Смотрите, девчушка-то как будто в обмороке, — сказал Бьорк и поднял Еву-Лотту. — Ничего удивительного.
Ева-Лотта с трудом открыла голубые глаза.
— Конечно, ничего удивительного — я же за весь день съела только одну булку.
Знаменитый сыщик Блюмквист лежал, развалившись, под грушевым деревом. Да-да, сейчас он был знаменитый сыщик, а не просто Калле. Об этом говорилось даже в газете, которую он держал в руке. Заголовок гласил: «Знаменитый сыщик Блюмквист», а затем следовала фотография. Казалось бы, она должна изображать зрелого мужа с глубокими морщинами и пронизывающим взглядом. Но нет, лицо, глядящее с газетной полосы, удивительно напоминало Калле, и с этим ничего нельзя было поделать.
Фотографии Евы-Лотты и Андерса красовались тут же, правда, немного пониже.
«Заметили ли вы, молодой человек, — спросил господин Блюмквист своего воображаемого собеседника, — что вся первая полоса сегодняшней газеты целиком посвящена этому случаю с украденными драгоценностями — пустячному делу, которое я в два счета раскрыл, когда выдалась свободная минута?»
О да, конечно, воображаемый собеседник это заметил и не находил слов, чтобы выразить свое восхищение.
«Господин Блюмквист, должно быть, получил солидное вознаграждение?»предположил он.
«Вообще-то я действительно получил кучу монет… гмм… то есть я хочу сказать — приличную сумму денег, но я поделился с фрекен Лисандер и господином Бенгтссоном, которые оказали мне немалую помощь в обнаружении преступников. Короче говоря, мы поделили десять тысяч крон, которые предоставил в наше распоряжение банкир Остберг».
Воображаемый собеседник, пораженный, всплеснул руками.
«Что ж, — продолжал господин Блюмквист и небрежно сорвал травинку,разумеется, десять тысяч крон тоже деньги. Но должен сказать, молодой человек, что я работаю не ради презренного золота. У меня одна цель — борьба с преступностью в нашем обществе. Эркюль Пуаро, лорд Питер Вимсей и ваш покорный слуга — да, есть еще на свете люди, которые не допустят, чтобы процветала преступность».