Но людоедов нигде не было видно.
- Ха! Они попрятались и следят за нами, - догадалась Пиппи. - Или сидят и читают по складам кулинарную книгу, чтобы придумать, какое блюдо из нас приготовить. И если они вздумают приготовить меня с тушеной морковкой, я никогда им этого не прощу. Терпеть не могу морковки!
- Фу, Пиппи, не надо! - сказала, вздрогнув, Анника.
- Ах так, ты тоже не любишь морковку? Ну да ладно, все равно нужно ставить палатку.
Пиппи так и сделала. Вскоре в укромном месте выросла палатка, и Томми с Анникой, ужасно довольные, забрались в нее. Неподалеку от палатки Пиппи выложила на земле круг из камней и собрала в него кучку палочек и щепок.
- Вот здорово! Разожжем костер!
- А то как же!
Пиппи взяла два кусочка дерева и начала тереть их друг о друга. Томми с интересом следил за ней.
- Вот это да, Пиппи! - обрадовался он. - Ты хочешь высечь огонь, как дикари?
- Да, но только у меня пальцы замерзли. Подожди-ка, куда я задевала спички?
Чуть погодя вспыхнул веселый огонь, и Томми сказал, что это просто мирово.
- Да, и дикие звери побоятся подойти к нам.
Анника глотнула воздух ртом.
- А какие дикие звери? - спросила она дрожащим голосом.
- Комарье, - ответила Пиппи и почесала у себя на ноге большой волдырь от комариного укуса.
Анника облегченно вздохнула.
- Понятно, и львы тоже, - продолжала Пиппи, - но питона или американских бизонов этим не отпугнешь.
Она похлопала рукой по пистолету.
- Не бойся, Анника. - С этой штукой я уж какнибудь справлюсь, даже если полевка сюда заявится.
Пиппи налила всем кофе и раздала бутерброды. Они сидели у костра, ели, пили и были ужасно довольны. Господин Нильссон сидел у Пиппи на плече и тоже ел, а лошадь то и дело совала к ней морду и получала то кусок булки, то сахар. И к тому же здесь росла отличная зеленая трава, ешь - не хочу.
Небо хмурилось, и в кустах стало быстро темнеть. Анника передвинулась поближе к Пиппи. Пламя костра бросало странные тени. Темнота, окружавшая маленькое освещенное пятно, казалась живой. Анника дрожала от страха. Подумать только, а вдруг за этим кустом можжевельника стоит людоед? А может, вон за тем камнем прячется лев?
Пиппи поставила на землю кофейную чашку.
Пятнадцать человек на сундук мертвеца
Эй, пей веселей, вот бутылка рома!
Йо-хо-хо и бутылка рома, - запела она хриплым голосом.
Анника задрожала еще сильнее.
- Эта песня есть у меня в книжке, - сказал Томми. - Это книжка про пиратов [9].
- Точно, - подтвердила Пиппи. - Это, наверное, Фридольф сочинил ее, ведь это он научил меня петь эту песню. Много раз сидела я на корме ясной звездной ночью, когда Южный Крест светил прямо над моей головой. А Фридольф сидел рядом и пел.
Пятнадцать матросов на гроб мертвеца
Эй, пей веселей, есть бутылка рома! - снова затянула Пиппи еще более хриплым голосом.
- Знаешь, Пиппи, у меня внутри что-то непонятное, когда ты так поешь. Разом и страшно, и весело, - сказал Томми.
- А у меня внутри почти что только страшно, - объяснила Анника. - Хотя тоже немножко весело.
- Когда я вырасту, то уйду в море, - решил Томми. - Буду пиратом, как и ты, Пиппи.
- Правильно, - сказала Пиппи, - нас с тобой будут называть "Гроза Карибского моря". Будем грабить золото, всякие украшения и драгоценные камни и прятать свои сокровища в тайнике - в дальней пещере на необитаемом острове в Тихом океане. Пещеру будут охранять три скелета. У нас будет флаг с черепом и двумя скрещенными костями. И мы будем петь "Пятнадцать матросов" так громко, что песня понесется от одного конца Атлантики до другого. А все, кто в море, услышат нас и захотят броситься в воду, чтобы избежать нашей страшной кровавой мести!
- А как же я тогда? - жалобно спросила Анника. - Я боюсь быть морской разбойницей. Что же мне тогда делать?
- Да ты все равно сможешь отправиться с нами, - успокоила ее Пиппи. Будешь стирать пыль с пианино!
Постепенно костер погас.
- Время ложиться по койкам! - скомандовала Пиппи.
Она набросала еловые ветки на пол палатки, а сверху постелила толстые одеяла.
- Ты хочешь лечь валетом со мной в палатке? - спросила Пиппи у лошади. - А может, накрыть тебя попоной и ты будешь стоять под деревом? Ты говоришь, что в палатке тебе всегда нездоровится? Ну ладно, тогда делай как хочешь.
И Пиппи ласково похлопала лошадь.
Вскоре все трое ребятишек и господин Нильссон лежали, плотно укутанные в одеяла, и слушали, как о берег плещут волны.
- Слушайте прибой океана, - мечтательно сказала Пиппи.
Было темно как в мешке. Анника держала Пиппи за руку, чтобы не было так страшно. И тут полил дождь. Капли стучали по палатке, но внутри было сухо и тепло, и слушать шум дождя было даже приятно. Пиппи вышла из палатки и накрыла лошадь еще одним одеялом. Лошадь стояла под густой елью, где ей было вполне хорошо.
- Да, здорово здесь! - с восторгом вздохнул Томми, когда Пиппи вернулась.
- Еще бы! А поглядите, что я нашла под камнем! Три шоколадки!
Три минуты спустя они уже спали, Анника с набитым шоколадом ртом, а Пиппи - с шоколадкой в руке.
- Мы забыли почистить на ночь зубы, - сказал Томми и тоже заснул.
Когда Томми и Анника проснулись, Пиппи рядом уже не было. Они вылезли из палатки. Солнце сияло. Перед палаткой горел новый костер, Пиппи сидела у огня, жарила ветчину и варила кофе.
- Сердечно поздравляю вас со Светлой Пасхой! - воскликнула она при виде Томми и Анники.
- Что ты, какая же сейчас Пасха! - удивился Томми.
- В самом деле? Тогда сберегите мои поздравления до следующего года.
Аппетитный запах кофе и ветчины щекотал детям нос. Они уселись, поджав под себя ноги, вокруг огня, и Пиппи подала всем ветчину, яйца и картошку. А после они пили кофе с печеньем. Еще никогда завтрак им не казался таким вкусным.
- Мне кажется, нам здесь лучше, чем было Робинзону, - сказал Томми.
- Да уж, если нам еще удастся раздобыть на обед свежей рыбы, то Робинзон посинеет от зависти, - ответила Пиппи.
- Фу, - не согласился Томми, - не люблю рыбу.
- И я тоже не люблю, - добавила Анника.
Но Пиппи срезала длинную, тонкую ветку, привязала к одному ее концу шнурок, смастерила из булавки крючок, нацепила на него кусочек булки и уселась на большой камень у самого берега.
- Сейчас поглядим, - сказала она.
- А кого ты ловишь? - спросил Томми.
- Каракатицу, - ответила Пиппи. - Это вкуснятина, какой не сыщешь.
Она сидела целый час, но каракатица не клевала. Подплыл один окунь, понюхал булку, но Пиппи быстро отдернула крючок.
- Нет уж, спасибо, мой мальчик, - сказала она. - Раз я сказала "каракатица", значит, будет каракатица. А тебе нечего примазываться.
Немного погодя она бросила удочку в озеро.
- Вам повезло, - заявила она. - Нечего делать, видно, придется жарить оладьи на сале. Каракатица что-то сегодня кочевряжится.
Томми и Анника были очень довольны. Вода блестела, переливалась на солнце и манила их.
- Давайте купаться, - предложил Томми.
Пиппи и Анника согласились. Вода была довольно холодная. Томми опустил большой палец ноги в воду, Анника сделала то же самое. Но каждый из них быстро отдернул ногу.
- А я придумала кое-что! - воскликнула Пиппи.
У самого берега лежал крошечный скалистый островок, на котором росло дерево. Ветви дерева свисали над водой. Пиппи забралась на дерево и привязала к ветке веревку.
- Смотрите, как надо, ясно вам?
Она ухватилась за веревку, раскачалась в воздухе и плюхнулась в воду.
- Вот так можно сразу окунуться! - крикнула она, вынырнув.
Томми с Анникой сначала побаивались, но это было так соблазнительно, что они решили попробовать. А после первого раза никак не могли остановиться. Потому что это было еще приятнее, чем казалось со стороны. Господин Нильссон тоже захотел с ними играть. Он спустился вниз по веревке, но за секунду до того, как плюхнуться в воду, со страшной быстротой вскарабкался наверх. И это он повторял каждый раз, хотя дети кричали, что он трус. Потом Пиппи придумала кататься на обломке доски со скалы в воду. Это тоже было здорово, потому что, когда доска шлепалась в воду, брызги летели во все стороны.
- Что же, по-вашему, этот Робинзон тоже съезжал на доске в воду? спросила Пиппи, стоя наверху и готовясь съехать вниз.
- Вроде нет, в книжке про это не написано.
- Так я и думала. И вообще его кораблекрушение просто ерунда какая-то. Что он там делал целыми днями? Может, вышивал крестиком? Берегись! Я покатила!
Пиппи заскользила вниз, а ее рыжие косички мотались из стороны в сторону.
Потом дети решили обследовать хорошенько необитаемый остров. Они втроем взгромоздились на лошадь, и она послушно потрусила вперед. Она скакала вверх и вниз по горушкам, через густой кустарник, сквозь частый ельник, по болоту, по маленьким лужайкам, усеянным полевыми цветами. Пиппи держала пистолет наготове и время от времени стреляла, а лошадь в испуге делала отчаянные прыжки.
- Вон там упал лев, - радостно сообщала Пиппи.
Или:
- Ну вот, этот людоед съел свою последнюю картофелину!
- По-моему, этот остров должен стать нашим навсегда, - сказал Томми, когда они возвратились в свой лагерь и Пиппи принялась жарить оладьи.
Пиппи и Анника согласились с ним.
Дымящиеся оладьи прямо с огня были просто объедение. У ребят не было ни тарелок, ни вилок, ни ножей, и Анника спросила:
- А можно нам есть руками?
- По мне, делайте как хотите, - ответила Пиппи, - но сама я по старой привычке буду есть ртом.
- Не надо, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, - сказала Анника.
Она взяла маленькой ручкой оладышек и с наслаждением запихала его в рот.
И вот снова наступил вечер. Костер погас. Тесно прижавшись друг к другу, с лицами, перепачканными жиром, лежали дети, укутанные одеялами. В щель палатки светила большая звезда. Шум океана мирно усыплял их.
- Сегодня нам надо отправляться домой, - жалобно сказал Томми на следующее утро.
- До чего противно, - подхватила Анника. - Я хотела бы остаться здесь на все лето. Но сегодня мама с папой возвращаются домой.
После завтрака Томми пошел прогуляться по берегу. И вдруг он громко взвыл:
- Лодка! Она исчезла!
Анника была сама не своя от ужаса. Как же они выберутся отсюда? Ясное дело, ей хотелось бы жить на острове все лето. Но совсем другое дело, когда знаешь, что нельзя попасть домой. И как расстроится бедная мама, когда увидит, что ее дети исчезли! При мысли об этом у Анники на глазах выступили слезы.
- Что с тобой, Анника? - спросила Пиппи. - Что такое, по-твоему, кораблекрушение? Что бы, по-твоему, сказал Робинзон Крузо, если бы за ним пришел корабль всего через два дня после того, как он попал на необитаемый остров? "Пожалте, господин Крузо, на корабль, вы спасены, мойтесь, брейтесь, стригите ногти на ногах!" Нет уж, спасибочки! Господин Крузо наверняка убежал бы и спрятался за кустом. Раз уж человеку посчастливилось попасть на необитаемый остров, так ему захочется жить там по крайней мере семь лет.
- Семь лет! - Анника вздрогнула, а Томми нахмурился.
- Я не говорю, что мы останемся здесь на сто лет, - успокоила их Пиппи. - Когда придет время Томми идти на военную службу, нам придется дать о себе знать.
Анника вовсе отчаялась. Пиппи посмотрела на нее, как бы раздумывая.
- Ну ладно, раз ты начинаешь нюнить, придется отправить письмо бутылочной почтой. Другого выхода у нас нет.
Она вытащила из мешка бутылку. Бумага и ручка у нее тоже нашлись. Она положила их на камень перед Томми.
- Давай пиши, у тебя лучше получается.
- Ну а что писать-то? - спросил Томми.
- Погоди, - задумалась Пиппи. - Пиши так: "Мы погибаем, помогите! Пропадаем на этом острове без нюхательного табачка целых два дня".
- Нет, Пиппи, так нельзя писать, - возмутился Томми. - Ведь это неправда. Не можем же мы писать - "без табачка".
- Ах неправда? А у тебя есть табак?
- Нет, у нас его и правда нет, но ведь он нам не нужен.
- Так вот я и хочу, чтобы ты написал "без нюхательного табачка целых два дня", - настаивала Пиппи.
- Но если мы это напишем, люди подумают, что мы нюхаем табак, уж это точно, - упрямился Томми.
- Послушай, Томми, скажи-ка мне, кто чаще сидит без табака - тот, кто нюхает его, или кто не нюхает?
- Ясное дело, тот, кто не нюхает, - ответил Томми.
- Ну тогда о чем спорить? Пиши как я говорю.
И Томми написал: "Мы погибаем, помогите! Пропадаем на этом острове без нюхательного табачка целых два дня".
Пиппи взяла бумажку, запихала ее в бутылку, закупорила бутылку пробкой и бросила в воду.
- Скоро сюда явятся нас спасать, - сказала она.
Бутылка проплыла немножко и застряла у корней ольхи возле самого берега.
- Надо швырнуть ее подальше, - предложил Томми.
- Чепуха! - возмутилась Пиппи. - Если бутылка уплывет далеко, наши спасители не будут знать, где мы находимся. А если она будет лежать здесь, мы сможем покричать им, когда они ее найдут. И они нас быстренько отыщут. - Пиппи уселась на берегу. - Лучше всего не сводить глаз с бутылки, - сказала она.
Томми и Анника сели рядом. Через десять минут Пиппи сказала нетерпеливо:
- Может, они думают, что нам делать нечего, кроме как сидеть и ждать, когда нас спасут? Куда они все подевались?
- Кто "они"? - спросила Анника.
- Те, кто будет нас спасать, - ответила Пиппи. - Вот халтурщики бессовестные! И как им не стыдно, ведь дело касается человеческой жизни!
Аннике стало казаться, что они в самом деле погибнут на этом острове. Но вдруг Пиппи подняла указательный палец вверх и крикнула:
- Ну и дела! До чего же я рассеянная! И как же я могла про это забыть?
- Про что ты забыла? - спросил Томми.
- Про лодку. Я же ее вытащила на берег. Вчера, когда вы храпели.
- А зачем ты это сделала? - спросил Томми с упреком.
- Я боялась, что она промокнет.
В одну минуту она притащила лодку, надежно спрятанную под елью. Пиппи столкнула ее в воду и угрюмо сказала:
- Вот им, пусть являются! Напрасно теперь они приедут спасать нас. Мы сами спасемся. Так им и надо. В другой раз будут поторапливаться.
- Хоть бы мы только успели домой раньше мамы с папой, - сказала Анника, когда они сидели в лодке и Пиппи, мощно ударяя веслами, гребла к берегу. - А то мама будет ужасно волноваться!
- Не думаю, - ответила Пиппи.
Но супруги Сеттергрен успели приехать домой на полчаса раньше детей. Ни Томми, ни Анники нигде не было видно. Но в почтовом ящике лежала бумажка, а на ней было написано: "Ни верьте пажалста што ваши дети умерли или исчезли вовси нет только, нимножка потерпели карабликрушение и скора вирнуца дамой. В этом клинусъ с приветом Пиппи.
ПИППИ ВСТРЕЧАЕТ ДОРОГОГО ГОСТЯ
Летним вечером сидели Пиппи, Томми и Анника у Пиппи на веранде и ели землянику, которую они собрали утром. Был такой прекрасный вечер с ароматом цветов, щебетанием птиц и... да, и с земляникой. Стояла тишина. Дети ели и почти не болтали. Томми и Анника думали о том, как замечательно, что сейчас лето и в школу еще не скоро. О чем думала Пиппи, лучше не догадываться.
- Пиппи, вот ты прожила на Вилле Вверхтормашками уже целый год, сказала Анника и обняла подругу.
- Да, время идет и становишься старой, - ответила Пиппи. - В конце осени мне стукнет десять, значит, лучшее время позади.
- А ты думаешь жить здесь всегда? - спросил Томми. - Ну, до того, когда вырастешь и станешь морской разбойницей?
- Откуда мне знать. Я думаю, не навсегда же мой папа останется на негритянском острове. Как только он построит новый корабль, обязательно приедет за мной.
Томми и Анника вздохнули.
Вдруг Пиппи, сидевшая на ступеньке веранды, резко выпрямилась.
- Глядите, да вот и он сам! - воскликнула она и показала на калитку.
Она промчалась по дорожке в три прыжка.
Томми и Анника несмело пошли за ней и увидели, как она бросилась на шею здоровенному толстяку с рыжими щетинистыми усами, на котором были синие матросские брюки.
- Папа Эфраим! - закричала Пиппи, повиснув у него на шее, и так сильно заболтала ногами, что ее большие туфли свалились на землю. - Папа Эфраим, как ты вырос!
- Пиппилотта Виктуалия Рульгардина Крусмюнта Эфраимсдоттер Длинныйчулок, мое любимое дитя! Я только что сам хотел сказать, как ты выросла.
- Я это поняла, - ответила Пиппи. - Поэтому и поторопилась сказать это первая, ха-ха!
- Малышка моя, ты такая же сильная?
- Еще сильнее. Давай поборемся?
- Так держать! - ответил папа Эфраим.
В саду стоял стол. Пиппи и ее папа сели, чтобы помериться силой, а Томми и Анника смотрели на них. Только один человек на свете был такой же сильный, как Пиппи, - ее папа. Они сели друг против друга и, сцепившись ладонями, стали давить - кто кого поборет. Под конец рука капитана Длинныйчулок все же слегка задрожала, и Пиппи сказала:
- Когда мне исполнится десять, я поборю тебя, папа.
И папа Эфраим был с ней согласен.
- Ой, надо же! Я забыла вас познакомить. Это Томми и Анника, а это мой папа - капитан Длинныйчулок. Ведь ты негритянский король, верно, папа?
- Совершенно верно, - ответил капитан Длинныйчулок, - я король куррекурредутских негров, на острове, который называется Куррекурредут. После того как меня сдуло ветром с корабля в море, я выплыл на берег этого острова. Ты ведь помнишь этот случай?
- Я так и думала, - сказала Пиппи, - я все время была уверена, что ты не утонул.
- Чтобы я да утонул? О нет, это так же невозможно, как верблюду пролезть в игольное ушко. Меня держит жир.
Томми и Анника посмотрели вопросительно на капитана.
- А почему вы, дядя, не в одежде негритянского короля? - спросил Томми.
- Она у меня в чемодане, - ответил капитан.
- Надень ее, надень ее! - закричала Пиппи. - Я хочу видеть своего папу в королевском наряде.
И они все вместе пошли в кухню. Капитан Длинныйчулок скрылся в спальне, а дети сели на дровяной ларь и стали ждать.
- Совсем как в театре! - сказала Анника, полная напряженного ожидания.
И вдруг - бум! Дверь отворилась, и на пороге показался негритянский король в набедренной повязке из полос лыка и с золотой короной на голове, на шее у него висела целая связка длинных бус. В одной руке он держал копье, в другой - щит. И больше ничего. Из-под набедренной повязки торчали толстые волосатые ноги, украшенные у щиколоток браслетами.
- Уссамукуссор туссур филибуссор! - сказал капитан и угрожающе нахмурил брови.
- Ух, он говорит на негритянском языке, - с восторгом сказал Томми. А что это значит, дядя Эфраим?
- Это значит: "Трепещите, мои враги! "
- Скажи, папа, а куррекурредуты не удивились, когда ты приплыл к ним на остров?
- Жутко удивились. Сначала они хотели съесть меня, но когда я вырвал из земли пальму голыми руками, то придумали кое-что получше: сделали меня королем. Тогда я стал править ими по утрам, а по вечерам строил корабль. Строить пришлось долго, ведь я все делал один. Правда, это был лишь небольшой парусник. Когда он был готов, я сказал куррекурредутам, что должен ненадолго покинуть их, но скоро вернусь и привезу с собой принцессу по имени Пиппилотта. Тогда они стали бить в барабаны и кричать: "Уссумплуссур, уссумплуссур!"
- А что это значит? - спросила Анника.
- Это значит: "Браво, браво!" Целых две недели я правил изо всех сил, чтобы правления хватило на время моего отсутствия. Потом я поднял парус и ушел в море, а куррекурредуты кричали: "Уссумкура куссомкара". А это значит: "Возвращайся поскорее, толстый белый вождь!" Тут я взял курс прямо на Сурабаю. И что, вы думаете, я увидел первым делом, спрыгнув на берег? Мою старую добрую шхуну "Попрыгунью". И моего старого доброго Фридольфа. Он стоял у поручней и махал мне изо всех сил. "Фридольф, сказал я, - теперь я буду снова командовать на борту". - "Есть, капитан!" - ответил он. Так что, Пиппи, вся старая команда на борту, а "Попрыгунья" стоит здесь, в гавани, и ты можешь повидать всех своих друзей.
И Пиппи так обрадовалась, что залезла на кухонный стол, сделала стойку на голове и задрыгала ногами. Но Томми и Анника все же немножко расстроились, оттого что у них отнимают Пиппи.
- А теперь мы устроим праздник! - закричала Пиппи, снова встав на ноги. - Такой праздник, что Вилла Вверхтормашками просто затрещит!
Она накрыла в кухне стол и устроила сытный ужин. Все сидели за столом и ели. Пиппи съела три яйца вкрутую вместе со скорлупой. Она то и дело кусала своего папу за ухо, чтобы показать, как она рада видеть его. Господин Нильссон, который лежал и спал, вдруг прискакал в кухню и, увидев капитана, стал от удивления тереть глаза.
- Нет, вы только посмотрите! - воскликнул капитан. - Значит, господин Нильссон все еще живет у тебя!
- Ясное дело, живет, у меня есть еще домашние животные, представь себе, - сказала Пиппи и привела лошадь, которой тоже дали пожевать яйцо вкрутую.
Капитан Длинныйчулок был очень доволен, что его дочка так славно устроилась на Вилле Вверхтормашками, и радовался, что у нее был чемодан с золотыми монетами и ей не пришлось бедствовать, пока его не было здесь.
Когда все наелись, капитан достал из своего чемодана барабан колдуна, в который куррекурредуты обыкновенно отбивают такт во время танцев или жертвоприношения. Капитан Длинныйчулок сел на пол и стал бить в барабан. Звук у барабана был глухой и странный, вовсе не похожий на барабанный бой, который доводилось слышать Томми и Аннике.
- Звучит по-негритянски, - пояснил Томми Аннике.
И Пиппи, сняв туфли, стала танцевать в одних чулках тоже очень странный танец. Под конец король Эфраим исполнил дикий военный танец, которому он научился на острове Куррекурредут. Он дико размахивал копьем и щитом, а его босые ноги стучали так сильно, что Пиппи закричала:
- Смотри, чтобы пол не провалился!
- Не беда! - отвечал капитан и продолжал кружиться. - Ведь теперь ты, моя любимая доченька, станешь куррекурредутской принцессой.
Тут Пиппи вскочила и стала танцевать со своим папой. Они выплясывали друг перед другом, громко хохотали, испускали дикие крики и делали такие прыжки, что у глядевших на них Томми и Анники голова шла кругом. Ясное дело, и у господина Нильссона тоже, потому что он все время сидел закрыв глаза.
Постепенно танец перешел в раунд борьбы между Пиппи и ее папой-капитаном. Капитан Длинныйчулок сделал такой бросок, что Пиппи залетела на полку для шляп, но там она сидела недолго. Она с ревом прыгнула через всю кухню на папу Эфраима. И секунду спустя она швырнула его так, что он, пролетев по кухне метеором головой вперед, приземлился прямо в дровяной ларь, задрав ноги кверху. Самому ему было оттуда не выбраться: во-первых, потому, что он был слишком толстый, а во-вторых, потому, что сильно хохотал. Пиппи схватила его за ноги, чтобы вытащить из ларя, но тут он захохотал так, что чуть не задохнулся. Дело в том, что он ужасно боялся щекотки.
- Не ще-ще-ще-щекоти меня! - взмолился капитан. - Брось меня в море или выкинь в окошко - делай что угодно, только не щекочи мне пятки!
Он хохотал с такой силой, что Томми с Анникой боялись, как бы ларь не треснул. Под конец он ухитрился выбраться из ларя и, как только встал на ноги, бросился на Пиппи и небрежно кинул ее так, что она, перелетев через всю кухню, нырнула прямо в печь лицом, а печка была полна золы и сажи.
- Ха-ха-ха! Вот вам и куррекурредутская принцесса, - с восторгом воскликнула Пиппи, обратив черное от сажи лицо к Томми и Аннике. Потом, снова издав победный клич, кинулась на папу. Она отволтузила его так, что лыко только трещало и разлеталось по всей кухне. Пиппи удалось положить папу на обе лопатки, она села на него верхом и спросила:
- Ну что, признаешь себя побежденным?
- Да, да, признаю, - согласился капитан.
Оба они засмеялись, Пиппи совсем тихонечко укусила папу за нос, а он сказал:
- Так весело мне не было с тех пор, как мы с тобой выставляли пьяных матросов из кабачка в Сингапуре!
Он залез под стол и достал свою корону.
- Вот бы куррекурредуты посмотрели, как их королевские регалии валяются в кухне под столом на Вилле Вверхтормашками.
Он надел корону на голову и стал расчесывать лохмы своей набедренной повязки, которая сильно поредела.
- Тебе придется отдать ее в художественную штопку, - предложила Пиппи.
- Не беда, зато мы славно повеселились.
Он сел на пол и вытер пот со лба.
- А скажи, Пиппи, дитя мое, часто ли ты врешь теперь?
- Ну да, вру, когда есть время, но не очень часто, - скромно ответила Пиппи, - ведь ты и сам-то мастер приврать.
- Да, я вру понемножку куррекурредутам вечером по субботам, если только они вели себя хорошо всю неделю. Мы устраиваем небольшие вечера вранья и песни с факельными танцами под барабанный аккомпанемент. Чем сильнее я завираю, тем громче они бьют в барабан.
- Надо же! - удивилась Пиппи. - Для меня так никто не бьет в барабан. Я хожу одна и вру сама себе до того здорово, что самой весело, но от этого никто даже на гребенке не сыграет. Недавно вечером, когда я легла спать, то наврала сама себе длинную историю про теленка, который умел плести кружева и лазить по деревьям. И подумать только, у меня это вышло до того складно, что я поверила каждому словечку! Я называю это "хорошо наврано"! Но чтобы для меня били в барабан - да ни в жизни!
- Ну тогда я сделаю это для тебя, - сказал капитан Длинныйчулок и выдал для своей дочери длинную барабанную дробь, а Пиппи сидела у него на коленях, прислонив свое перемазанное сажей лицо к его щеке, так что он стал такой же черный, как она.
Анника стояла и думала о чем-то. Она не знала, удобно ли это сказать, но не удержалась и сказала:
- А мама говорит, что врать некрасиво.
- Какая же ты глупая, Анника, - ответил ей Томми, - Пиппи врет не по-настоящему, а понарошку. Она выдумывает, ясно тебе, дуреха?
- Ха! Они попрятались и следят за нами, - догадалась Пиппи. - Или сидят и читают по складам кулинарную книгу, чтобы придумать, какое блюдо из нас приготовить. И если они вздумают приготовить меня с тушеной морковкой, я никогда им этого не прощу. Терпеть не могу морковки!
- Фу, Пиппи, не надо! - сказала, вздрогнув, Анника.
- Ах так, ты тоже не любишь морковку? Ну да ладно, все равно нужно ставить палатку.
Пиппи так и сделала. Вскоре в укромном месте выросла палатка, и Томми с Анникой, ужасно довольные, забрались в нее. Неподалеку от палатки Пиппи выложила на земле круг из камней и собрала в него кучку палочек и щепок.
- Вот здорово! Разожжем костер!
- А то как же!
Пиппи взяла два кусочка дерева и начала тереть их друг о друга. Томми с интересом следил за ней.
- Вот это да, Пиппи! - обрадовался он. - Ты хочешь высечь огонь, как дикари?
- Да, но только у меня пальцы замерзли. Подожди-ка, куда я задевала спички?
Чуть погодя вспыхнул веселый огонь, и Томми сказал, что это просто мирово.
- Да, и дикие звери побоятся подойти к нам.
Анника глотнула воздух ртом.
- А какие дикие звери? - спросила она дрожащим голосом.
- Комарье, - ответила Пиппи и почесала у себя на ноге большой волдырь от комариного укуса.
Анника облегченно вздохнула.
- Понятно, и львы тоже, - продолжала Пиппи, - но питона или американских бизонов этим не отпугнешь.
Она похлопала рукой по пистолету.
- Не бойся, Анника. - С этой штукой я уж какнибудь справлюсь, даже если полевка сюда заявится.
Пиппи налила всем кофе и раздала бутерброды. Они сидели у костра, ели, пили и были ужасно довольны. Господин Нильссон сидел у Пиппи на плече и тоже ел, а лошадь то и дело совала к ней морду и получала то кусок булки, то сахар. И к тому же здесь росла отличная зеленая трава, ешь - не хочу.
Небо хмурилось, и в кустах стало быстро темнеть. Анника передвинулась поближе к Пиппи. Пламя костра бросало странные тени. Темнота, окружавшая маленькое освещенное пятно, казалась живой. Анника дрожала от страха. Подумать только, а вдруг за этим кустом можжевельника стоит людоед? А может, вон за тем камнем прячется лев?
Пиппи поставила на землю кофейную чашку.
Пятнадцать человек на сундук мертвеца
Эй, пей веселей, вот бутылка рома!
Йо-хо-хо и бутылка рома, - запела она хриплым голосом.
Анника задрожала еще сильнее.
- Эта песня есть у меня в книжке, - сказал Томми. - Это книжка про пиратов [9].
- Точно, - подтвердила Пиппи. - Это, наверное, Фридольф сочинил ее, ведь это он научил меня петь эту песню. Много раз сидела я на корме ясной звездной ночью, когда Южный Крест светил прямо над моей головой. А Фридольф сидел рядом и пел.
Пятнадцать матросов на гроб мертвеца
Эй, пей веселей, есть бутылка рома! - снова затянула Пиппи еще более хриплым голосом.
- Знаешь, Пиппи, у меня внутри что-то непонятное, когда ты так поешь. Разом и страшно, и весело, - сказал Томми.
- А у меня внутри почти что только страшно, - объяснила Анника. - Хотя тоже немножко весело.
- Когда я вырасту, то уйду в море, - решил Томми. - Буду пиратом, как и ты, Пиппи.
- Правильно, - сказала Пиппи, - нас с тобой будут называть "Гроза Карибского моря". Будем грабить золото, всякие украшения и драгоценные камни и прятать свои сокровища в тайнике - в дальней пещере на необитаемом острове в Тихом океане. Пещеру будут охранять три скелета. У нас будет флаг с черепом и двумя скрещенными костями. И мы будем петь "Пятнадцать матросов" так громко, что песня понесется от одного конца Атлантики до другого. А все, кто в море, услышат нас и захотят броситься в воду, чтобы избежать нашей страшной кровавой мести!
- А как же я тогда? - жалобно спросила Анника. - Я боюсь быть морской разбойницей. Что же мне тогда делать?
- Да ты все равно сможешь отправиться с нами, - успокоила ее Пиппи. Будешь стирать пыль с пианино!
Постепенно костер погас.
- Время ложиться по койкам! - скомандовала Пиппи.
Она набросала еловые ветки на пол палатки, а сверху постелила толстые одеяла.
- Ты хочешь лечь валетом со мной в палатке? - спросила Пиппи у лошади. - А может, накрыть тебя попоной и ты будешь стоять под деревом? Ты говоришь, что в палатке тебе всегда нездоровится? Ну ладно, тогда делай как хочешь.
И Пиппи ласково похлопала лошадь.
Вскоре все трое ребятишек и господин Нильссон лежали, плотно укутанные в одеяла, и слушали, как о берег плещут волны.
- Слушайте прибой океана, - мечтательно сказала Пиппи.
Было темно как в мешке. Анника держала Пиппи за руку, чтобы не было так страшно. И тут полил дождь. Капли стучали по палатке, но внутри было сухо и тепло, и слушать шум дождя было даже приятно. Пиппи вышла из палатки и накрыла лошадь еще одним одеялом. Лошадь стояла под густой елью, где ей было вполне хорошо.
- Да, здорово здесь! - с восторгом вздохнул Томми, когда Пиппи вернулась.
- Еще бы! А поглядите, что я нашла под камнем! Три шоколадки!
Три минуты спустя они уже спали, Анника с набитым шоколадом ртом, а Пиппи - с шоколадкой в руке.
- Мы забыли почистить на ночь зубы, - сказал Томми и тоже заснул.
Когда Томми и Анника проснулись, Пиппи рядом уже не было. Они вылезли из палатки. Солнце сияло. Перед палаткой горел новый костер, Пиппи сидела у огня, жарила ветчину и варила кофе.
- Сердечно поздравляю вас со Светлой Пасхой! - воскликнула она при виде Томми и Анники.
- Что ты, какая же сейчас Пасха! - удивился Томми.
- В самом деле? Тогда сберегите мои поздравления до следующего года.
Аппетитный запах кофе и ветчины щекотал детям нос. Они уселись, поджав под себя ноги, вокруг огня, и Пиппи подала всем ветчину, яйца и картошку. А после они пили кофе с печеньем. Еще никогда завтрак им не казался таким вкусным.
- Мне кажется, нам здесь лучше, чем было Робинзону, - сказал Томми.
- Да уж, если нам еще удастся раздобыть на обед свежей рыбы, то Робинзон посинеет от зависти, - ответила Пиппи.
- Фу, - не согласился Томми, - не люблю рыбу.
- И я тоже не люблю, - добавила Анника.
Но Пиппи срезала длинную, тонкую ветку, привязала к одному ее концу шнурок, смастерила из булавки крючок, нацепила на него кусочек булки и уселась на большой камень у самого берега.
- Сейчас поглядим, - сказала она.
- А кого ты ловишь? - спросил Томми.
- Каракатицу, - ответила Пиппи. - Это вкуснятина, какой не сыщешь.
Она сидела целый час, но каракатица не клевала. Подплыл один окунь, понюхал булку, но Пиппи быстро отдернула крючок.
- Нет уж, спасибо, мой мальчик, - сказала она. - Раз я сказала "каракатица", значит, будет каракатица. А тебе нечего примазываться.
Немного погодя она бросила удочку в озеро.
- Вам повезло, - заявила она. - Нечего делать, видно, придется жарить оладьи на сале. Каракатица что-то сегодня кочевряжится.
Томми и Анника были очень довольны. Вода блестела, переливалась на солнце и манила их.
- Давайте купаться, - предложил Томми.
Пиппи и Анника согласились. Вода была довольно холодная. Томми опустил большой палец ноги в воду, Анника сделала то же самое. Но каждый из них быстро отдернул ногу.
- А я придумала кое-что! - воскликнула Пиппи.
У самого берега лежал крошечный скалистый островок, на котором росло дерево. Ветви дерева свисали над водой. Пиппи забралась на дерево и привязала к ветке веревку.
- Смотрите, как надо, ясно вам?
Она ухватилась за веревку, раскачалась в воздухе и плюхнулась в воду.
- Вот так можно сразу окунуться! - крикнула она, вынырнув.
Томми с Анникой сначала побаивались, но это было так соблазнительно, что они решили попробовать. А после первого раза никак не могли остановиться. Потому что это было еще приятнее, чем казалось со стороны. Господин Нильссон тоже захотел с ними играть. Он спустился вниз по веревке, но за секунду до того, как плюхнуться в воду, со страшной быстротой вскарабкался наверх. И это он повторял каждый раз, хотя дети кричали, что он трус. Потом Пиппи придумала кататься на обломке доски со скалы в воду. Это тоже было здорово, потому что, когда доска шлепалась в воду, брызги летели во все стороны.
- Что же, по-вашему, этот Робинзон тоже съезжал на доске в воду? спросила Пиппи, стоя наверху и готовясь съехать вниз.
- Вроде нет, в книжке про это не написано.
- Так я и думала. И вообще его кораблекрушение просто ерунда какая-то. Что он там делал целыми днями? Может, вышивал крестиком? Берегись! Я покатила!
Пиппи заскользила вниз, а ее рыжие косички мотались из стороны в сторону.
Потом дети решили обследовать хорошенько необитаемый остров. Они втроем взгромоздились на лошадь, и она послушно потрусила вперед. Она скакала вверх и вниз по горушкам, через густой кустарник, сквозь частый ельник, по болоту, по маленьким лужайкам, усеянным полевыми цветами. Пиппи держала пистолет наготове и время от времени стреляла, а лошадь в испуге делала отчаянные прыжки.
- Вон там упал лев, - радостно сообщала Пиппи.
Или:
- Ну вот, этот людоед съел свою последнюю картофелину!
- По-моему, этот остров должен стать нашим навсегда, - сказал Томми, когда они возвратились в свой лагерь и Пиппи принялась жарить оладьи.
Пиппи и Анника согласились с ним.
Дымящиеся оладьи прямо с огня были просто объедение. У ребят не было ни тарелок, ни вилок, ни ножей, и Анника спросила:
- А можно нам есть руками?
- По мне, делайте как хотите, - ответила Пиппи, - но сама я по старой привычке буду есть ртом.
- Не надо, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, - сказала Анника.
Она взяла маленькой ручкой оладышек и с наслаждением запихала его в рот.
И вот снова наступил вечер. Костер погас. Тесно прижавшись друг к другу, с лицами, перепачканными жиром, лежали дети, укутанные одеялами. В щель палатки светила большая звезда. Шум океана мирно усыплял их.
- Сегодня нам надо отправляться домой, - жалобно сказал Томми на следующее утро.
- До чего противно, - подхватила Анника. - Я хотела бы остаться здесь на все лето. Но сегодня мама с папой возвращаются домой.
После завтрака Томми пошел прогуляться по берегу. И вдруг он громко взвыл:
- Лодка! Она исчезла!
Анника была сама не своя от ужаса. Как же они выберутся отсюда? Ясное дело, ей хотелось бы жить на острове все лето. Но совсем другое дело, когда знаешь, что нельзя попасть домой. И как расстроится бедная мама, когда увидит, что ее дети исчезли! При мысли об этом у Анники на глазах выступили слезы.
- Что с тобой, Анника? - спросила Пиппи. - Что такое, по-твоему, кораблекрушение? Что бы, по-твоему, сказал Робинзон Крузо, если бы за ним пришел корабль всего через два дня после того, как он попал на необитаемый остров? "Пожалте, господин Крузо, на корабль, вы спасены, мойтесь, брейтесь, стригите ногти на ногах!" Нет уж, спасибочки! Господин Крузо наверняка убежал бы и спрятался за кустом. Раз уж человеку посчастливилось попасть на необитаемый остров, так ему захочется жить там по крайней мере семь лет.
- Семь лет! - Анника вздрогнула, а Томми нахмурился.
- Я не говорю, что мы останемся здесь на сто лет, - успокоила их Пиппи. - Когда придет время Томми идти на военную службу, нам придется дать о себе знать.
Анника вовсе отчаялась. Пиппи посмотрела на нее, как бы раздумывая.
- Ну ладно, раз ты начинаешь нюнить, придется отправить письмо бутылочной почтой. Другого выхода у нас нет.
Она вытащила из мешка бутылку. Бумага и ручка у нее тоже нашлись. Она положила их на камень перед Томми.
- Давай пиши, у тебя лучше получается.
- Ну а что писать-то? - спросил Томми.
- Погоди, - задумалась Пиппи. - Пиши так: "Мы погибаем, помогите! Пропадаем на этом острове без нюхательного табачка целых два дня".
- Нет, Пиппи, так нельзя писать, - возмутился Томми. - Ведь это неправда. Не можем же мы писать - "без табачка".
- Ах неправда? А у тебя есть табак?
- Нет, у нас его и правда нет, но ведь он нам не нужен.
- Так вот я и хочу, чтобы ты написал "без нюхательного табачка целых два дня", - настаивала Пиппи.
- Но если мы это напишем, люди подумают, что мы нюхаем табак, уж это точно, - упрямился Томми.
- Послушай, Томми, скажи-ка мне, кто чаще сидит без табака - тот, кто нюхает его, или кто не нюхает?
- Ясное дело, тот, кто не нюхает, - ответил Томми.
- Ну тогда о чем спорить? Пиши как я говорю.
И Томми написал: "Мы погибаем, помогите! Пропадаем на этом острове без нюхательного табачка целых два дня".
Пиппи взяла бумажку, запихала ее в бутылку, закупорила бутылку пробкой и бросила в воду.
- Скоро сюда явятся нас спасать, - сказала она.
Бутылка проплыла немножко и застряла у корней ольхи возле самого берега.
- Надо швырнуть ее подальше, - предложил Томми.
- Чепуха! - возмутилась Пиппи. - Если бутылка уплывет далеко, наши спасители не будут знать, где мы находимся. А если она будет лежать здесь, мы сможем покричать им, когда они ее найдут. И они нас быстренько отыщут. - Пиппи уселась на берегу. - Лучше всего не сводить глаз с бутылки, - сказала она.
Томми и Анника сели рядом. Через десять минут Пиппи сказала нетерпеливо:
- Может, они думают, что нам делать нечего, кроме как сидеть и ждать, когда нас спасут? Куда они все подевались?
- Кто "они"? - спросила Анника.
- Те, кто будет нас спасать, - ответила Пиппи. - Вот халтурщики бессовестные! И как им не стыдно, ведь дело касается человеческой жизни!
Аннике стало казаться, что они в самом деле погибнут на этом острове. Но вдруг Пиппи подняла указательный палец вверх и крикнула:
- Ну и дела! До чего же я рассеянная! И как же я могла про это забыть?
- Про что ты забыла? - спросил Томми.
- Про лодку. Я же ее вытащила на берег. Вчера, когда вы храпели.
- А зачем ты это сделала? - спросил Томми с упреком.
- Я боялась, что она промокнет.
В одну минуту она притащила лодку, надежно спрятанную под елью. Пиппи столкнула ее в воду и угрюмо сказала:
- Вот им, пусть являются! Напрасно теперь они приедут спасать нас. Мы сами спасемся. Так им и надо. В другой раз будут поторапливаться.
- Хоть бы мы только успели домой раньше мамы с папой, - сказала Анника, когда они сидели в лодке и Пиппи, мощно ударяя веслами, гребла к берегу. - А то мама будет ужасно волноваться!
- Не думаю, - ответила Пиппи.
Но супруги Сеттергрен успели приехать домой на полчаса раньше детей. Ни Томми, ни Анники нигде не было видно. Но в почтовом ящике лежала бумажка, а на ней было написано: "Ни верьте пажалста што ваши дети умерли или исчезли вовси нет только, нимножка потерпели карабликрушение и скора вирнуца дамой. В этом клинусъ с приветом Пиппи.
ПИППИ ВСТРЕЧАЕТ ДОРОГОГО ГОСТЯ
Летним вечером сидели Пиппи, Томми и Анника у Пиппи на веранде и ели землянику, которую они собрали утром. Был такой прекрасный вечер с ароматом цветов, щебетанием птиц и... да, и с земляникой. Стояла тишина. Дети ели и почти не болтали. Томми и Анника думали о том, как замечательно, что сейчас лето и в школу еще не скоро. О чем думала Пиппи, лучше не догадываться.
- Пиппи, вот ты прожила на Вилле Вверхтормашками уже целый год, сказала Анника и обняла подругу.
- Да, время идет и становишься старой, - ответила Пиппи. - В конце осени мне стукнет десять, значит, лучшее время позади.
- А ты думаешь жить здесь всегда? - спросил Томми. - Ну, до того, когда вырастешь и станешь морской разбойницей?
- Откуда мне знать. Я думаю, не навсегда же мой папа останется на негритянском острове. Как только он построит новый корабль, обязательно приедет за мной.
Томми и Анника вздохнули.
Вдруг Пиппи, сидевшая на ступеньке веранды, резко выпрямилась.
- Глядите, да вот и он сам! - воскликнула она и показала на калитку.
Она промчалась по дорожке в три прыжка.
Томми и Анника несмело пошли за ней и увидели, как она бросилась на шею здоровенному толстяку с рыжими щетинистыми усами, на котором были синие матросские брюки.
- Папа Эфраим! - закричала Пиппи, повиснув у него на шее, и так сильно заболтала ногами, что ее большие туфли свалились на землю. - Папа Эфраим, как ты вырос!
- Пиппилотта Виктуалия Рульгардина Крусмюнта Эфраимсдоттер Длинныйчулок, мое любимое дитя! Я только что сам хотел сказать, как ты выросла.
- Я это поняла, - ответила Пиппи. - Поэтому и поторопилась сказать это первая, ха-ха!
- Малышка моя, ты такая же сильная?
- Еще сильнее. Давай поборемся?
- Так держать! - ответил папа Эфраим.
В саду стоял стол. Пиппи и ее папа сели, чтобы помериться силой, а Томми и Анника смотрели на них. Только один человек на свете был такой же сильный, как Пиппи, - ее папа. Они сели друг против друга и, сцепившись ладонями, стали давить - кто кого поборет. Под конец рука капитана Длинныйчулок все же слегка задрожала, и Пиппи сказала:
- Когда мне исполнится десять, я поборю тебя, папа.
И папа Эфраим был с ней согласен.
- Ой, надо же! Я забыла вас познакомить. Это Томми и Анника, а это мой папа - капитан Длинныйчулок. Ведь ты негритянский король, верно, папа?
- Совершенно верно, - ответил капитан Длинныйчулок, - я король куррекурредутских негров, на острове, который называется Куррекурредут. После того как меня сдуло ветром с корабля в море, я выплыл на берег этого острова. Ты ведь помнишь этот случай?
- Я так и думала, - сказала Пиппи, - я все время была уверена, что ты не утонул.
- Чтобы я да утонул? О нет, это так же невозможно, как верблюду пролезть в игольное ушко. Меня держит жир.
Томми и Анника посмотрели вопросительно на капитана.
- А почему вы, дядя, не в одежде негритянского короля? - спросил Томми.
- Она у меня в чемодане, - ответил капитан.
- Надень ее, надень ее! - закричала Пиппи. - Я хочу видеть своего папу в королевском наряде.
И они все вместе пошли в кухню. Капитан Длинныйчулок скрылся в спальне, а дети сели на дровяной ларь и стали ждать.
- Совсем как в театре! - сказала Анника, полная напряженного ожидания.
И вдруг - бум! Дверь отворилась, и на пороге показался негритянский король в набедренной повязке из полос лыка и с золотой короной на голове, на шее у него висела целая связка длинных бус. В одной руке он держал копье, в другой - щит. И больше ничего. Из-под набедренной повязки торчали толстые волосатые ноги, украшенные у щиколоток браслетами.
- Уссамукуссор туссур филибуссор! - сказал капитан и угрожающе нахмурил брови.
- Ух, он говорит на негритянском языке, - с восторгом сказал Томми. А что это значит, дядя Эфраим?
- Это значит: "Трепещите, мои враги! "
- Скажи, папа, а куррекурредуты не удивились, когда ты приплыл к ним на остров?
- Жутко удивились. Сначала они хотели съесть меня, но когда я вырвал из земли пальму голыми руками, то придумали кое-что получше: сделали меня королем. Тогда я стал править ими по утрам, а по вечерам строил корабль. Строить пришлось долго, ведь я все делал один. Правда, это был лишь небольшой парусник. Когда он был готов, я сказал куррекурредутам, что должен ненадолго покинуть их, но скоро вернусь и привезу с собой принцессу по имени Пиппилотта. Тогда они стали бить в барабаны и кричать: "Уссумплуссур, уссумплуссур!"
- А что это значит? - спросила Анника.
- Это значит: "Браво, браво!" Целых две недели я правил изо всех сил, чтобы правления хватило на время моего отсутствия. Потом я поднял парус и ушел в море, а куррекурредуты кричали: "Уссумкура куссомкара". А это значит: "Возвращайся поскорее, толстый белый вождь!" Тут я взял курс прямо на Сурабаю. И что, вы думаете, я увидел первым делом, спрыгнув на берег? Мою старую добрую шхуну "Попрыгунью". И моего старого доброго Фридольфа. Он стоял у поручней и махал мне изо всех сил. "Фридольф, сказал я, - теперь я буду снова командовать на борту". - "Есть, капитан!" - ответил он. Так что, Пиппи, вся старая команда на борту, а "Попрыгунья" стоит здесь, в гавани, и ты можешь повидать всех своих друзей.
И Пиппи так обрадовалась, что залезла на кухонный стол, сделала стойку на голове и задрыгала ногами. Но Томми и Анника все же немножко расстроились, оттого что у них отнимают Пиппи.
- А теперь мы устроим праздник! - закричала Пиппи, снова встав на ноги. - Такой праздник, что Вилла Вверхтормашками просто затрещит!
Она накрыла в кухне стол и устроила сытный ужин. Все сидели за столом и ели. Пиппи съела три яйца вкрутую вместе со скорлупой. Она то и дело кусала своего папу за ухо, чтобы показать, как она рада видеть его. Господин Нильссон, который лежал и спал, вдруг прискакал в кухню и, увидев капитана, стал от удивления тереть глаза.
- Нет, вы только посмотрите! - воскликнул капитан. - Значит, господин Нильссон все еще живет у тебя!
- Ясное дело, живет, у меня есть еще домашние животные, представь себе, - сказала Пиппи и привела лошадь, которой тоже дали пожевать яйцо вкрутую.
Капитан Длинныйчулок был очень доволен, что его дочка так славно устроилась на Вилле Вверхтормашками, и радовался, что у нее был чемодан с золотыми монетами и ей не пришлось бедствовать, пока его не было здесь.
Когда все наелись, капитан достал из своего чемодана барабан колдуна, в который куррекурредуты обыкновенно отбивают такт во время танцев или жертвоприношения. Капитан Длинныйчулок сел на пол и стал бить в барабан. Звук у барабана был глухой и странный, вовсе не похожий на барабанный бой, который доводилось слышать Томми и Аннике.
- Звучит по-негритянски, - пояснил Томми Аннике.
И Пиппи, сняв туфли, стала танцевать в одних чулках тоже очень странный танец. Под конец король Эфраим исполнил дикий военный танец, которому он научился на острове Куррекурредут. Он дико размахивал копьем и щитом, а его босые ноги стучали так сильно, что Пиппи закричала:
- Смотри, чтобы пол не провалился!
- Не беда! - отвечал капитан и продолжал кружиться. - Ведь теперь ты, моя любимая доченька, станешь куррекурредутской принцессой.
Тут Пиппи вскочила и стала танцевать со своим папой. Они выплясывали друг перед другом, громко хохотали, испускали дикие крики и делали такие прыжки, что у глядевших на них Томми и Анники голова шла кругом. Ясное дело, и у господина Нильссона тоже, потому что он все время сидел закрыв глаза.
Постепенно танец перешел в раунд борьбы между Пиппи и ее папой-капитаном. Капитан Длинныйчулок сделал такой бросок, что Пиппи залетела на полку для шляп, но там она сидела недолго. Она с ревом прыгнула через всю кухню на папу Эфраима. И секунду спустя она швырнула его так, что он, пролетев по кухне метеором головой вперед, приземлился прямо в дровяной ларь, задрав ноги кверху. Самому ему было оттуда не выбраться: во-первых, потому, что он был слишком толстый, а во-вторых, потому, что сильно хохотал. Пиппи схватила его за ноги, чтобы вытащить из ларя, но тут он захохотал так, что чуть не задохнулся. Дело в том, что он ужасно боялся щекотки.
- Не ще-ще-ще-щекоти меня! - взмолился капитан. - Брось меня в море или выкинь в окошко - делай что угодно, только не щекочи мне пятки!
Он хохотал с такой силой, что Томми с Анникой боялись, как бы ларь не треснул. Под конец он ухитрился выбраться из ларя и, как только встал на ноги, бросился на Пиппи и небрежно кинул ее так, что она, перелетев через всю кухню, нырнула прямо в печь лицом, а печка была полна золы и сажи.
- Ха-ха-ха! Вот вам и куррекурредутская принцесса, - с восторгом воскликнула Пиппи, обратив черное от сажи лицо к Томми и Аннике. Потом, снова издав победный клич, кинулась на папу. Она отволтузила его так, что лыко только трещало и разлеталось по всей кухне. Пиппи удалось положить папу на обе лопатки, она села на него верхом и спросила:
- Ну что, признаешь себя побежденным?
- Да, да, признаю, - согласился капитан.
Оба они засмеялись, Пиппи совсем тихонечко укусила папу за нос, а он сказал:
- Так весело мне не было с тех пор, как мы с тобой выставляли пьяных матросов из кабачка в Сингапуре!
Он залез под стол и достал свою корону.
- Вот бы куррекурредуты посмотрели, как их королевские регалии валяются в кухне под столом на Вилле Вверхтормашками.
Он надел корону на голову и стал расчесывать лохмы своей набедренной повязки, которая сильно поредела.
- Тебе придется отдать ее в художественную штопку, - предложила Пиппи.
- Не беда, зато мы славно повеселились.
Он сел на пол и вытер пот со лба.
- А скажи, Пиппи, дитя мое, часто ли ты врешь теперь?
- Ну да, вру, когда есть время, но не очень часто, - скромно ответила Пиппи, - ведь ты и сам-то мастер приврать.
- Да, я вру понемножку куррекурредутам вечером по субботам, если только они вели себя хорошо всю неделю. Мы устраиваем небольшие вечера вранья и песни с факельными танцами под барабанный аккомпанемент. Чем сильнее я завираю, тем громче они бьют в барабан.
- Надо же! - удивилась Пиппи. - Для меня так никто не бьет в барабан. Я хожу одна и вру сама себе до того здорово, что самой весело, но от этого никто даже на гребенке не сыграет. Недавно вечером, когда я легла спать, то наврала сама себе длинную историю про теленка, который умел плести кружева и лазить по деревьям. И подумать только, у меня это вышло до того складно, что я поверила каждому словечку! Я называю это "хорошо наврано"! Но чтобы для меня били в барабан - да ни в жизни!
- Ну тогда я сделаю это для тебя, - сказал капитан Длинныйчулок и выдал для своей дочери длинную барабанную дробь, а Пиппи сидела у него на коленях, прислонив свое перемазанное сажей лицо к его щеке, так что он стал такой же черный, как она.
Анника стояла и думала о чем-то. Она не знала, удобно ли это сказать, но не удержалась и сказала:
- А мама говорит, что врать некрасиво.
- Какая же ты глупая, Анника, - ответил ей Томми, - Пиппи врет не по-настоящему, а понарошку. Она выдумывает, ясно тебе, дуреха?