Астрид Линдгрен
Знаменитый сыщик Калле Блюмквист играет

   ASTRID LINDGREN
   Mästerdetektiven Blomkvist
   1946
 
   First published by Rabén & Sjögren Bokförlag, Stockholm
 
   Mästerdetektiven Blomkvist c Text: Astrid Lindgren 1946/Saltkrakan AB
   © Городинская-Валлениус Н., перевод на русский язык, 2014
   © Гапей А., иллюстрации, 2014
   © Оформление, издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2014
   Machaon®
 
   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
 
   © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
* * *
 

1

 
   — Кровь! Никакого сомнения! — воскликнул он, внимательно разглядывая в лупу красное пятнышко, потом перебросил трубку из одного угла рта в другой и вздохнул.
   Разумеется, это кровь. Что же ещё может появиться, когда порежешь палец? Красное пятнышко могло стать неопровержимым доказательством того, что сэр Генри, решив избавиться от своей жены, совершил одно из самых страшных преступлений, с которым когда-либо приходилось сталкиваться сыщику. Но, к сожалению, это совсем не так. Просто сыщик нечаянно порезался, когда чинил карандаш, — такова горькая правда.
   Так что сэр Генри тут совершенно ни при чём. Тем более что этого противного сэра Генри не существует в природе. Эх, до чего же обидно! Есть же счастливчики — рождаются в лондонских трущобах или в гангстерских кварталах Чикаго, где стрельба и убийства в порядке вещей. А он… Ка́лле неохотно оторвал взгляд от пятнышка и посмотрел в окно.
   Улица, именуемая Большой, спокойно и безмятежно дремала на летнем солнце. Цвели каштаны. Не было видно ни одного живого существа, кроме булочникова кота, который сидел на краю тротуара и облизывал лапки. Даже намётанный глаз самого искусного сыщика не мог бы обнаружить ничего, что указывало бы на какое-нибудь преступление. Гиблое дело быть сыщиком в этом городишке! Когда он, Калле, вырастет, то при первой же возможности отправится в лондонские трущобы. А может быть, всё-таки предпочесть Чикаго? Отец хочет, чтобы Калле начал помогать в лавке. В лавке! Он? Ну нет! Ведь им тогда будет не житьё, а малина, всем этим бандитам и убийцам Лондона и Чикаго. Они же совсем распоясаются без присмотра! А Калле в это время будет стоять в лавке, сворачивать кульки и отвешивать мыло и дрожжи… Нет уж, он не собирается стать каким-то торгашом. Или сыщик или никто! Пусть отец выбирает. Шерлок Холмс, Асбьёрн Краг, лорд Питер Уимси, Эркюль Пуаро[1], Калле Блюмквист! Он щёлкнул языком. И он, Калле Блюмквист, намерен превзойти их всех!
   — Кровь, никакого сомнения, — пробормотал он с довольным видом.
   На лестнице раздался грохот. Секунду спустя дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся, разгорячённый Андерс. Калле критически оглядел его и сделал кое-какие наблюдения.
   — Ты бежал, — сказал он тоном, не терпящим возражений.
   — Ясно, бежал. А ты думал, меня на носилках принесут, что ли? — раздражённо ответил Андерс.
   Калле незаметно спрятал трубку. Не то чтобы он боялся, что Андерс застанет его курящим украдкой. Просто в трубке не было табака. Но вообще трубка сыщику необходима, когда он размышляет. Даже если в данный момент табак кончился.
   — Может, пойдём погуляем? — спросил Андерс и плюхнулся на кровать Калле.
   Калле кивнул. Разумеется, он пойдёт! Что бы там ни было, а он обязан хоть один раз обойти улицы — вдруг там появилось что-нибудь подозрительное? Конечно, существуют полицейские. Но он прочёл уже достаточно книг, чтобы знать, чего эти полицейские сто́ят. Они не распознают убийцу, даже столкнувшись с ним нос к носу. Калле положил увеличительное стекло в ящик письменного стола, и они с Андерсом понеслись вниз по лестнице, сотрясая дом до самого основания.
   — Калле, не забудь вечером полить клубнику!
   Это мама выглянула из кухни. Калле успокаивающе помахал рукой. Да польёт он клубнику! Только попозже. Когда убедится, что по городу не шныряют тёмные личности с преступными намерениями. К сожалению, маловероятно, чтобы такие типы появились, но лучше быть начеку! А то получится как в фильме «Дело Бакстона». Уж, казалось бы, куда тише и безмятежнее городок, и вдруг — бац! — выстрел среди ночи, а потом — раз! — одно за другим четыре убийства. Негодяи на то и рассчитывают, что никому не придёт в голову заподозрить что-либо в таком маленьком городке в такой чудесный летний день. Да только они не знают Калле Блюмквиста!
   В нижнем этаже находилась лавка. На вывеске надпись: «Бакалейная торговля Виктора Блюмквиста».
   — Попроси у отца леденчиков, — сказал Андерс.
   Калле и самому пришла в голову эта отличная мысль. Он просунул нос в дверь. Там за прилавком стоял Виктор Блюмквист собственной персоной. Это и был папа.
   — Пап, я возьму немножко вон тех, полосатеньких?!
   Виктор Блюмквист бросил нежный взгляд на своё белобрысое чадо и что-то добродушно промычал. Калле запустил руку в ящик с леденцами и помчался к Андерсу, который ждал его на качелях под грушевым деревом.
   Но Андерс не выказал ни малейшего интереса к «тем, полосатеньким». С глупым выражением лица он уставился на какой-то предмет в саду булочника. Этим «предметом» была дочка булочника Ева-Лотта. Она сидела на качелях, в красном клетчатом платье, и, раскачиваясь, уплетала булочку. И, кроме того, она напевала, так как была разносторонне одарённой особой.
 
— Жила-была девчонка,
Звалася Жозефина,
Жозефина-фина-фина,
Жозе-жозе-жозе-фина…
 
 
   Чистый, приятный голосок отчётливо доносился до Андерса и Калле. Калле рассеянно протянул Андерсу леденцы, безнадёжно глядя на Еву-Лотту. Андерс так же рассеянно взял один, не менее безнадёжно глядя на Еву-Лотту. Калле вздохнул. Он безумно любил Еву-Лотту. Андерс тоже. Калле твёрдо решил жениться на Еве-Лотте, как только скопит достаточно денег на обзаведение хозяйством. Андерс тоже. Но Калле не сомневался, что она предпочтёт именно его. Сыщик, на чьём счету около четырнадцати раскрытых преступлений, — пожалуй, похлеще, чем машинист, которым собирался стать Андерс.
   Ева-Лотта качалась и пела, словно и не подозревала, что за ней наблюдают.
   — Ева-Лотта! — позвал Калле.
 
— Всего-то у ней было
Что швейная машина,
Ма-шина-шина-шина-шина,
Ма-ма-ма-ма-шина-шина… —
 
   невозмутимо продолжала распевать Ева-Лотта.
   — Ева-Лотта! — крикнули хором Калле и Андерс.
   — Ах, это вы! — сказала Ева-Лотта, весьма удивившись.
   Она слезла с качелей и милостиво подошла к забору, отделявшему её сад от сада Калле. В заборе не хватало доски — это Калле её сам вынул, что было очень удобно — позволяло беспрепятственно беседовать через дыру, а также лазить в сад к булочнику, не утруждая себя обходными путями. Андерс втайне страдал от того, что Калле живёт рядом с Евой-Лоттой. Всё-таки как-то несправедливо. Сам он жил далеко, совсем на другой улице, где вместе с родителями и маленькими братишками и сестрёнками ютился в комнатке с кухней над отцовской сапожной мастерской.
   — Ева-Лотта, пойдёшь с нами в город? — спросил Калле.
   Ева-Лотта с наслаждением проглотила остаток булки.
   — Почему бы нет! — Она стряхнула крошки с платья.
   И они пошли.
   Была суббота. Хромой Фредрик был уже навеселе и стоял, как обычно, возле дубильни, окружённый слушателями. Калле, Андерс и Ева-Лотта тоже подошли послушать, как Фредрик рассказывает о подвигах, которые он совершил на строительстве железной дороги в Нордланде.
   Слушая, Калле внимательно смотрел по сторонам. Он ни на минуту не забывал о своём долге. Ничего подозрительного? Увы, ничего! Но ведь известно, не всегда можно доверять даже самой невинной внешности. Уж лучше быть начеку! Вон, например, плетётся по улице мужчина с мешком на спине…
   — А вдруг, — зашептал Калле, толкая Андерса в бок, — а вдруг у него полный мешок краденого серебра?
   — А вдруг нет? — отозвался Андерс нетерпеливо; ему хотелось послушать Хромого Фредрика. — А вдруг ты совсем рехнёшься в один прекрасный день со своими детективными штучками?
   Ева-Лотта засмеялась. Калле промолчал. Он уже привык к тому, что его не понимают. Вскоре, как и следовало ожидать, подошёл полицейский и забрал Хромого Фредрика. Субботние вечера Фредрик обычно проводил в кутузке.
   — Наконец-то! — сказал Фредрик с упрёком, когда полицейский Бьёрк заботливо взял его под руку. — Стой тут и жди вас целый час! Никак вы у себя порядка не наведёте.
   Полицейский Бьёрк улыбнулся, сверкнув красивыми белыми зубами.
   — Пошли, пошли, — сказал он.
   Толпа слушателей рассеялась. Калле, Андерс и Ева-Лотта уходили неохотно. Они бы с удовольствием послушали Фредрика ещё.
   — До чего каштаны красивые! — Ева-Лотта залюбовалась деревьями, выстроившимися вдоль Большой улицы.
   — Да, неплохо, когда они цветут, — согласился Андерс. — Словно свечки горят.
   Тишина и покой царили в городке. Казалось, можно было ощутить, как наступает воскресенье. Тут и там в садах виднелись накрытые столы. Люди уже умылись после рабочего дня, оделись по-праздничному и теперь ужинали. Они болтали и смеялись, явно наслаждаясь отдыхом среди осыпанных цветами фруктовых деревьев. Андерс, Калле и Ева-Лотта бросали долгие взгляды в каждый сад, мимо которого проходили. Вдруг какая-нибудь добрая душа угостит их чем-нибудь? Нет, что-то не похоже…
   — Чем бы заняться? — вздохнула Ева-Лотта.
   В этот самый момент издали донёсся пронзительный свисток паровоза.
   — Семичасовой идёт, — заметил Андерс.
   — Я придумал, — сказал Калле. — Спрячемся за сиренью в саду у Евы-Лотты, привяжем к верёвочке свёрток и бросим его на улицу. Кто-нибудь подойдёт, увидит свёрток, захочет его взять, а мы ка-а-ак дёрнем за верёвку! Интересно посмотреть, какое у него будет лицо.
   — Что ж, вполне годится для субботнего вечера, — заключил Андерс.
   Ева-Лотта ничего не сказала, но одобрительно кивнула.
   Свёрток изготовили быстро, всё необходимое для этого имелось в «Бакалейной лавке Виктора Блюмквиста».
   — Можно подумать, в нём что-нибудь особенное, — заметила удовлетворённо Ева-Лотта.
   — А теперь посмотрим, кто клюнет на эту удочку, — сказал Андерс.
 
 
   Свёрток лежал на тротуаре и выглядел очень заманчиво. С первого взгляда было не так-то просто обнаружить, что он привязан к верёвке, исчезающей за кустами сирени в саду булочника.
   Внимательный прохожий мог, конечно, уловить хихиканье и шёпот за кустами. Однако фру[2] Петронелла Апельгрен, владелица самого большого в городе колбасного магазина, которая сейчас как раз проходила по улице, была не настолько внимательна, чтобы заподозрить что-нибудь неладное. Но свёрток она всё же увидела. Наклонившись не без труда, она протянула к нему руку.
   — Дёргай! — прошептал Андерс.
   И Калле дёрнул. Свёрток мгновенно исчез за кустами. Теперь даже фру Апельгрен не могла не услышать приглушённого смеха. Она разразилась целым потоком бранных слов. Ребята расслышали не всё, но до них несколько раз донеслись слова «исправительный дом». Петронелла Апельгрен явно считала его самым подходящим местом для таких негодников.
   За кустами воцарилась тишина. Фру Апельгрен выпустила последний залп брани и, ворча, отправилась дальше.
   — Здо́рово! — сказала Ева-Лотта. — Интересно, кто следующий. Надеюсь, такой же злющий.
   Но город словно вымер. Никто не появлялся, и компания за кустами совсем было собралась отказаться от своей затеи.
   — Стойте! Там кто-то идёт, — быстро прошептал Андерс.
   Из-за угла кто-то действительно появился и быстрыми шагами направился к калитке булочника. Это был высокий человек без шляпы, в сером костюме и с большим чемоданом в руке.
   — Приготовиться! — скомандовал шёпотом Андерс, когда человек остановился перед свёртком.
   И Калле приготовился. Но напрасно. Мужчина тихо свистнул и в следующую секунду наступил на свёрток.

2

   — Так как же тебя зовут, прелестная сеньора? — немного погодя спросил мужчина Еву-Лотту, когда она вместе со своими телохранителями выползла из-за кустов.
   — Ева-Лотта Лиса́ндер, — ответила она, ничуть не смутившись.
   — Я так и думал, — сказал мужчина. — Знаешь, ведь мы старые знакомые. Я тебя видел, когда ты была ещё совсем маленькой. Ты тогда лежала в люльке, пускала слюни и целыми днями кричала и безобразничала.
   Ева-Лотта нахмурилась. Она не могла себе представить, что когда-нибудь была такой маленькой.
   — Сколько же тебе сейчас лет? — спросил мужчина.
   — Тринадцать, — ответила Ева-Лотта.
 
 
   — Тринадцать лет, и уже двое кавалеров. Один блондин, другой брюнет. Ты, по-видимому, любишь разнообразие, — сказал он, ехидно улыбаясь.
   Ева-Лотта снова нахмурилась. Она не собиралась стоять здесь и выслушивать насмешки от человека, которого не знает.
   — А вы кто? — спросила она и подумала, что кто бы он ни был, а в детстве тоже небось пускал слюни.
   — Кто я? Я дядя Эйнар, двоюродный брат твоей мамы, прелестная сеньора. — Он дёрнул Еву-Лотту за светлый локон. — Кстати, как зовут твоих кавалеров?
   Ева-Лотта представила Андерса и Калле. Чёрная и белая головы вежливо склонились перед дядей Эйнаром.
   — Славные ребята, — сказал дядя Эйнар одобрительно. — Но не выходи за них замуж. Выходи лучше за меня. — И он загоготал. — Я построю тебе дворец, и ты там будешь бегать и играть с утра до вечера.
   — Вы для меня слишком старый, — дерзко возразила Ева-Лотта.
   Андерс и Калле чувствовали себя лишними. Что это ещё за долговязое несчастье свалилось на их головы?
   «Посмотрим приметы», — сказал себе Калле. Он взял за правило запоминать приметы всех, кто встречался ему на пути. Разве можно заранее поручиться, что все они окажутся порядочными?
   «Итак: волосы русые, зачёсаны назад, глаза карие, брови срослись, нос прямой, немного выступающие вперёд зубы, крупный подбородок, серый костюм, коричневые ботинки, шляпы нет, коричневый чемодан, называет себя дядей Эйнаром. Как будто всё. Да, вот ещё: маленький красный шрам на правой щеке».
   Калле постарался запомнить все детали.
   «Очень ехидный», — добавил он про себя.
   — Послушай, пигалица, мама дома? — спросил дядя Эйнар.
   — Да вон она!
   Ева-Лотта показала на женщину, идущую через сад. Когда женщина подошла, стало видно, что у неё такие же светлые волосы и весёлые голубые глаза, как и у Евы-Лотты.
   — Имею ли я честь быть узнанным? — Дядя Эйнар поклонился.
   — Господи боже мой, неужели это ты, Эйнар? Тебя же тысячу лет не было! Откуда ты свалился?
 
 
   Глаза фру Лисандер стали совсем круглыми от изумления.
   — С луны, — ответил дядя Эйнар. — Чтобы встряхнуть вас немного в вашей глуши!
   — И вовсе он не с луны, — сказала Ева-Лотта насупившись. — Он семичасовым приехал.
   — Такой же шутник, как и раньше, — заметила фру Лисандер. — Но почему ты не написал, что намерен приехать?
   — Ну нет, деточка! «Никогда не пиши о том, что можешь сообщить лично» — вот мой девиз. Ты же знаешь, какой я: что в голову взбредёт, то и делаю. Так и на этот раз, я подумал, что было бы неплохо взять небольшой отпуск, и тут вдруг вспомнил, что у меня есть очаровательнейшая кузина, которая живёт в очаровательнейшем городке. Ну как, примешь меня?
   Фру Лисандер наскоро соображала. Не очень-то легко принимать гостей вот так вот, с бухты-барахты. Да ладно, пусть живёт в мансарде.
   — А у тебя очаровательнейшая дочка, — сказал дядя Эйнар и ущипнул Еву-Лотту за щёку.
   — Ой, не надо! — вскрикнула она. — Больно ведь!
   — А я как раз и хотел, чтоб было больно, — ответил дядя Эйнар.
   — Конечно, мы тебе рады, — сказала фру Лисандер. — Ты надолго в отпуск?
   — Видишь ли, я ещё не знаю. Откровенно говоря, я собираюсь бросить свою теперешнюю работу. Думаю, уж не поехать ли мне за границу. У нас в стране человеку некуда податься, всё топчешься на месте.
   — И вовсе нет! — горячо возразила Ева-Лотта. — Наша страна — самая лучшая в мире!
   Склонив голову набок, дядя Эйнар посмотрел на Еву-Лотту.
   — Как ты выросла, Ева-Лотточка! — сказал он.
   И он опять загоготал, и этот смех уже определённо начинал надоедать Еве-Лотте.
   — Чемодан тебе мальчики отнесут, — сказала фру Лисандер.
   — Нет, нет, я сам.
   Ночью Калле проснулся оттого, что его в лоб укусил комар. А раз уж он всё равно не спал, то не мешало проверить, не совершается ли поблизости какое-нибудь преступление.
   Сначала Калле выглянул в окно на Большую улицу. Тихо, ни души… Тогда он посмотрел из-за шторы в другое окно, обращённое в сад булочника. Там, окружённый цветущими яблонями, стоял тёмный дом. Все спали, только в мансарде горел свет. На шторе чётко обозначилась тень мужчины.
   «А, дядя Эйнар! Фу, как по-дурацки он себя вёл!» — подумал Калле.
   Тень двигалась взад и вперёд, взад и вперёд без передышки. Определённо этот дядя Эйнар — беспокойная натура!
   «И чего он там мечется?» — подумал Калле и тут же юркнул в свою уютную постель.
   Уже в восемь часов утра в понедельник он услышал у себя под окном разбойничий посвист Андерса — условный сигнал троих друзей.
   Калле мгновенно оделся. Впереди был новый чудесный день. Каникулы! Ни уроков, ни домашних заданий, только и дела, что поливать клубнику да следить, не появились ли по соседству преступники. Ни то ни другое не было особенно затруднительным.
   Погода стояла чудесная. Калле выпил стакан молока, съел бутерброд и ринулся к двери. Мама не успела изложить и половины всех тех увещеваний и предупреждений, которые собиралась преподнести ему вместе с завтраком.
 
 
   Теперь оставалось только вызвать Еву-Лотту. Калле и Андерс почему-то считали не совсем удобным просто пойти и позвать её. Строго говоря, дружить с девчонками вообще не полагалось. Но что делать? С ней всё куда интереснее. Ева-Лотта не из тех, кто пасует, особенно если затевается что-нибудь увлекательное. В храбрости и ловкости она не уступит ни одному мальчишке. Когда перестраивали водонапорную башню, Ева-Лотта забралась по лесам так же высоко, как Андерс и Калле. А когда полицейский Бьёрк увидел их и посоветовал сию же минуту спуститься вниз, Ева-Лотта совершенно спокойно уселась на самом краю доски, где у любого закружилась бы голова, и, смеясь, крикнула ему:
   — Поднимитесь сюда и снимите нас!
 
 
   Она никак не ожидала, что полицейский Бьёрк поймает её на слове! Однако он был лучшим гимнастом в добровольном спортивном обществе города, и залезть на леса к Еве-Лотте было для него делом нескольких секунд.
   — Попроси папу, чтобы достал тебе трапецию, — сказал он. — Если ты свалишься с трапеции, будет хоть какая-то надежда, что ты не свернёшь себе шею!
   Потом он крепко обхватил Еву-Лотту за талию и спустился с нею вниз. Андерс и Калле уже слезли сами, причём с удивительной скоростью.
   С того раза ребята зауважали полицейского Бьёрка. И Еву-Лотту они тоже уважали, не говоря уже о том, что оба хотели жениться на ней.
   — Шутка ли — так ответить полицейскому! Это не всякая девчонка смогла бы да и не всякий парень! — заметил тогда Андерс.
   Или взять хотя бы тот тёмный осенний вечер, когда они устроили «концерт» этому зловредному бухгалтеру, который так мучает свою собаку. Они воткнули в замазку его окна иголку с ниткой, и Ева-Лотта водила по нитке канифолью до тех пор, пока невыносимое дребезжание стекла окончательно не вывело бухгалтера из себя. Он выскочил из дома и чуть не схватил Еву-Лотту. Но она живо перепрыгнула через изгородь и побежала к Боцманскому переулку, где её поджидали Андерс и Калле.
   Нет, на Еву-Лотту можно положиться, в этом Калле и Андерс не сомневались.
   Андерс снова засвистел по-разбойничьи в надежде, что Ева-Лотта его услышит. Она услышала и вышла. Но в двух шагах за нею плёлся дядя Эйнар.
   — Можно маленькому послушному мальчику тоже поиграть с вами? — спросил он.
   Калле с Андерсом так и опешили.
   — Например, в «Казаков-разбойников», — заржал дядя Эйнар. — Я буду разбойником.
   — Фу! — сказала Ева-Лотта.
   — Или пойдём посмотрим развалины замка, — предложил дядя Эйнар. — Они, наверное, ещё сохранились?
   Разумеется, сохранились. Развалины были величайшей городской достопримечательностью. Все туристы прежде всего ходили смотреть развалины, а уже потом потолочную роспись в церкви. Хотя в город, конечно, приезжало не так уж много туристов.
   Развалины находились на холме, возвышаясь над городком. Когда-то, в давно минувшие времена, некий вельможа построил здесь замок, а затем рядом с ним постепенно вырос городок. Он продолжал жить и процветать, а от старинного замка остались теперь только живописные руины.
   Калле, Андерс и Ева-Лотта ничего не имели против прогулки к замку. Это было одно из их излюбленных убежищ. В мрачных залах хорошо было играть в прятки, но ещё интереснее защищать крепость от штурмующего врага.
 
 
   Дядя Эйнар быстро шёл вверх по извилистой тропинке. Калле, Андерс и Ева-Лотта вприпрыжку поспевали следом. Время от времени они украдкой переглядывались и многозначительно подмигивали друг другу.
   — Я бы дал ему ведёрко и лопатку, пусть сидит себе где-нибудь да играет, — прошептал Андерс.
   — Так он и согласился! — возразил Калле. — Нет уж, если взрослым приспичит играть с детьми, их ничто не удержит, заруби себе это на носу!
   — Им обязательно подай какое-нибудь развлечение — вот в чём дело, — сказала Ева-Лотта. — Но он как-никак мамин двоюродный брат, так что придётся с ним повозиться, а то ещё раскапризничается. — Ева-Лотта довольно прыснула.
 
 
   — А вдруг у него длинный отпуск? Это ж с ума сойдёшь! — произнёс Андерс.
   — Ничего, он должен скоро за границу уехать, — утешила его Ева-Лотта. — Ты же слышал, он сам сказал, что в этой стране ему не жизнь.
   — По мне, пусть едет, я не запла́чу, — заметил Калле.
   Вокруг развалин цвели густые заросли шиповника. Гудели шмели. В жарком воздухе дрожало марево, но в замке было прохладно. Дядя Эйнар огляделся и остался вполне доволен.
   — Жалко, что нельзя попасть в подземелье, — сказал Андерс.
   — Почему нельзя? — поинтересовался дядя Эйнар.
   — Там теперь толстенная дверь, и она заперта, — объяснил Калле. — Внизу, должно быть, много всяких переходов и закоулков и очень сыро, вот они и не хотят, чтобы кто-нибудь туда ходил. А ключ, кажется, у бургомистра.
   — Там уже столько людей ноги переломали, падая, — добавил Андерс. — А один ребёнок чуть не заблудился. С тех пор туда никого и не пускают. А жалко: как было бы здорово!
   — Вам правда хочется туда пойти? — спросил дядя Эйнар. — А то я, пожалуй, могу вам это устроить.
   — Ой, а как? — удивилась Ева-Лотта.
   — А вот так, — ответил дядя Эйнар.
   Он вынул из кармана какую-то штучку, немного повозился с замком, и дверь со скрипом отворилась. Поражённые дети смотрели то на дядю Эйнара, то на дверь. Чистое колдовство!
   — Как же это? Можно мне посмотреть? — Калле сгорал от нетерпения.
   Дядя Эйнар показал маленький металлический предмет.
   — Это что, отмычка? — спросил Калле.
   — Она самая, — ответил дядя Эйнар.
   Калле был на седьмом небе. Он так много читал об отмычках и ни разу ни одной не видел.
   — Можно мне её подержать? — попросил он.
   Калле благоговейно взял отмычку, потрясённый величием момента, но тут же насторожился: в книгах с отмычками ходили главным образом всякие подозрительные личности. Этот вопрос требовал ясности.
   — А почему у вас отмычка? — спросил он.
   — Потому что я не люблю запертых дверей, — сухо ответил дядя Эйнар.
   — Ну, пойдёмте же вниз, — позвала Ева-Лотта. — Есть вещи поинтереснее ваших отмычек, — добавила она, словно всю жизнь только и делала, что открывала замки отмычками.
   Андерс уже спускался по полуразрушенной лестнице в подземелье. Его карие глаза горели жаждой приключений. До чего здорово! Подумаешь, какая-то отмычка… Вот старинные темницы — это да! Казалось, стоит только прислушаться — и услышишь звон цепей, которыми были скованы несчастные узники сотни лет назад.
   — Надеюсь, тут нет привидений, — заметила Ева-Лотта, спускаясь по лестнице и робко озираясь по сторонам.
   — Кто его знает! — сказал дядя Эйнар. — А вдруг выскочит старое, замшелое привидение да как ущипнёт тебя! Вот так!
   — Ай! — вскрикнула Ева-Лотта. — Перестаньте щипаться! Ну вот, теперь будет синяк, уж я знаю.
   Она возмущённо растирала себе руку. Калле и Андерс шныряли вокруг, как две ищейки.
   — Вот если бы можно было остаться тут сколько хочешь, — мечтательно произнёс Андерс, — и начертить план всего подземелья, а потом устроить здесь тайник.
   Он заглянул в тёмные переходы, разветвлявшиеся в разные стороны.