Страница:
Директор ВМИИЗа, бригадный генерал Кальвин Кильбургер, вовсе не имел желания поднимать тревогу на весь мир только на основании этих трех случаев, жертвы которых поступили к ним лишь вчера. Он терпеть не мог раскачивать лодку, опасаясь выглядеть в глазах других паникером. Более того, он вовсе не собирался делиться успехом с другими лабораториями, в особенности – с давним и главным соперником ВМИИЗа, Центром контроля над инфекционными заболеваниями в Атланте.
А между тем напряжение во ВМИИЗе все возрастало, и Софи Рассел, возглавлявшая группу ученых, продолжала работать.
Первые пробы крови она получила в субботу, в три часа ночи, и немедленно отправилась к себе в лабораторию, находившуюся на четвертом уровне, чтобы подвергнуть эти пробы анализу. Там, в небольшой наглухо запертой раздевалке, она сняла с себя всю одежду, наручные часы и кольцо, которое подарил ей Джон Смит, когда она согласилась выйти за него замуж. Лишь на секунду остановилась, взглянула на кольцо и улыбнулась, вспомнив о Джоне. В памяти всплыло его красивое лицо – черты американского индейца, широкие скулы, черные волосы, а вот глаза такие удивительно синие! Эти глаза заинтриговали ее с первой же секунды. Увидев Джона, она тогда подумала, как, должно быть, заманчиво падать и падать в глубину этих темно-синих глаз. И еще ей нравилось, как он двигался, плавно, бесшумно и быстро, словно какой-нибудь зверь из джунглей, приручить которого удается далеко не всякому. Ей нравилось заниматься с ним любовью, нравились страсть и возбуждение, которые оба они испытывали при этом. Но все это объяснялось просто – Софи была безумно, страстно влюблена в него.
Они как раз разговаривали по телефону, когда ее вызвали сюда, в лабораторию.
«Дорогой, мне надо бежать. Звонят из лаборатории по другой линии. Срочный вызов».
«В такой-то час? Неужели дело не терпит до утра? Ведь тебе надо отдохнуть».
Она усмехнулась. «Ты позвонил, и я как раз отдыхала. Если уж быть до конца точной, крепко спала. И тут вдруг телефон».
«Но я знал, что ты захочешь поболтать со мной. Тебе передо мной не устоять, верно?»
Она расхохоталась. «Это уж точно! Хочется говорить с тобой дни и ночи напролет. Скучаю по тебе каждую секунду, с тех пор как ты улетел в Лондон. И рада, что ты пробудил меня от крепкого и здорового сна и что я могу сказать тебе все это».
Настал его черед смеяться. «Я тоже люблю тебя, дорогая».
И вот теперь, вспоминая об этом, она глубоко вздохнула. Закрыла глаза. Сделала над собой усилие и выбросила из головы Джона Смита. Ее ждет срочная работа.
Она быстро переоделась в стерильный хирургический комбинезон зеленого цвета. Открыла тяжелую дверь и босиком прошла на уровень биологической безопасности Два, находившийся под отрицательным давлением, чтобы не допустить проникновения загрязняющих веществ на уровни два, три и четыре. Оказавшись внутри, пробежала мимо душевой кабинки в ванную, где у нее хранились чистые белые носки.
Надев носки, она поспешила на уровень три. Там натянула на руки латексные хирургические перчатки, потом приклеила их раструбами к рукавам комбинезона. Повторила ту же процедуру с носками, их края приклеились к штанинам. Проделав все это, она облачилась в свой персональный ярко-голубой защитный скафандр из пластика, напоминавший наряд космонавта. Внутри слабо попахивало резиной и еще чем-то – так пахнет в пластмассовом ведре. Тщательно проверила все застежки. Затем опустила на лицо прозрачный и гибкий шлем, застегнула скафандр на длинную «молнию» и сняла со стены желтый шланг.
Подсоединила шланг к скафандру. С тихим шипением воздух начал поступать в массивный костюм космонавта. Закончив, она отсоединила шланг и прошла через тяжелую стальную дверь в воздушный шлюз при Уровне Четыре, снабженный распылителями для воды и химикатов, для последнего, обеззараживающего душа.
И вот наконец дверь на уровень четыре отворилась. Зона повышенной опасности.
Теперь ей никак нельзя было торопиться. Она осторожно продвигалась вперед шаг за шагом. Отныне ее единственным оружием были точные и неспешные движения. И чем точней они будут, тем большей скорости удастся достичь. Вот почему вместо того, чтобы натягивать руками тяжелые резиновые желтые сапоги, она привычным и ловким движением согнула в колене сперва одну ногу и, держа ее под нужным углом, сунула ступню в сапог. Затем проделала то же со вторым.
И прошла, насколько это возможно быстро, по узким коридорам к своей лаборатории. Уже там натянула третью пару перчаток из латекса. С величайшей осторожностью извлекла из холодильника-контейнера пробы крови и принялась за работу по выделению вируса.
Все последующие двадцать шесть часов она не думала ни о еде, ни о сне. Она жила в лаборатории, изучала вирус через электронный микроскоп. И, к собственному удивлению, исключила вместе со своей командой саму возможность того, что это мог оказаться Эбола, Марбург, любой другой филовирус. Впрочем, форму он имел характерную для большинства вирусов – выглядел под микроскопом эдаким волосатым шариком. Едва увидев его и помня, что причиной смерти стал синдром острой респираторной недостаточности, Софи подумала: «Это гантавирус, типа того, что в 1993 году убил молодых спортсменов в резервации Навахо». Во ВМИИЗе работали настоящие эксперты по гантавирусам. Легендарному Карлу Джонсону еще в 1970-м удалось выделить и идентифицировать первый такой вирус.
Учитывая это, она использовала в работе метод под названием иммуноблоттинг, позволяющий проверить патоген на хранившихся в банке крови ВМИИЗа замороженных пробах, взятых у жертв различных гантавирусов со всего мира. Он не среагировал ни на одну. Немало удивленная, она провела реакцию цепи полимеразы – с целью составить хотя бы приблизительное представление о последовательности расположения ДНК вируса. В этом отношении он не походил ни на один из известных ей гантавирусов, однако она все же составила на всякий случай предварительную генетическую карту – вдруг пригодится. Больше всего ей хотелось, чтоб Джон был сейчас здесь, с ней, а не в такой дали, в Лондоне, на конференции ВОЗ.
Озабоченная тем, что так и не получила до сих пор сколько-нибудь определенного ответа, Софи усилием воли заставила себя выйти из лаборатории. Своих помощников она уже давно отправила спать. И вот теперь занялась хлопотной процедурой – стащила с себя защитный скафандр, прошла через обеззараживающий душ и, наконец, переоделась в обычную свою одежду.
Поспав часа четыре – ей этого вполне достаточно, пыталась убедить она сама себя, – Софи поспешила в кабинет и принялась изучать результаты тестов. Вскоре проснулись и остальные члены ее команды, и она велела им разойтись по лабораториям.
Голова у Софи болела, в горле пересохло. Она достала из мини-холодильника бутылку минеральной воды и вернулась к столу. На стене в кабинете висели три снимка в рамочках. Она не спеша пила воду и не сводила с них глаз, они привлекали ее, как свет влечет ночную бабочку. На одном – они с Джоном. Оба в купальных костюмах, этот снимок был сделан прошлым летом в Барбадосе. Как весело провели они тогда свой первый и единственный отпуск! На втором был Джон в военной форме – в тот день он получил звание подполковника. А на последнем красовался молоденький капитан с буйными черными волосами, грязным лицом и пронзительно-синими глазами. Он стоял в пропыленной насквозь униформе на фоне палатки, снимок был сделан где-то в иракской пустыне.
Она страшно по нему соскучилось, он был нужен ей здесь, в лаборатории, для работы. И вот рука Софи потянулась к телефону, чтоб позвонить в Лондон. Но она тут же остановила себя. В Лондон его послал Кильбургер. По мнению генерала, каждое задание должно быть выполнено до конца и в срок. Ни днем раньше, ни днем позже. Джон прилетает только через несколько часов. И тут вдруг она подумала, что он прямо из аэропорта помчится домой. А ее там нет, и она его не ждет. Она снова сделала над собой усилие и приказала себе не думать об этом.
Софи посвятила себя науке, и ей на этом пути сопутствовала удача. О замужестве она уже давно перестала мечтать. Влюбиться – возможно, но чтоб замуж?.. Нет. Редко какой мужчина захочет иметь жену, целиком поглощенную любимой работой. Но Джон ее понимал. Мало того, страшно ценил тот факт, что Софи, изучая какую-либо клетку, может обсуждать с ним ее строение, цвет и функции во всех деталях. В свою очередь, ее вдохновляло постоянное любопытство Джона, его неутолимая жажда знаний. Они, как бывает с малыми ребятишками в детском саду, обрели друг в друге любимого партнера по увлекательной игре, идеально подходили друг другу не только с точки зрения профессий, но и по темпераменту. Оба были страшно целеустремленными, страстными людьми, влюбленными в жизнь и друг в друга.
Она никогда не была так счастлива и понимала, что за это следовало благодарить Джона.
Нетерпеливо встряхнув головой, Софи вернулась к своему компьютеру и вновь стала просматривать данные анализов, в поисках того, что, возможно, пропустила прежде. И не нашла ничего нового или важного для себя.
Поступили новые данные по ДНК, и она принялась изучать их, продолжая перебирать в уме все клинические сведения по этому вирусу. И тут вдруг у нее возникло странное ощущение.
Она уже где-то видела этот вирус – или же другой, но невероятно похожий. Но где?..
Она пыталась вспомнить. Судорожно рылась в памяти. Перебирала события прошлого.
Но ничто не приходило на ум. И вот наконец она прочитала отчет одного из членов ее группы, где высказывалось предположение, что новый вирус сродни Мачупо, одному из первых вирусов, вызывающих геморрагическую лихорадку. И открыт он был все тем же Карлом Джонсоном.
Африка ей ни о чем не говорила. Может, Боливия?..
Перу!
Еще студенткой она проводила там антропологические исследования, и…
Виктор Тремонт.
Да, именно так его звали. Биолог по образованию, он тоже работал тогда в Перу. Собирал растения и образцы грязей, исследовал возможность их применения в медицине и делал это по заказу… какой же компании? Какой-то фармацевтической фирмы… Есть, вспомнила – «Блэнчард Фармацевтикалз».
Она вернулась к компьютеру, быстро вошла в Интернет и нажала клавишу поиска. И нашла «Блэнчард» почти тотчас же в Лонг-Лейк, штат Нью-Йорк. А Виктор Тремонт являлся президентом и главным менеджером этой компании. Она взялась за телефон и набрала номер.
Было воскресенье, но в таких гигантских корпорациях принимают важные звонки круглосуточно, без выходных. И в «Блэнчард» ей ответили. Ответил мужской голос, и когда Софи спросила, нельзя ли связаться с Тремонтом, голос вежливо попросил ее подождать. Пытаясь сдержать нетерпение, она нервно барабанила пальцами по столу.
И вот наконец, после целой серии щелчков и томительного молчания на линии, в трубке прорезался другой мужской голос. На сей раз нейтральный и даже какой-то безжизненный:
– Позвольте узнать ваше имя и дело, по которому вы звоните доктору Тремонту?
– Софи Рассел. Скажите, что мы познакомились в Перу.
– Подождите, пожалуйста. – Снова молчание, а затем: – Говорите, мистер Тремонт у аппарата.
– Мисс… Рассел? – По всей видимости, он уточнял имя, записанное помощником в блокноте. – Чем могу помочь? – Голос приятный, низкий, но в нем отчетливо улавливаются начальственные нотки. Сразу чувствуется, что этот человек привык командовать людьми.
И она ответила скромно, но с достоинством:
– Вообще-то теперь уже доктор Рассел. Мое имя вам ничего не говорит?
– Боюсь, что нет. Но вы упомянули Перу, а я прекрасно помню то время. Было это лет двенадцать-тринадцать назад, если не ошибаюсь? – Видимо, он специально выбрал такой нейтральный тон и притворяется, что не помнит, – на тот случай, если она вдруг начнет просить у него работу.
– Тринадцать, и вас я очень хорошо помню, – нарочито небрежным тоном заметила она. – Помните реку Караибо, летний лагерь? Я работала там с группой антропологов, выпускников Сиракузского университета, а вы собирали биологические материалы, могущие представлять интерес для медицины. Я звоню, чтобы спросить вас о вирусе, который вы обнаружили в одном из местных племен. Туземцы называли их Людьми с Обезьяньей Кровью.
Сидевший в своем огромном кабинете Виктор Тремонт вдруг испытал прилив страха. И тут же подавил его. Развернулся в кресле и посмотрел на озеро за окном, поверхность которого блестела, как ртуть, в лучах утреннего солнца. На другой его стороне простирался густой сосновый лес, соснами поросли и склоны высоких гор, тающие в туманной дымке.
Несколько раздосадованный тем, что его упрекнули в плохой памяти, Виктор Тремонт снова развернулся в кресле. В голосе его зазвучали дружеские нотки:
– Вот теперь вспомнил. Такая симпатичная белокурая леди, целиком поглощенная наукой. Я еще тогда понял, что вы добьетесь успехов в антропологии. Я не ошибся?
– Ошиблись. Я защитила докторскую по клеточной и молекулярной биологии. Именно поэтому мне и нужна ваша помощь. Я работаю в Форт-Детрике, в Военно-медицинском научно-исследовательском центре по изучению инфекционных заболеваний. И мы тут столкнулись с вирусом, который страшно похож на тот, что обнаружили в Перу. Некий неизвестный ранее вид вируса, вызывающий головную боль, сильный жар и острую форму синдрома респираторной недостаточности. Он способен убить совершенно здорового человека за несколько часов, причем сопровождается все это сильнейшим кровотечением из легких. Это вам о чем-нибудь говорит, доктор Тремонт?
– Можете называть меня просто Виктор. А ваше имя, если мне не изменяет память, кажется… Сьюзан… Салли… что-то в этом…
– Софи.
– Ах, ну да, конечно! Софи Рассел. Форт-Детрик, – медленно произнес он, словно записывая эти слова. – Рад слышать, что вы не ушли из науки. Мне и самому иногда до смерти хочется посидеть в лаборатории, а не заниматься всей этой сумасшедшей организационной деятельностью. Но реку не повернуть вспять, верно? – И он засмеялся.
– Так вы помните этот вирус? – спросила она.
– Нет. Не припоминаю. Вскоре после Перу занялся коммерцией и управлением – возможно, поэтому и вылетело из памяти. Как я уже говорил, это было так давно. Но, исходя из того, что я помню из молекулярной биологии, ваш сценарий маловероятен. Должно быть, вы путаете его с целой серией вирусов, с которой нам довелось тогда столкнуться. Увы, этого добра всегда более чем достаточно. Нет, не помню.
Растерянная и разочарованная Софи продолжала прижимать трубку к уху.
– Но я совершенно точно помню, что у Людей с Обезьяньей Кровью удалось выделить именно этот вид. И время здесь совершенно ни при чем. Правда, тогда, в Перу, я не предполагала, что стану заниматься биологией, и уж тем более – на клеточном и молекулярном уровне. И еще более странно, что даже нахожу в этом удовольствие.
– Люди с Обезьяньей Кровью? Необычное название. И знаете, я действительно припоминаю, там было племя с таким оригинальным названием.
Софи оживилась. В голосе ее прозвучали нетерпеливые нотки:
– Доктор Тремонт, послушайте меня, пожалуйста. Это страшно важно. Жизненно важно. Мы только что зарегистрировали три случая заболевания этим вирусом, столь схожим с тем, что был обнаружен в Перу. И там, у туземцев, было какое-то средство, позволяющее побороть болезнь в восьмидесяти случаях из ста. Кажется, надо было выпить кровь какой-то определенной обезьяны. Помню, как вы тогда удивились, услышав это.
– До сих пор удивляюсь, – сказал Тремонт. (Нет, память у этой дамочки просто фантастическая, даже на нервы действует.) – Чтоб у первобытного племени каких-то там индейцев имелся способ победить смертельную болезнь? Лично мне об этом ничего не известно, – не моргнув глазом, солгал он. – А вот описание симптомов знакомо, это определенно. И что же говорят по этому поводу ваши коллеги? Уверен, кто-нибудь из них тоже наверняка работал в Перу.
Она вздохнула.
– Сперва я хотела проверить у вас. Мы уже неоднократно поднимали ложную тревогу, и действительно, много воды утекло с тех пор, как я была в Перу. Но раз вы не припоминаете… – Голос ее замер. Она была страшно разочарована. – Нет, я просто уверена, вирус там был. Что ж, возможно, мне стоит связаться с Перу. Должны же там регистрировать вспышки необычных заболеваний среди индейцев.
Виктор Тремонт нервно повысил голос:
– Уверен, в этом нет никакой необходимости. У меня сохранились записи о том путешествии. По разным растениям, представляющим интерес для фармакологии. Возможно, я и об этом вирусе что-то тогда написал.
Софи обрадовалась:
– О, если б вы их нашли и просмотрели, это было бы замечательно! Только поскорей.
– Идет, – Тремонт усмехнулся. (Попалась-таки на крючок.) – Все эти дневники и заметки хранятся у меня дома. То ли в подвале, а может, на чердаке. Давайте созвонимся завтра.
– Страшно благодарна вам, Виктор. Возможно, весь мир вскоре будет вам благодарен. Значит, до завтра? Вы не представляете, насколько это важно! – И она продиктовала ему свой номер телефона.
– Думаю, что представляю, – заверил ее Виктор. – Перезвоню. Самое позднее – завтра утром.
Повесив трубку, он снова резко развернулся в кресле и уставился на посветлевшее в лучах солнца озеро и высокие горы, которые вдруг стали казаться ближе и просто подавляли своим величием. Он встал и подошел поближе к окну.
Виктор Тремонт был высоким мужчиной среднего телосложения с несколько необычным типом лица, с которым природе удалось сыграть одну из своих шуток, впрочем, ничуть не злую. В юности у него был непропорционально большой нос, оттопыренные уши и впалые щеки, но постепенно, с возрастом, он превратился в довольно интересного мужчину. Теперь ему было под пятьдесят, щеки округлились и уже не казались впалыми. Орлиный профиль, безупречно гладкая кожа, аристократические черты. Нос был идеальных размеров – прямой и крупный, достойный того, чтобы украшать лицо истинного английского джентльмена. С загорелой кожей прекрасно сочетались густые серебристо-седые волосы. Подобное лицо всегда привлекает внимание, куда бы ни направился его обладатель. Но сам Виктор прекрасно знал, что дело вовсе не в физической привлекательности, а в уверенности в себе. Присущая ему аура власти – вот что в первую очередь привлекает людей, особенно слабых, делает его совершенно неотразимым.
Несмотря на данное Софи Рассел обещание, Виктор Тремонт и не думал торопиться домой, искать там какие-то старые записи. Невидящим взором смотрел он на горы и озеро, пытаясь хоть как-то успокоиться. Он был вне себя от злобы и раздражения.
Софи Рассел. Господи, это надо же, Софи Рассел!..
Кто бы мог подумать!.. Сперва он не узнал ее, даже когда она назвала свое имя. Да и к чему ему помнить имена каких-то ничего не значащих студентов, с которыми случайно встретился так давно. Впрочем, вряд ли и они его помнили. А вот Рассел запомнила. Что за мозги у этой дамочки? Нет, по всей видимости, это для нее действительно очень важно. Он неодобрительно покачал головой. Если разобраться, особых проблем с ней возникнуть не должно. Так, мелкая помеха, неприятность, не более. И все же дело с ней иметь придется, так просто она от него не отвяжется. Он отпер потайной ящик массивного письменного стола, достал сотовый телефон и набрал номер.
Безжизненный голос со слабым акцентом ответил:
– Да?
– Надо поговорить, – бросил в трубку Тремонт. – У меня в конторе. Через десять минут. – Он нажал на кнопку и вернул сотовый телефон в потайной ящик. Затем снял трубку обычного телефона, стоявшего на столе. – Мюриэл? Соедините меня с генералом Каспаром из Вашингтона.
Глава 3
9.14 утра, понедельник, 13 октября
А между тем напряжение во ВМИИЗе все возрастало, и Софи Рассел, возглавлявшая группу ученых, продолжала работать.
Первые пробы крови она получила в субботу, в три часа ночи, и немедленно отправилась к себе в лабораторию, находившуюся на четвертом уровне, чтобы подвергнуть эти пробы анализу. Там, в небольшой наглухо запертой раздевалке, она сняла с себя всю одежду, наручные часы и кольцо, которое подарил ей Джон Смит, когда она согласилась выйти за него замуж. Лишь на секунду остановилась, взглянула на кольцо и улыбнулась, вспомнив о Джоне. В памяти всплыло его красивое лицо – черты американского индейца, широкие скулы, черные волосы, а вот глаза такие удивительно синие! Эти глаза заинтриговали ее с первой же секунды. Увидев Джона, она тогда подумала, как, должно быть, заманчиво падать и падать в глубину этих темно-синих глаз. И еще ей нравилось, как он двигался, плавно, бесшумно и быстро, словно какой-нибудь зверь из джунглей, приручить которого удается далеко не всякому. Ей нравилось заниматься с ним любовью, нравились страсть и возбуждение, которые оба они испытывали при этом. Но все это объяснялось просто – Софи была безумно, страстно влюблена в него.
Они как раз разговаривали по телефону, когда ее вызвали сюда, в лабораторию.
«Дорогой, мне надо бежать. Звонят из лаборатории по другой линии. Срочный вызов».
«В такой-то час? Неужели дело не терпит до утра? Ведь тебе надо отдохнуть».
Она усмехнулась. «Ты позвонил, и я как раз отдыхала. Если уж быть до конца точной, крепко спала. И тут вдруг телефон».
«Но я знал, что ты захочешь поболтать со мной. Тебе передо мной не устоять, верно?»
Она расхохоталась. «Это уж точно! Хочется говорить с тобой дни и ночи напролет. Скучаю по тебе каждую секунду, с тех пор как ты улетел в Лондон. И рада, что ты пробудил меня от крепкого и здорового сна и что я могу сказать тебе все это».
Настал его черед смеяться. «Я тоже люблю тебя, дорогая».
И вот теперь, вспоминая об этом, она глубоко вздохнула. Закрыла глаза. Сделала над собой усилие и выбросила из головы Джона Смита. Ее ждет срочная работа.
Она быстро переоделась в стерильный хирургический комбинезон зеленого цвета. Открыла тяжелую дверь и босиком прошла на уровень биологической безопасности Два, находившийся под отрицательным давлением, чтобы не допустить проникновения загрязняющих веществ на уровни два, три и четыре. Оказавшись внутри, пробежала мимо душевой кабинки в ванную, где у нее хранились чистые белые носки.
Надев носки, она поспешила на уровень три. Там натянула на руки латексные хирургические перчатки, потом приклеила их раструбами к рукавам комбинезона. Повторила ту же процедуру с носками, их края приклеились к штанинам. Проделав все это, она облачилась в свой персональный ярко-голубой защитный скафандр из пластика, напоминавший наряд космонавта. Внутри слабо попахивало резиной и еще чем-то – так пахнет в пластмассовом ведре. Тщательно проверила все застежки. Затем опустила на лицо прозрачный и гибкий шлем, застегнула скафандр на длинную «молнию» и сняла со стены желтый шланг.
Подсоединила шланг к скафандру. С тихим шипением воздух начал поступать в массивный костюм космонавта. Закончив, она отсоединила шланг и прошла через тяжелую стальную дверь в воздушный шлюз при Уровне Четыре, снабженный распылителями для воды и химикатов, для последнего, обеззараживающего душа.
И вот наконец дверь на уровень четыре отворилась. Зона повышенной опасности.
Теперь ей никак нельзя было торопиться. Она осторожно продвигалась вперед шаг за шагом. Отныне ее единственным оружием были точные и неспешные движения. И чем точней они будут, тем большей скорости удастся достичь. Вот почему вместо того, чтобы натягивать руками тяжелые резиновые желтые сапоги, она привычным и ловким движением согнула в колене сперва одну ногу и, держа ее под нужным углом, сунула ступню в сапог. Затем проделала то же со вторым.
И прошла, насколько это возможно быстро, по узким коридорам к своей лаборатории. Уже там натянула третью пару перчаток из латекса. С величайшей осторожностью извлекла из холодильника-контейнера пробы крови и принялась за работу по выделению вируса.
Все последующие двадцать шесть часов она не думала ни о еде, ни о сне. Она жила в лаборатории, изучала вирус через электронный микроскоп. И, к собственному удивлению, исключила вместе со своей командой саму возможность того, что это мог оказаться Эбола, Марбург, любой другой филовирус. Впрочем, форму он имел характерную для большинства вирусов – выглядел под микроскопом эдаким волосатым шариком. Едва увидев его и помня, что причиной смерти стал синдром острой респираторной недостаточности, Софи подумала: «Это гантавирус, типа того, что в 1993 году убил молодых спортсменов в резервации Навахо». Во ВМИИЗе работали настоящие эксперты по гантавирусам. Легендарному Карлу Джонсону еще в 1970-м удалось выделить и идентифицировать первый такой вирус.
Учитывая это, она использовала в работе метод под названием иммуноблоттинг, позволяющий проверить патоген на хранившихся в банке крови ВМИИЗа замороженных пробах, взятых у жертв различных гантавирусов со всего мира. Он не среагировал ни на одну. Немало удивленная, она провела реакцию цепи полимеразы – с целью составить хотя бы приблизительное представление о последовательности расположения ДНК вируса. В этом отношении он не походил ни на один из известных ей гантавирусов, однако она все же составила на всякий случай предварительную генетическую карту – вдруг пригодится. Больше всего ей хотелось, чтоб Джон был сейчас здесь, с ней, а не в такой дали, в Лондоне, на конференции ВОЗ.
Озабоченная тем, что так и не получила до сих пор сколько-нибудь определенного ответа, Софи усилием воли заставила себя выйти из лаборатории. Своих помощников она уже давно отправила спать. И вот теперь занялась хлопотной процедурой – стащила с себя защитный скафандр, прошла через обеззараживающий душ и, наконец, переоделась в обычную свою одежду.
Поспав часа четыре – ей этого вполне достаточно, пыталась убедить она сама себя, – Софи поспешила в кабинет и принялась изучать результаты тестов. Вскоре проснулись и остальные члены ее команды, и она велела им разойтись по лабораториям.
Голова у Софи болела, в горле пересохло. Она достала из мини-холодильника бутылку минеральной воды и вернулась к столу. На стене в кабинете висели три снимка в рамочках. Она не спеша пила воду и не сводила с них глаз, они привлекали ее, как свет влечет ночную бабочку. На одном – они с Джоном. Оба в купальных костюмах, этот снимок был сделан прошлым летом в Барбадосе. Как весело провели они тогда свой первый и единственный отпуск! На втором был Джон в военной форме – в тот день он получил звание подполковника. А на последнем красовался молоденький капитан с буйными черными волосами, грязным лицом и пронзительно-синими глазами. Он стоял в пропыленной насквозь униформе на фоне палатки, снимок был сделан где-то в иракской пустыне.
Она страшно по нему соскучилось, он был нужен ей здесь, в лаборатории, для работы. И вот рука Софи потянулась к телефону, чтоб позвонить в Лондон. Но она тут же остановила себя. В Лондон его послал Кильбургер. По мнению генерала, каждое задание должно быть выполнено до конца и в срок. Ни днем раньше, ни днем позже. Джон прилетает только через несколько часов. И тут вдруг она подумала, что он прямо из аэропорта помчится домой. А ее там нет, и она его не ждет. Она снова сделала над собой усилие и приказала себе не думать об этом.
Софи посвятила себя науке, и ей на этом пути сопутствовала удача. О замужестве она уже давно перестала мечтать. Влюбиться – возможно, но чтоб замуж?.. Нет. Редко какой мужчина захочет иметь жену, целиком поглощенную любимой работой. Но Джон ее понимал. Мало того, страшно ценил тот факт, что Софи, изучая какую-либо клетку, может обсуждать с ним ее строение, цвет и функции во всех деталях. В свою очередь, ее вдохновляло постоянное любопытство Джона, его неутолимая жажда знаний. Они, как бывает с малыми ребятишками в детском саду, обрели друг в друге любимого партнера по увлекательной игре, идеально подходили друг другу не только с точки зрения профессий, но и по темпераменту. Оба были страшно целеустремленными, страстными людьми, влюбленными в жизнь и друг в друга.
Она никогда не была так счастлива и понимала, что за это следовало благодарить Джона.
Нетерпеливо встряхнув головой, Софи вернулась к своему компьютеру и вновь стала просматривать данные анализов, в поисках того, что, возможно, пропустила прежде. И не нашла ничего нового или важного для себя.
Поступили новые данные по ДНК, и она принялась изучать их, продолжая перебирать в уме все клинические сведения по этому вирусу. И тут вдруг у нее возникло странное ощущение.
Она уже где-то видела этот вирус – или же другой, но невероятно похожий. Но где?..
Она пыталась вспомнить. Судорожно рылась в памяти. Перебирала события прошлого.
Но ничто не приходило на ум. И вот наконец она прочитала отчет одного из членов ее группы, где высказывалось предположение, что новый вирус сродни Мачупо, одному из первых вирусов, вызывающих геморрагическую лихорадку. И открыт он был все тем же Карлом Джонсоном.
Африка ей ни о чем не говорила. Может, Боливия?..
Перу!
Еще студенткой она проводила там антропологические исследования, и…
Виктор Тремонт.
Да, именно так его звали. Биолог по образованию, он тоже работал тогда в Перу. Собирал растения и образцы грязей, исследовал возможность их применения в медицине и делал это по заказу… какой же компании? Какой-то фармацевтической фирмы… Есть, вспомнила – «Блэнчард Фармацевтикалз».
Она вернулась к компьютеру, быстро вошла в Интернет и нажала клавишу поиска. И нашла «Блэнчард» почти тотчас же в Лонг-Лейк, штат Нью-Йорк. А Виктор Тремонт являлся президентом и главным менеджером этой компании. Она взялась за телефон и набрала номер.
Было воскресенье, но в таких гигантских корпорациях принимают важные звонки круглосуточно, без выходных. И в «Блэнчард» ей ответили. Ответил мужской голос, и когда Софи спросила, нельзя ли связаться с Тремонтом, голос вежливо попросил ее подождать. Пытаясь сдержать нетерпение, она нервно барабанила пальцами по столу.
И вот наконец, после целой серии щелчков и томительного молчания на линии, в трубке прорезался другой мужской голос. На сей раз нейтральный и даже какой-то безжизненный:
– Позвольте узнать ваше имя и дело, по которому вы звоните доктору Тремонту?
– Софи Рассел. Скажите, что мы познакомились в Перу.
– Подождите, пожалуйста. – Снова молчание, а затем: – Говорите, мистер Тремонт у аппарата.
– Мисс… Рассел? – По всей видимости, он уточнял имя, записанное помощником в блокноте. – Чем могу помочь? – Голос приятный, низкий, но в нем отчетливо улавливаются начальственные нотки. Сразу чувствуется, что этот человек привык командовать людьми.
И она ответила скромно, но с достоинством:
– Вообще-то теперь уже доктор Рассел. Мое имя вам ничего не говорит?
– Боюсь, что нет. Но вы упомянули Перу, а я прекрасно помню то время. Было это лет двенадцать-тринадцать назад, если не ошибаюсь? – Видимо, он специально выбрал такой нейтральный тон и притворяется, что не помнит, – на тот случай, если она вдруг начнет просить у него работу.
– Тринадцать, и вас я очень хорошо помню, – нарочито небрежным тоном заметила она. – Помните реку Караибо, летний лагерь? Я работала там с группой антропологов, выпускников Сиракузского университета, а вы собирали биологические материалы, могущие представлять интерес для медицины. Я звоню, чтобы спросить вас о вирусе, который вы обнаружили в одном из местных племен. Туземцы называли их Людьми с Обезьяньей Кровью.
Сидевший в своем огромном кабинете Виктор Тремонт вдруг испытал прилив страха. И тут же подавил его. Развернулся в кресле и посмотрел на озеро за окном, поверхность которого блестела, как ртуть, в лучах утреннего солнца. На другой его стороне простирался густой сосновый лес, соснами поросли и склоны высоких гор, тающие в туманной дымке.
Несколько раздосадованный тем, что его упрекнули в плохой памяти, Виктор Тремонт снова развернулся в кресле. В голосе его зазвучали дружеские нотки:
– Вот теперь вспомнил. Такая симпатичная белокурая леди, целиком поглощенная наукой. Я еще тогда понял, что вы добьетесь успехов в антропологии. Я не ошибся?
– Ошиблись. Я защитила докторскую по клеточной и молекулярной биологии. Именно поэтому мне и нужна ваша помощь. Я работаю в Форт-Детрике, в Военно-медицинском научно-исследовательском центре по изучению инфекционных заболеваний. И мы тут столкнулись с вирусом, который страшно похож на тот, что обнаружили в Перу. Некий неизвестный ранее вид вируса, вызывающий головную боль, сильный жар и острую форму синдрома респираторной недостаточности. Он способен убить совершенно здорового человека за несколько часов, причем сопровождается все это сильнейшим кровотечением из легких. Это вам о чем-нибудь говорит, доктор Тремонт?
– Можете называть меня просто Виктор. А ваше имя, если мне не изменяет память, кажется… Сьюзан… Салли… что-то в этом…
– Софи.
– Ах, ну да, конечно! Софи Рассел. Форт-Детрик, – медленно произнес он, словно записывая эти слова. – Рад слышать, что вы не ушли из науки. Мне и самому иногда до смерти хочется посидеть в лаборатории, а не заниматься всей этой сумасшедшей организационной деятельностью. Но реку не повернуть вспять, верно? – И он засмеялся.
– Так вы помните этот вирус? – спросила она.
– Нет. Не припоминаю. Вскоре после Перу занялся коммерцией и управлением – возможно, поэтому и вылетело из памяти. Как я уже говорил, это было так давно. Но, исходя из того, что я помню из молекулярной биологии, ваш сценарий маловероятен. Должно быть, вы путаете его с целой серией вирусов, с которой нам довелось тогда столкнуться. Увы, этого добра всегда более чем достаточно. Нет, не помню.
Растерянная и разочарованная Софи продолжала прижимать трубку к уху.
– Но я совершенно точно помню, что у Людей с Обезьяньей Кровью удалось выделить именно этот вид. И время здесь совершенно ни при чем. Правда, тогда, в Перу, я не предполагала, что стану заниматься биологией, и уж тем более – на клеточном и молекулярном уровне. И еще более странно, что даже нахожу в этом удовольствие.
– Люди с Обезьяньей Кровью? Необычное название. И знаете, я действительно припоминаю, там было племя с таким оригинальным названием.
Софи оживилась. В голосе ее прозвучали нетерпеливые нотки:
– Доктор Тремонт, послушайте меня, пожалуйста. Это страшно важно. Жизненно важно. Мы только что зарегистрировали три случая заболевания этим вирусом, столь схожим с тем, что был обнаружен в Перу. И там, у туземцев, было какое-то средство, позволяющее побороть болезнь в восьмидесяти случаях из ста. Кажется, надо было выпить кровь какой-то определенной обезьяны. Помню, как вы тогда удивились, услышав это.
– До сих пор удивляюсь, – сказал Тремонт. (Нет, память у этой дамочки просто фантастическая, даже на нервы действует.) – Чтоб у первобытного племени каких-то там индейцев имелся способ победить смертельную болезнь? Лично мне об этом ничего не известно, – не моргнув глазом, солгал он. – А вот описание симптомов знакомо, это определенно. И что же говорят по этому поводу ваши коллеги? Уверен, кто-нибудь из них тоже наверняка работал в Перу.
Она вздохнула.
– Сперва я хотела проверить у вас. Мы уже неоднократно поднимали ложную тревогу, и действительно, много воды утекло с тех пор, как я была в Перу. Но раз вы не припоминаете… – Голос ее замер. Она была страшно разочарована. – Нет, я просто уверена, вирус там был. Что ж, возможно, мне стоит связаться с Перу. Должны же там регистрировать вспышки необычных заболеваний среди индейцев.
Виктор Тремонт нервно повысил голос:
– Уверен, в этом нет никакой необходимости. У меня сохранились записи о том путешествии. По разным растениям, представляющим интерес для фармакологии. Возможно, я и об этом вирусе что-то тогда написал.
Софи обрадовалась:
– О, если б вы их нашли и просмотрели, это было бы замечательно! Только поскорей.
– Идет, – Тремонт усмехнулся. (Попалась-таки на крючок.) – Все эти дневники и заметки хранятся у меня дома. То ли в подвале, а может, на чердаке. Давайте созвонимся завтра.
– Страшно благодарна вам, Виктор. Возможно, весь мир вскоре будет вам благодарен. Значит, до завтра? Вы не представляете, насколько это важно! – И она продиктовала ему свой номер телефона.
– Думаю, что представляю, – заверил ее Виктор. – Перезвоню. Самое позднее – завтра утром.
Повесив трубку, он снова резко развернулся в кресле и уставился на посветлевшее в лучах солнца озеро и высокие горы, которые вдруг стали казаться ближе и просто подавляли своим величием. Он встал и подошел поближе к окну.
Виктор Тремонт был высоким мужчиной среднего телосложения с несколько необычным типом лица, с которым природе удалось сыграть одну из своих шуток, впрочем, ничуть не злую. В юности у него был непропорционально большой нос, оттопыренные уши и впалые щеки, но постепенно, с возрастом, он превратился в довольно интересного мужчину. Теперь ему было под пятьдесят, щеки округлились и уже не казались впалыми. Орлиный профиль, безупречно гладкая кожа, аристократические черты. Нос был идеальных размеров – прямой и крупный, достойный того, чтобы украшать лицо истинного английского джентльмена. С загорелой кожей прекрасно сочетались густые серебристо-седые волосы. Подобное лицо всегда привлекает внимание, куда бы ни направился его обладатель. Но сам Виктор прекрасно знал, что дело вовсе не в физической привлекательности, а в уверенности в себе. Присущая ему аура власти – вот что в первую очередь привлекает людей, особенно слабых, делает его совершенно неотразимым.
Несмотря на данное Софи Рассел обещание, Виктор Тремонт и не думал торопиться домой, искать там какие-то старые записи. Невидящим взором смотрел он на горы и озеро, пытаясь хоть как-то успокоиться. Он был вне себя от злобы и раздражения.
Софи Рассел. Господи, это надо же, Софи Рассел!..
Кто бы мог подумать!.. Сперва он не узнал ее, даже когда она назвала свое имя. Да и к чему ему помнить имена каких-то ничего не значащих студентов, с которыми случайно встретился так давно. Впрочем, вряд ли и они его помнили. А вот Рассел запомнила. Что за мозги у этой дамочки? Нет, по всей видимости, это для нее действительно очень важно. Он неодобрительно покачал головой. Если разобраться, особых проблем с ней возникнуть не должно. Так, мелкая помеха, неприятность, не более. И все же дело с ней иметь придется, так просто она от него не отвяжется. Он отпер потайной ящик массивного письменного стола, достал сотовый телефон и набрал номер.
Безжизненный голос со слабым акцентом ответил:
– Да?
– Надо поговорить, – бросил в трубку Тремонт. – У меня в конторе. Через десять минут. – Он нажал на кнопку и вернул сотовый телефон в потайной ящик. Затем снял трубку обычного телефона, стоявшего на столе. – Мюриэл? Соедините меня с генералом Каспаром из Вашингтона.
Глава 3
9.14 утра, понедельник, 13 октября
Форт-Детрик, Мэриленд
По мере того как в понедельник с утра лаборатории и кабинеты ВМИИЗа стали заполняться служащими, по всем зданиям кампуса начал расползаться слух о бесплодных попытках их коллег идентифицировать некий новый вирус-убийцу. В прессу эти сведения пока что не просочились, а из кабинета директора поступил приказ соблюдать строжайшую секретность, не сметь связываться с какими-либо средствами массовой информации, общаться с журналистами и прочее. Лишь работающие в лабораториях люди могли обмениваться догадками на эту тревожную тему.
Тем временем от текущей работы никто никого не освобождал. Сотрудники заполняли соответствующие формы, поддерживали в порядке оборудование, отвечали на телефонные звонки. Сержант-майор под номером четыре и по имени Хидео Такеда сидел в своей клетушке и сортировал почту. И вдруг на глаза ему попался официального вида конверт, отмеченный штампом Министерства обороны США.
Прочитав и затем перечитав письмо, он перегнулся через перегородку, отделявшую его клетушку от помещения, где сидела его помощница, специалист под номером пять Сандра Квин. И прошептал возбужденно:
– Знаешь, что это означает? Мой перевод на Окинаву.
– Шутишь!
– Мы сдались, – он ухмыльнулся. Его подружка Мико жила и работала на Окинаве.
– Ты б лучше показал начальнице, и причем немедленно, – заметила Сандра. – Все не так-то просто. Если тебя переведут, придется брать новенького, обучать его всем премудростям общения с этими чертовыми рассеянными учеными и профессорами. Ой, она прямо уписается! Бог ты мой, да сегодня все они тут просто с ума посходили! Только и знают, что обсуждать какой-то новый кризис!
– Да имел я ее в гробу! – весело выругался специалист Такеда.
– Не получится. Даже в самом страшном моем кошмарном сне. – Сержант-майор Элен Дотери стояла в дверях своего кабинета. – Будьте так добры, зайдите ко мне, специалист Такеда, – с преувеличенной вежливостью добавила она. – Или предпочитаете, чтоб я сначала выбила из вас дурь?
С высоты своего шестифутового роста огромная широкоплечая блондинка с широкими плечами и пышными формами смотрела сверху вниз на пятифутового Такеду и улыбалась своей знаменитой улыбкой пираньи. Тот вылетел из клетушки, точно ошпаренный, не пытаясь скрыть страх. В присутствии Дотери даже самый добросовестный сержант-майор никогда не чувствовал себя в безопасности.
– Закройте за собой дверь, Такеда. И сядьте.
Специалист повиновался.
Дотери устремила на него взгляд пронзительных, точно буравчики, глаз.
– И как давно вы узнали о возможности вашего перевода, Хидео?
– Прямо как гром среди ясного неба. То есть я хотел сказать, это пришло сегодня утром. Только вскрыл конверт и…
– Короче и ближе к делу, Такеда. Сколько вы у нас? Почти два года?
– Если точнее, минимум полтора. Прямо как вышел из отпуска, направили сюда. Послушайте, сержант, если я еще здесь нужен, я могу…
Дотери покачала головой.
– Даже если б я и хотела тебя оставить, чего никак не могу сказать, все равно ничего не выйдет. – Она ткнула пальцем в лежавший перед ней на столе листок. – Вот, получила сегодня по электронной почте, должно быть, в тот самый момент, когда ты вскрывал письмо. Твоя сменщица уже, наверное, в пути. И не откуда-нибудь там, а из отдела разведки в Косово. Наверняка вылетела в США прежде, чем это письмо попало в контору, – сказала Дотери, и на лице ее застыло задумчивое выражение.
– Тогда выходит, она будет здесь уже сегодня?
Дотери взглянула на настольные часы:
– Если точней, через пару часов.
– Вот это скорость!
– Да уж, – кивнула Дотери. – Они даже успели оформить предписание на твой перевод. На то, чтобы освободить рабочее место и убраться отсюда, тебе дается один день, ни часом больше. Завтра утром ты должен сесть на самолет.
– Один день?
– Так что валяй, принимайся за дело. И удачи тебе, Хидео. Была рада поработать с тобой. Запишу благодарность в личное дело.
– Да, сэр, то есть сержант. И огромное вам спасибо.
Все еще ошарашенный Такеда вышел, оставив майора Дотери в кабинете за письменным столом, где лежало послание. Катая в ладонях карандаш, она задумчиво смотрела перед собой в пустоту. И даже, казалось, не заметила, как радостно ее подчиненный вылетел из кабинета. Такеда же с трудом подавил победный клич, готовый сорваться с губ. И дело было не только в том, что он страшно скучал по Мико, ему надоело жить и работать здесь, во ВМИИЗе, и пребывать в постоянной тревоге и напряжении. Да чего стоит эта последняя, сегодняшняя история! Все кругом встревожены, даже напуганы. К чертовой матери отсюда, и поскорей!
Три часа спустя специалист четыре Адель Швейк стояла, вытянувшись в струнку, в том же кабинете, перед майором Дотери. Маленькая брюнетка с хрупкой, но ладной фигуркой и внимательными серыми глазами. Форма сидела на ней безупречно, грудь украшали два ряда пестрых наградных ленточек, говоривших о том, что этой девушке пришлось служить далеко за морями и океанами, в разных странах и принимать участие во многих кампаниях. У нее даже была ленточка от боснийской медали.
– Вольно, специалист!
Швейк встала по стойке «вольно».
– Благодарю, сержант-майор!
Дотери пробежала глазами ее бумаги и заговорила, не поднимая глаз от стола:
– Большая спешка, не так ли?
– Я писала рапорт с просьбой о переводе в округ Колумбия еще несколько месяцев назад. По личным мотивам. И тут вдруг полковник говорит мне, что освободилась вакансия в Детрике. И вот я здесь.
Дотери подняла глаза на свою новую подчиненную.
Тем временем от текущей работы никто никого не освобождал. Сотрудники заполняли соответствующие формы, поддерживали в порядке оборудование, отвечали на телефонные звонки. Сержант-майор под номером четыре и по имени Хидео Такеда сидел в своей клетушке и сортировал почту. И вдруг на глаза ему попался официального вида конверт, отмеченный штампом Министерства обороны США.
Прочитав и затем перечитав письмо, он перегнулся через перегородку, отделявшую его клетушку от помещения, где сидела его помощница, специалист под номером пять Сандра Квин. И прошептал возбужденно:
– Знаешь, что это означает? Мой перевод на Окинаву.
– Шутишь!
– Мы сдались, – он ухмыльнулся. Его подружка Мико жила и работала на Окинаве.
– Ты б лучше показал начальнице, и причем немедленно, – заметила Сандра. – Все не так-то просто. Если тебя переведут, придется брать новенького, обучать его всем премудростям общения с этими чертовыми рассеянными учеными и профессорами. Ой, она прямо уписается! Бог ты мой, да сегодня все они тут просто с ума посходили! Только и знают, что обсуждать какой-то новый кризис!
– Да имел я ее в гробу! – весело выругался специалист Такеда.
– Не получится. Даже в самом страшном моем кошмарном сне. – Сержант-майор Элен Дотери стояла в дверях своего кабинета. – Будьте так добры, зайдите ко мне, специалист Такеда, – с преувеличенной вежливостью добавила она. – Или предпочитаете, чтоб я сначала выбила из вас дурь?
С высоты своего шестифутового роста огромная широкоплечая блондинка с широкими плечами и пышными формами смотрела сверху вниз на пятифутового Такеду и улыбалась своей знаменитой улыбкой пираньи. Тот вылетел из клетушки, точно ошпаренный, не пытаясь скрыть страх. В присутствии Дотери даже самый добросовестный сержант-майор никогда не чувствовал себя в безопасности.
– Закройте за собой дверь, Такеда. И сядьте.
Специалист повиновался.
Дотери устремила на него взгляд пронзительных, точно буравчики, глаз.
– И как давно вы узнали о возможности вашего перевода, Хидео?
– Прямо как гром среди ясного неба. То есть я хотел сказать, это пришло сегодня утром. Только вскрыл конверт и…
– Короче и ближе к делу, Такеда. Сколько вы у нас? Почти два года?
– Если точнее, минимум полтора. Прямо как вышел из отпуска, направили сюда. Послушайте, сержант, если я еще здесь нужен, я могу…
Дотери покачала головой.
– Даже если б я и хотела тебя оставить, чего никак не могу сказать, все равно ничего не выйдет. – Она ткнула пальцем в лежавший перед ней на столе листок. – Вот, получила сегодня по электронной почте, должно быть, в тот самый момент, когда ты вскрывал письмо. Твоя сменщица уже, наверное, в пути. И не откуда-нибудь там, а из отдела разведки в Косово. Наверняка вылетела в США прежде, чем это письмо попало в контору, – сказала Дотери, и на лице ее застыло задумчивое выражение.
– Тогда выходит, она будет здесь уже сегодня?
Дотери взглянула на настольные часы:
– Если точней, через пару часов.
– Вот это скорость!
– Да уж, – кивнула Дотери. – Они даже успели оформить предписание на твой перевод. На то, чтобы освободить рабочее место и убраться отсюда, тебе дается один день, ни часом больше. Завтра утром ты должен сесть на самолет.
– Один день?
– Так что валяй, принимайся за дело. И удачи тебе, Хидео. Была рада поработать с тобой. Запишу благодарность в личное дело.
– Да, сэр, то есть сержант. И огромное вам спасибо.
Все еще ошарашенный Такеда вышел, оставив майора Дотери в кабинете за письменным столом, где лежало послание. Катая в ладонях карандаш, она задумчиво смотрела перед собой в пустоту. И даже, казалось, не заметила, как радостно ее подчиненный вылетел из кабинета. Такеда же с трудом подавил победный клич, готовый сорваться с губ. И дело было не только в том, что он страшно скучал по Мико, ему надоело жить и работать здесь, во ВМИИЗе, и пребывать в постоянной тревоге и напряжении. Да чего стоит эта последняя, сегодняшняя история! Все кругом встревожены, даже напуганы. К чертовой матери отсюда, и поскорей!
Три часа спустя специалист четыре Адель Швейк стояла, вытянувшись в струнку, в том же кабинете, перед майором Дотери. Маленькая брюнетка с хрупкой, но ладной фигуркой и внимательными серыми глазами. Форма сидела на ней безупречно, грудь украшали два ряда пестрых наградных ленточек, говоривших о том, что этой девушке пришлось служить далеко за морями и океанами, в разных странах и принимать участие во многих кампаниях. У нее даже была ленточка от боснийской медали.
– Вольно, специалист!
Швейк встала по стойке «вольно».
– Благодарю, сержант-майор!
Дотери пробежала глазами ее бумаги и заговорила, не поднимая глаз от стола:
– Большая спешка, не так ли?
– Я писала рапорт с просьбой о переводе в округ Колумбия еще несколько месяцев назад. По личным мотивам. И тут вдруг полковник говорит мне, что освободилась вакансия в Детрике. И вот я здесь.
Дотери подняла глаза на свою новую подчиненную.