Страница:
– Холмс, мне кажется, ваши юные помощники[2] ниже ростом, чем эта чудовищная куча, – съязвил я.
– М-м-м, – рассеянно промычал он. – Не думаю. Малыш Грейвз сильно вырос с тех пор, как вы видели его в последний раз.
Я улыбнулся.
– Тогда что это?
– Вы про письмо?
Холмс извлек конверт из кучи, на мгновение задержал его в руке, а потом передал мне. Послание было написано ярко-красными чернилами странным прыгающим почерком.
– Холмс, это письмо содержит неприкрытую угрозу!
– Тон действительно довольно недружелюбный, – согласился он, выгребая табак из недр своего кисета – персидской туфли.
– Что вы намереваетесь делать?
– Ничего. Наверное, ваша переписка менее красочна, чем моя. Каждый раз, просматривая почту, я страстно желаю отыскать дело, достойное моего таланта и стоящее потраченного времени. Однако чаще всего нахожу лишь бессвязные разглагольствования чудаковатой старой девы или скучные лирические излияния новобрачных. Хочу показать вам весьма забавный образчик такого письма. Оно пришло на прошлой неделе из Брайтона.
– Неужели вас нисколько не заинтересовало это странное послание?
– К своему стыду, я вынужден иметь дело со многими преступниками, поэтому иногда приходится получать такие письма, – заметил Шерлок раздраженно. – Оно написано на дешевой бумаге и послано из лондонского Ист-Энда. Ни отпечатков пальцев, ни малейшей зацепки, которая помогла бы найти автора письма. Что прикажете с ним делать? Весьма необычный почерк: никогда не доводилось такого видеть.
Он внимательно изучал листок бумаги.
– Ну, и как вы поступите? – вновь поинтересовался я.
– Самое лучшее, мой дорогой Уотсон, – бросить это послание в корзину.
Холмс отшвырнул письмо и резко сменил тему, заговорив о философском аспекте работы Ричарда Оуэна[3].
На следующий день я увидел раскрытый на столе Холмса рабочий журнал и убедился, что он не выбросил письмо, а аккуратно подклеил. Я хотел было спросить детектива, не появилось ли у него каких-нибудь зацепок в этом деле, но его неожиданный приезд с известием о вызове в Кэмберуэлл заставил меня надолго забыть об этом странном послании.
Глава 1
Глава 2
– М-м-м, – рассеянно промычал он. – Не думаю. Малыш Грейвз сильно вырос с тех пор, как вы видели его в последний раз.
Я улыбнулся.
– Тогда что это?
– Вы про письмо?
Холмс извлек конверт из кучи, на мгновение задержал его в руке, а потом передал мне. Послание было написано ярко-красными чернилами странным прыгающим почерком.
Мистер Холмс!Я в страхе взглянул на него:
Вы очень умны. Верно? Но даже если вы проницательны, как сам дьявол, то все же не настолько умны, чтобы мистер Никто не наблюдал за вами. Да, я вижу вас достаточно четко и даже ясно.
Вижу вас в аду.
Гораздо раньше, чем вы думаете, мистер Холмс.
– Холмс, это письмо содержит неприкрытую угрозу!
– Тон действительно довольно недружелюбный, – согласился он, выгребая табак из недр своего кисета – персидской туфли.
– Что вы намереваетесь делать?
– Ничего. Наверное, ваша переписка менее красочна, чем моя. Каждый раз, просматривая почту, я страстно желаю отыскать дело, достойное моего таланта и стоящее потраченного времени. Однако чаще всего нахожу лишь бессвязные разглагольствования чудаковатой старой девы или скучные лирические излияния новобрачных. Хочу показать вам весьма забавный образчик такого письма. Оно пришло на прошлой неделе из Брайтона.
– Неужели вас нисколько не заинтересовало это странное послание?
– К своему стыду, я вынужден иметь дело со многими преступниками, поэтому иногда приходится получать такие письма, – заметил Шерлок раздраженно. – Оно написано на дешевой бумаге и послано из лондонского Ист-Энда. Ни отпечатков пальцев, ни малейшей зацепки, которая помогла бы найти автора письма. Что прикажете с ним делать? Весьма необычный почерк: никогда не доводилось такого видеть.
Он внимательно изучал листок бумаги.
– Ну, и как вы поступите? – вновь поинтересовался я.
– Самое лучшее, мой дорогой Уотсон, – бросить это послание в корзину.
Холмс отшвырнул письмо и резко сменил тему, заговорив о философском аспекте работы Ричарда Оуэна[3].
На следующий день я увидел раскрытый на столе Холмса рабочий журнал и убедился, что он не выбросил письмо, а аккуратно подклеил. Я хотел было спросить детектива, не появилось ли у него каких-нибудь зацепок в этом деле, но его неожиданный приезд с известием о вызове в Кэмберуэлл заставил меня надолго забыть об этом странном послании.
Глава 1
Два преступления
Мои попытки написать хронику жизни и карьеры мистера Шерлока Холмса и тем самым ввести сведения о нем в научный оборот были отмечены по заслугам, однако те же люди, что хвалили меня, указывали на нередкие отступления от точной хронологии. При этом они любезно объясняли эти огрехи спешкой или относили их на счет нерадивых литературных агентов. Я сразу должен признаться, что эти ошибки, сколь бы вопиющими они ни казались, были допущены намеренно. Пожелания Холмса, не говоря уже о моей природной осмотрительности, не позволили мне всегда быть абсолютно точным, что столь высоко ценится биографами. Я изменял даты второстепенных дел, чтобы замаскировать более важные, придумывал имена и обстоятельства, тщательно сохраняя суть событий, без чего мои записи вовсе потеряли бы всякий смысл. Было бы нелепо наводить тень на плетень, излагая факты, известные не только лондонцам, но и всему миру. Поэтому я расскажу всю правду о том, что случилось со мной и Холмсом, не скрывая ничего об ужасной серии преступлений, которые пришлось расследовать моему прославленному другу и мне.
1888 год стал знаменательным для Шерлока Холмса. В ту пору мой друг оказывал весьма важные услуги одному из правящих монарших домов Европы и противодействовал профессору Джеймсу Мориарти, ясно осознавая его растущий авторитет в преступном мире Лондона. Несколько широко освещавшихся в прессе расследований этого года явили публике во всей красе замечательный талант Холмса. Среди них были, в частности, ужасное дело о неисправной масляной лампе и случай с таинственно исчезнувшим наперстком миссис Виктории Мендосы. Способности моего друга, стесненные прежде рамками узкой специализации, в тот год буквально расцвели. Он вышел из мрака безвестности и купался в лучах славы.
Несмотря на всегдашнюю занятость моего друга, неизбежную для имеющего успех всеведущего сыщика, тот вечер в начале августа мы проводили дома. Холмс делал химический анализ практически не оставляющего следов яда американской змеи, я же просматривал свежие газеты. К моей радости, небо над крышами зданий окрасило лондонское солнце – самая неустойчивая из всех стихий. Свежий ветерок колыхал занавески открытого окна (необходимая предосторожность во время химических опытов Холмса), и тут мое внимание привлекла заметка в последнем номере «Стар».
– Я просто не в состоянии понять, что заставляет убийцу так глумиться над человеческим телом.
Шерлок, не отвлекаясь от работы, заметил:
– Насильственное прекращение жизненных функций человеческого тела есть его окончательное осквернение. Именно поэтому такое обвинение можно предъявить любому убийце.
– Но здесь описывается что-то невообразимое! Женщина, чья личность пока не установлена, была буквально исполосована ножом. Ее труп обнаружен в Уайтчепеле.
– Прискорбный, но едва ли загадочный случай. Думаю, она продавала себя за пищу и кров. Эти несчастные женщины часто провоцируют своих клиентов на преступления по страсти.
– Но на ее теле нашли двадцать ножевых ран.
– Вы, конечно, приведете неопровержимый медицинский довод: хватило бы и одной.
– Да, пожалуй. – Я запнулся. – По-видимому, негодяй продолжал наносить удары ножом, когда она была давно уже мертва. Об этом свидетельствует анализ крови.
Детектив улыбнулся:
– Вы в высшей степени наделены способностью сочувствовать ближнему, мой дорогой Уотсон. Вижу, вы пытаетесь найти какое-то объяснение преступлению по страсти, совершенному в порыве отчаяния или из мести. Однако тому отвратительному злодеянию, о котором написано в газете, нет никакого оправдания.
– Полностью с вами согласен.
– Признаюсь, мне трудно вообразить человека, настолько обезумевшего от гнева, чтобы изрезать свою жертву подобным образом. Есть ли еще какие-то сведения?
– Скотланд-Ярду больше ничего не известно.
Холмс, вздохнув, отставил в сторону свои пробирки.
– Будь это в наших силах, мы бы сделали безопасным весь Лондон, мой добрый друг. Однако давайте прервем размышления о безднах порока, в которые погружаются некоторые наши сограждане, и прикинем, успеем ли мы к семи тридцати вечера в Альберт-холл[4] на четвертую симфонию Брамса. Мой брат Майкрофт посоветовал обратить внимание на музыканта, исполняющего партию второй виолончели. Буду рад, если мы вместе понаблюдаем за этим джентльменом в его естественной среде обитания.
Шерлоку Холмсу понадобилось пять дней, чтобы закончить дело виолончелиста. За это мой друг удостоился благодарности британского правительства, в котором не последнюю роль играл Майкрофт. Я тогда хранил в строжайшей тайне сведения о том, что знаю о высоком положении брата Холмса, поскольку Майкрофт время от времени привлекал моего друга к расследованиям, имеющим государственную важность. При этом ни я, ни даже Шерлок не посвящались в суть этих дел. В следующие недели обычно случались преступления лишь самого банального толка. И тогда, к моему прискорбию, Холмс впадал в беспросветную меланхолию. Это чрезвычайно осложняло мою жизнь, не говоря уже о миссис Хадсон, нашей домовладелице. Холмс просил, чтобы во время таких приступов его поменьше беспокоили. Я же, будучи медиком, с ужасом наблюдал, как мой друг заходит в аптеку и, придя домой, извлекает свой маленький, безукоризненно промытый шприц для подкожных инъекций. Все это предвещало, что в ближайшие дни, а то и недели Шерлок будет самым варварским образом разрушать свое здоровье, если я не вмешаюсь. Напрасно я убеждал Холмса, что недопустимо протыкать женщину ножом двадцать раз подряд, в Уайтчепеле или где-то еще. Порой я ловил себя на том, что мечтаю о каком-нибудь сенсационном несчастье, хотя моя совесть плохо мирилась с подобными мыслями.
В ту роковую субботу первого сентября я встал рано и курил трубку после завтрака в гостиной, когда туда вошел Холмс. Он был одет и читал «Дейли ньюс». Очевидно, мой друг уже выходил из дома: на его обычно бледных щеках выступил румянец. Я с облегчением заметил отсутствие наркотического блеска в глазах Шерлока. Его словно высеченный из мрамора лоб покрылся морщинами от умственного напряжения. Бросив газету на обеденный стол, он раскрыл еще семь или восемь изданий, которые мы выписывали. Быстро отыскав там одно и то же сообщение, он разложил все газеты на стульях и креслах.
– Доброе утро, Холмс, – сказал я.
Казалось, наша гостиная вот-вот исчезнет в шуршащем вихре газетной бумаги.
– Я выходил из дома, – отозвался мой друг.
– Да, я понял.
– Надеюсь, вы уже успели позавтракать, Уотсон.
– Какое это имеет значение?
– Похоже, осквернение трупов становится модным занятием в Уайтчепеле. Обнаружена еще одна убитая женщина с животом, искромсанным ножом после смерти.
– Отчего же тогда она умерла?
– Ей разрезали шею, почти отделив голову от туловища.
– Боже милосердный! Где ее нашли?
– Вроде бы на Бакс-роу, и это сразу же привлекло мое внимание. Я-то думал, первый случай – всего лишь чудовищное отклонение от нормы, а тут еще один вдогонку.
– Первое убийство было ужасным.
– На этот раз девушку зовут Марта Тэйбрам, сначала ее имя назвали неверно. Тридцать девять ножевых ранений, – бесстрастно констатировал Холмс. – У Мэри Энн Николс, вчерашней жертвы, частично вырезаны внутренности.
– Надеюсь, вы займетесь этим делом? – спросил я.
– Оно едва ли в моей компетенции, да никто и не обращался…
Тут вошла миссис Хадсон и с молчаливым скептицизмом осмотрела новое убранство гостиной. Наша домовладелица пребывала не в лучшем расположении духа: Холмс со свойственной ему беспечностью воспользовался ложкой для ягод, чтобы перемешать химикалии над горелкой. Конфликт, вызванный безответственностью Холмса, еще не был улажен.
– Пришел инспектор Лестрейд и с ним еще один джентльмен. Вам что-нибудь нужно в моем буфете, мистер Холмс, или вы располагаете всем необходимым?
– Ба! – воскликнул детектив. – Лестрейд иногда появляется в самое подходящее время. Нет, миссис Хадсон. У меня достаточно столовых приборов. Если же мне потребуется вилка для солений, я вам позвоню. Пригласите ко мне инспектора, если это вас не затруднит.
С деланой надменностью миссис Хадсон удалилась. В гостиную вошли инспектор Лестрейд и его спутник. Холмсу нередко выпадала возможность поиздеваться над интеллектом нашего друга Лестрейда, худощавого франта с продолговатым лицом. Однако усердие Лестрейда вызывало уважение даже в тех случаях, когда свойственная ему ограниченность мышления действовала на нервы Холмсу. Никогда раньше я не видел инспектора таким возбужденным и растрепанным. Его компаньон, одетый в темный костюм из твида, держался скромно. Он был бледен, имел внушительные усы и аккуратно подстриженную бородку. Незнакомец смущенно переводил взгляд с меня на Холмса.
Шерлок окинул вошедших взглядом:
– Как поживаете, Лестрейд? С радостью предложим вам кофе или что-нибудь покрепче, если захотите. Счастлив познакомиться с доктором…
– Ллуэллином. К вашим услугам, сэр, – ответил гость, явно чем-то обеспокоенный.
– Рад нашему знакомству. Извините, но, хотя мы и не коллеги, вижу, что вы недавно слегка повредили правую руку. Перевязка сделана так, что позволяет мне предположить: она наложена исключительно при посредстве вашей левой руки, а ткань эта не используется в медицинском обиходе. Меня приводят в изумление хирурги, которые настолько обленились, что джентльмены вынуждены сами себя перевязывать.
– Поразительно, сэр: вы не ошиблись ни в едином пункте!
Холмс коротко кивнул.
– А это мой друг и коллега доктор Уотсон.
– Счастлив познакомиться с вами, как и с любым человеком, готовым окунуться в бездну этой ужасной истории.
Шерлок Холмс жестом предложил Лестрейду и его встревоженному спутнику сесть. Спинки стульев все еще были завешены свежими газетами. Мой друг опустился в свое любимое кресло.
– Вы пришли в связи с убийством на Бакс-роу? Вас внезапно разбудили утром, доктор Ллуэллин?
– У меня врачебный кабинет на Уайтчепел-роуд, сто пятьдесят два, в нескольких минутах ходьбы от места преступления. Я получил вызов около четырех часов утра и недавно закончил патологоанатомическое исследование.
– Минуточку, с вашего разрешения. Лестрейд, я, как всегда, рад вас видеть, но почему вы ждали целый день, прежде чем обратиться ко мне?
– Мне поручили это дело всего два часа назад, – возразил инспектор. – Начал его инспектор Спратлинг, продолжил Нельсон. Я же, не мешкая, привел к вам доктора Ллуэллина.
– Приношу свои искренние извинения, инспектор, – улыбнулся Холмс. – Ваша оперативность на этот раз беспрецедентна.
– Скорее это можно сказать о состоянии трупа. Если бы вам довелось наблюдать то, что я видел в морге, а доктор Ллуэллин – вчера… – Лестрейд покачал головой. – Как бы ни были нетрадиционны ваши методы, нам необходимо завершить расследование в кратчайшие сроки. Есть нечто очень странное в этом деле, мистер Холмс. Извините, если я в чем-то не прав, но, похоже, настало время вступить в игру вам.
Детектив откинулся на спинку кресла, полузакрыв глаза:
– Хорошо. Доктор Ллуэллин, я хочу услышать эту историю в вашем изложении.
– Ну что ж, мистер Холмс, – нерешительно начал доктор. – Окончив Лондонский университет, я, как уже говорил, получил медицинскую практику на Уайтчепел-роуд. Это оживленная улица, и мои пациенты – вполне респектабельные люди. Болезни, с которыми ко мне обращаются, почти одни и те же изо дня в день: грипп, ревматизм, малярия – исключительно мирные заболевания. Тем не менее я живу в Ист-Энде, и иногда случается работа весьма беспокойного свойства. Однажды мой постоянный пациент ворвался в приемную с ужасной ножевой раной: он случайно забрел в какой-то темный закоулок, где хулиганы решили проверить содержимое его карманов. Полагаю, непосредственная близость трущоб была бы для меня еще более очевидной, если бы мне доводилось порой лечить бедняков, живущих по соседству, но, боюсь, у них нет для этого средств. Если заболеют, обращаются к уличным знахарям, которые пользуют их за гроши джином или настойкой опия. Получив ранение, безмолвно страдают, не рискуя обращаться в полицию. Ужасное убийство в Джордж-Ярд-билдингз[5] три недели назад оставило глубокий след в моей памяти. Мы все потрясены этим зверством. Не в состоянии выразить словами тот ужас, что я испытал вчера на месте преступления.
Холмс предостерегающе поднял руку:
– Пожалуйста, только то, что вы видели.
– Бакс-роу – грязная, темная боковая улочка, таких в Уайтчепеле множество, сто́ит только свернуть с главной дороги. Тело было обнаружено у входа в конюшню под развалившимися воротами. Кроме трупа, я не заметил ничего необычного, но инспектор, возможно, расскажет больше.
– Увы, – вздохнул Лестрейд. – Ничего не могу добавить к вашим словам.
– А описание трупа? – подсказал сыщик.
– Около тридцати лет, – вновь заговорил доктор Ллуэллин, промокнув лоб носовым платком. – Каштановые волосы, несколько передних зубов отсутствуют, скорее всего, давно. Тело еще теплое, только конечности успели остыть. Горло самым зверским образом дважды перерезано, убитая почти обезглавлена. Если не считать шеи, верхняя часть тела не повреждена, но нижняя… Ее фактически выпотрошили, мистер Холмс. Юбки задраны до самого пояса, в нижней части живота ужасные глубокие разрезы, так что видны внутренние органы.
Я ошеломленно глядел на доктора, но для Холмса эмоции вторичны, главное – профессиональная сосредоточенность.
– Грудной отдел не пострадал, говорите? Но одежда, конечно, испачкана кровью?
– На ней было коричневое платье, и уверяю вас, на нем ни пятнышка.
– Значит, жертва лежала ничком, когда была нанесена рана в шею. А где она сейчас, Лестрейд?
– В морге. Ее имя – Мэри Энн «Полли» Николс, сообщила подруга Мэри Энн Монк из ламбетского работного дома. Клеймо этого дома, обитательниц которого мы расспрашивали об убитой, было на ее нижней юбке. Потрепанная одежда, черный капор, в кармане расческа, носовой платок и кусок зеркальца. Очевидно, это все ее имущество.
– По вашим предположениям, доктор Ллуэллин, когда наступила ее смерть?
– Я оказался на месте преступления в три пятьдесят утра. Она была мертва не более десяти минут.
– А кто ее обнаружил?
– Некий Чарльз Кросс, возчик, направлявшийся к месту работы, – сообщил, заглянув в свои записи, Лестрейд. – Думаю, он просто шел мимо. Бедняга был в ужасе. Вскоре подъехал констебль Нил и послал за доктором Ллуэллином, надеясь, что ее можно спасти. Увы, было уже слишком поздно.
Мы сидели молча, прислушиваясь к шуму ветра. Я поинтересовался, осведомлены ли близкие Полли Николс о ее смерти и была ли вообще у нее семья.
– Лестрейд, – спросил Холмс, – удалось ли полиции прояснить обстоятельства убийства Марты Тэйбрам в начале этого месяца?
Инспектор смущенно покачал головой.
– Проводится повторное расследование. Сам я этим не занимаюсь, но мы все склоняемся к версии, что она шла на свидание с мужчиной. И вот такой страшный конец… Господи, мистер Холмс, уж не думаете ли вы, что эти события как-то связаны?
– Нет, конечно. Лишь допускаю как профессионал: тот факт, что два таких кошмарных преступления совершены в местах, расположенных в десяти минутах ходьбы друг от друга, следует взять на заметку.
Доктор Ллуэллин встал и потянулся за шляпой.
– Очень жаль, джентльмены, но больше сообщить мне нечего. Пора возвращаться к своим делам, а не то мои пациенты станут ломать голову, куда я подевался.
– Будьте так любезны, оставьте вашу визитную карточку, – попросил Шерлок Холмс, рассеянно тряся ему руку.
– Разумеется. Удачи вам. Сообщите, если в дальнейшем понадобится моя помощь.
После ухода доктора Лестрейд с недовольным видом повернулся к сыщику:
– Мне не нравится, что вы без конца твердите о Марте Тэйбрам. Вряд ли один и тот же человек имел дело с обеими женщинами. Гораздо вероятнее, что Полли Николс убили бандиты, ревнивый любовник или ее клиент в пьяном неистовстве.
– Возможно, вы и правы. Однако прошу вас сообщить подробности обоих преступлений.
Лестрейд пожал плечами:
– Пожалуйста, если Тэйбрам вас так интересует. Меня не затруднит сделать подборку газетных публикаций. Вы получите ее сегодня же.
– Я бы хотел немедленно увидеть все своими глазами.
– Вам достаточно упомянуть мое имя в морге или на месте преступления, мистер Холмс, и вас везде пропустят. Увидимся в Скотланд-Ярде.
Инспектор кивнул на прощание и вышел.
Мой друг прошел к камину, вытряхнул сигару из вазы и закурил в глубокой задумчивости.
– Убийство Тэйбрам – чрезвычайно любопытное дело, – заметил он.
– Вы имеете в виду убийство Николс?
– Я имею в виду именно то, что сказал.
– Раньше вы так не думали.
– Каждое утро я ожидал, что прочитаю в газете: преступление раскрыто. Нечасто удается нанести жертве тридцать девять ножевых ран, а потом раствориться в воздухе. Такой безумный поступок, несомненно, имеет сенсационные мотивы.
– Однако подобные женщины общаются с очень многими людьми, вряд ли их всех удастся выявить.
– Это очевидно, – ответил Шерлок. – Как и то, что Уайтчепел изначально дает злоумышленнику множество преимуществ. С заходом солнца вы едва ли разглядите там собственную руку. К тому же рядом – скотобойни, что позволяет человеку с пятнами крови на одежде пройти мимо, не вызвав никаких лишних вопросов. Стоит подумать, случайна ли близость времени и места этих смертей.
– Это, безусловно, тревожащее совпадение.
Холмс покачал головой и взялся за трость:
– Тревогу вызывает один изуродованный труп. Если их два – это совсем другое дело. Нам следует действовать без промедления.
1888 год стал знаменательным для Шерлока Холмса. В ту пору мой друг оказывал весьма важные услуги одному из правящих монарших домов Европы и противодействовал профессору Джеймсу Мориарти, ясно осознавая его растущий авторитет в преступном мире Лондона. Несколько широко освещавшихся в прессе расследований этого года явили публике во всей красе замечательный талант Холмса. Среди них были, в частности, ужасное дело о неисправной масляной лампе и случай с таинственно исчезнувшим наперстком миссис Виктории Мендосы. Способности моего друга, стесненные прежде рамками узкой специализации, в тот год буквально расцвели. Он вышел из мрака безвестности и купался в лучах славы.
Несмотря на всегдашнюю занятость моего друга, неизбежную для имеющего успех всеведущего сыщика, тот вечер в начале августа мы проводили дома. Холмс делал химический анализ практически не оставляющего следов яда американской змеи, я же просматривал свежие газеты. К моей радости, небо над крышами зданий окрасило лондонское солнце – самая неустойчивая из всех стихий. Свежий ветерок колыхал занавески открытого окна (необходимая предосторожность во время химических опытов Холмса), и тут мое внимание привлекла заметка в последнем номере «Стар».
– Я просто не в состоянии понять, что заставляет убийцу так глумиться над человеческим телом.
Шерлок, не отвлекаясь от работы, заметил:
– Насильственное прекращение жизненных функций человеческого тела есть его окончательное осквернение. Именно поэтому такое обвинение можно предъявить любому убийце.
– Но здесь описывается что-то невообразимое! Женщина, чья личность пока не установлена, была буквально исполосована ножом. Ее труп обнаружен в Уайтчепеле.
– Прискорбный, но едва ли загадочный случай. Думаю, она продавала себя за пищу и кров. Эти несчастные женщины часто провоцируют своих клиентов на преступления по страсти.
– Но на ее теле нашли двадцать ножевых ран.
– Вы, конечно, приведете неопровержимый медицинский довод: хватило бы и одной.
– Да, пожалуй. – Я запнулся. – По-видимому, негодяй продолжал наносить удары ножом, когда она была давно уже мертва. Об этом свидетельствует анализ крови.
Детектив улыбнулся:
– Вы в высшей степени наделены способностью сочувствовать ближнему, мой дорогой Уотсон. Вижу, вы пытаетесь найти какое-то объяснение преступлению по страсти, совершенному в порыве отчаяния или из мести. Однако тому отвратительному злодеянию, о котором написано в газете, нет никакого оправдания.
– Полностью с вами согласен.
– Признаюсь, мне трудно вообразить человека, настолько обезумевшего от гнева, чтобы изрезать свою жертву подобным образом. Есть ли еще какие-то сведения?
– Скотланд-Ярду больше ничего не известно.
Холмс, вздохнув, отставил в сторону свои пробирки.
– Будь это в наших силах, мы бы сделали безопасным весь Лондон, мой добрый друг. Однако давайте прервем размышления о безднах порока, в которые погружаются некоторые наши сограждане, и прикинем, успеем ли мы к семи тридцати вечера в Альберт-холл[4] на четвертую симфонию Брамса. Мой брат Майкрофт посоветовал обратить внимание на музыканта, исполняющего партию второй виолончели. Буду рад, если мы вместе понаблюдаем за этим джентльменом в его естественной среде обитания.
Шерлоку Холмсу понадобилось пять дней, чтобы закончить дело виолончелиста. За это мой друг удостоился благодарности британского правительства, в котором не последнюю роль играл Майкрофт. Я тогда хранил в строжайшей тайне сведения о том, что знаю о высоком положении брата Холмса, поскольку Майкрофт время от времени привлекал моего друга к расследованиям, имеющим государственную важность. При этом ни я, ни даже Шерлок не посвящались в суть этих дел. В следующие недели обычно случались преступления лишь самого банального толка. И тогда, к моему прискорбию, Холмс впадал в беспросветную меланхолию. Это чрезвычайно осложняло мою жизнь, не говоря уже о миссис Хадсон, нашей домовладелице. Холмс просил, чтобы во время таких приступов его поменьше беспокоили. Я же, будучи медиком, с ужасом наблюдал, как мой друг заходит в аптеку и, придя домой, извлекает свой маленький, безукоризненно промытый шприц для подкожных инъекций. Все это предвещало, что в ближайшие дни, а то и недели Шерлок будет самым варварским образом разрушать свое здоровье, если я не вмешаюсь. Напрасно я убеждал Холмса, что недопустимо протыкать женщину ножом двадцать раз подряд, в Уайтчепеле или где-то еще. Порой я ловил себя на том, что мечтаю о каком-нибудь сенсационном несчастье, хотя моя совесть плохо мирилась с подобными мыслями.
В ту роковую субботу первого сентября я встал рано и курил трубку после завтрака в гостиной, когда туда вошел Холмс. Он был одет и читал «Дейли ньюс». Очевидно, мой друг уже выходил из дома: на его обычно бледных щеках выступил румянец. Я с облегчением заметил отсутствие наркотического блеска в глазах Шерлока. Его словно высеченный из мрамора лоб покрылся морщинами от умственного напряжения. Бросив газету на обеденный стол, он раскрыл еще семь или восемь изданий, которые мы выписывали. Быстро отыскав там одно и то же сообщение, он разложил все газеты на стульях и креслах.
– Доброе утро, Холмс, – сказал я.
Казалось, наша гостиная вот-вот исчезнет в шуршащем вихре газетной бумаги.
– Я выходил из дома, – отозвался мой друг.
– Да, я понял.
– Надеюсь, вы уже успели позавтракать, Уотсон.
– Какое это имеет значение?
– Похоже, осквернение трупов становится модным занятием в Уайтчепеле. Обнаружена еще одна убитая женщина с животом, искромсанным ножом после смерти.
– Отчего же тогда она умерла?
– Ей разрезали шею, почти отделив голову от туловища.
– Боже милосердный! Где ее нашли?
– Вроде бы на Бакс-роу, и это сразу же привлекло мое внимание. Я-то думал, первый случай – всего лишь чудовищное отклонение от нормы, а тут еще один вдогонку.
– Первое убийство было ужасным.
– На этот раз девушку зовут Марта Тэйбрам, сначала ее имя назвали неверно. Тридцать девять ножевых ранений, – бесстрастно констатировал Холмс. – У Мэри Энн Николс, вчерашней жертвы, частично вырезаны внутренности.
– Надеюсь, вы займетесь этим делом? – спросил я.
– Оно едва ли в моей компетенции, да никто и не обращался…
Тут вошла миссис Хадсон и с молчаливым скептицизмом осмотрела новое убранство гостиной. Наша домовладелица пребывала не в лучшем расположении духа: Холмс со свойственной ему беспечностью воспользовался ложкой для ягод, чтобы перемешать химикалии над горелкой. Конфликт, вызванный безответственностью Холмса, еще не был улажен.
– Пришел инспектор Лестрейд и с ним еще один джентльмен. Вам что-нибудь нужно в моем буфете, мистер Холмс, или вы располагаете всем необходимым?
– Ба! – воскликнул детектив. – Лестрейд иногда появляется в самое подходящее время. Нет, миссис Хадсон. У меня достаточно столовых приборов. Если же мне потребуется вилка для солений, я вам позвоню. Пригласите ко мне инспектора, если это вас не затруднит.
С деланой надменностью миссис Хадсон удалилась. В гостиную вошли инспектор Лестрейд и его спутник. Холмсу нередко выпадала возможность поиздеваться над интеллектом нашего друга Лестрейда, худощавого франта с продолговатым лицом. Однако усердие Лестрейда вызывало уважение даже в тех случаях, когда свойственная ему ограниченность мышления действовала на нервы Холмсу. Никогда раньше я не видел инспектора таким возбужденным и растрепанным. Его компаньон, одетый в темный костюм из твида, держался скромно. Он был бледен, имел внушительные усы и аккуратно подстриженную бородку. Незнакомец смущенно переводил взгляд с меня на Холмса.
Шерлок окинул вошедших взглядом:
– Как поживаете, Лестрейд? С радостью предложим вам кофе или что-нибудь покрепче, если захотите. Счастлив познакомиться с доктором…
– Ллуэллином. К вашим услугам, сэр, – ответил гость, явно чем-то обеспокоенный.
– Рад нашему знакомству. Извините, но, хотя мы и не коллеги, вижу, что вы недавно слегка повредили правую руку. Перевязка сделана так, что позволяет мне предположить: она наложена исключительно при посредстве вашей левой руки, а ткань эта не используется в медицинском обиходе. Меня приводят в изумление хирурги, которые настолько обленились, что джентльмены вынуждены сами себя перевязывать.
– Поразительно, сэр: вы не ошиблись ни в едином пункте!
Холмс коротко кивнул.
– А это мой друг и коллега доктор Уотсон.
– Счастлив познакомиться с вами, как и с любым человеком, готовым окунуться в бездну этой ужасной истории.
Шерлок Холмс жестом предложил Лестрейду и его встревоженному спутнику сесть. Спинки стульев все еще были завешены свежими газетами. Мой друг опустился в свое любимое кресло.
– Вы пришли в связи с убийством на Бакс-роу? Вас внезапно разбудили утром, доктор Ллуэллин?
– У меня врачебный кабинет на Уайтчепел-роуд, сто пятьдесят два, в нескольких минутах ходьбы от места преступления. Я получил вызов около четырех часов утра и недавно закончил патологоанатомическое исследование.
– Минуточку, с вашего разрешения. Лестрейд, я, как всегда, рад вас видеть, но почему вы ждали целый день, прежде чем обратиться ко мне?
– Мне поручили это дело всего два часа назад, – возразил инспектор. – Начал его инспектор Спратлинг, продолжил Нельсон. Я же, не мешкая, привел к вам доктора Ллуэллина.
– Приношу свои искренние извинения, инспектор, – улыбнулся Холмс. – Ваша оперативность на этот раз беспрецедентна.
– Скорее это можно сказать о состоянии трупа. Если бы вам довелось наблюдать то, что я видел в морге, а доктор Ллуэллин – вчера… – Лестрейд покачал головой. – Как бы ни были нетрадиционны ваши методы, нам необходимо завершить расследование в кратчайшие сроки. Есть нечто очень странное в этом деле, мистер Холмс. Извините, если я в чем-то не прав, но, похоже, настало время вступить в игру вам.
Детектив откинулся на спинку кресла, полузакрыв глаза:
– Хорошо. Доктор Ллуэллин, я хочу услышать эту историю в вашем изложении.
– Ну что ж, мистер Холмс, – нерешительно начал доктор. – Окончив Лондонский университет, я, как уже говорил, получил медицинскую практику на Уайтчепел-роуд. Это оживленная улица, и мои пациенты – вполне респектабельные люди. Болезни, с которыми ко мне обращаются, почти одни и те же изо дня в день: грипп, ревматизм, малярия – исключительно мирные заболевания. Тем не менее я живу в Ист-Энде, и иногда случается работа весьма беспокойного свойства. Однажды мой постоянный пациент ворвался в приемную с ужасной ножевой раной: он случайно забрел в какой-то темный закоулок, где хулиганы решили проверить содержимое его карманов. Полагаю, непосредственная близость трущоб была бы для меня еще более очевидной, если бы мне доводилось порой лечить бедняков, живущих по соседству, но, боюсь, у них нет для этого средств. Если заболеют, обращаются к уличным знахарям, которые пользуют их за гроши джином или настойкой опия. Получив ранение, безмолвно страдают, не рискуя обращаться в полицию. Ужасное убийство в Джордж-Ярд-билдингз[5] три недели назад оставило глубокий след в моей памяти. Мы все потрясены этим зверством. Не в состоянии выразить словами тот ужас, что я испытал вчера на месте преступления.
Холмс предостерегающе поднял руку:
– Пожалуйста, только то, что вы видели.
– Бакс-роу – грязная, темная боковая улочка, таких в Уайтчепеле множество, сто́ит только свернуть с главной дороги. Тело было обнаружено у входа в конюшню под развалившимися воротами. Кроме трупа, я не заметил ничего необычного, но инспектор, возможно, расскажет больше.
– Увы, – вздохнул Лестрейд. – Ничего не могу добавить к вашим словам.
– А описание трупа? – подсказал сыщик.
– Около тридцати лет, – вновь заговорил доктор Ллуэллин, промокнув лоб носовым платком. – Каштановые волосы, несколько передних зубов отсутствуют, скорее всего, давно. Тело еще теплое, только конечности успели остыть. Горло самым зверским образом дважды перерезано, убитая почти обезглавлена. Если не считать шеи, верхняя часть тела не повреждена, но нижняя… Ее фактически выпотрошили, мистер Холмс. Юбки задраны до самого пояса, в нижней части живота ужасные глубокие разрезы, так что видны внутренние органы.
Я ошеломленно глядел на доктора, но для Холмса эмоции вторичны, главное – профессиональная сосредоточенность.
– Грудной отдел не пострадал, говорите? Но одежда, конечно, испачкана кровью?
– На ней было коричневое платье, и уверяю вас, на нем ни пятнышка.
– Значит, жертва лежала ничком, когда была нанесена рана в шею. А где она сейчас, Лестрейд?
– В морге. Ее имя – Мэри Энн «Полли» Николс, сообщила подруга Мэри Энн Монк из ламбетского работного дома. Клеймо этого дома, обитательниц которого мы расспрашивали об убитой, было на ее нижней юбке. Потрепанная одежда, черный капор, в кармане расческа, носовой платок и кусок зеркальца. Очевидно, это все ее имущество.
– По вашим предположениям, доктор Ллуэллин, когда наступила ее смерть?
– Я оказался на месте преступления в три пятьдесят утра. Она была мертва не более десяти минут.
– А кто ее обнаружил?
– Некий Чарльз Кросс, возчик, направлявшийся к месту работы, – сообщил, заглянув в свои записи, Лестрейд. – Думаю, он просто шел мимо. Бедняга был в ужасе. Вскоре подъехал констебль Нил и послал за доктором Ллуэллином, надеясь, что ее можно спасти. Увы, было уже слишком поздно.
Мы сидели молча, прислушиваясь к шуму ветра. Я поинтересовался, осведомлены ли близкие Полли Николс о ее смерти и была ли вообще у нее семья.
– Лестрейд, – спросил Холмс, – удалось ли полиции прояснить обстоятельства убийства Марты Тэйбрам в начале этого месяца?
Инспектор смущенно покачал головой.
– Проводится повторное расследование. Сам я этим не занимаюсь, но мы все склоняемся к версии, что она шла на свидание с мужчиной. И вот такой страшный конец… Господи, мистер Холмс, уж не думаете ли вы, что эти события как-то связаны?
– Нет, конечно. Лишь допускаю как профессионал: тот факт, что два таких кошмарных преступления совершены в местах, расположенных в десяти минутах ходьбы друг от друга, следует взять на заметку.
Доктор Ллуэллин встал и потянулся за шляпой.
– Очень жаль, джентльмены, но больше сообщить мне нечего. Пора возвращаться к своим делам, а не то мои пациенты станут ломать голову, куда я подевался.
– Будьте так любезны, оставьте вашу визитную карточку, – попросил Шерлок Холмс, рассеянно тряся ему руку.
– Разумеется. Удачи вам. Сообщите, если в дальнейшем понадобится моя помощь.
После ухода доктора Лестрейд с недовольным видом повернулся к сыщику:
– Мне не нравится, что вы без конца твердите о Марте Тэйбрам. Вряд ли один и тот же человек имел дело с обеими женщинами. Гораздо вероятнее, что Полли Николс убили бандиты, ревнивый любовник или ее клиент в пьяном неистовстве.
– Возможно, вы и правы. Однако прошу вас сообщить подробности обоих преступлений.
Лестрейд пожал плечами:
– Пожалуйста, если Тэйбрам вас так интересует. Меня не затруднит сделать подборку газетных публикаций. Вы получите ее сегодня же.
– Я бы хотел немедленно увидеть все своими глазами.
– Вам достаточно упомянуть мое имя в морге или на месте преступления, мистер Холмс, и вас везде пропустят. Увидимся в Скотланд-Ярде.
Инспектор кивнул на прощание и вышел.
Мой друг прошел к камину, вытряхнул сигару из вазы и закурил в глубокой задумчивости.
– Убийство Тэйбрам – чрезвычайно любопытное дело, – заметил он.
– Вы имеете в виду убийство Николс?
– Я имею в виду именно то, что сказал.
– Раньше вы так не думали.
– Каждое утро я ожидал, что прочитаю в газете: преступление раскрыто. Нечасто удается нанести жертве тридцать девять ножевых ран, а потом раствориться в воздухе. Такой безумный поступок, несомненно, имеет сенсационные мотивы.
– Однако подобные женщины общаются с очень многими людьми, вряд ли их всех удастся выявить.
– Это очевидно, – ответил Шерлок. – Как и то, что Уайтчепел изначально дает злоумышленнику множество преимуществ. С заходом солнца вы едва ли разглядите там собственную руку. К тому же рядом – скотобойни, что позволяет человеку с пятнами крови на одежде пройти мимо, не вызвав никаких лишних вопросов. Стоит подумать, случайна ли близость времени и места этих смертей.
– Это, безусловно, тревожащее совпадение.
Холмс покачал головой и взялся за трость:
– Тревогу вызывает один изуродованный труп. Если их два – это совсем другое дело. Нам следует действовать без промедления.
Глава 2
Свидетельство
Мы тут же отправились на кэбе в морг больницы на Олд Монтегю-стрит. По мере того как мы приближались к Ист-Энду, высота зданий становилась все меньше, а их фасады – все более закопченными. На Уайтчепел-роуд меня, как всегда, поразила царящая здесь суматоха. Проповедник кричал на смеющихся над ним людей, пытаясь отвлечь их внимание от пивной на одной стороне улицы и от столь же голосистого, как он, торговца мужскими рубашками – на другой. Свет и пыль струились из-под колес телег, груженных сеном, мертвые туши только что забитого скота свисали с крюков повозок, наполненных недавно содранными шкурами. Широкая главная улица пульсировала жизненной энергией, но стоило свернуть на узкие боковые проулки с торговыми рядами, как сразу же бросалась в глаза нищета. Перекрестки кишели продающими спички мальчишками, готовыми подраться друг с другом за место; повсюду уже в этот ранний час бродили, шатаясь, или подпирали стены домов пьяные обоих полов.
Морг – унылое место по самой своей сути. Здесь часто бывают лишь те, для кого единственная работа – погребение трупов по договоренности с церковным приходом. И уж, конечно, покойницкая имеет мало общего с медицинским учреждением. Лестрейд предупредил о нашем приезде, поэтому, обнаружив это небрежно сколоченное дощатое строение, мы сразу же увидели то, что настолько потрясло доктора Ллуэллина.
На грубом деревянном прозекторском столе лежал труп женщины ростом немногим более пяти футов. На лице ее с мелкими чертами и высокими скулами были видны неизгладимые следы забот и тяжкого труда. Шея действительно перерезана почти полностью, а живот буквально разорван зверскими, беспорядочно нанесенными ранами.
Я хотел спросить, не заметил ли чего-нибудь Холмс своим наметанным глазом, но он вдруг бросился к трупу, раздраженно восклицая:
– Мы приехали слишком поздно, Уотсон! Все улики смыты безвозвратно. Самым тупым образом!
– Вы ведь знаете, это обычная практика, – кивнул я. – Некоторые даже утверждают, что иначе раны не разглядишь как следует.
Холмс недовольно фыркнул:
– Знаете, Уотсон, сколько часов я потерял, восстанавливая улики, утраченные из-за нерадивости полиции и ее истерического пристрастия к гигиене? Если бы Скотланд-Ярд оплачивал мне это время, я мог бы отойти от дел уже сегодня. А так мне приходится довольствоваться жалкими остатками улик. Видите ли вы что-нибудь, не замеченное доктором Ллуэллином, не слишком-то сведущим в криминалистике?
– Пока нет.
Его глаза сердито вспыхнули.
– Приступайте же к делу, мой дорогой друг. Экспертиза – превосходная вещь, пусть она порой и бывает неприятна.
Я осмотрел убитую. Конец ее был весьма печален. Женщине еще повезло, если убийца счел нужным первым делом перерезать ей горло, а уже потом выплеснул ярость на бездыханное тело.
– Ее шея отсечена едва ли не до позвоночника, две артерии разорваны, нанесено семь бессмысленных разрезов брюшной полости. По-видимому, она не стала жертвой надругательства иного рода: я не вижу признаков недавнего полового контакта, разрезы имеют ровные края. Какие выводы следуют из этого, Холмс?
Детектив в раздумье склонился над трупом несчастной.
– Обратите внимание на цвет кожи около челюсти: убийца лишил женщину сознания и перерезал горло, когда она лежала на земле. На ее руках нет синяков – она не пыталась отразить нападение. Это объясняет также отсутствие крови на верхней части туловища, о чем упоминал доктор Ллуэллин. Чистота резаных ран, столь проницательно отмеченная вами, свидетельствует о том, что она была мертва, находилась под воздействием наркотиков или по какой-то иной причине была неспособна сопротивляться, когда эти раны были нанесены. В противном случае они были бы зазубренными или рваными. Я полагаю, все разрезы были произведены одним и тем же орудием, а именно шести– или восьмидюймовым ножом, возможно, с обоюдоострым лезвием. Он убил, а после расчленил ее в темноте и лишь потом убежал. Собственной безопасностью он явно пренебрегал, если брать в расчет дополнительное время, которое ему потребовалось.
– Но зачем? Что произошло между Полли Николс и убийцей? Почему он обезумел от ярости?
– Действительно почему? Давайте посетим Бакс-роу. Если нам сказочно повезет, мы, возможно, найдем что-нибудь не растоптанное и не выброшенное в мусор полицией.
Морг – унылое место по самой своей сути. Здесь часто бывают лишь те, для кого единственная работа – погребение трупов по договоренности с церковным приходом. И уж, конечно, покойницкая имеет мало общего с медицинским учреждением. Лестрейд предупредил о нашем приезде, поэтому, обнаружив это небрежно сколоченное дощатое строение, мы сразу же увидели то, что настолько потрясло доктора Ллуэллина.
На грубом деревянном прозекторском столе лежал труп женщины ростом немногим более пяти футов. На лице ее с мелкими чертами и высокими скулами были видны неизгладимые следы забот и тяжкого труда. Шея действительно перерезана почти полностью, а живот буквально разорван зверскими, беспорядочно нанесенными ранами.
Я хотел спросить, не заметил ли чего-нибудь Холмс своим наметанным глазом, но он вдруг бросился к трупу, раздраженно восклицая:
– Мы приехали слишком поздно, Уотсон! Все улики смыты безвозвратно. Самым тупым образом!
– Вы ведь знаете, это обычная практика, – кивнул я. – Некоторые даже утверждают, что иначе раны не разглядишь как следует.
Холмс недовольно фыркнул:
– Знаете, Уотсон, сколько часов я потерял, восстанавливая улики, утраченные из-за нерадивости полиции и ее истерического пристрастия к гигиене? Если бы Скотланд-Ярд оплачивал мне это время, я мог бы отойти от дел уже сегодня. А так мне приходится довольствоваться жалкими остатками улик. Видите ли вы что-нибудь, не замеченное доктором Ллуэллином, не слишком-то сведущим в криминалистике?
– Пока нет.
Его глаза сердито вспыхнули.
– Приступайте же к делу, мой дорогой друг. Экспертиза – превосходная вещь, пусть она порой и бывает неприятна.
Я осмотрел убитую. Конец ее был весьма печален. Женщине еще повезло, если убийца счел нужным первым делом перерезать ей горло, а уже потом выплеснул ярость на бездыханное тело.
– Ее шея отсечена едва ли не до позвоночника, две артерии разорваны, нанесено семь бессмысленных разрезов брюшной полости. По-видимому, она не стала жертвой надругательства иного рода: я не вижу признаков недавнего полового контакта, разрезы имеют ровные края. Какие выводы следуют из этого, Холмс?
Детектив в раздумье склонился над трупом несчастной.
– Обратите внимание на цвет кожи около челюсти: убийца лишил женщину сознания и перерезал горло, когда она лежала на земле. На ее руках нет синяков – она не пыталась отразить нападение. Это объясняет также отсутствие крови на верхней части туловища, о чем упоминал доктор Ллуэллин. Чистота резаных ран, столь проницательно отмеченная вами, свидетельствует о том, что она была мертва, находилась под воздействием наркотиков или по какой-то иной причине была неспособна сопротивляться, когда эти раны были нанесены. В противном случае они были бы зазубренными или рваными. Я полагаю, все разрезы были произведены одним и тем же орудием, а именно шести– или восьмидюймовым ножом, возможно, с обоюдоострым лезвием. Он убил, а после расчленил ее в темноте и лишь потом убежал. Собственной безопасностью он явно пренебрегал, если брать в расчет дополнительное время, которое ему потребовалось.
– Но зачем? Что произошло между Полли Николс и убийцей? Почему он обезумел от ярости?
– Действительно почему? Давайте посетим Бакс-роу. Если нам сказочно повезет, мы, возможно, найдем что-нибудь не растоптанное и не выброшенное в мусор полицией.