Страница:
– Что за женщина была миссис Николс? Есть ли у нее враги, о которых вы знали?
Мэри Энн вздохнула и постучала носком сильно поношенного рабочего башмака по спинке стула.
– Ни одного. Полли была не из тех, у кого есть враги. Она содержала себя в чистоте, подметала пол в своей комнате, когда жила в ночлежке. Для всех у нее находилось доброе слово. Она была хорошей женщиной, мистер Холмс, хотя вы, наверное, знаете, что временами она прикладывалась к бутылке. Не выдерживала обстановку работного дома больше недели подряд: страдала из-за отсутствия джина и хорошей еды. Наверное, вы не в курсе, что не так давно Полли работала служанкой в Уондзуорте. У нее была комната и стол. Два месяца она не пила ни капли спиртного и справлялась со своими обязанностями, но уж слишком религиозными были ее хозяева. В конце концов ей пришлось уйти.
– Миссис Николс сама рассказала вам об этом?
– И так было видно. У нее появилось новое платье, но за ночлежку платить было нечем. Вскоре все выяснилось: она снова стала ходить в обносках.
– Она заложила в ломбард платье, а когда закончились деньги, вернулась в работный дом?
– Да, – весело подтвердила мисс Монк. – Впрочем, у нее был и другой источник существования, который каждая женщина имеет в своем распоряжении.
– По-видимому, так. Значит, вам неизвестно, чтобы кто-то желал ее смерти?
Услышав этот вопрос, наша собеседница покраснела.
– Желать ее смерти? Не в этом дело, мистер Холмс. Мы все рискуем жизнью. Я мечтаю вырваться из Ламбета. Здесь не найти джентльмена, чтобы связать с ним жизнь. У нас нет ничего своего: ни клочка материи, ни зеркала, ни даже, вы уж меня простите, воды для умывания. Вскоре опять придется идти на улицу, как это сделала Полли. С теми же шансами погибнуть. В этих краях полно тупых ублюдков, которым проще убить девушку, чем поцеловать ей руку.
Холмс мягко сказал:
– Если вам в будущем придется столкнуться с подобным негодяем и вы захотите от него избавиться, можете смело на меня рассчитывать. Я задал этот вопрос лишь для того, чтобы узнать, не угрожал ли ей конкретный человек, не боялась ли она кого-нибудь?
Слова моего друга и его искренность произвели на девушку должное впечатление. Сплетя руки на коленях и тяжело вздохнув, Мэри Энн ответила:
– Ничего такого не знаю, мистер Холмс. Жаль, но мне нечем вам помочь. Надо быть сущим дьяволом, чтобы убить такую женщину, как Полли.
Манера мисс Монк говорить была нескладной и грубоватой, но меня тронули ее слова. Пусть ее образ жизни и заслуживал осуждения, но весь облик девушки внушал уважение.
– Вот моя визитная карточка, мисс Монк, – сказал сыщик, вставая.
– Зачем она такой, как я?
– Ну-ну, вы ведь умеете читать не хуже меня. Когда вы вошли в эту комнату, то пробежали глазами весьма вдохновляющую цитату, столь искусно вышитую и повешенную на стенку. Стих три из Заповедей блаженства[7], если память мне не изменяет. Текст никогда не привлекает внимания неграмотного человека.
– Верно, – призналась она с улыбкой. – Но что мне делать с вашей карточкой?
– Если вспомните какую-нибудь подробность или что-то вас обеспокоит, дайте знать.
Мэри Энн рассмеялась, выходя вместе с нами в коридор.
– Прислать курьера с посланием? Или самой подкатить в экипаже, запряженном четверкой лошадей?
Шерлок Холмс поднял палец к губам, вручая ей крону.
– Постарайтесь утаить это от хозяйки, – сказал он, открывая тяжелую дверь и спускаясь по ступенькам. – Если не потратите эти деньги на развлечения, при необходимости отправьте мне телеграмму. Удачного дня, мисс Монк.
На прощание он подал ей руку.
– Странный вы человек, – заметила, пожимая ладонь сыщика, мисс Монк. – Вы ведь частный детектив? Я видела ваше имя в газетах. Раз у вас нет никаких зацепок, я, по крайней мере, скажу, кого мы всегда старались избегать. Человека по прозвищу Кожаный Фартук. Вот с кем я не хотела бы встретиться в темном переулке.
Проходя мимо высокой металлической конструкции, отделяющей работный дом от дороги, я не удержался от замечания:
– Она производит впечатление весьма разумной молодой особы.
Я ожидал, что Холмс, который относился к женщинам исключительно как к непредсказуемому и раздражающему фактору в криминальных уравнениях, тут же меня опровергнет. Вместо этого он сказал с довольным видом:
– Вы большой знаток женщин. Мисс Монк способна подметить и запомнить мелочи, а после сообщить их нам. Добавьте к этому хорошее знание окрестностей и наличие подруг, которые помогут, если она к ним обратится.
– Вот почему вы оставили ей свою визитную карточку?
– Природная наблюдательность мисс Монк может оказаться очень полезной. Я бы предпочел десяток таких, как она, пятидесяти сыщикам Скотланд-Ярда.
– Хорошо, что вас не слышит Лестрейд, – рассмеялся я.
– Мой дорогой друг, уверяю вас, я не хотел никого обидеть, – сказал в ответ Шерлок. – У нашего доброго инспектора есть множество замечательных качеств, как и у мисс Монк. Впрочем, не думаю, что хоть некоторые из них совпадают.
Похороны Полли Николс состоялись на Илфордском кладбище шестого сентября днем. Погода была пасмурной, под стать событию: небеса скорбели вместе с людьми, пролившись обильным дождем. Я знал, что на похоронах присутствуют отец миссис Николс, живший отдельно от нее муж и дети. Были там и те, кто знал ее лично, и посторонняя публика, привлеченная жуткими подробностями ее смерти.
Незначительное дело заставило меня посетить в тот день свой банк, и я с величайшей неохотой покинул нашу уютную гостиную. На Бейкер-стрит вернулся насквозь промокшим и застал Холмса за обеденным столом с газетой в одной руке и чашкой чая в другой.
– Мой дорогой Уотсон, ваш вид просто вопиет о том, что вам необходимо подкрепиться, – приветствовал он меня. – Позвольте налить вам чашечку. Есть новости, касающиеся Кожаного Фартука. Как и предполагала мисс Монк, подозрение пало именно на него.
– Я нашел его описание во вчерашнем номере «Стар».
– Вот оно. Хм! Около сорока лет, низкорослый, плотного телосложения, черные волосы и усы, толстая шея. Остальное мало подкреплено фактами: молчаливый, мрачный, внешне отталкивающий. Пресса с радостью употребляет броские, красочные прилагательные. Половина статьи основана на догадках.
– Вы верите написанному в ней?
– Ну что ж, даже если сделать скидку на присущую журналистской братии истеричность, там есть элементы расследования. Вынужден даже признать, что одна из моих версий оказалась неубедительной. Полли Николс в тот вечер не пустили в ночлежку, но она была уверена, что заработает свои пенни, поскольку надела новый черный капор. Она переходила из одного паба в другой, в последний раз ее видели уже совсем пьяной в два тридцать ночи. Через час ее нашли убитой.
– А о Марте Тэйбрам что-нибудь пишут?
Холмс беспомощно развел руками:
– Жемчужинка Полл, близкая подруга этой женщины, словно сквозь землю провалилась. Солдаты тоже исчезли бесследно. Найти их будет нелегко, но я послал запросы.
– Какие у вас планы?
– Надо будет взглянуть на зловещего Кожаного Фартука, раз мисс Монк считает его опасным. Я установил его личность, хотя полиция все еще окончательно не определилась по данному пункту. Это сапожник по имени Джон Пайзер. Полагаю, не самый изощренный преступник. Его обычная тактика – заговорить с беззащитной женщиной и отнять у нее жалкие пенсы под угрозой изувечить ее в случае сопротивления. Этот мерзавец был в прошлом году осужден на шесть месяцев тяжелых физических работ за то, что вонзил нож в руку коллеги-башмачника, который осмелился работать по соседству.
– Вы подозреваете его в убийстве миссис Николс?
– Мне необходимы более достоверные сведения. Собираюсь нанести ему визит сегодня днем.
– Вам потребуется моя помощь?
– Нет-нет, мой дорогой друг, спокойно допивайте чай, а, вернувшись, я попотчую вас своим рассказом. Едва ли это тот случай, когда требуются наши совместные усилия.
Вечером Холмс возвратился домой мокрый от снега. Он тихо рассмеялся, вытягивая длинные ноги перед камином. Вопросительно глядя на друга, я передал ему портсигар.
– Вы хорошо провели день?
– Знакомство оказалось занятным во многих отношениях. Преступник низшей разновидности, каких мне раньше не доводилось видеть. Я зашел к мистеру Пайзеру и выразил свое сочувствие по поводу того, что он так поспешно объявлен главным подозреваемым в деле Николс. Возможно, я напугал Пайзера, но после того, как произошло убийство, башмачник затаился в своем логове, подозревая, что вся округа настроена против него. У нас состоялся весьма увлекательный разговор о доходах сапожника и способах их пополнения. Возможно, некоторые мои замечания обидели Пайзера, он даже попытался меня ударить, так что пришлось опрокинуть его на пол. Сапожник утверждал, что имеет алиби, но я выразил сомнение в его достоверности. Выйдя от Пайзера, я немедленно дал телеграмму Лестрейду, сообщив полное имя и адрес подозреваемого.
– Вы полагаете, что он виновен?
– Нет, мой дорогой Уотсон. Скорее всего, он здесь ни при чем. Посудите сами: Джон Пайзер – трус, его коммерческие идеи сводятся к грабежу бедных женщин. Способен ли такой человек совершить дерзкое убийство? Если Пайзер запугивает тех, кто намного его слабее, зачем ему подвергать себя опасности и соваться в страшные темные переулки, полные зловещих незнакомцев? Он лишь потерял бы тот доход, что и без того имеет.
– Зачем же тогда вы послали телеграмму Лестрейду?
– Давно не встречал столь омерзительного человека, как Пайзер. Будет совсем неплохо, если его посадят под замок на пару дней – по крайней мере, не будет шляться по улицам. Но я не жалею, что нанес ему визит: этот разговор подтвердил одно очень важное мнение, с которым я не вполне был согласен прежде.
– Какое мнение?
– Люди такого сорта, как Пайзер, повсюду привлекают внимание. Осмелюсь предположить: человек, который вытворяет подобное с трупом своей жертвы, а потом бесследно растворяется в уличной толпе, должен иметь ничем не примечательную наружность. Этот вывод подсказывает мне, что Скотланд-Ярд и наша горячо любимая пресса ищут преступника не там, где нужно. А теперь, еще раз отдав дань благодарности мисс Монк за интересно и с пользой проведенное время, посвятим остаток дня говяжьей вырезке. Холодная погода и столкновение с человеческой низостью истощают силы.
Глава 4
Мэри Энн вздохнула и постучала носком сильно поношенного рабочего башмака по спинке стула.
– Ни одного. Полли была не из тех, у кого есть враги. Она содержала себя в чистоте, подметала пол в своей комнате, когда жила в ночлежке. Для всех у нее находилось доброе слово. Она была хорошей женщиной, мистер Холмс, хотя вы, наверное, знаете, что временами она прикладывалась к бутылке. Не выдерживала обстановку работного дома больше недели подряд: страдала из-за отсутствия джина и хорошей еды. Наверное, вы не в курсе, что не так давно Полли работала служанкой в Уондзуорте. У нее была комната и стол. Два месяца она не пила ни капли спиртного и справлялась со своими обязанностями, но уж слишком религиозными были ее хозяева. В конце концов ей пришлось уйти.
– Миссис Николс сама рассказала вам об этом?
– И так было видно. У нее появилось новое платье, но за ночлежку платить было нечем. Вскоре все выяснилось: она снова стала ходить в обносках.
– Она заложила в ломбард платье, а когда закончились деньги, вернулась в работный дом?
– Да, – весело подтвердила мисс Монк. – Впрочем, у нее был и другой источник существования, который каждая женщина имеет в своем распоряжении.
– По-видимому, так. Значит, вам неизвестно, чтобы кто-то желал ее смерти?
Услышав этот вопрос, наша собеседница покраснела.
– Желать ее смерти? Не в этом дело, мистер Холмс. Мы все рискуем жизнью. Я мечтаю вырваться из Ламбета. Здесь не найти джентльмена, чтобы связать с ним жизнь. У нас нет ничего своего: ни клочка материи, ни зеркала, ни даже, вы уж меня простите, воды для умывания. Вскоре опять придется идти на улицу, как это сделала Полли. С теми же шансами погибнуть. В этих краях полно тупых ублюдков, которым проще убить девушку, чем поцеловать ей руку.
Холмс мягко сказал:
– Если вам в будущем придется столкнуться с подобным негодяем и вы захотите от него избавиться, можете смело на меня рассчитывать. Я задал этот вопрос лишь для того, чтобы узнать, не угрожал ли ей конкретный человек, не боялась ли она кого-нибудь?
Слова моего друга и его искренность произвели на девушку должное впечатление. Сплетя руки на коленях и тяжело вздохнув, Мэри Энн ответила:
– Ничего такого не знаю, мистер Холмс. Жаль, но мне нечем вам помочь. Надо быть сущим дьяволом, чтобы убить такую женщину, как Полли.
Манера мисс Монк говорить была нескладной и грубоватой, но меня тронули ее слова. Пусть ее образ жизни и заслуживал осуждения, но весь облик девушки внушал уважение.
– Вот моя визитная карточка, мисс Монк, – сказал сыщик, вставая.
– Зачем она такой, как я?
– Ну-ну, вы ведь умеете читать не хуже меня. Когда вы вошли в эту комнату, то пробежали глазами весьма вдохновляющую цитату, столь искусно вышитую и повешенную на стенку. Стих три из Заповедей блаженства[7], если память мне не изменяет. Текст никогда не привлекает внимания неграмотного человека.
– Верно, – призналась она с улыбкой. – Но что мне делать с вашей карточкой?
– Если вспомните какую-нибудь подробность или что-то вас обеспокоит, дайте знать.
Мэри Энн рассмеялась, выходя вместе с нами в коридор.
– Прислать курьера с посланием? Или самой подкатить в экипаже, запряженном четверкой лошадей?
Шерлок Холмс поднял палец к губам, вручая ей крону.
– Постарайтесь утаить это от хозяйки, – сказал он, открывая тяжелую дверь и спускаясь по ступенькам. – Если не потратите эти деньги на развлечения, при необходимости отправьте мне телеграмму. Удачного дня, мисс Монк.
На прощание он подал ей руку.
– Странный вы человек, – заметила, пожимая ладонь сыщика, мисс Монк. – Вы ведь частный детектив? Я видела ваше имя в газетах. Раз у вас нет никаких зацепок, я, по крайней мере, скажу, кого мы всегда старались избегать. Человека по прозвищу Кожаный Фартук. Вот с кем я не хотела бы встретиться в темном переулке.
Проходя мимо высокой металлической конструкции, отделяющей работный дом от дороги, я не удержался от замечания:
– Она производит впечатление весьма разумной молодой особы.
Я ожидал, что Холмс, который относился к женщинам исключительно как к непредсказуемому и раздражающему фактору в криминальных уравнениях, тут же меня опровергнет. Вместо этого он сказал с довольным видом:
– Вы большой знаток женщин. Мисс Монк способна подметить и запомнить мелочи, а после сообщить их нам. Добавьте к этому хорошее знание окрестностей и наличие подруг, которые помогут, если она к ним обратится.
– Вот почему вы оставили ей свою визитную карточку?
– Природная наблюдательность мисс Монк может оказаться очень полезной. Я бы предпочел десяток таких, как она, пятидесяти сыщикам Скотланд-Ярда.
– Хорошо, что вас не слышит Лестрейд, – рассмеялся я.
– Мой дорогой друг, уверяю вас, я не хотел никого обидеть, – сказал в ответ Шерлок. – У нашего доброго инспектора есть множество замечательных качеств, как и у мисс Монк. Впрочем, не думаю, что хоть некоторые из них совпадают.
Похороны Полли Николс состоялись на Илфордском кладбище шестого сентября днем. Погода была пасмурной, под стать событию: небеса скорбели вместе с людьми, пролившись обильным дождем. Я знал, что на похоронах присутствуют отец миссис Николс, живший отдельно от нее муж и дети. Были там и те, кто знал ее лично, и посторонняя публика, привлеченная жуткими подробностями ее смерти.
Незначительное дело заставило меня посетить в тот день свой банк, и я с величайшей неохотой покинул нашу уютную гостиную. На Бейкер-стрит вернулся насквозь промокшим и застал Холмса за обеденным столом с газетой в одной руке и чашкой чая в другой.
– Мой дорогой Уотсон, ваш вид просто вопиет о том, что вам необходимо подкрепиться, – приветствовал он меня. – Позвольте налить вам чашечку. Есть новости, касающиеся Кожаного Фартука. Как и предполагала мисс Монк, подозрение пало именно на него.
– Я нашел его описание во вчерашнем номере «Стар».
– Вот оно. Хм! Около сорока лет, низкорослый, плотного телосложения, черные волосы и усы, толстая шея. Остальное мало подкреплено фактами: молчаливый, мрачный, внешне отталкивающий. Пресса с радостью употребляет броские, красочные прилагательные. Половина статьи основана на догадках.
– Вы верите написанному в ней?
– Ну что ж, даже если сделать скидку на присущую журналистской братии истеричность, там есть элементы расследования. Вынужден даже признать, что одна из моих версий оказалась неубедительной. Полли Николс в тот вечер не пустили в ночлежку, но она была уверена, что заработает свои пенни, поскольку надела новый черный капор. Она переходила из одного паба в другой, в последний раз ее видели уже совсем пьяной в два тридцать ночи. Через час ее нашли убитой.
– А о Марте Тэйбрам что-нибудь пишут?
Холмс беспомощно развел руками:
– Жемчужинка Полл, близкая подруга этой женщины, словно сквозь землю провалилась. Солдаты тоже исчезли бесследно. Найти их будет нелегко, но я послал запросы.
– Какие у вас планы?
– Надо будет взглянуть на зловещего Кожаного Фартука, раз мисс Монк считает его опасным. Я установил его личность, хотя полиция все еще окончательно не определилась по данному пункту. Это сапожник по имени Джон Пайзер. Полагаю, не самый изощренный преступник. Его обычная тактика – заговорить с беззащитной женщиной и отнять у нее жалкие пенсы под угрозой изувечить ее в случае сопротивления. Этот мерзавец был в прошлом году осужден на шесть месяцев тяжелых физических работ за то, что вонзил нож в руку коллеги-башмачника, который осмелился работать по соседству.
– Вы подозреваете его в убийстве миссис Николс?
– Мне необходимы более достоверные сведения. Собираюсь нанести ему визит сегодня днем.
– Вам потребуется моя помощь?
– Нет-нет, мой дорогой друг, спокойно допивайте чай, а, вернувшись, я попотчую вас своим рассказом. Едва ли это тот случай, когда требуются наши совместные усилия.
Вечером Холмс возвратился домой мокрый от снега. Он тихо рассмеялся, вытягивая длинные ноги перед камином. Вопросительно глядя на друга, я передал ему портсигар.
– Вы хорошо провели день?
– Знакомство оказалось занятным во многих отношениях. Преступник низшей разновидности, каких мне раньше не доводилось видеть. Я зашел к мистеру Пайзеру и выразил свое сочувствие по поводу того, что он так поспешно объявлен главным подозреваемым в деле Николс. Возможно, я напугал Пайзера, но после того, как произошло убийство, башмачник затаился в своем логове, подозревая, что вся округа настроена против него. У нас состоялся весьма увлекательный разговор о доходах сапожника и способах их пополнения. Возможно, некоторые мои замечания обидели Пайзера, он даже попытался меня ударить, так что пришлось опрокинуть его на пол. Сапожник утверждал, что имеет алиби, но я выразил сомнение в его достоверности. Выйдя от Пайзера, я немедленно дал телеграмму Лестрейду, сообщив полное имя и адрес подозреваемого.
– Вы полагаете, что он виновен?
– Нет, мой дорогой Уотсон. Скорее всего, он здесь ни при чем. Посудите сами: Джон Пайзер – трус, его коммерческие идеи сводятся к грабежу бедных женщин. Способен ли такой человек совершить дерзкое убийство? Если Пайзер запугивает тех, кто намного его слабее, зачем ему подвергать себя опасности и соваться в страшные темные переулки, полные зловещих незнакомцев? Он лишь потерял бы тот доход, что и без того имеет.
– Зачем же тогда вы послали телеграмму Лестрейду?
– Давно не встречал столь омерзительного человека, как Пайзер. Будет совсем неплохо, если его посадят под замок на пару дней – по крайней мере, не будет шляться по улицам. Но я не жалею, что нанес ему визит: этот разговор подтвердил одно очень важное мнение, с которым я не вполне был согласен прежде.
– Какое мнение?
– Люди такого сорта, как Пайзер, повсюду привлекают внимание. Осмелюсь предположить: человек, который вытворяет подобное с трупом своей жертвы, а потом бесследно растворяется в уличной толпе, должен иметь ничем не примечательную наружность. Этот вывод подсказывает мне, что Скотланд-Ярд и наша горячо любимая пресса ищут преступника не там, где нужно. А теперь, еще раз отдав дань благодарности мисс Монк за интересно и с пользой проведенное время, посвятим остаток дня говяжьей вырезке. Холодная погода и столкновение с человеческой низостью истощают силы.
Глава 4
Ужас Хэнбери-стрит
Через два дня после встречи Холмса с Кожаным Фартуком мой сон был прерван в половине седьмого утра визгливым криком, далеким, но все же ужасно резким. Через мгновение я был уже на ногах, хотя и не успел стряхнуть с себя остатки сна. Я выскочил из комнаты с наспех зажженной восковой свечой в руке, желая выяснить, откуда доносится этот душераздирающий звук.
На нижних ступенях лестницы я услышал голос Холмса, прозвучавший для внезапно вырванного из сна человека как сирена. Распахнув дверь гостиной, обнаружил там своего друга, без пиджака, в халате, одевшегося, по-видимому, как и я, впопыхах. Детектив держал за руку маленького оборванца лет шести-семи.
– Знаю, что у тебя сильный характер, – говорил Холмс. – Ты вел себя превосходно, и я горжусь тобой… А! Кстати. Это доктор Уотсон. Ты помнишь его, Хокинс?
Тощий бродяжка встревоженно повернул голову в сторону двери, и я сразу же узнал неброские черты лица и темные ирландские кудри Шона Хокинса, одного из самых младших в отряде работающих на Холмса мальчишек.
– Хокинс, – мягко сказал детектив, – То, с чем ты пришел, чрезвычайно важно. Выкладывай все, что знаешь. Трудно о таком говорить, но все же постарайся. Садись на стул рядом со мной. Нет, не так: откинься на спинку, как это делает твой отец, боксер. Теперь рассказывай все по порядку.
– Я нашел убитую женщину.
Губы малыша Хокинса дрожали.
– Понятно. Эту задачку я в состоянии решить. Где ты ее обнаружил?
– Во дворе соседнего дома.
– Ты ведь живешь в Ист-Энде, на Хэнбери-стрит, двадцать семь? – спросил Холмс, бросив на меня озабоченный взгляд. – Значит, ты видел убитую. Ты, конечно, испуган. Представь себе, что был в разведке и вернулся с занимаемой неприятелем территории.
Мальчишка глубоко вздохнул.
– Я вышел из дома сегодня утром, чтобы проверить, не выбросило ли что-нибудь на берег. Когда нет поручений, я ищу удачи в водостоках. Для их прочистки у меня есть острая палка. Она висит на крюке во дворе. Я полез снять палку, выглянул через забор и увидел мертвую, изрезанную на куски. Все внутренности наружу.
Хокинс разразился новым потоком слез.
– Ну-ну, не плачь. Здесь тебя никто не обидит, – сказал Холмс, гладя мальчишку по голове. – Ты проявил недюжинную храбрость и ум, проехав незамеченным на запятках двуколки до самого Вестминстера. Я в твоем распоряжении. Мне ехать на Хэнбери-стрит?
Мальчик лихорадочно закивал головой.
– Тогда мы с доктором Уотсоном отправляемся немедленно. Я попрошу миссис Хадсон приготовить тебе завтрак, а твоей маме скажу, что ты спишь у меня на диване. Миссис Хадсон будет счастлива, что у нее гостит герой Хэнбери-стрит. Отличная работа, Хокинс.
Сыщик бросил на меня многозначительный взгляд и скрылся в своей спальне. Я оделся всего на какие-то четверть минуты позже своего друга. Мы стремглав выбежали из дома и вскочили в первый же попавшийся кэб. Миссис Хадсон мы попросили обращаться с нашим маленьким гостем так, словно тот только что вернулся с кровавой колониальной войны.
Кэбмен довез нас до Хэнбери-стрит с предельной скоростью, на которую были способны лошади. Брезжил рассвет, его первые бледные лучи напоминали пальцы скелета. Мы подошли к кучке людей, состоявшей из полисменов, ошеломленных жильцов окрестных домов и бойких репортеров, скрывавших свое смятение под тонким флером задаваемых вопросов. Едва они заметили характерный профиль моего друга, их глаза загорелись, но он обратил на газетчиков не больше внимания, чем на стайку цыплят.
Гладко выбритый юный констебль охранял серую деревянную дверь, ведущую во двор.
– Извините, джентльмены, но я не имею права вас пропустить. Здесь произошло убийство.
– Мое имя Шерлок Холмс, а это мой коллега доктор Уотсон. Мы прибыли в связи с этим преступлением.
Констебль явно почувствовал облегчение:
– Вы как раз вовремя, мистер Холмс. Пройдите через эту дверь и дальше во двор. Инспектор Лестрейд распорядится, чтобы вам показали… труп, сэр.
Мы поспешно двинулись по темному проходу через здание. Детектив распахнул открывающуюся в обе стороны дверь в конце пропахшего плесенью коридора. Мы спустились по неровным ступенькам и очутились на открытом пространстве, вымощенном большими плоскими камнями. В трещины между ними пробивалась трава. У самых наших ног оказалась голова убитой женщины, тело ее лежало параллельно небольшому забору, о котором упоминал Хокинс. Я тотчас убедился, что ужас, охвативший мальчишку, был вполне оправдан.
– Боже правый, что он натворил! – пробормотал Холмс. – Доброе утро, инспектор Лестрейд.
– Надо же, он говорит «доброе утро»! – закричал жилистый инспектор. – Что, во имя всего святого, привело вас сюда? Мерфи! Куда вы идете, черт возьми! Не надо посылать телеграмму. Похоже, мистер Холмс ясновидящий.
– Уверяю вас, в моих методах нет ничего сверхъестественного. Просто наш коллега живет здесь по соседству.
– Ну надо же! Мерфи, вы можете нас оставить. Проверьте, чтобы у Бакстера все было под контролем.
Когда констебль вышел, Лестрейд недоверчиво покачал головой:
– Мистер Холмс, не сочтите за обиду, но в ваших методах есть что-то необъяснимое. Впрочем, хвала Всевышнему, что вы здесь. Доктор Уотсон, осмотрите, пожалуйста, труп, если способны это вынести. Врач пока не приезжал, а у меня ум за разум заходит.
Чтобы подбодрить себя, я припомнил, что никогда не падал в обморок при виде мертвецов в анатомичке, и подошел к несчастной, лежавшей навзничь на потрескавшихся каменных плитах. Пытался понять, что с ней все-таки случилось. Впечатление было такое, словно она попала на скотобойню, а не в руки убийцы.
– Ее голова почти отделена от тела. На лице синяки, оно распухло. Возможно, ее душили, перед тем как перерезать горло. Только что началось трупное окоченение. Ее убили, предположительно, в половине шестого утра. Живот разрезан полностью, тонкие и толстые кишки вырваны. Как видите, он извлек внутренности из полости живота и выложил ей на плечи. Другие ее раны…
Тут я замолк, потому что меня поразила ужасная мысль. Я пригляделся к телу более внимательно, и озарение ледяным кинжалом пронзило позвоночник. С трудом поднявшись на ноги, я молча уставился в глубь двора.
– Что с вами, Уотсон? – раздался звучный тенор Холмса, доносящийся словно из глубокого ущелья.
– Нет, это просто невозможно…
– О чем вы? Что он с ней сделал?
– Ее матка, Холмс. – Мне стоило больших усилий выдавливать из себя слова по одному. – Ее вырезали. Она отсутствует.
Тишина нарушалась лишь грохотом тележек по дороге и чириканьем воробья высоко на дереве в соседнем дворе. Холмс ошеломленно провел по высокому лбу бледной рукой и подошел ближе. С минуту он внимательно разглядывал труп, затем выпрямился. Мой друг стоически сохранял внешнее спокойствие, но в его глубоко посаженных глазах я увидел отвращение. Впрочем, кроме меня, этого, кажется, никто не заметил. Вручив мне шляпу и трость, Холмс стал внимательно осматривать все вокруг.
Лестрейд издал слабый хрип, словно ему не хватало воздуха, и опустился на прогнивший деревянный ящик. Его лицо выражало изумление.
– Отсутствует? – повторил он. – Господи, этого не может быть! Он ведь выпустил ей наружу все внутренности. Наверное, вы просто не заметили, доктор Уотсон.
Я покачал головой.
– Он забрал всю матку и бо́льшую часть мочевого пузыря.
– Забрал? Куда?! Это полная бессмыслица. Ее детородный орган наверняка здесь. Может быть, под этими щепками?
– Думаю, что нет, – отозвался Шерлок Холмс с другого конца двора. – Во всяком случае, я не вижу никаких следов.
После этого ужасного открытия плечи Лестрейда опустились еще ниже.
К тому моменту, когда мой друг завершил осмотр двора, нам с инспектором показалось, что минула целая вечность с тех пор, как мы очутились в этом жутком загоне. Он был открыт небу, но наглухо отгорожен от всякого понятия о человеческой благопристойности, которую мы привыкли почитать с детства.
Наконец Холмс приблизился к нам.
– Труп неопознанной пока женщины лет пятидесяти. Она добровольно вошла во двор вместе с убийцей. Тот схватил ее сзади. Они боролись, и нападавший перерезал ей горло. Потом выглянул за забор, дабы убедиться, что поблизости никого нет. Прежде чем изуродовать труп, он опустошил карманы жертвы, вытащив кусок муслина и два гребня. Затем расчленил тело убитой очень острым ножом с узким лезвием. Он сумел уйти тем же путем, каким пришел, забрав свой… трофей.
– Это ужасно, – пробормотал инспектор. – Совершенно бесчеловечно.
– Лестрейд, друг мой, не теряйте присутствия духа. Мы серьезно продвинулись со времен дела Николс.
– Дела Николс? Значит, вы полагаете, убийца – один и тот же?
– Глупо думать иначе, – раздраженно ответил детектив.
Инспектор застонал.
– У Скотланд-Ярда нет ни малейших зацепок по тем убийствам, не говоря уже… – Он внезапно умолк. – Боже правый, но ведь у нас есть подозреваемый! Этот ужасный сапожник в кожаном фартуке. Мистер Холмс, ведь вы сами дали мне его адрес!
– Лестрейд, крайне неблагоразумно…
– А вот и врач! Доброе утро, доктор Филипс. Боюсь, джентльмены, придется вас покинуть. У меня срочное дело.
– Задержитесь на минутку – и я избавлю вас от многих хлопот! – закричал Холмс.
– Если вам что-то понадобится, обращайтесь к инспектору Чандлеру. Он где-то поблизости. Мне нужно действовать незамедлительно. Удачного вам дня.
Лестрейд устремился по горячему следу с таким видом, словно узрел воплощенное зло.
– Пойдемте, Уотсон, – сказал детектив. – Похоже, здесь нет никаких зацепок. Попробуем разузнать что-нибудь у окрестных жителей. Здравствуйте, доктор Филлипс! Все осталось на месте, как было.
Мы покинули двор под аккомпанемент сдержанных проклятий Филлипса и быстро прошли по коридору.
– Холмс, скажите, вы что-нибудь понимаете? Кто способен сотворить такое? Шайка извращенцев? Новое воплощение Берка и Хейра?[8] Мне начинает казаться, что убийства совершаются главным образом для осквернения трупов.
Когда мы вышли на улицу, Холмс остановился, чтобы зажечь сигарету.
– Посмотрим, расскажут ли нам что-нибудь любопытное жильцы домов двадцать девять и двадцать семь.
Очень трудным делом было опросить испуганных обитателей Хэнбери-стрит, не останавливаясь на подробностях преступления – шокирующих, сенсационных и столь притягательных для газетчиков, что весть об этом жутком убийстве распространялась с быстротой молнии. Нам с Холмсом приходилось отвечать экспромтом на множество вопросов – их было не меньше, чем тех, что задавали мы. Лицо моего друга слегка прояснилось лишь дважды: когда мы узнали, что на первом этаже дома двадцать девять живет продавец мясных обрезков для кошек, и когда молодой человек по фамилии Кадоч рассказал, что слышал крик «нет!» и глухой звук удара о забор примерно в пять тридцать. Это соответствовало приблизительному времени смерти, высчитанному мной. Нам оставалось еще сообщить дрожащей, обеспокоенной матери Хокинса о местонахождении сына и поблагодарить ее.
День уже был в разгаре, когда мы вновь отправились в путь. Мой друг уверенно двигался в выбранном направлении, для меня совершенно загадочном. Шерлок, казалось, был полон сил и энтузиазма, я же едва волочил ноги. Неопределенность мучила меня более, чем когда-либо.
– Позвольте спросить, Холмс, куда мы идем?
– С меня хватит на месяц вперед разрезанных на куски бедных женщин. Мне нужна помощь.
– Чья?
– Реставратора концертных залов по имени Джордж Ласк.
– Это ваш знакомый?
– Предприниматель, проживающий в Майл-Энде. Я однажды оказался ему полезен. Теперь его очередь отдавать долг.
Майл-Энд, названный так, поскольку располагался точно в одной миле к востоку от старинной границы города, значительно разросся во второй половине девятнадцатого века. Появились новые дороги, одно за другим строились жилые и административные здания, но Холмс, похоже, знал каждую улицу и переулок. Вспоминается случай с ткачом Фенчерчем и его снискавшей дурную славу иглой, когда лишь знание Холмсом окрестных закоулков спасло жизнь нам обоим. Вот почему я не был удивлен, когда мой друг провел меня по лабиринту узких проходов к востоку от Уайтчепела и мы внезапно очутились на широкой, обсаженной деревьями улице перед весьма приличным особняком с белыми колоннами.
Сыщик поднялся по каменным ступеням и постучал в полированную дверь, дав взглядом знак следовать за ним.
– Вы должны поддержать разговор на заданную тему, – прошептал он. – Мистер Ласк – весьма словоохотливый джентльмен, его речи льются столь же свободно, как воды Темзы.
Молодая служанка, открыв дверь, провела нас в хорошо обставленную гостиную, где восседал величественный рыжий кот.
Хозяин не заставил себя долго ждать. Распахнув двери, Джордж Ласк воскликнул:
– Да ведь это сам мистер Шерлок Холмс! Как я рад вас видеть! Позвольте напомнить вам, сэр: если бы вы тогда вовремя не обнаружили, что затевают эти торговцы лесом, я бы полностью разорился. А вы, по-видимому, доктор Уотсон… Меня очень радует, что нашелся человек, который взялся подробно описать деяния мистера Холмса, дабы о них узнали во всем мире. Весьма рад познакомиться с вами.
У мистера Ласка было открытое лицо с выразительными чертами и проницательным взглядом. Мешки под глазами в сочетании с темным траурным одеянием натолкнули меня на мысль, что он недавно потерял близкого человека. Роскошные усы доходили почти до линии подбородка. Держался Джордж Ласк уверенно и манерами походил на успешного предпринимателя. Волосы, зачесанные назад, открывали лоб. На меня с первого взгляда произвели впечатление его живость и внутреннее достоинство.
– Та проблема не представляла сложности. – Холмс пожал руку хозяина дома. – Я был рад помочь вам.
– Нет, все тогда оказалось не так просто. Но в конечном счете я только выиграл. Присаживайтесь, джентльмены, и расскажите, что привело вас ко мне.
– Мистер Ласк, – сказал детектив, когда мы уселись, – примите наши соболезнования. Минуло так мало времени со дня смерти вашей жены, и мы понимаем, что эта утрата ощущается сейчас особенно остро.
На нижних ступенях лестницы я услышал голос Холмса, прозвучавший для внезапно вырванного из сна человека как сирена. Распахнув дверь гостиной, обнаружил там своего друга, без пиджака, в халате, одевшегося, по-видимому, как и я, впопыхах. Детектив держал за руку маленького оборванца лет шести-семи.
– Знаю, что у тебя сильный характер, – говорил Холмс. – Ты вел себя превосходно, и я горжусь тобой… А! Кстати. Это доктор Уотсон. Ты помнишь его, Хокинс?
Тощий бродяжка встревоженно повернул голову в сторону двери, и я сразу же узнал неброские черты лица и темные ирландские кудри Шона Хокинса, одного из самых младших в отряде работающих на Холмса мальчишек.
– Хокинс, – мягко сказал детектив, – То, с чем ты пришел, чрезвычайно важно. Выкладывай все, что знаешь. Трудно о таком говорить, но все же постарайся. Садись на стул рядом со мной. Нет, не так: откинься на спинку, как это делает твой отец, боксер. Теперь рассказывай все по порядку.
– Я нашел убитую женщину.
Губы малыша Хокинса дрожали.
– Понятно. Эту задачку я в состоянии решить. Где ты ее обнаружил?
– Во дворе соседнего дома.
– Ты ведь живешь в Ист-Энде, на Хэнбери-стрит, двадцать семь? – спросил Холмс, бросив на меня озабоченный взгляд. – Значит, ты видел убитую. Ты, конечно, испуган. Представь себе, что был в разведке и вернулся с занимаемой неприятелем территории.
Мальчишка глубоко вздохнул.
– Я вышел из дома сегодня утром, чтобы проверить, не выбросило ли что-нибудь на берег. Когда нет поручений, я ищу удачи в водостоках. Для их прочистки у меня есть острая палка. Она висит на крюке во дворе. Я полез снять палку, выглянул через забор и увидел мертвую, изрезанную на куски. Все внутренности наружу.
Хокинс разразился новым потоком слез.
– Ну-ну, не плачь. Здесь тебя никто не обидит, – сказал Холмс, гладя мальчишку по голове. – Ты проявил недюжинную храбрость и ум, проехав незамеченным на запятках двуколки до самого Вестминстера. Я в твоем распоряжении. Мне ехать на Хэнбери-стрит?
Мальчик лихорадочно закивал головой.
– Тогда мы с доктором Уотсоном отправляемся немедленно. Я попрошу миссис Хадсон приготовить тебе завтрак, а твоей маме скажу, что ты спишь у меня на диване. Миссис Хадсон будет счастлива, что у нее гостит герой Хэнбери-стрит. Отличная работа, Хокинс.
Сыщик бросил на меня многозначительный взгляд и скрылся в своей спальне. Я оделся всего на какие-то четверть минуты позже своего друга. Мы стремглав выбежали из дома и вскочили в первый же попавшийся кэб. Миссис Хадсон мы попросили обращаться с нашим маленьким гостем так, словно тот только что вернулся с кровавой колониальной войны.
Кэбмен довез нас до Хэнбери-стрит с предельной скоростью, на которую были способны лошади. Брезжил рассвет, его первые бледные лучи напоминали пальцы скелета. Мы подошли к кучке людей, состоявшей из полисменов, ошеломленных жильцов окрестных домов и бойких репортеров, скрывавших свое смятение под тонким флером задаваемых вопросов. Едва они заметили характерный профиль моего друга, их глаза загорелись, но он обратил на газетчиков не больше внимания, чем на стайку цыплят.
Гладко выбритый юный констебль охранял серую деревянную дверь, ведущую во двор.
– Извините, джентльмены, но я не имею права вас пропустить. Здесь произошло убийство.
– Мое имя Шерлок Холмс, а это мой коллега доктор Уотсон. Мы прибыли в связи с этим преступлением.
Констебль явно почувствовал облегчение:
– Вы как раз вовремя, мистер Холмс. Пройдите через эту дверь и дальше во двор. Инспектор Лестрейд распорядится, чтобы вам показали… труп, сэр.
Мы поспешно двинулись по темному проходу через здание. Детектив распахнул открывающуюся в обе стороны дверь в конце пропахшего плесенью коридора. Мы спустились по неровным ступенькам и очутились на открытом пространстве, вымощенном большими плоскими камнями. В трещины между ними пробивалась трава. У самых наших ног оказалась голова убитой женщины, тело ее лежало параллельно небольшому забору, о котором упоминал Хокинс. Я тотчас убедился, что ужас, охвативший мальчишку, был вполне оправдан.
– Боже правый, что он натворил! – пробормотал Холмс. – Доброе утро, инспектор Лестрейд.
– Надо же, он говорит «доброе утро»! – закричал жилистый инспектор. – Что, во имя всего святого, привело вас сюда? Мерфи! Куда вы идете, черт возьми! Не надо посылать телеграмму. Похоже, мистер Холмс ясновидящий.
– Уверяю вас, в моих методах нет ничего сверхъестественного. Просто наш коллега живет здесь по соседству.
– Ну надо же! Мерфи, вы можете нас оставить. Проверьте, чтобы у Бакстера все было под контролем.
Когда констебль вышел, Лестрейд недоверчиво покачал головой:
– Мистер Холмс, не сочтите за обиду, но в ваших методах есть что-то необъяснимое. Впрочем, хвала Всевышнему, что вы здесь. Доктор Уотсон, осмотрите, пожалуйста, труп, если способны это вынести. Врач пока не приезжал, а у меня ум за разум заходит.
Чтобы подбодрить себя, я припомнил, что никогда не падал в обморок при виде мертвецов в анатомичке, и подошел к несчастной, лежавшей навзничь на потрескавшихся каменных плитах. Пытался понять, что с ней все-таки случилось. Впечатление было такое, словно она попала на скотобойню, а не в руки убийцы.
– Ее голова почти отделена от тела. На лице синяки, оно распухло. Возможно, ее душили, перед тем как перерезать горло. Только что началось трупное окоченение. Ее убили, предположительно, в половине шестого утра. Живот разрезан полностью, тонкие и толстые кишки вырваны. Как видите, он извлек внутренности из полости живота и выложил ей на плечи. Другие ее раны…
Тут я замолк, потому что меня поразила ужасная мысль. Я пригляделся к телу более внимательно, и озарение ледяным кинжалом пронзило позвоночник. С трудом поднявшись на ноги, я молча уставился в глубь двора.
– Что с вами, Уотсон? – раздался звучный тенор Холмса, доносящийся словно из глубокого ущелья.
– Нет, это просто невозможно…
– О чем вы? Что он с ней сделал?
– Ее матка, Холмс. – Мне стоило больших усилий выдавливать из себя слова по одному. – Ее вырезали. Она отсутствует.
Тишина нарушалась лишь грохотом тележек по дороге и чириканьем воробья высоко на дереве в соседнем дворе. Холмс ошеломленно провел по высокому лбу бледной рукой и подошел ближе. С минуту он внимательно разглядывал труп, затем выпрямился. Мой друг стоически сохранял внешнее спокойствие, но в его глубоко посаженных глазах я увидел отвращение. Впрочем, кроме меня, этого, кажется, никто не заметил. Вручив мне шляпу и трость, Холмс стал внимательно осматривать все вокруг.
Лестрейд издал слабый хрип, словно ему не хватало воздуха, и опустился на прогнивший деревянный ящик. Его лицо выражало изумление.
– Отсутствует? – повторил он. – Господи, этого не может быть! Он ведь выпустил ей наружу все внутренности. Наверное, вы просто не заметили, доктор Уотсон.
Я покачал головой.
– Он забрал всю матку и бо́льшую часть мочевого пузыря.
– Забрал? Куда?! Это полная бессмыслица. Ее детородный орган наверняка здесь. Может быть, под этими щепками?
– Думаю, что нет, – отозвался Шерлок Холмс с другого конца двора. – Во всяком случае, я не вижу никаких следов.
После этого ужасного открытия плечи Лестрейда опустились еще ниже.
К тому моменту, когда мой друг завершил осмотр двора, нам с инспектором показалось, что минула целая вечность с тех пор, как мы очутились в этом жутком загоне. Он был открыт небу, но наглухо отгорожен от всякого понятия о человеческой благопристойности, которую мы привыкли почитать с детства.
Наконец Холмс приблизился к нам.
– Труп неопознанной пока женщины лет пятидесяти. Она добровольно вошла во двор вместе с убийцей. Тот схватил ее сзади. Они боролись, и нападавший перерезал ей горло. Потом выглянул за забор, дабы убедиться, что поблизости никого нет. Прежде чем изуродовать труп, он опустошил карманы жертвы, вытащив кусок муслина и два гребня. Затем расчленил тело убитой очень острым ножом с узким лезвием. Он сумел уйти тем же путем, каким пришел, забрав свой… трофей.
– Это ужасно, – пробормотал инспектор. – Совершенно бесчеловечно.
– Лестрейд, друг мой, не теряйте присутствия духа. Мы серьезно продвинулись со времен дела Николс.
– Дела Николс? Значит, вы полагаете, убийца – один и тот же?
– Глупо думать иначе, – раздраженно ответил детектив.
Инспектор застонал.
– У Скотланд-Ярда нет ни малейших зацепок по тем убийствам, не говоря уже… – Он внезапно умолк. – Боже правый, но ведь у нас есть подозреваемый! Этот ужасный сапожник в кожаном фартуке. Мистер Холмс, ведь вы сами дали мне его адрес!
– Лестрейд, крайне неблагоразумно…
– А вот и врач! Доброе утро, доктор Филипс. Боюсь, джентльмены, придется вас покинуть. У меня срочное дело.
– Задержитесь на минутку – и я избавлю вас от многих хлопот! – закричал Холмс.
– Если вам что-то понадобится, обращайтесь к инспектору Чандлеру. Он где-то поблизости. Мне нужно действовать незамедлительно. Удачного вам дня.
Лестрейд устремился по горячему следу с таким видом, словно узрел воплощенное зло.
– Пойдемте, Уотсон, – сказал детектив. – Похоже, здесь нет никаких зацепок. Попробуем разузнать что-нибудь у окрестных жителей. Здравствуйте, доктор Филлипс! Все осталось на месте, как было.
Мы покинули двор под аккомпанемент сдержанных проклятий Филлипса и быстро прошли по коридору.
– Холмс, скажите, вы что-нибудь понимаете? Кто способен сотворить такое? Шайка извращенцев? Новое воплощение Берка и Хейра?[8] Мне начинает казаться, что убийства совершаются главным образом для осквернения трупов.
Когда мы вышли на улицу, Холмс остановился, чтобы зажечь сигарету.
– Посмотрим, расскажут ли нам что-нибудь любопытное жильцы домов двадцать девять и двадцать семь.
Очень трудным делом было опросить испуганных обитателей Хэнбери-стрит, не останавливаясь на подробностях преступления – шокирующих, сенсационных и столь притягательных для газетчиков, что весть об этом жутком убийстве распространялась с быстротой молнии. Нам с Холмсом приходилось отвечать экспромтом на множество вопросов – их было не меньше, чем тех, что задавали мы. Лицо моего друга слегка прояснилось лишь дважды: когда мы узнали, что на первом этаже дома двадцать девять живет продавец мясных обрезков для кошек, и когда молодой человек по фамилии Кадоч рассказал, что слышал крик «нет!» и глухой звук удара о забор примерно в пять тридцать. Это соответствовало приблизительному времени смерти, высчитанному мной. Нам оставалось еще сообщить дрожащей, обеспокоенной матери Хокинса о местонахождении сына и поблагодарить ее.
День уже был в разгаре, когда мы вновь отправились в путь. Мой друг уверенно двигался в выбранном направлении, для меня совершенно загадочном. Шерлок, казалось, был полон сил и энтузиазма, я же едва волочил ноги. Неопределенность мучила меня более, чем когда-либо.
– Позвольте спросить, Холмс, куда мы идем?
– С меня хватит на месяц вперед разрезанных на куски бедных женщин. Мне нужна помощь.
– Чья?
– Реставратора концертных залов по имени Джордж Ласк.
– Это ваш знакомый?
– Предприниматель, проживающий в Майл-Энде. Я однажды оказался ему полезен. Теперь его очередь отдавать долг.
Майл-Энд, названный так, поскольку располагался точно в одной миле к востоку от старинной границы города, значительно разросся во второй половине девятнадцатого века. Появились новые дороги, одно за другим строились жилые и административные здания, но Холмс, похоже, знал каждую улицу и переулок. Вспоминается случай с ткачом Фенчерчем и его снискавшей дурную славу иглой, когда лишь знание Холмсом окрестных закоулков спасло жизнь нам обоим. Вот почему я не был удивлен, когда мой друг провел меня по лабиринту узких проходов к востоку от Уайтчепела и мы внезапно очутились на широкой, обсаженной деревьями улице перед весьма приличным особняком с белыми колоннами.
Сыщик поднялся по каменным ступеням и постучал в полированную дверь, дав взглядом знак следовать за ним.
– Вы должны поддержать разговор на заданную тему, – прошептал он. – Мистер Ласк – весьма словоохотливый джентльмен, его речи льются столь же свободно, как воды Темзы.
Молодая служанка, открыв дверь, провела нас в хорошо обставленную гостиную, где восседал величественный рыжий кот.
Хозяин не заставил себя долго ждать. Распахнув двери, Джордж Ласк воскликнул:
– Да ведь это сам мистер Шерлок Холмс! Как я рад вас видеть! Позвольте напомнить вам, сэр: если бы вы тогда вовремя не обнаружили, что затевают эти торговцы лесом, я бы полностью разорился. А вы, по-видимому, доктор Уотсон… Меня очень радует, что нашелся человек, который взялся подробно описать деяния мистера Холмса, дабы о них узнали во всем мире. Весьма рад познакомиться с вами.
У мистера Ласка было открытое лицо с выразительными чертами и проницательным взглядом. Мешки под глазами в сочетании с темным траурным одеянием натолкнули меня на мысль, что он недавно потерял близкого человека. Роскошные усы доходили почти до линии подбородка. Держался Джордж Ласк уверенно и манерами походил на успешного предпринимателя. Волосы, зачесанные назад, открывали лоб. На меня с первого взгляда произвели впечатление его живость и внутреннее достоинство.
– Та проблема не представляла сложности. – Холмс пожал руку хозяина дома. – Я был рад помочь вам.
– Нет, все тогда оказалось не так просто. Но в конечном счете я только выиграл. Присаживайтесь, джентльмены, и расскажите, что привело вас ко мне.
– Мистер Ласк, – сказал детектив, когда мы уселись, – примите наши соболезнования. Минуло так мало времени со дня смерти вашей жены, и мы понимаем, что эта утрата ощущается сейчас особенно остро.