Справка: первый унитаз в России появился в 1880-м.
   В книге своих путевых записок "Остров Сахалин" (1891-1894) Антон Павлович Чехов не обошел вниманием и русский сортир:
   "...несколько слов об отхожем месте. Как известно, это удобство у громадного большинства русских людей находится в полном презрении. В деревнях отхожих мест совсем нет. В монастырях, на ярмарках, в постоялых дворах и на всякого рода промыслах, где ещё не установлен санитарный надзор, они отвратительны в высшей степени. Презрение к отхожему месту русский человек приносит с собой и в Сибирь. Из истории каторги видно, что отхожие места всюду в тюрьмах служили источником удушливого смрада и заразы и что население тюрем и администрация легко мирились с этим. В 1872 г. на Каре, как писал г. Власов в своем отчете, при одной из казарм совсем не было отхожего места и преступники выводились для естественной надобности на площадь, и это делалось не по желанию каждого из них, а в то время, когда собиралось несколько человек. И таких примеров я мог бы привести сотню".
   Генерал А.Лукомский, видный военный деятель царской армии, в Гражданскую - ближайший сподвижник Деникина, в своих мемуарах "Очерки из моей жизни" пролил свет на немаловажное обстоятельство, до сих пор остававшееся в тени нашего повествования:
   "Городские нечистоты (во многих частях Киева ещё не было канализационной системы) вывозились "золотарями" в бочках на участок, отведенный для этого городом, и там должны были выливаться в специально устраивавшиеся неглубокие канавки. Затем все это засыпалось землей и через несколько времени земля отдавалась в аренду под огород. Но жид-предприниматель, вывозивший нечистоты, слегка мошенничал: для быстроты оборота бочек им часто вырывались большие ямы, которые заполнялись нечистотами и затем забрасывались землей. Не дай бог было попасть на поверхность такой ямы даже пешком!"
   Ни секунды не сомневаюсь в правдивости воспоминаний заслуженного генерала. Более того, душевно радуюсь, что наконец-то установлен и по национальности определен виновник неблагополучия в российском ассенизационном деле, и судя по всему, ещё и в армии. Помимо того, что по причине злонамеренно устроенных полей орошения она лишилась места для проведения учений, проникновение на младшие офицерские должности (конечно, после принятия христианства) "всяких Рубинштейнов, Штейнов, Рабиновичей и проч.", и что ещё хуже - на должности высшие отдельных носителей подобных же фамилий, нарушало монолитность офицерства и ослабляло сопротивляемость армии в отношении революционных веяний. И это накануне войны с Японией! Могла ли после этого она иначе кончиться?
   Из "Воспоминаний" художника Михаила Нестерова:
   "Мне нельзя было забираться далеко от Ордынки, от строящейся церкви, куда мне предстояло ездить ежедневно на работы. Квартира должна быть вместительная, не менее шести-семи комнат, причем необходима была одна большая под мастерскую. Я и мои московские знакомые были очень озабочены этим. Начиная с утра я ежедневно отправлялся на поиски, но ничего подходящего не было... Время шло, я измучился, стал терять надежду на счастливый исход моих поисков.
   И вот однажды читаю: сдается квартира о семи комнатах на Донской. Еду на Донскую... Вот и дом № 28, богатый, не старый, трехэтажный. Вхожу, лестница чистая, удобная; квартира 96 наверху.
   Показывает управляющий, нечто вроде приказчика из лабаза. Он вежлив, обстоятелен...
   Входим, осматриваю. Квартира светлая, с большим залом 14 на 10 аршин, что мне и нужно, имея в виду семиаршинных "Христиан". Цена тоже подходящая, по силам. Узнаю, что дом принадлежит купцу Простякову, что у него только по Донской восемь домов, да на Басманной еще... Договорились обо всем, дал задаток...
   Не откладывая в долгий ящик стал оборудовать квартиру по своему вкусу... Наконец, переселился. Сердце радовалось, так все было удобно, уютно, хорошо. Больше всего мне нравилась сама улица, широкая, тихая, засаженная большими липами. Из окон, из так называемого фонаря перспектива на обе стороны: налево - к Калужским воротам, направо - к Донскому монастырю, к семнадцативековой церкви "Ризоположения".
   Погода стоит жаркая - май месяц. Ложусь, на ночь открываю окна. Воров бояться нечего, третий этаж. Довольный, засыпаю на новоселье. Однако часу в первом просыпаюсь от какого-то неистового грохота, такого равномерного и бесконечного. Что бы это могло быть?
   А грохот на Донской несется неустанно. Совсем проснулся, не могу уснуть. И чувствую я, что, кроме грохота, чем-то смущено и обоняние мое. Встаю, подхожу к открытому настежь окну и вижу: от самой Калужской площади и туда, к Донскому монастырю, не спеша громыхают сотнями "зеленые бочки", те самые, на которых езжал толстовский Аким из "Власти тьмы".
   Так вот какова разгадка! Донская, моя прекрасная Донская, с липовыми аллеями по обе стороны широких панелей, входит в число тех улиц, по которым каждую ночь до рассвета, чуть не большую часть года, тянутся со всей Белокаменной к свалкам ассенизационные обозы. И так будет, пока отцы города не устроят канализацию.
   Всю ночь я не спал от шума, от этих "Акимов". Утром решил добиться свидания с Простяковым... Еду... застаю, принимает в своем роскошном кабинете. Просит садиться. Терпеливо выслушивает мою горестную повесть. Разводит руками, говорит, что горю моему пособить не может. Возвратить задаток не в его правилах. Однако, видя мое положение... советует мне "примириться". Легко сказать! - примириться. Я не глухой, и мое обоняние в совершенном порядке.
   Простяков простирает свое участие до того, что дает мне совет не открывать окон, оговариваясь, что это поможет делу не много. "А что действительней - это привычка. Пройдет месяц-другой, вы попривыкнете и, поверьте, почивать будете прекрасно-с. Ваши нервы поуспокоятся. Так-де бывает со всеми вначале, а потом пообтерпятся и ничего-с".
   И что вы думаете, - я, как и вся обширная Донская с её бесчисленным населением, попривык. Правда, на ночь больше окон не отворял, напротив запирал их наглухо и... попривык".
   Добавим в заключение, что описываемый эпизод имел место в 1910 году. Не так-то и давно, тем более если мерить мерками истории.
   Точный на детали Гиляровский дополняет это описание:
   "По случаю лунной ночи, по правилам думского календаря, хотя луны и не видно на самом деле, уличные фонари всей Москвы погашены.
   В темноте тащится ночной благоуханный обоз - десятка полтора бочек, запряженных каждая парой ободранных, облезлых кляч.
   Между бочкой и лошадью на телеге устроено веревочное сиденье, на котором дремлет "золотарь", - так звали в Москве ассенизаторов.
   Обоз подпрыгивает по мостовой, расплескивая содержимое на камни, гремя на весь квартал. И тянется, едва двигаясь, после полуночи такой обоз по Тверской, мимо генерал-губернаторского дворца...
   Обоз растянулся... Последние бочки на окончательно хромых лошадях поотстали... Один "золотарь" спит. Другой есть большой калач, который держит за дужку".
   Напомним, калач - исконная еда золотарей, и форма его специально такова, чтобы хлебное тело можно было отъесть, а изгвазданную золотарской пятерней дужку - выбросить.
   К началу XX века из 1063 городов и населенных пунктов Российской империи нормальную сплавную канализацию имели лишь одиннадцать. В их число не входил Петербург; Москва была канализована лишь в пределах Садового кольца. Российские авгиевы конюшни были полны дерьмом под завязку - страна ждала своего Геракла.
   В 1893 году Москва приступила к строительству сплавной канализации по проекту инженера В.Д. Кастальского. С тех пор "кастальский ручей" растет и ширится и, как мы знаем по опыту, пребывает ныне в достаточно сносном состоянии. Специалисты тоже оценивают состояние московской канализации как удовлетворительное. И это при протяженности сети - 7120 км. (Для сравнения: длина Нила - 6670, Амазонки - 6280, Миссисипи - 6215, Янцзы - 5520, Волги 3531 км.) Московская канализация в 1998 году отметила свое столетие. К новым славным юбилеям, дорогие товарищи! Нам без вас - никуда и никак. Без вас подземные нилы и миссисипи нашего золотца разольются таким весенним половодьем - не приведи господь!..
   Что касается петербургской канализации, то разработка её проекта была поручена английскому инженеру Линдлею. Он намеревался все нечистоты отводить в Невскую губу, откуда "сильное течение уносило бы их вдаль", но забыл о ветрах, вызывающих ежегодные наводнения. Эксперты забраковали его проект: "фекалии легко могут ворваться в город".
   Бог миловал, но дальнейшая история устройства петербургской канализации полна печали. Войны империалистическая, Гражданская, блокада города в Отечественную прогрессу канализационного дела не способствовали. "Завершилось ли создание современной канализации и очистных сооружений в Петербурге - трудно сказать, - раздумчиво констатирует цитированный уже Генрих Штрумпф. - Похоже, этой загадочной истории суждено быть бесконечной".
   О том, как были устроены в России уборные, мы сегодня доподлинно знаем благодаря... японцам. Капитан японской шхуны Дайкокуя Кадая после кораблекрушения попал в Россию и в 1791 году был привезен в Петербург. По возвращении на родину с его слов была записана книга Хосю Кацурагавы "Хокуса Монряку" - "Краткие вести о скитаниях в северных водах", почти полтора века после того остававшаяся секретной. В числе прочих секретов, выведанных наблюдательным японцем, было и устройство русского сортира. Ну что ж, не будем таить зла и даже поблагодарим коварного соглядатая. То, что российские авторы не считали достойным описания, японец со старательной и простодушной дотошностью изложил в самых подробных деталях:
   "Уборные называются [по-русски] нудзуне или нудзунти [нужник]. Даже в 4-5-этажных домах нужники имеются на каждом этаже. Они устраиваются в углу дома, снаружи огораживаются двух-трехслойной [стенкой], чтобы оттуда не проникал дурной запах. Вверху устраивается труба вроде дымовой, а в середине она обложена медью, конец [трубы] выступает высоко над крышей, и через неё выходит плохой запах. В отличие от дымовой трубы, в ней посередине нет заслонки, и поэтому для защиты от дождя над трубой делается медный навес вроде зонтика. Над полом в нужнике имеется сиденье вроде ящика высотой 1 сяков 4-5 сунов [сяку - 30,3 см или 37,8 см; 1 сун-3,03 см]. В этом [сиденье] вверху прорезано отверстие овальной формы, края которого закругляются и выстругиваются до полной гладкости. При нужде усаживаются поудобнее на это отверстие так, чтобы в него попадали и заднее и переднее тайное место, и так справляют нужду. Такое устройство объясняется тем, что [в России] штаны надеваются очень туго, так что сидеть на корточках, как делают у нас, неудобно. Для детей устраиваются специальные сиденья пониже. Нужники бывают большие с четырьмя или пятью отверстиями, так что одновременно могут пользоваться три-четыре человека. У благородных людей даже в уборных бывают печи, чтобы не мерзнуть <...> Под сиденьями сделаны большие воронки из меди, [а дальше] имеется большая вертикальная труба, в которую все стекает из этих воронок, а оттуда идет в большую выгребную яму, которая выкопана глубоко под домом и обложена камнем. Испражнения выгребают самые подлые люди за плату. Плата с людей среднего сословия и выше - по 25 рублей серебром с человека в год. Очистка производится один раз в месяц после полуночи, когда на улицах мало народа. Все это затем погружается на суда, отвозится в море на 2-3 версты и там выбрасывается".
   Добавлю, что цитатой этой мы обязаны книге Ю.М.Лотмана "Беседы о русской культуре" (обратите внимание - культуре!), который дает к ней следующий комментарий: "Он (Кацурагава) с одинаково невозмутимыми подробностями описывает дворцовые залы и устройство уборных, и если первые описания мы ещё можем найти в других источниках, то вторые совершенно уникальны".
   От описания наблюдательного японца перейдем к строкам нашего современника. Тимур Кибиров, описавший (ударение на третьем слоге) в своих "Сортирах" все виды поименованных сооружений, встречавшиеся на его жизненном пути - железнодорожный, аэрофлотовский, гарнизонный солдатский и пр., не мог не воспеть и сортир-скворечник, своей неувядаемой живучестью способный потягаться и с каменными шедеврами древнего зодчества:
   ...В глубине двора стоял сортир дощатый, Вот, примерно, его размеры два на полтора в обоих отделеньях. И, наверно, два с половиной высота. Дыра имела форму эллипса. Безмерна глубь темная была. Предвечный страх таился в ней...
   Предвечный страх - это уже из области поэтическо-метафизической. Образмериванию не подлежит, к функциональному использованию не предназначен...
   Гражданская война, голод и холод, замерзшая канализация... Отразившие этот тектонический сдвиг авторы отнеслись к последствиям его по-разному. Маяковский - в тонах жизнеутверждающе-пафосных (к этому и само название поэмы обязывает - "Хорошо"):
   Шапчонку
   взял
   оборванную и вытащил салазки.
   - Куда идешь?
   - В уборную иду.
   На Ярославский.
   Салазки, часом не подумайте, - это не для уборной. Мало ли что по дороге к вокзалу для дома полезное попадется. Может, доска какая.
   Виктор Шкловский в "Сентиментальном путешествии" описывает примерно то же, но куда как аналитичнее и суше. Кстати, и салазки тоже вспоминает:
   "В начале 1919 года я оказался в Питере. Время было грозное и первобытное...
   Спали в пальто, покрывались коврами; особенно гибли люди в домах с центральным отоплением.
   Вымерзали квартирами...
   Лопнули водопроводы, замерзли клозеты. Страшно, когда человеку выйти некуда. Мой друг... говорил, что он завидует собакам, которым не стыдно...
   Умирали, возили трупы на ручных салазках.
   Теперь стали подбрасывать трупы в пустые квартиры. Дороговизна похорон.
   Я посетил раз своих старых друзей. Они жили в доме на одной аристократической улице, топили сперва мебелью, потом полами, потом переходили в следующую квартиру. Это - подсечная система.
   В доме, кроме них, не было никого.
   В Москве было сытней, но холодней и тесней.
   В одном московском доме жила военная часть; ей было отведено два этажа, но она их не использовала, а сперва поселилась в нижнем, выжгла этаж, потом переехала в верхний, пробила в полу дырку в нижнюю квартиру, нижнюю квартиру заперла, а дырку использовала как отверстие уборной.
   Предприятие это работало год.
   Это не столько свинство, сколько использование вещей с новой точки зрения и слабость.
   Трудно неподкованными ногами, ногами без шипов, скользить по проклятой укатанной земле".
   А теперь - всем известный фрагмент из художественной литературы - из "Собачьего сердца" Михаила Булгакова. Профессор Преображенский, Филипп Филиппович, размышляет о природе разрухи:
   "Если я, вместо того чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах...
   Двум богам служить нельзя. Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев. Это никому не удается, доктор, а тем более - людям, которые вообще, отстав в развитии от европейцев лет на 200, до сих пор ещё не совсем уверенно застегивают свои собственные штаны".
   Приводимый ниже сюжет услышан от Сергея Павловича Урусевского (об обстоятельствах, в которых рассказ услышан, чуть позже), по времени относится где-то к концу 40-х. В одной из киноэкспедиций в каких-то заброшенных краях увидел он со товарищи скворешню сортира, вроде бы на вид достаточно нового; открыли дверцу и... поразились увиденному: над деревянной приступочкой высилась куча того самого, естественного здесь продукта, упиравшаяся аж в самый потолок. Маменьки мои! Как же это можно было сотворить такое! Пораскинули серым веществом - поняли, что можно. Видно, зимой скворешню занесло снегом по самую крышу. Ну вот крышу-то и пробили и продолжали использовать сооружение по прямому назначению...
   Режиссер-документалист Алеша Ханютин недавно рассказал в компании коллег-искусствоведов (это ещё одна его профессия) о пэтэушнике, не потерявшемся, когда пришлось объяснять свое отсутствие на занятиях. "Понимаете, ночью какая-то сволочь насрала под самой дверью общежития. За ночь говно замерзло - дверь не смогли открыть". Скорее всего, врал наглец. Но какова сила творческой фантазии!
   Уважаемые товарищи потомки,
   Роясь. в сегодняшнем окаменевшем говне,
   Наших дней изучая потемки, вы, возможно, спросите и обо мне. возможно, скажет ваш ученый, кроя эрудицией вопросов рой, что жил-де такой певец кипяченой и ярый враг воды сырой.
   Профессор, снимите очки-велосипед!
   Я сам расскажу о времени и о себе. ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный...
   Это в представлениях не нуждается. Это Маяковский. Восхитившись яростностью и талантом стиха, намертво врезающейся в память образностью (очки-велосипед), шокирующей откровенностью рифмы (говне - мне), заметим все же, что ассенизатором в переносном смысле быть, может быть, и не легче, но как бы все же приятнее и почетнее, чем в прямом...
   Такая вот легенда (опять же, возможно, и быль) широко ходила в 60-70-е годы.
   Девушка встречалась с парнем, у них намечалась любовь, и тут выяснилось, что он работает золотарем. Девушка дала парню от ворот поворот, он обиделся и затаил в душе хамство. Она нашла себе другого, а когда праздновала свадьбу, бывший ухажер подкатил на своей машине, направил в окно квартиры, где шло гулянье, шланг и обдал золотцем всех сверху донизу. Ну, естественно, и её, свою неизбывную. Кажется, его судили и осудили. Все ему сочувствовали, хотя вряд ли кто из мужской части обсуждавших эту историю хотел оказаться на его месте, и вряд ли кто из части женской поступил бы иначе, чем девушка. Да, конечно, всякий труд в нашей стране почетен, но не помнится случая, чтобы детишки мечтали бы стать не космонавтами, моряками, геологами или физиками, а рядовыми тружениками золотарного фронта.
   Возможно, в череде огорчительных событий, повлекших за собой описанный эпизод, сыграла известную роль недостаточность культурно-просветительной пропаганды по части предмета наших размышлений. В мире сейчас подобные пробелы пытаются восполнить. В частности, в Брюсселе открыт и действует Музей канализации. Воспользуемся его описанием, позаимствованным из Интернет-прессы.
   "Осмотрев надземную часть музея, посвященную всемирной истории канализации, стоков и дренажных систем, посетители спускаются в подвал познакомиться с техническим устройством, достоинствами и недостатками современной городской канализации.
   Из подвала порядок осмотра музея уводит ещё глубже под землю - уже непосредственно в канализацию. По тоннелю, прорытому глубоко под городом, посетители выходят к подземной реке Сен и осматривают главную магистраль дренажной системы Брюсселя. Можно даже немного прогуляться по ней (если, конечно, желание достаточно сильно). В финале визита ("на сладкое") просмотр аудиовизуальной композиции, авторы которой призывают людей всегда помнить о самоотверженном труде ассенизаторов, каждый день рискующих жизнью в жутких и зловонных подземельях..."
   Анекдоты
   Человек устроился работать ассенизатором. Все хорошо: зарплата, условия, коллектив. Только вот запах донимает. Товарищ посоветовал:
   - Помойся как следует хвойным экстрактом.
   Через неделю встречаются:
   - Ну как, попробовал?
   - Попробовал. Отлично! Пахнет, будто кто-то под елкой насрал.
   Человек приходит на работу устраиваться.
   - Говорят, вам нужны ассенизаторы?
   - Нужны.
   - У вас там написано, что оплата сдельная. Это как?
   - Очень просто: четыре мешка говна отвезешь - пятый тебе...
   А теперь - поэзия. Современный автор - о величии ассенизационного дела.
   Ода трудовому героизму
   Вонючий кал размазан по стене,
   И на куски расколот унитаз.
   Hо помню я (хотя и трудно мне):
   Тяжелый труд уборщиков - для нас!
   Сортир - стихия адская, порой
   По праздникам здесь трудно продохнуть...
   В углу лежит блевотина горой,
   А рядом с ней - говно. Кошмар и жуть!
   Придет простой советский гражданин,
   Hасрет и нарыгает он везде...
   А после - ведь не вспомнит ни один
   О нашем титаническом труде!
   Hо сладкий запах славы не для нас!
   Мы просто чтим святой завет вождей,
   Которые писали нам не раз
   О важности сортиров для людей.
   Ведем борьбу мы дружно, как один,
   За чистоту сортиров и рядов.
   Матрос! Солдат! Товарищ! Гражданин!
   К очистке туалетов - будь готов.
   Денис Катаев
   Как это делается?
   "Он поет по утрам в клозете. Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек. Желание петь возникает в нем рефлекторно. Эти песни его, в которых нет ни мелодии, ни слов, а есть только одно "та-ра-ра", выкрикиваемое им на разные лады, можно толковать так:
   "Как мне приятно жить... та-ра! Та-ра!.. Мой кишечник упруг... ра-та-та-та-ра-ри... Правильно движутся во мне соки... ра-ти-та-ду-та-та... Сокращайся, кишка, сокращайся... трам-ба-ба-бум!"
   Когда утром он из спальни проходит мимо меня (я притворяюсь спящим) в дверь, ведущую в недра квартиры, в уборную, мое воображение уносится за ним. Я слышу сутолоку в кабинке уборной, где узко его крупному телу. Его спина трется по внутренней стороне захлопнувшейся двери, локти тыкаются в стенки, он перебирает ногами...
   Это образцовая мужская особь".
   Вы, конечно, помните эти строки. Это Олеша, Юрий Карлович. Начало романа "Зависть". Как блистательно лаконично, сразу же и намертво охарактеризован герой! А описано всего лишь его поведение в туалете.
   Так вот: то же самое можно сказать и в аспекте всемирно-историческом. Как это делали наши предки в разные века, в разных странах, такими сами они и были. Посему отправимся на поневоле беглую экскурсию в прошлое. Что там интересного могут рассказать нам сортирные свидетельства ушедших веков?! Олеша, конечно же, описал сортирное поведение безнадежного атеиста, язычески верующего в плоть, и только плоть. Но, оказывается, религии совсем не чужды были (и в прошлые времена, и ныне) предписаний верующим, как это полагается делать.
   В мои студенческие времена ходил такой популярный стишок:
   Не хочу быть кисою,
   А хочу - собакою,
   Где хочу - пописаю,
   Где хочу - покакаю.
   В общем, своего рода гимн безоглядной свободе. Но религия на то и религия, чтобы вводить нас в рамки моральных предписаний, напоминать, что мы не кисы, не собаки, а имеем некоторые обязанности перед вдохнувшим в нас свою искру Создателем, в том числе и обязанность не злоупотреблять дарованной нам свободой. Отправлению естественных надобностей это тоже касательно.
   Среди прочих предписаний, как должно вести себя еврею, Талмуд не забыл и о поведении в туалете. Замечу, что когда правила-инструкции на сей счет создавались, соплеменники мои, впрочем как и иные народы (кроме китайцев, и то лишь избранных), о туалетной бумаге не слыхивали, а уж об унитазах и самые дерзкие провидцы не грезили.
   Итак, как это положено делать иудею:
   "Надо приучить себя к отправлению естественных надобностей каждое утро и каждый вечер, так как тело должно быть чистым, чтобы еврей всегда был готов к служению Всевышнему. Тора предостерегает (Ваикра, 11:43): "Не оскверняйте душ ваших", и мудрецы наши объясняют, что этот запрет имеет в виду также того, кто сдерживает отправление естественных надобностей. Кроме того, тот, кто так поступает, наносит вред своему здоровью.
   Во время отправления естественных надобностей следует проявлять особую стыдливость и скромность. Нельзя обнажать тело больше, чем необходимо даже если находишься в закрытом помещении и в темноте. Если необходимость заставила отправлять естественные надобности в открытом месте, то лучше всего подойти к забору, большому дереву и т.п. и присесть спиной к нему. Если же находишься в открытом поле, следует сесть так, чтобы лицо было обращено или к югу, или к северу. По возможности следует остерегаться садиться лицом или спиной по направлению к Иерусалиму и Храмовой горе. Однако мочиться можно в любую сторону.
   Нельзя испражняться в присутствии другого человека. Если поблизости нет дерева или забора, за которым можно скрыться, следует отойти так далеко, чтобы другой человек не увидел обнаженной части вашего тела. Однако мужчине в случае острой необходимости разрешается мочиться даже в людном месте, так как задержка мочеиспускания для него чревата большой опасностью для здоровья. Но если только возможно, ему лучше отойти в сторону.
   Очень вредно испражняться стоя, и нельзя чрезмерно тужиться. Не следует спешить при отправлении естественных надобностей - прежде, чем выйти из туалета, надо убедиться, что нужды в отправлении естественных надобностей больше нет. Мочась стоя, надо стараться не забрызгать свою одежду и обувь.
   Находясь в туалете, нельзя думать ни о чем, что связано с Торой. Поэтому лучше всего в это время занять свои мысли деловыми или финансовыми вопросами. В субботу же, когда думать о делах запрещено, следует вспомнить о том удивительном, новом, необычном, что человек видел или слышал в последнее время.
   Следует тщательно удалить с тела остатки нечистот, ибо в противном случае запрещается произносить молитвы и слова Торы. Однако не разрешается делать это правой рукой - потому что ею затягивают узел тфилин. Запрещено также пользоваться средним пальцем левой руки, потому что именно его обвязывают ремешком тфилин. Левше можно пользоваться правой рукой - для него она левая.