Листфилд Эмили. Все, что нам дорого

   – Ты мне не мама, – огрызнулась Джулия и снова уткнулась в книгу.
   Сэнди еще минуту смотрела на нее, потом вышла из комнаты.
   Как только Сэнди ушла, Джулия швырнула книгу на пол. Она свернулась калачиком и, словно кошка, прикрыла глаза согнутой рукой.
   Внизу Сэнди соорудила себе сандвич с тунцом. Хотя за весь день у нее во рту не было ни крошки, она только несколько раз надкусила хлеб по краям и снова сунула сандвич в холодильник, сок от тунца уже вытек на тарелку.
   В кухне темнело. Сверху не доносилось ни звука. Сэнди шевелилась лишь затем, чтобы взглянуть на часы. Пять часов вечера. Шесть.
   К семи часам, когда Эйли все еще не вернулась, Джулия сошла вниз. Она небрежно огляделась, безуспешно пытаясь скрыть любопытство и тревогу.
   – Ее здесь нет, – сказала Сэнди.
   Джулия подошла к холодильнику и вытащила сандвич, который не доела Сэнди. Она забрала его в гостиную и включила телевизор. Сэнди слышала мрачную электронную музыку, возвещавшую о начале научно-фантастической программы.
   Еще через полчаса она вошла в гостиную и требовательно спросила у Джулии:
   – Какие у нее есть подруги?
   – Не знаю. Джеки Джерард. Может, Сью Хэнсон. – В ее голосе больше не было резких ноток, но она не отводила взгляда от телевизора.
   Сэнди снова отправилась на кухню и позвонила домой обеим девочкам. Их матери разговаривали с ней по телефону резко, почти невежливо. Они наверняка тоже прочли газету. ДАЖЕ ПРИСМОТРЕТЬ ЗА МАЛЫШКОЙ НЕ СПОСОБНА! ЧЕГО И ОЖИДАТЬ ОТ ТАКОЙ, КАК ТЫ! «Нет, мы не видели ее», – ответили обе.
   Выглянув из кухни, чтобы убедиться, что Джулия еще сидит в гостиной, и, оттащив телефон подальше, насколько позволял провод, она позвонила Теду.
   – Она у тебя? – спросила Сэнди.
   – Кто?
   – Эйли.
   – Нет, конечно. Что с ней? Что ты натворила?
   – Ничего, – она тут же бросила трубку.
   На минуту она прижалась лбом к аппарату, прежде чем снова набрать номер.
   – Джон? Не вешай трубку, – заторопилась она. – Я насчет Эйли.
   – Что с Эйли? – недоверчиво спросил он.
   – Она пропала.
   – Что значит «пропала»?
   – Не пришла домой. Она ушла, пока меня не было, и я не знаю, где она, а уже темно и поздно, и я не знаю, что делать.
   – Ты звонила в полицию?
   – Нет.
   Джон немного помолчал.
   – Я поищу ее. Есть у меня одна мысль.
   – Спасибо. – Сэнди опустила трубку.
   Она открыла дверцу холодильника и уставилась на его непривлекательное содержимое. Она налила себе стакан белого вина из давно откупоренной бутылки и прихватила с собой в гостиную.
   Джулия немного подвинулась, чтобы дать ей место на диване, и они сидели вдвоем, уставившись на экран телевизора, где мешались звуки и цвета и сменяли друг друга рекламные ролики, комедии и выпуски новостей. Ни одна не произнесла ни слова.
 
   В комнате стояла кромешная тьма, когда Эйли проснулась и какое-то время не могла сообразить, где находится. Постепенно ее глаза привыкали к темноте, следя за тусклым светом, что проникал в комнату сквозь окно и отбрасывал неровные вертикальные тени на пустые полки и комод. Дома.
   Она выпростала ноги из-под сбившегося одеяла, истершегося почти до дыр в том месте, которое она всегда прижимала ко рту. У нее затекла правая рука, и она трясла ею, пока не ощутила покалывание. Отведя с глаз выбившуюся прядь волос, она спустила ноги на пол и встала осторожно, словно сомневалась, выдержат ли они ее. Ведя руками по стене, она мелкими шажками прошла из своей комнаты по коридору в спальню родителей. Наконец дома.
   Она повернула выключатель у двери и у кровати с той стороны, где спала ее мать, вспыхнула лампа, желтый огонек под гофрированным абажуром. Кровать была гладко застелена, ни единой морщинки. Она забралась на бледно-лиловое покрывало в цветочек и уселась, скрестив ноги, на самой середине. Тумбочка справа была пуста. Она вспомнила, когда отец только ушел от них, все время казалось, что комната может опрокинуться, комод, шкаф, сама кровать были так заполнены с правой стороны и так чисто и голо было слева. Она легла и подложила под голову подушку. От нее словно легкими струйками исходил призрачный сладкий аромат духов матери. Она плотнее прижалась к подушке и закрыла глаза, желая только одного – остаться в этом доме навсегда.
   Ей снилась земля.
   Земля, которой они накрывали ее мать, когда она смотрела, лопата за лопатой, пока она не исчезла из вида.
   Земля, где копошились черви и змеи, извиваясь, пробираясь к ней.
   Земля, выраставшая кучками на ее ногах, лодыжках, коленях, талии, выше, выше.
   Земля, покрывшая ее глаза, – она ничего не видела.
   Но это больше не имело значения.
 
   Громкий шум внизу разбудил ее, мало-помалу вернув к действительности. Она прислушалась к приближавшимся шагам и натянула покрывало на голову. Ее дыхание под плотной тканью было слишком жарким, слишком шумным. Шаги слышались близко, потом остановились.
   Он сдвинул покрывало с ее лица.
   – Привет, – сказал Джон, улыбаясь.
   Она смотрела на него, прищурясь, снизу вверх.
   – Что ты здесь делаешь, дорогая?
   Она все молчала.
   – Ты заставила народ здорово поволноваться.
   У нее на лице отпечатались следы от подушки и простыней.
   Он присел на край кровати, протянул руку и нежно погладил ее лоб.
   – Вставай, Эйли. Нам надо идти.
   Она сонно покачала головой.
   – Тебе нельзя оставаться здесь, – мягко сказал он.
   Она еще минуту смотрела на него, и по губам ее скользнула тихая улыбка. Она не сопротивлялась, когда он поднял ее с кровати на руках, тяжелую и разгоряченную.
   Спускаясь по лестнице, он крепко прижимал ее к груди, напрягая мускулы, словно боялся уронить. Мало-помалу тепло ее тела передалось ему, он расслабился. Он осторожно усадил ее в машину на переднее сиденье и, прежде чем обойти машину и сесть за руль, наклонился и поцеловал ее в лоб, закрыв глаза, как она.
 
   Он внес ее, снова заснувшую или притворившуюся, что спит, в дом Сэнди.
   – Где она была?
   – Дома, – ответил он.
   – Как же ей удалось забраться внутрь?
   – Разбила окно.
   Сэнди понимающе кивнула.
   – Как ты догадался, где она?
   Он пожал плечами и понес ее наверх, слегка покачиваясь при каждом шаге.
   Спустившись вниз, он немедленно направился к выходу.
   – Подожди.
   Он обернулся к Сэнди.
   – Пожалуйста, – прибавила она. – Я сварю кофе. Не уходи еще. Пожалуйста.
   Он вдруг почувствовал, что слишком устал, чтобы сопротивляться. Вслед за ней он пошел на кухню.
   – Прежде чем что-то говорить, – сказала она, насыпая кофе в конический фильтр, – выслушай меня, хорошо? Я хочу, чтобы ты знал, как я переживаю.
   – Из-за чего?
   – В каком смысле «из-за чего»?
   – Я имею в виду, мне хочется знать, из-за чего именно ты переживаешь. Ты переживаешь из-за того, что трахалась с мужем своей сестры? Переживаешь из-за того, что лгала мне? Переживаешь из-за того, что Джулия видела вас? Переживаешь из-за того, что Горрик – мелкий честолюбивый подонок? Объясни мне, Сэнди, из-за чего конкретно ты переживаешь.
   Она заплакала.
   – Из-за всего. Из-за всего. Ты даже не представляешь, насколько переживаю.
   – Безусловно, я о многом не имею представления. Есть еще что-нибудь, что мне бы следовало знать? Или я должен выразиться иначе, кто-нибудь еще, о ком мне следует знать?
   Она с убитым видом смотрела на него, не замечая, что вода в кофеварке давно кипела.
   – Как ты могла? – продолжал он с мукой в голосе. – Как ты могла?
   – Не знаю. Я сама себе задавала этот вопрос весь прошедший год. Словно это сделал кто-то другой.
   – Нет, это сделал не кто-то другой. Это сделала ты. Расскажи мне, как это произошло. Я имею в виду, как именно это было. Расскажи мне, как случилось, что ты спала с мужем своей сестры?
   – Ты хочешь разложить жизнь по этаким маленьким аккуратненьким коробочкам и все точно надписать, – горько бросила она.
   Он отодвинул свой стул, не сводя с нее глаз.
   Когда она вновь заговорила, ее голос звучал отстраненно и глухо.
   – У них были трудности…
   – Ох, пожалуйста, не морочь мне этим голову.
   – Он зашел за книгой. Не знаю, просто одно привело к другому.
   – Послушай, вот в этом-то и штука. Вот что до меня не доходит. На мой взгляд, одно и другое не приводят, – он сделал резкий жест, – к этому.
   Она разлила кофе по чашкам и села напротив него. Ее голос был ровным, задумчивым.
   – Я бы могла привести миллион причин, и все они выглядели бы как оправдания. Может, мне хотелось получить то, что есть у Энн. Может, мне хотелось узнать, нужно ли мне то, что есть у Энн. Доказать себе раз и навсегда, что мне этого не нужно. Казалось, ей все всегда дается так легко. За всю жизнь она ни единого дня не была в одиночестве. Казалось, она всегда все делает правильно. Не знаю. Просто у нее все складывалось так удачно, понимаешь?
   – Ты права. Это и в самом деле похоже на ворох оправданий. И притом дерьмовых оправданий.
   – Может, это не имело никакого отношения к Энн. Может, просто все дело было в нас.
   – В нас?
   – Во мне и в Теде.
   Джона передернуло.
   – Мы все время ненавидели друг друга, – сказала она. – Ненавидели друг друга за то, что делали.
   – Предполагается, что это меняет дело?
   – Нет.
   – И значит, вот что стоит за всем этим? – спросил Джон.
   – За всем чем?
   – За твоей убежденностью в вине Теда. Ты мстишь ему?
   – Нет, – вскинулась она. – Он это сделал, я знаю, что сделал. Джон, он мне угрожал. Сказал, что, если я не заставлю Эйли изменить показания, он обо всем этом расскажет.
   – Ты все это время общалась с ним?
   – Нет. Да. В некотором роде.
   – О, Господи. – Он закатил глаза. – Сэнди, если он угрожал тебе, это означает оказывать давление на свидетеля. Почему ты не обратилась в полицию?
   – А как же девочки, Джон? – раздраженно сказала она. – Разве ты не понимаешь, у них, кроме меня, никого не осталось. Я бы все что угодно отдала, лишь бы они не узнали об этом. Я пыталась защитить их. – Она хрипло рассмеялась. – Что за ирония судьбы! Откуда мне было знать, что Джулия нас видела?
   – Ты можешь вообразить, каково ей было все это время?
   Сэнди не ответила.
   – Послушай, – наконец произнесла она, – есть еще один момент. Однажды он пригрозил, что убьет меня. Под конец нашего… – она опустила глаза, – как бы его ни назвать… он сказал, что, если я когда-нибудь хоть как-то обижу Энн, он убьет меня. Джон, в его взгляде было нечто такое…
   – Если ты была так уверена, что он способен на насилие, почему не предупредила Энн?
   – Если бы я только это сделала…
   – Когда ты собиралась рассказать мне об этом, Сэнди? И собиралась ли?
   – Я пыталась.
   – Нет. Если бы ты хотела, то рассказала бы.
   – Ты не всегда облегчаешь задачу, – сказала она, глядя на него.
   Он ничего не сказал.
   – Джон, это была ошибка, ужасная ошибка. Но это было давно. До тебя.
   Он не шелохнулся.
   – Что теперь? – тихо спросила она.
   – Не знаю, – печально отозвался он. – Я не знаю.
   Она кивнула.
   – Спасибо, что нашел Эйли.
   Он поднялся, чтобы уходить.
   Она проводила его к выходу и придержала дверь, глядя на него снизу вверх покрасневшими глазами.
   – Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.
   – Я не ненавижу тебя.
   – Ты все еще меня любишь?
   – Не искушай судьбу.
   Она чуть улыбнулась, кивнула.
   Он еще раз взглянул на нее и ушел.
 
   Тед позвонил поздно вечером.
   – Эйли нашлась?
   – Да.
   – Где она была?
   – В старом доме, – ответила Сэнди.
   – С ней все в порядке?
   – Да.
   – Она что-нибудь говорила?
   – О чем?
   – Насчет завтра.
   – Нет. Она вообще ни о чем не говорила.
   – Значит, ты не знаешь, что она скажет?
   – Нет.
   Возникла пауза. Имя Джулии вертелось на языке у обоих, но ни один не мог произнести его.
   Тед что-то проворчал и повесил трубку.
   В его квартире везде горел свет. Все приведено в порядок, протерто от пыли, разложено по местам. За последние долгие часы он почистил кухонную раковину, ванну и туалет, отодвинул холодильник на три дюйма от стены и соскоблил открывшуюся коричневую полоску смазки.
   Он все время похлопывал пальцами по стакану, а потом по бедрам, расхаживая взад и вперед по квартире.
   Он немного замедлил шаг и извлек чертежи своего будущего дома в горах из пустого ящика бюро, где хранил их в тонкой оберточной бумаге, заботливо оберегая от повреждения и утраты, словно некий талисман. Он разложил их на кухонном столе и принялся неторопливо, методично стирать и заново чертить прекраснейшие из линий в ожидании прихода утра.
 
   Старший из двоих стариков притащился к зданию суда за час до того, как судебный пристав, потягивая сок из желто-коричневой упаковки, появился, чтобы отпереть двери. Старик быстро прошел в пустой зал и занял свое излюбленное место. Ради этого дня он принарядился в блейзер в бело-голубую клетку с бледно-желтыми пятнами на лацканах, его всклокоченные седые волосы сбились, обнажив лысину, которую им полагалась прикрывать, и торчали по бокам, словно крылья. В ночь перед заседанием он слишком волновался, чтобы заснуть. Когда вслед за ним прибыл его приятель, он распечатал коробочку с сушеными абрикосами, и оба принялись потихоньку жевать, пока зал наполнялся и публика рассаживалась по местам.
   Ровно в девять тридцать Сэнди провела Эйли, одетую в синюю плиссированную юбку и белый свитер, на передний ряд. Новые туфли натирали Эйли пятку и скользили по мраморному полу, когда она проходила мимо рядов любопытных глаз. Когда они уселись на свои места, Сэнди крепко держала ее за руку, как ради нее, так и ради себя. Тед полуобернулся и взглянул на свою дочь, чистенькую, свежую и напуганную. Он мягко улыбнулся и увидел, как ее губы начали складываться в какую-то гримасу, которую он не сумел разобрать. Заметив это, Сэнди наклонилась и пригладила волосы Эйли, чтобы отвлечь ее, а Тед снова переключился на Фиска, шепча ему на ухо последний совет. Фиск осторожно кивнул. Несмотря на то, что он множество раз звонил Сэнди, ему так и не удалось добиться, чтобы она привела к нему Эйли. Он непроизвольно постукивал ногой по мраморному полу.
   Судья Карразерс уже заняла свое место, когда дверь в зал в последний раз открылась. Сэнди обернулась и заметила, как Джон протиснулся в последний ряд. Прямо перед ним сидел Горрик с блокнотом и ручкой в руке. Она смотрела на его бесстрастное лицо, пока открывалось заседание, но он не реагировал.
   – Защита вызывает Эйли Уоринг.
   Сэнди крепко стиснула руку Эйли и прошептала:
   – Только говори правду.
   Эйли неуверенным шагом вышла вперед, приняла присягу и взобралась на возвышение, где находилось место для свидетеля.
   Судья Карразерс обратилась к ней, ободряюще улыбаясь:
   – Здравствуй, Эйли.
   – Здравствуйте.
   – Скажи, пожалуйста, сколько тебе лет? – спросила судья.
   – Одиннадцать.
   – Славный возраст, насколько мне помнится. А где ты живешь, Эйли?
   – Раньше я жила на Сикамор-стрит. Теперь живу на Келли-лейн.
   – С кем ты живешь?
   – С моей тетей Сэнди.
   – Эйли, ты знаешь, что такое правда?
   – То, что происходило на самом деле?
   – Очень хорошо. А знаешь ли ты, что такое ложь?
   – Когда что-то выдумываешь.
   – Хорошо. Ты только что приняла присягу. Ты понимаешь, что это значит?
   – Я обещала говорить правду.
   Судья Карразерс улыбнулась.
   – Очень хорошо, Эйли. – Она повернулась к Фиску. – Можете приступать.
   Фиск не спеша приблизился к Эйли, его губы раздвинула улыбка, как он надеялся, успокаивающая, только уголки, подрагивающие уголки губ выдавали некоторую неуверенность.
   – Здравствуй, Эйли.
   – Здравствуйте.
   – Я постараюсь закончить как можно быстрее. Дорогая, ты, твоя сестра и папа 20 октября ездили на гору Флетчера на выходные?
   – Да.
   – Вы хорошо провели время с папой?
   Эйли кивнула.
   – Он говорил что-нибудь насчет того, чтобы поехать туда еще раз?
   – Да. Он сказал, что в следующий раз мы поедем все вместе.
   – И мама тоже?
   – Да. Все вместе.
   – Вы вернулись в Хардисон с папой и Джулией в воскресенье 22 октября?
   – По-моему, да.
   – Эйли, когда в тот день вы пришли домой, твои мама и папа начали ссориться?
   – Да.
   – А что ты делала?
   Она взглянула на Теда, подавшегося вперед, к ней.
   – Я пошла на кухню выпить стакан апельсинового сока.
   – А где была Джулия?
   – Она осталась в гостиной.
   – Когда ты была на кухне, что ты слышала?
   – Я слышала, как они ругаются.
   – А прежде ты слышала, чтобы они так ссорились?
   – Да.
   – Точно так же?
   – Думаю, да.
   Фиск глянул в свои записи, потом на Теда, но его внимание было целиком поглощено дочерью.
   – Эйли, ты слышала, чтобы Джулия что-нибудь говорила?
   – Да.
   – Что ты слышала?
   – Джулия закричала: «Перестань! Нет!»
   – И что ты делала потом?
   – Я вышла в гостиную.
   Эйли говорила так тихо, что судья Карразерс наклонилась вперед и сказала:
   – Ты не могла бы говорить чуточку погромче, детка?
   – Я вышла в гостиную, – повторила Эйли.
   – И что ты увидела?
   Эйли играла пальцами, крутя один вокруг другого.
   – Что ты увидела? – опять спросил Фиск.
   Она положила указательный палец на большой, потом большой – на указательный.
   – Я видела, как Джулия набросилась на папу, – прошептала она.
   Фиск расправил плечи.
   – Это очень важно, Эйли. Я хочу, чтобы ты хорошенько подумала. Джулия набросилась на отца до или после того, как выстрелило ружье?
   Эйли в последний раз покрутила пальцами.
   – До того.
   – Извини, я тебя не слышу.
   – Джулия бросилась на него до того, как ружье выстрелило.
   По залу громко пронесся шорох и ропот голосов. Старик на заднем ряду с таким жаром хлопнул приятеля по колену, что тот от неожиданности вскрикнул. Присяжные, вытянувшие шеи в сторону Эйли, на секунду обернулись. Сэнди впилась ногтями себе в бедро, бормоча проклятия, и, глянув на обращенное к ней в профиль лицо Теда, заметила, как на нем медленно проступает улыбка.
   – Ты уверена, что ружье выстрелило лишь после того, как Джулия набросилась на отца? – В голосе Фиска появилась уверенность, которую он раньше лишь изображал.
   – Да.
   – У меня больше нет вопросов.
   – Она лжет! – выпалила Сэнди, задыхаясь, чувствуя, как у нее кружится голова.
   – Соблюдайте порядок, – сказала судья Карразерс.
   – Но ведь она лжет! – крикнула Сэнди, вскочив с места, вцепившись в дубовый барьер перед собой.
   – Тихо, – потребовала судья Карразерс. – Я не допущу ничего подобного в этом зале! – Она изо всех сил стукнула молотком.

Эпилог

   Свет, проникавший снаружи сквозь лабиринт голых веток прямо перед тремя большими окнами, отбрасывал на некрашеный пол гостиной причудливые призрачные тени. Рабочие, строившие дом, советовали Теду расчистить побольше зарослей на участке в три акра, но он отказался. Дом – простой, без украшений, не загроможденный мебелью – стоял оазисом среди леса, грозившего поглотить его при малейшей возможности. Когда они только переехали сюда два месяца назад, последние листья день и ночь непрерывно скреблись в окна. Теперь, в разгар зимы, лишь серебристо-белый снег громоздился на карнизах, на ветках и на холмах, вздымавшихся позади, отражаясь в комнате. В ней не было вычурной мебели и ярких красок, на стенах не было ни картин, ни фотографий. Дом нельзя было увидеть с дороги. Он был точно такой, каким он его задумал.
   Тед поставил чашку с кофе на белую деревянную стойку, отделявшую кухню от гостиной. Все было светлым и просторным, кругом порядок и чистота. Он вытер со стойки лужицу и глянул на часы. Одним глотком допив кофе, сунул чашку в посудомоечную машину и подошел к подножию лестницы в самом центре дома.
   – Джулия? Если мы вообще собираемся ехать, пора пошевеливаться. Уже три часа. Ты идешь?
   Взявшись рукой за балясину перил, он ждал ответа. Никогда не отличавшийся терпением, он был вынужден за последние десять месяцев много ждать. Ждать, пока закончится строительство дома. Ждать, несмотря на вынесенный вердикт о невиновности, пока вернутся клиенты, пока исчезнет пятно. Ждать, пока его дочери забудут о прошлом. Он хмурился, тщетно пытаясь расслышать шаги. В нескольких шагах от него Эйли, устроившись в кресле, пристально следила за ним. Она теперь предпочитала ни на минуту не упускать его из виду. После суда был период, когда она так цеплялась за него, что он сомневался, отпустит ли она когда-нибудь его руку, отойдет ли от него хоть на шаг. Он не мог отделаться от мысли, что она берет причитающееся ей, что он ей должен; и он, разумеется, задолжал ей. И все же он задумывался о том, когда же она насытится, если это вообще возможно. Он ободряюще улыбнулся ей и еще раз крикнул наверх.
   Джулия наконец спустилась, на плече у нее болтались новые белые ботинки с коньками. Длинные волосы перехвачены резинками.
   – Я же сказала, я не хочу идти.
   – А я сказал, что вторая половина воскресенья – время семейное. Можешь хоть запереться в своей комнате на шесть с половиной дней в неделю с наушниками на голове, но только не в воскресенье.
   Джулия, насупясь, посмотрела на него.
   – Ты это говоришь только потому, что так всегда говорила мама.
   Тед помрачнел. Джулия, когда-то стремившаяся во что бы то ни стало освободиться, с недавних пор превратилась в охранителя прошлого, на каждом шагу выставляя перед ним Энн, словно магический талисман.
   – Ты готова?
   – Да.
   Они взяли из гардероба в прихожей свои куртки, и Тед наклонился помочь Эйли застегнуть парку, а она стояла неподвижно и безвольно, следя за его руками. Он запер дверь и смотрел, как Джулия и Эйли спешили по морозу к машине на подъездной аллее. Обе уселись на заднее сиденье, но по разные стороны, отвернувшись каждая к своему окну. Глядя на них в зеркало заднего вида, Тед снова был ошеломлен мертвой тишиной, повисшей между ними, тяжелой, непроницаемой. Он включил радио, и они поехали вниз по извилистой дороге вдоль крутого склона Кендл-хилл, слушая развлекательную программу в перерыве футбольного матча.
   Когда они подъехали к автомобильной стоянке на дальнем конце озера Хоупвелл, Джулия первая выскочила из машины еще до того, как Тед вынул ключ из зажигания. К тому времени, как Эйли и Тед добрались до края замерзшего озера, на ходу натягивая варежки и перчатки, она уже сидела на скамье, сунув ноги в ботинки с коньками, и разглядывала уже катавшуюся публику, чьи разноцветные куртки и шапки двигались на фоне белого льда, белого неба. Она отъехала от скамьи, как только к ней приблизилась Эйли.
   Тед встал на колени и туго зашнуровал ботинки Эйли, чтобы у нее не подворачивались ноги, хотя это вроде бы не помогало, и два воскресенья с тех пор, как они начали ездить сюда, Эйли уходила с катка шатаясь, с ноющими мышцами.
   – Ну вот, так надежно. Встретимся на льду, – он слегка хлопнул ее по спине, словно подталкивая, но она не сдвинулась с места, а терпеливо ждала, пока он надевал свои большие черные ботинки.
   Тед задвинул свою обувь под скамейку рядом с обувью девочек и встал, взяв Эйли за руку.
   – Ну хорошо, идем.
   Когда они делали первые неуверенные шаги по неровному льду, он огляделся и заметил зеленую парку и узкие джинсы Джулии далеко справа. Она уже отыскала мальчика, с которым и приехала встретиться. Он знал, что она терпит эти прогулки только из-за мальчика, хотя Теду было неизвестно его имя и даже неизвестно, был ли мальчик один и тот же каждую неделю, однако подозревал, что нет. Он никогда не спрашивал об этом, точно так же как избегал думать о грудях, выросших внезапно, словно вигвамы по весне, о картонных коробочках из-под тампонов, которые замечал среди мусора. Теперь они находились в стороне от всех, двигаясь потихоньку, чтобы не потерять равновесия. Он вел Эйли вокруг озера медленно, с остановками, держась в нескольких шагах от края озера, где она чувствовала себя в полной безопасности.
   – У тебя хорошо получается, – сказал он ей, и она улыбнулась, довольная, что угодила ему. – Мне кажется, тебе надо попробовать самой.
   – По-моему, я еще не готова.
   – Ну давай, Эйли, попробуй.
   Он отпустил ее руку, прежде чем она успела возразить, и отъехал от нее, морозный воздух наполнил его легкие, он глубоко вдыхал его и лишь один раз оглянулся убедиться, что она не упала. Он объехал пару, которая скользила, держась скрещенными перед собой руками, с нервным смехом подстраиваясь друг к другу, застенчиво и неловко. Один вид взрослых людей, пришедших на свидание, наводил на него тоску, особенно при свете дня, и он взрезал коньками лед, спеша прочь от них. Оглянувшись, он увидел, как Эйли вскарабкалась на берег и остановилась, следя за ним, дожидаясь его. Он выписал на льду восьмерку. Совершая последний виток, он заметил, как Джулия отделилась от мальчика и приблизилась слишком близко к середине, где лед был менее прочным, и ее коньки погружались в него на четверть дюйма. Он только было направился в ее сторону, как ее догнал мальчик, называя ее по имени со страхом, восхищением и восторгом. Она отошла от опасного места на несколько шагов, смеясь над его малодушием. Тед быстро пробежался туда-сюда пару раз и поехал обратно.
   На самом деле он находил эти вылазки на озеро скучным занятием и коньки купил только потому, что не мог придумать, чем бы им заняться по воскресеньям. Джулия, конечно, была права. Первоначально это была идея Энн, она появилась, когда он проводил слишком много времени вдали от них. Дни Семьи – так она их называла, улыбаясь с надеждой, настойчиво и неотвратимо.