Страница:
Затем перечисляются населенные пункты, где действовали партизаны и подпольщики.
Из доклада отделения контрразведки, которое обслуживало 5-й армейский корпус за период с 1 по 30 марта 1944 года:
"...В марте действия банд усилились: они разрушили ж.-д. путь на участке Ички - Владиславовка, взорвали водонапорную башню на ст. Сарыголь (Феодосия) и в Коктебеле - локомобиль на электростанции...
На Старый Крым было организовано нападение силами приблизительно 300 бандитов. Ими было освобождено 40 заключенных из тюрьмы, из которых 30 человек были арестованы 312-м отделом фельджандармерии. Среди освобожденных были очень важные агенты из советского радиоцентра..."
Из дневника боевых действий 17-й армии 3 марта 1944 года:
"...Из месячного доклада о борьбе с партизанами видно, что их деятельность немного ослабла. Их действия сейчас концентрируются в районе между Симферополем и Севастополем. Проведено 13 боев с ними. Убито 93 партизана. Наши потери: 101 человек убитыми и 111 человек ранеными..."
1 - 2 марта 1944 года:
"Командующий 17-й армии инспектирует ход строительства оборонительных сооружений под Севастополем. Там же обсуждает с командующим ВМС на Черном море вице-адмиралом Брикманом план операции "Глиссер" (план эвакуации из Крыма). По воздуху в Крым перебрасывается 111-я пехотная дивизия. Приказано создать для нее тыловые части и службы. Получено подкрепление для разведывательных частей люфтваффе... Командующий обсуждал с командующим румынскими войсками вопросы усиления борьбы с партизанами..."
Севастополь - наш!
Наконец 8 апреля 1944 года войска 4-го Украинского фронта, занимавшие подступы к северному Крыму, перешли в наступление. Взяв штурмом Перекоп и прорвав вражескую оборону, устремились в центральную часть полуострова.
С рубежей, где несколько месяцев велись затяжные, тяжелые бои, передовые отряды Отдельной Приморской армии также двинулись в наступление, и к утру 11 апреля Керчь была освобождена. Враг отступал.
Нашему полку поставлена задача уничтожить на станции Салын железнодорожные эшелоны, на которые грузятся отступающие.
Группу самолетов повел Виктор Казаков. Она настигла уходящий эшелон, удачно сбросила бомбы и проштурмовала его. Горели вагоны, разбегались солдаты, но их настигали хлесткие очереди пушек и пулеметов. Истребители прикрытия тоже не упускают возможности - стреляют по фашистам. Враг бежит! Я такого не видел за всю войну!
При выходе из атаки (я летел с командиром полка) в голове колонны немцев заметил счетверенную установку "эрликонов", стрелявшую по нашим самолетам, и всадил в нее добрую очередь из своего крупнокалиберного. Огонь тут же прекратился.
Возвратились на аэродром. Летчики побежали на КП, а воздушные стрелки стали помогать оружейникам готовить самолеты к новому вылету.
Через полчаса снова - на взлет! Проскочили над Керчью. Дороги забиты разрушенной, горящей техникой противника. Зенитки не стреляют, немецких истребителей нет. Проносимся над фашистскими войсками: сбрасываем осколочные бомбы, пускаем эресы, стреляем из бортового оружия. Мы, воздушные стрелки, тоже стреляем по наземным целям.
Возвращаемся на бреющем. Нам машут руками солдаты, подбрасывают вверх головные уборы. Летчики покачивают крыльями, приветствуя наступающих. За день мы сделали несколько боевых вылетов.
Главное теперь - не дать противнику оторваться от наших войск и скрыться в Севастополе, закрепиться там.
На следующий день - 12 апреля продолжаем наносить удары по отступающему противнику. В конце дня - тяжелая потеря: погиб бесстрашшый экипаж - летчик Атлеснов и воздушный стрелок Рогоза.
- Мы штурмовали противника,- рассказывал воздушный стрелок Паршиков.Зенитки не стреляли. Вдруг вижу - самолет Атлеснова перевернулся, упал кабиной вниз. Наверное, шальная пуля досталась ему, самолет летел очень низко.
Механик их самолета Федор Моисеенко неприкаянно бродил по пустой стоянке. Ребята с болью смотрели на него. А он все ходил и ходил, опустив голову, переставлял ящики с места на место, прислушивался, смотрел в небо...
В боях за Керчь только наш 43-й гвардейский штурмовой авиаполк потерял 30 летчиков и воздушных стрелков. Большие потери были и в других авиаполках дивизии.
13 апреля 1944 года линия фронта проходила уже далеко за Феодосией.
Группа комэска Евгения Ежова летела вдоль дороги в правом пеленге. Вдали показалась пыль - это шли автомашины удиравшего противника. Ежов, зная, что неподалеку наши танки, решил остановить колонну.
Ударами двух самолетов была разрушена дорога впереди колонны. Создалась пробка. Теперь цель стала довольно компактной. Развернувшись, группа нанесла штурмовой удар с бреющего полета. В это время вторая группа, возглавляемая Тихоном Кучерябой, в ранее указанном районе противника не обнаружила - там двигались наши части.
Развернувшись, летчики пошли на юг и вскоре увидели машины вражеских арьергардных частей. Сбросив бомбы на зенитные батареи, прикрывавшие отход гитлеровцев, группа ударила по основной колонне.
Отходивший по горным дорогам, вдоль побережья, враг подвергался ударам авиации, партизан и военных моряков. Авиации приходилось действовать с аэродромов Тамани, дальность действия самолетов с каждым часом увеличивалась.
Немецкие истребители не появляются. Полное господство нашей авиации, поэтому и истребители тоже штурмуют бегущих немцев.
А вот свидетельства самих немцев об их бегстве к Севастополю.
Из дневника боевых действий 5-го армейского корпуса:
"11.04.1944 г. В связи с прорывом на Сивашском фронте приказано оставить Керченский полуостров. Видя взрывы, разрушения, которые проводят наши команды, противник перешел в наступление с задачей: не допустить занятие немецкими войсками перешейка. После обеда партизаны перехватили дорогу Старый Крым - Салы. Бои с ними продолжались остаток дня и ночью. Советская авиация атакует дороги, бьет по Владиславовке, Феодосии, Старому Крыму. Разведотдел корпуса не может работать. Отходим к Севастополю..."
"12.04.1944 г. Противник вместе с партизанами, спустившимися с гор, перехватил дорогу на Севастополь через Симферополь. Сильное воздействие советской авиации..."
"14.04.1944 г. Осталась единственная дорога вдоль южного берега Крыма в Севастополь. Русские танки в Салы. Командный пункт корпуса перенесен в Судак. Авиация противника беспрерывно бомбит и штурмует, не дает возможности; для посадки отступающих на самоходные баржи. В 21.00 последовал приказ отходить на Алушту. В это же время штабная колонна корпуса была обстреляна с гор оружейным и пулеметным огнем. Русские танки пошли по побережью от Феодосии и объединились с партизанами в Судаке..."
"15.04.1944 г. К середине дня достигли Ялты. Русские бомбардировщики и штурмовики атакуют колонны корпуса, порт, корабли... К нашему счастью, туман прикрыл наш отход..."
Вечером 13 апреля мы узнали о гибели исполнявшего обязанности командира 979-го истребительного полка майора А. О. Хвостова. В его эскадрильи 446-го истребительного я был оружейником. Склонив головы, слушали мы рассказ о боевом вылете своего товарища, ставшего для него последним.
В четырнадцать часов Андрей Олимпиевич вылетел во главе четверки. С ним были Истрашкин, Рубцов, Сонюшкин. Под крыльями самолетов подвешены по две 50-килограммовые фугасные и осколочные бомбы. Шли на высоте полутора тысяч метров. Слева осталась Феодосия. При подходе к Судаку увидели отступавших немцев. Они сгрудились у переправы через небольшую горную речку за поселком. Два моста были разбиты ранее штурмовиками. Горело несколько автомашин, цистерна с горючим. Черно-серый дым теснился в низине, зажатой двумя горными кряжами. Противник медленно двигался в объезд по виноградникам: автомашины, орудия, повозки.
Хвостов скомандовал в атаку, ведомый Иван Рубцов последовал за командиром. Удар был точным: бомбы рвались в гуще врагов. Вдруг ударили "эрликоны". Рубцов заметил, как самолет Хвостова круто полез вверх, потом свалился на левое крыло и начал падать.
"Прощайте! За Родину!" - услышали товарищи по радио прерывистый голос командира. Истребитель устремился на переправу. Взрыв и столб пламени поднялся высоко над землей. Александр Олимпиевич Хвостов повторил подвиг Гастелло...
Перебазироваться бы в Крым, но противник привел аэродромы в негодность или минировал их.
К 20 апреля он занял подготовленные позиции под Севастополем и перешел к обороне. Советским же войскам необходимо было подтянуть тылы, перегруппировать войска для штурма Севастополя.
Немцы построили многополосные оборонительные сооружения, опиравшиеся на цепи гор: Мекензиевы, Сапун-гора, Сахарная головка, Федюхины высоты и множество больших и малых возвышенностей, полукольцом опоясавших город. На этих высотах в незабываемые месяцы обороны Севастополя в 1941 - 1942 годах сражались воины Красной Армии и моряки Черноморского флота.
Фашисты еще более усилили в инженерном отношении все линии обороны под Севастополем и до предела насытили их огневыми средствами. Сапун-гора была превращена в крепость, заминированную и усиленную железобетонными сооружениями. В отвесных уступах в несколько ярусов шли доты с тяжелыми орудиями и множеством пулеметов, а вся гора снизу доверху опоясывалась линиями траншей, минными и проволочными заграждениями.
Наш полк перелетел на аэродром Тумай, севернее Симферополя.
Весна в разгаре, светит яркое крымское солнце, буйно цветут травы. Летный состав изучает расположения укреплений противника под Севастополем, а техники занимаются подготовкой материальной части.
После небольшой передышки снова ежедневно, по нескольку раз, вылеты. Штурмовики, ведомые опытными командирами Коноваловым, Алексеевым, Ежовым, Папкой, Кучерябой, наносят удары по врагу.
Группу "илов" ведет командир полка Соколов. Я нахожусь во второй кабине. Под нами горы, дальше виднеется море, покрытый дымкой Севастополь кажется целым. Но вот возникает темная гряда Мекензиевых гор, изрытых траншеями, покрытых бетонной цепью дотов. Двести пятьдесят дней и ночей держали севастопольцы свой город. Три штурма, сотни тысяч снарядов и мин, десятки тысяч авиабомб бросал на город с его защитниками враг, предпринимал сотни атак. Но севастопольцы - стояли.
Сейчас нашей группе удалось удачно сбросить бомбы, совершить три захода на вражеские артиллерийские позиции и без потерь возвратиться на аэродром.
Командир 9-й зенитной дивизии люфтваффе генерал-лейтенант Пиккерт в своей книге пишет, что командование 17-й немецкой армии понимало: в сложившейся обстановке удержать Севастополь невозможно. Поэтому 28 апреля командующий армией генерал-полковник Енеке вылетел в ставку Гитлера. В Севастополь он не вернулся. 2 мая командующим 17-й армией в Крыму был назначен бывший командир 5-го армейского корпуса генерал от инфантерии Альмендингер.
Был отозван из Севастополя и командир 49-го горнострелкового корпуса генерал Конрад. Поступил приказ Гитлера от 3 мая: удерживать Севастополь до последней возможности. По состоянию на 3 мая, по данным Пиккерта, в Севастополе оставалось еще 70 тысяч немцев.
Далее он приводит сведения по своей дивизии на 24 апреля 1944 года:
"Несмотря на большие потери в личном составе и в орудиях при отступлении от Керчи и Перекопа, в дивизии насчитывалось по прибытии в Севастополь 18 батарей зенитной артиллерии крупного калибра, 18 батарей орудий среднего калибра (37 мм), не считая "эрликонов". "Личного состава в дивизии: 250 офицеров, 7400 рядовых и унтер-офицеров".
Кроме этих зенитных средств, противник имел еще большое количество их и в пехотных дивизиях. На двух аэродромах базировалось до 150 истребителей "Ме-109" и "ФВ-190".
Страшно летать под обстрелом зениток. Когда "мессер" или "фоккер" хочет атаковать тебя, ты знаешь, где он, чувствуешь его, ждешь. А зенитные снаряды видишь только после разрывов и не знаешь, где разорвется очередной.
Однажды из штаба нашей дивизии позвонили на КП полка и сообщили командиру полка: "Ваша группа штурмовиков произвела только один штурмовой заход на позиции противника, не дав возможности поэтому продвинуться вперед, нашим пехотинцам".
А от штурмовиков в это время требовалась непосредственная поддержка пехоты. Разъяренный командир полка потребовал объяснений от командира группы капитана Шкребы.
Тот отвечал, что в это время над его группой проходила выше группа наших бомбардировщиков, которые, как ему показалось, заходили на ту же цель, и он побоялся, что "илы" попадут под их бомбы. Остальные летчики и воздушные стрелки молчали.
Соколов обратился к начальнику штаба полка:
- Передайте в штаб дивизии - я поведу эту группу сам!
Через полчаса группа под его командованием взяла курс на Севастополь. На этот раз летчики сделали семь заходов на цель. Я наблюдал за воздухом, но это не мешало мне видеть разрывы бомб, эресов среди вражеских оружий, а также взрыв склада боеприпасов. Только решительные требования командира нашей дивизии С. Г. Гетмана заставили Соколова дать команду выходить из боя. Туда подходила уже другая группа.
Наступило утро 7 мая 1944 года. Весь личный состав полка построен, зачитан приказ о штурме Севастополя. Затем состоялся краткий митинг.
Лечу на боевое задание в самолете командира группы - штурмана полка Коновалова, опытного, требовательного, прекрасно знающего дело, в чем неоднократно убеждались все летавшие с ним. Я сам напросился лететь с ним вместо его заболевшего стрелка.
Мы должны нанести удар по артиллерийским позициям немцев юго-западнее Сапун-горы, откуда велся огонь по нашим войскам, изготовившимся к штурму. Экипажи занимают места в самолетах. Бежит начштаба Сериков с ракетницей. Ракета. Взлет. Собираемся в группу, берем курс на Севастополь. Через несколько минут проходим над аэродромом, с которого взлетают истребители и пристраиваются к нам. Из разговора по радио узнаем знакомых летчиков. Вот "зависает" над нашим "илом" истребитель, по номеру узнаю комэска Истрашкина. Слышу также голоса Татарникова, Рубцова.
С других направлений на Севастополь идут группы бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей. Еще какие-то группы самолетов возвращаются с боевого задания.
Впервые наблюдаю одновременно в воздухе такое количество наших самолетов. Ведут их уже, в основном, закаленные в боях летчики.
Мысленно прослеживаю путь, пройденный нашим полком. Мы пережили трудное время. Вспоминаю погибших товарищей. И приходит на ум притча: немецкий генерал докладывает прусскому королю: "Экселенц! Русского солдата мало только убить, его надо еще и повалить. Ведь он и убитый продолжает стоять!"
Погибли многие. Но мы выстояли. И должны как можно скорее очистить нашу землю от врагов.
Накануне получил письмо из дому, от сестры. Она пишет, что пришлось пережить нашим людям в оккупированном Харькове, где погибли трое моих школьных товарищей: их повесили фашисты на глазах жителей рабочего поселка - для устрашения. За смерть товарищей, за горе родных и близких мы обязаны мстить.
Подходим к Севастополю. Город в дыму пожарищ. Видим очертания береговой линии, бухты. Вдали слева мыс Херсонес. Там находится последний аэродром немцев, где базируются их истребители.
Вылетая на боевые задания в район Севастополя, наши экипажи штурмовиков отмечают все усиливающуюся зенитную оборону противника. Действия его истребительной авиации затруднены из-за нашего превосходства в воздухе, но, завязав бой в благоприятных для них условиях, он атакует "илы" с яростью обреченных.
Командир группы Коновалов докладывает по радио на КП генералу Гетману о готовности группы:
- Я "Стрела-3"! Уточните цель!
- "Стрела-3"! Из района северо-западнее Балаклавы ведут огонь фашистские батареи. Заставьте их замолчать, они мешают атакующим войскам!
Я посмотрел на землю. Под нами - Сапун-гора, покрытая взрывами. Там, внизу, на штурм ключевой позиции к Севастополю идут наши войска. Наша группа еще до подхода к Сапун-горе начала противозенитный маневр. Взрывы зенитных снарядов со всех сторон.
Коновалов маневрирует, умело подсказывает летчикам. Все плотнее зенитный огонь, но мы упорно продвигаемся к цели.
Выглядываю вперед и вижу на земле сполохи фашистских зенитных батарей. Впереди виднеется Балаклава. Северо-западнее Балаклавы- артиллерийские батареи противника, те самые, что бьют по нашим атакующим частям.
"Илы" снижаются, бьют из пушек, затем пускают зресы. Беспрерывно маневрируя, подходим к цели, пикируем - и бомбы летят на батареи. Две батареи подавлены. Вот еще на одну батарею бросает бомбы летчик А. Т. Лебедев. Вижу удачные попадания. Батареи замолкают.
Штурмовики выискивают цели, ведут огонь из пушек и пулеметов. Потом делаем второй заход. Хотя в воздухе наше полное господство и нас старательно прикрывают истребители, я внимательно слежу, за обстановкой. ...Вот уходят от Севастополя группы штурмовиков и истребителей, Со стороны солнца, с большим превышением над ними, появились две точки. Немцы? Наши? Но зачем нашим забираться на такую высоту? Точки разрастаются, и я уже могу различить, что действительно это истребители. Смотрю внимательней: даже через свето-фильтровые очки солнце бьет в глаза. Истребители перестраиваются и пикируют на нашу группу. Сомнений нет: это "фокке-вульфы". Я уже видел их в воздухе, но вести с ними бой пока не приходилось.
У этого самолета мощное вооружение: две пушки (20 мм), 2 пулемета (13 мм). Включаю переговорное устройство, кричу: "Фоккеры! Маневр!" Но Коновалов включил передатчик, командует штурмовиками группы и поэтому не слышит меня. Такая радиотехника... Я включаю световую сигнализацию: на приборной доске летчика мигает красный свет - предупреждение об опасности. Коновалов не реагирует.
А в это время "фокке-вульфы" берут наш самолет в "клещи". У меня один выход - уничтожить истребитель, который атакует первым, находится ближе к нашему самолету, а затем перенести огонь на второй.
Стремлюсь взять в прицел истребитель. Ничего не выходит! Немец атакует под большим углом, вертикальный угол обстрела моего пулемета не позволяет стрелять по нему.
Я мгновенно сбрасываю сиденье, становлюсь коленями на пол кабины, доворачиваю пулемет вверх. Теперь истребитель противника попадает в прицел. Но огня не открываю умышленно. Решаю подпустить поближе, надеясь, что противник не поймет мои действия. Истребитель все ближе и ближе... 800 метров, 600, 400... Тщательно прицеливаюсь и выпускаю длинную очередь, огненная трасса упирается в самолет противника, тот не успевает открыть ответный огонь, вспыхивает и, объятый пламенем, несется на наш "ил". У меня мороз по спине: "фоккер" хочет таранить нас?! Но Коновалов, услышав мою очередь, резко рванул самолет вправо, и горящий "фокке-вульф" пронесся рядом.
Это необычное зрелище на несколько мгновений отвлекло мое внимание, что едва не стоило нам жизни. В это время второй "фокке-вульф" приблизился к нам справа и дал очередь. Стеганула очередь, снаряд попал в антенну, осколки угодили в кабину, но они задели на мне только шлемофон.
Я рванул пулемет влево и увидел в каких-то ста метрах выходящий из атаки "фокке-вульф", окрашенный в желтый цвет, закопченный, с черными крестами. Он уходил вверх. Я нажал гашетку пулемета и стрелял, пока тот не отказал. Меня вытягивало из кабины, прижав к пулемету. Понял, что мы сбиты, самолет падает. Все!.. Но сознание не хочет с этим мириться. В мозгу проносятся, как убыстренные кинокадры, картины жизни, и меня охватывает чувство страха. Нет!.. Делаю сверхъестественное усилие, хватаюсь обеими руками за турель. Выглядываю из кабины, далеко ли земля.
Но вот нагрузка спадает. "Ил" переходит в горизонтальный полет. Вижу: хвостовое оперение разбито, в фюзеляже две пробоины. Земля совсем рядом. Повернулся к кабине летчика: тот сидит согнувшись, но самолет пилотирует. Мотор работает, мне кажется, нормально. Коновалов оборачивается. Я вижу его окровавленное лицо. Брызги крови попадают на стекло фонаря кабины. Он показывает мне большой палец, что означает - самочувствие хорошее, машина в порядке.
Опять бросаюсь к пулемету. Оказывается, задержка: разрыв гильзы. Устраняю задержку и продолжаю смотреть за воздухом. "Ил" несется низко над землей в сторону моря, к Балаклаве. Других самолетов группы не видно. Затем Коновалов поворачивает на север, прижимается к гряде гор.
И тут я заметил два "мессершмитта", идущих со стороны мыса Херсонес, вдоль южного берега. Не нам ли вдогонку?
В это время мы увидели, что к нам подходят два "яка" (как потом оказалось, из соседней истребительной дивизии). Но "яки" еще далеко, а "мессершмитты" уже перестраиваются для атаки. Я открыл упреждающий огонь по первому "мессеру". Тот прекратил атаку и начал набирать высоту, но тут же был настигнут "яком" и сбит. Второй "мессершмитт" отвернул в сторону и исчез.
Коновалов, увидев "мессершмитты", пытался маневрировать, но не смог: машина слушалась плохо, и вскоре мы оказались в ущелье. Положение... Справа и слева горы, впереди также гора. Развернуться невозможно, к тому же самолет подбит.
Коновалов проявляет редкое мастерство пилотирования: на подбитом "иле", с минимально возможной скоростью набирает высоту и переваливает буквально в нескольких метрах через вершину горы. Затем разворачивается влево и берет курс на север.
А над нами все время, как бы подбадривая, барражирует пара "яков". Они сопровождают нас до Симферополя и только потом уходят на свой аэродром. Мимо нас пролетают группы самолетов в направлении Севастополя.
Коновалов ведет самолет на самом выгодном режиме, бережет горючее. Плавно снижаясь, летим в направлении нашего аэродрома.
Наконец ровное, покрытое зеленью поле, землянка командного пункта, радиостанция, на стоянках самолеты. У КП толпятся люди, видно машину с красным крестом.
Коновалов выпускает шасси и идет на посадку, но не садится, уходит на второй круг. Я вижу запрет посадки: левая часть знака "Т" завернута - левое колесо не вышло. Коновалов заходит снова и знаками подает мне команду покинуть самолет с парашютом, но я не решаюсь, мне еще не приходилось прыгать с парашютом.
Коновалов показывает, что будет сажать самолет на одно колесо. Вот и земля. Цепляюсь в борта кабины: как бы не получился "оверкиль". А самолет, пробежав, клонится влево все больше и больше, задевает консолью крыла за землю и разворачивается на 180 градусов. Всего-то!
Я выскакиваю из кабины и бросаюсь к летчику. Коновалов устало отбрасывается к бронеспинке. Смотрит на меня и улыбается:
- Вот гады! Чуть не оставили Юрку и Вальку сиротами!
Юрка и Валька - это дети Коновалова, о которых он часто рассказывает. Все летчики полка знают об их ребячьих шалостях.
К нам подкатила "санитарка", чтоб отвезти Коновалова в санчасть, но он отказался. Ранение Коновалова оказалось неопасным, но потеря крови сказывалась, он был очень слаб. Ему здесь же оказали помощь. На стартере подъехал командир полка. Коновалов доложил, что группа задание выполнила. Батареи противника подавлены. Был атакован истребителями, сбит один "фокке-вульф".
Выслушав доклад, командир улыбнулся. Затем в обычной для него шутливой манере спросил:
- А что вы там еще натворили? Пришел запрос указать ваши фамилии!
Мы переглянулись, а Соколов сказал:
- Ваш бой наблюдали многие. Командование дивизии приказало представить вас к награде.
За этот бой я был награжден вторым орденом Славы.
К вечеру 7 мая Сапун-гора была взята нашими войсками.
Во время ее штурма прямым попаданием зенитного снаряда был сбит самолет лейтенанта Самаринского, стрелком у которого был сержант Гурьев, мой земляк - харьковчанин. Летчики и стрелки, которые видели это, сообщили, что кто-то из них выбросился с парашютом, но приземлился, в расположении вражеских позиций.
Наши войска очистили от врага северную сторону Северной бухты. На левом фланге решительным штурмом была взята сильно укрепленная гора Кая-Баш, один из узлов немецкой обороны к юго-востоку от Севастополя. Спешно подбрасывая сюда резервы, фашисты пытались отбить гору, но наши части отразили все атаки и, развивая наступление, заняли поселок Джаншиев и хутор Шестая верста. Именно теперь-то и развернулось самое-самое...
8 мая погиб истребитель прикрытия младший лейтенант Семен Люльев. Он был ведомым у Ивана Рубцова, отличного летчика. Вражеские истребители пытались напасть на нашу группу "илов", но были отогнаны. Осколком зенитного снаряда ранило Люльева.
- Выходи из боя! - по радио приказал ему Рубцов.
Но Семен ответил:
- Чувствую себя хорошо. Буду драться...
И дрался. Смело, яростно. Бой закончился победой: сбит "ФВ-190". При возвращении на аэродром Люльев, видимо, потерял сознание - и погиб.
Иван Рубцов, вцепившись пальцами в выгоревшие на солнце волосы, что пшеничной копной торчали у него на голове, сидел возле самолета, скрипел зубами и плакал. Белорусу Семену Люльеву был всего двадцать один год, и он был лучшим другом Рубцова.
Во второй половине дня 9 мая начался штурм Севастополя. При поддержке авиации войска ринулись на последние вражеские укрепления. Весь горизонт затянуло дымом и пылью от разрывов.
Остатки вражеских войск пытались оказать сопротивление на рубеже старого Турецкого вала, который проходил по высотам от Стрелецкой
бухты на юг, старались обеспечить себе эвакуацию.
Большое скопление фашистов наша авиация обнаружила на берегу бухты Казачья. Группа "илов", возглавляемая лейтенантом Шупиком, подошла к цели. Зенитчики открыли ураганный огонь. Орудия стояли на открытом месте не замаскированные. Лейтенанты Кравченко и Козаков с ходу пошли в атаку на батареи противника и своими бомбами заставили орудия замолчать. В это время остальные самолеты, замкнув круг над целью, штурмовали пытавшихся уйти в море. Другие группы штурмовиков сосредоточили югонь на катерах юго-восточнее мыса Херсонес. В большинстве своем плавсредства были потоплены.
Из доклада отделения контрразведки, которое обслуживало 5-й армейский корпус за период с 1 по 30 марта 1944 года:
"...В марте действия банд усилились: они разрушили ж.-д. путь на участке Ички - Владиславовка, взорвали водонапорную башню на ст. Сарыголь (Феодосия) и в Коктебеле - локомобиль на электростанции...
На Старый Крым было организовано нападение силами приблизительно 300 бандитов. Ими было освобождено 40 заключенных из тюрьмы, из которых 30 человек были арестованы 312-м отделом фельджандармерии. Среди освобожденных были очень важные агенты из советского радиоцентра..."
Из дневника боевых действий 17-й армии 3 марта 1944 года:
"...Из месячного доклада о борьбе с партизанами видно, что их деятельность немного ослабла. Их действия сейчас концентрируются в районе между Симферополем и Севастополем. Проведено 13 боев с ними. Убито 93 партизана. Наши потери: 101 человек убитыми и 111 человек ранеными..."
1 - 2 марта 1944 года:
"Командующий 17-й армии инспектирует ход строительства оборонительных сооружений под Севастополем. Там же обсуждает с командующим ВМС на Черном море вице-адмиралом Брикманом план операции "Глиссер" (план эвакуации из Крыма). По воздуху в Крым перебрасывается 111-я пехотная дивизия. Приказано создать для нее тыловые части и службы. Получено подкрепление для разведывательных частей люфтваффе... Командующий обсуждал с командующим румынскими войсками вопросы усиления борьбы с партизанами..."
Севастополь - наш!
Наконец 8 апреля 1944 года войска 4-го Украинского фронта, занимавшие подступы к северному Крыму, перешли в наступление. Взяв штурмом Перекоп и прорвав вражескую оборону, устремились в центральную часть полуострова.
С рубежей, где несколько месяцев велись затяжные, тяжелые бои, передовые отряды Отдельной Приморской армии также двинулись в наступление, и к утру 11 апреля Керчь была освобождена. Враг отступал.
Нашему полку поставлена задача уничтожить на станции Салын железнодорожные эшелоны, на которые грузятся отступающие.
Группу самолетов повел Виктор Казаков. Она настигла уходящий эшелон, удачно сбросила бомбы и проштурмовала его. Горели вагоны, разбегались солдаты, но их настигали хлесткие очереди пушек и пулеметов. Истребители прикрытия тоже не упускают возможности - стреляют по фашистам. Враг бежит! Я такого не видел за всю войну!
При выходе из атаки (я летел с командиром полка) в голове колонны немцев заметил счетверенную установку "эрликонов", стрелявшую по нашим самолетам, и всадил в нее добрую очередь из своего крупнокалиберного. Огонь тут же прекратился.
Возвратились на аэродром. Летчики побежали на КП, а воздушные стрелки стали помогать оружейникам готовить самолеты к новому вылету.
Через полчаса снова - на взлет! Проскочили над Керчью. Дороги забиты разрушенной, горящей техникой противника. Зенитки не стреляют, немецких истребителей нет. Проносимся над фашистскими войсками: сбрасываем осколочные бомбы, пускаем эресы, стреляем из бортового оружия. Мы, воздушные стрелки, тоже стреляем по наземным целям.
Возвращаемся на бреющем. Нам машут руками солдаты, подбрасывают вверх головные уборы. Летчики покачивают крыльями, приветствуя наступающих. За день мы сделали несколько боевых вылетов.
Главное теперь - не дать противнику оторваться от наших войск и скрыться в Севастополе, закрепиться там.
На следующий день - 12 апреля продолжаем наносить удары по отступающему противнику. В конце дня - тяжелая потеря: погиб бесстрашшый экипаж - летчик Атлеснов и воздушный стрелок Рогоза.
- Мы штурмовали противника,- рассказывал воздушный стрелок Паршиков.Зенитки не стреляли. Вдруг вижу - самолет Атлеснова перевернулся, упал кабиной вниз. Наверное, шальная пуля досталась ему, самолет летел очень низко.
Механик их самолета Федор Моисеенко неприкаянно бродил по пустой стоянке. Ребята с болью смотрели на него. А он все ходил и ходил, опустив голову, переставлял ящики с места на место, прислушивался, смотрел в небо...
В боях за Керчь только наш 43-й гвардейский штурмовой авиаполк потерял 30 летчиков и воздушных стрелков. Большие потери были и в других авиаполках дивизии.
13 апреля 1944 года линия фронта проходила уже далеко за Феодосией.
Группа комэска Евгения Ежова летела вдоль дороги в правом пеленге. Вдали показалась пыль - это шли автомашины удиравшего противника. Ежов, зная, что неподалеку наши танки, решил остановить колонну.
Ударами двух самолетов была разрушена дорога впереди колонны. Создалась пробка. Теперь цель стала довольно компактной. Развернувшись, группа нанесла штурмовой удар с бреющего полета. В это время вторая группа, возглавляемая Тихоном Кучерябой, в ранее указанном районе противника не обнаружила - там двигались наши части.
Развернувшись, летчики пошли на юг и вскоре увидели машины вражеских арьергардных частей. Сбросив бомбы на зенитные батареи, прикрывавшие отход гитлеровцев, группа ударила по основной колонне.
Отходивший по горным дорогам, вдоль побережья, враг подвергался ударам авиации, партизан и военных моряков. Авиации приходилось действовать с аэродромов Тамани, дальность действия самолетов с каждым часом увеличивалась.
Немецкие истребители не появляются. Полное господство нашей авиации, поэтому и истребители тоже штурмуют бегущих немцев.
А вот свидетельства самих немцев об их бегстве к Севастополю.
Из дневника боевых действий 5-го армейского корпуса:
"11.04.1944 г. В связи с прорывом на Сивашском фронте приказано оставить Керченский полуостров. Видя взрывы, разрушения, которые проводят наши команды, противник перешел в наступление с задачей: не допустить занятие немецкими войсками перешейка. После обеда партизаны перехватили дорогу Старый Крым - Салы. Бои с ними продолжались остаток дня и ночью. Советская авиация атакует дороги, бьет по Владиславовке, Феодосии, Старому Крыму. Разведотдел корпуса не может работать. Отходим к Севастополю..."
"12.04.1944 г. Противник вместе с партизанами, спустившимися с гор, перехватил дорогу на Севастополь через Симферополь. Сильное воздействие советской авиации..."
"14.04.1944 г. Осталась единственная дорога вдоль южного берега Крыма в Севастополь. Русские танки в Салы. Командный пункт корпуса перенесен в Судак. Авиация противника беспрерывно бомбит и штурмует, не дает возможности; для посадки отступающих на самоходные баржи. В 21.00 последовал приказ отходить на Алушту. В это же время штабная колонна корпуса была обстреляна с гор оружейным и пулеметным огнем. Русские танки пошли по побережью от Феодосии и объединились с партизанами в Судаке..."
"15.04.1944 г. К середине дня достигли Ялты. Русские бомбардировщики и штурмовики атакуют колонны корпуса, порт, корабли... К нашему счастью, туман прикрыл наш отход..."
Вечером 13 апреля мы узнали о гибели исполнявшего обязанности командира 979-го истребительного полка майора А. О. Хвостова. В его эскадрильи 446-го истребительного я был оружейником. Склонив головы, слушали мы рассказ о боевом вылете своего товарища, ставшего для него последним.
В четырнадцать часов Андрей Олимпиевич вылетел во главе четверки. С ним были Истрашкин, Рубцов, Сонюшкин. Под крыльями самолетов подвешены по две 50-килограммовые фугасные и осколочные бомбы. Шли на высоте полутора тысяч метров. Слева осталась Феодосия. При подходе к Судаку увидели отступавших немцев. Они сгрудились у переправы через небольшую горную речку за поселком. Два моста были разбиты ранее штурмовиками. Горело несколько автомашин, цистерна с горючим. Черно-серый дым теснился в низине, зажатой двумя горными кряжами. Противник медленно двигался в объезд по виноградникам: автомашины, орудия, повозки.
Хвостов скомандовал в атаку, ведомый Иван Рубцов последовал за командиром. Удар был точным: бомбы рвались в гуще врагов. Вдруг ударили "эрликоны". Рубцов заметил, как самолет Хвостова круто полез вверх, потом свалился на левое крыло и начал падать.
"Прощайте! За Родину!" - услышали товарищи по радио прерывистый голос командира. Истребитель устремился на переправу. Взрыв и столб пламени поднялся высоко над землей. Александр Олимпиевич Хвостов повторил подвиг Гастелло...
Перебазироваться бы в Крым, но противник привел аэродромы в негодность или минировал их.
К 20 апреля он занял подготовленные позиции под Севастополем и перешел к обороне. Советским же войскам необходимо было подтянуть тылы, перегруппировать войска для штурма Севастополя.
Немцы построили многополосные оборонительные сооружения, опиравшиеся на цепи гор: Мекензиевы, Сапун-гора, Сахарная головка, Федюхины высоты и множество больших и малых возвышенностей, полукольцом опоясавших город. На этих высотах в незабываемые месяцы обороны Севастополя в 1941 - 1942 годах сражались воины Красной Армии и моряки Черноморского флота.
Фашисты еще более усилили в инженерном отношении все линии обороны под Севастополем и до предела насытили их огневыми средствами. Сапун-гора была превращена в крепость, заминированную и усиленную железобетонными сооружениями. В отвесных уступах в несколько ярусов шли доты с тяжелыми орудиями и множеством пулеметов, а вся гора снизу доверху опоясывалась линиями траншей, минными и проволочными заграждениями.
Наш полк перелетел на аэродром Тумай, севернее Симферополя.
Весна в разгаре, светит яркое крымское солнце, буйно цветут травы. Летный состав изучает расположения укреплений противника под Севастополем, а техники занимаются подготовкой материальной части.
После небольшой передышки снова ежедневно, по нескольку раз, вылеты. Штурмовики, ведомые опытными командирами Коноваловым, Алексеевым, Ежовым, Папкой, Кучерябой, наносят удары по врагу.
Группу "илов" ведет командир полка Соколов. Я нахожусь во второй кабине. Под нами горы, дальше виднеется море, покрытый дымкой Севастополь кажется целым. Но вот возникает темная гряда Мекензиевых гор, изрытых траншеями, покрытых бетонной цепью дотов. Двести пятьдесят дней и ночей держали севастопольцы свой город. Три штурма, сотни тысяч снарядов и мин, десятки тысяч авиабомб бросал на город с его защитниками враг, предпринимал сотни атак. Но севастопольцы - стояли.
Сейчас нашей группе удалось удачно сбросить бомбы, совершить три захода на вражеские артиллерийские позиции и без потерь возвратиться на аэродром.
Командир 9-й зенитной дивизии люфтваффе генерал-лейтенант Пиккерт в своей книге пишет, что командование 17-й немецкой армии понимало: в сложившейся обстановке удержать Севастополь невозможно. Поэтому 28 апреля командующий армией генерал-полковник Енеке вылетел в ставку Гитлера. В Севастополь он не вернулся. 2 мая командующим 17-й армией в Крыму был назначен бывший командир 5-го армейского корпуса генерал от инфантерии Альмендингер.
Был отозван из Севастополя и командир 49-го горнострелкового корпуса генерал Конрад. Поступил приказ Гитлера от 3 мая: удерживать Севастополь до последней возможности. По состоянию на 3 мая, по данным Пиккерта, в Севастополе оставалось еще 70 тысяч немцев.
Далее он приводит сведения по своей дивизии на 24 апреля 1944 года:
"Несмотря на большие потери в личном составе и в орудиях при отступлении от Керчи и Перекопа, в дивизии насчитывалось по прибытии в Севастополь 18 батарей зенитной артиллерии крупного калибра, 18 батарей орудий среднего калибра (37 мм), не считая "эрликонов". "Личного состава в дивизии: 250 офицеров, 7400 рядовых и унтер-офицеров".
Кроме этих зенитных средств, противник имел еще большое количество их и в пехотных дивизиях. На двух аэродромах базировалось до 150 истребителей "Ме-109" и "ФВ-190".
Страшно летать под обстрелом зениток. Когда "мессер" или "фоккер" хочет атаковать тебя, ты знаешь, где он, чувствуешь его, ждешь. А зенитные снаряды видишь только после разрывов и не знаешь, где разорвется очередной.
Однажды из штаба нашей дивизии позвонили на КП полка и сообщили командиру полка: "Ваша группа штурмовиков произвела только один штурмовой заход на позиции противника, не дав возможности поэтому продвинуться вперед, нашим пехотинцам".
А от штурмовиков в это время требовалась непосредственная поддержка пехоты. Разъяренный командир полка потребовал объяснений от командира группы капитана Шкребы.
Тот отвечал, что в это время над его группой проходила выше группа наших бомбардировщиков, которые, как ему показалось, заходили на ту же цель, и он побоялся, что "илы" попадут под их бомбы. Остальные летчики и воздушные стрелки молчали.
Соколов обратился к начальнику штаба полка:
- Передайте в штаб дивизии - я поведу эту группу сам!
Через полчаса группа под его командованием взяла курс на Севастополь. На этот раз летчики сделали семь заходов на цель. Я наблюдал за воздухом, но это не мешало мне видеть разрывы бомб, эресов среди вражеских оружий, а также взрыв склада боеприпасов. Только решительные требования командира нашей дивизии С. Г. Гетмана заставили Соколова дать команду выходить из боя. Туда подходила уже другая группа.
Наступило утро 7 мая 1944 года. Весь личный состав полка построен, зачитан приказ о штурме Севастополя. Затем состоялся краткий митинг.
Лечу на боевое задание в самолете командира группы - штурмана полка Коновалова, опытного, требовательного, прекрасно знающего дело, в чем неоднократно убеждались все летавшие с ним. Я сам напросился лететь с ним вместо его заболевшего стрелка.
Мы должны нанести удар по артиллерийским позициям немцев юго-западнее Сапун-горы, откуда велся огонь по нашим войскам, изготовившимся к штурму. Экипажи занимают места в самолетах. Бежит начштаба Сериков с ракетницей. Ракета. Взлет. Собираемся в группу, берем курс на Севастополь. Через несколько минут проходим над аэродромом, с которого взлетают истребители и пристраиваются к нам. Из разговора по радио узнаем знакомых летчиков. Вот "зависает" над нашим "илом" истребитель, по номеру узнаю комэска Истрашкина. Слышу также голоса Татарникова, Рубцова.
С других направлений на Севастополь идут группы бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей. Еще какие-то группы самолетов возвращаются с боевого задания.
Впервые наблюдаю одновременно в воздухе такое количество наших самолетов. Ведут их уже, в основном, закаленные в боях летчики.
Мысленно прослеживаю путь, пройденный нашим полком. Мы пережили трудное время. Вспоминаю погибших товарищей. И приходит на ум притча: немецкий генерал докладывает прусскому королю: "Экселенц! Русского солдата мало только убить, его надо еще и повалить. Ведь он и убитый продолжает стоять!"
Погибли многие. Но мы выстояли. И должны как можно скорее очистить нашу землю от врагов.
Накануне получил письмо из дому, от сестры. Она пишет, что пришлось пережить нашим людям в оккупированном Харькове, где погибли трое моих школьных товарищей: их повесили фашисты на глазах жителей рабочего поселка - для устрашения. За смерть товарищей, за горе родных и близких мы обязаны мстить.
Подходим к Севастополю. Город в дыму пожарищ. Видим очертания береговой линии, бухты. Вдали слева мыс Херсонес. Там находится последний аэродром немцев, где базируются их истребители.
Вылетая на боевые задания в район Севастополя, наши экипажи штурмовиков отмечают все усиливающуюся зенитную оборону противника. Действия его истребительной авиации затруднены из-за нашего превосходства в воздухе, но, завязав бой в благоприятных для них условиях, он атакует "илы" с яростью обреченных.
Командир группы Коновалов докладывает по радио на КП генералу Гетману о готовности группы:
- Я "Стрела-3"! Уточните цель!
- "Стрела-3"! Из района северо-западнее Балаклавы ведут огонь фашистские батареи. Заставьте их замолчать, они мешают атакующим войскам!
Я посмотрел на землю. Под нами - Сапун-гора, покрытая взрывами. Там, внизу, на штурм ключевой позиции к Севастополю идут наши войска. Наша группа еще до подхода к Сапун-горе начала противозенитный маневр. Взрывы зенитных снарядов со всех сторон.
Коновалов маневрирует, умело подсказывает летчикам. Все плотнее зенитный огонь, но мы упорно продвигаемся к цели.
Выглядываю вперед и вижу на земле сполохи фашистских зенитных батарей. Впереди виднеется Балаклава. Северо-западнее Балаклавы- артиллерийские батареи противника, те самые, что бьют по нашим атакующим частям.
"Илы" снижаются, бьют из пушек, затем пускают зресы. Беспрерывно маневрируя, подходим к цели, пикируем - и бомбы летят на батареи. Две батареи подавлены. Вот еще на одну батарею бросает бомбы летчик А. Т. Лебедев. Вижу удачные попадания. Батареи замолкают.
Штурмовики выискивают цели, ведут огонь из пушек и пулеметов. Потом делаем второй заход. Хотя в воздухе наше полное господство и нас старательно прикрывают истребители, я внимательно слежу, за обстановкой. ...Вот уходят от Севастополя группы штурмовиков и истребителей, Со стороны солнца, с большим превышением над ними, появились две точки. Немцы? Наши? Но зачем нашим забираться на такую высоту? Точки разрастаются, и я уже могу различить, что действительно это истребители. Смотрю внимательней: даже через свето-фильтровые очки солнце бьет в глаза. Истребители перестраиваются и пикируют на нашу группу. Сомнений нет: это "фокке-вульфы". Я уже видел их в воздухе, но вести с ними бой пока не приходилось.
У этого самолета мощное вооружение: две пушки (20 мм), 2 пулемета (13 мм). Включаю переговорное устройство, кричу: "Фоккеры! Маневр!" Но Коновалов включил передатчик, командует штурмовиками группы и поэтому не слышит меня. Такая радиотехника... Я включаю световую сигнализацию: на приборной доске летчика мигает красный свет - предупреждение об опасности. Коновалов не реагирует.
А в это время "фокке-вульфы" берут наш самолет в "клещи". У меня один выход - уничтожить истребитель, который атакует первым, находится ближе к нашему самолету, а затем перенести огонь на второй.
Стремлюсь взять в прицел истребитель. Ничего не выходит! Немец атакует под большим углом, вертикальный угол обстрела моего пулемета не позволяет стрелять по нему.
Я мгновенно сбрасываю сиденье, становлюсь коленями на пол кабины, доворачиваю пулемет вверх. Теперь истребитель противника попадает в прицел. Но огня не открываю умышленно. Решаю подпустить поближе, надеясь, что противник не поймет мои действия. Истребитель все ближе и ближе... 800 метров, 600, 400... Тщательно прицеливаюсь и выпускаю длинную очередь, огненная трасса упирается в самолет противника, тот не успевает открыть ответный огонь, вспыхивает и, объятый пламенем, несется на наш "ил". У меня мороз по спине: "фоккер" хочет таранить нас?! Но Коновалов, услышав мою очередь, резко рванул самолет вправо, и горящий "фокке-вульф" пронесся рядом.
Это необычное зрелище на несколько мгновений отвлекло мое внимание, что едва не стоило нам жизни. В это время второй "фокке-вульф" приблизился к нам справа и дал очередь. Стеганула очередь, снаряд попал в антенну, осколки угодили в кабину, но они задели на мне только шлемофон.
Я рванул пулемет влево и увидел в каких-то ста метрах выходящий из атаки "фокке-вульф", окрашенный в желтый цвет, закопченный, с черными крестами. Он уходил вверх. Я нажал гашетку пулемета и стрелял, пока тот не отказал. Меня вытягивало из кабины, прижав к пулемету. Понял, что мы сбиты, самолет падает. Все!.. Но сознание не хочет с этим мириться. В мозгу проносятся, как убыстренные кинокадры, картины жизни, и меня охватывает чувство страха. Нет!.. Делаю сверхъестественное усилие, хватаюсь обеими руками за турель. Выглядываю из кабины, далеко ли земля.
Но вот нагрузка спадает. "Ил" переходит в горизонтальный полет. Вижу: хвостовое оперение разбито, в фюзеляже две пробоины. Земля совсем рядом. Повернулся к кабине летчика: тот сидит согнувшись, но самолет пилотирует. Мотор работает, мне кажется, нормально. Коновалов оборачивается. Я вижу его окровавленное лицо. Брызги крови попадают на стекло фонаря кабины. Он показывает мне большой палец, что означает - самочувствие хорошее, машина в порядке.
Опять бросаюсь к пулемету. Оказывается, задержка: разрыв гильзы. Устраняю задержку и продолжаю смотреть за воздухом. "Ил" несется низко над землей в сторону моря, к Балаклаве. Других самолетов группы не видно. Затем Коновалов поворачивает на север, прижимается к гряде гор.
И тут я заметил два "мессершмитта", идущих со стороны мыса Херсонес, вдоль южного берега. Не нам ли вдогонку?
В это время мы увидели, что к нам подходят два "яка" (как потом оказалось, из соседней истребительной дивизии). Но "яки" еще далеко, а "мессершмитты" уже перестраиваются для атаки. Я открыл упреждающий огонь по первому "мессеру". Тот прекратил атаку и начал набирать высоту, но тут же был настигнут "яком" и сбит. Второй "мессершмитт" отвернул в сторону и исчез.
Коновалов, увидев "мессершмитты", пытался маневрировать, но не смог: машина слушалась плохо, и вскоре мы оказались в ущелье. Положение... Справа и слева горы, впереди также гора. Развернуться невозможно, к тому же самолет подбит.
Коновалов проявляет редкое мастерство пилотирования: на подбитом "иле", с минимально возможной скоростью набирает высоту и переваливает буквально в нескольких метрах через вершину горы. Затем разворачивается влево и берет курс на север.
А над нами все время, как бы подбадривая, барражирует пара "яков". Они сопровождают нас до Симферополя и только потом уходят на свой аэродром. Мимо нас пролетают группы самолетов в направлении Севастополя.
Коновалов ведет самолет на самом выгодном режиме, бережет горючее. Плавно снижаясь, летим в направлении нашего аэродрома.
Наконец ровное, покрытое зеленью поле, землянка командного пункта, радиостанция, на стоянках самолеты. У КП толпятся люди, видно машину с красным крестом.
Коновалов выпускает шасси и идет на посадку, но не садится, уходит на второй круг. Я вижу запрет посадки: левая часть знака "Т" завернута - левое колесо не вышло. Коновалов заходит снова и знаками подает мне команду покинуть самолет с парашютом, но я не решаюсь, мне еще не приходилось прыгать с парашютом.
Коновалов показывает, что будет сажать самолет на одно колесо. Вот и земля. Цепляюсь в борта кабины: как бы не получился "оверкиль". А самолет, пробежав, клонится влево все больше и больше, задевает консолью крыла за землю и разворачивается на 180 градусов. Всего-то!
Я выскакиваю из кабины и бросаюсь к летчику. Коновалов устало отбрасывается к бронеспинке. Смотрит на меня и улыбается:
- Вот гады! Чуть не оставили Юрку и Вальку сиротами!
Юрка и Валька - это дети Коновалова, о которых он часто рассказывает. Все летчики полка знают об их ребячьих шалостях.
К нам подкатила "санитарка", чтоб отвезти Коновалова в санчасть, но он отказался. Ранение Коновалова оказалось неопасным, но потеря крови сказывалась, он был очень слаб. Ему здесь же оказали помощь. На стартере подъехал командир полка. Коновалов доложил, что группа задание выполнила. Батареи противника подавлены. Был атакован истребителями, сбит один "фокке-вульф".
Выслушав доклад, командир улыбнулся. Затем в обычной для него шутливой манере спросил:
- А что вы там еще натворили? Пришел запрос указать ваши фамилии!
Мы переглянулись, а Соколов сказал:
- Ваш бой наблюдали многие. Командование дивизии приказало представить вас к награде.
За этот бой я был награжден вторым орденом Славы.
К вечеру 7 мая Сапун-гора была взята нашими войсками.
Во время ее штурма прямым попаданием зенитного снаряда был сбит самолет лейтенанта Самаринского, стрелком у которого был сержант Гурьев, мой земляк - харьковчанин. Летчики и стрелки, которые видели это, сообщили, что кто-то из них выбросился с парашютом, но приземлился, в расположении вражеских позиций.
Наши войска очистили от врага северную сторону Северной бухты. На левом фланге решительным штурмом была взята сильно укрепленная гора Кая-Баш, один из узлов немецкой обороны к юго-востоку от Севастополя. Спешно подбрасывая сюда резервы, фашисты пытались отбить гору, но наши части отразили все атаки и, развивая наступление, заняли поселок Джаншиев и хутор Шестая верста. Именно теперь-то и развернулось самое-самое...
8 мая погиб истребитель прикрытия младший лейтенант Семен Люльев. Он был ведомым у Ивана Рубцова, отличного летчика. Вражеские истребители пытались напасть на нашу группу "илов", но были отогнаны. Осколком зенитного снаряда ранило Люльева.
- Выходи из боя! - по радио приказал ему Рубцов.
Но Семен ответил:
- Чувствую себя хорошо. Буду драться...
И дрался. Смело, яростно. Бой закончился победой: сбит "ФВ-190". При возвращении на аэродром Люльев, видимо, потерял сознание - и погиб.
Иван Рубцов, вцепившись пальцами в выгоревшие на солнце волосы, что пшеничной копной торчали у него на голове, сидел возле самолета, скрипел зубами и плакал. Белорусу Семену Люльеву был всего двадцать один год, и он был лучшим другом Рубцова.
Во второй половине дня 9 мая начался штурм Севастополя. При поддержке авиации войска ринулись на последние вражеские укрепления. Весь горизонт затянуло дымом и пылью от разрывов.
Остатки вражеских войск пытались оказать сопротивление на рубеже старого Турецкого вала, который проходил по высотам от Стрелецкой
бухты на юг, старались обеспечить себе эвакуацию.
Большое скопление фашистов наша авиация обнаружила на берегу бухты Казачья. Группа "илов", возглавляемая лейтенантом Шупиком, подошла к цели. Зенитчики открыли ураганный огонь. Орудия стояли на открытом месте не замаскированные. Лейтенанты Кравченко и Козаков с ходу пошли в атаку на батареи противника и своими бомбами заставили орудия замолчать. В это время остальные самолеты, замкнув круг над целью, штурмовали пытавшихся уйти в море. Другие группы штурмовиков сосредоточили югонь на катерах юго-восточнее мыса Херсонес. В большинстве своем плавсредства были потоплены.