Сопротивление глухо нарастало в нем, превращаясь в навязчивую идею, но что он мог предпринять, оставаясь в объятиях глубокого сна? Разве что испытывать раздражение от осознания собственной беспомощности да наблюдать за окружающим и слушать этот переливчатый смех, который попеременно казался ему сродни то нежному позвякиванию колокольчика, то грубому, хриплому карканью ворона…
…Внезапно в окружающем его сумраке раздались иные звуки – со стороны фигур, до этого безмолвно скользивших внутри каменного сооружения, донеслась странная речь: слова, зазвучавшие в гробовой тиши, произносились нараспев, на незнакомом языке, – это было нечто среднее между пением и речитативом; разум невольно воспринимал отдельные непонятные фонемы, подпадая при этом под ритм монотонного хоровода, который внезапно обрел двоякость, превратившись не только в круг тел, но и в плавный полет произносимых нараспев фраз…
Происходящее вновь в корне перестало нравиться Кречетову, который во всем любил ясность.
Все-таки это бред… – с усилием подумал он, предпринимая таким образом еще одну тщетную попытку избавиться от затянувшегося наваждения.
Его явно заставляли смотреть и слушать. Круг летящих над землей тел замкнул его сознание в ловушку мелодичного речитатива, сковывая рассудок и волю, не давая ни малейшего шанса на бегство или противодействие.
Андрей понял это и наконец бросил тщетные попытки либо высвободиться, либо принять происходящее за сон, – он непроизвольно впитал в себя таинственный сумрак, гнездящийся внутри неимоверно древнего сооружения, круг летящих над землей тел, тускло-фиолетовый купол небес, на котором не было видно ни облачка, ни звезды…
Ему сразу же стало легче, и Андрей, на мгновение поборов оплетающий его монотонный ритм, мысленно выкрикнул, обращаясь к головокружительному мельканию взявшихся за руки безликих фигур:
«Что вам от меня надо?!»
Опять зазвучал тот же самый смех, а потом на фоне продолжающегося речитатива внезапно раздался отдельный, хорошо различимый голос:
«Ты неверно истолковываешь реальность. Твой разум несет в себе морок, ты многое видишь, но не во все веришь».
С ним разговаривали на родном языке!..
Следующий мысленно произнесенный вопрос уже не стоил Андрею таких неимоверных усилий, как первый выкрик:
«Во что я должен верить?!»
Круг ускорил свое движение, не нарушая ритма непонятных фраз, а тот же голос ответил на заданный вопрос:
«Мир в твоем понимании удручающе прост, а на самом деле он сложен. Намного сложнее, чем это видит самый просвещенный из вас».
Собственно, с этого момента сам круг стал восприниматься им как фон. Главным стал голос, который существовал отдельно от ритмичного хоровода тел и звуков.
«Я не ученый, а обыкновенный человек. Зачем вы явились в мой сон?» – спросил Кречетов, рассудив, что его кошмар – это как минимум ошибка. Даже если кто-то воздействует на него извне, данное существо обратилось не по адресу.
«Предупредить», – нарушая успокоительный ход его мысли, ответил бестелесный голос на предыдущий вопрос.
«О чем?!» – опять вспылил Андрей, раздраженный расплывчатостью односложной фразы.
«Тебя хотят убить, – донеслось из темноты. – Будь осторожен».
Андрей вообще перестал понимать что-либо.
«Я – обыкновенный человек. У меня нет личных врагов».
«Да, у тебя нет личных врагов. Но они есть у твоего дяди. Его работа зашла слишком далеко», – пояснил голос.
Упоминание о единственном родственнике разозлило Андрея.
«Меня не интересует судьба дяди!.. – резко и неприязненно ответил он, не пытаясь скрыть внезапно всколыхнувшихся чувств. – У него своя жизнь, а у меня своя!.. Меня не касаются его исследования».
«Скоро коснутся. Уже. Сейчас».
Снова хохот, мелькание тел в темных балахонах, певучий речитатив фраз, в которых слух уже начал различать повторяющиеся элементы, и голос:
«Будь осторожен»…
Круг вдруг порвался, рассыпался на отдельные фигуры, которые, немного помедлив, взмыли в темно-фиолетовые небеса и исчезли во тьме за очертаниями мегалитов, оставляя за собой жуткое ощущение реальности…
Их исчезновение сопровождал затихающий вдали переливчатый смех…
Спустя секунду Андрей открыл глаза.
Резко сев на кровати, он понял, что абсолютно трезв, а его тело покрывает ледяной пот, который успел пропитать простыню и подушку…
Дьяволы Элио…
Несколько секунд он просто сидел в полнейшем оцепенении, ощущая, что у него занемел каждый мускул.
Из этого состояния его вывела внезапная трель коммуникационного устройства.
* * *
С трудом поборов слабость, Андрей встал, подошел к компьютерному терминалу, взглянул на индикатор вызова и понял, что ему звонят не с Элио.
– Да? – ответил он, вытащив устройство мобильной связи из специального гнезда на терминале.
– Это Андрей Сергеевич Кречетов? – осведомился голос, возникший в коммуникаторе.
– Да. Какого…
– Извините меня, господин Кречетов, но дело неотложное. Я адвокат вашего дяди…
– Что-то случилось?! – Андрей непроизвольно напрягся, мгновенно вспомнив только что посетивший его кошмар.
– Профессор Кречетов скончался. – Человек на том конце связи внезапно замялся, а затем добавил: – Полиция считает, что это несчастный случай, но я думаю, что его убили…
– Как?! – невольно вырвалось у Андрея недоуменное восклицание. Вопреки обычному хладнокровию, в этот момент он фактически не управлял своими эмоциями. Похоже, кошмарный сон продолжался, принимая совершенно недвусмысленный оборот…
Очевидно, его собеседник счел невольно вырвавшееся слово за конкретный, адресованный ему вопрос и потому ответил:
– Смерть наступила в результате сильного теплового удара. – Голос в коммуникаторе пояснял обстоятельно и сухо. – Это вполне можно было бы признать несчастным случаем, если бы весь дом профессора Кречетова не оказался перевернут кверху дном. Неизвестные лица что-то искали, тщательно и нагло, – разбита вся мебель, приборы, из компьютерных терминалов выдраны запоминающие устройства. Вы слушаете меня?
– Да… – Андрей присел на край кресла. Он окончательно пришел в себя, хотя весть о внезапной и загадочной смерти его единственного родственника была ошеломляющей… – Что я должен, по-вашему, делать? – осведомился он, пребывая в этот момент в плену своих мыслей и впечатлений.
– Было бы идеально увидеть вас на Земле, господин Кречетов.
– Это… – Андрей хотел сказать: «Это невозможно», но внезапно передумал. – Когда состоятся похороны? – Так и не закончив предыдущей фразы, осведомился он.
– Через три дня. Полиция все равно выйдет на вас, господин Кречетов. Им потребуется ваша ДНК для опознания тела.
– Вы же сказали, что он умер от теплового удара!
– Да. У него до неузнаваемости обожжено лицо, руки обгорели до костей, и полиция смогла установить его личность только по вторичным признакам. Как вы понимаете, ни сетчатка глаз, ни отпечатки пальцев не могут быть отсканированы для сравнительного анализа. Остается лишь тест на ДНК.
Андрею вдруг стало не по себе. Волей или неволей вспомнился не только сон, но и события последнего дня службы, а также посылка, доставленная по пневмопочте ранним утром.
Два совпадения еще можно принять за случайность, но три… нет, четыре происшествия – это уже закономерность…
Мысль лейтенанта наконец заработала в нужном направлении. Более двадцати лет он не поддерживал с профессором Кречетовым никаких отношений – ни личных встреч, ни обмена корреспонденцией, ни звонков… а тут – утром он получает от него древний логр с загадочной видеозаписью, потом происходит нападение на блокпост, затем этот странный сон с явно запоздавшим предупреждением об опасности, и, наконец, словно финал наскоро проигранной драмы – звонок с констатацией смерти…
Не слишком ли много для одного дня?
Он лихорадочно размышлял, слушая вежливую, терпеливую тишину в трубке.
Тепловой удар… Его дядя скончался в результате мощного теплового удара. В таком случае, если следовать логике, сегодняшняя атака двух непонятных сущностей была направлена вовсе не на делегацию разумных насекомых, а на него?
Андрей не смог дать однозначного ответа на заданный себе вопрос, но и принимать скоропалительных решений он не собирался.
– Я понял, что у меня есть время на размышление? – спросил он.
– Да. – Тем же ровным, деловым тоном ответил ему голос в трубке. – Думаю, что представители земного управления полиции позвонят вам не ранее, чем на Элио наступит утро. Они всегда соблюдают формальную вежливость в таких вопросах.
– Ладно… оставьте мне номер своего коммуникатора и код Земли. Кстати, вы не представились, – запоздало напомнил Андрей.
– Меня зовут Уильям Лайкер, – охотно назвал себя адвокат. – Ваш дядя нанял меня незадолго до смерти. Мне показалось, что на протяжении последнего месяца своей жизни он был чем-то встревожен и обрадован одновременно…
– Я понял вас, господин Лайкер, – оборвал его Андрей. – Профессиональная деятельность профессора Кречетова меня не касается. Диктуйте свой номер, я свяжусь с вами в ближайшие часы, как только приму решение.
– Хорошо. – Лайкер продиктовал требуемые цифры и добавил, прощаясь: – Я буду ждать вашего звонка. До связи, господин Кречетов.
В трубке прозвучал тоновый сигнал отбоя, и в комнате внезапно наступила зловещая, гробовая тишина.
Некоторое время Андрей сидел, обдумывая сложившуюся ситуацию, потом встал, решив, что надо бы сварить кофе и принять душ.
Сказать, что его расстроила и взволновала смерть дяди, – означало солгать, но причина этого равнодушия крылась вовсе не в черствости души самого лейтенанта.
Он сделал несколько шагов в направлении ванной комнаты, потом остановился, вернулся к компьютерному терминалу и вызвал глобальную справочную сеть планеты.
Единственным космическим кораблем, который осуществлял гиперсферное всплытие в границах Солнечной системы, оказался грузопассажирский транспорт «Галифакс».
Андрей набрал код своего банковского счета, заказал билет и молча пошел одеваться, отказавшись от душа и кофе.
Последний принадлежащий «Галифаксу» челнок стартовал из космопорта Элио через час.
Что ж… Обдумаю все по дороге… – решил Андрей, доставая из наплечной кобуры маленький черный кристалл. Повертев между пальцев, Кречетов убрал его назад. Для этого логрианского устройства еще предстоит поискать логичное место во внезапной цепи неприятных событий.
ГЛАВА 2.
Солнечная система. Сутки спустя после событий на Элио…
За двадцать часов, проведенных на борту «Галифакса», Андрей успел столько раз прокрутить в своем сознании внезапно создавшуюся ситуацию, что откровенно измучился.
Путешествие казалось ему бесконечным, а попытки прийти к верному выводу на основе скудной разрозненной информации – тщетными.
Все его мысли, так или иначе связанные с профессором, носили откровенно неприязненный характер, и на то была особая причина. Чтобы понять ее, следовало взглянуть в прошлое лейтенанта, которое объясняло суть взаимоотношений племянника и дяди.
…Двадцать четыре года назад семья Кречетовых попала в авиакатастрофу. Родители Андрея вместе с сыном летели отдыхать на острова, где располагался парк дикой природы планеты Элио, когда их флаер попал в неожиданный грозовой фронт. Память мальчика не сохранила первопричины аварии – перелет над океаном был долгим, и он спал в тот момент, когда произошло несчастье, а проснуться его заставило внезапное ощущение невесомости, которое возникло из-за того, что машина, потеряв управление, резко вошла в штопор.
Единственным впечатлением, что навсегда врезалось в память мальчика, было это тошнотворное чувство, за которым внезапно последовал хлопок, и он, не успев толком испугаться, увидел, как часть обшивки отлетела в сторону, а кресло, в котором он спал, внезапно вышвырнуло вверх, навстречу черным клубящимся облакам, от которых в свинцово-серую муть проливного дождя то и дело ударяли ветвистые молнии.
Из-за грома, воющего ветра и собственного ужаса он даже не осознал, что над ним раскрылись пластиковые купола спасательной системы: расширенные глаза мальчика провожали черную стремительно удаляющуюся точку флаера, в котором остались папа и мама.
Он так никогда и не узнал, отчего не сработали катапульты передних сидений…
…Наутро, когда гроза прекратилась, а волнение на море улеглось, его подобрал вертолет береговой охраны, запеленговавший сигнал бедствия, который испускал вмонтированный в кресло аварийный передатчик.
Единственным близким человеком, кто еще оставался у Андрея после гибели родителей, был родной брат отца – дядя Генрих. Сознание ребенка уцепилось за этот образ как за соломинку. Но беда никогда не приходит в одиночку…
Только повзрослев, Кречетов смог дать адекватную оценку действиям своего дяди. Генрих Иванович даже не удосужился прилететь на Элио, а нанял какого-то средней руки адвоката, который уладил имущественные дела и определил судьбу мальчика, отдав того на попечение государства.
Так трагически и незамысловато Андрей стал круглым сиротой при живом родственнике. Генрих Иванович продолжал заниматься какой-то важной научной деятельностью в одном из земных институтов, в то время как шестилетний Андрей Кречетов начал свой самостоятельный жизненный путь: сначала в детском доме, а потом, по достижении десятилетнего возраста, – в кадетском корпусе военно-космических сил планеты Элио.
Все, чего достиг Кречетов в своей жизни, он сделал сам, без чьей-либо помощи, а что касается дяди… то, повзрослев, Андрей сумел трансформировать глубокую горькую детскую обиду в чувство осознанного презрения к человеку, который бросил шестилетнего ребенка на произвол судьбы, по сути ограбив его при помощи ушлого адвоката.
Окончив в двадцатилетнем возрасте кадетский корпус, Андрей поступил на службу в ВКС Конфедерации солнц и был распределен на борт крейсера «Эригон», где в течение десяти лет прошел свой боевой путь – от рядового космической пехоты до лейтенанта.
Теперь, по прошествии четверти века, на Землю летел тридцатилетний мужчина, офицер с солидным боевым опытом, хорошо знающий цену себе и окружающим его людям.
Он не собирался менять своего отношения к жизни из-за того, что Генрих Иванович Кречетов скончался при таинственных обстоятельствах. Устав от горьких, бередящих душу воспоминаний и массы безответных вопросов, Андрей последние часы полета провел в созерцании тех картин, что открывал взгляду обзорный монитор суборбитального челнока, забравшего пассажиров с борта «Галифакса» и теперь возвращавшегося назад к Земле.
* * *
Прародина человечества…
Для лейтенанта Кречетова данное словосочетание изначально не несло в себе никакого трепетного исторического смысла. Он был рожден и воспитан на Элио, в центре стремительно развивающегося Содружества миров, где о планете, оставшейся на задворках колониальной империи, вспоминали редко, чаще в связи с теми или иными неприятными эпизодами Первой галактической войны. Такой однобокий, поверхностный взгляд, конечно, не мог сформировать верной и целостной картины восприятия Земли, поэтому Андрей, глядя на обзорный монитор суборбитального челнока, в полном смысле открывал для себя Terra Incognita.
Вопреки ожиданиям околопланетное пространство показалось ему удручающе пустым, хотя воображение, основываясь на информации, полученной из учебников истории, рисовало тут чуть ли не свалку. Он знал, что на протяжении сотен лет до начала Первой галактической войны людьми использовался каждый уголок перенаселенной Солнечной системы, но те орбитальные конструкции, которые в древности заполняли все доступные орбиты между Землей и Луной, теперь, по-видимому, канули в Лету. Исчезла даже знаменитая станция «Спейс-Вегас», на борту которой располагались первые доки космической верфи, где строилось большинство колониальных транспортов прошлого.
Сейчас о бурных событиях тысячелетней давности напоминал разве что обезображенный лик Луны, чью поверхность бороздили многочисленные глубокие шрамы карьерных выработок. Безудержная эксплуатация недр превратила спутницу Земли из желтого шара в безликий буро-коричневый планетоид с черными прожилками искусственных каньонов и бесконечными отвалами выработанных пород, расползшимися по огромным площадям уродливыми серыми кляксами.
Изредка на поверхности Луны угадывались контуры каких-то покинутых строений или тускло блестел металл брошенной тут за ненадобностью техники.
Утомленный долгим перелетом и удручающими, однообразными картинами, Андрей задремал в своем кресле и проснулся перед самой посадкой, когда кибернетический голос автопилота зазвучал в скрытых динамиках интеркома, вежливо посоветовав пассажирам пристегнуться перед входом в атмосферу.
Андрей выполнил требование машины и вновь посмотрел на расположенный перед его креслом обзорный монитор.
Челнок уже начал снижение, интенсивно тормозя двигателями. На Земле, в отличие от высокоразвитых планет Центра, не действовали ограничения на применение планетарных двигателей посадки, и потому пассажирский корабль тормозил резко, с нарастающей перегрузкой, которая живо напомнила Кречетову ощущения, какие он привык испытывать, находясь в десантном отсеке боевого спускаемого модуля.
Ватный слой серых облаков казался бесконечным. Отработав тормозными секциями, челнок выпустил короткие скошенные крылья и перешел в горизонтальный полет на турбореактивной тяге, двигаясь параллельно поверхности Земли.
Это была самая скучная, утомительная часть полета, но терпение Кречетова оказалось с лихвой вознаграждено, как только небольшой корабль пробил нижний слой облаков.
Картина, открывшаяся взору Андрея, завораживала.
Зелень. Куда ни глянь – везде океан зелени, из которого повсюду торчат, вздымаясь к небесам, ободранные скелеты исполинских мегаполисов прошлого. Такого сюрреалистического пейзажа не встретишь ни на одной из планет, и Андрей был откровенно ошеломлен.
…Челнок снижался плавно и медленно, нижний слой перистых облаков в зоне посадки практически отсутствовал, и потому ничто не мешало Андрею наслаждаться видами Земли тридцать девятого века.
Когда-то здесь кипела жизнь, города были похожи на переполненные муравейники, они покрывали коростой своих коммуникаций всю планету, захватывая обнажившееся дно таких высохших морей, как Каспий и Азов, да и мировой океан к началу Великого Исхода заметно обмелел, так что площадь суши заметно преобладала над водными пространствами.
Теперь все процессы медленно пошли вспять.
Люди, вырвавшись наконец в дальний космос, колонизировали двести с лишним «кислородных» планет и постепенно, век от века покидали прародину. Ее города пустели, начиная ветшать без должного технического ухода, и в какой-то момент времени на мертвой, покрытой многоуровневыми слоями городских мегапостроек поверхности многострадальной, истощенной до предела Земли произошло это неистребимое биологическое чудо. Сколько ни травили планету ее разумные обитатели, как ни укутывали облаками смога и протяженными на тысячи километров конструкциями, но в глуби рукотворной техногенной оболочки, в вечном сумраке городских подземелий ожили дождавшиеся своего часа последыши миллионолетней эволюции – немногие из числа выживших представителей некогда многообразной флоры и фауны.
После закрытия основной массы производств и остановки жизненных циклов большинства городов процесс омертвения планеты внезапно пошел вспять, небо постепенно очистилось от сумеречного покрова, все чаще проглядывало солнце, отравленные дожди сменились на обычную льющуюся с небес живительную влагу, а благодаря всеобщему глобальному потеплению над всей площадью земной поверхности установился теплый и влажный климат.
Конечно, растения, что вдруг вылезли на свет, мало походили на те, что росли когда-то на Земле, но, видимо, все только начиналось, и неизвестно, что за сюрпризы хранили в себе недра мрачных, постепенно разрушающихся городов…
Андрей смотрел вниз, на море зелени, различая в основном растения лианоподобного типа, которые цепко карабкались по уступам покинутых зданий, свисали многометровыми плетьми в бездонные провалы затененных, опустевших улиц, обвивали стеклобетонные ленты частично разрушенных дорог, что вились между постройками, опираясь на высокие прочные столбы, по которым тоже ползла, стремясь к солнцу, неистребимая зелень…
Кое-где на относительно ровных, уже давно разрушенных участках городских построек он видел деревья, похожие на сосны, иногда из руин вместо тугих сплетений лиан вдруг вырывались шатры непомерно больших папоротников – все это причудливо перемешивалось, образуя неповторимый по виду и содержанию, завораживающий пейзаж.
Пока Кречетов в немом изумлении созерцал проплывающие внизу ландшафты обновляющейся Земли, челнок пошел на снижение.
Взглянув вперед, Андрей разглядел прямо по курсу уступчатую громаду одного из трех уцелевших в первозданном виде городов-мегаполисов, рядом с которым располагался основной космопорт планеты.
Приближающийся мегагород носил древнее название: Россия. Кроме него, на Земле существовало еще два очага современной жизни – по свидетельству имевшейся у Кречетова электронной брошюры, в тысяче километров отсюда возвышался мегаполис Европа, а за океаном, на территории слившихся в единый материк Северной и Южной Америк, располагался последний населенный очаг технократической цивилизации – Атлантик-Сити.
Такое неравномерное, очаговое распределение населения и само местоположение сохранившихся городов было обусловлено еще в древности, когда Свободные Колонии сумели добиться радикального перелома в Первой галактической войне, – в тот период было осуществлено несколько бомбардировок земной поверхности, которые пришлись на основные промышленные районы Африканского континента, а также на территорию Австралии и евразийского Дальнего Востока.
Упомянутые области работали «на войну», потому они и подверглись бомбардировкам с орбит.
Об этом вскользь упоминалось в справочной брошюре, где было еще много чего. Но Андрей, окинув взглядом огромные пространства обновляющейся Земли, уже составил свое собственное мнение: прародина человечества, чья дикая природа постепенно возрождалась из небытия, в данный момент представляла собой никем не управляемую бесконтрольную территорию труднопроходимых заросших руин. Это был сухой и логичный вывод военного человека, основанный на опыте посещения многих миров, где подразделению лейтенанта Кречетова приходилось выполнять те или иные задания.
Андрей был опытным офицером, и для него не составляло труда ответить на вопрос: почему остаточное население Земли постаралось всеми силами сохранить три огромных самодостаточных города и образовало в них компактные поселения, несмотря на кажущееся обилие свободного и привлекательного на первый взгляд пространства?
На самом деле территория заросших руин наверняка таила сотни, если не тысячи разнообразных опасностей, начиная от ненадежности самих сооружений и заканчивая непредсказуемыми мутагенными формами флоры и фауны. Не обязательно быть экзобиологом, чтобы понять: на свалках промышленных отходов и руинах городов расцвели генетически деформированные образчики новой жизни, – любое животное или пробившееся к свету растение современной Земли неизбежно должно было нести неизгладимый отпечаток приспособляемости, полученный в наследство от отравленной среды обитания прошлых столетий…
* * *
…Космопорт, где совершил посадку суборбитальный челнок, не отличался от сотен других подобных ему объектов, которые лейтенант Кречетов видел на множестве иных миров: чуть вогнутые чашеобразные стартовые и посадочные площадки образовывали кольцо, в центре которого располагался комплекс диспетчерских и административных зданий.
Несколько минут немногочисленные пассажиры челнока вынуждены были ждать, сидя на своих местах, пока не остынет обшивка космического корабля, а к шлюзу подадут специальный трап.
Наконец томительное ожидание завершилось, у трапа уже стоял микроавтобус, который отвез всех пассажиров к центральному входу в здание космического порта планеты Земля.
Андрей не торопился. Он пропустил вперед нескольких своих попутчиков, а сам задержался у стеклянных дверей, оглядываясь по сторонам.
За глухим бетонным забором, тянущимся по периметру стартопосадочных полей, виднелась ясно различимая зеленая кайма, лес вплотную подступал к космопорту, резко контрастируя с серым стеклобетоном построек.
Заметив направление взгляда Андрея, пожилой офицер таможенной службы, уже уладивший все формальности с остальными пассажирами челнока, негромко откашлялся, привлекая внимание Кречетова, и философски заметил, когда тот подошел к стойке:
– Тысячелетие, сэр. – Он протянул руку за документами и добавил: – За это время многое изменилось. О Земле превратно пишут в учебниках галактической истории.
Кречетов машинально кивнул. Багажа у него не было, за исключением легкого дорожного кейса, в котором лежали предметы первой необходимости. Документы лейтенанта не вызывали никаких сомнений, поэтому процедура досмотра заняла всего пару минут.