Лизи Харрисон. Школа монстров

   – Ну ладно, а как насчет этого?
   Она дыхнула на стекло и нарисовала на нем сердечко.
   Мелоди опасливо подошла к окну.
   – Что там, беседка красивая, или что?
   – Ага, щас! – сказала Кандис, глазея на парня в саду напротив.
   Парень был без рубашки. Он поливал желтые розы перед белым коттеджем, размахивая шлангом, точно мечом. Мышцы у него на спине перекатывались под кожей каждый раз, как он делал выпад. Потертые джинсы сползли, открывая резинку полосатых трусов.
   – Как ты думаешь, это садовник или он там просто живет? – спросила Мелоди.
   – Живет, – уверенно ответила Кандис. – Если бы он был садовник, он был бы загорелый. Ну-ка, завяжи!
   – Чего?
   Обернувшись, Мелоди увидела, что сестра уже нарядилась в комбинезон «Missoni», разрисованный фиолетовыми, черными и серебряными зигзагами, и держит над головой лямки.
   – Как ты его нашла? – спросила Мелоди, аккуратно завязывая лямки бантиком. – Коробки с одеждой ведь еще не приехали.
   – Ну, я же знала, что мама отдаст его мне, если я буду ныть всю дорогу, так что я заранее положила его к себе в сумку!
   – То есть все вот это представление в машине – это была игра на публику? – Сердце у Мелоди отчаянно заколотилось.
   – Ну, в целом да. – Кандис небрежно пожала плечиками. – Подружек я себе где угодно найду, и с мальчиками можно встречаться где угодно. К тому же мне нужно в этом году заниматься получше, если я хочу попасть в хороший колледж. Ну, а в Калифорнии мне было бы не до того, ясно же!
   Мелоди не знала, то ли обнять сестру, то ли стукнуть ее. Впрочем, она не успела сделать ни того, ни другого.
   Кандис уже нацепила серебряные босоножки Глории на высокой платформе и снова подбежала к окну.
   – Ну что, пошли знакомиться с соседями?
   – Канди, не надо! – взмолилась Мелоди, но сестра уже дергала железный шпингалет. Пытаться урезонить Кандис было все равно, что пытаться остановить набегающую волну, размахивая руками. Утомительно и бесполезно.
   – Эй, красавчик! – крикнула Кандис в окно и тут же спряталась за подоконником.
   Паренек обернулся и задрал голову, прикрываясь рукой от солнца.
   Кандис подняла голову и выглянула в окно.
   – Ой, фу-у! Он неинтересный, – сказала она. – Маленький еще. Четырехглазый. Не загорелый ни фига. Хочешь – бери его себе.
   Мелоди хотелось огрызнуться: «Не смей мне говорить, кого я могу брать себе, а кого нет!» Но там, внизу, стоял парень, в очках в черной оправе, с копной темных волос, и смотрел прямо на нее. И она могла только смотреть на него и гадать, какого цвета у него глаза.
   Он неуклюже помахал ей рукой, но Мелоди застыла, как деревянная. Может, он решит, что она – просто картонный манекен вроде тех, какие ставят в фойе кинотеатров, а вовсе не неуклюжая девчонка, не умеющая нормально общаться, которая сейчас пнет свою сестру в лодыжку.
   – Уй-я! – взвыла Кандис, схватившись за ногу.
   Мелоди отошла от окна.
   – Как ты могла так поступить со мной! – шепотом крикнула она.
   – Ну, ты-то сама ничего бы так и не сделала! – ответила Кандис, широко раскрыв голубые глаза.
   – А зачем? Я его даже не знаю! – Мелоди привалилась к неровной бревенчатой стене и спрятала лицо в ладонях.
   – И чего?
   – Того! Меня и так уже достало, что все меня считают психанутой! Тебе-то, конечно, плевать, а я...
   – Слышь, кончай уже, а? – Кандис встала. – Запомни: ты больше не Груша! Ты теперь хорошенькая. Ты можешь встречаться с классными парнями! Загорелыми, с нормальным зрением. А не с ботанами-очкариками.
   Она захлопнула окно.
   – Тебе никогда не хотелось использовать свои губы для чего-то еще, кроме как прятать зубы?
   Мелоди ощутила знакомую судорогу в горле. В горле пересохло. Губы скривились. В глазах защипало. И из глаз, как маленькие соленые парашютисты, градом посыпались слезы. Она терпеть не могла, когда Кандис начинала разглагольствовать о том, что она никогда не встречалась с мальчиками. Но как убедить семнадцатилетнюю фифу, у которой было больше свиданий, чем изюма в кексе, что Рэнди, кассир из «Старбакса» (по прозвищу Звездное Небо, из-за того, что у него все лицо было в шрамах от прыщей), на самом деле очень классно целуется? Решительно невозможно.
   – Все не так просто, понимаешь? – всхлипывала Мелоди, пряча лицо в ладонях. – Это ты мечтала быть хорошенькой. А я мечтала петь. Петь! А теперь с этим все кончено.
   Ну как объяснить это Кандис, когда она сама себя и то не очень понимает?
   – Вся эта красота – она же поддельная, Кандис! Она искусственная. Это на самом деле не я!
   Кандис закатила глаза.
   – Ну, вот как бы ты себя чувствовала, если бы получила «отлично» за тест, который сдула у кого-нибудь? – спросила Мелоди, решив прибегнуть к другой тактике.
   – Смотря по обстоятельствам, – ответила Кандис. – А меня поймают или нет?
   Мелоди вскинула голову и расхохоталась. Из носа у нее вылетела громадная сопля. Она поспешно поймала ее и вытерла руку о джинсы, пока сестра не заметила.
   – Ты слишком много думаешь о таких вещах!
   Кандис вскинула на плечо свою сумочку и заглянула себе в декольте.
   – Коко! Хлоя! Вы прекрасны как никогда!
   Она протянула руку и подняла Мелоди на ноги.
   – Пора показать местным жителям, чем отличается комбинезон лесоруба от комбинезона от кутюр!
   Она окинула взглядом пропотевшую серую футболку и мешковатые джинсы Мелоди и добавила:
   – Только разговаривать буду я, а ты молчи, ладно?
   – Да я и так всегда молчу! – вздохнула Мелоди, в глубине души надеясь, что рано или поздно к ней вернется ее настоящий голос и уж тогда-то она молчать не станет!

Глава 2
Жизнь в зеленом свете

   Наконец встало солнце. Зарянки и воробьи чирикали свои обычные утренние плей-листы. За матовым окном комнаты Фрэнки послышался трезвон – это ребятишки катались на великах в тупике улицы Рэдклиф-вэй. Соседи мало-помалу просыпались. Можно было наконец врубить Леди Гагу.
   «I can see myself in the movies, with my picture in the city lights...»
   Фрэнки больше всего хотелось дергать головой под «The Fame». Хотя нет. Не совсем так. На самом деле ей хотелось вскочить со своей стальной кровати, сбросить электромагнитное, обшитое флисом одеяло на гладкий бетонный пол, размахивать руками, крутить попой и трясти и дергать головой под «The Fame». Но отключаться от розетки, пока аккумуляторы не заряжены полностью, было нельзя: это могло привести к провалам в памяти, обморокам и даже к коме. Впрочем, в этом были и свои плюсы: ей не приходилось заряжать свой iPod. Пока плейер находился на теле Фрэнки, его заряд был неиссякаем.
   Наслаждаясь утренней зарядкой, она лежала пластом, опутанная красными и черными проводами, подключенными к контактам на шее. Электрический ток струился через ее тело, а она тем временем листала последний номер журнала «Seventeen». Стараясь не размазать сохнущий темно-синий лак, она разыскивала на гладких, светлых и смуглых шеях фотомоделей металлические контакты, гадая, как они ухитряются заряжаться без них.
   Как только «Кармен Электра» (имя, которое она дала зарядному устройству, потому что его техническое название было слишком заковыристым) отключилась, Фрэнки с удовольствием ощутила покалывание в небольших, с наперсток величиной, шейных контактах, начинающих остывать. Чувствуя себя энергичной и полной сил, она уткнулась своим вздернутым носиком в страницу журнала и втянула в себя аромат образца духов «Miss Dior Cherie».
   – Нравится? – спросила она, помахав журналом перед своими Гламурками. Пятеро белых крыс встали на розовые задние лапки, царапая передними стеклянную стенку клетки. Облачко нетоксичных разноцветных блесток соскользнуло с их спинок, точно снег с навеса.
   Фрэнки еще раз понюхала страницу.
   – Мне тоже!
   Она помахала сложенным журналом, разгоняя холодный, отдающий формальдегидом воздух, и встала, чтобы зажечь свечки с ароматом ванили. Химический, уксусный запах раствора впитывался в волосы, перешибая цветочный аромат ее бальзама для волос.
   – От меня сильно ванилью несет? – спросил папа, постучавшись в закрытую дверь.
   Фрэнки приглушила музыку.
   – Да-а-а! – с восторгом ответила она, хотя папа явно был не в восторге или, по крайней мере, делал вид, что он не в восторге. Он всегда считал нужным демонстрировать неудовольствие, обнаруживая, что она снова пытается преобразить его лабораторию в «фабулаторию». Так бывало всякий раз – когда она разукрасила лабораторных крыс, когда повадилась хранить губную помаду, резиночки и заколочки в лабораторной посуде, когда она налепила на скелет лицо Джастина Бибера («посмотри, как высоковольтно он катается на скейтборде!»). Но Фрэнки знала, что на самом деле папа не против. В конце концов, ведь теперь это и ее комната! Кроме того, если бы он сердился по-настоящему, он не стал бы называть ее...
   – Ну, как себя чувствует моя идеальная доченька? – Виктор Штейн постучался снова и открыл дверь. Однако первой вошла мама.
   – Лапочка, можно тебя на минутку? – спросила Вивека нараспев, взмахнув подолом своего черного крепового платья. Голос у нее был такой нежный, что люди часто пугались, обнаружив, что он принадлежит женщине шестифутового роста.
   Виктор вошел следом, с кожаной сумкой в руках, в адидасовском спортивном костюме и своих любимых тапочках «Uggi», коричневых, с дыркой на носке.
   – Ну да, они старые и изношенные, совсем как Вив! – говаривал он, когда Фрэнки поддразнивала его, и тогда жена сердито шлепала его по руке. Но Фрэнки понимала, что папа просто шутит: Вивека была женщиной, которую хотелось видеть в журналах, чтобы сколько угодно любоваться ее лиловыми глазами и блестящими черными волосами, не рискуя быть принятым за наглеца или психа.
   А папа – папа больше смахивал на Арнольда Шварценеггера, слегка вытянутого в длину, как будто его точеные черты растянули, чтобы надеть на квадратный череп. На него бы, наверное, тоже глазели, если бы не его внушительный вид: рост шесть футов четыре дюйма и угрожающе прищуренные глаза. Хотя на самом деле щурился он вовсе не оттого, что злился. Он просто всегда щурится, когда думает. А думает он постоянно, ведь он же сумасшедший ученый... По крайней мере, так объясняла ей Вивека.
   Вив и Вик шагали по гладкому бетонному полу, держась за руки, плечом к плечу, как всегда. Однако сегодня в их гордых улыбках виднелись следы озабоченности.
   – Присядь, милая! – Вивека указала на заваленную подушками рубиново-красную тахту, которую Фрэнки заказала по Интернету из «Икеи». Тахта стояла в дальнем углу фабулатории, вместе с письменным столом, облепленным наклейками, телевизором «Сони» с плоским экраном и разноцветными шкафами, набитыми покупками, сделанными в Интернете. Напротив тахты было единственное в комнате окно. Стекло в окне было матовым, чтобы никто не мог заглянуть в него снаружи, и все-таки окно давало Фрэнки возможность выглянуть в реальный мир – или, по крайней мере, надеяться на это.
   Фрэнки прошлепала по дорожке из розовых овечьих шкур, выложенной от кровати до тахты. Она боялась, что родители обнаружили последний счет за закачки с iTunes. Она принялась нервно теребить мелкие черные стежки, которыми ее голова была пришита к телу.
   – Не ковыряй шов, – сказал Виктор, опускаясь на тахту. Березовая рама протестующе скрипнула. – Тебе не из-за чего нервничать. Мы просто хотим с тобой поговорить.
   Он поставил к ногам кожаную сумку.
   Вивека похлопала по свободной подушке рядом с собой, потом принялась возиться с черным муслиновым шарфом с вышивкой. Однако Фрэнки, опасаясь очередной нотации на тему о том, каким трудом дается каждый доллар, плотнее закуталась в свой черный шелковый халатик «Harajuki Lovers» и села на розовый коврик.
   – А что случилось? – спросила она с улыбкой, таким невинным тоном, будто это не она только что выложила 59,99 бакса за сезонный абонемент на скачивание сериала «Сплетница».
   – Нас ждут серьезные перемены! – Виктор потер руки и глубоко вздохнул, словно собирался подняться на высокую гору.
   «Они запретят мне пользоваться кредитной карточкой?!» – с ужасом подумала Фрэнки.
   Вивека кивнула и снова улыбнулась вымученной улыбкой. Однако ее губы, накрашенные темно-фиолетовой помадой, остались плотно сжаты. Она взглянула на мужа, как бы прося его продолжать, но он широко раскрыл свои черные глаза, давая понять, что не знает, что говорить дальше.
   Фрэнки поерзала на коврике. Ей сделалось неуютно. Она никогда еще не видела, чтобы родители не знали, что сказать. Она мысленно перебирала свои последние покупки, пытаясь понять, что именно вывело их из себя. Абонемент на «Сплетницу»... ароматизатор воздуха с ароматом цветов апельсина... полосатые носочки с пальцами... подписки на журналы «Us Weekly», «Seventeen», «TeenVogue», «Cosmogirl»... приложение с гороскопами... нумерологическое приложение... приложение с толкованием снов... утюжок для волос... «мужские» джинсы фирмы «Current/Elliott»...
   Ничего такого, чтобы уж чересчур... Однако она так нервничала, что у нее аж контакты заискрили.
   – Успокойся, лапочка! – Вивека наклонилась и погладила длинные черные волосы Фрэнки. Этот успокаивающий жест остановил утечку энергии, но внутри у нее по-прежнему все трещало и шипело, как фейерверк на Четвертое июля. Ее родители были единственными людьми, которых знала Фрэнки. Они были ее лучшие друзья, ее защита и опора. Расстроить их было для нее все равно, что расстроить весь мир.
   Виктор еще раз глубоко вдохнул, выдохнул и наконец объявил:
   – Что ж, Фрэнки, лето заканчивается! Нам с твоей мамой пора вернуться в университет, преподавать физику, химию и анатомию. Мы больше не можем заниматься с тобой дома.
   И он принялся нервно постукивать каблуком по полу.
   – И что?
   Фрэнки озадаченно нахмурила свои ровненькие бровки. «А при чем тут мои покупки?»
   Вивека положила руку на колено Виктору, как бы говоря: «Дальше лучше я!» Она кашлянула.
   – Твой папа хочет сказать, что тебе уже пятнадцать дней. Каждый день он загружал в твой мозг сведения, которые обычные дети получают за целый год: математику, физику, химию, историю, географию, языки, рукоделие, рисование, музыку, фильмы, песни, моды, слова и выражения, условности и манеры, эмоциональную глубину, зрелость, дисциплину, свободу воли, мышечную координацию, речевые навыки, абстрактные понятия, восприятие глубины и расстояния, стремления и даже вкусы и интересы. Теперь у тебя есть все!
   Фрэнки кивнула головой, гадая, когда же наконец дело дойдет до покупок.
   – И вот теперь, когда ты стала очаровательной и умненькой девочкой-подростком, ты наконец, готова...
   Вивека всхлипнула. Она взглянула на Виктора, и тот кивнул, призывая ее продолжать. Она облизнула губы, выдохнула, еще раз заставила себя улыбнуться и...
   Фрэнки буквально трясло от напряжения. Этот разговор тянулся дольше, чем доставка с курьером, честное слово!
   – Готова пойти в школу для нормалов! – выпалила наконец Вивека. Слово «нормалы» она произнесла с некоторым отвращением.
   – А нормалы – это кто? – спросила Фрэнки, заранее боясь ответа. «Наверное, это какая-нибудь реабилитационная программа для шопоголиков!»
   – Нормалы – это люди с обычной физиологией, не имеющие особых свойств, – пояснил Виктор.
   – Ну, вот... – Вивека взяла с оранжевого лакированного журнального столика номер «Teen Vogue» и раскрыла его на первой попавшейся странице. – Вот такие, как они.
   Она ткнула пальцем в рекламу H&M с фотографией трех девочек в лифчиках и коротеньких шортах: блондинки, брюнетки и рыженькой. Все три были кудрявые.
   – А я тоже нормал? – спросила Фрэнки, испытывая не меньше гордости, чем сияющие фотомодели.
   Вивека покачала головой.
   – Почему? Потому что у меня волосы прямые, да? – спросила Фрэнки. Это был самый трудный из всех уроков!
   – Нет, не поэтому, – ответил Виктор, устало усмехнувшись. – А потому, что я тебя сделал.
   – Ну, так ведь всех же детей родители делают, разве нет? – спросила Фрэнки. – По крайней мере, обычно так говорят.
   Вивека вскинула темную бровь. Дочь была отчасти права...
   – Да, но я тебя сделал буквально, – пояснил Виктор. – Прямо тут, в этой лаборатории. Из идеальных частей тела, которые я изготовил своими руками. Я запрограммировал твой мозг, заполнил его информацией, собрал и сшил тебя, вставил тебе в шею контакты, чтобы тебя можно было заряжать. Ты не нуждаешься в пище, разве что для удовольствия. И, видишь ли, Фрэнки, поскольку в твоих жилах нет крови, твоя кожа... э-э... зеленая.
   Фрэнки взглянула на свои руки так, будто впервые их увидела. И в самом деле: они были цвета мятного мороженого, как и вся она.
   – Ну да, я знаю, – сказала она. – Разве это не высоковольтно?
   – Да, конечно! – усмехнулся Виктор. – Именно поэтому ты не такая, как все, ты особенная. В твоей новой школе нет ни одного такого ученика, как ты. Ты будешь единственной в своем роде!
   – А что, в школе и другие дети будут?! – Фрэнки окинула взглядом фабулаторию, единственную комнату, где она бывала на самом деле.
   Виктор и Вивека кивнули, виновато и озабоченно хмурясь.
   Фрэнки вглядывалась в их влажные глаза, пытаясь понять, неужели они это всерьез. Что, они правда собираются просто взять и бросить ее? Отправить ее в школу, полную кучерявых нормалов, где ей придется самой о себе заботиться? Неужели им хватит жестокости бросить ее образование и уйти в какие-то аудитории учить совершенно посторонних людей?
   И, несмотря на то что губы у них дрожали и на щеках виднелись дорожки от слез, похоже было на то, что это действительно так... В животе у Фрэнки внезапно образовалось чувство, которое можно было измерить разве что по шкале Рихтера. Это чувство поднялось по груди снизу вверх, пролетело через горло и вырвалось наружу воплем:
   – ВЫСОКОВОЛЬТНО!!!
   Фрэнки вскочила на ноги и принялась танцевать босиком под песни Леди Гаги, звучащие у нее в голове.
   – Так что, тебя это устраивает?! – паучьи черные ресницы Вивеки изумленно затрепетали.
   – Конечно!!! – Фрэнки вскинула руки над головой и завертелась волчком, хлопая в ладоши. – Подружек заведу! Буду с мальчиками встречаться! Буду сидеть в кафе! Буду гулять на улице и...
   – Погоди минутку! – перебил ее Виктор, серьезный, как математика и физика вместе взятые. – Все не так просто.
   – Да, действительно! – Фрэнки бросилась к голубому гардеробу, на котором ядовито-розовым баллончиком было написано: «ЮБКИ И ПЛАТЬЯ». – В чем же я буду ходить?
   – Вот в этом!
   Виктор подался вперед, поставил к ее ногам кожаную сумку и поспешно отпрянул назад, как будто предлагал миску с мясом голодному льву.
   Фрэнки тут же сменила курс и устремилась к сумке. Ну да, заранее купить ей одежду для школы – это так похоже на ее родителей! «Интересно, что там? Плиссированная юбочка с черной кашемировой маечкой? Ну пусть это будет плиссированная юбочка с кашемировой маечкой, а? Пожа-алуйста!»
   Она расстегнула «молнию» и нетерпеливо полезла внутрь, надеясь нащупать тонкие лямочки и прикольную декоративную булавку, на которую застегивается такая юбка.
   – Ой! – она отдернула руку, как будто сумка ее укусила. – Что это?! – спросила она. Она никак не могла прийти в себя после того, как дотронулась до этого, колючего...
   – Шерстяной брючный костюмчик.
   Вивека собрала волосы в пучок и перекинула их через плечо.
   – Ничего себе костюмчик! – фыркнула Фрэнки. – Он на ощупь как терка!
   – Он очень милый! – настаивала Вивека. – Померяй его!
   Фрэнки вытряхнула сумку на пол, чтобы не дотрагиваться руками до гадкой кусачей тряпки. На ковер плюхнулась большая, шоколадно-коричневая коробка с косметикой.
   – А это что?
   – Грим, – ответил Виктор.
   – «Sephora», да? – с надеждой спросила Фрэнки – быть может, для родителей еще не все потеряно?
   – Нет.
   Виктор провел рукой по своим зачесанным назад волосам.
   – Это привезли из Нью-Йорка. Великолепный набор театрального грима, называется «Fierce&Flawless», рассчитан на самые яркие театральные прожекторы на Бродвее! И при этом смотрится вполне естественно.
   Виктор достал из сумки губку, пропитанную мылом, и протер себе предплечье. На губке осталась желтовато-розовое пятно, а на руке у него – зеленая полоска.
   – Так у тебя тоже зеленая кожа? – ахнула Фрэнки.
   – И у меня тоже, – Вивека провела губкой по щеке, и на ней тоже осталась полоска.
   – Что-о?! – руки у Фрэнки снова заискрили. – Так вы всегда были зеленые?
   Они гордо кивнули.
   – Зачем же вы это скрывали?!
   – Затем, что, – Виктор вытер палец о штанину, – мы все живем в мире нормалов. И многие из них боятся непохожих людей.
   – Непохожих? На кого? – вслух удивилась Фрэнки.
   Виктор опустил глаза.
   – Не похожих на них.
   – Мы – часть весьма специфической группы, являющейся потомками тех, кого нормалы зовут монстрами, – объяснила Вивека. – Однако мы предпочитаем говорить о себе как о ЛОТСах.
   – Людях, отвергающих традиционные свойства, – пояснил Виктор.
   Фрэнки потянулась к швам у себя на шее.
   – Не ковыряй шов! – в один голос рявкнули родители.
   Фрэнки опустила руку и вздохнула.
   – А что, так всегда было?
   – Нет, далеко не всегда!
   Виктор встал и принялся расхаживать взад-вперед.
   – К несчастью, наша история, как и история многих других людей, была полна жестокостей и преследований. Но, по счастью, Средневековье осталось позади, и мы смогли наконец открыто поселиться среди нормалов. Мы работали вместе, общались, влюблялись. Однако к началу тридцатых годов двадцатого века все переменилось.
   – Почему?
   Фрэнки залезла на тахту и прижалась к Вивеке. Запах маминого гардениевого молочка для тела успокаивал.
   – Потому что появились фильмы ужасов. Нас, ЛОТСов, снимали в главных ролях в разных фильмах, таких как «Дракула», «Призрак Оперы», «Доктор Джекил и мистер Хайд». А те, кто не мог играть в кино...
   – Как твой прадедушка Вик! – вставила Вивека.
   – Ну да, как наш милый старый Виктор Франкенштейн, – папа улыбнулся своим воспоминаниям. – Он никак не мог заучить свои реплики и, по правде говоря, был довольно нескладен. Так вот, его играл актер-нормал, по имени Борис Карлофф.
   – Ну, звучит прикольно... – Фрэнки водила пальцем по шелковой петельке своего халата, жалея, что не родилась на сто лет раньше.
   – Да, это и в самом деле было... прикольно. – Виктор остановился и посмотрел на нее в упор. Его улыбка таяла, точно утренний туман. – Пока фильмы не вышли на экран.
   – А что? – спросила Фрэнки.
   – Потому что в фильмах нас изображали ужасающими, злобными, кровожадными, врагами всего живого!
   Виктор снова принялся расхаживать взад-вперед.
   – Дети нормалов, увидев нас, визжали от ужаса! Их родители перестали приглашать нас в гости! Никто не желал иметь с нами дела! Мы в одночасье сделались отверженными. ЛОТСы подверглись насилию и вандализму. Нашей прежней жизни настал конец.
   – И что, никто не пытался постоять за себя? – удивилась Фрэнки, вспоминая множество исторических битв, которые разыгрывались по похожим причинам.
   – Мы пытались... – Виктор покачал головой, с грустью вспоминая неудавшиеся попытки. – Протестовать было бесполезно. Все наши выступления превращались в раздачу автографов бесстрашным поклонникам ужастиков. А если бы мы предприняли любые другие действия, помимо мирных протестов, это стало бы только лишним доказательством, что мы действительно такие злобные твари, какими нас изображают!
   – И что же вы тогда сделали? – Фрэнки теснее прижалась к матери.
   – Всем ЛОТСам было разослано секретное приглашение, призывающее их бросить свои дома и дела и собраться в Сейлеме, где обитали ведьмы. Мы надеялись, что ведьмы проникнутся сочувствием к нашей борьбе и согласятся объединиться с нами. Вместе мы могли бы создать новое сообщество и начать все сначала!
   – Но разве всех ведьм в Сейлеме не истребили во время того знаменитого процесса... в 1692, что ли, году? – спросила Фрэнки. – А это ведь были уже тридцатые годы двадцатого века!
   Виктор хлопнул в ладоши и указал на дочь пальцем, точно экспансивный телеведущий.
   – Вот именно! – воскликнул он, гордясь вложенными в дочку книжными познаниями.
   Вивека поцеловала Фрэнки в макушку.
   – Увы, безмозглый зомби, разославший это приглашение, не был таким умницей, как ты!
   – Да, увы... – Виктор снова пригладил волосы. – Мало того, что ведьм давно не было, он еще и выбрал не тот Сейлем! Он-то имел в виду тот Сейлем, что в Массачусетсе, но дал нам координаты Сейлема в Орегоне! Все ЛОТСы поняли его ошибку, но что-то менять было уже поздно. Надо было убираться прочь, пока их не окружили и не бросили в тюрьму. Прибыв в Орегон, они решили наилучшим образом воспользоваться сложившимся положением. Они собрали все деньги, что у них были, прикинулись нормалами, скупили всю улицу Рэдклиф-вэй и дали клятву стоять друг за друга горой. Мы надеемся, что рано или поздно мы сумеем снова жить открыто, но до поры до времени мы вынуждены скрываться. Если нас обнаружат, нам придется снова бежать и искать новое укрытие. Мы лишимся всего: домов, работы, привычного образа жизни...
   – Вот почему для тебя так важно скрывать свой цвет кожи и никому не показывать твои швы и контакты!
   – А ваши где? – спросила Фрэнки.
   Вивека приподняла свой черный шарф и подмигнула. С шеи подмигнули в ответ два блестящих контакта.
   Виктор расстегнул высокий воротник спортивной куртки и продемонстрировал ей свои контакты.
   – Высоковольтно! – прошептала Фрэнки.
   – Ну, я пойду готовить завтрак. – Вивека встала и расправила складочки на платье. – А ты пока учись пользоваться гримом. К коробке прилагается учебный диск. Начинай прямо сейчас!