Страница:
Князь вдруг задергался, напрягся, выгнулся дугой на привязанных руках и ногах, и разом упал на дно, в перины, блаженно улыбаясь и закатив глаза.
– Ой! Чего это он, дяденька?
– Чего, чего… Зачесала, как кота. Он теперь спать будет долго и хорошо. А там, может, и развяжем уже.
Ехали медленно. На мягкой лесной дороге не слышно было почти никакого шума, только позвякивали удила, да всхрапывали изредка лошади. К вечеру князя отвязали, да он и не помнил, что ехал связанным, поводил удивленными глазами, вспоминая, как он тут очутился.
– Вот, княже, – объяснял, присев рядом с ним ведун. – Есть душа наша, или еще ее разумом зовут, а есть тело. Называется оно организьм. Ты в зверинце зверя облезьяна видел? Вот, он почти как человек, только мохнатый. Ну, дак у нас в Синявке мельник такой же зверовидно заросший. Ему жена спину причесывает, не поверишь! В чем разница того облезьяна и человека? Не в том, что руки длинные у него, и не в шерсти, а в отсутствии души, сиречь разума. И вот, если поранится облезьян в природе своей, то слезает с дерева, где живет, ищет подорожник, жует его и прикладывает жвачку к ране. И тем выздоравливает. А если болит брюхо, то нюхает травы, и находит нужную, и ест ее – и выздоравливает. Кто же ему рассказал про подорожник? Они же не разумные твари, бездушные, говорить не могут. Кто? А это сам организьм подсказывает. Мы же, люди, его не слушаем. Сильны мы разумом, на него полагаемся. А не всегда это надо.
– Ты это к чему ведешь? – трудно, как будто вспоминая слова, спросил князь.
– Тот отвар, что я тебе давал, княже, он не совсем снотворный. И вовсе не от чесотки. Он должен твой разум гасить, оставляя тело бодрствовать. И тогда само оно найдет нужную траву, нужную лекарству. Понял ли?
– А человек без разума – он как облезьян, выходит? – медленно понимал князь. – И ты, что ли, из меня такого облезьяна сделать хочешь своим отваром?
– Я, княже, хочу видеть тебя сильным и здоровым. Ты нам с воеводой таким нужен – сильным и здоровым, – серьезно отвечал ведун, спрыгивая с повозки и показывая на открывшуюся справа полянку.
Устраивались привычно. Ночи стояли сухие, поэтому шатров не раскидывали. Разложили костры по четырем углам, устроили на перине князя, девка это со щеткой все чесала, да сметала пыль белую кожную с плеч его и спины. Есть он не стал, снова упав в беспамятство. Остальные же перекусили всухомятку, да повалились кто где. Горячее было обещано в ближайшем селе – завтра примерно к обеду, если вовремя выехать.
– Ты, княже, зря себя сдерживаешь, – осматривая больного, твердил ведун. – Ты отпусти, отпусти душу-то на волю. Дай организьму самому решить, что ему надо. Вот тут чешется ли?
– Везде чешется. Ой, как чешется! – рычал князь, уткнувшись в подушку, а девка тут же начинала чесать, чесать, чесать плавными движениями, постукивая щеткой по борту повозки, сбрасывая пыль кожную.
На третью ночь ведуна разбудил встревоженный часовой.
– Чего это он? – тыкал пальцем в опушку леса, вдоль которой, неуклюже подпрыгивая, прохаживался на каких-то слишком коротких ногах совершено голый князь.
Ведун смотрел, загородившись рукой от углей костра, улыбался чему-то. Князь то прыгал боком, то переступал короткими ногами, а руки у него вдруг вытянулись, легко доставали до земли, но он держал их в стороны, как орел, присевший на жертву, крылья.
– Ай, молодца, – шептал ведун. – Отпустил душу. Яся, Яся, Ясюшка, иди сюда, иди ко мне… Иди, я тебе спинку почешу…
Князь… Да князь ли? Смотрел недоверчиво, наклоняя голову, приближался с опаской.
– Ай, красавец, ай, молодец какой, маленький… Яся, Яся, – подманивал ведун.
– А девка-то его где? – вдруг встрепенулся дружинник.
– Девку он схарчил, пока ты дрых у костра. Они завсегда девками питаются. Оголодал, маленький…
– Да как же это… Сказки это все! И какой – маленький? Князю уж за двадцать!
– Дурак ты, Федька. То князю уже за двадцать. А Яся наш, Ясюшка, маленький наш – он только что… И теперь надолго, если не навсегда.
– А что это? – палец указывал на то, что приблизилось к костру. Не князь, да и не человек уже. Весь в зеленой чешуе, кое-где покрытой еще остатками кожи. Зубы, острые, как ножи, золотой глаз с поперечиной…
– А это, Феденька, дракон. Ну, иди ко мне, Яся!
Ведун достал щетку, постучал ею по повозке, а потом начал размеренно чесать подкравшегося дракончика, закатившего в неге глаза.
– Вишь, малой совсем. На крыло еще не встал. А где у Яси шрамчик от стрелы? Нету у Яси шрамчика. Говорил я князю, что заживет – и зажило… Вот откормится – мы ему еще девку купим, если надо. А там и домой можно, в крепость. И будет у нашего воеводы свой боевой дракон.
– Хорош, – восхищено смотрел в небо воевода. – Князем-то был дурак-дураком, а драконом – ей-богу хорош!
– Это он еще малой совсем, а как в полную силу войдет… Ого-го!
– Да то я знаю. А драконицу ему не сыскать? Было бы не скучно ему.
– Не бывает у них дракониц. Вот только так, через кровь размножаются. Жаль вот только, что стрелу нужную ты потерял.
– Чего это – потерял. Вот она, бери. У нас все в целости и сохранности.
– Ну, воевода, ну, молодец! В общем, зови, если что опять надо будет.
– Да теперь-то, с драконом, мы и сами от кого хочешь отобьемся.
Юлия Гавриленко
Не в обычаях королевы Аугусты было делать дорогие подарки, но к совершеннолетию сына она расщедрилась.
Замечательный вороной конь лаврезийских кровей, поджарый, одновременно грациозный и крепкий, ждал принца Максимуса поутру у входа во дворец. Оседланный, начищенный, причесанный и готовый служить хозяину.
Конюх Эд просто налюбоваться на коня не мог. Он даже не очень охотно отдал принцу поводья. Понятное дело, их высочество сразу же понесется в полях-лесах скакать, весь блеск сгонит да еще и репьев насажает.
Да принц и сам не спешил забрать роскошный дар: все еще поверить не мог. Обычно властная матушка ограничивалась условными подарками, полагая, что сын и так ни в чем не нуждается.
А собственного коня у него не было никогда. Он пользовался лошадьми из конюшни, «согласно целевому назначению», как было написано в многочисленных расписках. Для учебы верховой езде – учебные пони, для охоты – охотничьи метисы, для прогулки – прогулочные верховые, на официальный выезд или в дальнюю поездку – выносливые упряжные. Принцу ничего не возбранялось, главное – придерживаться порядка. Взял игрушку – распишись, что взял поиграть. И неважно, о чем речь: о карете, о мече…
Максимус прекрасно понимал Аугусту. Королевством управлять нелегко, но если соблюдать разумные требования и не нарушать дисциплину, то можно. Именно поэтому он сам никогда ничего лишнего у матери не просил, учился прилежно и в неприятности не влипал, обещая вырасти в достойную смену.
Но лаврезийский конь, дитя степи и ветра, друг Солнца и Луны, брат вольным крапчатым – редкое чудо для королевской конюшни.
Верные до последней капли крови, служат они лишь одному хозяину, бегут наравне с полетом птицы, выносливы, как закаленные в боях воины. Разводят их лаврезы, кочующие таинственные народы, изредка проходящие по окраинам королевства.
Практичная королева никогда бы не отдала годовой доход целой провинции даже за самую лучшую лошадь. Все предметы роскоши, находящиеся во дворце, принадлежали ее предкам и покойному мужу, на себя и сына она почти не тратилась. Минимум еды и приличных официальным случаям одежд. А подобный конь – это как раз предмет роскоши, причем ранимый и подверженный болезням.
«И что на нее нашло? Не иначе, как женить надумала…»
Но недолго пришлось принцу наслаждаться дорогим подарком. Он успел лишь дать коню имя, пару раз прокатиться перед завтраком, да однажды полюбоваться закатом.
И до предполагаемой невесты тоже не доехал.
Только получил от матери распоряжение отправляться в Бусинию, только расписался в гардеробной за дорожный, три гостевых и бальный наряды, только зашел в конюшню, чтобы лично оседлать прекрасного коня…
Так сразу и понял, что путешествие придется отменить.
В стойле явно кто-то был, всхрапывал и тяжело дышал. Но не виднелась над перегородкой словно выточенная из базальта голова, не прядала ушами и не призывала хозяина выпустить поскорей из заточения…
«Мой конь болен? Отравлен?»
Максимус взволнованно распахнул створки и увидел, что его конь лежит на полу, по-кошачьи поджав под себя ноги.
И к сену не притронулся, и вчерашний овес целехонек… И с мордой что-то странное, в сумраке конюшни толком не разглядеть.
А прекрасный Ворон лишь меланхолично смотрит перед собой. Иногда, вроде как… если не мерещится… совершенно не по-лошадиному жмурясь.
Максимус бросился к нему, но замер на полпути, не разрешая себе прикасаться к дорогому другу. Ведь если конь отравлен или заколдован врагами, то и перчатки могут оказаться ненадежной защитой.
– Что с тобой? Сейчас, я позову на помощь…
Ворон зарычал, блеснул желтыми глазищами с узким зрачком и предостерегающе лязгнул зубами.
Максимус тревожно присмотрелся к нему.
Лаврезийцы очень выносливы и необычайно резвы, но при этом они всего лишь лошади, без всяких хищных замашек.
И такого хитрого безумия в глазах Ворона еще вчера не было…
– Видно, мне в кофе подмешали чего-то излишне тонизирующего, – пробормотал принц. – Всякая ерунда мерещится.
Он попятился к выходу, но покидать денник не спешил. Он был озадачен и ошарашен, но все еще надеялся, что введен в заблуждение игрой света и тени.
– Я тебя не узнаю. А ты меня?
Ворон прижал острые уши к голове и зевнул, смешно растопыривая длинные усы.
Усы?! Однако, явно дает понять, что узнал.
– Вот как… Значит, ты – это ты, хоть и выглядишь неважно. Не будешь нападать?
Обижено заворчав и перевернувшись на бок, Ворон вытянул из-под себя одну из массивных когтистых лап.
Принц вздрогнул, но попытался не подать виду.
– Ты можешь встать?
Ворон охотно поднялся и потянулся, процарапывая в опилках на полу борозды и издавая неприятный шорох при задевании стенок. Чем?!
Максимус потер виски и показал на седло.
– Что бы с тобой ни произошло, нам пора ехать. Я должен надеть на тебя вот это…
Ворон презрительно хлестнул по полу длинным шипастым хвостом и слегка приподнял… крылья.
Максимус не выдержал, бросился к выходу и во всю ширь распахнул ворота конюшни. Кроме того, он снял с крюка и зажег лампу, предназначенную для ночного времени, уже не заботясь, что про него подумает кто-нибудь из дворовых людей, если заметит.
И с этой лампой, как мудрец, ищущий истины днем с огнем, он зашел в стойло Ворона.
М-да. Точно – крылья.
В узком стойле их никак не удалось бы расправить, но о размахе можно было судить и так. Как и о том, что никакое лошадиное седло теперь не подойдет. Уздечку тоже, конечно, придется переделывать… Впрочем, годится ли тут вообще уздечка?!
– Пожалуй, мне придется заказать для тебя новую сбрую, – вздохнул принц. – Но даже лучшие королевские шорники не управятся быстрее, чем за день. Боюсь, мое путешествие откладывается.
Он уже собрался покинуть денник, но вдруг, о чем-то вспомнив, вернулся.
– Ты ведь так ничего и не съел. Хочешь, я отдам тебе свои дорожные запасы?
Ворон охотно принюхался и заурчал.
Максимус скормил ему свои бутерброды – только колбаски, от хлеба скакун отказался – и откупорил, махнув рукой на раздумья, бутыль красного вина. Чуть не половину выдул сам, на остальное предъявил претензии Ворон. После чего снова улегся, поджав под себя ноги, прикрыл веки и приготовился ждать.
Принц же направился в кожевенную мастерскую и заказал новый комплект. Мастер удивленно посмотрел на его руки, будто обнимающие гигантскую бочку, и пообещал до завтра изготовить седло в-о-о-т такого охвата, а к нему какой-то странно великоватый недоуздок без удил, но с заушным креплением, и удлиненный повод.
Затем Максимус пошел на кухню и распорядился отнести его коню хороший кусок сырой говядины и половинку жареного поросенка. Повар вежливо поинтересовался, нужны ли специи, и принц согласно закивал. Он не сомневался, что Ворон захочет мясо именно с шафраном и петрушкой, такое, как любит сам принц.
Затем он поднялся к себе и переоделся в повседневную одежду.
И лишь потом отправился с докладом к матери.
– Ваше величество, – спокойно произнес он, прорвавшись к ней на аудиенцию между министром сельского хозяйства и послом из Королевства Левого Берега, – мой конь превратился в дракона, готовая сбруя ему не подходит, поэтому я смогу отправиться в Бусинию лишь завтра.
– Нам следует немедленно убить его, – побледнела королева. – Немедленно! Послать на конюшню лучших лучников… Или нет… арбалетчиков… Или…
Максимус проверил, плотно ли закрыты двери, отослал слуг и подошел к королеве поближе.
– Мама, ну что вы, в самом деле? Какие лучники в конюшне? Толку с них!
– Мясников! Живодеров! Охотников! Тайного королевского убийцу! – по расширившимся зрачкам и срывающемуся голосу матери Максимус понял, что она близка к панике, и нужно что-то предпринимать.
– Сомневаюсь, что они справятся с драконом, – сказал он как можно спокойней. – Мне показалось, что его шкура довольно крепкая.
– Расстреляйте его из самых крупнокалиберных пушек! Сожгите конюшню, обложите его бочками с порохом… – королеву трясло, а в глазах набухали огромные слезы.
Никогда еще принц не видел ее в подобном состоянии. Он успокоительно приобнял мать.
– Мама, ну что вы. Люди могут пострадать. А кроме того, – он ласково поцеловал ее в щеку, – я никому не позволю убивать твой подарок.
– Что же делать, что же делать, – Аугуста обмякла в отчаянии, и Максимус бережно посадил ее на трон.
– А что и зачем мы должны делать? Подумаешь, произошли с Вороном кое-какие… метаморфозы… но от этого он не перестал быть моим другом. Это замечательный, умнейший, воспитаннейший дракон. И он согласен возить меня на себе по-прежнему.
Но от этих простых и понятных слов королева неприлично разрыдалась в полный голос.
– Что же я наделала, что же я наделала, – всхлипывала она, не стесняясь сына. – Я хотела, чтобы ты произвел впечатление на невесту, а вышло… я нас всех погубила…
– Постойте! Я немного читал о драконах. Да, они могут показаться чересчур прожорливыми, но не настолько, чтобы мы были не в состоянии прокормить его.
– Сами по себе-то они, может быть, и не так страшны, но предание…
– Какое из них?
В королевстве было полно преданий. А также легенд, мифов и народных сказок. Одно время принц с удовольствием слушал их, даже записывал некоторые особенно оригинальные, но со временем наигрался и переключился на изучение серьезных наук.
– Об опасности некоторых подарков, – сквозь зубы процедила королева и попросила воды.
Судя по всему, Аугуста возвращалась от паники к ясному сознанию и потихонечку брала себя в руки.
– Отменим назначенные встречи?
Королева кивнула:
– По крайней мере, перенесем на послеобеденное время, – и принц потихоньку отослал гостей в Большой зал немного подкрепиться.
– Так что за легенда? – небрежно спросил он после этого.
– О, она очень длинная, и я не помню ее дословно… Это даже не легенда, а хроника… Или выписки из хроники… Точно уже и не помню – рукопись хранится где-то в библиотечных подвалах, но каждому наследнику о ней обязательно рассказывали в свое время. Я жалею, что тянула с тем, чтобы сообщить тебе это семейное предание. Смысл его – что родственные королевские подарки бывают очень опасными.
– Это когда наследники дарят престарелым родителям книжки с ядовитыми картинками или посуду из опасных материалов?
Максимус старался шутить, по опыту зная, что в критических ситуациях именно умеренная ирония воспринимается его матерью лучше всего.
– Это когда наоборот, – сердито передразнила его королева. – Когда царственные родители дарят детям что-то невинное. А это что-то само собой превращается в нечто опасное. И заканчивается все очень плохо.
– Насколько плохо?
– Все гибнут.
– Да, звучит как-то не очень весело. Просто-таки все-все? – усомнился принц.
– И никого не остается, – мрачно подтвердила королева. – Именно поэтому я никогда тебе ничего не дарила. Кубок для питья превращается в щит – к войне. Одежда превращается в броню – к войне. Меч из парадного становится боевым, с него опадают украшения – к войне. Даже конь, как оказывается…
– Какая-то однобокая легенда, все к войне, – пробормотал принц. – Даже в сонниках обычно приводится несколько толкований. Не может быть, чтобы все было так примитивно.
– Не веришь мне, спроси придворного мудреца, – обиделась королева. – Семейные предания не врут. Для того и писаны, чтобы предупредить.
– Я не сомневаюсь в правдивости древних мудрецов, пожелавших оградить потомков от опасностей, но, мама, вы же сами только что сказали, что дословно не помните!
– Я хорошо помню то, что «…если что-то превратится, то оно и пригодится». А где может пригодиться дракон? Только в бою!
Максимус задумался. С семейными преданиями, и в самом деле, не шутят. И даже в самых наилегендарнейших легендах обязательно бывало какое-нибудь рациональное зерно. Но у любой бытовавшей истории всегда было несколько концов: в одной деревне говорили, что дракон съел принцессу, в другой – что женился на ней, а в третьей – что обесчестил и бросил. И всегда ему было непонятно, что для кого хуже.
– Пойду-ка я, и в самом деле, к мудрецу, – сказал принц. – Посоветуюсь. А вы, матушка, отдыхайте и не берите пока в голову… ерунды.
Королева величественно кивнула, но после этого так жалобно спросила, что у принца сжалось сердце:
– Ты его хоть хорошо запер?
Он пожал плечами:
– Да разве это имеет значение? Я-то запер, но слабая щеколда, конечно, его не остановит. Не волнуйтесь. В вашем этом предании же не сказано, что именно сам подарок представляет угрозу. Опасна примета…
Мудрец Антонин выслушал принца почти с таким же испугом, как и королева. Смотреть на дракона он отказался категорически, сославшись на возможный вред пищеварению, зато предание охотно рассказал.
Оказывается, оно было одним из самый древних и в самом деле имело документальные подтверждения. Для принца, который историей как раз и не увлекался, это оказалось хорошим щелчком по носу. Осознавать себя невеждой он не любил, поэтому наспех поведанный ему рассказ о трех кровопролитных войнах и одном дворцовом перевороте выслушал внимательно. Звучало все это страшно. Но по-прежнему бессмысленно.
– Я все равно не очень понимаю ключевые строки, – вздохнул он. – Есть в этом «пригодится» что-то… алогичное. Или противоречивое.
– Почему же? Как раз здесь никаких иносказаний не имеется. Магия – штука сложная, для природы затратная. Для человека – тем более. Потому просто так не проявляется. И если что-то произошло, значит, оно кому-то и для чего-то понадобится. Если пирожное превратилось в хлеб – жди голодных времен.
Принц медленно мерил захламленную комнатушку Антония чеканными шагами.
– Но голодные времена – это не обязательно война? Это может быть слишком морозная зима, или слишком долгие паводки, или, наоборот, жара и засуха…
– Может быть, и так, – согласился мудрец. – В любом случае, серьезные неприятности. Но это я для примера. А вот меч, щит и доспехи – вещи, однозначно указывающие…
– У меня не меч, – прервал его принц. – У меня всего лишь ручной дракон. Послушный, доверчивый и ласковый. И я найду для него мирное занятие. А вы пока разыщите те старые документы. Хочется повнимательней прочитать, с чего именно начинались беды…
У принца были ровно сутки на то, чтобы найти решение. Опаздывать к невесте нежелательно. Оставлять дракона без присмотра – тоже.
Да, он плохо знал историю, слабовато разбирался в интригах и политике. Не потому, что был разгильдяем, а потому, что за свою жизнь ни разу не увидел в этом никакой необходимости. Да и в ближайшие лет этак двадцать королева правление отдавать не собиралась, и на учение, как считал принц, времени оставалось еще достаточно. Поэтому он, старательно увиливая от излишних знаний, ограничился основами, а высвобожденное таким образом время посвятил любимым наукам.
А любил он естествознание и географию. И еще он любил мечтать. О прекрасной деве, о полетах по небу, о процветании королевства – обо всем сразу. Прекрасная дева сама собой нашлась в соседнем королевстве, и, удачным образом, родители обоих молодых не возражали, даже наоборот – воодушевились и начали торопить события; королевство, можно сказать, что «процветало в пределах разумного». А полеты по небу…
Так вот же оно, то, что мечталось: надо отправиться к невесте верхом на драконе. И подарок материнский пригодится, и войны не будет. И приедет не то что вовремя, а даже заранее.
Но это решение показалось ему в плане нейтрализации злополучного предания слишком простым, ненадежным, и принц продолжал думать.
А что, если привезти невесте какой-нибудь скоропортящийся подарок? Такой, что нельзя доставить верхом на коне из-за долгого пути. Тогда получится, что пригодился именно дракон.
Конечно, в Бусинии и своих цветов навалом. Но, возможно, что-то необычное?..
Принц зашел в оранжерею и присмотрелся к орхидеям. Прилично будет срезать парочку или нет? Или взять для юной девушки что-либо более скромное? Он в сомнении качал головой: опять ненадежное решение, ведь есть нечто более простое, чем дракон, – цветы в горшочках.
Он брел между грядками и нечаянно спугнул бабочку, невесть как вылупившуюся в искусно созданном тепле.
Где бабочки, там и гусеницы… Принц огорченно осмотрел рассаду: ну точно, вон, расселились и жрут, ненасытные. Добро бы, менее ценные сорта, так нет…
И тут принц вспомнил нечто очень важное.
– Насекомое. Вечно голодное насекомое… И управы на него не найти… – пробормотал он, наблюдая с лупой, как бабочка раскручивает хоботок и запускает его в чашечку цветка. – А зайду-ка я в подземелье к алхимикам…
Принц вылетел к принцессе на следующее утро. К брюху Ворона был привязан бочонок со специально разработанным ядом. Мгновенно действующим, легко смываемым водой и распадающимся на неядовитые составные части в течение суток. На Максимусе был глухо застегнутый плотный костюм, сапоги и перчатки из очень толстой кожи. Кроме того, для Ворона он припас особую повязку на морду. А в бочке имелось второе, внутреннее, днище – все в мелких дырочках.
Когда Максимус появился над дворцом невесты, все испуганно ахнули. Черный-пречерный дракон, со свистом проносящийся над крышами, гнал перед собой по земле свою тень. Ветер, вызванный его приземлением, поднял парадный ковер с дворцового крыльца и заставил его заполоскаться и захлопать по ступеням. Министры спешно схватились за шапки и парики, но некоторые все же не успели. И теперь, не позволяя себе нарушить этикет церемонии встречи дорогого гостя и сдвинуться с места, стояли сконфуженные.
Будущий тесть еле успел удержать чуть не сорвавшийся с губ приказ открыть стрельбу в опасное животное и его подозрительно бронированного всадника. Хорошо, что вовремя успел узнать именно того, кого готовился встречать со всей торжественностью.
А когда гость рассказал, какой подарок хочет преподнести, растрогался и чуть не прослезился.
Наскоро перекусив с дороги и угостив Ворона, принц вновь отправился в путь: с трудом натянув экипировку, он не планировал ее снимать до того, как сделает дело. А в таком наряде долго не усидишь.
На этот раз он летел над Бусинией, в ее окраинные земли.
Туда, где дожидались теплых деньков личинки саранчи.
Максимус помнил, как ежегодно страдало соседнее королевство от этих неистребимых тварей. К ним с матушкой саранча почти не залетала, предпочитая продвигаться строго на север и редко пересекая гряду невысоких гор, но в Бусинии съедала почти треть посевов. До сих пор уничтожить ее не удавалось никакими средствами. Мудрецы изобрели яд, способный убить насекомых еще до вылупления, но попытки добраться до тварей оказались бессильными. Болота, кочки, дебри. Только начинали травить личинок с одной стороны – взрослые паразиты уже взлетали с другой.
– Ой! Чего это он, дяденька?
– Чего, чего… Зачесала, как кота. Он теперь спать будет долго и хорошо. А там, может, и развяжем уже.
Ехали медленно. На мягкой лесной дороге не слышно было почти никакого шума, только позвякивали удила, да всхрапывали изредка лошади. К вечеру князя отвязали, да он и не помнил, что ехал связанным, поводил удивленными глазами, вспоминая, как он тут очутился.
– Вот, княже, – объяснял, присев рядом с ним ведун. – Есть душа наша, или еще ее разумом зовут, а есть тело. Называется оно организьм. Ты в зверинце зверя облезьяна видел? Вот, он почти как человек, только мохнатый. Ну, дак у нас в Синявке мельник такой же зверовидно заросший. Ему жена спину причесывает, не поверишь! В чем разница того облезьяна и человека? Не в том, что руки длинные у него, и не в шерсти, а в отсутствии души, сиречь разума. И вот, если поранится облезьян в природе своей, то слезает с дерева, где живет, ищет подорожник, жует его и прикладывает жвачку к ране. И тем выздоравливает. А если болит брюхо, то нюхает травы, и находит нужную, и ест ее – и выздоравливает. Кто же ему рассказал про подорожник? Они же не разумные твари, бездушные, говорить не могут. Кто? А это сам организьм подсказывает. Мы же, люди, его не слушаем. Сильны мы разумом, на него полагаемся. А не всегда это надо.
– Ты это к чему ведешь? – трудно, как будто вспоминая слова, спросил князь.
– Тот отвар, что я тебе давал, княже, он не совсем снотворный. И вовсе не от чесотки. Он должен твой разум гасить, оставляя тело бодрствовать. И тогда само оно найдет нужную траву, нужную лекарству. Понял ли?
– А человек без разума – он как облезьян, выходит? – медленно понимал князь. – И ты, что ли, из меня такого облезьяна сделать хочешь своим отваром?
– Я, княже, хочу видеть тебя сильным и здоровым. Ты нам с воеводой таким нужен – сильным и здоровым, – серьезно отвечал ведун, спрыгивая с повозки и показывая на открывшуюся справа полянку.
Устраивались привычно. Ночи стояли сухие, поэтому шатров не раскидывали. Разложили костры по четырем углам, устроили на перине князя, девка это со щеткой все чесала, да сметала пыль белую кожную с плеч его и спины. Есть он не стал, снова упав в беспамятство. Остальные же перекусили всухомятку, да повалились кто где. Горячее было обещано в ближайшем селе – завтра примерно к обеду, если вовремя выехать.
– Ты, княже, зря себя сдерживаешь, – осматривая больного, твердил ведун. – Ты отпусти, отпусти душу-то на волю. Дай организьму самому решить, что ему надо. Вот тут чешется ли?
– Везде чешется. Ой, как чешется! – рычал князь, уткнувшись в подушку, а девка тут же начинала чесать, чесать, чесать плавными движениями, постукивая щеткой по борту повозки, сбрасывая пыль кожную.
На третью ночь ведуна разбудил встревоженный часовой.
– Чего это он? – тыкал пальцем в опушку леса, вдоль которой, неуклюже подпрыгивая, прохаживался на каких-то слишком коротких ногах совершено голый князь.
Ведун смотрел, загородившись рукой от углей костра, улыбался чему-то. Князь то прыгал боком, то переступал короткими ногами, а руки у него вдруг вытянулись, легко доставали до земли, но он держал их в стороны, как орел, присевший на жертву, крылья.
– Ай, молодца, – шептал ведун. – Отпустил душу. Яся, Яся, Ясюшка, иди сюда, иди ко мне… Иди, я тебе спинку почешу…
Князь… Да князь ли? Смотрел недоверчиво, наклоняя голову, приближался с опаской.
– Ай, красавец, ай, молодец какой, маленький… Яся, Яся, – подманивал ведун.
– А девка-то его где? – вдруг встрепенулся дружинник.
– Девку он схарчил, пока ты дрых у костра. Они завсегда девками питаются. Оголодал, маленький…
– Да как же это… Сказки это все! И какой – маленький? Князю уж за двадцать!
– Дурак ты, Федька. То князю уже за двадцать. А Яся наш, Ясюшка, маленький наш – он только что… И теперь надолго, если не навсегда.
– А что это? – палец указывал на то, что приблизилось к костру. Не князь, да и не человек уже. Весь в зеленой чешуе, кое-где покрытой еще остатками кожи. Зубы, острые, как ножи, золотой глаз с поперечиной…
– А это, Феденька, дракон. Ну, иди ко мне, Яся!
Ведун достал щетку, постучал ею по повозке, а потом начал размеренно чесать подкравшегося дракончика, закатившего в неге глаза.
– Вишь, малой совсем. На крыло еще не встал. А где у Яси шрамчик от стрелы? Нету у Яси шрамчика. Говорил я князю, что заживет – и зажило… Вот откормится – мы ему еще девку купим, если надо. А там и домой можно, в крепость. И будет у нашего воеводы свой боевой дракон.
* * *
– Ну, как, воевода, отработал я свое?– Хорош, – восхищено смотрел в небо воевода. – Князем-то был дурак-дураком, а драконом – ей-богу хорош!
– Это он еще малой совсем, а как в полную силу войдет… Ого-го!
– Да то я знаю. А драконицу ему не сыскать? Было бы не скучно ему.
– Не бывает у них дракониц. Вот только так, через кровь размножаются. Жаль вот только, что стрелу нужную ты потерял.
– Чего это – потерял. Вот она, бери. У нас все в целости и сохранности.
– Ну, воевода, ну, молодец! В общем, зови, если что опять надо будет.
– Да теперь-то, с драконом, мы и сами от кого хочешь отобьемся.
Юлия Гавриленко
Королевский подарок
Если ворон в вышине,
дело, стало быть к войне.
Если дать ему кружить
значит, всем на фронт иттить.
Булат Окуджава[1]
Не в обычаях королевы Аугусты было делать дорогие подарки, но к совершеннолетию сына она расщедрилась.
Замечательный вороной конь лаврезийских кровей, поджарый, одновременно грациозный и крепкий, ждал принца Максимуса поутру у входа во дворец. Оседланный, начищенный, причесанный и готовый служить хозяину.
Конюх Эд просто налюбоваться на коня не мог. Он даже не очень охотно отдал принцу поводья. Понятное дело, их высочество сразу же понесется в полях-лесах скакать, весь блеск сгонит да еще и репьев насажает.
Да принц и сам не спешил забрать роскошный дар: все еще поверить не мог. Обычно властная матушка ограничивалась условными подарками, полагая, что сын и так ни в чем не нуждается.
А собственного коня у него не было никогда. Он пользовался лошадьми из конюшни, «согласно целевому назначению», как было написано в многочисленных расписках. Для учебы верховой езде – учебные пони, для охоты – охотничьи метисы, для прогулки – прогулочные верховые, на официальный выезд или в дальнюю поездку – выносливые упряжные. Принцу ничего не возбранялось, главное – придерживаться порядка. Взял игрушку – распишись, что взял поиграть. И неважно, о чем речь: о карете, о мече…
Максимус прекрасно понимал Аугусту. Королевством управлять нелегко, но если соблюдать разумные требования и не нарушать дисциплину, то можно. Именно поэтому он сам никогда ничего лишнего у матери не просил, учился прилежно и в неприятности не влипал, обещая вырасти в достойную смену.
Но лаврезийский конь, дитя степи и ветра, друг Солнца и Луны, брат вольным крапчатым – редкое чудо для королевской конюшни.
Верные до последней капли крови, служат они лишь одному хозяину, бегут наравне с полетом птицы, выносливы, как закаленные в боях воины. Разводят их лаврезы, кочующие таинственные народы, изредка проходящие по окраинам королевства.
Практичная королева никогда бы не отдала годовой доход целой провинции даже за самую лучшую лошадь. Все предметы роскоши, находящиеся во дворце, принадлежали ее предкам и покойному мужу, на себя и сына она почти не тратилась. Минимум еды и приличных официальным случаям одежд. А подобный конь – это как раз предмет роскоши, причем ранимый и подверженный болезням.
«И что на нее нашло? Не иначе, как женить надумала…»
* * *
Чтобы не было войны,
надо ворона убить.
Чтобы ворона убить,
надо ружья зарядить.
Булат Окуджава
Но недолго пришлось принцу наслаждаться дорогим подарком. Он успел лишь дать коню имя, пару раз прокатиться перед завтраком, да однажды полюбоваться закатом.
И до предполагаемой невесты тоже не доехал.
Только получил от матери распоряжение отправляться в Бусинию, только расписался в гардеробной за дорожный, три гостевых и бальный наряды, только зашел в конюшню, чтобы лично оседлать прекрасного коня…
Так сразу и понял, что путешествие придется отменить.
В стойле явно кто-то был, всхрапывал и тяжело дышал. Но не виднелась над перегородкой словно выточенная из базальта голова, не прядала ушами и не призывала хозяина выпустить поскорей из заточения…
«Мой конь болен? Отравлен?»
Максимус взволнованно распахнул створки и увидел, что его конь лежит на полу, по-кошачьи поджав под себя ноги.
И к сену не притронулся, и вчерашний овес целехонек… И с мордой что-то странное, в сумраке конюшни толком не разглядеть.
А прекрасный Ворон лишь меланхолично смотрит перед собой. Иногда, вроде как… если не мерещится… совершенно не по-лошадиному жмурясь.
Максимус бросился к нему, но замер на полпути, не разрешая себе прикасаться к дорогому другу. Ведь если конь отравлен или заколдован врагами, то и перчатки могут оказаться ненадежной защитой.
– Что с тобой? Сейчас, я позову на помощь…
Ворон зарычал, блеснул желтыми глазищами с узким зрачком и предостерегающе лязгнул зубами.
Максимус тревожно присмотрелся к нему.
Лаврезийцы очень выносливы и необычайно резвы, но при этом они всего лишь лошади, без всяких хищных замашек.
И такого хитрого безумия в глазах Ворона еще вчера не было…
– Видно, мне в кофе подмешали чего-то излишне тонизирующего, – пробормотал принц. – Всякая ерунда мерещится.
Он попятился к выходу, но покидать денник не спешил. Он был озадачен и ошарашен, но все еще надеялся, что введен в заблуждение игрой света и тени.
– Я тебя не узнаю. А ты меня?
Ворон прижал острые уши к голове и зевнул, смешно растопыривая длинные усы.
Усы?! Однако, явно дает понять, что узнал.
– Вот как… Значит, ты – это ты, хоть и выглядишь неважно. Не будешь нападать?
Обижено заворчав и перевернувшись на бок, Ворон вытянул из-под себя одну из массивных когтистых лап.
Принц вздрогнул, но попытался не подать виду.
– Ты можешь встать?
Ворон охотно поднялся и потянулся, процарапывая в опилках на полу борозды и издавая неприятный шорох при задевании стенок. Чем?!
Максимус потер виски и показал на седло.
– Что бы с тобой ни произошло, нам пора ехать. Я должен надеть на тебя вот это…
Ворон презрительно хлестнул по полу длинным шипастым хвостом и слегка приподнял… крылья.
Максимус не выдержал, бросился к выходу и во всю ширь распахнул ворота конюшни. Кроме того, он снял с крюка и зажег лампу, предназначенную для ночного времени, уже не заботясь, что про него подумает кто-нибудь из дворовых людей, если заметит.
И с этой лампой, как мудрец, ищущий истины днем с огнем, он зашел в стойло Ворона.
М-да. Точно – крылья.
В узком стойле их никак не удалось бы расправить, но о размахе можно было судить и так. Как и о том, что никакое лошадиное седло теперь не подойдет. Уздечку тоже, конечно, придется переделывать… Впрочем, годится ли тут вообще уздечка?!
– Пожалуй, мне придется заказать для тебя новую сбрую, – вздохнул принц. – Но даже лучшие королевские шорники не управятся быстрее, чем за день. Боюсь, мое путешествие откладывается.
Он уже собрался покинуть денник, но вдруг, о чем-то вспомнив, вернулся.
– Ты ведь так ничего и не съел. Хочешь, я отдам тебе свои дорожные запасы?
Ворон охотно принюхался и заурчал.
Максимус скормил ему свои бутерброды – только колбаски, от хлеба скакун отказался – и откупорил, махнув рукой на раздумья, бутыль красного вина. Чуть не половину выдул сам, на остальное предъявил претензии Ворон. После чего снова улегся, поджав под себя ноги, прикрыл веки и приготовился ждать.
Принц же направился в кожевенную мастерскую и заказал новый комплект. Мастер удивленно посмотрел на его руки, будто обнимающие гигантскую бочку, и пообещал до завтра изготовить седло в-о-о-т такого охвата, а к нему какой-то странно великоватый недоуздок без удил, но с заушным креплением, и удлиненный повод.
Затем Максимус пошел на кухню и распорядился отнести его коню хороший кусок сырой говядины и половинку жареного поросенка. Повар вежливо поинтересовался, нужны ли специи, и принц согласно закивал. Он не сомневался, что Ворон захочет мясо именно с шафраном и петрушкой, такое, как любит сам принц.
Затем он поднялся к себе и переоделся в повседневную одежду.
И лишь потом отправился с докладом к матери.
– Ваше величество, – спокойно произнес он, прорвавшись к ней на аудиенцию между министром сельского хозяйства и послом из Королевства Левого Берега, – мой конь превратился в дракона, готовая сбруя ему не подходит, поэтому я смогу отправиться в Бусинию лишь завтра.
– Нам следует немедленно убить его, – побледнела королева. – Немедленно! Послать на конюшню лучших лучников… Или нет… арбалетчиков… Или…
* * *
А как станем заряжать,
всем захочется стрелять…
Булат Окуджава
Максимус проверил, плотно ли закрыты двери, отослал слуг и подошел к королеве поближе.
– Мама, ну что вы, в самом деле? Какие лучники в конюшне? Толку с них!
– Мясников! Живодеров! Охотников! Тайного королевского убийцу! – по расширившимся зрачкам и срывающемуся голосу матери Максимус понял, что она близка к панике, и нужно что-то предпринимать.
– Сомневаюсь, что они справятся с драконом, – сказал он как можно спокойней. – Мне показалось, что его шкура довольно крепкая.
– Расстреляйте его из самых крупнокалиберных пушек! Сожгите конюшню, обложите его бочками с порохом… – королеву трясло, а в глазах набухали огромные слезы.
Никогда еще принц не видел ее в подобном состоянии. Он успокоительно приобнял мать.
– Мама, ну что вы. Люди могут пострадать. А кроме того, – он ласково поцеловал ее в щеку, – я никому не позволю убивать твой подарок.
– Что же делать, что же делать, – Аугуста обмякла в отчаянии, и Максимус бережно посадил ее на трон.
– А что и зачем мы должны делать? Подумаешь, произошли с Вороном кое-какие… метаморфозы… но от этого он не перестал быть моим другом. Это замечательный, умнейший, воспитаннейший дракон. И он согласен возить меня на себе по-прежнему.
Но от этих простых и понятных слов королева неприлично разрыдалась в полный голос.
– Что же я наделала, что же я наделала, – всхлипывала она, не стесняясь сына. – Я хотела, чтобы ты произвел впечатление на невесту, а вышло… я нас всех погубила…
– Постойте! Я немного читал о драконах. Да, они могут показаться чересчур прожорливыми, но не настолько, чтобы мы были не в состоянии прокормить его.
– Сами по себе-то они, может быть, и не так страшны, но предание…
– Какое из них?
В королевстве было полно преданий. А также легенд, мифов и народных сказок. Одно время принц с удовольствием слушал их, даже записывал некоторые особенно оригинальные, но со временем наигрался и переключился на изучение серьезных наук.
– Об опасности некоторых подарков, – сквозь зубы процедила королева и попросила воды.
Судя по всему, Аугуста возвращалась от паники к ясному сознанию и потихонечку брала себя в руки.
– Отменим назначенные встречи?
Королева кивнула:
– По крайней мере, перенесем на послеобеденное время, – и принц потихоньку отослал гостей в Большой зал немного подкрепиться.
– Так что за легенда? – небрежно спросил он после этого.
– О, она очень длинная, и я не помню ее дословно… Это даже не легенда, а хроника… Или выписки из хроники… Точно уже и не помню – рукопись хранится где-то в библиотечных подвалах, но каждому наследнику о ней обязательно рассказывали в свое время. Я жалею, что тянула с тем, чтобы сообщить тебе это семейное предание. Смысл его – что родственные королевские подарки бывают очень опасными.
– Это когда наследники дарят престарелым родителям книжки с ядовитыми картинками или посуду из опасных материалов?
Максимус старался шутить, по опыту зная, что в критических ситуациях именно умеренная ирония воспринимается его матерью лучше всего.
– Это когда наоборот, – сердито передразнила его королева. – Когда царственные родители дарят детям что-то невинное. А это что-то само собой превращается в нечто опасное. И заканчивается все очень плохо.
– Насколько плохо?
– Все гибнут.
– Да, звучит как-то не очень весело. Просто-таки все-все? – усомнился принц.
– И никого не остается, – мрачно подтвердила королева. – Именно поэтому я никогда тебе ничего не дарила. Кубок для питья превращается в щит – к войне. Одежда превращается в броню – к войне. Меч из парадного становится боевым, с него опадают украшения – к войне. Даже конь, как оказывается…
– Какая-то однобокая легенда, все к войне, – пробормотал принц. – Даже в сонниках обычно приводится несколько толкований. Не может быть, чтобы все было так примитивно.
– Не веришь мне, спроси придворного мудреца, – обиделась королева. – Семейные предания не врут. Для того и писаны, чтобы предупредить.
– Я не сомневаюсь в правдивости древних мудрецов, пожелавших оградить потомков от опасностей, но, мама, вы же сами только что сказали, что дословно не помните!
– Я хорошо помню то, что «…если что-то превратится, то оно и пригодится». А где может пригодиться дракон? Только в бою!
Максимус задумался. С семейными преданиями, и в самом деле, не шутят. И даже в самых наилегендарнейших легендах обязательно бывало какое-нибудь рациональное зерно. Но у любой бытовавшей истории всегда было несколько концов: в одной деревне говорили, что дракон съел принцессу, в другой – что женился на ней, а в третьей – что обесчестил и бросил. И всегда ему было непонятно, что для кого хуже.
– Пойду-ка я, и в самом деле, к мудрецу, – сказал принц. – Посоветуюсь. А вы, матушка, отдыхайте и не берите пока в голову… ерунды.
Королева величественно кивнула, но после этого так жалобно спросила, что у принца сжалось сердце:
– Ты его хоть хорошо запер?
Он пожал плечами:
– Да разве это имеет значение? Я-то запер, но слабая щеколда, конечно, его не остановит. Не волнуйтесь. В вашем этом предании же не сказано, что именно сам подарок представляет угрозу. Опасна примета…
* * *
А уж как стрельба пойдет,
пуля дырочку найдет.
Булат Окуджава
Мудрец Антонин выслушал принца почти с таким же испугом, как и королева. Смотреть на дракона он отказался категорически, сославшись на возможный вред пищеварению, зато предание охотно рассказал.
Оказывается, оно было одним из самый древних и в самом деле имело документальные подтверждения. Для принца, который историей как раз и не увлекался, это оказалось хорошим щелчком по носу. Осознавать себя невеждой он не любил, поэтому наспех поведанный ему рассказ о трех кровопролитных войнах и одном дворцовом перевороте выслушал внимательно. Звучало все это страшно. Но по-прежнему бессмысленно.
– Я все равно не очень понимаю ключевые строки, – вздохнул он. – Есть в этом «пригодится» что-то… алогичное. Или противоречивое.
– Почему же? Как раз здесь никаких иносказаний не имеется. Магия – штука сложная, для природы затратная. Для человека – тем более. Потому просто так не проявляется. И если что-то произошло, значит, оно кому-то и для чего-то понадобится. Если пирожное превратилось в хлеб – жди голодных времен.
Принц медленно мерил захламленную комнатушку Антония чеканными шагами.
– Но голодные времена – это не обязательно война? Это может быть слишком морозная зима, или слишком долгие паводки, или, наоборот, жара и засуха…
– Может быть, и так, – согласился мудрец. – В любом случае, серьезные неприятности. Но это я для примера. А вот меч, щит и доспехи – вещи, однозначно указывающие…
– У меня не меч, – прервал его принц. – У меня всего лишь ручной дракон. Послушный, доверчивый и ласковый. И я найду для него мирное занятие. А вы пока разыщите те старые документы. Хочется повнимательней прочитать, с чего именно начинались беды…
* * *
Ей не жалко никого,
ей попасть бы хоть в кого…
Булат Окуджава
У принца были ровно сутки на то, чтобы найти решение. Опаздывать к невесте нежелательно. Оставлять дракона без присмотра – тоже.
Да, он плохо знал историю, слабовато разбирался в интригах и политике. Не потому, что был разгильдяем, а потому, что за свою жизнь ни разу не увидел в этом никакой необходимости. Да и в ближайшие лет этак двадцать королева правление отдавать не собиралась, и на учение, как считал принц, времени оставалось еще достаточно. Поэтому он, старательно увиливая от излишних знаний, ограничился основами, а высвобожденное таким образом время посвятил любимым наукам.
А любил он естествознание и географию. И еще он любил мечтать. О прекрасной деве, о полетах по небу, о процветании королевства – обо всем сразу. Прекрасная дева сама собой нашлась в соседнем королевстве, и, удачным образом, родители обоих молодых не возражали, даже наоборот – воодушевились и начали торопить события; королевство, можно сказать, что «процветало в пределах разумного». А полеты по небу…
Так вот же оно, то, что мечталось: надо отправиться к невесте верхом на драконе. И подарок материнский пригодится, и войны не будет. И приедет не то что вовремя, а даже заранее.
Но это решение показалось ему в плане нейтрализации злополучного предания слишком простым, ненадежным, и принц продолжал думать.
А что, если привезти невесте какой-нибудь скоропортящийся подарок? Такой, что нельзя доставить верхом на коне из-за долгого пути. Тогда получится, что пригодился именно дракон.
Конечно, в Бусинии и своих цветов навалом. Но, возможно, что-то необычное?..
Принц зашел в оранжерею и присмотрелся к орхидеям. Прилично будет срезать парочку или нет? Или взять для юной девушки что-либо более скромное? Он в сомнении качал головой: опять ненадежное решение, ведь есть нечто более простое, чем дракон, – цветы в горшочках.
Он брел между грядками и нечаянно спугнул бабочку, невесть как вылупившуюся в искусно созданном тепле.
Где бабочки, там и гусеницы… Принц огорченно осмотрел рассаду: ну точно, вон, расселились и жрут, ненасытные. Добро бы, менее ценные сорта, так нет…
И тут принц вспомнил нечто очень важное.
– Насекомое. Вечно голодное насекомое… И управы на него не найти… – пробормотал он, наблюдая с лупой, как бабочка раскручивает хоботок и запускает его в чашечку цветка. – А зайду-ка я в подземелье к алхимикам…
* * *
Хоть в чужого, хоть в свово,
лишь бы всех до одного…
Во, и боле ничего…
Булат Окуджава
Принц вылетел к принцессе на следующее утро. К брюху Ворона был привязан бочонок со специально разработанным ядом. Мгновенно действующим, легко смываемым водой и распадающимся на неядовитые составные части в течение суток. На Максимусе был глухо застегнутый плотный костюм, сапоги и перчатки из очень толстой кожи. Кроме того, для Ворона он припас особую повязку на морду. А в бочке имелось второе, внутреннее, днище – все в мелких дырочках.
Когда Максимус появился над дворцом невесты, все испуганно ахнули. Черный-пречерный дракон, со свистом проносящийся над крышами, гнал перед собой по земле свою тень. Ветер, вызванный его приземлением, поднял парадный ковер с дворцового крыльца и заставил его заполоскаться и захлопать по ступеням. Министры спешно схватились за шапки и парики, но некоторые все же не успели. И теперь, не позволяя себе нарушить этикет церемонии встречи дорогого гостя и сдвинуться с места, стояли сконфуженные.
Будущий тесть еле успел удержать чуть не сорвавшийся с губ приказ открыть стрельбу в опасное животное и его подозрительно бронированного всадника. Хорошо, что вовремя успел узнать именно того, кого готовился встречать со всей торжественностью.
А когда гость рассказал, какой подарок хочет преподнести, растрогался и чуть не прослезился.
Наскоро перекусив с дороги и угостив Ворона, принц вновь отправился в путь: с трудом натянув экипировку, он не планировал ее снимать до того, как сделает дело. А в таком наряде долго не усидишь.
На этот раз он летел над Бусинией, в ее окраинные земли.
Туда, где дожидались теплых деньков личинки саранчи.
Максимус помнил, как ежегодно страдало соседнее королевство от этих неистребимых тварей. К ним с матушкой саранча почти не залетала, предпочитая продвигаться строго на север и редко пересекая гряду невысоких гор, но в Бусинии съедала почти треть посевов. До сих пор уничтожить ее не удавалось никакими средствами. Мудрецы изобрели яд, способный убить насекомых еще до вылупления, но попытки добраться до тварей оказались бессильными. Болота, кочки, дебри. Только начинали травить личинок с одной стороны – взрослые паразиты уже взлетали с другой.