Лобачев Валерий. И печатью скреплено

   - Государь, - заметил эпарх, - я ошибся, сказав, что так говорят на причалах. Так говорили на причалах. Я принял соответствующие меры.
   - Довольно, - махнул рукой Лев. - Как только твой разведчик вернется с той стороны пролива, дашь знать.
   - Государь, я только хочу сообщить еще, что в последнюю неделю лов был очень удачный, и я разрешил солить рыбу.
   Итак, эпарх отличился дважды. Тем, что вчера запер залив, и тем, что всю неделю, вопреки обычному правилу, в Городе продавали не всю пойманную рыбу - часть готовили впрок. Без особого разрешения солить рыбу запрещалось - чтобы запасы не всплыли в каком-нибудь полуголодном месяце по бешеным ценам. За цены в Городе отвечал эпарх. Сегодня оказалось, что он предусмотрел сохранность Константинополя и готовность к осаде.
   Логофет посмотрел на него с подозрением, Самона - с удивлением, Александр - с недоумением, но Лев - просто с одобрением. Хорошие вести это не плохие вести, василевс любил быть довольным.
   ...Внизу, при выходе из дворца, эпарха остановил этериарх.
   - Чего ждать сегодня в Городе?
   - Пока ничего, - сказал эпарх. - Сегодня нужно смотреть туда, - он показал рукой в сторону стен.
   - Ты знаешь, что в городе ходят слухи об этой... ну... о Мраморной... Крысе? - этериарх говорил нехотя, брезгливо. Им - высоким должностным лицам - было грех верить хоть немного в плебейскую легенду, будто есть в городе страшная крыса, предвестница бедствий. К тому же - Мраморная! Мрамор хоть и не так благороден, как порфир, камень василевса, но все же и он символ Ромеи, Константинополя с его колоннадами с Мраморной Рукой, Мраморной Черепахой. А тут - крыса.
   - И что о ней говорят? - спросил эпарх. - Старая выдумка - такая живучая. Я думаю, не сделать ли и вправду хвостатую тварь из мрамора и не расколоть ли ее у всех на глазах...
   - Говорят, что утром Крыса сбежала из Мраморной башни и понеслась куда-то. - Этериарх совершенно определенно махнул рукой на север, показывая, куда именно.
   - Утром? Это новость. Раньше она выходила только по ночам. - Эпарх посмеялся немного, показывая чернеющие зубы. - Скажи своим варягам: если увидят ее, пусть... - он показал рукой, как должен стражник расколоть мечом крысу. - Скажи, что эпарх не дорожит этой принадлежностью Города. Не так уж много мрамора и не такой он ценный, - эпарх неожиданно показал руками, сколько точно мрамора - длину крысы. - Серый мрамор, - сделал небрежный жест.
   - Говорят, она и похудела сильно, - этериарх нелепо хмыкнул.
   - Похудела... - эпарх, призадумавшись, прижал нижней большой губой верхнюю. - М-м-м-а-м... - он все понял и сменил тему. - Вот Елену унесли с ипподрома ночью - это мрамор! И по Городу она не бегает...
   Но этериарх про статую ничего интересного сообщить, разумеется, не мог. Да и эпарху сейчас было не до Прекрасной Елены.
   - Как там дела с рыбой? - спросил этериарх.
   Эпарх показал большим пальцем через свое плечо в сторону Пропонтиды:
   - Ходит большими косяками!
   Угрюмо помолчал. Успокаивающе добавил:
   - Есть у меня кое-что, есть...
   Этериарх с уважением посмотрел на него:
   - А скажи, почему ты запер гавань? - Он и не ждал, что эпарх ответит истинно, но не мог не спросить.
   Начальник Города тяжело вздохнул полными легкими:
   - Может, я всю жизнь жил для того, чтобы вовремя повесить цепи, - и полез на коня. - ...Говорят, ночью ты арестовал какой-то халат?
   - Далекие у тебя уши! Да странный один перс... Хочешь допросить его? Не знаю, может, и стоит теперь еще раз...
   - Нет уж! Теперь это дело логофета дрома. Мне и Города хватит. Лазутчики не лазутчики - пусть он разбирается, он, который... ворона серая!.. - крикнул вдруг эпарх, белый от злости. Его лошадь прижала уши. Славян недосмотрел, баран стриженый!..
   И ускакал.
   Этериарх поправил на бедре меч франкской работы, упругий, с клинком волнистой формы. Разговор с эпархом оставил его в прежнем состоянии неясного и неприятного ожидания событий. Что будет-то? Он искал глазами по двору, на чем остановить взгляд, и вдруг... с неба что-то упало. Он схватился за меч.
   Действительно, так все и произошло: с неба что-то шлепнулось. Этериарх, чуть присев, всмотрелся: рыба. Она лежала на камнях, а потом еще дрыгнула хвостом. Этериарх подбежал, и несколько стражников тоже. Рыба!.. Что тут сделаешь! Рыба и есть. Стражник Рулав потянулся к чему-то на земле, и тогда этериарх тоже увидел: стрела! Сзади них опять что-то шлепнулось. Обернулись и увидели еще одну рыбу. Та лежала прямо вместе со стрелой, к которой была привязана, а древко стрелы сломалось.
   Рулав подал первую стрелу Гуннару.
   - Из Смоленской земли стрела, - важно сказал Гуннар. - Радимичи ее пустили.
   - Все-то ты знаешь! - Этериарх без удовольствия посмотрел на ребристый наконечник.
   - ...Понимать это надо так, - продолжал Гуннар, - "у нас, славян, рыба есть, а у вас нет".
   - Далеко у них стрелы летают, вот как надо понимать. - Рулав представил себе силу тетивы, пославшей эту рыбицу.
   Третий стражник растолковал с варяжской образностью:
   - Славяне сказали: "Ваша рыба теперь у нас, и только стрела разрешит этот спор".
   - Нечего тут понимать! - крикнул этериарх. - Это - оскорбление! Ромеев еще никто так... не кормил.
   У него почти слезы выступили на глазах. "Бесчувственный народ эти варяги, дикий", - озлился он в первый раз так, наверное, на своих меченосцев.
   - Ешьте ее, - сказал этериарх. - Прямо сырую возьмите и съешьте. Может быть, она как раз отравленная...
   - Если радимичи посылали - вряд ли отравили, - сказал Гуннар все тем же важным тоном. - Но есть мы эту рыбу не будем, архонт.
   - Тогда ступайте на стены кто-нибудь и пошлите ее обратно. Да так, чтобы горожане видели!
   Рулав собрал рыб, уцелевшую стрелу и пошел поискать хороший лук.
   Этериарх посмотрел вверх - оттуда пока ничего больше не падало.
   С В О Д В Т О Р О Й
   ДЕНЬ И НОЧЬ
   Берег Пропонтиды
   (сказания участника похода)
   "...А потом мы вышли на берег. И пошли по нему, и встали лагерем, а паруса на многих лодьях убрали и вытащили лодьи на берег, и только часть их князь послал сторожить вдоль города...
   И вышли мы на берег, и земля царьградская показалась мне похожей на землю корсуньскую. И скот был, и рощи из корсуньской сосны и ели, и виноградники, и рыбы много белой. И понял я, что ромеи ищут по миру земли, похожие на царьградскую, - и в Корсуни они живут, и здесь, и говорили мне люди, что в других местах похожих они тоже живут. И странным подумалось мне такое желание: охватить разбросанные по миру куски и острова похожих земель, и все виноградники мира, и всех быков, и всю большую белую рыбу..."
   Олег
   Царьград Олегу был внове. Он, конечно, знал, куда идет, - по рассказам. Но на деле Город оказался - если смотреть со стороны на стены подряхлее и... несуразнее, что ли.
   Вот они высадились, вышли у главных, самых неприступных стен Города. И ров широкий, каменный, вода в нем. Ну, понятно, вода гнилая, зеленая. Стены - потертые временем, между камнями пробиваются пучки длинной жесткой травы, даже деревья растут из расселин - в сторону солнца тянутся. А солнце как раз совсем с другой стороны стен, и видно, как дерево изо дня в день за ним следит и оттого кривое во все стороны...
   Первая стена очень высокая. За ней вторая, еще выше. Не так надо было делать, подумал князь. Лучше бы за первой стеной не видеть вторую. Тогда если воины преодолеют первую, они знают или не знают, а все одно оторопеют, увидев перед собой еще одну такую же преграду. А здесь все ясно заранее. Царьград он вообще, видимо, такой: все показывает, что он из себя есть, грозится да красуется...
   Олег нехотя улыбнулся. Видимо, он себя не обманывает: в Городе действительно есть некая несуразность. Если он поймет ее до конца, он сладит с Царьградом. Надо понять...
   Дело темное, как что было, но теперь он совсем не удивляется, что в этом городе год назад убили на базаре пятерых русских купцов. И такое случалось не впервые.
   Но княжеское дело - не месть, отомстят воины. Княжеское дело свободная торговля для Руси. А где торговать, как не в Царьграде?
   Для ромеев Русь - далекая, за болгарами, за печенегами. Что же, пришлось привести ее всю сюда, под стены Константинополя. Давайте посмотрим один на другого, узнаем, кто чем силен, и закон установим. Вот получается, что мира без ссоры не вышло. Что не поделили в Городе славяне и ромеи? Спорят ведь не народы. Уклады жизни спорят. И разные цели.
   Вот на Руси спорили, спорили, а сюда пришли вместе. И сейчас никто не пойдет не осадит Киев. Игорь может сидеть спокойно. И даже печенеги не придут...
   - Позови воеводу, - кивнул князь оруженосцу.
   Тот пошел за Велемудром - воевода на берегу кричал начальникам полков:
   - Переяславский! Стражей у лодий поставишь. Ответ держишь за берег. Мирослав-вятич! Разведчиков пошлешь дальше по берегу. И питье-вода за тобой для всего войска. Не спорь! Кому что способно: вы люди лесные, тихие и воду чуете... Изборский воевода где?.. Лучников ставь против стен. Две тысячи построишь. По сорок человек будешь с заменой отпускать к кострам, рыбу уже пекут... - Бросил взгляд вокруг, оценил на глаз: сутолоки немного. Не слишком ли расползается войско по берегу?.. Крикнул: Воеводы! Всем полкам выставить сторожей!
   - А чего беречься? - откликнулся Радомир Любечский, ширококостный, прямоносый, с угрюмым лицом весельчак. - Себя, что ли, беречься?
   За спиной его из лодьи вышел - два прыжка по воде - на берег Стратимир:
   - Ты и себя поостеречься можешь! От тебя ведь орлы в степи шарахались - больно страшный! Змеи прячутся!..
   - Ладно, сторожей-то я поставлю, - ухмыльнулся начальник любечского полка. - А когда к царям пойдем разговаривать?
   - Не видишь, они ворота чинят? - указал Стратимир на Золотые Ворота. - Видишь, сколько людей старается?
   На башнях, стенах действительно поблескивало, посверкивало, похлопывало на ветру - за славянами наблюдали.
   - Князь зовет!
   Велемудр пошел, княжеский оруженосец за ним.
   Олег сидел под деревом, вытянув ноги, на стуле резной кости широком, но невысоком, с небольшой спинкой. Два копья по сторонам в землю воткнуты. Ветер подбрасывает узкие красные полоски шелка при наконечниках.
   - От печенегов вести были? - спросил князь.
   - Не было.
   - Что же им - стыдно, что все-таки пропустили гонца в Город?
   - Стыда они не знают. Хоть бы и пропустили, все равно бы подошли сюда. Но я думаю, князь: ни один гонец ромейский к Городу не прорвался. Печенеги видят в темноте и ловят на лету.
   - А кто же предупредил Город?
   - Никто, князь. Я смотрел на стены, на ромеев этих - не ожидали они.
   - Не ожидали, что нас так много.
   - Совсем не ожидали. Я думаю, князь, печенеги отловили всех, кто мог предупредить. А цепи... со временем мы узнаем, почему их повесили.
   - Тогда не будем сейчас об этом думать.
   - Я понял, что Город не был предупрежден, по тому уже, как стучал барабан. Это был большой страх.
   - Если был большой страх, надо, чтобы он не утихал. - Олег задумчиво посмотрел на стены. На выстраивающихся лучников. И дальше вдоль стен. Там проскакал... табун. Да, дикий табун. Не печенежский конный отряд, что был им в помощь.
   Олег посмотрел на Велемудра:
   - Чтобы страх не утихал, надо еще раз удивить их. Ромеи уже сосчитали нас?
   - Мы не прятались сегодня, князь.
   - Выставь сторожей у всех полков. Как только увидят конников, пусть встретят их и придержат за рощей. Город не должен пока видеть наших печенегов.
   На кипарисе
   Стражник Рулав сидел высоко на тонком кипарисе, обхватив руками и ногами ствол и обломанные ветки. Повернув голову, он мог видеть за спиной морскую стену Города. Чтобы увидеть верхний край стены и людей на ней, ему надо было вывернуть голову не только назад, но и сильно вверх. Внизу же под Рулавом был песок, спуск к Пропонтиде. Там русские лодьи. Короче говоря, Рулав оказался за пределами Города.
   Получилось это так. По приказу этериарха Рулав пошел на стену запускать рыбой в русские корабли. Рядом на стене стояли ромеи разных званий и, видно, не очень понимали, что он делает. Они, может быть, и не видели, как летели стрелы-рыбы с Пропонтиды, не знали, что рыбы упали во двор Вуколеонского дворца. А Рулав уже натянул лук сильно и подумал, что, как отошлет рыбу, так объяснит ромеям, что это значит. Стрела полетела тяжело, но ровно. И тут стоящий рядом с Рулавом маленький кривоногий мужичонка взглянул и, крикнув "Да и сам туда лети, варвар!", сильно толкнул Рулава сзади...
   Если бы не кипарис высокий, далеко бы лететь Рулаву. Меч его упал вниз и торчал в песке рукоятью вверх. А стражник на кипарисе.
   Столкнул Рулава девятый вофр, Филоктет. Утром он знал о начавшейся осаде и даже Мраморную Крысу своими же глазами видел, но все-таки, занятый делом, не видел еще славян в Пропонтиде, не представлял все так явно. А теперь, освободившись на Амастриане, он пошел на стены и все понял, что угрожает Городу. И, увидев, как варяг выпускает из лука туда ромейскую рыбу, почувствовал жар в голове и прилив крови в руках... Он быстро опомнился от бешенства. Пока люди смотрели, куда летит здоровенный воин с мечом и луком, Филоктет исчез со стены. Поэтому Рулав, глядя с кипариса, уже нигде не мог найти его глазом. Да он почти и не видел, когда стрелял, кто именно стоит у него за спиной...
   Посидев немного на кипарисе, Рулав понял, что ему остается одно слезть вниз. Его видели со всех сторон - и со стен и с моря. В любой миг русская стрела могла подбить его, как птицу на гнезде. Он медленно спустился на песок, поднял свой меч. Лук искать не стал. Кажется, лук сломался при ударе Рулава о кипарис...
   Стражника окликнули с моря, с какой-то из лодий. Окликнули по-варяжски. Он пристроил меч в надорванной при падении перевязи, посмотрел на ближайшую из лодий и пошел туда. Сам он не очень соображал, почему идет к русским. Никакого предательства он не имел в виду. Просто залезть на стену он не мог, а сюда его позвали.
   Он вошел в волны по пояс, и его подняли через борт.
   - Меч не отдам, - сказал Рулав.
   - Зачем нам твой меч? У нас свои не худые.
   - Хорошо стрелы посылаешь! - похвалил его большой славянин со сросшимися бровями.
   - Кто ваш архонт? - спросил Рулав.
   - Мы личный полк самого Стратимира, - сказал черниговец.
   "Страти-мир... Не его ли называл Гуннар..."
   Седой старик объяснил по-варяжски:
   - Ближний воевода конунга Хельга.
   Показания Абу Халиба на допросе у паракимомена Самоны
   - Ты был когда-нибудь в Руси?
   - Нет, я только читал о ней.
   - Но ты видел же славян?
   - Да.
   - Сегодня славяне напали на ромейские земли, на границе с Булгарией.
   Абу Халиб молчал.
   - Почему же славяне хотят обменять тебя на пленного ромея? - спросил Самона. Паракимомен всегда руководствовался законом: "С помощью открывшейся правды можно выявить тайную ложь. С помощью явной лжи можно открыть спрятанную правду". Его возвышение началось с того, что он выдал заговор своих хозяев против василевса. С тех пор он только и делал, что открывал правдой двери лжи, а ложью испытывал истинное положение вещей и умов. Он смотрел на Абу Халиба не испытующе, а спокойно, как бы предлагая и ему не слишком настораживаться. Он ждал явной лжи от Абу Халиба.
   - Я не понимаю ни одного слова, - сказал перс. - Я вижу только ошибку. Я не пленный, и никто не может хотеть меня обменять.
   - Ты не пленный?
   - Я гость во дворце василевса.
   - Случайный гость.
   - Да, я не надеялся на эту честь...
   - Кинжал смазан отравленными маслами!
   Слово ответа застыло в горле Абу Халиба, он издал хрип. Он не решился обвинить Самону во лжи и сказал просто:
   - Когда кинжал был моим, он не был ничем смазан. Но уже ночью он перешел из моих рук.
   "Допустим, я тебе поверил во всем", - подумал Самона и сменил тактику.
   - Василевс купил кинжал, - сказал Самона. - И ты должен получить назначенные деньги.
   Он положил перед Абу Халибом стопку монет.
   - Эту цену назначила Мраморная Рука? - спросил Абу Халиб и пожалел, что задает лишние вопросы. Но ему и не хотелось показывать, что он боится говорить и спрашивать. Ему нечего было скрывать.
   - Правая рука василевса ничуть не хуже Мраморной Руки, - сказал Самона, имея в виду себя.
   Абу Халиб этого не понял. Он почти и не слышал ответа Самоны - в ушах шумело от внутреннего напряжения, - он только понял сразу, что разговор уже не угрожает его жизни, ситуация переменилась. Он взял деньги.
   ...Абу Халиба вывели из дворца. Но теперь, куда бы он ни шел, его сопровождал невидимый глаз паракимомена Самоны. Абу Халиб не мог разобрать, что случилось с Городом. Но слишком частое "славяне" он расслышал скоро. Славяне перешли границу Ромеи, вспомнил он сказанное Самоной. И все-таки Город был слишком взбудоражен. "Неужели ночь и утро во дворце так подействовали на меня, что мир кажется моим глазам прыгающим и непонятным!" Он шел к Золотому Рогу с намерением сегодня же сесть на какой-нибудь корабль. Он еще не знал, что, прежде чем снова превратится в путешественника, пробудет какое-то время в положении путника, задержавшегося в осажденном городе. И что кинжал, прежде чем - только что - стать покупкой василевса, побывал сегодня утром в роли плохой приметы.
   - Неотплаченный кинжал! - вскрикнул Лев, увидев рубины и длинный клинок, когда вернулся из Вуколеонского дворца. Потаенная сила кинжала была похожа на таинственность появления славян в Босфоре. - Заплатить ему деньги!..
   Паракимомен сделал больше. Он допросил Абу Халиба. Заплатил деньги. И приставил к персу слежку.
   Оружие теперь было отплаченным, но славянские лодьи и сами славяне из-под Константинополя, разумеется, не исчезли. Лев VI при всем доверии к приметам и прорицаниям не очень-то на это и надеялся.
   Под стенами
   (сказания участника похода)
   "...Я заметил: одни из нас чем дольше смотрели на стены города, тем становились неувереннее. "Добьемся ли чего от Царьграда? - спрашивали они. - Не лучше ли пойти дальше, взять города попроще?"
   Другие смотрели на стены с радостью. "Если ради нас их построили и поддерживали в целости столько лет, значит, мы стоим того. И купцы из Руси должны иметь в Городе достойный и лучший прием".
   И вправду: князь Олег никогда не замысливал ставить таких стен в Киеве. Ромеи никогда бы не пришли к нам таким сильным войском. Они бы и не доплыли до Киева. Построили, потому как знали, что мы когда-нибудь придем. Мы пришли, и стенами нас не испугаешь. Я видел горы много выше, чем эти стены, и переходил через них. И не только я один. Человек камня не боится, если камень лежит на месте. И войска не боится, если оно стоит на месте. А ромеи из Города на нас не выходят, и стены на лагерь наш не наступают. Чего же смущаться их?.."
   Рыба на углях
   Двое спорили у притушенного морской водой огневища. Дым с йодистым привкусом Пропонтиды царапал глаза и ноздри.
   - А в котлах вкуснее, чем на углях. Надо было нам, северским, за рыбу взяться.
   - Не вкуснее, а по-другому. Надо разное знать. А то залез в свой котел и ничего из него не видишь.
   - Вкуснее в котлах.
   - Из рыбы в котле весь сок в воду уходит. Да и воды здесь столько нет, чтобы в котлах...
   - Мы бы хотя для своего полка сварили, северского. На реке, конечно, жить сподручнее, чем на море, - воды сколько надо.
   - Так чего ж ты в поход тогда собрался, если никак от своей Десны пересохлой оторваться не можешь?
   - Без похода нам нельзя, знаешь. Одни бы дружинники княжеские с таким Городом не справились.
   - Ты пришел и - справился! Только жалишься, рыба тебе не та. Смотри, какая сильная, - указал на рыбину, потрескивавшую кожей на углях.
   Ополченец с Десны ел другую рыбу, уже готовую, поменьше.
   - Кость не проглоти, она что копье!..
   - Без нас бы с Городом не справились, - заладил едок новую песню. Ему без разговора рыба, видно, не так жевалась. - Ромеи - это страна большая. - Он подумал, вспоминая слово, в походе слышанное. - Ромеи - это им-перия. У них царь есть. Царь Лев. Лев, зверь такой: четыре лапы. - Он растопырил и загнул свои пальцы, блестевшие жиром, и, не вставая с земли, поднял ступни, напряг их, словно показывал львиные задние лапы. - Хвост у него. На конце хвоста - жало ядовитое. Волосатая морда и зубы, каждый с секиру...
   - Где ж ты видел такого зверя?
   - Видел. - Он пожевал, думая, сознаваться или нет, но решил-таки сказать правду. - На пуговицах стеклянных, из Итиля от арабов привезенных.
   - Ты что же, в Итиле был?
   - Не был. А зверя знаю.
   Тот, кто готовил рыбу, замолчал, тревожа палкой угли. И он льва видел только на кубках. Лев на задних лапах стоял. Как и царь ромейский. Едок продолжал:
   - Без нас, северцев, Город не повинить... Это ж царство!
   - А мы Русь. Чем меньше? - махнул рукой, показывая на раскинувшийся по берегу лагерь, на лучников, на лодьи, в несколько рядов выставленные на берегу. Махнул, забыв, что уже держит в руке готовую рыбину, и та надломилась от сильного взмаха. - На, ешь... нас больше любого царства. Вон сколько.
   Те, кто сидел, стоял рядом, поглядели по сторонам. Еще весной не было такой русской силы и не думалось даже, а теперь - вот она, убедись. В походе это не слишком замечалось. В походе каждый делал одно и то же: греб, ставил парус, вытаскивал лодью на берег и стаскивал ее обратно, ловил и готовил рыбу, смотрел за ветром, морем и солнцем... Видел десяток-другой людей впереди и столько же - сзади. На берегу же Пропонтиды славяне неожиданно увидели себя армией - сложной, как стольный город, великой, как племя. Вот одни стоят в цепи, другие плавают под Городом, третьи что-то делают у берега, четвертые - на берегу, отдыхают пятые... Пальцев не хватит всех учесть. Как в большом доме: все разные, и каждый нужен на свой лад...
   В спор двоих у костра вмешался чудский лучник:
   - Разве может сильное войско так быстро родиться?
   - За один день и может родиться. Как человек рождается. А если долго - считай неживой! - ответил тот, кто пек рыбу.
   - Я и говорю: без нас, с Десны которые, никакой страны не было, не справились бы с Царьградом...
   Велемудр, проходивший мимо, сказал:
   - Быстро только стрела летит. Князь Олег сколько правит вами, столько и строит русскую землю. А конца этой работе никогда не будет.
   - Почему?
   - Потому - русской земле конца не будет. - Воевода прошел дальше.
   - Слышал, что воевода сказал? С нами, которые с Десны, - земле конца не будет. И рыба в котлах - вкуснее.
   Странное занятие
   В это время старик-новгородец из сборного полка Стратимира занимался странным делом. Он ходил в траве - между цепью лучников и русским лагерем - ходил вправо, влево, назад, но все спиной к Городу. И смотрел так, словно заглядывал куда-то далеко за лагерь, через рощу.
   Потом он нашел Стратимира:
   - Вижу, как сделать, воевода.
   - Видишь - делай. Отряжу тебе в помощь любечских. Они печенегов знают. И гребцы хорошие, и пловцы.
   На том разговор и закончился. А дело будет ночью.
   Через ров
   Черниговский купец стоял около самого рва и кричал на Золотые Ворота по-гречески:
   - Если кто хочет есть, может ловить рыбу здесь, во рву, я разрешаю! Но сеть не тащи! Сетью здесь ничего не поймаешь! Мелкая рыба, лягушачья дочь! Паволокой шелковой надо ловить! Лучше всего: с василевса одежду снять - в ней шелк хороший - и ловить!..
   Со стены в сторону черниговца полетел камень. Не долетел - плеснул во рву.
   - Последнего червя распугаете! - сказал черниговец.
   Он отчаянно, зло веселился, как умел. В прошлом году в этом самом Городе, на базаре, убили его брата, купца.
   - Если василевс хочет с нами поговорить, можете ворота не открывать! Бросайте его прямо со стены - мы поймаем!..
   Ромейский счет
   (разговор на улице Меси под царским портиком)
   Царский портик был местом для умных, заумных и даже полоумных споров - среди людей ученых, переучившихся и недоучек. Здесь же, под портиком, и книги продавали.
   В этот день разговор шел все об одном.
   - Никакие это не славяне - те, что под Городом, - сказал человек несколько потрепанного странного вида - то ли чей-то секретарь, то ли собравшийся в монахи.
   - А кто же? - спросил лангобардский рыцарь, невесть зачем попавший в Город.
   - Никакие это не люди...
   - Варвары - они и не люди, - сказал университетский старец, хранитель рукописей.
   - Это не варвары. Это дни...
   - А?
   - С той поры, как великий Константин основал Новый Рим, наш Город, и Восточную империю, с тех пор каждый день, прожитый ромеями, в полночь обращался в человека. И человек этот, не совсем, конечно, человек - не как мы с вами, - переплывал на тот берег Босфора и прятался в пещерах...
   - Где там пещеры? - спросил въедливый хранитель.
   - Далеко. С тех пор прошло триста семьдесят семь лет...
   - Нехорошая какая-то цифра, - сморщил лоб лангобардец.
   - Прошло триста семьдесят семь лет. И прожитые Константинополем дни собрались вместе, вышли из пещер, сели на корабли, поплыли под стенами Города. Они высадились на берег. И пойдут они по всей ромейской земле, чтобы все видели, как много уж прожил Город, и каждый бы понял, как трудно - и чем дальше, тем труднее, - будет достраивать каждый новый день к прекрасному зданию империи.
   - Это и без них ясно. И без них трудно, - обиделся Филоктет, девятый вофр, вставший под портик успокоить душу ученым разговором и налетевший на этот бред. - И по какому же правилу, по какому праву дни, прожитые ромеями, стали выглядеть как натуральные славяне! Уж мне ли их не знать!
   Странный полусекретарь-полумонах пожевал губами и с достоинством ответил Филоктету.
   - Пылкий юноша, - сказал он вофру, который был одного с ним возраста, лет сорока пяти. - Пылкий юноша может заподозрить меня в чем угодно. И даже донести на меня городской страже, эпарху или самому паракимомену, если тот пожелает принять пылкого юношу...