Таня с большим интересом и удивительно хладнокровно выслушала его, не перебивая, а потом подошла близко-близко и остановилась рядом. Она с детским любопытством заглянула снизу ему в лицо и невозмутимо спросила:
   - Дорогу знаешь?
   - Какую дорогу? - не понял Виктор.
   - К Таткиной даче, облапошник! Ты и впрямь умом не вышел, только ростом.
   Таня прошла мимо Крашенинникова и, не оборачиваясь, двинулась по направлению к поселку. Виктор тупо поплелся следом, плохо сознавая, что происходит.
   Дача, до которой они дошли в полном молчании, оказалась очень симпатичным и ухоженным срубовым домиком на кирпичном фундаменте. Ярко-зеленые наличники окон чуть виднелись сквозь доски, наглухо забившие их на зиму. Мокрые яблони в саду сбросили на плечи нежданных гостей прозрачные капли и захлопали уцелевшими листьями.
   - Как давно я здесь не была... - сказала Таня и провела ладонью по сырой стене. - А окна можно открыть?
   - Посмотрим, - неопределенно ответил Виктор, не глядя на нее и доставая ключи.
   Он чувствовал себя отвратительно: впору самому себе набить морду, все бросить и вернуться в Москву. Таня тихо стояла рядом и ждала. Замков было немало, но справился Виктор с ними без труда. Дверь открылась, слегка скрипнув, и сразу потянуло нежилым запахом, пылью и деревом. Виктор блаженно втянул в себя чистый, свежий аромат.
   - Так пахнет тишина и пустота... - прошептал он. - Жить в деревянном доме - это сказка!
   - А жить с тобой - тоже сказка? - деловито поинтересовалась Таня, истинное дитя своего времени. - И про что же? Про теремок или царевну-лягушку? Про художников сказок не писали.
   - Это ты узнаешь попозже, - вновь обретая утраченное нахальство, заявил Виктор. - Сначала осмотрим наше будущее жилище.
   Они вступили в дом, как в храм, осторожно ступая по крашеным половицам. Полы тихонько поскрипывали под ногами, почти глухую темноту едва прочеркивали слабые полоски тусклого света, кое-где пробивающегося сквозь щели. Постепенно из мрака стали выступать очертания мебели. Виктор различил лестницу наверх, обнаружил кухню с холодильником, а в комнате увидел маленький радиоприемник и телевизор.
   - Не боятся, что ограбят? - хмыкнул Виктор.
   - Боятся, - откликнулась Таня. - Но вывозить все каждый год и привозить потом обратно очень сложно. Рискуют!
   - Ничего, зато мы теперь поработаем у Крохиных сторожами. Как думаешь, не содрать ли нам с Татки двойную плату за охрану?
   - Попытайся, - сказала Таня. - Не помню, где здесь зажигается свет...
   В темноте она долго шарила рукой по стене в поисках выключателя и, наконец, нашла его. Вспыхнул абажур под потолком, и они оба замерли. Дом Крохиных напоминал волшебную избушку, созданную руками и стараниями Надежды Николаевны, оформителя-графика, и Геннадия Михайловича, мастера по резьбе. Обставленный деревянными фигурками и корнями, превращенными в людей и животных, аккуратно обклеенный яркими обоями с ягодно-грибной, тоже осенней тематикой, чистенький даже сейчас, несмотря на отсутствие хозяев, - дом казался каким-то фантастическим видением, которое наверняка исчезнет, едва выйдешь за порог.
   - Вот уж где поистине сказка... - пробормотал Виктор.
   - Да, изумительно... Как давно я здесь не была... - повторила Таня. - Раньше все выглядело совсем иначе.
   Она опять начала что-то искать.
   - Что ты ищешь? - Виктор попытался перехватить ее на полдороге к кухне. - Посиди немного, не колготись.
   - Сейчас, Витя, минутку, - озабоченно сказала Таня. - Надо включить отопление и принести воды. Хотя вообще, кажется, здесь делали водопровод... А окна мы раскрывать не будем: так даже интереснее, правда?
   Виктор кивнул, разгрузил сумку и с облегчением сел под абажур. Неужели действительно он вдвоем с Таней на этой нежданно-негаданно возникшей даче, в лесу, и кругом никого, и можно делать, что хочешь, и бывать здесь хоть каждый день? Трудно поверить...
   Таня возилась на кухне: щелкнула отоплением, налила в чайник воды, что-то перемыла под краном и вернулась в комнату с грудой посуды.
   - Здесь есть все для жилья! - радостно объявила она. - Теперь показывай, чем ты отоварился.
   - Разным продуктешником, вон, смотри! - Виктор ткнул пальцем в стол, вытянул длинные ноги и царственно скрестил руки на груди.
   Он несомненно приходил в себя.
   Дом нагрелся быстро, и они с удовольствием сняли резиновые сапоги, куртки и свитера. Опять раскрасневшаяся, на этот раз уже от тепла, Танька была жуть как хороша!
   - А что наверху? - спросил Виктор, не отрывая от нее глаз и заедая водку колбасой подозрительного вкуса и цвета.
   Другую-то где взять?..
   - Наверху, Витя, - спокойно ответила Таня, - у нас с тобой будет спальня.
   Крашенинников подавился проклятой колбасой, сделал неловкую попытку вдохнуть и неистово закашлялся.
   - Тебя постучать по спинке? - осведомилась Таня. - Есть надо осторожнее и медленнее. Нельзя глотать, как голодный зверек, непрожеванные куски. Йоги рекомендуют делать тридцать три жевательных движения на один кусочек.
   Виктор с трудом отдышался и с досадой махнул рукой.
   - А тридцать два можно? - хрипловато спросил он.
   - Я справлюсь дома в книжечке, - мелодично отозвалась Таня. - И тогда отвечу на твой вопрос. Давай заведем песика!
   Да, все-таки она совершенно чумная!..
   - В таком разе Татка будет платить за охрану ему, а не нам, - буркнул Виктор. - Мечтаешь быть дамой с собачкой?
   Таня покачала головой.
   - Просто я боюсь жить на даче, Витя. Как-то очень тихо, тревожно, никого нет... Без тебя я вообще здесь ни за что не останусь даже на час.
   - А зачем тебе без меня здесь оставаться? - пожал плечами Виктор. - Домушник я, никуда из избы не шастаю. Уезжать и приезжать будем только вместе.
   - А ночью? - спросила Таня и пугливо посмотрела на заколоченные окна. - Ведь кругом ни души...
   - Да что с тобой? - Виктор подвинул свой стул ближе к Тане. - Затмение нашло? Давай рассуждать: ну, что с нас можно взять? Сапоги резиновые? Украсть у нас с тобой совершенно нечего. А если вдруг полезут грабить дом, то обнаружат нас и убегут. Испугаются хотя бы от неожиданности.
   Пытаясь успокоить Таню, Крашенинников даже сразу не отметил, что она уже прекрасно и четко распланировала их совместное будущее, не задав ни единого вопроса и не смутившись ситуацией ни на секунду. Дошло до него внезапно. Он неожиданно осознал, насколько легко и просто она на все согласилась, и замолчал, не столько обрадованный, сколько насторожившийся. Так ведь мечтал, так рвался уговорить ее остаться на даче, а теперь напрягся, поскучнел и задумался. Что таится за этим невозмутимым, бесстрастным согласием без слов: не давнишняя ли привычка принимать подобные предложения свободно, шутя, не усматривая в них ничего особенного?.. Будничные, обыкновенные, естественные отношения мужчины и женщины...
   - А как ты объяснишь дома свое отсутствие по ночам? И отсутствие вообще? - испытующе спросил Виктор.
   - Не беспокойся! Это мои трудности, - лаконично ответила Таня. - Давай рассуждать, как ты только что предлагал: я тебя не спрашиваю, откуда у тебя ключи, не интересуюсь, что ты наплел приятелям и Тате. Наверняка тоже пришлось выдумывать и обманывать. Почему тебя потянуло выяснять мои нравственные принципы и отношения с моралью? А вдруг я вообще круглая сирота и сама за себя отвечаю?
   Виктору стало стыдно и противно.
   - Правда что ль? - бормотнул он. - А так на сиротку не похожа... Ты права, Таня, какая-то бредятина в голову полезла. Не знаю, что со мной происходит... Вообще я очень сильно прибалдел, увидев тебя. Что-то случилось с мозговенным аппаратом. У тебя волосы пахнут сентябрем...
   Таня тихо засмеялась.
   - Теперь осталось лишь выяснить, как пахнет сентябрь. Да, у тебя впрямь с головкой не очень!
   - А мы сейчас выйдем и его понюхаем! - предложил Виктор. - Но лучше мы это сделаем утром. Таня, я хочу наверх! В конце концов, мы даже еще не посмотрели, что там находится!
   Он вскочил и схватил Таню за руку.
   - Ты уже сделала тридцать четыре жевательных движения! - закричал он. - Я подсчитал: одно даже лишнее! И вообще с твоей йоговской теорией ты скоро можешь превратиться просто в корову! Симпатичную, конечно, но все-таки жвачную. А наверху тоже тепло?
   - Да здесь везде тепло! - засмеялась Таня, вставая. - Только знаешь, Витя, запри сначала дверь. Там большой засов и защелка.
   Опять она боялась! Что-то с самого начала беспокоило ее, тревожило, не позволяло безмятежно находиться в доме, просто болтать и ужинать... Таня снова настороженно оглянулась на окно, потом на дверь, словно к чему-то прислушиваясь.
   - Как тихо! - сказала она. - Как в склепе!
   - Ну что ты, Таня! Это же прекрасно - спокуха! Ты хочешь, чтобы вокруг нас гудели ополоумевшие машины, выли милицейские сирены и гомонила безумная толпа?
   Виктор тщательно задвинув действительно очень большой, тяжелый и прочный засов, и повернулся к Тане.
   - Теперь все в порядке? Или еще чего-то не хватает для твоего душевного спокойствия? Зато потом сочинишь шикарный сценарий о дачной житухе. И назовешь "Двое вышли из леса".
   - Оригинально! - насмешливо пропела Таня. - У тебя явный дар к сочинительству, не отягощенному своеобразием. Но, в общем, Витя, ты впрямь обладаешь замечательной способностью претворять в жизнь самые нереальные планы и добиваться почти неосуществимого.
   И она стала подниматься вверх по крутым ступенькам узенькой лестницы. Виктор догнал ее на середине, сделав несколько гигантских шагов, и первый распахнул дверь на второй этаж.
   Перед ними была маленькая комната под треугольной крышей, все убранство которой составляли синие шторы на окне, диван у стены и низкий светлый резной столик, явно любовно сработанный руками Геннадия Михайловича. Таня бочком приблизилась к дивану и, вдруг пронзительно завизжав так, что Виктор даже вздрогнул от неожиданности, опрокинулась навзничь, перекувырнулась через голову и грациозно сделала "березку", вытянувшись по стенке.
   - Здорово! - искренне восхитился Виктор и взлохматил свои волосы пятерней. - Тебя хоть узлом завязывай! А что вы еще умеете, мадам?
   - Пожалуйста, мадемуазель, - поправила его Таня. - Она умеет многое. Узнаешь потом! - и подозвала его шепотом: - Пойди сюда, Витя, ближе, ближе... Сядь!
   Он послушно, с большим удовольствием опустился рядом с ней. Танька молниеносно приняла позу лотоса - как это у нее так ловко получалось? - и сказала уже ставшую привычной и почти надоевшей фразочку:
   - Витя, я боюсь!
   Крашенинников с трудом удержался от вспышки.
   - Ты снова за свое! Таня, ну, давай опять рассуждать! - взмолился он. - Окна забиты, дверь заперта, я исполняю роль цепного кобеля, к счастью, пока без цепи. Ты сильно капризничаешь! Прости, родная, но красивые женщины всегда несколько нервозны. Красота никому еще запросто не давалась. Давай лучше сядем с тобой рядком, приклеимся друг к другу, может, твои страхи окажутся напрасными и лишними. Честное слово, мне и так тяжело, а ты туда же со своей неврастенией!
   - Да я не того теперь боюсь! - заявила Танька.
   - Не того?! - завопил, потеряв последнее терпение, Виктор. - А чего же еще, родная?! Ты мне совсем заморочила голову!
   - И нечего орать! - гордо вскинула подбородок Татьяна. - В конце концов, это ты меня заманил сюда гнусным обманом, и только я имею полное право кричать, но молчу! А ты бесишься! Дать тебе водички для успокоения? Валерьяночки, кажется, нет, но можно поискать на кухне.
   Крашенинников выпрямился, сделал несколько глубоких медленных вдохов и постарался взять себя в руки.
   - Я весь внимание, - произнес он довольно спокойно и нервно переплел пальцы. - Рассказывай, чего ты теперь боишься, балда!
   - Тебя! - заявила Таня.
   Так, приехали!
   Виктор застонал в голос. Зачем он связался с этой придурочной девкой? На кой она ему сдалась? Плюнуть и забыть!
   - Таня, - едва владея собой, сказал Виктор, - ты что, меня за недоумка держишь? Ты сама, по своей воле, пришла на дачу. Не на аркане же я тебя сюда затащил, потрясая пистолетом! Сама заявила о том, что будешь здесь жить. Сама, наконец, поднялась наверх. И теперь косишь под Мальвину. А я у тебя вообще работаю Карабасом Барабасом. Не строй, пожалуйста, из себя идиотки, а из меня - страшилу!
   - Я и не строю, - со вздохом отозвалась Таня. - Просто, понимаешь, это очень трудно объяснить, до тебя не дойдет...
   - Я еще не совсем законченный дебил, - недобро сообщил Виктор. - И постараюсь осознать твою ценную информацию!
   - Ну, постарайся, - Таня снова вздохнула. - Дело в том, что у меня никого еще никогда не было... Вот...
   Виктор нервно дернулся и нехорошо засмеялся.
   - Ты складно врешь. Очень складно... В отличие от меня. Сразу видно, сценарист из тебя выйдет классный. Для чего только твои фантазии, не понимаю! Сама посуди, разве в это можно поверить?
   - Ну вот, я же говорила... - совсем расстроилась Таня. - Уж поверь как-нибудь...
   Она смотрела на него доверчиво и открыто, как ребенок. Она была абсолютно искренна и честна, но Крашенинников не желал всматриваться в нее и ее разглядывать - ему дела нет до ее откровений! Его снова понесло. Он проклинал в душе и себя, и свое дурацкое увлечение этой чумовой шалавой, и собственную изобретательность и быстроту - для чего он затеял сыр-бор с дачей, с Таткой, с Герой? Чего ему не хватает? Неужели мало простых и насквозь понятных, родных метелок-мазилок? Вон так и крутятся возле, проходу не дают! Нет, подай ему эту желтоглазую! Короткое замыкание!
   - "Ах, оставьте, ах, оставьте, все слова, слова, слова!" - тихо промурлыкал Виктор. - А теперь слушай сюда... У меня бывают минуты, когда я за себя не отвечаю и становлюсь по-настоящему опасен и невменяем. Ты что, пришла в этот теремок исключительно для того, чтобы мне исповедаться? Для роли духовного отца я подхожу меньше всего! Пошевели своей бестолковкой, какого хрена я вообще сюда тащился? Повторяю: ты явилась в дом добровольно и сознательно, заметь. И мне не нужны ни кающиеся Марии Магдалины, ни святые девы Марии! Понемногу доходит? Вот уж никогда не мечтал выяснять с тобой здесь вопросы исповеди, морали и доверия! Вообще ни на какие беседы я не рассчитывал. В данном случае они настоящая подлянка! Сечешь, мадемуазель? Я терпеть не могу слов: это безделки, пустяки, лишняя трата времени! Люди должны общаться на совсем другом уровне или не общаться вовсе. А всю полученную информацию неплохо бы проверять. И выданную тобой тоже. Что элементарно сделать. И немедленно!
   - Пожалуйста, - просто сказала Танька и сбросила через голову кофточку. - Ты абсолютно прав и совершенно логичен. Мне нечего тебе возразить. Я вообще не понимаю, почему ты потерял даром столько времени, которым всегда дорожишь.
   Нет, она все-таки полоумная!..
   Ошеломленный Виктор разом остыл и притих, чувствуя, как в Танькиной детской безоглядности и открытости тают без следа его гнев и ненависть. Ему захотелось прижаться к ее щеке щекой и нежно потереться. Словно угадав его желание, Таня с готовностью вытянула вперед острый подбородок. Она была очень смешная, - как он сразу этого не увидел! - запутавшаяся в своей решимости и ребяческих страхах и вдруг безотчетно тотчас доверившаяся Виктору. Таких глупых, неподдельных и неопытных он совсем не знал. Ему постоянно попадались хитренькие, ловкие, умелые... Они напоминали детскую игрушку, калейдоскоп, от которого невозможно оторваться, цветной и яркий, беспрерывно меняющийся, но неизвестно для чего предназначенный, лишенный всякого смысла существования. Фуфло!
   Таня сидела в позе лотоса - как ей удавалось так долго и легко? - и выжидательно смотрела на Виктора. Глаза цвета подсолнечного масла... На ней была хлопчатобумажная маечка, похоже, мужская, тоже очень смешная, и вся Танька была забавная, милая, неразумная...
   - Ну что мне с тобой делать? - искренне вырвалось у Виктора. - Ты ведь совсем ничего еще не соображаешь! Зачем ты со мной поехала?!
   - Не нужно было? - удивленно и растерянно спросила Танька. - Мне уйти?
   И тут же сообразила что-то своей бестолковкой.
   - Ага, значит, теперь уже ты меня боишься? - уличила она его. - Или ты действительно дурак и впрямь не понимаешь, почему я с тобой поехала?
   Наступила долгая напряженная тишина. Стало слышно, как монотонно долбит по крыше упорный дождь и стонут под ветром деревья. Таня непроизвольно втянула голову в плечи, представив себе, как плохо сейчас за окнами.
   - Родинку нарочно нарисовала? - тихо спросил Виктор, осторожно прикасаясь пальцем к впадинке между ключиц: здесь удивительно точно, прямо в самой серединке, притаилось круглое коричневое родимое пятнышко.
   - Написала, художник! - важно ответила Танька. - Рисуют дети. А родинки пишут...
   - Родинки не пишут, балда! Их целуют - и больше ничего! Ничего больше... Понимаешь, писательница?.. Ты абсолютно ничего не понимаешь... Вообще-то я тоже... Нет, все-таки это замечательно, что у Татки оказалась такая роскошная пустая дача...
 
   7
 
   Виктор проснулся очень рано, неожиданно, словно от удара. Он всегда просыпался ни свет ни заря, особенно после выпивки.
   Внизу по-прежнему горел свет - они забыли его вчера погасить. Дождь перестал, и только ветер изредка пробовал постучаться в дом, но делал это достаточно тактично и осторожно, видимо, боясь разбудить Таню. Она спала без подушки - заявила, что очень полезно! - у самой стенки, прижавшись к ней спиной и подтянув колени к животу, розовощекая и тихая. Во сне она даже ни разу не пошевелилась. Во всяком случае, Виктор ночью этого не почувствовал. Он встал и осторожно спустился вниз. Спать больше не хотелось. Где же тут выключатель? Наконец нашел...
   Виктор закурил и побродил босиком по комнате от стола к окну и обратно. Огромная в темноте, комната уходила в бесконечность, потолки казались невероятно высокими. Теплый деревянный пол чуть слышно поскрипывал под ступнями и издавал великолепный непередаваемый запах: так необыкновенно может пахнуть только дерево. Оно всегда живое и теплое, и его нельзя убить, даже срубив. Вот металл, тот всегда пахнет отвратительно, после него хочется поскорее вымыть руки с мылом.
   Виктор включил радио. Он без него просто не мог жить - у каждого свои дурные пристрастия. Для начала ему тихонько сообщили, что в Москве шесть тридцать утра и идет дождь, а потом затосковал голос певицы, уверяющей, "что надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым". Его сменил другой, не менее нежный и мелодичный, утверждающий, что "сердце не проведешь, его нельзя провести". Суть дела они усматривали довольно правильно.
   Итак, необходимо немедленно кое-что выяснить для себя. Почему Таня с ним осталась? Неужели только из-за проклятого детского любопытства, которое в определенном возрасте ох как хочется удовлетворить? И разве до Виктора было не с кем? Уж во ВГИКе-то?! Почему Таня с ним переспала? Все из той же оперы... Тьфу, привязалось! Почему же Таня, в конце концов... Нет, это невозможно!
   Виктор встал и снова прогулялся до окна. Радио актуально проинформировало о том, что "за окном то дождь, то снег". Крашенинников с досадой выключил любимую развлекалочку и пошел наверх. Таня лежала так же тихо у стенки, но, услышав его шаги, легко открыла глаза, словно и не спала вовсе.
   - Петушок пропел давно, - сообщил Виктор, садясь рядом и сцепляя на коленях пальцы. - И у меня вдруг возник серьезный вопрос, на который необходимо срочно ответить, а без тебя ничего не получается. Как ты думаешь, почему любовь чаще всего застает нас во ржи? Например, то "расступись ты, рожь высокая, тайну свято сохрани", то "рожь шумит, качается, не видать следа". Настоящая песенная дилогия о сохранении тайны, как зерновые и просили. Но почему в столь интимное и святое дело не замешаны кукуруза или гречиха? Мало посевных площадей, что ли? Или еще, например, овсы! В овсах, по-моему, тоже неплохо. Надо попробовать. Ты ничего не имеешь против?
   - Это проблема! - глубокомысленно пропела Таня. - Ее так сразу, с ходу, не решишь. Мне нужно подумать. Только с овсами придется повременить до весны. Сейчас сыро и холодно.
   - Вот видишь, как все непросто в нашей жизни! - Крашенинников завалился с ней рядом, блаженно закрыл глаза и положил ее теплые ладошки себе на щеки. - Вообще, знаешь, я давно мечтаю написать исследование или даже целый трактат, монографию о песенном поэтическом творчестве. Это целина непаханая, которую поднимать и поднимать. Кладовые народной мудрости. И сколько потрясающих открытий! Ошеломляющих до дрожи в коленках.
   - Может быть, ты сделал неправильный выбор и ошибся профессией? - спросила Таня и погладила его по волосам.- Но сейчас по сценарию тебе полагается замурлыкать от удовольствия и восторга, а ты молчишь и лежишь, как бревно, из которого не получится даже Буратино. И я тебя боюсь.
   - Так! Началось! - простонал Виктор и зажмурился покрепче, изо всей силы. - Уже прямо с утра! Ты не могла бы, родная, повременить со страхами хотя бы до вечера? Вечером мы поедем по домам, к мамочкам, и там ты, наконец, придешь в себя и успокоишься. Скажи, Танюша, у тебя никогда не бывает навязчивых идей?
   Таня снова серьезно надолго задумалась, но ответа найти не смогла или не захотела и вместо этого живо поинтересовалась:
   - А у тебя?
   - Есть немного, - сразу честно раскололся Виктор и взглянул на нее из-под прищуренных век. - И одна из них, самая надоедливая и неотвязная: почему и для чего ты осталась со мной, Таня? Ведь не просто так, я надеюсь...
   - Надейся! - засмеялась Таня. - А что, мы теперь будем выяснять твой животрепещущий вопрос или все-таки сначала что-нибудь съедим? Ужасно хочется чаю!
   - Чаю нет! - заявил Виктор. - Завалялось немножко водяры. Еще не всю вылакали.
   - Водку? С утра? Это уж слишком! - Таня легко спрыгнула с кровати и приказала: - Глазки пока не открывай, я скажу, когда можно. Потом я буду делать зарядку, а ты тем временем сообразишь нам завтрак. Придется пить кипяченую водичку, она полезная.
   До полудня они возились дома - мылись, доедали остатки вчерашнего ужина, слушали радио и смотрели телевизор: плясали разудалые смазливчики в армейских сапогах из ансамбля Александрова и заламывались в тоске разномастные певички с плачущими от изобилия туши ресницами и жирно-влажными ртами. Виктор приходил в дикий восторг и наслаждался зрелищем до бесконечности, объясняя, что других талантов все равно нет и не будет, значит, радуйся тому, что имеешь. Потом он взялся со знанием дела разглагольствовать о вкусе.
   - В этом вопросе, Танюша, - заявил он, - мы тоже позади планеты всей. И даже еще подальше, чем в остальных. По внешнему виду и одежде женщины я берусь в два счета набросать тебе словесный портрет, в точности отражающий ее характер и стиль поведения. Особливо потрясают воображение клетчатые юбчонки с полосатыми кофтенками и смелые, просто рисковые сочетания розового с зеленым. Излюбленные сочетания наших бесконечно отважных дам, заметь. Об этом еще Чехов писал, но они его не читали. Ну, попробуй представить себе очаровательную Мирей Матье или великую Эдит Пиаф в красных юбках с оборками и мифических блузках с декольте до сосков! Не представляешь? Я тоже. Может быть, у нас недостаток фантазии или мы с тобой закоснели в ханжестве и владеем совсем другим стилем мышления, Танька?
   - Конечно, ты ханжа, - тут же подтвердила Таня. - Давно известно!
   - Есть такое дело, - согласился с ней Виктор. - Народная мудрость гласит, что о вкусах не спорят и на вкус и цвет товарищей нет. Нет и не надо! Но за фигом мне эти сплошные товарищи на безвкусицу? Глаза уже намозолили!
   - Мне тоже, - опять быстро вставила Таня. - Может, прошвырнемся на природу?
   - Можно и прошвырнуться, - неохотно согласился Крашенинников. - Чего не сделаешь ради тебя...
   Он, нехотя переставляя ноги, выполз вслед за Татьяной на крыльцо и остолбенел. Как он вчера не увидел эдакой красоты?..
   Дождь перестал. Мокрые деревья, тихо шелестя, бережно хранили холодные капли на оставшихся листьях. Желтый, наполовину облетевший лес застыл и казался живым существом со своими тайными, колдовскими мыслями, чарующей душой и явно неземным происхождением. Входить в него было страшно.
   - "А лес стоит загадочный", - вспомнил Виктор.
   Мешающая загадка разом исчезла. Таня досадливо дернула плечом и поморщилась.
   - Вечно ты со своими дурацкими цитатами! Нельзя иметь такую хорошую память, это просто вредно! И даже кощунственно. Как например, сейчас.
   - Это поэзия, Танюша, - проинформировал Виктор. - Другой, увы, тоже не имеем.
   - Так заимей! - возмутилась Таня. - Что значит не имеем? Заведи свою собственную! Не так уж сложно. А сейчас давай мне руку, иначе я поскользнусь и упаду в грязь, и пойдем.
   - Куда глаза глядят? - спросил Виктор, спускаясь с крыльца, и снова пристально вглядываясь в желтое окружение.
   - Вот именно! Но заруби себе на носу: еще одна идиотическая песенка - и я тебя стукну!
   - Правда что ль? И очевидно, как раз по носу?
   Виктор взял ее за руку и осторожно повел к волшебному лесному видению.
   - Вот тогда и узнаешь, - сказала Таня и глубоко вдохнула в себя сырой осенний воздух.
   Как же там пахло тогда, в том мокром пустынном осеннем лесу! Как там было уютно и тихо и как не хотелось уходить, когда Виктор, мельком глянув на часы, буркнул сквозь зубы:
   - Нам пора, Танюша!
   Они молча вернулись в дом. Прибрались и сложили вещи. Выключили отопление, свет и проверили краны. Так же молча закрыли все замки и двинулись на станцию. Почему они тогда не разговаривали друг с другом? Не хватало слов, сил, не было желания? Все уже переговорили? Ерунда, чушь! Устали друг от друга, от самих себя, перегрузились впечатлениями и эмоциями?..