Логачев Александр. Мечи Ямато

   — У тебя наконец получилось, как надо! — Девушка шагнула к нему. — Я рада... А то я уже почти перестала надеяться. Ты должен запомнить эту свою попытку и повторять ее. Повторять раз за разом. Воссоздавай в точности все свои сегодняшние ощущения и движения. Странно...
   Она опустила взгляд, запнулась на миг, потом продолжила:
   — Вроде бы ты не японец, а сумел почувствовать наш меч. Послушай, Алтём...
   Ацухимэ вдруг своими ладошками обхватила его ладони, подняла взгляд.
   — Если у тебя получится... Если ты победишь Нобунага... Я не знаю еще ничего точно... Я совсем запуталась...
   Сердце Артема колотилось как бешеное. Если она скажет то, о чем он думает, он обнимет ее, он не станет сдерживать себя. Сколько можно сдерживать?
   — Я совсем запуталась, — еще раз повторила Ацухимэ. — Иногда мне кажется, что мой отказ... Что женщина на государственной должности — это глупость...
   — Я так и знала! — раздался на поляне другой женской голос. Громкий голос. И злой. — Дрянь самурайская!
   Омицу появилась из-за деревьев. Легко перемахнув через поваленный ствол, пошла по ромашкам.
   — Нет и нет его! Я так и поняла, что эта крыса старается! Убери от него руки! Дрянь самурайская!
   И более ни слова ни говоря, Омицу метнулась к Ацухимэ и вцепилась ей в волосы. Сестра Хидейоши, взвизгнув от неожиданности, вцепилась в волосы лесной девушке.
   Артем оторопел. Оторопел даже не от того, что женщины подрались, а от того, как они дрались. Они таскали друг друга за волосы. И это, с одной стороны, женщина, которая сильна, вынослива, ящерицей карабкается по скалам и, как сама ему говорила, владеет приемами рукопашной схватки. А с другой стороны — женщина, которая владеет чуть ли не всеми видами холодного оружия и до одного из этих видов могла бы запросто сейчас дотянуться (Артем имел в виду даже не катану «Свет восемнадцати лун», а женский кинжал, который Ацухимэ носила внутри поясов, бабочкой связанных на спине).
   А дрались они сейчас как обыкновенные бабы. Видимо, в подобные моменты женщин захлестывает что-то глубинное, изначальное, что заставляет напрочь забыть все свои боевые навыки и умения. Когда перед ними не самураи или враги родины, а соперницы в борьбе за мужчин. И возят они своих соперниц за волосы, как возили всегда все женщины — с пещерных времен начиная.
   — Ша! Брейк! — гаркнул Артем, вклиниваясь между дерущимися японками. — Хватит, хватит, девочки! Давайте жить дружно...
   «А вообще-то приятно, когда из-за тебя дерутся женщины», — честно признался он себе в этот момент.
   В общем, удалось ему их разнять. Правда, в этой круговерти Артему расцарапали щеку, и он даже не заметил, чья это работа, которой из женщин...
   Вот так прошло утро этого дня, которому суждено было стать... Впрочем, днем Артем еще ни о чем не подозревал, а спокойно тренировал яма-бу-си, что он обычно и делал в дневное время.
   Да, Артему тоже было чему научить горных воинов. Например, он учил их ходить по канату. Для этой цели на площадке в северной оконечности долины Артем устроил своего рода природно-тренажерный зал. Там был подвешен на шестах средней толщины ствол кипариса. С хождения по нему начиналось обучение. Когда ученики осваивались на этом бревне настолько, что ходили по нему, не падая, с закрытыми глазами, то переходили на более тонкий, крепко закрепленный на шестах ствол бамбука. С него — на такой же толщины ствол бамбука, но свисающий на веревках и «гуляющий» под ногами. А с него — уже на канат.
   Как всегда и во всем, и среди яма-буси были люди способные к чему-то больше, а к чему-то меньше. Есть такие люди, у которых вестибулярный аппарат просто плохо развит от природы, и ничего с этим не поделаешь. То есть поделать-то, наверное, что-то можно, только усилий на это придется затратить немерено. И зачем? Времени в их распоряжении не безгранично много и следовало распоряжаться им с максимальной отдачей.
   Еще Артем учил яма-буси плавать. Конечно, холодное озеро под водопадом — не самый подходящий для занятий водоем, но, как говорится, спасибо и на этом. Зато этот бассейн всегда под боком, ездить и ходить никуда не надо.
   Сегодня Артем отрабатывал с отобранными им ранее яма-буси нападение из воды. Он сам изображал часового, прохаживающегося по краю водоема. Притаившийся под водой, дышащий через бамбуковую трубочку яма-буси. должен был высоко выпрыгнуть из воды и завалить «часового» в воду. Артем бродил туда-сюда по-над озером, в какой-то момент оказывался у края воды и поворачивался к озеру спиной, — этот весьма краткий миг и не должен был прозевать «боевой пловец».
   На этот раз «боевой пловец» момент не прозевал — выскочил из воды, обхватил Артема за шею и обрушил его вместе с собой в воду. Через несколько секунд после этого Артем и мальчишка яма-буси по имени Огуро вылезли из воды.
   — Плохо пока, Огуро, — сказал Артем, вытираясь тряпкой. Оба были в одних набедренных повязках. — В прошлый раз я услышал плеск и успел отскочить. В этот раз успел крикнуть — считай, поднял переполох. Ладно, обсохни пока, потом продолжим. Давай ты, Суйко.
   Разбежавшись, в озеро с веселым визгом, специально подняв тучу брызг, прыгнула Суйко — одиннадцатилетняя девчонка, крайне смышленая, ловкая и боевитая. Ей, конечно, не под силу было снять взрослого часового, но от нее этого никто и не требовал. Ее задача состояла в другом: высунуться из воды и произвести выстрел из духовой трубки-фукия. Разумеется, сегодня стреляла она тупыми, а не острыми шипами. И ядом их сегодня она не смазывала...
   — Не боишься превратиться в рыбу? — Это у озера появилась Омицу.
   После утреннего происшествия он еще не видел Ацухимэ, а Омицу ходила с видом победительницы. Видимо, то, что она пресекла назревающее безобразие на корню, заставляло ее чувствовать себя одержавшей верх.
   — А я всегда мечтал быть рыбой, — ответил Артем. — Пучеглазой глубоководной рыбиной. Неспешно плавать себе на огромной глубине, где никогда не бывает волнений, где стоит вечная тишина, где хватает места на всех и очень много разных тайн.
   — Такамори зовет, — сказала Омицу. — Только что пришел Акиро. Что-то срочное.
   — Пойдем, — тут же подхватился Артем. — Огуро! Изображай часового. Только убедительно изображай. Я скоро вернусь...
   В большой общей пещере кроме двенадцатилетнего пацана Акиро и Такамори никого больше не было. Радом с Акиро лежала грязная соломенная накидка, островерхая потрепанная шляпа из соломы и посох — атрибуты образа нищего скитальца. В этом образе мальчишка яма-буси расхаживал по дорогам и селениям, наблюдал и выведывал. Еще Акиро работал связным — встречался с якудза, которых посылал на встречу Сюнгаку, запоминал, что скажут ему якудза, и потом передавал эти слова Артему и Такамори.
   Акиро не смыл толстый слой грязи с лица и рук, каким он старательно покрывал себя перед выходом «в люди». Видимо, очень торопился с докладом.
   — Рассказывай, — приказал Такамори.
   Акиро кивнул и заговорил:
   — Сегодня утром Нобунага Токахиро, сын даймё Нобунага, повел самураев к северной границе. Я сидел на обочине дороги, по которой проходило войско.
   — Сведения Сюнгаку полностью подтвердились! — хлопнул себя по колену Артем. — Так и есть. Даймё отправил своих самураев, якобы для усмирения разгорающегося на границе провинции мятежа. Все правильно, умный этот Нобунага. Уведи он из Ицудо сразу всех самураев — могли бы возникнуть подозрения, начаться ненужные разговоры и брожения. А так он встретится со своим сыном потом в оговоренном месте. Уже после того, как с другой частью своих самураев встретит монголов на побережье.
   — Я бы мог и не сидеть здесь, будь менее внимателен, — сказал Акиро. — Самураи сейчас нервные и озлобленные. Они видят преступника в каждом прохожем. Самурай, с которым мы сегодня встретились на дороге, хотел меня зарубить. Пришлось выпрыгивать из маски больного скрюченного нищего, уворачиваться от меча и убегать в лес.
   — Он тебя не преследовал? — спросил Артем.
   — Пока он соображал, что произошло, я уже был в лесу, — рассмеялся Акиро.
   — После ухода сына с ним в замке осталось немного людей. В замке будет, разумеется, вся его личная охрана, — задумчиво проговорил Такамори. — Но хоть нет теперь сына с его личной охраной! Трудно посчитать, сколько самураев осталось в городе и в других селениях, что рядом с замком. Но их сейчас стало заметно меньше, это бесспорно.
   — В любом случае нам нельзя медлить, — сказал Артем. — Мало ли что вдруг придет в голову Нобунага. Вдруг возьмет и внезапно сорвется из замка. И что тогда?
   — Мы и не станем медлить, — сказал Такамори. — Зачем? Ночи сейчас стоят подходящие. Темные.

Глава двадцать девятая
ДЕВЯТЕРО ВЫШЛИ ИЗ ЛЕСА

   Рой комариный —
   а ведь если б он тут не жужжал,
   было б скучновато!

Исса

   Девять слившихся с ночью теней выскользнули из леса. Низко пригнувшись, вереница пересекла открытое пространство, разделявшее крайние деревья и ров с водой. Люди двигались след в след, не торопились, но и не ползли с черепашьей скоростью, — выбрали ровно такой темп, чтобы перемещаться как можно более плавно и ступать как можно более бесшумно. Все девятеро целые сутки до выхода провели в абсолютно темной пещере, поэтому несмотря на кромешную темень все же кое-что видели. Во всяком случае все, что необходимо было, они видели, а в остальном полагались на слух и на осязание.
   Артем двигался замыкающим. Он фиксировал взглядом впереди идущего, повторяя все его петли, как тот в свою очередь повторял петли идущего впереди себя. Иногда Артем нет-нет да и невольно вскидывал взгляд на крепостную стену, пробегал по ней взглядом от края до края. Там все было в порядке: в свете факелов можно было разглядеть фигуры часовых, неспешно прогуливающихся по стене. Никаких тревожных признаков — ни суетливой беготни, ни криков, ни спешно зажигаемых дополнительных огней.
   Они достигли края рва и залегли, спрятавшись за небольшим пригорком. На какое-то время они могли перевести дух, не боясь быть замеченными. Даже если кто-то, от природы наделенный «кошачьими глазами», то бишь удивительной способностью видеть в темноте (а такие люди, как известно, бывают, пусть их и рождается по одному на десять тысяч), станет всматриваться в ночь, причем отчего-то прилипнув взглядом именно к нужному месту, — все равно ничего не увидит.
   Ах, какая же стояла тишина, так ее разэтак! Как бы сейчас не помешал в дополнение к безлунной ночи хороший ветер, а еще лучше ливень. Да, карабкаться по стенам в дождь и ветер, конечно же, занятие рискованнейшее, вроде бы насквозь противоречащее здравому смыслу, однако, как это ни странно, полнейший штиль в их ситуации был не менее, а то и более опасен.
   Артем взглянул на небо. Ну хоть отсюда вроде не приходится ждать подлого удара в спину — небосклон, как шторами, плотно задернут беспросветной облачностью и при этом стоит почти полное безветрие.
   От группы отделилась тень и скользнула в сторону рва. Все правильно, так и должно быть. Это Касаи, и он сейчас должен будет закрепить веревку.
   Их группа ведь выходила не абы куда получится, а на заранее присмотренную позицию. Позиция была выбрана по двум причинам: неподалеку от откоса обнаружился весьма внушительных размеров пенек (чтобы ничто не закрывало часовым обзора, вокруг замка вплоть до самого леса были спилены все деревья, но пни, разумеется, не выкорчевывали — в любые времена никто лишней работой нагружать себя не стремился), кроме того, берег здесь был хороший — твердый, не осыпчатый.
   Сейчас Касаи, конечно, заводит веревку за корни, привязывает ее хитрым узлом, который сам по себе просто так не развяжется, который потом придется резать, чтобы снять веревку. Думается, с этой нехитрой работенкой Касаи уже управился и теперь разматывает веревку, чьей длины с запасом хватит, чтобы не просто достать до воды, но и погрузиться в воду.
   Ага, Касаи бесшумно выплыл из темноты — ни дать ни взять человек-призрак. Впрочем, все они сейчас — доподлинные люди-призраки, бестелесными духами проносящиеся над землей. Призраками им желательно оставаться до самого последнего, решающего момента.
   Они достали из заплечных мешков, сшитых под руководством Артема, короткие бамбуковые трубки, соединили их между собой — получилась «мидзу-дзуцу», приспособление для дыхания под водой. На этом приготовления к следующему этапу закончились. Закончился и короткий роздых.
   Стали спускаться в ров. Разумеется, по очереди — пока один не окажется в воде и веревка не ослабнет, следующий не трогается с места. Спускались не просто осторожно — архиосторожно, выверяя каждое движение. Потому что не дай бог случайным касанием столкнуть с места хоть бы один малюсенький камушек — он покатится вниз, обстукивая по пути другие камушки и прихватывая с собой комья земли, а потом еще и плюхнется в воду. Тогда все, конец операции. Тогда только спасаться бегством. Потому что прогуливающиеся по стенам замка караульные имеют мало общего с типичными персонажами фильмов на исторические темы — те либо дрыхнут на посту, либо режутся в кости, либо, услышав любой посторонний звук, тут же принимаются успокаивать друг друга: «А, опять кошка пробежала». Там все понятно — режиссеры упрощают задачу своим героям. Здесь же никто тебе задачу не упростит. Потому что здесь за разгильдяйство не будет иного наказания, кроме смерти и позора... Впрочем, для самурая достаточно одной угрозы позора, чтобы и думать забыть про все другое на посту кроме бдительного и усердного несения службы.
   Пока что все шло нормально — ни всплеска, ни легкого шлепка по воде, ни иных посторонних звуков. Разумеется, все было заранее обговорено до мельчайших деталей. Обговорены были также возможные отклонения от плана вплоть до самых неприятных и что в таких случаях следует делать каждому из них.
   Артем ждал своей очереди, а как известно, нет ничего хуже, чем ждать, когда ты весь настроен на действие и адреналин лошадиными дозами впрыскивается в кровь. Даже догонять гораздо приятней — все-таки какое-то движение, какое-то действие.
   Дабы понизить вольтаж нервного напряжения, Артем отвлек себя посторонними мыслями шутейного свойства. Он подумал о том, что окажись на его месте, то бишь в далеком средневековом прошлом, расейский гаишник, он бы не стал заморачнваться с антиправительственным мятежом, а недолго думая поставил бы будку на пересечении дорог и стал бы штрафовать повозки за превышение скорости и пешеходов, поднимающих слишком много пыли. И неплохо бы устроился в мире, незнакомом с автомобилями и правилами какого-либо движения. Разве самураев не трогал бы, еще выскакивал бы из полосатой будки и кланялся, касаясь лбом земли. Ну так и в предыдущем мире Артема никто не штрафовал власть имущих, как бы те не выдрючивались — те тоже могли снять голову, правда, в отличие от самураев, лишь в переносном смысле...
   Так. Настала очередь Артема. Он оторвался от земли, скользнул к обрыву. Прежде чем взяться за веревку, сжал зубами конец бамбуковой трубки, через которую предстояло дышать под водой. Начал спускаться...
   Подобные спуски они многократно репетировали в самых разных местах, в том числе и в более сложных условиях, на таких сыпучих откосах, что малейшее резкое движение приводило к обвалу и полной демаскировке группы. И вроде бы неплохо насобачились. Однако одно дело — репетиция, другое — выступление. Артем сейчас по себе чувствовал разницу — нестерпимо хотелось поскорее уйти под воду, где на время окажешься в относительной безопасности. Но приходилось сдерживать себя.
   Опа! Ноги коснулись поверхности воды. Вот он уже в воде по колено, по пояс, по грудь, по шею. Артем разжал ладони и ушел под воду с головой, оставляя торчать над поверхностью край дыхательной трубки длиной не более ладони.
   Плыть следовало только под водой и никак иначе. Если чей-то взгляд упадет на воду, то трубку сверху не разглядят, а вот голову запросто. Потому что отсветы от факелов, закрепленных на стенах, достигали поверхности воды. Можно, конечно, успокаивать себя тем, что противник никак не ждет нападения, тем более не ждет рейда боевых пловцов, потому что этого никогда доселе не случалось, ни о чем подобном слыхом не слыхивали. Только противник сегодня не тот, чтобы позволить себе расслабляться даже в мыслях.
   А вот силуэт пловца под водой не разглядеть, за это можно не беспокоиться, это двухсотпроцентно — слишком уж грязна водица во рву...
   Артем плыл неспешно, ленивым подводным брассом — не было никакого смысла бить рекорды скорости, главное — незаметно достигнуть другого берега. Причем также не было никакой необходимости выходить к определенной точке. Достаточно просто переплыть ров, достигнуть каменного откоса, идущего от стены замка к воде. Ну а сбиться с курса на дистанции в двадцать — тридцать метров, даже когда плывешь вслепую, — для этого надо очень постараться.
   По слухам, глубина рва доходила до десяти метров. Так это или не так, проверять не тянуло, как не тянуло выяснять, холодна ли водица нижних слоев. А верхний слой воды по температуре был вполне подходящ для непривередливых диверсантов — градусов восемнадцать. Это весьма обнадеживает на тот случай, если придется провести в воде достаточно долгое время. Между прочим, никак нельзя исключать и подобный вариант...
   А вот что нервирует гораздо больше температуры и ширины рва — запахи. Судя по ним, ров служит обитателям замка сточной канавой. И в свою очередь стока не имеет. Даже думать не хотелось, каких это скользких и мягких предметов иногда касались руки, что это такое иногда мягко шлепало по телу.
   Все, доплыл — руки коснулись преграды. Артем осторожно вынырнул на поверхность. Огляделся. Слева и справа от себя он увидел торчащие из воды головы. Пересчитал — все на месте. Взглянул наверх. С этой точки, от подножия, нависающая над головой стена казалась высоченной и неприступной. Конечно, издержки ракурса. Но все же лучше туда больше не смотреть, а просто помнить, что высотой эта стеночка всего метров тридцать, что она гораздо ниже тех скал, на которые они взбирались тренировки ради. К тому же кладка стены каменная, камень не шлифованный, шероховатый, да и кладке той уже лет сто, местами, значит, подрассыпалась, выкрошилась, кое-где и трещины по камням должны были пролечь, — то есть и неприступной стену никак не назовешь. Это вам не гладкий склон утеса Каменный Нос. А и тот склон одолевали, причем неоднократно и без всяких страховочных тросов...
   Со стены лазутчиков заметить будет нелегко. Для этого караульным необходимо перегнуться через стену, а просто так, без причины, часовым этим заниматься вроде бы ни к чему. Наблюдения за часовыми выявили все их привычки и обыкновения, и ничего подобного за ними вроде не водилось. А вот причину, по которой караульные изменили бы своим привычкам, создавать никак не следовало.
   Артем снял заплечный мешок, убрал в него рассоединенные бамбуковые трубочки. Делать все это приходилось в воде, лишь по грудь из нее высунувшись, что твой тюлень.
   Затем он достал из рюкзака нэкодэ и асико, то есть перстни-когти и шипастые дощечки на ноги (с мокрыми, скользкими руками и ногами по откосу карабкаться не следовало, запросто можно заскользить), надел все это, надел заплечный мешок, сдвинул на бок ножны кинжала-танто, который тоже может пригодиться при восхождении. Все, приготовления закончены. Артем поднял руку, сигнализируя о своей готовности. В ответ подняли руки и остальные. Отлично. Можно идти на стену.
   Артем первым покинул воду... Ну нет, теперь, после того как побывал в ней, он эту жидкость во рву водой никогда не назовет. Сточная канава, по недоразумению именуемая рвом, — вот что это такое.
   Он быстро одолел выложенный камнями откос и оказался у подножия стены. Вертеть головой, как там остальные, больше не имело смысла. Движутся параллельно остальные восемь, что еще может быть? А ежели кто-то из них ошибется — это сразу будет слышно. Увы, скорее всего будет слышно и часовым на стене. Но про эдакий поганый вариант и рассуждать-то не хотелось...
   Раньше, попроси кто Артема назвать главную проблему преодоления околозамкового рва с водой, он бы не угадал. Причем и с нескольких попыток не угадал бы. Он бы, разумеется, назвал холодную воду, часовых или что-то в этом роде — все то, что можно вообразить, насмотревшись исторических фильмов. Оказывается, с настоящими сложностями ни один из героев этих фильмов не сталкивался. Потому что наиглавнейшая сложность — это (вы будете смеяться) цикады.
   Возле замка и на крепостных стенах цикад обитало просто-таки несметное количество — армады и полчища цикад, ежели судить по тому стрекоту, который они издавали. Цикадным медом эти стены, что ли, намазаны?!
   И ночь напролет стрекот этот не смолкал. Может быть, влюбленные, прогуливающиеся по центральному парку города Гагра, где тоже уши от цикад закладывает, и могут наслаждаться сладкозвучным стрекотом. Потому как они влюбленные и им все хорошо! Хорошо им будет и в том случае, смолкни внезапно стрекот. А если смолкнет здесь...
   Наступи вдруг затишье возле замка — и часовые вмиг насторожатся. Это как выключить звук в комнате, где громкая музыка не смолкает весь вечер. Заметите вы это? Вот то-то... А эти гадские цикады враз замолкали, стоило только побеспокоить их вторжением. Причем замолкали на всех стенах одновременно. Надежнейшая естественная сигнализация, будь она неладна. Ежели заявиться под стены замка неготовым, то влипнуть можно капитально.
   Хорошо, хоть яма-буси знали все заранее и, главное, знали, как с этой бедой можно бороться. Оказывается, сперва надо наловить где-то с десяток цикад, заключить их в коробку и перед отходом накрошить им туда специальную траву возбуждающего действия. Когда цикады на стенах, испуганные ночными пришельцами, станут замолкать, надо выпускать на стену цикад из коробки. А тем, нанюхавшимся в коробке возбуждающей травы, все нипочем. Они начнут стрекотать как оглашенные и своей неугомонностью вновь заведут остальных насекомых. «Блин горелый, — с тоской подумал Артем, когда все это узнал. — Ведь по идее это я должен открывать этим людям новые знания. Всякие там физики с химией. Наука побеждает варварскую отсталость. А на самом деле что? С какими-то поющими тараканами и то не могу справиться без помощи дикарей...»
   А что касается проклятых цикад, тот как раз сейчас Фудзита должен выпускать их из коробочки на стену. Вернее, уже выпустил. Потому что был некий едва наметившийся спад цикадного стрекота, а сейчас букашки застрекотали с новой силой.
   Все. Вся предварительная работа позади. Надо подниматься.
   Пошли.
   Артем отключился от всего, кроме подъема. До поры для него не будет существовать на белом свете ничего другого, кроме трещин в камнях, кроме выбоин и стыков в кладке, опор для ног, микроскопических уступов, за которые можно уцепиться пальцами. Считать пройденные метры и метры оставшиеся он тоже не станет. Когда он достигнет зубцов стены, он это поймет.
   Говорить «сейчас начинается самое трудное» или «самое трудное позади» — было бы, мягко говоря, неверно. В их предприятии ничего легкого не предвидится. Ну разве что потом, когда отгремят сражения, можно будет, утирая пот со лба, оглянуться назад, выделить трудное и легкое, сравнить: дескать, подъем по стене — это была сущая ерунда, отдых и курорт, смешной пустяк по сравнению с тем, что потом началось...
   Артем карабкался по стене. Казалось бы, все просто до примитива: разглядеть выбоину или выступ, дотянуться до них одной рукой, ухватиться, наметить взглядом опору для второй руки, упереть правую ногу в выступающий край соседнего камня, подтянуть левую ногу вверх, поставить носок ноги на заранее присмотренный бугорок, убедиться, что нога стоит твердо, дотянуться правой рукой до горизонтального зазора между камнями кладки, нащупать пальцами твердый край, убедиться, что камень нигде не крошится, а значит, не осыплется... и так далее, сантиметр за сантиметром, сантиметры складываются в метры, а метры должны сложиться в окончательный успех.
   Перстни на пальцах Артем, надевая, повернул когтями наружу. Пока восхождение обходилось без участия когтей. Зато когда потребуется, всего-то и останется, что повернуть перстень. А то несподручно как-то, вися на стене на кончиках пальцев рук и ног, еще и доставать из заплечного мешка всякие предметы.
   Ну, вот и потребовался перстень-коготь. Повернув перстень, Артем выскреб когтем землю в зазоре между камнями — это он подготовил площадочку, куда потом поставит правую ногу.
   Главное — не запаниковать, даже если вдруг соскользнет, потеряет опору рука или нога. А такое непременно хоть раз за восхождение да случится. И к этому следует быть готовым. Одной руки и одной ноги вполне достаточно, чтобы удерживать себя на стене. А когда одновременно срываются две руки или две ноги — ситуация редкая, почти невозможная для умелого скалолаза. А Артем уже мог себя причислять к умелым.
   Если неумевших плавать яма-буси обучил этому искусству Артем, то искусству «имори-гакурэ», то есть подражанию тритону, обучили Артема в свою очередь яма-буси. Такамори говорил: «Все, что может понадобиться человеку, боги уже подарили ему. Все это находится вокруг нас, но оно или надежно спрятано от глаз, или отдано на хранение другим существам. Нужно лишь отбросить гордыню, нашептывающую тебе, что ты умнее и сильнее всех живущих под этой луной. Это не так. Ты — вечный ученик, а твой учитель — все сущее, все, что окружает тебя. Наблюдай, запоминай и повторяй. Ты видел, как тритон проворно карабкается по скале? Значит, и ты это можешь. Присмотрись, как он сливается со скалой, как обтекает телом неровности, как намертво вцепляется в любую трещинку. Делай так же. Знаешь, почему он никогда не падает, даже с мокрых камней? Потому что ему незнаком страх и неуверенность. Он не сомневается в том, что удержится на камнях. Как птица уверена в том, что не упадет. Задави в себе страх и неуверенность. С этого и начни...»