Страница:
– Так как к нынешнему году Гитлер легко разбил всех своих противников, многие политики и журналисты разных стран заговорили о непобедимости немецкой армии. Действительно ли германская армия непобедима? – ставлю вопрос и сам же на него и отвечаю. – Нет. В мире нет и не было непобедимых армий. Есть армии лучшие, хорошие и слабые… С точки зрения военной в германской армии ничего особенного нет и в танках, и в артиллерии, и в авиации, и в организации. Значительная часть германской армии теряет свой пыл, имевшийся в начале войны. Кроме того, в германской армии появилось хвастовство, самодовольство, зазнайство. Военная мысль германской армии не идет вперед, военная техника отстает… Но мы не должны на этом основании самоуспокаиваться, товарищи. Германский национал-социализм сумел, используя популярную в народе борьбу против Версальского мира, используя подкуп своего народа за счет ограбления народов оккупированных стран, используя тотальную пропаганду, одурманивание и тотальный контроль за населением, добиться поддержки большинства немецкого народа. Поэтому мы должны понимать, что грядущая война не будет легкой прогулкой. Это будет тяжелая, кровавая борьба, борьба, требующая напряжения всех сил. И вы, товарищи командиры, должны готовить к ней армию и быть готовы к ней сами.
Заканчиваю на этом, явно неожиданном для моих слушателей пассаже. Несколько секунд царит оглушительная тишина, сменяющаяся такими же оглушительными аплодисментами.
Заканчиваю день на банкете. Произношу пару тостов. Надеюсь, ни мое выступление, ни эти тосты историю сильно не изменят.
162-й истребительный авиационный полк.
Николай Козлов
Аэродром. Это свой особенный мир, с его устоявшимися традициями и распорядком, меняющимся в зависимости от времени года и решений командира. Мир, где человека ценят по его умениям и где даже шутки профессиональны и непонятны для непричастных к авиации. Зато как хорошо на аэродроме ранним утром в день полетов. Свежий, прохладный, но уже точно весенний ветерок треплет обмундирование, стараясь забраться в любую щель, холодит лицо, выгоняя остатки сна. Вытянувшись в линейку, стоят расчехленные самолеты – маленькие, ладные, лобастые «ишачки», И-16, гениальное творение «короля истребителей» конструктора Поликарпова. Негромко урчат моторы пары топливозаправщиков и водомаслогрейки, переезжающих от самолета к самолету. О чем-то перекликаются техники и механики, возясь у самолетов. В один из готовых к полету самолетов забрался главный инженер полка и что-то рассматривает, разговаривая со стоящим рядом с кабиной, на крыле техником. Предполетная подготовка идет по плану.
Отчетливо пахнет бензином, начинающей пробиваться травой, горячими котлетами и какао. Повар привез полетный завтрак и сейчас раздает его исподтишка зевающим пилотам. Большинство уже торопливо доедает доставшееся, поглядывая на часы, висящие на стене одноэтажного, барачного типа домика. Скоро постановка задач на полеты, надо успеть до него не только позавтракать, но и сбегать в заведение типа «сортир». Иначе летать будет несколько затруднительно. Сегодня не просто полеты. После длительного перерыва наконец-то установилась хорошая погода, и дивизионное начальство дало «добро» на пилотаж в зоне. Конечно, после запретов Рычагова, так и не отмененных, кстати, после его отправки в Академию, упражнения стали намного проще. Но все же лучше переносить перегрузки, «отлив лишнюю жидкость», о чем помнят все летчики.
Николай, уже расправившийся со своей котлетой, отошел в сторонку, вдохнул бодрящего утреннего воздуха и осмотрелся. Техники и механики заканчивали работы и собирались в группы по звеньям, готовясь к своему построению. Скоро начнут собираться и летчики.
Наконец, строго в установленное время летчики идут на построение. Может быть, как шутят топчущие землю «сапоги», «когда бог раздавал дисциплину, авиация была в небе», но только не во время полетов и выполнения работ. Да, в повседневном общении строгой грани между начальниками и подчиненными, показной дисциплины у авиаторов не заметно. В воздухе и на технике все равны, и реальная иерархия в полку больше зависит от знаний и умений, чем от количества значков на петлицах. Но без дисциплины авиации не бывает. Люди, думающие иначе, обычно быстро ее покидают. Кто в другие рода войск, а самые недисциплинированные нередко вперед ногами. Воздух ошибок не прощает.
Сегодня построение необычное – строятся не поэскадрильно, а в зависимости от уровня подготовки. В недавно сформированном полку очень много молодых летчиков, которых еще готовить и готовить. Для этого нужны двухместные «спарки» – учебно-тренировочные истребители УТИ. А их всего шесть штук, поэтому летают они вдвое чаще боевых самолетов.
Самые подготовленные, в том числе и Николай, строились отдельно, и предполетный инструктаж с ними проводил лично командир полка. Держа в руке папку с лежащей в ней плановой таблицей полетов, подполковник Резник напоминал летчикам о порядке взлета, расписании полетов, выполнении упражнений в зонах, мерах безопасности.
– Напоминаю, что каждое упражнение выполняется в строгом соответствии с наставлением по производству полетов, спокойно и методично, без нарушений…
Николай отвлекся, подобное он уже слышал сотни раз, и задумался: «Неужели в Испании, в бою тот же Павел Васильевич строго соблюдал все наставления? Не верится. Особенно если вспомнить пилотаж самого командира и его заместителя. Летают энергично, смело, явно не по последним указаниям. Какой пилотаж!»
Толчок в бок заставил его очнуться. Улыбающийся друг и соперник по воздушным боям, такой же лейтенант Вячеслав Коротин спросил, подначивая:
– Не выспался? Не надо было вчера в Могилеве допоздна задерживаться. Построение-то уже закончилось.
– Выспался, выспался. Просто задумался. Как считаешь, мы так и будем на «ишачках» летать? Самолет, конечно, хороший, но ведь уже устаревший. С тридцать третьего выпускается.
– Не прав ты, Коля. Комдив что рассказывал, не помнишь? Как они на И-16 немцев и итальянцев гоняли. Даже новейшие их сбивали, эти, как их…
– «Мессершмитты». Сбивали. Вот только после этого уже два года прошло. Техника развивается, а мы все на том же летаем.
– Да перестань ты, вон, говорят, в Оршу уже два самолета новой конструкции пригнали. С немцами у нас договор, да они и не полезут, пока с Англией не разделаются. Не дураки небось, в Империалистическую поняли, как на два фронта воевать тяжело. Успеем и мы перевооружиться к этому времени.
Разговор прерывает команда на опробование двигателей. Едва Николай занимает место в кабине, как к его истребителю подъезжает автостартер. Раскрутка, запуск, мотор работает как часы. Николай осматривается. Командир звена, капитан Владимир Иванов, и второй ведомый, лейтенант Иван Воинов, тоже готовы к вылету.
Механик дает отмашку, и самолет, плавно ускоряясь, бежит по укатанной взлетке. Ни с чем несравнимое чувство полета портит только необходимость крутить ручку. Двадцать девять оборотов, шасси убраны, шпеньки видны. Пристроившись за качнувшим крылом ведущим справа, Николай дополнительно осматривается. Все в порядке, звено собрано, внизу видны взлетающие самолеты остальных летчиков. Первой, судя по виду, разбегается УТИшка. «Это сам комполка, вывозит нового комэска», – мелькает непрошенная мысль, а дальше все мысли крутятся только вокруг конкретных действий.
Звено приземляется. Николай, не снимая парашюта, подходит к командирской машине, у которой его уже ждут напарники. Короткий разбор полета, небольшая передышка в курилке напротив стоянки, пока механик дозаправляет самолет. Сидя на скамейке, Николай наблюдает, как бегает от одного приземлившегося самолета к другому командир полка. Раций на самолетах нет, и все замечания молодым он дает на земле, забираясь на крыло и разговаривая с сидящими в кабине летчиками.
– Вот она, польза физкультуры, – говорит, показывая на Резника, лейтенант Воинов. Но болтать некогда, самолеты готовы, и лейтенанты, дружно поднявшись, спешат занять места в кабинах.
Любимое время для авиаторов – полеты…
7 мая 1941 г. Москва. Кремль.
Кабинет Сталина.
Алексей-Иосиф
Ну, вот и первое изменение, которое я сделал. По планам, сегодня должны были собраться в шестнадцать часов и обсудить подготовку к войне на экономическом и политическом фронтах. А я вызвал Лаврентия на час раньше. Кажется, даже «напарник» удивился. Но никаких других мыслей или чувств я больше не заметил. Ладно, сейчас удивлю его еще больше.
– Здравствуйте, товарищ Сталин!
– Здравствуйте, товарищ Берия. Садитесь. Есть мнение, что в сложной международной обстановке необходимо объединить наркоматы внутренних дел и госбезопасности под единым управлением, – наблюдаю, как реагирует. Без восторга, но с пониманием. Еще бы, это только в будущем кресло министра – повод для радости. Только в наше, черт, в будущее время, начальник – это тот, кто раздает указания и ни черта не делает, и даже не думает. Здесь и сейчас начальник – тот, кто работает в соответствии со своей должностью, то есть больше всех подчиненных. Так что для Лаврентия мое сообщение не в радость. – Разработайте записку на мое имя как Председателя СНК по этому вопросу.
Пока Берия записывает в блокноте, встаю и прохожу на другой конец стола, к трубке, и не торопясь ее набиваю. Сейчас самая сложная часть разговора. Надо сыграть уверенно и без малейшего прокола. Иначе и меня заподозрят (подумав об этом, мысленно улыбаюсь в свои усы).
– Товарищ Берия, как вы считаете, в случае войны активизируется вся имеющаяся в стране оставшаяся не выявленной агентура различных, в том числе и союзных нам держав? – Лаврентий с удивлением смотрит на меня, явно не понимая, для чего этот риторический вопрос. – Но тогда возможна и засылка новой агентуры, не так ли? – Берия, уже ничему не удивляясь, подтверждает сказанное кивком.
– Имеются неподтвержденные, требующие дополнительной проверки сведения о наличии возможно дружественно настроенной к нам тайной организации, способной заслать своих людей с целью не только помощи нашему государству в борьбе против Германии, но и для воздействия на нашу политику в желательном им направлении. Возможно, такая агентура у них уже есть и внутри Советского Союза. Необходимо ориентировать органы на выявление и мягкое наблюдение за такими людьми. Согласно имеющимся сведениям, выявить их можно по необычным особенностям в поведении, разговорах, неизвестным песням, – чуть не прокололся, сказав «неизвестным в вашем времени песням». Хорошо, вовремя остановился. Затягиваюсь и прикрываю лицо клубом табачного дыма.
Лаврентий терпеливо ждет. Что ж, как в кино наш разведчик пояснял, запоминается последняя фраза. Сейчас он у меня ее запомнит.
– Есть еще один вопрос, товарищ Берия. Как проходит расследование дел об уничтожении белополяками пленных красноармейцев? Каковы результаты и сколько еще осталось нерасследованных случаев?
– По полякам могу ответить только примерно, товарищ Сталин. Всего выявлено почти три тысячи двести таких пленных, из них расследование закончено в отношении около двух тысяч человек. Приговор приведен в исполнение примерно для половины этого количества.
– Товарищ Берия, а у вас в наркоматэ много пистолэтов гэрманского производства?
Лаврентий удивленно смотрит на меня. Не дошло, значит.
– Ви мнэ не можете ответить так, сразу?
– Точную цифру дать не могу, товарищ Сталин. Примерно пять-семь процентов от общего количества.
– Это харошо, что ви так основателно изучили дэла в вашэм ведомствэ, товарищ Берия, – и тут же перехожу на грузинский, что уже дается мне легко, словно я знал его с детства. – Уточни данные и доложи мне сегодня в двадцать ноль-ноль. Есть мнение, что они нам очень пригодятся. И не забудь справку по лагерям с пленными польскими офицерами.
Лаврентий ошарашенно кивает и делает пометки в своем блокноте.
– Можешь использовать телефон товарища Поскребышева. Готовь данные, а ему передай – пусть впускает всех прибывших на совещание.
Берия уходит. Через минуту в дверях появляется голова Поскребышева. Увидев мой утвердительный кивок, он исчезает, а в кабинет один за другим входят Булганин, Вознесенский, Каганович, Молотов, Микоян, Шахурин. Пока они рассаживаются, вновь появляется Берия. Я открываю заседание фактически Совета Народных Комиссаров, то есть правительства. Обсуждаем подготовку к неминуемой, что, как мне казалось, ясно каждому присутствующему, войне. И тут оказывается, что Вознесенский в нее не верит и перестраивать промышленность на военные рельсы не рвется, мотивируя срывом выполнения пятилетнего плана и дополнительными расходами в бюджете. Судя по виду, кое-кто с ним согласен. Приходится вразумлять, причем почему-то речь напоминает мне недавно, всего чуть больше полвека вперед, прочитанное:
– Перестаньте думать по-мирному. Перестраивайтесь на военный лад. Учтите, что если сейчас мы начнем экономить и считать копейки, то потом будем платить много большую цену. Кровью наших людей будем платить, землей будем платить, разрушенными предприятиями и разоренными колхозами будем платить…
Не забыть бы после совещания подсказать Лаврентию, чтобы за ними проследили получше.
Наконец заседание заканчивается, и я останавливаю Берию классической фразой:
– А вас, товарищ Берия, я попрошу остаться…
162-й истребительный авиационный полк.
Николай Козлов
Частые звонкие удары в рельс разносятся над аэродромом. Очередная тревога, с которых последнее время часто начинаются полеты. Все как обычно – полк взлетел и начал выстраиваться по звеньям и эскадрильям, кружась над аэродромом. Но вместо посадки командир первой эскадрильи, капитан Овчаров, подал сигнал «делай как я», покачав крыльями, и, словно гигантская стая птиц, устремились вслед за ним все пятьдесят взлетевших машин.
Посмотрев на планшет с картой и сориентировавшись на местности, Николай сразу понял, что полк летит в сторону Балбасова. Умело выдерживая дистанцию и эшелон, он с удовольствием вспоминал о высших курсах в Кировобаде. После полученной на них подготовки такие полеты для него и его товарищей не представляли никаких трудностей. В Кировабаде они летали так, словно готовились к войне. Скорее всего, так и было, готовили их для отправки в Китай, но что-то изменилось, и вместо китайских аэродромов выпускники разлетелись по родным советским. Зато подготовка осталась и очень помогала, выделяя их из общей массы. Они даже имели немалый ночной налет, которого не имели и многие опытные летчики полка. Но, учитывая, что на подготовку стали обращать особое внимание, не жалея бензина, к концу лета весь полк должен был получить опыт полетов в сложных условиях.
В воздухе явно попахивало близкой войной. Об этом старались не говорить, но множество мелочей, понятных любому военному, прямо-таки вопило – скоро в бой…
Размышления Николая прерывает появление внизу знакомых ориентиров. Как он и предполагал, полк садится в Балбасово. Посадочную глиссаду Козлов выдержал на пять баллов. Самолет притер к земле плавно, не закозлил. Всем хорош «ишачок», но уж очень в управлении строг. Из-за этого молодые неопытные летчики часто на нем попадали в аварийные ситуации. Но иногда казусы случались и с более опытными, стоило чуть-чуть ошибиться.
Параллельно сто шестьдесят второму полку садился сто шестидесятый полк, вернее, его лидирующая «спарка»[3], УТИ-4. Летчики на спарке, не разобрав сигналов, зарулили как раз поперек посадочного курса садившегося «ишачка» Коротина. Все так и застыли – еще бы, столкновение уже не предотвратить. Такое совпадение бывает раз в жизни, но Вячеслав, обычно такой внимательный, сделал в этот раз неправильный расчет на посадку. Его самолет на это ответил вполне закономерно – скозлил. Причем дал такого козла, что истребитель прямо над рулящей «спаркой» пролетел в прыжке. Но сам Коротин этого даже и не заметил, вырулил на стоянку и на все подколки встречающих его летчиков только отшучивался, что его выдающийся козел заставил всех увидеть галлюцинации.
К месту посадки уже спешили командиры, явно ожидалось любимое армейское занятие в виде наказания невиновных и награждения непричастных, когда у КДП взлетела в воздух «тревожная» красная ракета. Сразу закончив разговоры, летчики побежали к своим самолетам.
Звено капитана Иванова, уже заправленное, было готово к полетам первым. Тем более, что и «пускачи»[4] уже стояли у самолетов. Комдив приказал звену взлететь и перехватить гражданский самолет с немецкими опознавательными знаками, при этом оружие применять в крайнем случае. Моторы уже прогреты, все стрелки показывают норму, летчики почти одновременно показывают технарям поднятый большой палец. Те в ответ отдают честь и дают отмашку на взлет. Звено разбегается и взлетает. Сделав боевой разворот, все три самолета звена устремляются вслед поблескивающему в лучах солнца некрашеным дюралем фюзеляжа двухмоторному гражданскому самолету, стремительно удаляющемуся от аэродрома в сторону Смоленска. Но «ишачки» звена нагоняют его, не зря И-16 считался скоростным истребителем.
Заканчиваю на этом, явно неожиданном для моих слушателей пассаже. Несколько секунд царит оглушительная тишина, сменяющаяся такими же оглушительными аплодисментами.
Заканчиваю день на банкете. Произношу пару тостов. Надеюсь, ни мое выступление, ни эти тосты историю сильно не изменят.
«Спецсообщение разведуправления6 мая 1941 г. Аэродром Едлино.
Красной Армии «О группировке немецких войск
на востоке и юго-востоке на 5 мая 1941 г.»[1]
№ 660477сс
5 мая 1941 г.
Сущность перегруппировок немецких войск, производившихся во второй половине апреля, после успешного завершения балканской кампании и до настоящего времени сводится:
1. К усилению группировки против СССР на протяжении всей западной и юго-западной границы, включая Румынию, а также в Финляндии.
2. К дальнейшему развитию операций против Англии через Ближний Восток (Турция и Ирак), Испанию и Сев. Африку.
3. К усилению немецких войск в Скандинавии, где они могут быть использованы с территории Норвегии против Англии, Швеции и СССР.
Для выполнения этих целей использованы силы, находившиеся в оккупированной части Франции, Бельгии, Голландии, и войска, освободившиеся после поражения Югославии и Греции.
Причем немецкие войска из Югославии шли:
а) через Венгрию и Австрию в районы Краков, в Прикарпатскую Украину и в Богемию;
б) в Румынию, в том числе на территорию Молдавии[2] и Сев[ерной] Добруджи.
Общее количество немецких войск против СССР на 5 мая достигает 103–107 дивизий, включая шесть дивизий, находящихся в районе Данциг и Познань. […]
В самом составе сосредоточенных против СССР сил обращает на себя внимание усиление танковых войск с 9 дивизий на 25 апреля до 12 дивизий на 5 мая; моторизованных, включая и мотокавдивизию, – с 7 дивизий на 25 апреля до 8 дивизий на 5 мая; горных – с 2 дивизий на 25 апреля до 5 дивизий на 5 мая.
В подготовке театра военных действий усиленно осуществляется строительство всех видов. Строятся вторые железнодорожные линии стратегических путей […]. Ведется усиленное строительство складов огнеприпасов, горючего и других видов военного обеспечения. Расширяется сеть аэродромов и посадочных площадок.
Кроме того, по всей границе, начиная от Балтийского моря до Венгрии, идет выселение с приграничной зоны населения.
Румынское правительство отдало секретное распоряжение об эвакуации из Молдавии учреждений и ценностей, что фактически уже осуществляется. Нефтепромышленные компании получили приказ о сооружении бетонных стен вокруг резервуаров с горючим.
Проводятся усиленно учения по ПВО городов, строительство бомбоубежищ и опытные мобилизации.
Производятся усиленные рекогносцировки немецкими офицерами нашей границы.
Из Вены донесено о призыве запасных офицеров, знающих Галицию и Польшу.
За счет освобождающихся сил из Югославии создается резервная группа главного командования […].
Использование против СССР венгерской и румынской армий выражается в следующем:
1. Общая численность венгерской армии доведена до 600 000 человек. Из 10 корпусов венгерской армии три корпуса (6, 7, 8-й) целиком, часть 9-го корпуса и три отдельные бригады сосредоточены в Прикарпатской Украине.
2. Из всей румынской армии свыше половины ее состава сосредоточено в Молдавии и Добрудже, а именно: 11 пехотных дивизий, две кав[алерийские] дивизии, одна кав[алерийская] бригада, одна мех[анизированная] бригада, две горнострелковые бригады. Многие соединения выдвинуты непосредственно к границе.
3. В проводимой реорганизации румынской армии особое внимание высшим командованием уделено комплектованию авиации, танковых и инженерных частей за счет кадров пехоты.
[…]Наиболее сильная группировка немецких и румынских войск на территории Румынии фиксируется в Буковине и Сев[ерной] Молдавии.
В Финляндии, несмотря на опровержение Финского правительства, значительные высадки немецких войск являются бесспорными, а именно: 10 апреля с немецких пароходов в порту Або высажено 10 000 человек; 29 апреля в том же порту высажено 12 000 человек.
Кроме того, в течение всей зимы на территории Финляндии находилось около 4000 человек немецких войск.
Наблюдением целого ряда источников было выявлено, что немецкие воинские эшелоны, по мере выгрузки, направлялись и продолжают идти по железной дороге и автотранспортом на север через Рованиеми на Киркинес.
[…]В Норвегии, в результате апрельских перевозок, общая численность немецких войск увеличилась с 10 дивизий до 13 дивизий, и подвоз продолжается.
Выводы:
1. За два месяца количество немецких дивизий в приграничной зоне против СССР увеличилось на 37 дивизий (с 70 до 107). Из них число танковых дивизий возросло с 6 до 12 дивизий. С румынской и венгерской армиями это составит около 130 дивизий.
2. Необходимо считаться с дальнейшим усилением немецкого сосредоточения против СССР за счет освободившихся войск в Югославии с их группировкой в районе протектората и на территории Румынии.
3. Вероятно дальнейшее усиление немецких войск на территории Норвегии, северонорвежская группировка которых в перспективе может быть использована против СССР через Финляндию и морем.
4. Наличные силы немецких войск для действий на Ближнем Востоке к данному времени выражаются в 40 дивизиях, из которых 25 – в Греции и 15 в Болгарии. В этих же целях сосредоточено до двух парашютных дивизий с вероятным их использованием в Ираке.
Начальник Разведывательного управления
Генштаба Красной Армии
Голиков»
162-й истребительный авиационный полк.
Николай Козлов
Аэродром. Это свой особенный мир, с его устоявшимися традициями и распорядком, меняющимся в зависимости от времени года и решений командира. Мир, где человека ценят по его умениям и где даже шутки профессиональны и непонятны для непричастных к авиации. Зато как хорошо на аэродроме ранним утром в день полетов. Свежий, прохладный, но уже точно весенний ветерок треплет обмундирование, стараясь забраться в любую щель, холодит лицо, выгоняя остатки сна. Вытянувшись в линейку, стоят расчехленные самолеты – маленькие, ладные, лобастые «ишачки», И-16, гениальное творение «короля истребителей» конструктора Поликарпова. Негромко урчат моторы пары топливозаправщиков и водомаслогрейки, переезжающих от самолета к самолету. О чем-то перекликаются техники и механики, возясь у самолетов. В один из готовых к полету самолетов забрался главный инженер полка и что-то рассматривает, разговаривая со стоящим рядом с кабиной, на крыле техником. Предполетная подготовка идет по плану.
Отчетливо пахнет бензином, начинающей пробиваться травой, горячими котлетами и какао. Повар привез полетный завтрак и сейчас раздает его исподтишка зевающим пилотам. Большинство уже торопливо доедает доставшееся, поглядывая на часы, висящие на стене одноэтажного, барачного типа домика. Скоро постановка задач на полеты, надо успеть до него не только позавтракать, но и сбегать в заведение типа «сортир». Иначе летать будет несколько затруднительно. Сегодня не просто полеты. После длительного перерыва наконец-то установилась хорошая погода, и дивизионное начальство дало «добро» на пилотаж в зоне. Конечно, после запретов Рычагова, так и не отмененных, кстати, после его отправки в Академию, упражнения стали намного проще. Но все же лучше переносить перегрузки, «отлив лишнюю жидкость», о чем помнят все летчики.
Николай, уже расправившийся со своей котлетой, отошел в сторонку, вдохнул бодрящего утреннего воздуха и осмотрелся. Техники и механики заканчивали работы и собирались в группы по звеньям, готовясь к своему построению. Скоро начнут собираться и летчики.
Наконец, строго в установленное время летчики идут на построение. Может быть, как шутят топчущие землю «сапоги», «когда бог раздавал дисциплину, авиация была в небе», но только не во время полетов и выполнения работ. Да, в повседневном общении строгой грани между начальниками и подчиненными, показной дисциплины у авиаторов не заметно. В воздухе и на технике все равны, и реальная иерархия в полку больше зависит от знаний и умений, чем от количества значков на петлицах. Но без дисциплины авиации не бывает. Люди, думающие иначе, обычно быстро ее покидают. Кто в другие рода войск, а самые недисциплинированные нередко вперед ногами. Воздух ошибок не прощает.
Сегодня построение необычное – строятся не поэскадрильно, а в зависимости от уровня подготовки. В недавно сформированном полку очень много молодых летчиков, которых еще готовить и готовить. Для этого нужны двухместные «спарки» – учебно-тренировочные истребители УТИ. А их всего шесть штук, поэтому летают они вдвое чаще боевых самолетов.
Самые подготовленные, в том числе и Николай, строились отдельно, и предполетный инструктаж с ними проводил лично командир полка. Держа в руке папку с лежащей в ней плановой таблицей полетов, подполковник Резник напоминал летчикам о порядке взлета, расписании полетов, выполнении упражнений в зонах, мерах безопасности.
– Напоминаю, что каждое упражнение выполняется в строгом соответствии с наставлением по производству полетов, спокойно и методично, без нарушений…
Николай отвлекся, подобное он уже слышал сотни раз, и задумался: «Неужели в Испании, в бою тот же Павел Васильевич строго соблюдал все наставления? Не верится. Особенно если вспомнить пилотаж самого командира и его заместителя. Летают энергично, смело, явно не по последним указаниям. Какой пилотаж!»
Толчок в бок заставил его очнуться. Улыбающийся друг и соперник по воздушным боям, такой же лейтенант Вячеслав Коротин спросил, подначивая:
– Не выспался? Не надо было вчера в Могилеве допоздна задерживаться. Построение-то уже закончилось.
– Выспался, выспался. Просто задумался. Как считаешь, мы так и будем на «ишачках» летать? Самолет, конечно, хороший, но ведь уже устаревший. С тридцать третьего выпускается.
– Не прав ты, Коля. Комдив что рассказывал, не помнишь? Как они на И-16 немцев и итальянцев гоняли. Даже новейшие их сбивали, эти, как их…
– «Мессершмитты». Сбивали. Вот только после этого уже два года прошло. Техника развивается, а мы все на том же летаем.
– Да перестань ты, вон, говорят, в Оршу уже два самолета новой конструкции пригнали. С немцами у нас договор, да они и не полезут, пока с Англией не разделаются. Не дураки небось, в Империалистическую поняли, как на два фронта воевать тяжело. Успеем и мы перевооружиться к этому времени.
Разговор прерывает команда на опробование двигателей. Едва Николай занимает место в кабине, как к его истребителю подъезжает автостартер. Раскрутка, запуск, мотор работает как часы. Николай осматривается. Командир звена, капитан Владимир Иванов, и второй ведомый, лейтенант Иван Воинов, тоже готовы к вылету.
Механик дает отмашку, и самолет, плавно ускоряясь, бежит по укатанной взлетке. Ни с чем несравнимое чувство полета портит только необходимость крутить ручку. Двадцать девять оборотов, шасси убраны, шпеньки видны. Пристроившись за качнувшим крылом ведущим справа, Николай дополнительно осматривается. Все в порядке, звено собрано, внизу видны взлетающие самолеты остальных летчиков. Первой, судя по виду, разбегается УТИшка. «Это сам комполка, вывозит нового комэска», – мелькает непрошенная мысль, а дальше все мысли крутятся только вокруг конкретных действий.
Звено приземляется. Николай, не снимая парашюта, подходит к командирской машине, у которой его уже ждут напарники. Короткий разбор полета, небольшая передышка в курилке напротив стоянки, пока механик дозаправляет самолет. Сидя на скамейке, Николай наблюдает, как бегает от одного приземлившегося самолета к другому командир полка. Раций на самолетах нет, и все замечания молодым он дает на земле, забираясь на крыло и разговаривая с сидящими в кабине летчиками.
– Вот она, польза физкультуры, – говорит, показывая на Резника, лейтенант Воинов. Но болтать некогда, самолеты готовы, и лейтенанты, дружно поднявшись, спешат занять места в кабинах.
Любимое время для авиаторов – полеты…
7 мая 1941 г. Москва. Кремль.
Кабинет Сталина.
Алексей-Иосиф
Ну, вот и первое изменение, которое я сделал. По планам, сегодня должны были собраться в шестнадцать часов и обсудить подготовку к войне на экономическом и политическом фронтах. А я вызвал Лаврентия на час раньше. Кажется, даже «напарник» удивился. Но никаких других мыслей или чувств я больше не заметил. Ладно, сейчас удивлю его еще больше.
– Здравствуйте, товарищ Сталин!
– Здравствуйте, товарищ Берия. Садитесь. Есть мнение, что в сложной международной обстановке необходимо объединить наркоматы внутренних дел и госбезопасности под единым управлением, – наблюдаю, как реагирует. Без восторга, но с пониманием. Еще бы, это только в будущем кресло министра – повод для радости. Только в наше, черт, в будущее время, начальник – это тот, кто раздает указания и ни черта не делает, и даже не думает. Здесь и сейчас начальник – тот, кто работает в соответствии со своей должностью, то есть больше всех подчиненных. Так что для Лаврентия мое сообщение не в радость. – Разработайте записку на мое имя как Председателя СНК по этому вопросу.
Пока Берия записывает в блокноте, встаю и прохожу на другой конец стола, к трубке, и не торопясь ее набиваю. Сейчас самая сложная часть разговора. Надо сыграть уверенно и без малейшего прокола. Иначе и меня заподозрят (подумав об этом, мысленно улыбаюсь в свои усы).
– Товарищ Берия, как вы считаете, в случае войны активизируется вся имеющаяся в стране оставшаяся не выявленной агентура различных, в том числе и союзных нам держав? – Лаврентий с удивлением смотрит на меня, явно не понимая, для чего этот риторический вопрос. – Но тогда возможна и засылка новой агентуры, не так ли? – Берия, уже ничему не удивляясь, подтверждает сказанное кивком.
– Имеются неподтвержденные, требующие дополнительной проверки сведения о наличии возможно дружественно настроенной к нам тайной организации, способной заслать своих людей с целью не только помощи нашему государству в борьбе против Германии, но и для воздействия на нашу политику в желательном им направлении. Возможно, такая агентура у них уже есть и внутри Советского Союза. Необходимо ориентировать органы на выявление и мягкое наблюдение за такими людьми. Согласно имеющимся сведениям, выявить их можно по необычным особенностям в поведении, разговорах, неизвестным песням, – чуть не прокололся, сказав «неизвестным в вашем времени песням». Хорошо, вовремя остановился. Затягиваюсь и прикрываю лицо клубом табачного дыма.
Лаврентий терпеливо ждет. Что ж, как в кино наш разведчик пояснял, запоминается последняя фраза. Сейчас он у меня ее запомнит.
– Есть еще один вопрос, товарищ Берия. Как проходит расследование дел об уничтожении белополяками пленных красноармейцев? Каковы результаты и сколько еще осталось нерасследованных случаев?
– По полякам могу ответить только примерно, товарищ Сталин. Всего выявлено почти три тысячи двести таких пленных, из них расследование закончено в отношении около двух тысяч человек. Приговор приведен в исполнение примерно для половины этого количества.
– Товарищ Берия, а у вас в наркоматэ много пистолэтов гэрманского производства?
Лаврентий удивленно смотрит на меня. Не дошло, значит.
– Ви мнэ не можете ответить так, сразу?
– Точную цифру дать не могу, товарищ Сталин. Примерно пять-семь процентов от общего количества.
– Это харошо, что ви так основателно изучили дэла в вашэм ведомствэ, товарищ Берия, – и тут же перехожу на грузинский, что уже дается мне легко, словно я знал его с детства. – Уточни данные и доложи мне сегодня в двадцать ноль-ноль. Есть мнение, что они нам очень пригодятся. И не забудь справку по лагерям с пленными польскими офицерами.
Лаврентий ошарашенно кивает и делает пометки в своем блокноте.
– Можешь использовать телефон товарища Поскребышева. Готовь данные, а ему передай – пусть впускает всех прибывших на совещание.
Берия уходит. Через минуту в дверях появляется голова Поскребышева. Увидев мой утвердительный кивок, он исчезает, а в кабинет один за другим входят Булганин, Вознесенский, Каганович, Молотов, Микоян, Шахурин. Пока они рассаживаются, вновь появляется Берия. Я открываю заседание фактически Совета Народных Комиссаров, то есть правительства. Обсуждаем подготовку к неминуемой, что, как мне казалось, ясно каждому присутствующему, войне. И тут оказывается, что Вознесенский в нее не верит и перестраивать промышленность на военные рельсы не рвется, мотивируя срывом выполнения пятилетнего плана и дополнительными расходами в бюджете. Судя по виду, кое-кто с ним согласен. Приходится вразумлять, причем почему-то речь напоминает мне недавно, всего чуть больше полвека вперед, прочитанное:
– Перестаньте думать по-мирному. Перестраивайтесь на военный лад. Учтите, что если сейчас мы начнем экономить и считать копейки, то потом будем платить много большую цену. Кровью наших людей будем платить, землей будем платить, разрушенными предприятиями и разоренными колхозами будем платить…
Не забыть бы после совещания подсказать Лаврентию, чтобы за ними проследили получше.
Наконец заседание заканчивается, и я останавливаю Берию классической фразой:
– А вас, товарищ Берия, я попрошу остаться…
«Возможной причиной отсутствия приемов со второго по пятое мая является болезнь диктатора, о которой упоминают в своих мемуарах некоторые участники событий. Но заболевание, очевидно, было не слишком тяжелым, поскольку уже пятого мая новый глава государства присутствовал на встрече с выпускниками военных академий, на которой и произнес речь, содержание которой тогда не было обнародовано. Советские газеты дали краткую информацию о прошедшем приеме и о выступлении на нем Сталина. Дипломаты и разведчики многих стран приложили немалые усилия, чтобы узнать, о чем говорил военной элите Советского Союза глава государства. Добытые ими сведения были крайне противоречивы и, как оказалось впоследствии, не верны. На прошедшем после встречи банкете запьяневший диктатор проговорился о скрытой подоплеке своей политики. Около полуночи, когда все уже находились в приподнятом настроении, один из генералов предложил тост за мирную политику и за творца этой политики – Сталина. Неожиданно для всех вождь протестующе замахал руками. Все растерялись. Как вспоминал позднее участник приема Энвер Муратов, Сталин был очень разгневан, немножко заикался и в его речи появился сильный грузинский акцент. Характерно именно то, что сказал обычно скрытный тиран в конце своей речи: «Спасти нашу Родину может только война с фашистской Германией и победа в этой войне. Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне».8 мая 1941 г. Аэродром Зубово.
А. Македонский (В. Грызун) «Дырокол», Нью-Йорк, 1977 г.
162-й истребительный авиационный полк.
Николай Козлов
Частые звонкие удары в рельс разносятся над аэродромом. Очередная тревога, с которых последнее время часто начинаются полеты. Все как обычно – полк взлетел и начал выстраиваться по звеньям и эскадрильям, кружась над аэродромом. Но вместо посадки командир первой эскадрильи, капитан Овчаров, подал сигнал «делай как я», покачав крыльями, и, словно гигантская стая птиц, устремились вслед за ним все пятьдесят взлетевших машин.
Посмотрев на планшет с картой и сориентировавшись на местности, Николай сразу понял, что полк летит в сторону Балбасова. Умело выдерживая дистанцию и эшелон, он с удовольствием вспоминал о высших курсах в Кировобаде. После полученной на них подготовки такие полеты для него и его товарищей не представляли никаких трудностей. В Кировабаде они летали так, словно готовились к войне. Скорее всего, так и было, готовили их для отправки в Китай, но что-то изменилось, и вместо китайских аэродромов выпускники разлетелись по родным советским. Зато подготовка осталась и очень помогала, выделяя их из общей массы. Они даже имели немалый ночной налет, которого не имели и многие опытные летчики полка. Но, учитывая, что на подготовку стали обращать особое внимание, не жалея бензина, к концу лета весь полк должен был получить опыт полетов в сложных условиях.
В воздухе явно попахивало близкой войной. Об этом старались не говорить, но множество мелочей, понятных любому военному, прямо-таки вопило – скоро в бой…
Размышления Николая прерывает появление внизу знакомых ориентиров. Как он и предполагал, полк садится в Балбасово. Посадочную глиссаду Козлов выдержал на пять баллов. Самолет притер к земле плавно, не закозлил. Всем хорош «ишачок», но уж очень в управлении строг. Из-за этого молодые неопытные летчики часто на нем попадали в аварийные ситуации. Но иногда казусы случались и с более опытными, стоило чуть-чуть ошибиться.
Параллельно сто шестьдесят второму полку садился сто шестидесятый полк, вернее, его лидирующая «спарка»[3], УТИ-4. Летчики на спарке, не разобрав сигналов, зарулили как раз поперек посадочного курса садившегося «ишачка» Коротина. Все так и застыли – еще бы, столкновение уже не предотвратить. Такое совпадение бывает раз в жизни, но Вячеслав, обычно такой внимательный, сделал в этот раз неправильный расчет на посадку. Его самолет на это ответил вполне закономерно – скозлил. Причем дал такого козла, что истребитель прямо над рулящей «спаркой» пролетел в прыжке. Но сам Коротин этого даже и не заметил, вырулил на стоянку и на все подколки встречающих его летчиков только отшучивался, что его выдающийся козел заставил всех увидеть галлюцинации.
К месту посадки уже спешили командиры, явно ожидалось любимое армейское занятие в виде наказания невиновных и награждения непричастных, когда у КДП взлетела в воздух «тревожная» красная ракета. Сразу закончив разговоры, летчики побежали к своим самолетам.
Звено капитана Иванова, уже заправленное, было готово к полетам первым. Тем более, что и «пускачи»[4] уже стояли у самолетов. Комдив приказал звену взлететь и перехватить гражданский самолет с немецкими опознавательными знаками, при этом оружие применять в крайнем случае. Моторы уже прогреты, все стрелки показывают норму, летчики почти одновременно показывают технарям поднятый большой палец. Те в ответ отдают честь и дают отмашку на взлет. Звено разбегается и взлетает. Сделав боевой разворот, все три самолета звена устремляются вслед поблескивающему в лучах солнца некрашеным дюралем фюзеляжа двухмоторному гражданскому самолету, стремительно удаляющемуся от аэродрома в сторону Смоленска. Но «ишачки» звена нагоняют его, не зря И-16 считался скоростным истребителем.