Логунова Елена. 12 невест миллионера

   – Афоня! Что это было?!
   Оскар Пуммер первым среагировал на распахнувшуюся дверь и, не глядя на ворвавшегося в помещение шефа, со зловещим выражением лица прочитал с экрана мобильника полуночную эсэмэску:
   – Общий сбор ровно в девять ноль-ноль, и вспомни все, что ты знаешь про…
   – Про… про… Прошу не называть имен! – задыхаясь от бега, перебил его Афанасий. – Нас нанимают в частном порядке, официально мы работаем на господина помощника.
   – Господина помощника – кого? – уточнила Даша.
   – Кого, кого… Всем известного героя с фамилией, которая не произносится!
   – На Бога, что ли?! – изумился обалдевший от недосыпа и внезапно распахнувшейся перспективы Викентий.
   Он работал всю ночь, уснул под утро и еще не ознакомился с мобилизующей и направляющей СМС.
   – Почему – на Бога? – Афоня тоже слегка обалдел.
   – Потому что это у него есть имя, которое не произносят, – объяснил Викентий. – Оно так и называется: Непроизносимое Имя Господа!
   – Нет!
   Афанасий шепотком на ушко озвучил Викентию небожественное имя, добежал до своего места во главе стола, плюхнулся на стул и вытер вспотевший лоб платочком:
   – Ф-у-у-у…
   – Поосторожнее в выражениях! – сухо сказал Викентий. – «Фу» про такого господина говорить опасно для жизни!
   – Вот как раз с этим все в полном порядке, – поспешил заверить его Афанасий. – Господин помощник нашего общего господина, имя которого мы, на всякий случай, лишний раз не будем озвучивать, заверил меня, что безопасность нам гарантирована. Обеспечивать безопасность – это они очень хорошо умеют.
   – А что они умеют плохо? – спросила дотошная Даша.
   – То, что хорошо умеем мы!
   Афанасий гордо оглядел своих бойцов.
   – Навыки коррекции маникюра – не в счет! – тут же съязвил вредный Пумба.
   Секретарша насупилась.
   – Ребята! – проникновенно сказал Журавлев. – Не собачьтесь, пожалуйста! Нам предложили участвовать в уникальном проекте!
   – Это выборы, что ли, уникальный проект? – фыркнул вредный и аполитичный Пумба. – Да плевал я на них с высокой горки!
   – Ну, это как посмотреть! – возразил Афоня.
   А воображение все же успело нарисовать ему лирический пейзажик: «Плевок на выборы с высокой горки».
   – Собственно, к организации выборов мы прямого отношения не имеем, – сказал Афанасий и тряхнул головой, чтобы выбросить из нее воображаемые урны для голосования, сгрудившиеся на цветочной полянке, как пчелиные ульи. – Наша задача – придумывать необыкновенные и удивительные проекты, мероприятия и ситуации, в которых будут проявляться лучшие качества того… чье имя мы сейчас не называем.
   – А у него все качества – самые лучшие! – запальчиво сказала секретарша Эмма. – Да, я так думаю! Что это вы на меня так смотрите? Да, он мне нравится!
   – Как мы смотрим? – слегка пристыженно пробормотал Журавлев.
   – Вы просто не понимаете! – вскричала тем временем простодушная секретарша. – Он такой… Такой… Та-а-акой!
   Она сложила наманикюренные ручки перед пышной грудью и закатила глаза к потолку.
   – Какой? – ревниво спросил Пумба.
   – Великий! – выдохнула Эмма.
   – Да он маленький! Он коротышка, ниже Ван Дамма! Он мне по плечо!
   – Наполеон тоже был маленький, но при этом Великий!
   – Так то Наполеон, а это…
   – А это не Наполеон! – рявкнул Афоня, конспиративно перекрывая голоса спорящих. – Ну и что? Мы открыты для сотрудничества! Мы и Наполеона готовы пиарить, и Ван Дамма, и вообще всех коротышек!
   – С Незнайкой во главе, – зачем-то добавила Даша.
   – Господа и дамы! – брюзгливо дергая носом, воззвал к присутствующим Викентий. – Теперь, когда вы все засветили своих тайных кумиров, не можем ли мы поговорить о деле? Скажи-ка, Афоня, а почему большая честь пиарить великого коротышку выпала именно нам?
   – Потому, что мы – креативные, независимые и местные, то есть хорошо знаем наш прекрасный южный регион со всеми его уникальными особенностями, – без запинки отбарабанил Афанасий. – К примеру, в Заполярье нашего клиента совсем другие люди пиарят. Те, которые на «ты» с белыми медведями, китами и дохлыми мамонтами, теоретически поддающимися клонированию.
   – Клонированные дохлые мамонты – это круто, – сказал впечатлительный Пумба.
   Неугомонное воображение Санчо нарисовало стадо лохматых зомби с хоботами.
   – А мы с кем на «ты»? – спросила въедливая Даша.
   Она любила конкретно поставленные задачи.
   – Ну, я не знаю! – разозлился ее начальник. – Надо подумать, с кем мы на «ты»! Кто тут вообще был, есть и будет, в нашем прекрасном южном регионе? Вик, ты покопайся в истории. Даша, на тебе – флора и фауна! Эмма, ты сделаешь мониторинг сообщений о нашем клиенте в региональных СМИ. А ты, Оскар…
   Санчо посмотрел на Пумбу и покачал головой:
   – А ты пока свободен, – сказал он, перебив шефа.
   – Почему это я свободен? – неожиданно обиделся тот. – Я, может, лучше всех сегодня подготовился! У меня, знаете, что есть? – Он вытащил из-под стола книгу в ярком переплете: – Вот!
   – Вау! – искренне восхитилась Эмма.
   Хотя книжка называлась вовсе не «Вау».
   Книжка называлась просто и без претензий: «Супермужик».
   Непосредственно под названием разместились выразительный императив: «Вали их безжалостно!» и художественное изображение человека, пиарить которого уже не было нужды, потому что его знал весь мир.
   Супермужик в плаще, как у Бэтмена, стоял на покатой крыше с красивым видом на башни Кремля, но смотрел не на рубиновые звезды, а на потенциального читателя, как бы давая ему понять, что вот эту самую книжку, хоть кровь из носу, но надо купить, обязательно!
   По блестящей ламинированной обложке широко расползлись красно-черные разводы на редкость зловещего заката – не иначе «пейзаж» Судного дня. Но как-то сразу чувствовалось, что Супермужик всех, кого надо, спасет и своих в беде не бросит. В связи с чем решительно не хотелось оказаться в лагере чужих, которых, видимо, и велено было безжалостно валить. Пяткой в глаз и всеми другими способами.
   Проняло даже аполитичного Викентия.
   – Дай почитать! – попросил он, окончательно определившись с лагерем: в «свои», конечно же, только в «свои»!
   Но воодушевленный Санчо поднял книжку, как икону:
   – Видите? Вот как люди работают! Вот чего ждут и от нас с вами! Все все поняли? Берем за образец. Вперед! За дело! За Родину, за нашего собственного Супермужика!
   – Наш-то пока еще не супер, – справедливости ради уточнила Даша. – Наш пока просто большой Босс.
   – Мегабосс! – предложил Пумба.
   – А Мегабосс – это разве не круче, чем Супермужик? – спросила въедливая Даша.
   – Нет, Супермужик круче, – подумав, ответил Викентий. – Супермужик – это сильная личность, а Мегабосс – пока просто сила.
   Сотрудники, в меру присущего каждому таланта изображая острый приступ вдохновения, удалились.
   Отнюдь не обманутый этой демонстрацией трудового энтузиазма, Афоня отшвырнул в сторону эту книжку и потянулся за другой – записной.
   Ему было ясно, что гвардию бойцов рекламного фронта в связи с новыми боевыми задачами не помешает усилить и пополнить ее состав.
 
   К сожалению, полного счастья в жизни не бывает.
   Полными бывают идиоты, карманы, ведра, бедра и еще задница – не как часть тела, а как событие. А полная задница – это жизнь, чрезмерно богатая событиями.
   Моя, например!
   Скандал разразился на следующий день после закрытия конференции, за работу на которой я получила от начальства письменную благодарность. А вот за благородный поступок – предоставление бесплатного ночлега заплутавшему московскому журналисту – я схлопотала устный выговор в непечатной форме.
   На мое несчастье, столичный гость оказался, во-первых, супругом родной дочери генерального директора популярного телеканала, а во-вторых – полным идиотом.
   Или наоборот – сначала идиотом, а потом супругом?
   Так или иначе, он не сумел утаить от законной половинки свои сочинские приключения, за что по полной программе огребли все их участники: и сам гуляка, и его проштрафившаяся коллега-дуэнья, и я, несчастная.
   – Я, конечно, все понимаю! – ероша редкую поросль вокруг блестящей лысины, сказал мне мой начальник. – Море, Сочи, темные ночи… Знаем, плавали! Но ты же думай, с кем связываешься! Связаться с таким мужем такой дочери такого отца – это значит послать свою карьеру прямиком к такой-то матери!
   – Да ладно? – усомнилась я.
   Серьезность ситуации доходила до меня как-то замедленно.
   – Короче, пиши заявление, – вздохнув, велел начальник. – На твое усмотрение: либо сразу на увольнение по собственному, либо – для начала – на продолжительный отдых. У тебя за пять лет на полгода неизрасходованных отпусков накопилось.
   – Как вариант, могу уйти в декретный, – сердито предложила я, шеф схватился за сердце и вновь взволнованно залопотал про таких мужей, таких детей и такую-то мать. – Да шучу я, шучу!
   И я написала заявление на отпуск.
   – Сиди тихо и не высовывайся! – собственноручно отслюнявив мне положенные отпускные, сказал начальник. – Через полгода об этой скверной истории все забудут, потому что непременно произойдет что-нибудь еще более скверное.
   – Что такое оптимизм, каждый понимает по-своему, – сказала на это я и ушла в свой внезапный отпуск, как Му-Му на дно.
   Это случилось в тяжелый день – понедельник.
   Утро вторника я провела на диване, слушая краем уха телевизор, пораженчески бубнивший про грядущий конец света, и составляя список потенциально подходящих мне мест работы. В отредактированной версии он оказался огорчительно коротким, так как было ясно: ни одно СМИ, дорожащее добрыми отношениями с властями, не возьмет на работу такой подрывной элемент, каким только что проявила себя я. Я все-таки отправила свое блестящее резюме в ряд изданий, но на моментальный заинтересованный отклик отнюдь не рассчитывала.
   Пожалуй, придется мне посидеть без работы какое-то время!
   – Сдохнуть можно! – прокомментировала эту перспективу моя энергичная Тяпа.
   Этим она всего лишь хотела сказать, что безделье несовместимо с моей активной натурой, но пугливая Нюня поняла ее по-своему и тут же заговорила об угрозе голодной смерти. Я послушно вообразила себе ужасы затяжной безработицы и конец света для меня лично и с целью экономии решила заранее перейти на дешевые подножные корма.
   Продолжая валяться на диване, я попеременно грызла ногти и морковку…
   И тут мне позвонил сам Афанасий Журавлев!
   Было время, когда его звонки вовсе не представлялись мне чем-то исключительным. Тесное общение с Афоней, который еще не стал рекламной мегазвездой, было для меня нормой жизни. Мы постоянно встречались, перезванивались, да что там – мы регулярно спали в одной постели! Потом я поняла, что Афанасий Журавлев, при всех его достоинствах, герой не моего романа, и наша связь оборвалась.
   Встречались мы редко и только по делу, молчаливый уговор не ворошить прошлое соблюдали неукоснительно. У меня имелось подозрение, что Афанасий все еще склонен считать меня идеалом любимой женщины, но я ничего не предпринимала для того, чтобы окончательно развеять это заблуждение, поскольку Афоня и так уже оставил меня в покое.
   И вот – пожалуйста, звоночек из прошлого!
   Я насторожилась, но Афанасий вел себя похвально корректно и исключительно деловито. Он вежливо поинтересовался моими делами и, узнав, насколько они безрадостны, тут же предложил мне для разнообразия поработать немножко не с кретинами всякими, а с нормальным руководителем.
   – А где он, нормальный? – грустно спросила я.
   – Где, где… – неопределенно отозвался мой друг и благородно удержался от рифмы.
   Затем он горделиво объяснил, что приглашает меня в свою собственную команду.
   – Ха! – сказала я, выразив таким образом свое отношение к предполагаемой нормальности его руководства.
   – Что – ха? – Друг и возможный работодатель слегка обиделся. – Разве мы с тобой плохо трудились вместе? Вспомни, как адски весело было делать ролик для «Пилигрима»!
   – Я не забыла то адское веселье, – призналась я и потерла веко.
   После работы над рекламным роликом для турбюро «Пилигрима» у меня долго дергался глаз.
   Да что глаз – я вся тогда дергалась, как припадочная!
   По задумке заказчика, в рекламе надо было снять такую же дружную зоотусовку, как в знаменитом детском стихотворении: «Тра-та, та, тра-та-та, мы везем с собой кота, чижика, собаку, Петьку-забияку, обезьянку, попугая – вот компания какая!»
   Поначалу клиент категорически настаивал на обязательном присутствии в кадре всех упомянутых персонажей, и это было полное тра-та-та, поскольку каждой твари полагалась роль со словами.
   Разговорчивого попугая мы нашли без труда, чижик тоже чирикал, как заведенный, но единственный в мире говорящий кот был описан лично Пушкиным А.С. и, очевидно, сдох еще во времена махрового царизма.
   С большим трудом убедив в этом нашего заказчика, мы уговорили его максимально сократить монолог кота до нескольких мявов, которые впоследствии путем виртуозной переозвучки должны были превратиться в бодрое скандирование текста песенки.
   Потом была фотосессия с дюжиной нервных котов и собак, после которой в студии пришлось срочно заменить ковровое покрытие.
   Потом клиент в принципе одобрил на собачью роль второго плана дога-далматинца, попросив от нас лишь самую малость: изменить конфигурацию и расположение черных пятен на белой шкуре.
   Новый рисунок согласовали за неделю и нанесли на шкуру пса по трафарету за полдня.
   Укушенный песичкой стилист потребовал двойной оплаты.
   Новое ковровое покрытие пришлось подвергнуть срочной химической чистке.
   На доске для дартса в курилке впервые появилось фотографическое изображение нашего заказчика. С этого момента на подоконнике рядом с набором дротиков всегда лежала стопка его фотографий, и они расходовались быстрее, чем туалетная бумага.
   Потом наш дорогой клиент выбрал действительно роскошного перса, который оказался на редкость упертой скотиной, убежденной, будто краткость – это единственно возможная сестра таланта. Или же у него было гипертрофированное чувство собственного достоинства?
   Кот наотрез отказывался издавать больше трех мявов подряд, а из трех слогов у озверевшего к тому времени сценариста получалось сложить только емкий императив: «И-ди-нах!» Клиенту же хотелось чего-то другого, поскольку указанный маршрут в списке предложений турбюро не фигурировал.
   – Что, вообще-то говоря, очень странно, – сказал тогда Афанасий, – это ведь такое популярное направление!
   А сценарист доверительно признался, что очень хочет уволиться. Или хотя бы повеситься.
   Это навело нас на мысль, оказавшуюся почти гениальной.
   С петельками из рыболовной лески на нижних зубах важный перс клацал челюстями, как железнодорожный компостер!
   К сожалению, выражение кошачьей морды при этом было далеко не самым добродушным. Забракованное «И-ди-нах!» подошло бы ему гораздо больше, чем согласованная с клиентом фраза о прелестях отдыха на Мальдивах.
   Увы нам, заказчик это заметил – не потому, что отличался повышенной зоркостью или особой тонкостью восприятия. Просто кошачью морду пришлось снимать самым крупным планом, иначе видны были исцарапанные руки осветителя, временно назначенного кукловодом.
   Заметив это досадное несоответствие, капризный заказчик потребовал заменить и осветителя, и кота.
   Мы бы предпочли заменить заказчика, но он уже успел купить себе статус священной коровы, перечислив нам пятидесятипроцентную предоплату.
   Лично мне из этих денег причиталась тысяча долларов.
   – Думай о них, – посоветовал мне Афоня, пока я запивала все невысказанное коньяком. – Не о нем, а о них!
   С этого момента, глядя на ненавистного заказчика, я воображала себе простенький веер из стодолларовых купюр и, поддакивая клиенту, мысленно разворачивала каждое вырванное у меня согласие в длинный постулат: «Да, моя штука баксов, конечно, моя штука баксов, будет исполнено, моя дорогая штука американских баксов!»
   Этот прием удержал меня в относительно здравом уме даже в тот безусловно критический момент, когда заказчик заартачился и не пожелал принять уже готовый ролик из-за того, что артикуляция идеально покрашенной собаки не вполне совпала с человеческим голосом за кадром.
   Мы не стали вновь мучать собаку, но истерзали дублями диктора, который тоже захотел получить двойную оплату или хотя бы повеситься.
   К этому моменту суицид – как альтернативу общению с нашим заказчиком – всерьез рассматривали почти все участники процесса, за исключением дрессированной обезьяны, которую в цирке приучили работать в одной команде с крокодилом, тигром и скунсом. По-моему, наш заказчик воплощал их всех в одном лице.
   Знаете, что всего труднее выдержать профессиональному творцу рекламы?
   Не заскоки клиентов, нет. Их глубокую и непоколебимую уверенность в том, что они лучше вас знают, как надо делать ролики!
   И что удивительно: это те же самые люди, которые не рискуют давать советы своим дантистам!
   Я не была уверена, что хочу вернуться в многотрудный рекламный бизнес.
   – Это будет временная работа, только до выборов, – оборвал мои горькие мысли Афанасий. – И я могу платить тебе по две тысячи в месяц. Ну, ты согласна? Две тысячи евро!
   Мои мысли стали заметно слаще.
   – Да, мои две штуки евро! – стремительно добрея, ответила я. – Конечно, мои две штуки евро! А что за работа-то?
   – Язва, – беззлобно обругал меня друг и начальник. – Лети к нам в офис, это не телефонный разговор.
   – Слушаю и повинуюсь, мои две штуки евро!
 
   «Как вы яхту назовете, так она и поплывет!» – вполне резонно утверждал мультяшный капитан Врунгель.
   Две тысячи евро в месяц меня устраивали. Ненадолго, конечно, не до самого выхода на пенсию по инвалидности! Я прекрасно понимала, что нервная работа в рекламном агентстве очень скоро вновь доведет меня до суицидального настроения, и не собиралась задерживаться у Журавлева дольше, чем на пару месяцев. Опять же не хотелось обнадеживать Афоню, который мог расценить мое согласие поработать с ним плечом к плечу как готовность к более тесным телесным контактам.
   Широким жестом отбросив в сторону недоеденную морковку, я покинула диван и переключила внимание на платяной шкаф.
   Строгие офисные костюмчики и платьица на сей раз не удостоились моего внимания. В рекламном бизнесе свой дресс-код! В дальнем углу нижней полки я отыскала старые джинсы с прорехами и дополнила их кумачовым шелковым топом из новой коллекции вечерних нарядов. Зеленые парусиновые тапочки, нефритовый кулон на медной цепи, способной согнуть шею матерого бульдога, браслеты с кораллами и бирюзой и художественно небрежная прическа в виде узла, скрепленного двумя китайскими палочками для еды, завершили мой новый образ.
   Теперь каждому за версту было видно, что я – на редкость яркая креативная личность! И на себя позавчерашнюю – чопорную бизнес-леди – я сегодняшняя не походила нисколько.
   Тем более удивительным показалось мне заявление Журавлева.
   – Мы с тобой очень похожи, Танюха, почти близнецы! – с чувством сказал он, разливая по рюмкам коньяк.
   Я покосилась на зеркальное стекло дверцы бара и заломила бровь.
   Синеокий брюнет Афанасий выше меня на голову, которая у него украшена пружинистыми кудрями, тогда как у меня глаза цвета хаки и гладкие русые волосы длиной чуть ниже плеч. Я уже не говорю о наших фигурах, каждая из которых по-своему замечательна, но при этом у меня «90-70-90», а у Журавлева примерно «120-80-80»!
   Так что назвать нас близнецами мог бы только человек с огромной фантазией и крайне слабым зрением.
   Например, слепой Гомер.
   Однако Афоня, как выяснилось, имел в виду вовсе не внешность.
   – И ты, и я – мы оба дико талантливы, импульсивны и независимы, – щедро похвалил он нас обоих. – Но я, став начальником преуспевающего агентства, сделался немного опасливым и теперь боюсь, что похвальная, в общем-то, осторожность не позволит мне раскинуть крылья фантазии максимально широко.
   – Ага, – я одновременно приняла коньяк и уловила мысль. – Значит, ты хочешь немного полетать на крыльях моей фантазии?
   – Точно, – Афоня поднял рюмку. – Ты будешь нашими крыльями, а я – нашим парашютом!
   Я представила себе крылатого коня Пегаса, навьюченного запасками, и услышала, как моя Тяпа с подозрением интересуется:
   – А не будет ли при этом кто-нибудь огорчительно приземленный лупить по нам из зениток?
   – Не волнуйся, нас прикроют! – ответил Афанасий и вкратце пересказал мне свою беседу с Иваном Ивановичем.
   – Однако! – уважительно сказала я.
   – А то! – горделиво сказал Афоня.
   Я побарабанила ногтями по подлокотнику кресла:
   – Наша только идея, или и воплощение тоже?
   Я ведь, если дать мне волю, могу придумать такое, что затруднится исполнить сам Господь Бог с его неограниченными возможностями!
   – С нас сначала идея, потом, если понравится, детальная концепция, а вот воплощать ее будут специально обученные и проверенные люди, – порадовал меня Афоня.
   Тогда я кивнула и сказала:
   – Ладно, договорились!
   – Согласна? Надо же! Наконец-то ты сказала мне «да»! – восхитился Афоня.
   – Я приняла твое предложение о взаимовыгодном сотрудничестве, – уточнила я, чтобы бывший возлюбленный не подумал чего другого.
   – Я целиком и полностью за взаимность! – заявил Афоня и глубоко запустил руку в брючный карман.
   Мне не понравился этот жест – я бы предпочла, чтобы наши отношения не опускались ниже пояса, но Афанасий всего лишь извлек из кармана флешку.
   – Вот! – торжественно сказал он, вручив ее мне. – Прими этот скромный знак внимания и искреннего расположения.
   Я подняла брови.
   С одной стороны, принимать от Журавлева какие бы то ни было знаки, кроме денежных, я не планировала. С другой – мне случалось получать гораздо более нескромные и неуместные подарки, чем вполне себе симпатичная флешка на тридцать два гигабайта!
   – В самом деле, это же не кольцо с бриллиантом, а полезный гаджет, – успокоил меня Афоня. – Можешь считать, что заботливый работодатель просто вооружил тебя еще одним орудием производства.
   – Ну, спасибо, – я пожала плечами и сунула миниатюрное орудие в сумку.
   Афанасий загадочно улыбнулся.
   Вид у него был чрезвычайно довольный.
   Я подумала, что если он не рассчитывает, что я буду делать ему что-либо приятное в более широком диапазоне, то пусть себе радуется. В конце концов, флешка мне всегда пригодится.
   Я поставила на стол пустую рюмку, поднялась и попрощалась.
   – До завтра! – все еще улыбаясь, кивнул Афанасий.
   Мы оба понимали, что нам, рожденным летать, целые сутки – вполне достаточный срок для полномасштабного разворота крыльев фантазии.
 
   Афоня-Мои-Две-Тыщи-Евро был вовсе не скуп. Тому, кто первым выдаст на-гора стоящую идею, он обещал большую премию, но люди старались не ради денег.
   «Фигню Продакшн» распирал энтузиазм.
   Всем хотелось вновь испытать восхитительное чувство профессиональной гордости, подзахиревшее на безалкогольной водице и вегетарианских кормах Копылова и его «др.».
   – Кто первый? Заходи! – весело крикнул Афоня в сторону своей приемной.
   – Кто хотит на Колыму? Заходи по одному! – процитировала моя начитанная Нюня.
   – Тьфу на тебя! Сглазишь еще! – отмахнулась от нее Тяпа.
   За приоткрытой дверью мажорно гудели голоса, в щелочке поблескивал чей-то глаз.
   – Я! Я первый!
   В кабинет, где за длинным столом на манер маленькой, но суровой экзаменационной комиссии устроились я и Афоня, ворвался раскрасневшийся Оскар Пуммер.
   Он, не оборачиваясь назад, брыкнул ногой – в приемной охнули – и шумно захлопнул за собой дверь.
   – Рассказывай, – велел Афанасий, жестом пригласив сопевшего Пумбу присесть. – Что у тебя?
   – Конец света!
   – Персональный? – заинтересовался Афоня.
   – Почему персональный? Всеобщий! Это же информационный повод планетарного масштаба, разве нет?
   – Разве да, – согласился Афоня. – Вот только на планетарный уровень замахиваться нас не просили. Ты не понял вводную? Только региональные мероприятия, только юг России!
   – Ага, – Оскар потер лоб, очевидно, прикидывая, нельзя ли организовать конец света в отдельно взятом регионе и будет ли это хорошим информационным поводом?
   – Вот такие горе-деятели и потопили Атлантиду! – тихо сказала я Афоне.
   – Тогда предлагаю устроить осенний праздник: закрытие купального сезона на курортах Черноморского побережья Краснодарского края! – сказал Пумба.
   Афоня без энтузиазма шевельнул бровями.
   Я тоскливо зевнула в ладошку.
   – Да вы только представьте!.. – Пумба сам заволновался, как осеннее море. – Бархатный сезон, длинная белая набережная, большое красное солнце медленно тонет в воде. Счастливые нарядные люди фотографируются на фоне заката…
   – Закат – редкое природное явление в наших широтах, – вежливо согласился Афоня и потянулся за кофе.
   – Это пр-р-ролог! – рыкнул Пумба и взъерошил головную шерсть. – «Блям, блям!» – мелодично бьют склянки в порту. Это сигнал! Со стороны моря доносится дивная музыка…
   – Это вступает хор русалок? – предположила я.
   – Нет! Это всплывает из морских глубин роскошный рояль!