– Гм! – в третий раз повторила Ирка.
– Чай зеленый, китайский, ручной скрутки, сорта «Серебряный дракон», – сказал любезный господин Драгонский-Суржиков, протягивая Ирке дымящуюся чашку.
Кроме чашек, на подносе были рюмки и бутылка с плавающей в прозрачной жидкости коричневой змейкой. Я решила, что нипочем не стану пить настойку на незнакомой рептилии, и поспешно схватила творожный сырок с изображением мультяшного Дракоши.
– Вы, я вижу, фанат? – спросила я, жестом отказываясь от змеиной наливочки и кивая на драконий иконостас на стене. – Боюсь спросить, это у вас что-то личное?
– Ах, вы угадали! – Афанасий порывисто всплеснул рукавами халата, взвихрив атмосферу в комнате.
Мелодично зазвенели украшающие дверной проем подвески в виде свернутых в бараний рог хрустальных змеек с раздвоенными языками.
– Девичья фамилия моей матушки – Драгонская, – доверительно поведал Афанасий. – Улавливаете корень?
– От искаженного «драгун»? – предположила я.
– От искаженного «дракон»! – уверенно возразил Афанасий. – Я глубоко убежден, что мой давний предок, затерянный в веках основатель нашего рода, звался Драконским!
– Например, Георгий Победоносец-Драконский! – ляпнула Ирка, любуясь картинкой на палехском подносе.
– Очень может быть! – с жаром согласился Афанасий, явно не заметив насмешки. – Знаете, я заказал Дворянскому собранию проследить корни моего родового древа и надеюсь, что специалисты по генеалогии подтвердят мою версию.
– А вы тем временем уже и фамильные портреты собирать начали? – не удержавшись, съязвила я, кивая на стену.
– Да, драконы – это моя слабость, – признался незлобивый Драгонский-Суржиков, с нежностью погладив резной подлокотник дивана.
Я с опозданием разглядела в темных деревянных завитушках жуткую драконью морду с выпученными глазами и высунутым языком и поспешно подвинулась ближе к Ирке.
– Слабость, – повторила она.
Я заподозрила, что ее слабит после первого же глотка драконьего чая, и подумала, что надо поскорее уносить ноги из этого музея.
– Драконы – они все такие разные, – мечтательно сказал коллекционер.
– Винторогие, перепончатокрылые, мечехвостые, – я вспомнила юмористическую классификацию драконов, данную Пристли в романе «Тридцать первое июня».
Драконолюб Суржиков посмотрел на меня с уважением.
– А что у вас? – деликатно кашлянув, спросил он. – Можно мне взглянуть на вашего змеевидного дракона?
– Вот, – Ирка, отличающаяся в последние полчаса удивительной немногословностью, вытащила из-под себя пухлый целлофановый пакет и шмякнула его на мозаичный столик.
Перехватив инициативу, я размотала скотч и потянула из кулька длинномерного Мурдава.
– Это… Э… О! – выдавил из себя Суржиков, явно не ожидавший увидеть ничего подобного.
– Авторская работа, – подтвердила я.
– Чья же? – спросил Суржиков, осторожно трогая раздвоенный двужильный кабель, заменяющий нашему Мурдаву язык.
– Моя, – с вызовом сказала Ирка.
– Ирина Иннокентьевна Максимова, – запоздало представила я подругу коллекционеру. – Очень известный и популярный автор.
В этот момент у Ирки зазвонил мобильник. Явно обрадовавшись возможности сменить собеседника, подруга выдернула трубку из кармана, поднесла ее к уху и на одном дыхании протарахтела:
– Алло, слушаю вас, говорите, кто это?
– Ирина Иннокентьевна – очень востребованный мастер, – извиняющимся тоном сказала я Суржикову.
– Ё-к-л-м-н! – матерно выругался «востребованный мастер». – Ну, ни хрена не слышу!
– Что вы хотите: богема! – шепнула я явно шокированному Суржикову. – В этих кругах ненормативная лексика – признак хорошего тона!
– Яцек, это ты, что ли? – орала популярная и востребованная богемная Ирка. – Прямо из Польши звонишь? И не жалко тебе злотых?
– Видите, в Европе очень большой интерес к работам Ирины Иннокентьевны. Вот, поляки валютой платят! – я воспользовалась возможностью набить цену нашему Мурдаву – не потому, что собиралась его продать, вовсе нет! Просто мне показалось, что коллекционер не оценил Иркин шедевр по достоинству.
– Грунт? Возьму, как обычно, сотню мешков, – Ирка, похоже, забыла о нашем с Суржиковым присутствии и погрузилась в деловой разговор на живо интересующую ее тему.
– Холсты грунтовать! – быстро вставила я, надеясь, что Ирка не упомянет синонимичное слово «почвосмесь».
– Так много холстов? – вздернул брови впечатленный Суржиков.
– Говорю же: очень востребованный мастер! – сказала я.
Ирка, которую короткая беседа с польским поставщиком почвогрунта явно привела в нормальное состояние, выключила трубку, сунула ее в карман, поискала глазами и сцапала за загривок Мурдава.
– Ну, мы пошли! – бесцеремонно сообщила подруга.
– Как – пошли? Мы же еще даже не поговорили о цене на это прекрасное создание! – Драгонский-Суржиков поспешно ухватил хвост ползущего через стол Мурдава.
– Тысяча баксов! – нахально объявила я.
– И торг здесь неуместен! – веско сказала Ирка, не дав коллекционеру даже слово вставить.
– Всего доброго! – сказала я в стену – всей драконьей компании оптом.
– Счастливо оставаться! – сказала Ирка, решительно высвобождая из сведенных судорогой пальцев Суржикова Мурдавий хвост.
Не дожидаясь, пока хозяин дома «отомрет» и проводит нас в прихожую, мы покинули драконье логово, шумно сбежали по ступеням лестницы во двор, сели в машину, захлопнули дверцы и только тогда обменялись впечатлениями:
– Сколько в мире разных придурков! – воскликнула Ирка.
– Но этот конкретный придурок – не тот, который нам нужен, – с сожалением сказала я.
Мы отъехали от дома любителя драконов Афанасия Суржикова, и минут через пять Ирка вдруг сказала:
– Тысяча долларов – это ты, конечно, загнула, но баксов за триста он нашу змеюку взял бы, это точно!
– Не огорчайся, – утешила я подругу, расстроенную упущенной выгодой. – Ты всегда успеешь связать еще одного-другого монстрика. Считай, что сейчас мы просто исследуем рынок и определяем покупательский спрос на Мурдавов ручной работы.
Ирке такой деловой подход явно понравился, она перестала хмуриться и вдруг даже запела:
– Монстры бывают разные: черные, белые, красные!
Я смекнула, что она намекает на Драгонского-Суржикова с его драконьим выводком, и подхватила:
– Но всех одинаково хочется! Посмотришь – и обхохочешься!
– Или обкакаешься, извини за выражение, – добавила Ирка. – Честно говоря, мне в этом драконьем заповеднике было немного не по себе! Я, конечно, люблю животных, но избирательно.
Упоминание о любви к животным вынудило меня вспомнить о животной любви в интерпретации «Порно-Пупса», и теперь уже я сделалась молчалива и сумрачна.
– Надо воды налить. А где ведро-то? – спросил Василий в гулкую тишину пустой квартиры.
В обозримом пространстве захламленной кухни пустого ведра не нашлось. Морщась, потому что верчение головой причиняло ему сильное беспокойство, Василий обошел и осмотрел все доступные помещения, но ничего, похожего на искомое ведро, не обнаружил.
– Ну, и где искать-то? – Василий поднял глаза к небу, словно обращаясь за советом к высшим силам.
Высшие силы любезно сподобили его разглядеть под потолком поместительные антресоли.
– Может, там? – Василий почесал в затылке и поплелся в коридор за стремянкой.
Подъем на четыре ступеньки показался ему восхождением на Эльбрус. Покачиваясь и балансируя руками, Василий дотянулся до антресолей, распахнул дверцы и заглянул в темное нутро протяженного, как тоннель метрополитена, шкафа. Никаких ведер, тазов или лоханей в нем не было, но зато в дальнем углу поблескивала стеклянная банка. Василий натужно сморщил лоб, шевеля губами, подсчитал на пальцах, что три трехлитровые банки заменят одно девятилитровое ведро, и обнадежился. Он поудобнее прихватил обнаруженную у края шкафчика чугунную кочергу и потянулся ею к таинственно поблескивающей стеклянной емкости.
Кочерга скользнула по круглому боку банки, даже не сдвинув ее с места, и тут Василий со всей определенностью понял, что баллон отнюдь не пуст! Это открытие заставило его внимательнее всмотреться в темные недра шкафа. Напряженное таращенье глаз имело своим результатом усилившееся сердцебиение. Василия пробил нервный пот, когда он сообразил, чем может оказаться содержимое неприступного баллона!
– Спирт! – пересохшими от волнения губами прошептал плиточник-бетонщик. – Или березовый сок? Нет, спирт!
Василию было крайне трудно представить, чтобы кто-то столь бережно хранил такой никчемный напиток, как березовый сок. То ли дело – спирт! Такое добро, ясное дело, нужно прятать понадежнее!
Василий шумно сглотнул, огляделся и с отчаянным возгласом: «Эх-ма, где наша не пропадала!» схватился за край антресолей обеими руками, подтянулся, оттолкнулся ногами и головой вперед полез в шкаф, цепляясь взглядом за гипнотизирующий его баллон. Стремянка покачнулась и рухнула вниз, аккуратно сложившись.
– Это чегой-то грохнуло? – встрепенулась баба Глаша, в этот самый момент открывшая дверь на лестницу.
– Должно быть, мальцы во дворе петарды рвут, – успокоил встревоженную старуху плотник Иван Трофимович, протягивая руку за ключом.
– Вот бисовы души! – беззлобно выругалась баба Глаша.
Она прислушалась, выпростав из-под цветастой косынки одно острое эльфийское ухо. Грохот не повторился. Плиточник Василий, испуганный произведенным им самим шумом, замер в шкафу, как мышка. Ему совсем не улыбалось быть застуканным на антресолях хозяйкой квартиры, самих антресолей, а также спрятанного там баллона со спиртом.
– На тебе ключ, Трофимыч, – сказала успокоившаяся бабка. – И смотри там, хорошо работай, не обижай хозяйку, она хорошая дивчина!
– Когда ж я обижал дивчин? – молодцевато подкрутив ус, плотник залихватски подмигнул бабке, вынудив ее кокетливо прикрыться углом косынки.
Улыбаясь волнующим воспоминаниям полувековой давности, баба Глаша удалилась восвояси, а Иван Трофимович выданным ему ключом открыл дверь соседней квартиры, вошел, дверь за собой аккуратно запер и положил ключ в карман. Бочком, чтобы не свалиться в устроенную собственноручно яму в коридоре, он проследовал в кухню, поставил на пол чемоданчик с инструментами и сказал:
– Непорядочек!
В кухне кто-то успел нерадиво похозяйничать: посреди помещения высилась ванна с песком. Поперек нее лежала сложенная стремянка, придающая ванне некоторое сходство с аэропланом. Иван Трофимович огляделся по сторонам в поисках затейника, играющего в летчика в открытой песочнице из сантехнического оборудования, никого поблизости не увидел, поднял стремянку и переставил ее к стенке.
Верхний край стремянки едва не задел распахнутые дверцы шкафа под потолком.
– Непорядочек! – огорченно повторил хозяйственный Иван Трофимович, покачав головой.
Он ловко растопырил стремянку, поднялся по ней, аккуратно закрыл дверцы шкафа и задвинул шпингалет.
– М-мать вашу так! – тихо промычал замурованный на антресолях плиточник Василий.
В отчаянии он сильно приложился головой о стену, но промахнулся и угодил лбом в тот самый баллон. Банка разбилась, окатив плиточника спиртом. Василий захлебнулся, вынырнул, сделал глубокий вдох и поспешно приник устами к растекающейся по антресолям луже.
– Чего это? – услышав наверху гулкий звук удара, вскинул голову Иван Трофимович.
Распластанный, как выброшенный на берег кит, Василий беззвучно лакал спирт.
Подумав, что шумят соседи сверху, плотник взял специально принесенный домкрат и полез под пол.
Сантехник Сергей быстрым шагом вошел в подъезд, остро глянул на дверь бабы Глаши и порадовался тому, что неусыпная старушка на сей раз не торчит на пороге, как мухомор. Он в мгновение ока открыл своим ключом дверь соседней квартиры и бесшумно просочился внутрь. Помня, что под стеной в коридоре дядька-плотник накануне снял пару досок, Сергей с разбегу прыгнул на середину узкой прихожей.
Домкрат, на котором Иван Трофимович только-только начал поднимать просевший пол, под тяжестью Сергея упал, и весь пласт снятых с опоры досок тяжело лег на плотника. Придавленный Иван Трофимович даже не крякнул. Близко-близко перед глазами он увидел кирпичную тумбу, машинально подумал: «А кирпич ничего, еще крепкий!», и тут в глазах у него потемнело, а дыханье прервалось, потому что к Сергею, стоявшему на его хребте, присоединился подоспевший Виталик.
– Пошли! – Виталик фамильярно стукнул Сергея по спине, ускорив его продвижение.
Сантехники сошли со спины сплющенного совокупной тяжестью досок и двух тел Ивана Трофимовича и протопали в комнату. Изнемогший плотник, чувствуя себя перетрудившимся атлантом, вздохнул и затих, копя силы.
– Я, пожалуй, к себе в офис вернусь, – поглядев на часы, сказала Ирка. – У меня новые менеджеры в торговом зале, две на редкость тупые девицы, сырой материал! Представляешь, продают семена «Бейо заден» как «Нюнемс заден» и наоборот!
– А чем один заден отличается от другого? – лениво поинтересовалась я.
– Ценой, конечно! В остальном – один хрен.
– Голландцы продают русским семена хрена?!
– И хрена тоже, – кивнула Ирка. – Причем в ассортименте, несколько разных гибридов.
– А чем голландские хрены лучше наших? – мне уже было интересно.
– Ну, они крупнее, ровнее, на вкус острее, – добросовестно подошла к ответу подруга.
– И тверже? – подсказала я, коварно улыбаясь.
Ирка глянула на меня и сердито заметила:
– Опять про порнографию думаешь!
– В свете истории с сексуальным рабством Манюни я начинаю видеть эротический подтекст буквально во всем! – пожаловалась я.
– Например, в подмигивании светофора? – предположила Ирка, останавливаясь на красный.
– Ну! А еще, посмотри направо: по Пушкинской площади колесят велосипеды, видишь?
– Ну? – повторила подруга.
– Лениво так колесят, неспешно, и один другому все время в хвост пристраивается, ты видишь? А я на это смотрю и думаю: вот брачные игры велосипедов!
– Двухколесные вступают в стадию размножения! – фыркнула Ирка. – Ждите появления порносайта «Опс! Велосипопс!».
– Это название отчетливо попахивает однополой машинной любовью! – заметила я.
– А велосипеды-то, посмотри, оба голубого цвета! – захохотала подруга.
Светофор позеленел – очевидно, от зависти к тому вниманию, которое мы уделили не ему, а голубым великам. Ирка перестала ржать, как Сивка-Бурка, стронула машину с места и совсем другим, деловым тоном спросила:
– Так куда тебя подвезти?
Я только рот открыла, и тут запел мой мобильник. Махнув рукой подруге – мол, потом поговорим! – я прижала трубку к уху.
– Добрый день! – как мне показалось, немного заискивающе произнес незнакомый мужской голос. – Я звоню по поводу вашего объявления о продаже…
– Да! – с энтузиазмом вскричала я. – Продаем и готовы с вами встретиться!
– Правда? – мужчина неподдельно обрадовался.
– Еще один клюнул на Мурдава! – шепнула я Ирке, прикрывшись ладошкой.
Подруга разволновалась и пропустила нужный поворот. Равнодушно подумав, что теперь нам придется объезжать квартал, я плотнее притиснула трубку к уху и ухватила обрывок фразы:
– …могу посмотреть?
– Когда можно посмотреть? – повторила я. – Да хоть сейчас!
– А через час можно?
– Можно, конечно!
– Договорились!
В трубке пошли гудки.
– До чего договорились? – я отлепила трубку от уха и посмотрела на нее с немалым удивлением. – Странный мужик, он же не сказал, где мы с ним будем встречаться!
Я перевела озадаченный взгляд на подругу.
– Слушай, а ты разве указывала в объявлении свой телефон? – прищурилась Ирка.
– Вроде нет…
Я тоже прищурилась, почесала переносицу и с сожалением признала:
– Похоже, это был не наш клиент! Снова кто-то ошибся номером! Ох, как мне надоела эта ерунда с изменением телефонных номеров!
– И все-таки интересно, что он хотел посмотреть и купить? – задалась вопросом Ирка, в которой вновь забилась торговая жилка. – Может, у нас это есть, и мы действительно не прочь это продать?
– Если этот дядька перезвонит, я расспрошу его толком, – пообещала я. – Останови на углу, я придумала, куда мне надо!
– Вот образец деловой женщины, – съязвила подруга. – Она сама придумывает себе дела!
– Все, пока! Увидимся-услышимся! – отмахнулась я, выходя из машины.
Налакавшийся спирта плиточник Василий, лежа на антресолях, уже почувствовал свою близость к небесам и затих не ради конспирации, а в предвкушении неотвратимо грядущего пьяного блаженства.
– Капает! – озабоченно сказал сантехник Сергей, притормозив на пороге комнаты.
С потолка в коридоре капал спирт, разлитый на антресолях.
– Вечная беда – соседи сверху! – философски пожал плечами сантехник Виталик. – Но нам-то что? Мы свою работу сделали, а те трубы, что выше стояка, – это уже не наша проблема!
– Вот увидит хозяйка лужу на полу – и фиг ты ей докажешь, что это не наша проблема! Скажет – устраняйте течь, и придется что-то делать. А мы с тобой, между прочим, еще за выполненный объем работ всех положенных денег с нее не получили!
С этими словами рассудительный Сергей живо сбегал в кухню, взял с подоконника оставленный кем-то пластиковый стаканчик и подставил его точно под капель.
Под бодрое бульканье капающего в стаканчик спирта сантехники-кладоискатели переместились в комнату. Виталик проворно отвернул подрезанный накануне линолеум и вместе с напарником откинул тяжелую крышку люка.
– Ну, пошли в забой? – оживленный Виталик надел на голову шахтерскую каску с лампочкой и поиграл ножовкой по металлу.
– Пилите, Шура, они золотые! – пробурчал, ныряя в люк, начитанный Сергей.
Виталик полез следом за напарником, но прежде, чем скрыться под полом, поддернул край линолеума и, точно одеялом, прикрыл сверху квадратный провал люка.
Через минуту из-под пола послышался приглушенный шум пилы.
Таня Блошкина, штукатур второго разряда, подойдя к двери, услышала этот нудный звук и сразу раздумала стучать. Шум производимых в квартире работ свидетельствовал о том, что Таня пришла не первой, кто-то из мастеров-смежников ее опередил.
– Она говорила, что будет работать плотник! – Таня напомнила сама себе слова нанявшей ее квартирной хозяйки, смело толкнула дверь и вошла в квартиру.
Самого плотника нигде не было видно, но где-то под полом деловито зудела пила.
– Да, полы тут те еще! – критически хмыкнула Таня, обходя длинную яму в прихожей.
По качающимся доскам и по спине несчастного Ивана Трофимовича она неспешно прошла в комнату, положила под стеночкой принесенную с собой сумку и достала из нее аккуратно уложенную поверх инструментов спецодежду – старый медицинский халат, на котором были почти незаметны пятна шпаклевки и белой водоэмульсионной краски.
Демонстрируя отточенность и экономность движений, женщина неторопливо переоделась.
К сожалению, насладиться этим несуетным стриптизом в исполнении сорокалетней дамы с телосложением колобка в данный конкретный момент было некому. Слаженный дуэт сантехников вдохновенно исполнял фугу на пиле под полом комнаты, а расплющенный плотник тихо оплакивал свою неудавшуюся жизнь под гнетом досок в прихожей. Пьяный плиточник Василий, глубоко вдыхая спиртовые пары, сладко, но без храпа спал на антресолях.
– Чай зеленый, китайский, ручной скрутки, сорта «Серебряный дракон», – сказал любезный господин Драгонский-Суржиков, протягивая Ирке дымящуюся чашку.
Кроме чашек, на подносе были рюмки и бутылка с плавающей в прозрачной жидкости коричневой змейкой. Я решила, что нипочем не стану пить настойку на незнакомой рептилии, и поспешно схватила творожный сырок с изображением мультяшного Дракоши.
– Вы, я вижу, фанат? – спросила я, жестом отказываясь от змеиной наливочки и кивая на драконий иконостас на стене. – Боюсь спросить, это у вас что-то личное?
– Ах, вы угадали! – Афанасий порывисто всплеснул рукавами халата, взвихрив атмосферу в комнате.
Мелодично зазвенели украшающие дверной проем подвески в виде свернутых в бараний рог хрустальных змеек с раздвоенными языками.
– Девичья фамилия моей матушки – Драгонская, – доверительно поведал Афанасий. – Улавливаете корень?
– От искаженного «драгун»? – предположила я.
– От искаженного «дракон»! – уверенно возразил Афанасий. – Я глубоко убежден, что мой давний предок, затерянный в веках основатель нашего рода, звался Драконским!
– Например, Георгий Победоносец-Драконский! – ляпнула Ирка, любуясь картинкой на палехском подносе.
– Очень может быть! – с жаром согласился Афанасий, явно не заметив насмешки. – Знаете, я заказал Дворянскому собранию проследить корни моего родового древа и надеюсь, что специалисты по генеалогии подтвердят мою версию.
– А вы тем временем уже и фамильные портреты собирать начали? – не удержавшись, съязвила я, кивая на стену.
– Да, драконы – это моя слабость, – признался незлобивый Драгонский-Суржиков, с нежностью погладив резной подлокотник дивана.
Я с опозданием разглядела в темных деревянных завитушках жуткую драконью морду с выпученными глазами и высунутым языком и поспешно подвинулась ближе к Ирке.
– Слабость, – повторила она.
Я заподозрила, что ее слабит после первого же глотка драконьего чая, и подумала, что надо поскорее уносить ноги из этого музея.
– Драконы – они все такие разные, – мечтательно сказал коллекционер.
– Винторогие, перепончатокрылые, мечехвостые, – я вспомнила юмористическую классификацию драконов, данную Пристли в романе «Тридцать первое июня».
Драконолюб Суржиков посмотрел на меня с уважением.
– А что у вас? – деликатно кашлянув, спросил он. – Можно мне взглянуть на вашего змеевидного дракона?
– Вот, – Ирка, отличающаяся в последние полчаса удивительной немногословностью, вытащила из-под себя пухлый целлофановый пакет и шмякнула его на мозаичный столик.
Перехватив инициативу, я размотала скотч и потянула из кулька длинномерного Мурдава.
– Это… Э… О! – выдавил из себя Суржиков, явно не ожидавший увидеть ничего подобного.
– Авторская работа, – подтвердила я.
– Чья же? – спросил Суржиков, осторожно трогая раздвоенный двужильный кабель, заменяющий нашему Мурдаву язык.
– Моя, – с вызовом сказала Ирка.
– Ирина Иннокентьевна Максимова, – запоздало представила я подругу коллекционеру. – Очень известный и популярный автор.
В этот момент у Ирки зазвонил мобильник. Явно обрадовавшись возможности сменить собеседника, подруга выдернула трубку из кармана, поднесла ее к уху и на одном дыхании протарахтела:
– Алло, слушаю вас, говорите, кто это?
– Ирина Иннокентьевна – очень востребованный мастер, – извиняющимся тоном сказала я Суржикову.
– Ё-к-л-м-н! – матерно выругался «востребованный мастер». – Ну, ни хрена не слышу!
– Что вы хотите: богема! – шепнула я явно шокированному Суржикову. – В этих кругах ненормативная лексика – признак хорошего тона!
– Яцек, это ты, что ли? – орала популярная и востребованная богемная Ирка. – Прямо из Польши звонишь? И не жалко тебе злотых?
– Видите, в Европе очень большой интерес к работам Ирины Иннокентьевны. Вот, поляки валютой платят! – я воспользовалась возможностью набить цену нашему Мурдаву – не потому, что собиралась его продать, вовсе нет! Просто мне показалось, что коллекционер не оценил Иркин шедевр по достоинству.
– Грунт? Возьму, как обычно, сотню мешков, – Ирка, похоже, забыла о нашем с Суржиковым присутствии и погрузилась в деловой разговор на живо интересующую ее тему.
– Холсты грунтовать! – быстро вставила я, надеясь, что Ирка не упомянет синонимичное слово «почвосмесь».
– Так много холстов? – вздернул брови впечатленный Суржиков.
– Говорю же: очень востребованный мастер! – сказала я.
Ирка, которую короткая беседа с польским поставщиком почвогрунта явно привела в нормальное состояние, выключила трубку, сунула ее в карман, поискала глазами и сцапала за загривок Мурдава.
– Ну, мы пошли! – бесцеремонно сообщила подруга.
– Как – пошли? Мы же еще даже не поговорили о цене на это прекрасное создание! – Драгонский-Суржиков поспешно ухватил хвост ползущего через стол Мурдава.
– Тысяча баксов! – нахально объявила я.
– И торг здесь неуместен! – веско сказала Ирка, не дав коллекционеру даже слово вставить.
– Всего доброго! – сказала я в стену – всей драконьей компании оптом.
– Счастливо оставаться! – сказала Ирка, решительно высвобождая из сведенных судорогой пальцев Суржикова Мурдавий хвост.
Не дожидаясь, пока хозяин дома «отомрет» и проводит нас в прихожую, мы покинули драконье логово, шумно сбежали по ступеням лестницы во двор, сели в машину, захлопнули дверцы и только тогда обменялись впечатлениями:
– Сколько в мире разных придурков! – воскликнула Ирка.
– Но этот конкретный придурок – не тот, который нам нужен, – с сожалением сказала я.
Мы отъехали от дома любителя драконов Афанасия Суржикова, и минут через пять Ирка вдруг сказала:
– Тысяча долларов – это ты, конечно, загнула, но баксов за триста он нашу змеюку взял бы, это точно!
– Не огорчайся, – утешила я подругу, расстроенную упущенной выгодой. – Ты всегда успеешь связать еще одного-другого монстрика. Считай, что сейчас мы просто исследуем рынок и определяем покупательский спрос на Мурдавов ручной работы.
Ирке такой деловой подход явно понравился, она перестала хмуриться и вдруг даже запела:
– Монстры бывают разные: черные, белые, красные!
Я смекнула, что она намекает на Драгонского-Суржикова с его драконьим выводком, и подхватила:
– Но всех одинаково хочется! Посмотришь – и обхохочешься!
– Или обкакаешься, извини за выражение, – добавила Ирка. – Честно говоря, мне в этом драконьем заповеднике было немного не по себе! Я, конечно, люблю животных, но избирательно.
Упоминание о любви к животным вынудило меня вспомнить о животной любви в интерпретации «Порно-Пупса», и теперь уже я сделалась молчалива и сумрачна.
* * *
Плиточник Василий, выступающий в данное время в ипостаси бетонщика, был с утра хмур и неприветлив, потому что страдал от похмельного синдрома. У него сохло горло и болела голова, опухшая настолько, что в уменьшившемся пространстве черепной коробки помещались только очень короткие мысли и самые простые предложения. Лаконично матерясь, Василий размеренно и тщательно, словно миксер, смешал в ванне песок и цемент, после чего долго смотрел на дело своих рук в ложной задумчивости. Через некоторое время к нему пришло понимание того, что он что-то забыл. Еще через пару минут Василий осознал, что забыл налить в ванну воду, в отсутствие которой трудно было надеяться получить цементный раствор.
Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
йо-хо-хо и бутылка рому!
– Надо воды налить. А где ведро-то? – спросил Василий в гулкую тишину пустой квартиры.
В обозримом пространстве захламленной кухни пустого ведра не нашлось. Морщась, потому что верчение головой причиняло ему сильное беспокойство, Василий обошел и осмотрел все доступные помещения, но ничего, похожего на искомое ведро, не обнаружил.
– Ну, и где искать-то? – Василий поднял глаза к небу, словно обращаясь за советом к высшим силам.
Высшие силы любезно сподобили его разглядеть под потолком поместительные антресоли.
– Может, там? – Василий почесал в затылке и поплелся в коридор за стремянкой.
Подъем на четыре ступеньки показался ему восхождением на Эльбрус. Покачиваясь и балансируя руками, Василий дотянулся до антресолей, распахнул дверцы и заглянул в темное нутро протяженного, как тоннель метрополитена, шкафа. Никаких ведер, тазов или лоханей в нем не было, но зато в дальнем углу поблескивала стеклянная банка. Василий натужно сморщил лоб, шевеля губами, подсчитал на пальцах, что три трехлитровые банки заменят одно девятилитровое ведро, и обнадежился. Он поудобнее прихватил обнаруженную у края шкафчика чугунную кочергу и потянулся ею к таинственно поблескивающей стеклянной емкости.
Кочерга скользнула по круглому боку банки, даже не сдвинув ее с места, и тут Василий со всей определенностью понял, что баллон отнюдь не пуст! Это открытие заставило его внимательнее всмотреться в темные недра шкафа. Напряженное таращенье глаз имело своим результатом усилившееся сердцебиение. Василия пробил нервный пот, когда он сообразил, чем может оказаться содержимое неприступного баллона!
– Спирт! – пересохшими от волнения губами прошептал плиточник-бетонщик. – Или березовый сок? Нет, спирт!
Василию было крайне трудно представить, чтобы кто-то столь бережно хранил такой никчемный напиток, как березовый сок. То ли дело – спирт! Такое добро, ясное дело, нужно прятать понадежнее!
Василий шумно сглотнул, огляделся и с отчаянным возгласом: «Эх-ма, где наша не пропадала!» схватился за край антресолей обеими руками, подтянулся, оттолкнулся ногами и головой вперед полез в шкаф, цепляясь взглядом за гипнотизирующий его баллон. Стремянка покачнулась и рухнула вниз, аккуратно сложившись.
– Это чегой-то грохнуло? – встрепенулась баба Глаша, в этот самый момент открывшая дверь на лестницу.
– Должно быть, мальцы во дворе петарды рвут, – успокоил встревоженную старуху плотник Иван Трофимович, протягивая руку за ключом.
– Вот бисовы души! – беззлобно выругалась баба Глаша.
Она прислушалась, выпростав из-под цветастой косынки одно острое эльфийское ухо. Грохот не повторился. Плиточник Василий, испуганный произведенным им самим шумом, замер в шкафу, как мышка. Ему совсем не улыбалось быть застуканным на антресолях хозяйкой квартиры, самих антресолей, а также спрятанного там баллона со спиртом.
– На тебе ключ, Трофимыч, – сказала успокоившаяся бабка. – И смотри там, хорошо работай, не обижай хозяйку, она хорошая дивчина!
– Когда ж я обижал дивчин? – молодцевато подкрутив ус, плотник залихватски подмигнул бабке, вынудив ее кокетливо прикрыться углом косынки.
Улыбаясь волнующим воспоминаниям полувековой давности, баба Глаша удалилась восвояси, а Иван Трофимович выданным ему ключом открыл дверь соседней квартиры, вошел, дверь за собой аккуратно запер и положил ключ в карман. Бочком, чтобы не свалиться в устроенную собственноручно яму в коридоре, он проследовал в кухню, поставил на пол чемоданчик с инструментами и сказал:
– Непорядочек!
В кухне кто-то успел нерадиво похозяйничать: посреди помещения высилась ванна с песком. Поперек нее лежала сложенная стремянка, придающая ванне некоторое сходство с аэропланом. Иван Трофимович огляделся по сторонам в поисках затейника, играющего в летчика в открытой песочнице из сантехнического оборудования, никого поблизости не увидел, поднял стремянку и переставил ее к стенке.
Верхний край стремянки едва не задел распахнутые дверцы шкафа под потолком.
– Непорядочек! – огорченно повторил хозяйственный Иван Трофимович, покачав головой.
Он ловко растопырил стремянку, поднялся по ней, аккуратно закрыл дверцы шкафа и задвинул шпингалет.
– М-мать вашу так! – тихо промычал замурованный на антресолях плиточник Василий.
В отчаянии он сильно приложился головой о стену, но промахнулся и угодил лбом в тот самый баллон. Банка разбилась, окатив плиточника спиртом. Василий захлебнулся, вынырнул, сделал глубокий вдох и поспешно приник устами к растекающейся по антресолям луже.
– Чего это? – услышав наверху гулкий звук удара, вскинул голову Иван Трофимович.
Распластанный, как выброшенный на берег кит, Василий беззвучно лакал спирт.
Подумав, что шумят соседи сверху, плотник взял специально принесенный домкрат и полез под пол.
Сантехник Сергей быстрым шагом вошел в подъезд, остро глянул на дверь бабы Глаши и порадовался тому, что неусыпная старушка на сей раз не торчит на пороге, как мухомор. Он в мгновение ока открыл своим ключом дверь соседней квартиры и бесшумно просочился внутрь. Помня, что под стеной в коридоре дядька-плотник накануне снял пару досок, Сергей с разбегу прыгнул на середину узкой прихожей.
Домкрат, на котором Иван Трофимович только-только начал поднимать просевший пол, под тяжестью Сергея упал, и весь пласт снятых с опоры досок тяжело лег на плотника. Придавленный Иван Трофимович даже не крякнул. Близко-близко перед глазами он увидел кирпичную тумбу, машинально подумал: «А кирпич ничего, еще крепкий!», и тут в глазах у него потемнело, а дыханье прервалось, потому что к Сергею, стоявшему на его хребте, присоединился подоспевший Виталик.
– Пошли! – Виталик фамильярно стукнул Сергея по спине, ускорив его продвижение.
Сантехники сошли со спины сплющенного совокупной тяжестью досок и двух тел Ивана Трофимовича и протопали в комнату. Изнемогший плотник, чувствуя себя перетрудившимся атлантом, вздохнул и затих, копя силы.
– Я, пожалуй, к себе в офис вернусь, – поглядев на часы, сказала Ирка. – У меня новые менеджеры в торговом зале, две на редкость тупые девицы, сырой материал! Представляешь, продают семена «Бейо заден» как «Нюнемс заден» и наоборот!
– А чем один заден отличается от другого? – лениво поинтересовалась я.
– Ценой, конечно! В остальном – один хрен.
– Голландцы продают русским семена хрена?!
– И хрена тоже, – кивнула Ирка. – Причем в ассортименте, несколько разных гибридов.
– А чем голландские хрены лучше наших? – мне уже было интересно.
– Ну, они крупнее, ровнее, на вкус острее, – добросовестно подошла к ответу подруга.
– И тверже? – подсказала я, коварно улыбаясь.
Ирка глянула на меня и сердито заметила:
– Опять про порнографию думаешь!
– В свете истории с сексуальным рабством Манюни я начинаю видеть эротический подтекст буквально во всем! – пожаловалась я.
– Например, в подмигивании светофора? – предположила Ирка, останавливаясь на красный.
– Ну! А еще, посмотри направо: по Пушкинской площади колесят велосипеды, видишь?
– Ну? – повторила подруга.
– Лениво так колесят, неспешно, и один другому все время в хвост пристраивается, ты видишь? А я на это смотрю и думаю: вот брачные игры велосипедов!
– Двухколесные вступают в стадию размножения! – фыркнула Ирка. – Ждите появления порносайта «Опс! Велосипопс!».
– Это название отчетливо попахивает однополой машинной любовью! – заметила я.
– А велосипеды-то, посмотри, оба голубого цвета! – захохотала подруга.
Светофор позеленел – очевидно, от зависти к тому вниманию, которое мы уделили не ему, а голубым великам. Ирка перестала ржать, как Сивка-Бурка, стронула машину с места и совсем другим, деловым тоном спросила:
– Так куда тебя подвезти?
Я только рот открыла, и тут запел мой мобильник. Махнув рукой подруге – мол, потом поговорим! – я прижала трубку к уху.
– Добрый день! – как мне показалось, немного заискивающе произнес незнакомый мужской голос. – Я звоню по поводу вашего объявления о продаже…
– Да! – с энтузиазмом вскричала я. – Продаем и готовы с вами встретиться!
– Правда? – мужчина неподдельно обрадовался.
– Еще один клюнул на Мурдава! – шепнула я Ирке, прикрывшись ладошкой.
Подруга разволновалась и пропустила нужный поворот. Равнодушно подумав, что теперь нам придется объезжать квартал, я плотнее притиснула трубку к уху и ухватила обрывок фразы:
– …могу посмотреть?
– Когда можно посмотреть? – повторила я. – Да хоть сейчас!
– А через час можно?
– Можно, конечно!
– Договорились!
В трубке пошли гудки.
– До чего договорились? – я отлепила трубку от уха и посмотрела на нее с немалым удивлением. – Странный мужик, он же не сказал, где мы с ним будем встречаться!
Я перевела озадаченный взгляд на подругу.
– Слушай, а ты разве указывала в объявлении свой телефон? – прищурилась Ирка.
– Вроде нет…
Я тоже прищурилась, почесала переносицу и с сожалением признала:
– Похоже, это был не наш клиент! Снова кто-то ошибся номером! Ох, как мне надоела эта ерунда с изменением телефонных номеров!
– И все-таки интересно, что он хотел посмотреть и купить? – задалась вопросом Ирка, в которой вновь забилась торговая жилка. – Может, у нас это есть, и мы действительно не прочь это продать?
– Если этот дядька перезвонит, я расспрошу его толком, – пообещала я. – Останови на углу, я придумала, куда мне надо!
– Вот образец деловой женщины, – съязвила подруга. – Она сама придумывает себе дела!
– Все, пока! Увидимся-услышимся! – отмахнулась я, выходя из машины.
Налакавшийся спирта плиточник Василий, лежа на антресолях, уже почувствовал свою близость к небесам и затих не ради конспирации, а в предвкушении неотвратимо грядущего пьяного блаженства.
– Капает! – озабоченно сказал сантехник Сергей, притормозив на пороге комнаты.
С потолка в коридоре капал спирт, разлитый на антресолях.
– Вечная беда – соседи сверху! – философски пожал плечами сантехник Виталик. – Но нам-то что? Мы свою работу сделали, а те трубы, что выше стояка, – это уже не наша проблема!
– Вот увидит хозяйка лужу на полу – и фиг ты ей докажешь, что это не наша проблема! Скажет – устраняйте течь, и придется что-то делать. А мы с тобой, между прочим, еще за выполненный объем работ всех положенных денег с нее не получили!
С этими словами рассудительный Сергей живо сбегал в кухню, взял с подоконника оставленный кем-то пластиковый стаканчик и подставил его точно под капель.
Под бодрое бульканье капающего в стаканчик спирта сантехники-кладоискатели переместились в комнату. Виталик проворно отвернул подрезанный накануне линолеум и вместе с напарником откинул тяжелую крышку люка.
– Ну, пошли в забой? – оживленный Виталик надел на голову шахтерскую каску с лампочкой и поиграл ножовкой по металлу.
– Пилите, Шура, они золотые! – пробурчал, ныряя в люк, начитанный Сергей.
Виталик полез следом за напарником, но прежде, чем скрыться под полом, поддернул край линолеума и, точно одеялом, прикрыл сверху квадратный провал люка.
Через минуту из-под пола послышался приглушенный шум пилы.
Таня Блошкина, штукатур второго разряда, подойдя к двери, услышала этот нудный звук и сразу раздумала стучать. Шум производимых в квартире работ свидетельствовал о том, что Таня пришла не первой, кто-то из мастеров-смежников ее опередил.
– Она говорила, что будет работать плотник! – Таня напомнила сама себе слова нанявшей ее квартирной хозяйки, смело толкнула дверь и вошла в квартиру.
Самого плотника нигде не было видно, но где-то под полом деловито зудела пила.
– Да, полы тут те еще! – критически хмыкнула Таня, обходя длинную яму в прихожей.
По качающимся доскам и по спине несчастного Ивана Трофимовича она неспешно прошла в комнату, положила под стеночкой принесенную с собой сумку и достала из нее аккуратно уложенную поверх инструментов спецодежду – старый медицинский халат, на котором были почти незаметны пятна шпаклевки и белой водоэмульсионной краски.
Демонстрируя отточенность и экономность движений, женщина неторопливо переоделась.
К сожалению, насладиться этим несуетным стриптизом в исполнении сорокалетней дамы с телосложением колобка в данный конкретный момент было некому. Слаженный дуэт сантехников вдохновенно исполнял фугу на пиле под полом комнаты, а расплющенный плотник тихо оплакивал свою неудавшуюся жизнь под гнетом досок в прихожей. Пьяный плиточник Василий, глубоко вдыхая спиртовые пары, сладко, но без храпа спал на антресолях.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента