—Э-э-э. — я не помню, в чем дело. Но твой муж храпит внизу, а из комнаты нет второго выхода.
—Кстати, насчет храпа, — неожиданно сказала Свайнхильда.
— Что-то больно тихо стало на кухне.
От удара дверь распахнулась настежь, с потолка посыпалась штукатурка. При свете высоко поднятой керосиновой лампы Лафайет увидел разъяренное лицо Борова, отнюдь не ставшее менее свирепым от синяка под глазом и шишки размером с утиное яйцо на голове.
—Ага! — заорал он. — Под кровлей моего дома, Иезабель!
—Твоего дома! — проорала в ответ Свайнхильда, не оставаясь в долгу, в то время как Лафайет глубже вжался в стену, надеясь, что о нем забудут. — Папаша мне его завещал, а я тебя подобрала по доброте душевной. Помню, как ты шлялся по улицам в поисках обезьяны, которая утащила твою шарманку. Или тогда ты тоже наврал?
—Как только я увидел эту разодетую образину, сразу понял, что у тебя с ним шашни! — не сдавался Воров, тыкая пальцем размером с сардельку в сторону Лафайета.
Он повесил лампу на крючок у двери, закатал рукава рубашки, обнажая бицепсы толщиной с коровью ляжку, и, вытянув руки вперед, прыгнул на кровать. Лафайет отчаянным усилием оттолкнулся ногой и свалился на пол, запутавшись в одеяле. Соответственно, Боров со всего размаха угодил головой в стену, после чего рухнул как подкошенный.
—Ну и ударчик у тебя, Лэйф, — раздался откуда— то сверху восхищенный голос Свайнхйльды. — Так ему и надо, бульдогу проклятому, получил по заслугам.
Лафайет, окончательно запутавшийся в бескрайних просторах одеяла, боролся до конца и одержал верх, вылезая из-под кровати на глазах изумленной Свайнхйльды.
—Какой ты забавный, — сказала она. — Сначала вырубил Борова одним ударом, а потом зачем-то забрался под кровать.
—Я искал контактные линзы, — сообщил Лафайет. — Но в них отпала надобность, потому что я раздумал составлять завещание. Лучше я переночую в чистом поле. — Он начал лихорадочно одеваться.
—Наверное, ты прав, — вздохнула Свайнхильда, откидывая прядь прекраснейших белокурых волос на голое плечо. — Когда Боров проснется, настроение у него будет не из лучших. — Она надела рубашку и принялась натягивать на себя платье.
—Не беспокойся, я знаю дорогу, — торопливо сказал Лафайет. — Можешь не провожать.
—Провожать? Ты что, шутишь? Как я могу здесь остаться после того, что произошло? Давай-ка уберемся подобру-поздорову, пока Боров не пришел в себя, а то опять придется тебе драться, уж больно он страшен в гневе.
—Э-э-э… может, тебе действительно лучше несколько дней погостить у мамы? А когда Боров остынет, ты объяснишь ему, что он ошибся и напрасно подумал…
—Ошибся? — Свайнхильда изумленно на него посмотрела. — В чем? Ну да ладно, можешь не отвечать. Ты какой-то странный, Лэйф, но кажется, не хотел меня обидеть. Не то, что Боров, горилла проклятая!
Лафайету показалось, что он увидел слезинку, блеснувшую в голубом глазу девушки, но она быстро отвернулась и стала застегивать платье на пуговицы, а затем открыла дверцы стенного шкафа и достала тяжелый плащ.
—Соберу еды в дорогу, и сразу пойдем, — сказала она, выскальзывая из комнаты в темный коридор.
Лафайет покорно пошел следом, прихватив керосиновую лампу. На кухне он стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока Свайнхильда упаковывала в корзину грубый хлеб, связку черных колбасок, яблоки, желтый сыр, а также кухонный нож и бутылку с жидкостью сомнительного пурпурного цвета.
—Ты очень заботлива, — сказал он, принимая корзинку из рук Свайнхильды., — Надеюсь, ты разрешишь мне заплатить, в знак моей глубокой признательности.
—Да брось ты, — отмахнулась Свайнхильда, увидев, что он полез в карман. — Деньги нам пригодятся в пути.
—Нам? — Брови Лафайета изумленно приподнялись. — А где живет твоя мама?
—Что ты заладил одно и то же? Прямо маменькин сыночек какой-то. Моя старуха умерла, когда мне года не исполнилось. Ладно, сматываемся. А то Боров проснется и отправится на розыски.
Она толкнула ногой заднюю дверь, и в комнату ворвался ледяной порыв ветра.
—Н-но… мы не можем путешествовать вместе!
—Это почему? Нам по пути.
—Ты… ты тоже хочешь встретиться с герцогом?
—Плевать я хотела на герцога! Просто хочу побродить по большому городу, увидеть яркие огни, поразвлекаться, в конце концов, пока не стала старухой. Лучшие годы жизни я провела, стирая слоновьи носки, да и те приходилось отнимать с боем. И где благодарность? Только руку чуть не вывихнула, когда врезала ему сковородкой.
—Но… что скажут люди? Пойдут слухи, а Боров никогда не поверит, что я тобой не интересуюсь… то есть, в другом смысле не интересуюсь…
Свайнхильда вздернула подбородок и выпятила нижнюю губку: метод, с помощью которого принцесса Адоранна в свое время разбила тысячи сердец.
—Прошу прощенья, благородный рыцарь. Теперь и мне кажется, что я буду вам только в тягость. Так что идите-ка своей дорогой, а я уж как-нибудь доберусь.
Она резко повернулась и пошла по освещенной луной улице. На сей раз O'Лири не сомневался, что видел в ее глазах слезы.
—Свайнхильда, подожди! — Он кинулся за ней и уцепился за край плаща. — Я имел в виду… я не имел в виду..
—Нужны мне твои утешения, — пробормотала девушка, и Лафайету показалось, что она едва удерживается от рыданий. — Жила я на свете, пока тебя не было, и сейчас не помру.
—Свайнхильда, — запинаясь проговорил Лафайет, торопливо шагая рядом, — по правде говоря, я колебался, э-э-э-э, не решаясь путешествовать вместе, гмм-мм, только потому, что ты мне очень нравишься. Да. Я хочу сказать, кха-кха, что боюсь не совладать со своими чувствами, э-э-э, и могу… тебя обидеть. Вот. А ведь я —женатый мужчина, а у тебя есть муж. И… и…
Он остановился, окончательно запутавшись, ловя воздух ртом, а Свайнхильда повернулась, испытующе глядя на него. Внезапно она расплылась в улыбке и обняла руками за шею.
Мягкие бархатные губки слились с его губами, мягкое податливое тело прижалось к его груди.
—А я было испугалась, что старею, — доверительно призналась она, покусывая Лафайета за мочку уха. — Какой ты смешной, Лэйф. Наверное, из благородных, раз подумал, что можно этим обидеть девушку.
—Вот-вот, — с готовностью подтвердил Лафайет. — К тому же меня волнует, что скажут твой муж и моя жена.
—Больше тебя ничего не волнует? Мне б твои заботы. — Свайнхильда растрепала рукой его волосы. — Пойдем. Если поднажмем, попадем в Миазмы до петухов.
Третья
—Кстати, насчет храпа, — неожиданно сказала Свайнхильда.
— Что-то больно тихо стало на кухне.
От удара дверь распахнулась настежь, с потолка посыпалась штукатурка. При свете высоко поднятой керосиновой лампы Лафайет увидел разъяренное лицо Борова, отнюдь не ставшее менее свирепым от синяка под глазом и шишки размером с утиное яйцо на голове.
—Ага! — заорал он. — Под кровлей моего дома, Иезабель!
—Твоего дома! — проорала в ответ Свайнхильда, не оставаясь в долгу, в то время как Лафайет глубже вжался в стену, надеясь, что о нем забудут. — Папаша мне его завещал, а я тебя подобрала по доброте душевной. Помню, как ты шлялся по улицам в поисках обезьяны, которая утащила твою шарманку. Или тогда ты тоже наврал?
—Как только я увидел эту разодетую образину, сразу понял, что у тебя с ним шашни! — не сдавался Воров, тыкая пальцем размером с сардельку в сторону Лафайета.
Он повесил лампу на крючок у двери, закатал рукава рубашки, обнажая бицепсы толщиной с коровью ляжку, и, вытянув руки вперед, прыгнул на кровать. Лафайет отчаянным усилием оттолкнулся ногой и свалился на пол, запутавшись в одеяле. Соответственно, Боров со всего размаха угодил головой в стену, после чего рухнул как подкошенный.
—Ну и ударчик у тебя, Лэйф, — раздался откуда— то сверху восхищенный голос Свайнхйльды. — Так ему и надо, бульдогу проклятому, получил по заслугам.
Лафайет, окончательно запутавшийся в бескрайних просторах одеяла, боролся до конца и одержал верх, вылезая из-под кровати на глазах изумленной Свайнхйльды.
—Какой ты забавный, — сказала она. — Сначала вырубил Борова одним ударом, а потом зачем-то забрался под кровать.
—Я искал контактные линзы, — сообщил Лафайет. — Но в них отпала надобность, потому что я раздумал составлять завещание. Лучше я переночую в чистом поле. — Он начал лихорадочно одеваться.
—Наверное, ты прав, — вздохнула Свайнхильда, откидывая прядь прекраснейших белокурых волос на голое плечо. — Когда Боров проснется, настроение у него будет не из лучших. — Она надела рубашку и принялась натягивать на себя платье.
—Не беспокойся, я знаю дорогу, — торопливо сказал Лафайет. — Можешь не провожать.
—Провожать? Ты что, шутишь? Как я могу здесь остаться после того, что произошло? Давай-ка уберемся подобру-поздорову, пока Боров не пришел в себя, а то опять придется тебе драться, уж больно он страшен в гневе.
—Э-э-э… может, тебе действительно лучше несколько дней погостить у мамы? А когда Боров остынет, ты объяснишь ему, что он ошибся и напрасно подумал…
—Ошибся? — Свайнхильда изумленно на него посмотрела. — В чем? Ну да ладно, можешь не отвечать. Ты какой-то странный, Лэйф, но кажется, не хотел меня обидеть. Не то, что Боров, горилла проклятая!
Лафайету показалось, что он увидел слезинку, блеснувшую в голубом глазу девушки, но она быстро отвернулась и стала застегивать платье на пуговицы, а затем открыла дверцы стенного шкафа и достала тяжелый плащ.
—Соберу еды в дорогу, и сразу пойдем, — сказала она, выскальзывая из комнаты в темный коридор.
Лафайет покорно пошел следом, прихватив керосиновую лампу. На кухне он стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока Свайнхильда упаковывала в корзину грубый хлеб, связку черных колбасок, яблоки, желтый сыр, а также кухонный нож и бутылку с жидкостью сомнительного пурпурного цвета.
—Ты очень заботлива, — сказал он, принимая корзинку из рук Свайнхильды., — Надеюсь, ты разрешишь мне заплатить, в знак моей глубокой признательности.
—Да брось ты, — отмахнулась Свайнхильда, увидев, что он полез в карман. — Деньги нам пригодятся в пути.
—Нам? — Брови Лафайета изумленно приподнялись. — А где живет твоя мама?
—Что ты заладил одно и то же? Прямо маменькин сыночек какой-то. Моя старуха умерла, когда мне года не исполнилось. Ладно, сматываемся. А то Боров проснется и отправится на розыски.
Она толкнула ногой заднюю дверь, и в комнату ворвался ледяной порыв ветра.
—Н-но… мы не можем путешествовать вместе!
—Это почему? Нам по пути.
—Ты… ты тоже хочешь встретиться с герцогом?
—Плевать я хотела на герцога! Просто хочу побродить по большому городу, увидеть яркие огни, поразвлекаться, в конце концов, пока не стала старухой. Лучшие годы жизни я провела, стирая слоновьи носки, да и те приходилось отнимать с боем. И где благодарность? Только руку чуть не вывихнула, когда врезала ему сковородкой.
—Но… что скажут люди? Пойдут слухи, а Боров никогда не поверит, что я тобой не интересуюсь… то есть, в другом смысле не интересуюсь…
Свайнхильда вздернула подбородок и выпятила нижнюю губку: метод, с помощью которого принцесса Адоранна в свое время разбила тысячи сердец.
—Прошу прощенья, благородный рыцарь. Теперь и мне кажется, что я буду вам только в тягость. Так что идите-ка своей дорогой, а я уж как-нибудь доберусь.
Она резко повернулась и пошла по освещенной луной улице. На сей раз O'Лири не сомневался, что видел в ее глазах слезы.
—Свайнхильда, подожди! — Он кинулся за ней и уцепился за край плаща. — Я имел в виду… я не имел в виду..
—Нужны мне твои утешения, — пробормотала девушка, и Лафайету показалось, что она едва удерживается от рыданий. — Жила я на свете, пока тебя не было, и сейчас не помру.
—Свайнхильда, — запинаясь проговорил Лафайет, торопливо шагая рядом, — по правде говоря, я колебался, э-э-э-э, не решаясь путешествовать вместе, гмм-мм, только потому, что ты мне очень нравишься. Да. Я хочу сказать, кха-кха, что боюсь не совладать со своими чувствами, э-э-э, и могу… тебя обидеть. Вот. А ведь я —женатый мужчина, а у тебя есть муж. И… и…
Он остановился, окончательно запутавшись, ловя воздух ртом, а Свайнхильда повернулась, испытующе глядя на него. Внезапно она расплылась в улыбке и обняла руками за шею.
Мягкие бархатные губки слились с его губами, мягкое податливое тело прижалось к его груди.
—А я было испугалась, что старею, — доверительно призналась она, покусывая Лафайета за мочку уха. — Какой ты смешной, Лэйф. Наверное, из благородных, раз подумал, что можно этим обидеть девушку.
—Вот-вот, — с готовностью подтвердил Лафайет. — К тому же меня волнует, что скажут твой муж и моя жена.
—Больше тебя ничего не волнует? Мне б твои заботы. — Свайнхильда растрепала рукой его волосы. — Пойдем. Если поднажмем, попадем в Миазмы до петухов.
Третья
Поднявшись на небольшой холм, O'Лири увидел внизу залитое лунным светом озеро, которое, казалось, простиралось до самого горизонта. На этой нескончаемой водной глади виднелась цепь островов, и на самом последнем горели далекие огни большого города.
—Трудно поверить, что именно здесь я когда-то шагал по знойной пустыне, — сказал он. — И если б не набрел на оазис, где стоял автомат с газированной водой, от меня остались бы одни воспоминания да высушенный скелет.
—У меня болят ноги, — простонала Свайнхильда. — Давай перекусим.
Они уселись прямо на землю, и O'Лири распаковал корзинку с продуктами, из которой мощно запахло чесноком. Нарезав колбасу кружочками, он сделал бутерброды, и они принялись за еду, глядя на звезды.
—Смешно, — сказала Свайнхильда. — Когда я была маленькой, мне почему-то казалось, что на каждой звездочке есть люди. Я думала, они живут в роскошных садах и целыми днями поют и танцуют. И еще я вообразила себе, что у меня нет родителей, и люди со звезд прилетят ко мне и заберут с собой.
—Самое забавное, — ответил Лафайет, — что я вообще ни о чем не думал, пока не очутился на Артезии. Научился фокусировать пси-энергию, и бац! Представляешь?
—Послушай, Лэйф, — сказала Свайнхильда. — Ты человек хороший, я от души тебе говорю: опомнись и не болтай глупостей. Мечтай себе на здоровье, только не верь мечтам, а то окончательно свихнешься. Забудь-ка ты лучше об этих энергиях и очнись, пока не поздно. Нравится тебе или нет, но живем мы е тобой на Меланже, будь он трижды неладен.
—Артезия, — прошептал Лафайет. — Я мог стать королем, но отказался от престола. Слишком хлопотно. Но ты была принцессой, Свайнхильда, а Боров — графом. Чудесный человек, если поближе с ним познакомиться…
—Это я — принцесса? — Свайнхильда невесело рассмеялась. — Я — кухарка и домашняя хозяйка, Лэйф. Разве ты можешь представить меня в кружевном наряде, с презрительной улыбкой на лице и каким-нибудь пуделем на веревке?
—Тигренком на поводке, — поправил Лафайет. — И ты никогда не улыбалась презрительно: тебя все любили за доброту. Конечно, ты на меня рассердилась, когда я пригласил служанку на Большой Бал…
—Конечно, и я была права, — подхватила Свайнхильда. — Не хватало только, чтоб на моем королевском балу танцевали всякие кухарки и служанки. Что, других баб тебе было мало?
—Ну, не скажи, — горячо запротестовал Лафайет. — Дафна была так же чиста и прекрасна, как самая прекрасная женщина на балу, кроме, может, тебя одной. Ей не хватало лишь горячей ванны да роскошного платья, чтобы засверкать во всем блеске.
—Н-да, чтобы сделать из меня леди, этого явно недостаточно, — сокрушенно 'пробормотала Свайнхильда.
—Ерунда! — воскликнул Лафайет. — Если б ты хоть капельку за собой следила, то была бы ничуть не хуже других!
—Ты считаешь, когда я напялю на себя платье в кружавчиках, да буду ходить на цыпочках и не марать рук, то стану лучше, чем сейчас?
—Я не это имел в виду… я имел в виду..
—О господи, опять тебя заело. Хватит, Лэйф. У меня есть тело, сильное и горячее, и если я ничего не смогу добиться в жизни, на кой ляд мне кружевные трусы?
—Знаешь, Свайнхильда, когда доберемся до столицы, я отведу тебя к парикмахеру, и он уложит твои волосы, а потом…
—Зачем мне портить волосы? Прекрати, Лэйф. Собирайся и пойдем. Нам еще топать и топать, а впереди — озеро, и переплыть через него — это тебе не языком трепать.
—Наверное, старый баркас затонул, — заметила Свайнхильда.
— Раньше он ходил в город и обратно каждый час — полторашка в один конец.
—Придется поискать лодку, — сказал O'Лири. — Пойдем. Видишь избушки? Скорее всего, это — рыбачьи хижины. Может, удастся нанять человека, который согласится нас перевезти.
—Слушай, Лэйф, должна тебя предупредить: ты с этими рыбаками поосторожней. Запросто обчистят, дадут по голове и выбросят в воду.
—Ничего не поделаешь, придется рискнуть. Не стоять же на месте, в самом деле.
—Лэйф, — она схватила его за руку, — давай просто пойдем по берегу, найдем лодку, которая плохо привязана, и…
—Ты хочешь, чтобы я лишил несчастного рыбака средств производства? Свайнхильда, мне стыдно за тебя!
—O'кэй. Тогда ты подожди, а эти самые средства добуду я.
—Твои намерения не делают тебе чести, Свайнхильда, — твердо сказал Лафайет. — Мы будем действовать прямо и открыто. Честность — лучшая политика, запомни раз и навсегда.
—Странная политика, Лэйф. Ладно, валяй. В конце концов, речь идет о твоей шее.
Они зашлепали по грязи к ближайшей хижине — полуразвалившейся постройке с прогнившими венцами и ржавой печной трубой, почему-то торчавшей из стены. Из трубы валил черный дым; слабая полоска света пробивалась из-под ставен наглухо заколоченного окна. Лафайет постучал в дверь. Спустя несколько секунд послышался скрип пружинной кровати и хриплый голос произнес.
—Ну?
—Э-э-э… вас беспокоят двое путешественников, — сказал Лафайет. — Нам нужно попасть в столицу. Мы готовы хорошо заплатить… уфф! — — Локоть Свайнхильды больно ткнул его под ребро, — …если у нас хватит денег.
Послышалось невнятное бормотание, звук открываемого засова, и дверь приоткрылась на шесть дюймов. В образовавшейся щели были видны лишь густая мохнатая бровь и покрасневший глаз, бессмысленно уставившийся на Лафайета.
—Тебе чего? — сказал глаз. — Псих, что ли?
—Не смейте выражаться! — Лафайет повысил голос. — Здесь присутствуют дамы.
Бессмысленный глаз уставился на Свайнхильду. В дверной щели появился расплывшийся в ухмылке рот, обнаживший несметное число больших желтых зубов.
—Что ж ты сразу не сказал, голуба? Совсем другое дело. — Глаз оценивающе посмотрел вверх, затем вниз. — Да, хороша пташка. Так чего, говоришь, тебе надо?
—Нам необходимо попасть в порт Миазм, — объяснил Лафайет, делая шаг в сторону и полностью закрывая Свайнхильду от глаза.
— Это очень важно.
—Ага. Утром…
—Мы не можем ждать до утра, — перебил Лафайет. — Кроме того, в наши намерения не входит ночевать на болоте, и нам нужно замести следы… э-э— э… добраться до столицы как можно скорее.
—Ну… Знаешь что, приятель, я — человек добрый. Так и быть, пусть дама ночует со мной в хижине, а тебе я постелю плащ на берегу. Утром…
—Сколько раз повторять! — прикрикнул Лафайет. — Мы хотим переправиться на остров сейчас, сию минуту. Немедленно.
—Ага, — сказал абориген, зевая во весь рот и прикрывая его гигантской волосатой ладонью. — Без лодки твое дело не выгорит, босс.
—Послушай, — сказал O'Лири. — Я хочу дать тебе — Он сунул руку в карман и достал очередной пятидесятицентовик, — …эту монету, если ты доставишь нас в город. Или тебе не нужны деньги?
—Эй! — сказал рыбак. — Похоже на чистое серебро.
—Да, — ответил Лафайет. — Согласен?
—Ух ты, спасибо, кэп. — Рука потянулась к монете, но O'Лири быстро сунул ее обратно в карман.
—Нехорошо, — ледяным тоном произнес он. — Сначала перевези нас на остров.
—Ну. — Рука отпрянула и стала чесать голову со скрипом, напоминающим звуки строгающего рубанка. — Здесь есть одна закавыка, ваше сиятельство. Схожу, посмотрю, может, чего и выйдет. Но только цена моя будет другая. С вас-то монетка,
ладно, а дама сама заплатит. — Рука вытянулась вперед, намереваясь смести O'Лири с дороги, и он резко ударил ее владельца по пальцам, после чего рука вновь отпрянула, и потревоженное место было засунуто в рот. — Ага, — сказал абориген, с упреком глядя на Лафайета. — Больно, приятель.
—Жаль, что мало, — холодно ответил Лафайет. — Скажи спасибо, что я тороплюсь, а то выволок бы тебя из дома и задал настоящую взбучку.
—Ну? Мог бы чуток зашибиться, голуба. Внутри хижины что-то зашевелилось, и из двери высунулась голова, за которой появились плечи, размером с добрую копну сена, массивный торс, а за ними и сам рыбак, который выполз на четвереньках, поднялся на ноги, величиной с телеграфные столбы, и выпрямился во весь рост — не меньше семи футов шести дюймов.
—Я же ничего не говорю, и с платой могу подождать, пока переедем, — сказало чудовище. — Даже лучше, что сначала разогреюсь. Жди меня здесь, кэп. Я быстро.
—Ну ты даешь, Лэйф, — прошептала Свайнхильда, глядя как гигантская фигура скрылась в тумане. — Сразу видно, что не из пугливых. — Она с сожалением посмотрела вслед великану. — Что-то в нем все-таки есть.
—Если он до тебя пальцем дотронется, я оторву ему голову и запихаю в его собственную глотку, — прошипел Лафайет.
—Эй, Лэйф! Да ты никак ревнуешь? — с восхищением сказала Свайнхильда и, на секунду задумавшись, добавила: — Смотри, не зарывайся. Хватит с меня скандалов. Посмотрит какой-нибудь бродяга на мою грудь, так Боров сразу в кулаки. Надоело.
—Ревную? Я?! Ты с ума сошла.
Лафайет сердито сунул руки в карманы и стал шагать взад-вперед, в то время как Свайнхильда напевала себе под нос, накручивая прядь волос на палец.
Прошло не менее четверти часа, прежде чем великан вернулся, крадучись, двигаясь на удивление бесшумно.
—Все готово, — сказал он хриплым шепотом. — Поехали.
—Чего это ты шепчешься? — громко спросил O'Лири подозрительным тоном. — Что…
Молниеносным движением гигант заткнул ему рот ладонью, жесткой, как подошва сапога.
—Тише, босс, — прошипел он, — а то разбудим соседей. Ребята вкалывают с утра до вечера и хотят выспаться.
O'Лири вырвался из железных объятий, отфыркиваясь от резких запахов селедки и дегтя.
—Хорошо, — тоже шепотом ответил он. — Извини, я не хотел никого беспокоить.
Взяв Свайнхильду за руку, O'Лири пошел за проводником по болотистому берегу к полуразрушенному каменному причалу, в конце которого была привязана грубо сделанная широкая плоскодонка. После того, как великан сел за весла, осадка лодки увеличилась дюймов на шесть. Лафайет помог Свайнхильде спуститься и заскрежетал зубами, когда мощные руки подхватили ее, как пушинку, и перенесли на корму.
—А ты садись на нос, кэп, и следи, чтоб мы не наткнулись на бревна, — сказал гигант.
Лафайет едва успел удобно устроиться, как весла опустились в воду, и от мощного гребка он чуть было не вывалился из лодки. Угрюмо вцепившись в борт, O'Лири видел, как под скрип уключин и плеск волн уменьшается и исчезает в густом тумане причал. Впереди далекие огни большого города продолжали перемигиваться, плавая в черной дымке неба. Сырой ветер пронизывал насквозь.
—Долго нам плыть? — хрипло спросил он, плотнее закутываясь в пиджак.
—Шш-шш-шш, — просипел великан, не оборачиваясь.
—В чем дело? — резко спросил Лафайет. — Может, теперь ты боишься разбудить рыбу?
—Будь ласков, друг, заткни пасть, — настойчиво прошептал абориген. — Знаешь, как звук разносится по воде? — Он наклонил голову, прислушиваясь. На берегу кто-то невнятно закричал.
—Вот видишь? — высокомерно произнес Лафайет. — Не все так заботятся о покое ближних, как ты. Должен заметить.
—Да замолчишь ты, падла, в конце концов, — сдавленным от ярости голосом прошипел великан. — Нас услышат!
—Кто? — громко спросил Лафайет. — В чем дело? — Почему мы ведем себя как преступники?
—Потому что парень, у которого я одолжил лодку, может обидеться, — пробормотал гигант. — А, теперь все одно. У ребят слух, как у летучих мышей.
—За что может обидеться парень, у которого ты одолжил лодку? — удивленно спросил Лафайет.
—За то, что я одолжил у него лодку.
—Ты хочешь сказать, что взял ее без разрешения?
—Стану я будить человека, чтобы спрашивать всякие глупости.
—Ты… ты…
—Меня зовут Хват, голуба. А ругаться будешь, когда нас поймают. Не бойся, ребята на месте сидеть не будут.
Хват наклонился вперед и мощным гребком послал лодку далеко вперед.
—Великолепно, — простонал Лафайет. — Вот она, награда за честность. Полиция идет по горячему следу, а нам приходится удирать.
—Я от тебя ничего скрывать не стану, босс, — доверительно
сообщил Хват. — Эти ребята не лягавые. Нету у них глупых предрассудков. И если поймают, не жди повестки в суд.
—Послушай, — быстро сказал Лафайет. — Давай повернем назад и объясним, что произошло недоразумени.
—Может, вашему сиятельству хочется, чтоб его сожрали рыбы, но это не по мне, — отрезал Хват. — И надо подумать о маленькой леди. Ребята давно не видели девочек.
—Ты бы лучше поберег дыхание, — посоветовал Лафайет. — Чем болтать, греби сильнее.
—Если я буду грести сильнее, сломаются весла, — отпарировал Хват. — Похоже, нас догоняют, голуба. Надо бы облегчить корабль, кэп.
—Прекрасная мысль, — согласился Лафайет. — Что выбросим за борт?
—Да вроде бы нет здесь ни сетей, ни удилищ. А кроме меня, грести некому. И даму из лодки не выкинешь, пока нет нужды. Остаешься ты, приятель.
—Я? — недоуменно спросил Лафайет. — Послушай, Хват, ведь это я тебя нанял. Не можешь же ты…
—Что делать, босс. Такова жизнь. Великан бросил весла, хлопнул ладонью о ладонь и повернулся к O'Лири.
—Но… кто тебе заплатит, если ты меня выбросишь? — спросил хитроумный Лафайет, пытаясь вжаться в деревянную банку.
—Ага, это ты верно подметил, — согласился Хват, почесывая подбородок, широкий, как Гибралтар. — Может, сначала рассчитаемся?
—Вот уж нет. Куда я, туда деньги.
—Ну, хватит разговоры разговаривать. Несправедливый ты человек, кэп, да ладно, получу с маленькой леди вдвойне.
Массивная рука вытянулась в его сторону. Лафайет пригнул голову как бык и ринулся вперед, намереваясь угодить великану в живот и почему-то натыкаясь на кирпичную стену, отбросившую его на борт. Отчаяннно цепляясь за неровное дно, O'Лири услышал какой-то свист, глухой удар, и в следующую секунду лодка оказалась в центре тайфуна. Ледяная вода обдала его с головы до ног.
—Спокойно, Лэйф! — крикнула Свайнхильда с кормы. — Я ему врезала веслом по голове, так что все в порядке. Чуть не утопил нас, гад. Давай вышвырнем его за борт.
—Ты. — с ума… сошла, — с трудом произнес Лафайет, приходя в себя я уставившись на фигуру великана, рука которого, толщиной с небольшой дуб, свешивалась с лодки, чертя по воде след. — Он без сознания. Может утонуть.
—Пробравшись на четвереньках к гребной банке, O'Лири забрал у девушки весло, вставил его в уключину, сделал гребок…
Раздался громкий треск, и Лафайет полетел вверх тормашками.
—Эх, слишком сильно я ударила, — с сожалением сказала Свайнхильда. — Сковородка была удобнее.
Лафайет вскарабкался обратно на банку, не обращая внимания на боль в плечах, спине, груди, пояснице и прочих частях тела.
—Придется грести одним веслом, — сказал он, тяжело дыша.
— Ты не знаешь, в каком направлении?
—Понятия не имею, — ответила Свайнхильда. — Но, по-моему, ты можешь не стараться, Лэйф. Смотри.
O'Лири повернулся и увидел белое расплывчатое пятно треугольного паруса, надвигающегося на них с угрожающей скоростью.
—Баркас! — воскликнул он, глядя, как. из тумана появляется корпус судна, на палубе которого стояли несколько рыбаков. При виде дрейфующей плоскодонки они радостно закричали и искусно причалили борт к борту. Лафайет разбил оставшееся весло о голову первого человека, прыгнувшего в лодку, но затем айсберг, о существовании которого он не подозревал, упал на него, погребая под сотнями тонн ледяных глыб и мамонтовых скелетов.
—Очнулся, мазурик, — послышался рядом веселый голос. — Дать ему пару раз по морде?
—Подожди. Сначала будем тащить соломинки. O'Лири завертел головой, испытывая самые разнообразные ощущения, не относящиеся к числу приятных, и туман перед его глазами постепенно рессеялся.
Первым делом он увидел ноги, обутые в резиновые сапоги. Обладатели ног стояли на палубе, глядя на рыбака, обхватившего Свайнхильду сзади. Как раз в эту минуту девушка изловчилась и лягнула своего тюремщика ногой в голень. От неожиданности рыбак подпрыгнул и громко выругался.
—Живчик, да и только! — восхищенно сказал матрое с длинными жирными волосами. — Где соломинки?
—Откуда здесь соломинки? — ворчливо отозвался его приятель. — Будем тащить рыбу.
—Не по правилам, — пробормотал невысокий коренастый пират с иссиня-черной бородой и бакенбардами, между которыми с трудом можно было различить кончик носа. — Где это видано, чтобы бабу разыгрывали рыбой?
—Да бросьте вы, ребята, — вмешалась Qвайнхильда. — Я сама привыкла выбирать мальчиков.
Вот ты, красавчик… —Она бросила многообещающий взгляд на верзилу с квадратной челюстью и рыжими волосами, чем-то похожего на свинью. — Ты мне больше всех нравишься. Неужели ты позволишь этим недоноскам помешать нашей любви?
Избранник Свайнхильды поперхнулся от изумления, но тут же расправил широкие плечи и выпятил грудь, ухмыляясь во весь рот.
—Значит, так, ребята…
Метко брошенный гарпун угодил точно в шею, и обладатель квадратной челюсти, взмахнув руками, рухнул на палубу.
—Ты это прекрати, — скомандовал хриплый голос. — Оставь свои бабьи штучки. У нас все поровну. Правда, ребята?
Вслушиваясь в одобрительный хор голосов, Лафайет умудрился принять сидячее положение и облокотился о румпель, надежно фиксированный канатом. Никем не управляемый баркас легко шел по ветру, рассекая волны. Руки у Лафайета совсем онемели, и он напряг мышцы, пробуя веревки на прочность, но они сдавили кисти как наручники. Матросы весело смеялись, поддразнивая Свайнхильду, а один из них, высунув язык от напряжения, пытался зажать в кулаке несколько копченых селедок. Предмет их лотереи стоял в насквозь промокшем платье, прилипшем к телу, высоко вздернув подбородок и выпятив посиневшую от холода нижнюю губу.
O'Лири застонал. Хорош защитничек! Это он втравил девушку в жуткую историю. Упрямый осел! Теперь вообще неизвестно, удастся ли унести отсюда ноги. Хват говорил, что аборигены скормят его рыбам. Наверное, оставили в живых, потому что не успели ограбить, а потом — нож под лопатку, и концы в воду, И Свайнхильда… бедная девочка, мечтавшая увидеть огни большого города. Головорезы наверняка ее прикончат. Лафайет изо всех сил напряг мышцы. Если б только освободить одну руку, он прихватил бы на тот свет кого-нибудь из этих склабящихся обезьян! Если б только к нему хоть на мгновение вернулась способность фокусировать пси-энергию!..
—Трудно поверить, что именно здесь я когда-то шагал по знойной пустыне, — сказал он. — И если б не набрел на оазис, где стоял автомат с газированной водой, от меня остались бы одни воспоминания да высушенный скелет.
—У меня болят ноги, — простонала Свайнхильда. — Давай перекусим.
Они уселись прямо на землю, и O'Лири распаковал корзинку с продуктами, из которой мощно запахло чесноком. Нарезав колбасу кружочками, он сделал бутерброды, и они принялись за еду, глядя на звезды.
—Смешно, — сказала Свайнхильда. — Когда я была маленькой, мне почему-то казалось, что на каждой звездочке есть люди. Я думала, они живут в роскошных садах и целыми днями поют и танцуют. И еще я вообразила себе, что у меня нет родителей, и люди со звезд прилетят ко мне и заберут с собой.
—Самое забавное, — ответил Лафайет, — что я вообще ни о чем не думал, пока не очутился на Артезии. Научился фокусировать пси-энергию, и бац! Представляешь?
—Послушай, Лэйф, — сказала Свайнхильда. — Ты человек хороший, я от души тебе говорю: опомнись и не болтай глупостей. Мечтай себе на здоровье, только не верь мечтам, а то окончательно свихнешься. Забудь-ка ты лучше об этих энергиях и очнись, пока не поздно. Нравится тебе или нет, но живем мы е тобой на Меланже, будь он трижды неладен.
—Артезия, — прошептал Лафайет. — Я мог стать королем, но отказался от престола. Слишком хлопотно. Но ты была принцессой, Свайнхильда, а Боров — графом. Чудесный человек, если поближе с ним познакомиться…
—Это я — принцесса? — Свайнхильда невесело рассмеялась. — Я — кухарка и домашняя хозяйка, Лэйф. Разве ты можешь представить меня в кружевном наряде, с презрительной улыбкой на лице и каким-нибудь пуделем на веревке?
—Тигренком на поводке, — поправил Лафайет. — И ты никогда не улыбалась презрительно: тебя все любили за доброту. Конечно, ты на меня рассердилась, когда я пригласил служанку на Большой Бал…
—Конечно, и я была права, — подхватила Свайнхильда. — Не хватало только, чтоб на моем королевском балу танцевали всякие кухарки и служанки. Что, других баб тебе было мало?
—Ну, не скажи, — горячо запротестовал Лафайет. — Дафна была так же чиста и прекрасна, как самая прекрасная женщина на балу, кроме, может, тебя одной. Ей не хватало лишь горячей ванны да роскошного платья, чтобы засверкать во всем блеске.
—Н-да, чтобы сделать из меня леди, этого явно недостаточно, — сокрушенно 'пробормотала Свайнхильда.
—Ерунда! — воскликнул Лафайет. — Если б ты хоть капельку за собой следила, то была бы ничуть не хуже других!
—Ты считаешь, когда я напялю на себя платье в кружавчиках, да буду ходить на цыпочках и не марать рук, то стану лучше, чем сейчас?
—Я не это имел в виду… я имел в виду..
—О господи, опять тебя заело. Хватит, Лэйф. У меня есть тело, сильное и горячее, и если я ничего не смогу добиться в жизни, на кой ляд мне кружевные трусы?
—Знаешь, Свайнхильда, когда доберемся до столицы, я отведу тебя к парикмахеру, и он уложит твои волосы, а потом…
—Зачем мне портить волосы? Прекрати, Лэйф. Собирайся и пойдем. Нам еще топать и топать, а впереди — озеро, и переплыть через него — это тебе не языком трепать.
* * *
Они спустились с холма и очутились на заболоченном берегу, покрытом жижей, гнилыми водорослями и тухлой рыбой. Стоя по щиколотку в грязи, Лафайет и Свайнхильда дрожали от холода, беспомощно озираясь по сторонам. На далеком острове огоньки весело перемигивались, отражаясь в черном небе.—Наверное, старый баркас затонул, — заметила Свайнхильда.
— Раньше он ходил в город и обратно каждый час — полторашка в один конец.
—Придется поискать лодку, — сказал O'Лири. — Пойдем. Видишь избушки? Скорее всего, это — рыбачьи хижины. Может, удастся нанять человека, который согласится нас перевезти.
—Слушай, Лэйф, должна тебя предупредить: ты с этими рыбаками поосторожней. Запросто обчистят, дадут по голове и выбросят в воду.
—Ничего не поделаешь, придется рискнуть. Не стоять же на месте, в самом деле.
—Лэйф, — она схватила его за руку, — давай просто пойдем по берегу, найдем лодку, которая плохо привязана, и…
—Ты хочешь, чтобы я лишил несчастного рыбака средств производства? Свайнхильда, мне стыдно за тебя!
—O'кэй. Тогда ты подожди, а эти самые средства добуду я.
—Твои намерения не делают тебе чести, Свайнхильда, — твердо сказал Лафайет. — Мы будем действовать прямо и открыто. Честность — лучшая политика, запомни раз и навсегда.
—Странная политика, Лэйф. Ладно, валяй. В конце концов, речь идет о твоей шее.
Они зашлепали по грязи к ближайшей хижине — полуразвалившейся постройке с прогнившими венцами и ржавой печной трубой, почему-то торчавшей из стены. Из трубы валил черный дым; слабая полоска света пробивалась из-под ставен наглухо заколоченного окна. Лафайет постучал в дверь. Спустя несколько секунд послышался скрип пружинной кровати и хриплый голос произнес.
—Ну?
—Э-э-э… вас беспокоят двое путешественников, — сказал Лафайет. — Нам нужно попасть в столицу. Мы готовы хорошо заплатить… уфф! — — Локоть Свайнхильды больно ткнул его под ребро, — …если у нас хватит денег.
Послышалось невнятное бормотание, звук открываемого засова, и дверь приоткрылась на шесть дюймов. В образовавшейся щели были видны лишь густая мохнатая бровь и покрасневший глаз, бессмысленно уставившийся на Лафайета.
—Тебе чего? — сказал глаз. — Псих, что ли?
—Не смейте выражаться! — Лафайет повысил голос. — Здесь присутствуют дамы.
Бессмысленный глаз уставился на Свайнхильду. В дверной щели появился расплывшийся в ухмылке рот, обнаживший несметное число больших желтых зубов.
—Что ж ты сразу не сказал, голуба? Совсем другое дело. — Глаз оценивающе посмотрел вверх, затем вниз. — Да, хороша пташка. Так чего, говоришь, тебе надо?
—Нам необходимо попасть в порт Миазм, — объяснил Лафайет, делая шаг в сторону и полностью закрывая Свайнхильду от глаза.
— Это очень важно.
—Ага. Утром…
—Мы не можем ждать до утра, — перебил Лафайет. — Кроме того, в наши намерения не входит ночевать на болоте, и нам нужно замести следы… э-э— э… добраться до столицы как можно скорее.
—Ну… Знаешь что, приятель, я — человек добрый. Так и быть, пусть дама ночует со мной в хижине, а тебе я постелю плащ на берегу. Утром…
—Сколько раз повторять! — прикрикнул Лафайет. — Мы хотим переправиться на остров сейчас, сию минуту. Немедленно.
—Ага, — сказал абориген, зевая во весь рот и прикрывая его гигантской волосатой ладонью. — Без лодки твое дело не выгорит, босс.
—Послушай, — сказал O'Лири. — Я хочу дать тебе — Он сунул руку в карман и достал очередной пятидесятицентовик, — …эту монету, если ты доставишь нас в город. Или тебе не нужны деньги?
—Эй! — сказал рыбак. — Похоже на чистое серебро.
—Да, — ответил Лафайет. — Согласен?
—Ух ты, спасибо, кэп. — Рука потянулась к монете, но O'Лири быстро сунул ее обратно в карман.
—Нехорошо, — ледяным тоном произнес он. — Сначала перевези нас на остров.
—Ну. — Рука отпрянула и стала чесать голову со скрипом, напоминающим звуки строгающего рубанка. — Здесь есть одна закавыка, ваше сиятельство. Схожу, посмотрю, может, чего и выйдет. Но только цена моя будет другая. С вас-то монетка,
ладно, а дама сама заплатит. — Рука вытянулась вперед, намереваясь смести O'Лири с дороги, и он резко ударил ее владельца по пальцам, после чего рука вновь отпрянула, и потревоженное место было засунуто в рот. — Ага, — сказал абориген, с упреком глядя на Лафайета. — Больно, приятель.
—Жаль, что мало, — холодно ответил Лафайет. — Скажи спасибо, что я тороплюсь, а то выволок бы тебя из дома и задал настоящую взбучку.
—Ну? Мог бы чуток зашибиться, голуба. Внутри хижины что-то зашевелилось, и из двери высунулась голова, за которой появились плечи, размером с добрую копну сена, массивный торс, а за ними и сам рыбак, который выполз на четвереньках, поднялся на ноги, величиной с телеграфные столбы, и выпрямился во весь рост — не меньше семи футов шести дюймов.
—Я же ничего не говорю, и с платой могу подождать, пока переедем, — сказало чудовище. — Даже лучше, что сначала разогреюсь. Жди меня здесь, кэп. Я быстро.
—Ну ты даешь, Лэйф, — прошептала Свайнхильда, глядя как гигантская фигура скрылась в тумане. — Сразу видно, что не из пугливых. — Она с сожалением посмотрела вслед великану. — Что-то в нем все-таки есть.
—Если он до тебя пальцем дотронется, я оторву ему голову и запихаю в его собственную глотку, — прошипел Лафайет.
—Эй, Лэйф! Да ты никак ревнуешь? — с восхищением сказала Свайнхильда и, на секунду задумавшись, добавила: — Смотри, не зарывайся. Хватит с меня скандалов. Посмотрит какой-нибудь бродяга на мою грудь, так Боров сразу в кулаки. Надоело.
—Ревную? Я?! Ты с ума сошла.
Лафайет сердито сунул руки в карманы и стал шагать взад-вперед, в то время как Свайнхильда напевала себе под нос, накручивая прядь волос на палец.
Прошло не менее четверти часа, прежде чем великан вернулся, крадучись, двигаясь на удивление бесшумно.
—Все готово, — сказал он хриплым шепотом. — Поехали.
—Чего это ты шепчешься? — громко спросил O'Лири подозрительным тоном. — Что…
Молниеносным движением гигант заткнул ему рот ладонью, жесткой, как подошва сапога.
—Тише, босс, — прошипел он, — а то разбудим соседей. Ребята вкалывают с утра до вечера и хотят выспаться.
O'Лири вырвался из железных объятий, отфыркиваясь от резких запахов селедки и дегтя.
—Хорошо, — тоже шепотом ответил он. — Извини, я не хотел никого беспокоить.
Взяв Свайнхильду за руку, O'Лири пошел за проводником по болотистому берегу к полуразрушенному каменному причалу, в конце которого была привязана грубо сделанная широкая плоскодонка. После того, как великан сел за весла, осадка лодки увеличилась дюймов на шесть. Лафайет помог Свайнхильде спуститься и заскрежетал зубами, когда мощные руки подхватили ее, как пушинку, и перенесли на корму.
—А ты садись на нос, кэп, и следи, чтоб мы не наткнулись на бревна, — сказал гигант.
Лафайет едва успел удобно устроиться, как весла опустились в воду, и от мощного гребка он чуть было не вывалился из лодки. Угрюмо вцепившись в борт, O'Лири видел, как под скрип уключин и плеск волн уменьшается и исчезает в густом тумане причал. Впереди далекие огни большого города продолжали перемигиваться, плавая в черной дымке неба. Сырой ветер пронизывал насквозь.
—Долго нам плыть? — хрипло спросил он, плотнее закутываясь в пиджак.
—Шш-шш-шш, — просипел великан, не оборачиваясь.
—В чем дело? — резко спросил Лафайет. — Может, теперь ты боишься разбудить рыбу?
—Будь ласков, друг, заткни пасть, — настойчиво прошептал абориген. — Знаешь, как звук разносится по воде? — Он наклонил голову, прислушиваясь. На берегу кто-то невнятно закричал.
—Вот видишь? — высокомерно произнес Лафайет. — Не все так заботятся о покое ближних, как ты. Должен заметить.
—Да замолчишь ты, падла, в конце концов, — сдавленным от ярости голосом прошипел великан. — Нас услышат!
—Кто? — громко спросил Лафайет. — В чем дело? — Почему мы ведем себя как преступники?
—Потому что парень, у которого я одолжил лодку, может обидеться, — пробормотал гигант. — А, теперь все одно. У ребят слух, как у летучих мышей.
—За что может обидеться парень, у которого ты одолжил лодку? — удивленно спросил Лафайет.
—За то, что я одолжил у него лодку.
—Ты хочешь сказать, что взял ее без разрешения?
—Стану я будить человека, чтобы спрашивать всякие глупости.
—Ты… ты…
—Меня зовут Хват, голуба. А ругаться будешь, когда нас поймают. Не бойся, ребята на месте сидеть не будут.
Хват наклонился вперед и мощным гребком послал лодку далеко вперед.
—Великолепно, — простонал Лафайет. — Вот она, награда за честность. Полиция идет по горячему следу, а нам приходится удирать.
—Я от тебя ничего скрывать не стану, босс, — доверительно
сообщил Хват. — Эти ребята не лягавые. Нету у них глупых предрассудков. И если поймают, не жди повестки в суд.
—Послушай, — быстро сказал Лафайет. — Давай повернем назад и объясним, что произошло недоразумени.
—Может, вашему сиятельству хочется, чтоб его сожрали рыбы, но это не по мне, — отрезал Хват. — И надо подумать о маленькой леди. Ребята давно не видели девочек.
—Ты бы лучше поберег дыхание, — посоветовал Лафайет. — Чем болтать, греби сильнее.
—Если я буду грести сильнее, сломаются весла, — отпарировал Хват. — Похоже, нас догоняют, голуба. Надо бы облегчить корабль, кэп.
—Прекрасная мысль, — согласился Лафайет. — Что выбросим за борт?
—Да вроде бы нет здесь ни сетей, ни удилищ. А кроме меня, грести некому. И даму из лодки не выкинешь, пока нет нужды. Остаешься ты, приятель.
—Я? — недоуменно спросил Лафайет. — Послушай, Хват, ведь это я тебя нанял. Не можешь же ты…
—Что делать, босс. Такова жизнь. Великан бросил весла, хлопнул ладонью о ладонь и повернулся к O'Лири.
—Но… кто тебе заплатит, если ты меня выбросишь? — спросил хитроумный Лафайет, пытаясь вжаться в деревянную банку.
—Ага, это ты верно подметил, — согласился Хват, почесывая подбородок, широкий, как Гибралтар. — Может, сначала рассчитаемся?
—Вот уж нет. Куда я, туда деньги.
—Ну, хватит разговоры разговаривать. Несправедливый ты человек, кэп, да ладно, получу с маленькой леди вдвойне.
Массивная рука вытянулась в его сторону. Лафайет пригнул голову как бык и ринулся вперед, намереваясь угодить великану в живот и почему-то натыкаясь на кирпичную стену, отбросившую его на борт. Отчаяннно цепляясь за неровное дно, O'Лири услышал какой-то свист, глухой удар, и в следующую секунду лодка оказалась в центре тайфуна. Ледяная вода обдала его с головы до ног.
—Спокойно, Лэйф! — крикнула Свайнхильда с кормы. — Я ему врезала веслом по голове, так что все в порядке. Чуть не утопил нас, гад. Давай вышвырнем его за борт.
—Ты. — с ума… сошла, — с трудом произнес Лафайет, приходя в себя я уставившись на фигуру великана, рука которого, толщиной с небольшой дуб, свешивалась с лодки, чертя по воде след. — Он без сознания. Может утонуть.
—Пробравшись на четвереньках к гребной банке, O'Лири забрал у девушки весло, вставил его в уключину, сделал гребок…
Раздался громкий треск, и Лафайет полетел вверх тормашками.
—Эх, слишком сильно я ударила, — с сожалением сказала Свайнхильда. — Сковородка была удобнее.
Лафайет вскарабкался обратно на банку, не обращая внимания на боль в плечах, спине, груди, пояснице и прочих частях тела.
—Придется грести одним веслом, — сказал он, тяжело дыша.
— Ты не знаешь, в каком направлении?
—Понятия не имею, — ответила Свайнхильда. — Но, по-моему, ты можешь не стараться, Лэйф. Смотри.
O'Лири повернулся и увидел белое расплывчатое пятно треугольного паруса, надвигающегося на них с угрожающей скоростью.
—Баркас! — воскликнул он, глядя, как. из тумана появляется корпус судна, на палубе которого стояли несколько рыбаков. При виде дрейфующей плоскодонки они радостно закричали и искусно причалили борт к борту. Лафайет разбил оставшееся весло о голову первого человека, прыгнувшего в лодку, но затем айсберг, о существовании которого он не подозревал, упал на него, погребая под сотнями тонн ледяных глыб и мамонтовых скелетов.
* * *
O'Лири пришел в сознание, не понимая, зачем ему понадобилось совать голову в ледяную окрошку и почему в его мозгу трезвонят праздничные колокола. К тому же пол качался во все стороны одновременно, а когда он попробовал за что-нибудь ухватиться, оказалось, что обе его руки отрезаны по самые плечи. Лафайет изо всех сил задергал ногами, в результате чего окунулся с головой в ледяную воду, полившуюся за воротник при очередном подъеме палубы. Он изогнулся, перекатился на спину и заморгал глазами, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. По крайней мере, руки были на месте: слишком уж сильно они болели, стянутые тугими веревками.—Очнулся, мазурик, — послышался рядом веселый голос. — Дать ему пару раз по морде?
—Подожди. Сначала будем тащить соломинки. O'Лири завертел головой, испытывая самые разнообразные ощущения, не относящиеся к числу приятных, и туман перед его глазами постепенно рессеялся.
Первым делом он увидел ноги, обутые в резиновые сапоги. Обладатели ног стояли на палубе, глядя на рыбака, обхватившего Свайнхильду сзади. Как раз в эту минуту девушка изловчилась и лягнула своего тюремщика ногой в голень. От неожиданности рыбак подпрыгнул и громко выругался.
—Живчик, да и только! — восхищенно сказал матрое с длинными жирными волосами. — Где соломинки?
—Откуда здесь соломинки? — ворчливо отозвался его приятель. — Будем тащить рыбу.
—Не по правилам, — пробормотал невысокий коренастый пират с иссиня-черной бородой и бакенбардами, между которыми с трудом можно было различить кончик носа. — Где это видано, чтобы бабу разыгрывали рыбой?
—Да бросьте вы, ребята, — вмешалась Qвайнхильда. — Я сама привыкла выбирать мальчиков.
Вот ты, красавчик… —Она бросила многообещающий взгляд на верзилу с квадратной челюстью и рыжими волосами, чем-то похожего на свинью. — Ты мне больше всех нравишься. Неужели ты позволишь этим недоноскам помешать нашей любви?
Избранник Свайнхильды поперхнулся от изумления, но тут же расправил широкие плечи и выпятил грудь, ухмыляясь во весь рот.
—Значит, так, ребята…
Метко брошенный гарпун угодил точно в шею, и обладатель квадратной челюсти, взмахнув руками, рухнул на палубу.
—Ты это прекрати, — скомандовал хриплый голос. — Оставь свои бабьи штучки. У нас все поровну. Правда, ребята?
Вслушиваясь в одобрительный хор голосов, Лафайет умудрился принять сидячее положение и облокотился о румпель, надежно фиксированный канатом. Никем не управляемый баркас легко шел по ветру, рассекая волны. Руки у Лафайета совсем онемели, и он напряг мышцы, пробуя веревки на прочность, но они сдавили кисти как наручники. Матросы весело смеялись, поддразнивая Свайнхильду, а один из них, высунув язык от напряжения, пытался зажать в кулаке несколько копченых селедок. Предмет их лотереи стоял в насквозь промокшем платье, прилипшем к телу, высоко вздернув подбородок и выпятив посиневшую от холода нижнюю губу.
O'Лири застонал. Хорош защитничек! Это он втравил девушку в жуткую историю. Упрямый осел! Теперь вообще неизвестно, удастся ли унести отсюда ноги. Хват говорил, что аборигены скормят его рыбам. Наверное, оставили в живых, потому что не успели ограбить, а потом — нож под лопатку, и концы в воду, И Свайнхильда… бедная девочка, мечтавшая увидеть огни большого города. Головорезы наверняка ее прикончат. Лафайет изо всех сил напряг мышцы. Если б только освободить одну руку, он прихватил бы на тот свет кого-нибудь из этих склабящихся обезьян! Если б только к нему хоть на мгновение вернулась способность фокусировать пси-энергию!..