По крайней мере, я догадался, кто это. Но узнал себя с трудом. Мои глаза уставились на меня из темного стекла, как парочка заключенных, проводящих жизнь в одиночках. Мое лицо выглядело больным, изношенным, изборожденным морщинами. Седая щетина была с четверть дюйма, голова покрыта седыми нечесаными лохмами. Мое адамово яблоко ходило ходуном, когда я сглатывал. Я высунул язык, он тоже выглядел неважно.
   - Ты в плохой форме, старина, - сказал я незнакомцу в витрине. - Наверное, пятнадцать галлонов выпивки - не то, что тебе необходимо сейчас.
   Я стоял, глядя на свое отражение, и ждал, когда внутренний голос запищит и напомнит, как согревает сердце выпивка, как замечательно она проскальзывает по языку и добирается до желудка, прожигая путь вниз, успокаивает боль в костях и делает гибкими суставы, приносит уют и легкость мыслям.
   Но он не напомнил. А если и напомнил, то я не услышал его. Я чувствовал, как бьется сердце глухими больными ударами, работая чересчур напряженно только для того, чтобы я мог продолжать идти. Я слушал хрипы в легких, ощущал толчки, когда колени шатались из стороны в сторону, подобно струнам контрабаса, болезненную истощенность ослабших мышц.
   - Что случилось со мной? - спросил я старика в витрине. Он не ответил, лишь облизнул губы серым языком.
   - Ты выглядишь таким же испуганным, каким чувствую себя я, папаша, сказал я. - Между прочим, как тебя зовут?
   - Носатый называл тебя Барделл.
   - Да, Барделл. Я... был актером. - Я попробовал примерить эту мысль на себя. Она подходила, как бывший в употреблении гроб.
   - Они вытащили меня из канавы, - сказал я. - Эти мальчики в белых халатах, Ван Ваук и другие. Им нужна была морская свинка. Я записался добровольцем.
   - Так заявили они. А до этого - что?
   - Я что-то не могу вспомнить. Должно быть из-за мускателя. Он испортил твои мозги. Мои мозги. Наши мозги.
   - Итак, что мы намерены делать со всем этим? Я подумал о выпивке и почувствовал приступ тошноты.
   - Никакой выпивки, - сказал я. - Окончательно - никакой выпивки. Возможно, нужно посетить доктора. Но не, такого, как Иридани. Возможно, улучшить питание. Больше спать. Когда последний раз ты спал в постели, старина?
   Этого я тоже не мог вспомнить. Теперь я был послушным и испуганным. Незнание, кто ты и откуда, вызывает чувство глубокого одиночества. Я оглядел улицу. Если я когда-нибудь и видел ее до этого, то не мог вспомнить когда. Но я знал, что в порт нужно идти этой дорогой, а к кварталу, где на домах висели таблички "Сдаются комнаты - на день, на неделю, на год" - другой.
   - Вот то, что мне нужно, - сказал я. - Мой голос был столь же скрипучим и старым, как изношенный башмак. - Чистая постель и сон на всю ночь. Завтра ты почувствуешь себя лучше. И тогда ты вспомнишь.
   - Обязательно. Все будет отлично - маньяна.
   - Благодарю, приятель: ты оказал большую помощь. - Я помахал старику в витрине, и он помахал в ответ, я повернулся и пошел, но не в сторону порта.
   XXIV
   Пожилой женщине не понравилась моя внешность (за что я ее не виню), но понравилась десятидолларовая банкнота. Она пропыхтела два этажа, распахнула дверь голой убогой маленькой комнаты с высоким потолком и черным полом и показала потертый ковер, латунную узкую кровать, шифоньер и умывальник. Ржавые пружины жалобно заскрипели, когда я сел на матрац.
   За доллар сверх платы она снабдила меня бело-желтым полотенцем и простыней с бледным пятном посередине, жесткой, как скребница, и обмылком кораллового цвета, который пах формальдегидом. Аромат одиннадцати долларов наличными, видимо, ударил ей в голову, потому что она даже пожелала мне спокойной ночи.
   Я помок некоторое время под душем, затем поскреб бритвой свои бакенбарды и перешел к свисающим на шею лохмам, чтобы навести хоть какой-нибудь порядок.
   - Хорошая работа, старина, - сказал я лицу в зеркале. - Ты уже выглядишь как хорошенький труп.
   Вернувшись в комнату, я скользнул между простынями, напоминающими накрахмаленную мешковину, свернулся клубком вокруг пары сломанных пружин, которые торчали сквозь хлопчатобумажный материал, и отплыл в то место, где годы, болезни и человеческая бренность не существуют, где небо розовое круглый день, где мягкие голоса наших любимых рассказывают, какие мы замечательные, отныне и навсегда, аминь.
   XXV
   Утром я чувствовал себя лучше. Я доверил хозяйке еще одну десятидолларовую бумажку с поручением купить мне нижнее белье и носки. То, что она принесла, не было новым, но было чистым, а кроме того, было девять долларов сдачи.
   Я отклонил ее предложение позавтракать (семьдесят пять центов) и купил яблоко во фруктовом киоске. По соседству было множество магазинов готового платья, специализирующихся на продаже полосатых костюмов и рубашек с заштопанными рукавами. Я выбрал розовато-коричневый двубортный пиджак и пару черно-зеленых свободных штанов, которые были толстыми и прочными, хотя и не модными, пару рубашек, в прошлом белых, пару сморщенных ботинок, сделанных для чьего-то дедушки, и щегольский красно-зеленый галстук, который, вероятно, принадлежал батальону шведских моряков. Не все углядели бы в получившемся ансамбле хороший вкус, но я решил быть выше этого.
   Через полчаса я представил возможность счастливчику-парикмахеру поработать над моими лохмами. Он возвратил им длину раннего Джонни Вайсмюллера и сказал:
   - Невероятно. Я видел черные волосы с седыми корнями, но никогда наоборот.
   - Это все моя диета, - сказал я. - Я только что перешел на дистиллированный морковный сок и яйца уток-девственниц, сваренные в чистой ключевой воде.
   Он бесплатно побрил меня, удалив остатки щетины, которые я пропустил предыдущим вечером, а затем предложил испытать судьбу в том, что назвал лотереей.
   - Я делаю вам одолжение, - сказал он доверительно. - Это самая популярная игра в городе. - Он показал мне фиолетовый билет в качестве доказательства.
   Я заплатил доллар и спрятал билет. Когда я уходил, он смотрел на меня из-за кассового аппарата, улыбаясь безгубой усмешкой и поблескивая глазами так, что напомнил мне кого-то смутно знакомого...
   Так прошло две недели. Я не выпил ни капли спиртного, набрал пять фунтов, простился с болью в желудке и остался на мели. Последний день я провел в поисках работы, но оказалось, что для просителей неопределенного возраста и неопределенных занятий избытка рабочих мест не наблюдалось. Моя хозяйка не испытывала желания предоставить мне кредит. Мы расстались с выражениями сожаления, я пошел в парк и просидел в нем немного дольше, чем обычно.
   Когда солнце зашло, мне стало зябко. Но все еще горели огни в публичной библиотеке через дорогу. Библиотекарь бросила на меня острый взгляд, но ничего не сказала. Я нашел тихий уголок и устроился, чтобы насладиться теплом. Есть что-то успокаивающее в тихих книгохранилищах, в тяжелых старых дубовых стульях, в запахах бумаги и переплетов, даже в шорохах и мягких шагах.
   Шаги остановились, скрипнул отодвигаемый стул, зашуршала одежда. Я не открывал глаз и старался выглядеть старым джентльменом, который пришел полистать переплетенные тома "Харпер" и совсем случайно задремал в середине 1931 года; но я слышал мягкое дыхание и чувствовал на себе чей-то взгляд.
   Я открыл глаза. Она сидела за столом напротив. Выглядела молодо и печально, немного бедно одетой. Она спросила:
   - С вами все в порядке?
   XXVI
   - Не исчезайте, леди, - сказал я. - Не превращайтесь в дым. И даже просто не вставайте и не уходите. Позвольте моему пульсу опуститься до 90 ударов.
   Она слегка покраснела и нахмурилась.
   - Я... подумала, что вы, возможно, больны, - сказал она, вся такая чопорная и правильная, готовая сказать все те волшебные слова, которые делали ее членом королевской семьи.
   - Точно. А что с парнем, который вошел со мной? Не так ли звучат следующие строчки?
   - Не понимаю, что вы имеете в виду. Никто с вами не входил, я, по крайней мере, не видела.
   - Вы давно наблюдаете за мной?
   На этот раз она действительно покраснела.
   - Сама мысль о том...
   Я потянулся и взял ее за руку. Она была нежной, как первое дыхание весны, мягкой, как выдержанное виски, теплой, как материнская любовь. Я разжал пальцы, рука не шелохнулась.
   - Давайте пропустим все ритуальные ответы, - сказал я. - Происходит что-то довольно странное; и мы знаем это, верно?
   Румянец исчез, она побледнела: ее глаза пристально смотрели в мои, как будто я знал секрет, который мог спасти ей жизнь.
   - Вы... вы знаете? - прошептала она.
   - Не уверен, мисс, но все возможно. Я выбрал не тот тон: она напряглась, поджала губы и стала истовой праведницей.
   - Это был просто порыв христианина...
   - Чепуха, - сказал я. - Извините за грубость, если это грубость. Вы заговорили со мной. Почему?
   - Я сказала вам...
   - Я слышал. А сейчас сообщите настоящую причину.
   Она посмотрела на кончик моего носа, на мое левое ухо и наконец мне в глаза.
   - Я... видела сон, - сказала она.
   - Пивной бар, - сказал я, - в захудалом районе. Толстый буфетчик. Кабина справа от входной двери.
   - Боже мой, - сказала она тоном человека, никогда не упоминающего имя Божье всуе.
   - Как вас зовут?
   - Реджис. Мисс Реджис, - она остановилась, как будто сказала слишком много.
   - Продолжайте, пожалуйста, мисс Реджис.
   - Во сне я была той, в которой нуждаются, - сказала она, обращаясь уже вроде бы не совсем ко мне. - Мне доверили что-то важное, я должна была выполнить свой долг, в нем был смысл всей моей жизни.
   У меня хватило ума не перебивать ее, пока она рассказывала.
   - Зов был ниспослан среди ночи: тайное послание, которого я ждала. Я была готова. Я знала, что существует громадная опасность, но не боялась. Я знала, что делать. Я встала, оделась, пошла в назначенное место. И... вы были там. Тут она посмотрела на меня. - Вы были моложе и сильнее. Но это были вы. Я уверена.
   - Продолжайте.
   - Я должна была предостеречь вас. Существовала опасность - я не знаю какая. Вы намеревались встретить ее один на один.
   - Вы просили меня не уходить, - сказал я. Она кивнула.
   - Но... вы пошли. Я хотела закричать, побежать следом за вами, и... проснулась. Она неуверенно улыбнулась:
   - Я пыталась убедить себя, что это был всего лишь глупый сон. И все-таки знала, что это не так.
   - Поэтому вы вернулись.
   - Мы шли по холодным пустым улицам. Вошли в здание. Ничто не было тем, чем казалось. Мы проходили комнату за комнатой в поисках... чего-то. Подошли к стене. Вы ее сломали. Мы очутились в большой комнате со странной изысканной люстрой. А следующая комната оказалась ночлежкой.
   - Ну-ну, - сказал я. - Я видал комнаты и похуже.
   - Затем ворвался человек, - продолжала она, игнорируя мои слова, - он держал в руках ружье. Он прицелился в вас и... застрелил у моих ног. Печальный взгляд потух.
   - Как видите, не совсем, - сказал я. -Я здесь. Я жив. В действительности этого не случилось. Ничего не вышло. Мы были во сне вдвоем.
   - Но... как?
   - Я участвовал в эксперименте. Морская свинка. Большие машины, соединенные с моей головой. Они заставили меня видеть сны, сумасшедшую чепуху, в которой все перемешалось. Каким-то образом вы попали в мой сон. Самое смешное: думаю, они не знали об этом.
   - Кто - "они"? Я махнул рукой.
   - Люди из университета. Из лаборатории. Биологи, врачи, физики. Я не знаю.
   - Где ваша семья. Ваш дом?
   - Не сочувствуйте попусту, мисс Реджис. У меня их нет.
   - Ерунда, - сказала она, - ни одно человеческое существо не живет в вакууме. Но оставим эту тему. - Вы упомянули университет. Она взяла новый галс. - Какой университет это был?
   - А сколько их в городе, леди?
   - Пожалуйста, не говорите, как бродяга.
   - Приношу извинения, мисс Реджис. Вон в той стороне, - я ткнул пальцем за спину. - Красивая территория, большие деревья. Вы должны его знать.
   - Я живу здесь с детства. В городе нет университетов.
   - Ну, может быть, это исследовательская лаборатория.
   - Здесь ничего подобного нет, мистер Флорин.
   - Три квартала от библиотеки, - сказал я. - Десять акров, если не больше.
   - Вы уверены, что это не часть сна?
   - Я жил на их деньги последние две недели.
   - Можете вы отвести меня туда?
   - Зачем?
   Она уставилась на меня.
   - Потому что мы не можем это бросить, не правда ли?
   Она последовала за мной в ночь, сопровождаемая неодобрительным взглядом пожилой девы за столом выдачи книг. Десять минут нам хватило, чтобы пройти три квартала к тому месту, где я покинул университет двумя неделями раньше.
   Магазины, заправочная станция и ломбарды выглядели нормально, но там, где должна была возвышаться высокая стена из красного кирпича, стоял заброшенный склад: акр или около того подъездных путей и разбитого стекла.
   Мисс Реджис не сказала ни слова. Она спокойно шла рядом, когда я повторил маршрут. Я обнаружил знакомый магазин с одетым в запылившийся смокинг манекеном в витрине, кондитерскую с засохшими помадками. Но когда мы возвратились к университету, то вновь обнаружили склад.
   - Все остальное есть, - сказал я. - Не хватает только самого колледжа. Великовато для потери, Давайте посмотрим фактам в лицо, мисс Реджис. Кто-то украл университет и оставил на его месте эту кучу мусора, возможно, со значением. Моя задача найти причину.
   - Мистер Флорин, уже поздно. Вы устали. Наверное, будет лучше приступить к поискам завтра. Мы можем встретиться после работы, если только... - Ее голос затих.
   - Обязательно, - сказал я. - Прекрасная мысль, мисс Реджис. Извините, что отнял у вас столько времени. Вы были правы во всем. Нет ни университета, ни ученых, ни машин сновидений. Но сто долларов были реальными. Остановимся на этом. Спокойной ночи и спасибо за компанию.
   Она стояла с нерешительным видом. - Куда вы пойдете?
   - Мир велик, особенно, когда вас не связывают чьи-либо ограничения. В Грейфел, возможно. Это красивое место, где сила тяжести на восемнадцать процентов меньше, и полно кислорода, и большое желтое солнце.
   - Кто рассказал вам о Грейфеле? - прошептала она.
   - Барделл. Он был актер. Не очень известный. Забавно, но Носатый подумал, что я - это он. Можете себе это представить?
   - Грейфел был местом моего летнего отдыха, - сказала она озадаченно.
   - Не говорите: у озера в двадцати восьми милях отсюда.
   - Почему вы так решили?
   - Хорошо, скажите тогда, где же он?
   - Грейфел в Висконсине, около Чикаго.
   - А разве это не Чикаго?
   - Что вы, конечно, нет. Это Вулфтон, Канзас. Как же так: вы здесь несколько недель и даже не знаете названия города.
   - Мои контакты были ограничены. Она смотрела на меня, и я почти мог слышать, как она размышляет обо все этих несуразицах.
   - Где же вы будете спать сегодня?
   - У меня настроение погулять, - сказал я. - Ночь размышлений под звездами.
   - Пойдемте ко мне домой. У меня есть комната для вас.
   - Благодарю, мисс Реджис. Вы милая девушка
   - слишком милая, чтобы втягивать вас в мою личную войну со Вселенной.
   - Что вы на самом деле намерены делать? - прошептала она. Я качнул головой в сторону склада.
   - Суну свой нос туда.
   Она выглядела честной и деловитой.
   - Да, конечно, мы должны сделать это.
   - Не мы - я.
   - Мы оба. В конце концов... - она подарила мне проблеск улыбки, легкий, как вздох ангела, - это и мой сон тоже.
   - Я как-то забыл об этом, - сказал я. - Пошли,
   XXVII
   Двери были заперты, но я нашел расшатанную доску, оторвал ее, и мы проскользнули в темноту, полную паутины и хлопанья крыльев летучих мышей или чего-то другого, что хлопало.
   - Здесь ничего нет, - сказала мисс Реджис. - Это просто старое заброшенное здание.
   - Поправка: это место, которое выглядит как старое заброшенное здание. Возможно, это отделка витрины, и если вы сотрете пыль, то обнаружите под ней свежую краску.
   Она провела пальцем черту на стене. Под пылью было еще больше пыли.
   - Ничего не доказывает, - сказал я. - В этом деле ничто не может служить доказательством. Если воображаешь вещь, то воображаешь, что она существует.
   - Вы думаете, что сейчас спите?
   - Это вопрос, не правда ли, мисс Реджис?
   - Сновидения не такие; они смутные и расплывчатые по краям. Они существуют в двух измерениях.
   - Я помню, как однажды размышлял о сновидениях, когда прогуливался по холму осенью недалеко от студенческого городка. Я ощущал, как хрустят сухие листья под туфлями, как притягивает тяготение мои ноги; я вдыхал запах горящих листьев, чувствовал укусы морозного осеннего воздуха и думал: "Сны не похожи на реальность. Реальность реальна. Все чувства работают, все существует в цвете я в трех измерениях". - Я сделал паузу для пущего эффекта. - Затем я проснулся. Она поежилась.
   - В таком случае, ни в чем нельзя быть уверенным. Сон внутри сна, который тоже снится. Я выдумала вас - или вы выдумали меня. Мы не способны разобраться.
   - Может быть, в этом какое-то послание для нас. Может быть, нам следует искать истину, которая истинна и во сне, и наяву.
   - Что вы имеете в виду?
   - Ну, например, ответственность, - сказал я. - Смелость. Как у вас.
   - Не глупите, - но по ее голосу чувствовалось, что она довольна. Я с трудом различал ее лицо в темноте. - Что мы будем делать? Вернемся? - спросила она.
   - Давайте сначала оглядимся. Кто знает, может, мы играем в жмурки и находимся лишь в дюйме от выигрыша? - я нащупывал дорогу вперед по усыпанному мусором полу, через обломки досок и обрывки бумаги и картона, спутанные мотки проволоки. Покосившаяся дверь оказалась в дальней стене. Она открылась в темный проход, не более чистый, чем большая комната.
   - Нам следовало взять фонарик, - сказала мисс Реджис.
   - Или патрульную машину, набитую полицейскими, - сказал я. - Вам лучше не смотреть. - Но она была около меня и взглянула туда, куда уставился я. Сенатор лежал на спине, его голова была размазана, как яйцо. Я почувствовал, как окаменела девушка, затем она вдруг расслабилась и засмеялась - нервный смех, но все-таки смех.
   - Вы напугали меня, - сказала она и подошла к распростертому на спине телу в пыльном смокинге. - Это всего лишь манекен.
   Я вгляделся, с деревянного лица осыпалась краска.
   - Он похож... - мисс Реджис взволнованно посмотрела на меня. - Он очень похож на вас, мистер Флорин.
   - Не на меня - на Сенатора, - сказал я. - Может быть, они пытаются сообщить мне что-то.
   - Кто такой Сенатор?
   - Человек, которого меня наняли охранять.
   - Был ли он... частью эксперимента?
   - Или эксперимент часть его. - Я перешагнул через поддельный труп и пошел дальше по проходу. Он казался слишком длинным, чтобы поместиться внутри здания. На протяжении сотни ярдов не было ни дверей, ни пересекающихся коридоров, но в конце обнаружилась дверь с полоской света под ней.
   - Как всегда, еще одна дверь, - сказал я. Ручка повернулась, дверь открылась в знакомую комнату. Позади меня мисс Реджис онемела от изумления. Тусклый лунный свет через высокие окна освещал стены, покрытые узорчатой шелковой тканью, восточные ковры. Я прошел по мягкому ворсу к длинному столу из красного дерева и выдвинул стул, почувствовав его солидную важную тяжесть. Люстра задержала на себе мой взгляд. Почему-то на нее было трудно смотреть. Линии граненых хрустальных фасеток взбирались вверх и вверх по спирали вокруг рисунка, который переплетался и повторялся до бесконечности.
   - Мистер Флорин, как такая комната оказалась в этом дремучем здании?
   - Она не здесь.
   - Что вы имеете в виду?
   - Вы не помните свой последний визит?
   - Это действительно та же самая комната? Неужели все это действительно сон?
   - Это было не совсем сном тогда, и сейчас это не сон. Я не знаю, как назвать, но на определенном уровне это действительно происходит.
   Мисс Реджис выдержала паузу, ее голова настороженно наклонилась.
   - Кто-то совсем рядом, - прошептала она. -Я слышу разговор.
   Я встал и, мягко подойдя к двери, приложил ухо. Раздавались два голоса, оба знакомые, один очень высокий, другой с хорошим резонансом, как реклама похоронной конторы.
   - ...выхожу сейчас, - говорил последний. - Я не хочу нести ответственность за это. Вы утратили всякие остатки здравого смысла.
   - Вы не можете, - слышался убедительный голос Трейта. - Мы вылечим его, не бойтесь. Дело времени.
   - А если он умрет?
   - Он не умрет. А если умрет - мы прикрыты. Вы получили гарантии на этот счет.
   - Я не верю вам.
   - Вы никуда не пойдете, Барделл.
   - Уйди с дороги. Лен.
   - Поставь сумку, Барделл.
   - Я предупреждал тебя...,
   Кто-то ударил по железному очагу шаром-молотом. Кто-то издал звук, как будто прополаскивал горло. Кто-то уронил стофунтовый мешок с картофелем на пол. Я распахнул дверь и ворвался через нее в мой первый номер в отеле, где почти столкнулся с Сенатором, стоящим над телом Трейта с дымящимся пистолетом в руке.
   XXVIII
   Он посмотрел на меня, рот у него открылся, но слов слышно не было. Я взял пистолет из его руки и понюхал, чтобы хоть что-то сделать.
   - Мне он тоже никогда не нравился, - сказал я. - Куда вы отправляетесь?
   - Я не хотел его убивать, - сказал он. - Это произошло случайно.
   - Не переживайте. Сенатор. Возможно, это не считается.
   Я присел на корточки около Трейта и проверил его карманы. Мне это совсем не нравилось, но, тем не менее, я это сделал. Хотя мог бы не беспокоиться. Карманы оказались пусты. Я посмотрел в его лицо, ставшее серовато-зеленым и несимпатичным.
   - Расскажите, что произошло, - сказал я Сенатору - экс-Сенатору, Барделлу - кем бы он ни был.
   - Я думал, у него пистолет. Он ведь ненормальный!
   - Пропустим разговор о том, кто вы, кто Трейт, и что вы здесь делали, и где мы находимся. Но как это отзовется на мне?
   Он бросил на меня проницательный взгляд, в котором было что-то вроде надежды.
   - А вы не помните?
   - В моей памяти есть пробелы. Начинайте их заполнять.
   - Не знаю, с чего начать. Что вы помните?
   - Расскажите о "Ластриан Конкорд". Он покачал головой и нахмурился.
   - Послушайте, я клянусь вам...
   - Дальше. Как насчет Иридани?
   - О! - он облизнул губы и несколько разочаровался. - Очень хорошо. Вы знаете, против чего я выступал там. Хотя большого выбора у меня не было...
   - Начинайте сначала.
   - Ну... Иридани пришел ко мне семнадцатого. Его разговор сводился к тому, что он нуждается в моих услугах. Если честно, мне нужна была работа. А как только я ознакомился с ситуацией, они уже не могли позволить мне уйти - по крайней мере, они так заявили.
   Я повернулся к мисс Реджис.
   - Сказал он хоть что-нибудь? Она покачала головой.
   - Мне кажется, он тянет время. Кто это?
   - Актер по имени Барделл.
   - Боже мой, - сказал Барделл. - Если вы знаете это, то вы знаете... - он осекся. - Откуда вы узнали?
   - Вы сказали мне.
   - Никогда.
   - В парке, - сказал я, - на Грейфеле. Его лицо стало похожим на пирог, который уронили.
   - Но вы не можете... - сказал он сдавленным голосом, повернулся и ринулся к окну. Я выстрелил вслед ему, но это его не остановило; он вылетел в окно, как грузовик с автострады, и исчез в фонтане осколков стекла.
   Мисс Реджис испуганно вскрикнула. Я ощупал металлическую раму, что-то задел и услышал щелчок. Окно, осыпав пол осколками стекла, развернулось в комнату, как ворота. За ним была обыкновенная серая стена.
   - Если фальшивый человек выпрыгивает из фальшивого окна, ^сказал я,-это самоубийство или безобидная шутка?
   - Это ночной кошмар, - сказала девушка. -Но я никак не могу проснуться. В ее широко открытых глазах стоял страх. Я облизнул губы, напомнившие вкус промокательной бумаги, подумал о двух-трех остроумных репликах и сказал: - У меня ощущение, что это не входило в их планы. Я не знаю, каковы эти планы, кто их составлял и для чего, но обстоятельства складываются не так, как предполагалось. А это значит, что они не такие умные, как самим себе кажутся или мы не глупее их.
   - Мы ходим по кругу, - сказала она. - Мы как слепцы в лабиринте. Мы спотыкаемся, мы заходим все дальше и дальше...
   - Может, если мы достаточно далеко зайдем, то увидим выход.
   - Куда?
   - Смешно, но я бы сказал - откуда. - Я сунул голову в проем серой стены, около восемнадцати дюймов в ширину. Это, наверное, был тот самый проем, который Сенатор и я использовали для побега из фальшивого сенаторского особняка, или его двойник.
   - Решайте, мисс Реджис, - сказал я, - вперед или назад?
   - Назад - куда?
   - Вы еще верите, что мы в Вулфтоне, Канзас, не так ли?
   - Неужели я действительно когда-то здесь жила? - прошептала она. - Робкая маленькая женщина в сером маленьком городке, работающая в страховом агентстве, где двери покрыты лаком, а половицы устало скрипят, и я печатала отчеты на старенькой печатной машинке, приходила домой поздно вечером, в мрачную маленькую комнатку, чтобы, заснув, увидеть невероятное.
   - И просыпались, и жили этими снами. Мне хотелось бы найти ответ на все эти вопросы, мисс Реджис. Может быть, ответ там. - Я кивнул в сторону темного узкого тоннеля за фальшивым окном.
   - Мы исследуем темные коридоры в фантастическом замке? - спросила она. Или это темные лабиринты в нашем сознании?
   - Может быть, наш разум - это бесконечные кротовые ходы. А, может быть, мы - мысли, приходящие в голову Бога и прокладывающие свой путь в бесконечной тверди Вселенной... Или всего лишь две вороны, каркающие в темноте, чтобы подбодрить друг друга. Если верно последнее, то мы плохо с этим справляемся. Вперед, девочка. Давай пойдем и разведаем. Мы можем увидеть розовый солнечный свет, пляж из белого сахара и море из жареных кукурузных зерен, и это совсем не плохо.
   Я шагнул вперед и обернулся, чтобы подать ей руку, но что-то было между нами, нечто невидимое и тяжелое, словно стекло. Она о чем-то говорила, но ни одного звука не было слышно. Я ударил невидимый барьер плечом, что-то разбилось, может быть, мое плечо, но я пробился через складки темноты и вылетел в шум и яркий свет.