Мой муж, чем прожил дней со мною.
   Но я поражена, не скрою:
   Шесть тысяч?..
   Граф. Это верный счет.
   Коль мало слова моего —
   То вот со мной два очевидца.
   Мартин. Я был при том, хоть побожиться.
   Дон Хуан (в сторону). Ты не боишься ничего!
   И как ты можешь лгать так чисто?
   Мартин. Уж лгать так лгать, ведь для лгуна
   И дерзость жулика нужна,
   И вдохновенье романиста!
   Донья Анна. Но я надеюсь, вы, сеньор,
   Окажете мне снисхожденье?
   Граф. О! В этом все мое стремленье:
   Я буду мягкий кредитор.
   Пусть вас записка не тревожит,
   Уплатой – право я сочту
   Смотреть на вашу красоту,—
   Ничто дороже быть не может!
   Мартин (в сторону, дон Хуану). Себе уплату получить
   Желает костью он слоновой?
   Дон Хуан. Обычай далеко не новый —
   Любовь обманам не учить.
   Мартин. Итак, обман – любви основа?
   Дон Хуан. Да, миру был он раньше дан!
   Идут рассказы про обман
   С тех пор, как существует слово.
   Граф. Склоняюсь перед красотой!
   Когда бы ставил я задачей
   Взыскать с вас этот долг пустой,
   Я б, верно, вел себя иначе.
   Принять вас я пришел просить
   Все, что я есть, все, чем владею:
   Вы дивной красотой своею
   Свой долг успели погасить.
   Вы – свет небес, вы – радость взора.
   И я у вас теперь в долгу
   За то, что видеть вас могу.
   У ваших ног молю, сеньора:
   Позвольте мне прийти к вам вновь.
   Иной не требую я платы —
   Нужны мне вовсе не дукаты
   И не богатство, а любовь!
   Донья Анна. Великодушны вы, бесспорно,
   Как кредитор и как должник:
   Теперь мой долг вдвойне велик.
   Граф. Целую руки вам покорно.
   Донья Анна. Храни вас неба благодать!
   Граф. Так мне дарована награда
   Бывать здесь?
   Донья Анна. Я вас видеть рада!
 
   Граф уходит.

Сцена XI

   Донья Анна, дон Хуан, Леонор, Хуана, Мартин.
 
   Донья Анна (дон Хуану). Сеньор, прошу вас подождать…
   Мартин (в сторону). Ага! Попалась рыбка в сети!
   Дон Хуан. К услугам вашим…
   Донья Анна. Дон Хуан,
   Мне ясно, что один обман
   Все выдумки пустые эти.
   Дон Хуан. Но не обман любовь его…
   Тут я могу ручаться смело.
   Донья Анна. Начать со лжи… плохое дело,
   Ложь мне противнее всего.
   Дон Хуан. Но граф в вас пламенно влюблен.
   Донья Анна. Он вас привел с собой напрасно.
   Дон Хуан. Чем общество мое опасно?
   Донья Анна. Теряет рядом с вами он.
   Дон Хуан. Нас с графом не одно родство,
   А дружба с детских лет связала,
   Хоть зависти кругом немало,—
   И сильно я люблю его.
   Я смею вас просить за брата:
   Любви достоин он вполне.
   Донья Анна. Ему вредит, поверьте мне,
   Иметь такого адвоката!
   Дон Хуан. Однако он в карете ждет.
   Итак… имею разрешенье
   Ему снести я приглашенье?
   Донья Анна. Да, если с вами – пусть придет.
   Дон Хуан. Симпатией к нему подсказан
   Столь лестный для меня ответ?
   Не сомневаюсь я…
   Донья Анна. О нет,
   Он приглашеньем вам обязан.
   Дон Хуан. Любезность вежлива всегда.
   Донья Анна. О, скромности не надо ложной.
   Дон Хуан. Так графу возвратиться можно?
   Донья Анна. Нет – коль без вас, а с вами – да.
 
   Дон Xуан и Мартин уходят.

Сцена XII

   Донья Анна, Леонор, Хуана.
 
   Леонор. Ого! Для первого свиданья
   Как были вы любезны с ним!
   Донья Анна. Когда б желаниям моим
   Его ответили желанья!
   Но… он не захотел понять,
   И графа предпочесть мне надо.
   Леонор. Да, вам он отвечал с прохладой,
   К любви не склонен он, видать.
   Донья Анна (в сторону). О сердце глупое мое!
   В какое ты безумье впало?
   Мечта тебя околдовала…
   Очнись, проснись, гони ее!
   Как! Я, которая, бывало,
   Смеялась на мольбы в ответ.
   И я просила! Унижалась!
   О, этому названья нет!
   Но сердце, хоть тоскою сжалось,
   Своим безумьем упивалось!
   Глаза ведь говорят всегда:
   Обыкновенно без труда
   Умеем молча даже в храме
   Мы о любви сказать глазами,
   Но он был холоднее льда!
   Его глаза непобедимы…
   Но за другого просит он!
   О, сердце бедное… должны мы
   Забыть безумный этот сон.
   Молчи и подави свой стон!
   С тобой мы оба не виновны:
   Ты любишь – разве тут вина?
   Я слушаться тебя должна —
   Ведь прелесть вся мечты любовной
   Воображеньем рождена.
   Горим мы пламенем бессильным,
   А лед не тает от огня
   И веет холодом могильным,
   Невольно душу леденя.
   Не хочет он любить меня!
   Но берегись… улыбки, просьбы
   И слезы можно в ход пустить,
   И затянуть соблазна нить!
   Любви добиться удалось бы,
   Чтобы забвеньем отомстить! (Уходит.)
 
   Двор в гостинице в Адамусе[6], в горной местности

Сцена XIII

   Индианец[7], погонщик мулов, потом хозяин гостиницы[8].
 
   Индианец. Скорей бы ехать нам! Когда же
   Упряжку наконец дадут?
   Погонщик. Ну и народ же темный тут,
   О них поется в песнях даже.
   Лежит нам через горы путь:
   Сьерры-Морены здесь начало;
   Доедем в ночь до перевала.
   Индианец. Неинтересно мне ничуть:
   Взялся везти – так всем заведуй.
 
   Входит хозяин гостиницы.
 
   Хозяин. Привет, сеньор, вам, в добрый час.
   Индианец. Привет, хозяин, и от нас.
   А что дадите нам к обеду?
   Хозяин. Два молодца и шесть собак
   С рассвета были на охоте,
   И дичь отменную найдете
   Вы на столе.
   Иидианец. Вот это так!
   Мне хватит!
   Хозяин. Только вот досада —
   Еще здесь женщина одна.
   (Не вовремя пришла она!)
   Индианец. О, с женщиной готов всегда я
   Делиться всем! Ужель она
   Одна в пути?
   Хозяин. Совсем одна.
   Индианец. Как странно! Кто ж она такая?
   Хозяин. Одета бедно, но смела;
   Приехала на вьючной кляче
   (Простите, не назвать иначе),
   Проворно спрыгнула с седла —
   Совсем солдатская сноровка!
   Коняге корму задала,
   Его в конюшню отвела,
   Все это молча, быстро, ловко.
   Я на нее смотрю, дивлюсь:
   Что это, думаю, за диво?
   Гляжу, сняла накидку живо
   И ставит к стенке аркебуз!
   Индианец. О! Так смела!
   Хозяин. Смела, друзья,
   Но личика ее, признаться,
   Нам больше нужно бы бояться,
   Чем огнестрельного ружья!
   Индианец. Приволокнуться вы не прочь?
   Хозяин. Где там! Любил я прежде это…
   Прошла весна, прошло и лето.
   Так годы улетают прочь!
   Индианец. А как она одета?
   Хозяин. Скромно.
   Но под личиной простоты
   Никак не скрыть ей красоты.
   В простом плаще, с сомбреро темным…
   Сказать по правде, ваша честь,
   Вид был бы женственный и кроткий,
   Не будь ружья в руках красотки.
   Индианец. А! Вот она!
   Хозяин. Она и есть.

Сцена XIV

   Донья Мария, в плаще, сомбреро и с аркебузом; те же.
 
   Донья Мария (в сторону). Вот Адамус… я в сердце гор.
   Здесь королевская дорога…
   В душе невольная тревога…
   Я не боялась до сих пор!
   Полна решимостью своею.
   Легко опасности пути
   Сумела я перенести.
   Чего же я теперь робею?
   Отец мой! На сердце тревожно
   При мысли о твоей судьбе.
   О, если б герцог стал тебе
   Защитой верной и надежной!
   Но редки случаи, когда
   В минуту скорби и несчастья
   Встречаем у друзей участье…
   Враги твои – твои года!
   Мой брат… он молод, в полной силе.
   Тебе конечно б он помог,
   Но больше сделать бы не мог,
   Чем эти руки совершили!
   Я долг исполнила за брата,
   Но быть с тобою мне нельзя:
   Тюрьмой иль смертью мне грозя,
   За дело чести ждет расплата.
   Что сделано – не воротить!
   Должна забыть я сердца муку.
   Злодей! Поднять на старца руку
   И славный орден оскорбить!
   Достоин мести был Диего;
   Сединам нанести позор —
   Не то же ль, что в величье гор
   Запачкать непорочность снега?
   Но справедливость велика,
   И небеса отмстят примерно:
   Так на злодея Олоферна
   Юдифи поднялась рука!
   Индианец (донье Марии). Путешественникам, вместе
   Очутившимся в дороге,
   Дозволяется беседой
   Сокращать часы дороги.
   Разрешите мне спросить вас:
   Дальше держите вы путь
   Или, может быть, отсюда
   Недалеко вы живете?
   Донья Мария. Я нездешняя, сеньор.
   Индианец. Видя вас одну в дороге,
   Я решил, что вы, наверно,
   Из какой-нибудь деревни
   Этой местности цветущей.
   Донья Мария. Нет, сеньор. Я родилась
   Недалеко от Гренады;
   Там жила я с детства в людях…
   Ведь для бедной сироты
   Нет иной дороги в жизни.
   Но судьба не унималась.
   Мой хозяин был священник,
   Старец добрый и почтенный.
   Он скоропостижно умер —
   И теперь осталась снова
   Я на произвол судьбы.
   Индианец. Что ж намерены вы делать?
   Донья Мария. Мой хозяин очень часто
   Мне хвалил столицу нашу
   И мадридский пышный двор,
   И, когда его не стало,
   Я в Мадрид решилась ехать,
   Поглядеть на чудный город
   И найти себе работу.
   Добрый старый мой хозяин
   (Будь ему легка земля!)
   Мне добро свое оставил:
   Этот плащ, ружье, лошадку —
   Все имущество мое.
   И теперь – не без боязни —
   Я пустилась в путь далекий
   Посмотреть, что вce так хвалят.
   ПОГОНЩИК. Но ведь это не дорога
   Из Гренады?
   Донья Мария. Справедливо;
   Только в Кордову к родным
   Я заехала сначала.
   ИИДИАНЕЦ. Ну, подобную решимость
   Редко в женщине найти.
   Донья Мария. Но… я женщина!
   Индианец. Вы правы:
   Этого вполне довольно.
   Еду также я в Мадрид.
   Путь мой долог был и труден —
   Я из Индии приехал.
   Мы, мужчины, не умеем
   Отдыхать, имея даже
   Вдоволь золота и денег.
   Если ищете вы места —
   Я хозяйство завожу.
   Приглядитесь по дороге,—
   И ко мне служить идите.
   Донья Мария. О, мне небо вас послало!..
   Я с сегодняшнего дня
   Буду вам служанкой верной,
   И поверьте, что в работе
   Многих слуг вам заменю.
   Погонщик (в сторону). Так, в хозяйки прямо метит!
   Донья Мария. Я умею все, что нужно.
   Погонщик. За нее готов ручаться,
   Что она на все искусна,
   Это видно по лицу.
   Индианец. Говорят, что там, в столице,
   Часто денег не жалеют
   И именье расточают.
   Я добро сберечь хотел бы:
   Наживал его с трудом.
   Донья Мария. Ни к чему большая челядь:
   С ней лишь больше беспорядка
   И труднее дом вести,
   Я одна служить вам буду:
   Сколько б ни было в хозяйстве
   И заботы и работы,
   Справлюсь я одна со всем.
   Индианец. Ну, обедать! И поедем.
   В смысле платы мне доверьтесь.
   Донья Мария (в сторону). О, судьба моя!.. Куда же
   Ты несчастную ведешь?
   Но… судьбою б не была ты,
   Если б знать, что ты готовишь!
Занавес

Действие второе

   В доме Доньи Анны

Сцена I

   Граф, дон Хуан.
 
   Дон Хуан. Да, добродетель спорит в ней
   С ее изящной красотою.
   Граф. Ужель я лучшего не стою?
   О, сколько я потратил дней,
   Признаний, просьб, речей влюбленных,
   И вздохов, и ночей бессонных, —
   А для чего, спросить позволь,
   Терплю страдание такое?
   Чтоб вместо главного героя
   Играть отверженного роль!
   Дон Хуан. Поверь, что в ней любовь проснется,
   Твоя осуществится цель.
   Граф. Однако больше трех недель
   Проснуться ей не удается!
   Увы! Куда, куда меня
   Надежды завлекли маня?
   Дон Хуан. Что о страданьях ты толкуешь?
   Себя влюбленным не зови:
   Без ревности ведь нет любви,
   А ты нисколько не ревнуешь…
   Не ревновал ты никогда.
   Граф. Ревную! В этом вся беда.
   Пускай меня кто хочет судит:
   Ревную страстно я.
   Дон Хуан. К кому?
   Граф. Ревную ко всему! К тому,
   Что было, есть и будет!

Сцена II

   Мартин, те же.
 
   Мартин. Ну, скоро пристани желанной
   Достигнет ваших чувств ладья!
   Налюбовался вдоволь я
   Венерой, то есть доньей Анной.
   Изобразить тот чудный вид
   Напрасны будут все усилья,
   Даруй воображенью крылья,
   О милость дивных Аонид!
   Чтобы достойно описать,
   О музы, зрелище такое,
   Мне ветвь цветущего алоэ
   В садах Севильи надо взять.
   Я с ножки маленькой начну —
   Внизу колонны белоснежной,
   Где просинь жилок сетью нежной
   Едва лазурит белизну!
   Граф. Как мог ты видеть?
   Мартин. В пене кружев
   Одежды легкой невзначай
   Широко распахнулся край,
   Все то, что скрыто, обнаружив.
   Заметив, что любуюсь ей,
   Сеньора c самой строгой миной
   Все десять лепестков жасмина
   В сандальи спрятала скорей!
   Она была полуодета…
   Какой-то воздух… кисея
   В узорах тонкого шитья…
   Ей не хотелось туалета
   Менять, и вам со мной отказ
   Послать решила донья Анна,
   Но не хотел я постоянно
   Быть горя вестником для вас.
   Просил… и одержал победу.
   Она к вам выйдет… только с тем,
   Чтоб не касаться нежных тем,
   А светскую вести беседу.
   Как вам угодно: это ей
   За вас был должен обещать я.
   Граф. Не может быть скучней занятья
   Для страсти пламенной моей!
   Дон Хуан. Стихи, и музыка, и пенье
   Помогут вечер провести!
   Граф. Иль наказание нести
   Мне за чужие прегрешенья?
   Я думаю, была безумьем
   Она обманута не раз,
   Коль ждет, чтобы при ней сейчас
   Я полон был благоразумьем!

Сцена III

   Донья Анна, в роскошном туалете, Xуана, музыканты; те же.
 
   Граф. Любви капризной божество
   Благодарить мне не пора ли,
   Что вы хоть луч мне даровали
   Расположенья своего?
   Донья Анна. Собранья нашего предметом
   Стихи и музыку избрав,
   Сошлись мы нынче, милый граф,
   Прошу вас, помните об этом.
   Граф. О, видеть вас! Не нужно мне
   Иной поэзии небесной.
   Донья Анна (дон Хуану). Вам слушать нас – неинтересно,
   Что вы стоите в стороне?
   Хотя немножечко вниманья!
   (Графу.) Кузен ваш очень нелюдим.
   Дон Хуан. Вы обвинением своим
   Мне подсказали оправданье,
   Но – повинуюсь. (Подходит.)
   Граф (донье Анне). Мы вдвоем
   Поговорим под звуки пенья.
   Донья Анна. О, граф! Учтивей, без сомненья,
   Нам будет говорить втроем.
   Музыканты (поют).
   От того, что взор ясных очей
   На меня никогда не взглянет,
   Страданья мои только станут сильней,
   Но любовь моя меньше не станет!
   Донья Анна. Но «ясные»! Определенье
   Не очень лестное для глаз.
   Граф. Позвольте мне узнать у вас —
   Чем подтвердите это мнение?
   Ведь «ясными» и небеса мы
   Зовем, когда дыханье бури
   Не омрачает их лазури!
   Донья Анна. Ужель в глазах прекрасной дамы
   Хотели б видеть вы покой?
   Но ведь душа и есть движенье,
   И только смену выраженья
   Мы называем красотой.
   А если б к небу подходило
   Спокойствие и ровный свет,
   То ни к луне, ни к солнцу – нет!
   Глаза небес те два светила:
   В движенье вечном видим их!
   Граф. Простите песне, что словами
   Она посмела спорить с вами:
   Не знает принужденья стих!
   Дон Хуан. Да, и в стихах любую тему
   Наш позволяет уговор.
   Донья Анна. Ну что ж!.. Начнете вы, сеньор?
   Граф. Я приготовил вам поэму
   В честь ваших глаз: в ней песен шесть.
   Я вам прочту все строфы эти.
   Угодно?
   Донья Анна. Ни за что на свете,
   Я предпочту сама прочесть.
   Граф. Исполню ваше повеленье.
   Донья Анна. Найдите для стихов сюжет,
   Чтоб был вам близок и согрет
   Живой игрою вдохновенья!
   Граф. Как вам угодно; поспешу
   Желаньям вашим угодить я:
   «Сонет по поводу прибытья
   К нам в Кадикс англичан»?..
   Донья Анна. Прошу!
   Граф.
   «Предположив, что лев испанский спит
   И когти скрыл в покрове златорунном,
   Что грозный Марс стал Купидоном юным,
   Решил на льва напасть надменный бритт.
 
   Сто кораблей отправил безрассудно,
   Чтоб край одежд Испаньи там поймать,
   Где, как хрусталь, в оправе изумрудной
   Сияет моря царственная гладь.
 
   Хотел на берег выйти враг спесивый!
   Но грозный лев тряхнул лишь только гривой,
   И тень его одна внушила страх:
   В смятенье и тревоге легионы
   Бежали прочь, британские знамена
   Позорно сея на морских волнах!»
 
   Дон Хуан. Какой размах!
   Донья Анна. Да, чудно, чудно.
   Великолепен ваш сонет!
   Дон Хуан. Лев – верный короля портрет!
   Донья Анна. Да, лучше и представить трудно.
   Мартин. Сонет на славу.
   Граф. Но, сознаюсь,
   Стеснялся я его читать. (Донье Анне.)
   Теперь мы просим вас начать.
   Донья Анна. Как? После вас? Я не решаюсь.
   Дон Хуан (смеясь). Не принимаем извинений!
   Донья Анна. Что тут смешного?
   Дон Хуан. Виноват.
   Мартин. Молчите: музы говорят!
   Граф. Что скажет поэтессы гений?
   Донья Анна.
   «Тот, кто Филиду любит, ей не мил;
   Кто с ней жесток, того Филида любит,
   Презревшему ее – дарит свой пыл,
   Презрев того, кого презреньем губит.
 
   Кто к ней стремится – от того бежит,
   Кто от нее бежит – к тому стремится,
   Кто с нею горд – пред тем она дрожит,
   Кто раб ее – пред тем она царица.
   Любовь, любовь! В могуществе своем
   Сведи ты лед со льдом, огонь с огнем.
   Чувств примири раздор непримиримый.
 
   О, сделай так, чтобы она могла
   Любить того, кому она мила,
   И разлюбить того, кем не любима!»
   Граф. Стихами можно восторгаться,
   Мы в восхищении своем
   Не вольны!
   Донья Анна. Дон Хуан, мы ждем!
   Дон Хуан. Позвольте с мыслями собраться.
   «Я девушку увидел у бассейна;
   Она стояла, девственно горда,
   Держа кувшин в руке своей лилейной:
   В него лилась прозрачная вода.
 
   Она красой сияла несказанной,
   Величьем в ней дышали все черты:
   В сандалиях с подошвой деревянной,
   В переднике – царица красоты!
 
   Взялась стирать – и от ее касаний
   Казались снегом вымытые ткани.
   Ей в руки душу отдал я свою
 
   И, подойдя, сказал благоговейно:
   К чему тебе склоняться у бассейна?
   Дай, твой кувшин слезами я долью…»
   Донья Анна. Плохой сонет.
   Дон Xуан. Другого нет.
   Донья Анна. Чтоб кабальеро благородный
   Избрал такой сюжет негодный —
   Не верится! Плохой сонет.
   Граф. Вполне согласен с доньей Анной.
   Дон Хуан. Кто б увидал прелестный мой
   Сюжет, овеянный красой
   И чистотою осиянный,
   Со мною вместе бы сказал,
   Что стоит он любви поэта,
   Что для подобного сюжета
   Достойных не найти похвал.
   Донья Анна. Ну, если вы употребили
   В сонете пламенном своем
   Лишь поэтический прием,
   Чтоб скрыть, кто ваша дама, или
   Не повредить хоть и слегка
   Прекрасной дамы доброй славе, —
   Вы так писать, конечно, вправе,
   Иначе – ваша мысль низка.
   Дон Хуан. Нет, мне чужда такая цель, —
   Но в откровенности нет худа.
   Совсем недалеко отсюда
   Цветет красою Исабель,
   Служанка скромная, простая,
   Души влюбленной госпожа!
   Не унижается, служа
   Пришельцу из чужого края.
   Из Индии приехал он
   Искать богатства здесь, в Мадриде,
   И рядом с ней живет, не видя,
   Каким богатством награжден!
   Донья Анна. Служанке – и такая честь?
   Дон Хуан. Да, та, которой я не стою,
   Служанкой бедной и простою,
   Наемницей была и есть!
   Но в глиняном ее кувшине
   Любовь была на самом дне:
   Она дала напиться мне —
   И околдован я отныне.
   Волшебный яд таил кувшин,
   Я выпил яд неосторожно!
   Донья Анна. Понять мне было бы возможно,
   Когда б так говорил Мартин!
   Но вы… Не верю я ушам!
   Дон Хуан. Прошу простить меня, сеньора,
   Любовь не ведает разбора
   И не спросясь приходит к нам.
   Своею девственной красой
   И благородством поражая,
   Она невинней розы мая,
   Зари обрызганной росой.
   Она при этом сохраняет
   В своем смиренье гордость ту,
   Что возвышает чистоту,
   А обаянью не мешает.
   Где даму я найду другую
   Ее достойней и милей!
   Донья Анна. Забыли вы, что рядом с ней
   И я на свете существую!
   Как нелюбезны вы, сеньор!
   Дон Хуан. Я только искренен был с вами
   И откровенными словами
   Не думал заслужить укор!
   Граф (донье Анне). Куда же вы?
   Донья Анна. Я удалюсь…
   Дон Хуан. Я оскорбил вас? Я не смею…
   Донья Анна. Меня поставить рядом с нею —
   Да это, право, низкий вкус.
 
   Уходят донья Анна и Хуана.

Сцена IV

   Граф, дон Хуан, Мартин; затем Хуана.
 
   Граф. Клянусь душой, она права.
   Мартин. Ну, вот и кончилось собранье.
   Дон Хуан. Она пришла в негодованье
   За откровенные слова!
   Граф. Тебя я, право, не пойму:
   Как, ты сказал в лицо ей прямо,
   Что лучше есть другая дама?
   Ошибка это!
   Дон Хуан. Почему?
   Хуана (входя). Граф, просит вас зайти сеньора.
   Граф (дон Хуану). Наверно, мне сказать о том,
   Чтоб ты не приходил к ней в дом.
   Ты мне причиною укора!
   Дон Хуан. Коль это мера наказанья,
   То ей меня не испугать.
 
   Граф и Хуана уходят.
 
   Дон Хуан (Мартину). Скажи, что я пошел искать
   Предмет ее негодованья!
   Мартин. Она так сильно вас пленила?
   Дон Хуан. Да… тысячу раз да, Мартин.
   Мартин. Так что ж, стесняться нет причин:
   Любите то, что вам так мило.
   Подчас нам сельский луг дороже
   Изящных городских садов,
   Ну, а притом… в конце концов
   Все женщины – одно и то же!
   Уходят.
 
   Улица

Сцена V

   Донья Мария, в скромной одежде и в переднике; индианец идет за ней.
 
   Донья Мария. Сеньор, предупреждаю вас —
   Коль это повторится снова,
   Мое решение готово:
   От вас уйду я в тот же час.
   Индианец (в сторону, тихо). Страсть! Твой язык
   пусть будет нем.
   Сдержи порыв: тут честь сурова. (Донье Марии.)
   Даю тебе отныне слово
   Не докучать тебе ничем.
   Всему виной твой образ чудный
   И прелесть юной красоты…
   Будь снисходительна и ты —
   Нам изменить природу трудно. (Уходит.)

Сцена VI

   Донья Мария.
 
   Донья Мария. Природу трудно изменить,
   Но жизнь изменчива, как море.
   Сегодня – радость, завтра – горе,
   И то и дело рвется нить!
   Как изменилось все вокруг!
   С какою быстротой, мгновенно…
   Мой гордый дух, мой вид надменный.
   Куда же вы девались вдруг?
   Мой нрав был горд и независим;
   Надменно мерил всех мой взгляд;
   Бросала прочь любой наряд,
   Рвала страницы нежных писем…
   Казалось мне, что из мужчин,
   Склонявших предо мной колени,
   Твердивших мне мольбы и пени,
   Меня не стоит ни один.
   Где это все? Куда девалось?
   Все миновало, точно сон.
   Презрение со всех сторон,
   И мне одно сказать осталось:
   «Учитесь у меня, цветы;
   Непрочен краткий миг расцвета, —
   Вчера была я чудом света,
   Я ныне тень былой мечты».
   Увы! Цветов душистых чаши,
   B высокомерии своем
   Хотите спорить вы с лучом,
   Что золотит головки ваши
   Весенним лучезарным днем!
   Вся наша жизнь – одно мгновенье,
   Подобна вам была и я…
   Но вот – угасло солнце дня,
   Сменившись ночи мрачной тенью,
   «Цветы, учитесь у меня».
   Дивилась вся Андалусия,
   Твердили все: «О, красота!
   О, чудо мира! О, Мария!»
   Но я, увы, уже не та:
   Исчезло счастье, как мечта.
   Не верьте же счастливым дням,
   Цветы! Послушайтесь совета,
   Который от души я дам.
   Пусть мой пример подскажет вам:
   «Непрочен краткий миг расцвета!»
   Так не гордись же красотой,
   Горошек розовый душистый,
   Фиалка – нежной чистотой
   Иль – сердцевинкой золотой
   Цветок лилеи серебристый.
   Гвоздика, пламенней огня,
   И ты, корона златоцвета,
   Головки нежные склоня,
   Взгляните с грустью на меня:
   «Вчера была я чудом света!»
   Миг – вы цветете, а потом
   Безумье схлынет, счастье минет,
   Когда в объятье ледяном
   Вас ночь обнимет вечным сном
   И жизнь навеки в вас застынет.
   Была я чудом красоты —
   И вот… брожу средь темноты,
   Где вместо радости – печали.
   Вчера меня вы солнцем звали…
   «Я ныне – тень былой мечты!»

Сцена VII