Маятник медальон качался, вытягивая остатки воли.
— Ты станешь супругом принцессы Талин, если захочешь. Я не против. Тогда легче будет управлять ее отцом, упрямым королем Вотом. Это важно… очень важно! Мне нужна поддержка. Он уважает нас, но не боится Должен бояться… Ты займешься этим в грядущие месяцы и годы, Блейд. Большой труд… нельзя все сделать легко и быстро, ты понимаешь… Но это будет сделано!
Ее голос всегда усиливался, крепчал на последних словах Блейд, пожирая взглядом прекрасное лицо, видел, как сурово сжимаются пунцовые губы, и иногда ему чудилось, что золотой меч пронзает его грудь. Но это не имело значения. Ее молитва-заклинание близилась к концу… значит, скоро наступит миг наслаждения.
Однако в последний день Канаки добавила кое-что новое.
— Море становится спокойным, — сказала она, — корабли собираются вместе. Через день другой, когда ты почувствуешь себя много лучше, флот достигнет порта Боурн. Ты высадишься там со своими людьми и пойдешь в земли Вота. В Боурне мы расстанемся; я направлюсь на север одна и встречу тебя в королевстве Вота и все будет так, как я говорила. Но встреча наша будет тайной и тайного смысла будут полны наши слова. Хотя теперь ты рука друсов, нас не должны видеть вместе… не должны обнаружить нашу связь. Запомни это — и выполняй мои приказания, никому не открывая секрета.
Медальон качался взад и вперед, взад и вперед Блейд прикрыл глаза, зная, что пальцы ее больше не коснутся его век. Ибо наступал долгожданный миг.
Тишина. Ее нарушал лишь постепенно замирающий скрип досок корабельной обшивки; море успокаивалось, и теперь корабль мягко и плавно покачивался на волнах. Шли минуты. Затем, как обычно, он услышал ее участившееся дыхание. Оно стало хриплым и прерывистым, словно каждый глоток воздуха давался ей с огромным трудом… И Блейд, не подымая век, знал, что рот ее широко раскрыт, и голова откинута назад.
Она взяла его руку и положила меж своих бедер, слегка прижав ладонью. Пальцы Блейда ощущали трепет упругих мышц под нежной кожей и шелковистый треугольник венерина бугорка. У нее были длинные стройные ноги, их теплая округлая плоть пряталась под белой накидкой. Она плотнее сдвинула колени и склонилась над ним; теперь Блейд чувствовал ее горячее дыхание на своем виске.
В такие минуты она находила иные слова — разные, не похожие на те, которые сопровождали мерные колебания маятника-медальона.
В один из дней она сказала:
— Друсы тоже женщины!
В другой:
— Ты подобен божеству!
Сегодня она шептала что-то — так тихо, что Блейд почти ничего не слышал. Она опустилась на колени около его ложа.
— О, повелитель, если бы так можно было зачать ребенка, я хотела бы носить твое дитя!
Блейда раскачивали дурманящие волны наслаждения. К наркотическому снадобью, овладевшему его телом и волей, добавлялся сладкий яд ее губ. Он не мог сдержать лихорадочную дрожь, и его экстаз подстегнул возбуждение среброволосой жрицы. Это было колдовство, древняя чувствительная магия, и Блейд, достигнув вершины наслаждения, уже не знал, человек ли его странная возлюбленная или ведьма-суккуб, упивавшаяся его жизненной силой. Но, бесспорно, она являлась мастером в подобном виде любовного искусства — в этом он не сомневался. И когда способность мыслить опять возвращалась к нему, он думал о том, что выполняемый ею ритуал, вероятно, каким-то образом связан с религией друсов. Ибо Канаки отвергла бы иные таинства любви — даже если бы он снова был здоров и силен.
Она не скрывала этого.
— Мы, жрицы друсов, можем любить мужчин только так. О том, что происходит между нами, женщинами, ты не должен знать — как и любой другой человек. Лежи спокойно, повелитель Блейд; пусть все злые духи покинут твое тело. Они не страшны для меня, ибо я — Друзилла!
В этот день — десятый день плавания — Блейд, погружаясь в темное забытье, видел ее в последний раз. В последний раз губы и пальцы Друзиллы по имени Канаки ласкали его; в последний раз золотой медальон раскачивался у его лица. Он знал, что над ним творили зло, но его это не тревожило. Он понимал, что ему спасли жизнь, чтобы использовать потом для каких-то тайных целей, но и это тоже оставляло его равнодушным. Алые губы Канаки улыбнулись ему, и она повторила слова, которые он уже слышал однажды:
— Ты подобен божеству!
И покинула его — как всегда, не обернувшись.
Блейд погружался в сон, напрягая свой оцепеневший, застывший разум. Что она делает с ним? Он должен бороться… должен… должен…
Усилие оказалось слишком тяжким; он заснул. Наверху, на палубе, хлопнул, расправляясь, большой квадратный парус. Уже много дней, пока штормовые волны играли кораблем, его голая мачта угрюмо возносилась к серому небу. Теперь парус набрал ветер, ткань натянулась, и судно стало повиноваться рулю. Пираты испустили торжествующий крик. Если ветер продержится, через пару дней они будут в Боурне, на твердой земле, где их ждет добыча, еда и выпивка.
Но Ярл, железной рукой правивший своей буйной командой, только покачал головой. Он ничего не знал о планах Блейда. Он даже не был уверен, жив ли еще новый вождь или его остывшее тело скоро поглотят холодные воды Западного моря.
Вначале люди не выражали недовольства; ужасный шторм разбросал корабли и приходилось напрягать все силы, чтобы удержаться на плаву. Хвала Тунору, только пять судов из двадцати пропали! И на них не было особых ценностей, поэтому никто не горевал о погибших, кроме родственников и друзей.
Но буря стихала, и на кораблях поднялся недовольный ропот. Как всегда, нашлись бойкие языки, готовые доказать всем и каждому, что нелепо плыть на север и потом маршировать по суше до владений Вота, когда добычу можно найти гораздо ближе. Например, в Сарум Виле. Не самый богатый народ, конечно, но и не бедный. Лучше взять то, что лежит под носом, чем пускаться в долгое и опасное плавание в северных водах. Ну, а Боурн… Что такое, в сущности, Боурн? Нищая рыбачья деревушка!
У Ярла были свои методы справляться с недовольными. Дюжину он выпорол, троих протащил под килем и, наконец, вздернул на мачте негодяя, который посмел пререкаться с офицером. Ропот заглох — вернее, переместился в кубрик, подальше от глаз капитана.
Ярл стоял с принцессой Талин на крохотном мостике, когда мимо прошла среброволосая жрица. Глубоко надвинутый капюшон скрывает лицо, кувшин со снадобьем, которым она лечила Блейда, прижат к груди… Она ни с кем не разговаривала, ни на кого не глядела. Капитан и девушка наблюдали, как повелительница друсов скрылась в своей маленькой каюте на корме.
Они переглянулись. Талин, в теплой накидке, с вьющимися по ветру прядями каштановых волос, выглядела недовольной. За время путешествия они с капитаном стали добрыми друзьями, и если девушка имела особое мнение на счет того способа, которым Ярл зарабатывал на жизнь, она старалась держать его при себе.
— Я должна увидеть Блейда, Ярл, — сказала Талин. Сегодня ночью. И ты мне поможешь.
Ярл не выразил особой радости от этого предложения.
— Невозможно, принцесса… Ты же знаешь ее приказ! Пока она лечит Блейда, никому не дозволяется видеть его. Я не смею нарушить ее волю.
Золотисто-карие глаза Талин сердито сверкнули.
— Ха! Вы все ее боитесь! Трясетесь перед ней! И еще называете себя мужчинами!
Ярл задумчиво погладил свой бритый подбородок и усмехнулся уголком рта.
— Да, принцесса. Мы боимся… мы все боимся… А ты?
Талин не глядела на него, и капитан подумал, что она вотвот заплачет.
— Конечно, — наконец шепнула она, — я тоже боюсь. Я не храбрей любого из вас…
— Мои люди не трусы, — произнес Ярл. Но когда дело касается этих… — он мотнул головой в сторону каюты на корме. — Даже меня, принцесса, не верящего ни в богов, ни в демонов, они пугают… Сам не понимаю, откуда у них такая мощь… такая власть над людьми… Они обладают силой, очень большой силой, — Ярл задумчиво уставился в палубу. — Ведь Блейд еще жив, не так ли? А наши лекари не могли помочь ничем — только молились Тунору и просили его милости. Жалкое зрелище!
— Я тоже молилась Фригге, — нахмурилась Талин. — Что ж, готова признать, что эта женщина спасла ему жизнь. Но я не доверяю ей… она слишком красива для жрицы!
Ярл, умудренный жизнью, улыбнулся:
— И слишком долго остается наедине с мужчиной, за которого ты собираешься выйти замуж — так, принцесса?
Талин бросила на него холодный взгляд.
— Это неважно. Жрицы друсов приносят обет безбрачия. К тому же, Блейд вовсе не обязан жениться на мне… — она помолчала. — Там, в Крэгхеде, я все выдумала, чтобы помочь ему. Мне казалось, что Краснобородый не посмеет пойти против моего отца. Я… Ну, ладно, не будем обсуждать то, что прошло! Мне нужно увидеть Блейда и сказать ему, что я думаю о мужчине, который позволил ударить себя кинжалом!
Ярл поправил шлем с серебряным шпилем и, защищаясь от пронзительного ветра, запахнул плащ.
— Будь терпеливой, принцесса… и благодарной. Ведь Блейд жив — как бы ты к нему не относилась! Не думаю, чтобы она солгала… А если так, то скоро мы будем в Боурне и двинемся в земли твоего отца… если я смогу удержать в узде своих головорезов.
В карих глазах сверкнул огонек, и Ярл ощутил некое смутное беспокойство.
— Терпение — именно то, что проповедуют друсы, — произнесла Талин. — Конечно, когда это служит их целям. Они говорят, что терпение — великая добродетель, и каждый, кто терпелив и проявляет смирение, будет вознагражден… — Девушка сделала паузу, потом гневно махнула рукой: — Но хватит с меня их поучений! Что ж, Ярл, ты можешь не участвовать в этом деле. Я все сделаю сама.
Она посмотрела на дверь каюты, за которой скрылась жрица с серебряными волосами, и Ярлу не понравилось выражение, промелькнувшее в ее глазах.
Глава 14
— Ты станешь супругом принцессы Талин, если захочешь. Я не против. Тогда легче будет управлять ее отцом, упрямым королем Вотом. Это важно… очень важно! Мне нужна поддержка. Он уважает нас, но не боится Должен бояться… Ты займешься этим в грядущие месяцы и годы, Блейд. Большой труд… нельзя все сделать легко и быстро, ты понимаешь… Но это будет сделано!
Ее голос всегда усиливался, крепчал на последних словах Блейд, пожирая взглядом прекрасное лицо, видел, как сурово сжимаются пунцовые губы, и иногда ему чудилось, что золотой меч пронзает его грудь. Но это не имело значения. Ее молитва-заклинание близилась к концу… значит, скоро наступит миг наслаждения.
Однако в последний день Канаки добавила кое-что новое.
— Море становится спокойным, — сказала она, — корабли собираются вместе. Через день другой, когда ты почувствуешь себя много лучше, флот достигнет порта Боурн. Ты высадишься там со своими людьми и пойдешь в земли Вота. В Боурне мы расстанемся; я направлюсь на север одна и встречу тебя в королевстве Вота и все будет так, как я говорила. Но встреча наша будет тайной и тайного смысла будут полны наши слова. Хотя теперь ты рука друсов, нас не должны видеть вместе… не должны обнаружить нашу связь. Запомни это — и выполняй мои приказания, никому не открывая секрета.
Медальон качался взад и вперед, взад и вперед Блейд прикрыл глаза, зная, что пальцы ее больше не коснутся его век. Ибо наступал долгожданный миг.
Тишина. Ее нарушал лишь постепенно замирающий скрип досок корабельной обшивки; море успокаивалось, и теперь корабль мягко и плавно покачивался на волнах. Шли минуты. Затем, как обычно, он услышал ее участившееся дыхание. Оно стало хриплым и прерывистым, словно каждый глоток воздуха давался ей с огромным трудом… И Блейд, не подымая век, знал, что рот ее широко раскрыт, и голова откинута назад.
Она взяла его руку и положила меж своих бедер, слегка прижав ладонью. Пальцы Блейда ощущали трепет упругих мышц под нежной кожей и шелковистый треугольник венерина бугорка. У нее были длинные стройные ноги, их теплая округлая плоть пряталась под белой накидкой. Она плотнее сдвинула колени и склонилась над ним; теперь Блейд чувствовал ее горячее дыхание на своем виске.
В такие минуты она находила иные слова — разные, не похожие на те, которые сопровождали мерные колебания маятника-медальона.
В один из дней она сказала:
— Друсы тоже женщины!
В другой:
— Ты подобен божеству!
Сегодня она шептала что-то — так тихо, что Блейд почти ничего не слышал. Она опустилась на колени около его ложа.
— О, повелитель, если бы так можно было зачать ребенка, я хотела бы носить твое дитя!
Блейда раскачивали дурманящие волны наслаждения. К наркотическому снадобью, овладевшему его телом и волей, добавлялся сладкий яд ее губ. Он не мог сдержать лихорадочную дрожь, и его экстаз подстегнул возбуждение среброволосой жрицы. Это было колдовство, древняя чувствительная магия, и Блейд, достигнув вершины наслаждения, уже не знал, человек ли его странная возлюбленная или ведьма-суккуб, упивавшаяся его жизненной силой. Но, бесспорно, она являлась мастером в подобном виде любовного искусства — в этом он не сомневался. И когда способность мыслить опять возвращалась к нему, он думал о том, что выполняемый ею ритуал, вероятно, каким-то образом связан с религией друсов. Ибо Канаки отвергла бы иные таинства любви — даже если бы он снова был здоров и силен.
Она не скрывала этого.
— Мы, жрицы друсов, можем любить мужчин только так. О том, что происходит между нами, женщинами, ты не должен знать — как и любой другой человек. Лежи спокойно, повелитель Блейд; пусть все злые духи покинут твое тело. Они не страшны для меня, ибо я — Друзилла!
В этот день — десятый день плавания — Блейд, погружаясь в темное забытье, видел ее в последний раз. В последний раз губы и пальцы Друзиллы по имени Канаки ласкали его; в последний раз золотой медальон раскачивался у его лица. Он знал, что над ним творили зло, но его это не тревожило. Он понимал, что ему спасли жизнь, чтобы использовать потом для каких-то тайных целей, но и это тоже оставляло его равнодушным. Алые губы Канаки улыбнулись ему, и она повторила слова, которые он уже слышал однажды:
— Ты подобен божеству!
И покинула его — как всегда, не обернувшись.
Блейд погружался в сон, напрягая свой оцепеневший, застывший разум. Что она делает с ним? Он должен бороться… должен… должен…
Усилие оказалось слишком тяжким; он заснул. Наверху, на палубе, хлопнул, расправляясь, большой квадратный парус. Уже много дней, пока штормовые волны играли кораблем, его голая мачта угрюмо возносилась к серому небу. Теперь парус набрал ветер, ткань натянулась, и судно стало повиноваться рулю. Пираты испустили торжествующий крик. Если ветер продержится, через пару дней они будут в Боурне, на твердой земле, где их ждет добыча, еда и выпивка.
Но Ярл, железной рукой правивший своей буйной командой, только покачал головой. Он ничего не знал о планах Блейда. Он даже не был уверен, жив ли еще новый вождь или его остывшее тело скоро поглотят холодные воды Западного моря.
Вначале люди не выражали недовольства; ужасный шторм разбросал корабли и приходилось напрягать все силы, чтобы удержаться на плаву. Хвала Тунору, только пять судов из двадцати пропали! И на них не было особых ценностей, поэтому никто не горевал о погибших, кроме родственников и друзей.
Но буря стихала, и на кораблях поднялся недовольный ропот. Как всегда, нашлись бойкие языки, готовые доказать всем и каждому, что нелепо плыть на север и потом маршировать по суше до владений Вота, когда добычу можно найти гораздо ближе. Например, в Сарум Виле. Не самый богатый народ, конечно, но и не бедный. Лучше взять то, что лежит под носом, чем пускаться в долгое и опасное плавание в северных водах. Ну, а Боурн… Что такое, в сущности, Боурн? Нищая рыбачья деревушка!
У Ярла были свои методы справляться с недовольными. Дюжину он выпорол, троих протащил под килем и, наконец, вздернул на мачте негодяя, который посмел пререкаться с офицером. Ропот заглох — вернее, переместился в кубрик, подальше от глаз капитана.
Ярл стоял с принцессой Талин на крохотном мостике, когда мимо прошла среброволосая жрица. Глубоко надвинутый капюшон скрывает лицо, кувшин со снадобьем, которым она лечила Блейда, прижат к груди… Она ни с кем не разговаривала, ни на кого не глядела. Капитан и девушка наблюдали, как повелительница друсов скрылась в своей маленькой каюте на корме.
Они переглянулись. Талин, в теплой накидке, с вьющимися по ветру прядями каштановых волос, выглядела недовольной. За время путешествия они с капитаном стали добрыми друзьями, и если девушка имела особое мнение на счет того способа, которым Ярл зарабатывал на жизнь, она старалась держать его при себе.
— Я должна увидеть Блейда, Ярл, — сказала Талин. Сегодня ночью. И ты мне поможешь.
Ярл не выразил особой радости от этого предложения.
— Невозможно, принцесса… Ты же знаешь ее приказ! Пока она лечит Блейда, никому не дозволяется видеть его. Я не смею нарушить ее волю.
Золотисто-карие глаза Талин сердито сверкнули.
— Ха! Вы все ее боитесь! Трясетесь перед ней! И еще называете себя мужчинами!
Ярл задумчиво погладил свой бритый подбородок и усмехнулся уголком рта.
— Да, принцесса. Мы боимся… мы все боимся… А ты?
Талин не глядела на него, и капитан подумал, что она вотвот заплачет.
— Конечно, — наконец шепнула она, — я тоже боюсь. Я не храбрей любого из вас…
— Мои люди не трусы, — произнес Ярл. Но когда дело касается этих… — он мотнул головой в сторону каюты на корме. — Даже меня, принцесса, не верящего ни в богов, ни в демонов, они пугают… Сам не понимаю, откуда у них такая мощь… такая власть над людьми… Они обладают силой, очень большой силой, — Ярл задумчиво уставился в палубу. — Ведь Блейд еще жив, не так ли? А наши лекари не могли помочь ничем — только молились Тунору и просили его милости. Жалкое зрелище!
— Я тоже молилась Фригге, — нахмурилась Талин. — Что ж, готова признать, что эта женщина спасла ему жизнь. Но я не доверяю ей… она слишком красива для жрицы!
Ярл, умудренный жизнью, улыбнулся:
— И слишком долго остается наедине с мужчиной, за которого ты собираешься выйти замуж — так, принцесса?
Талин бросила на него холодный взгляд.
— Это неважно. Жрицы друсов приносят обет безбрачия. К тому же, Блейд вовсе не обязан жениться на мне… — она помолчала. — Там, в Крэгхеде, я все выдумала, чтобы помочь ему. Мне казалось, что Краснобородый не посмеет пойти против моего отца. Я… Ну, ладно, не будем обсуждать то, что прошло! Мне нужно увидеть Блейда и сказать ему, что я думаю о мужчине, который позволил ударить себя кинжалом!
Ярл поправил шлем с серебряным шпилем и, защищаясь от пронзительного ветра, запахнул плащ.
— Будь терпеливой, принцесса… и благодарной. Ведь Блейд жив — как бы ты к нему не относилась! Не думаю, чтобы она солгала… А если так, то скоро мы будем в Боурне и двинемся в земли твоего отца… если я смогу удержать в узде своих головорезов.
В карих глазах сверкнул огонек, и Ярл ощутил некое смутное беспокойство.
— Терпение — именно то, что проповедуют друсы, — произнесла Талин. — Конечно, когда это служит их целям. Они говорят, что терпение — великая добродетель, и каждый, кто терпелив и проявляет смирение, будет вознагражден… — Девушка сделала паузу, потом гневно махнула рукой: — Но хватит с меня их поучений! Что ж, Ярл, ты можешь не участвовать в этом деле. Я все сделаю сама.
Она посмотрела на дверь каюты, за которой скрылась жрица с серебряными волосами, и Ярлу не понравилось выражение, промелькнувшее в ее глазах.
Глава 14
Блейда разбудил солнечный луч, упавший на его лицо сквозь открытый иллюминатор. Друзилла никогда не делала этого — их встречи происходили при свете масляной лампы, заправленной вонючим жиром, или при свече. Сейчас сияние золотистого солнца и соленый запах моря наполнил тесную каюту. Он чувствовал себя лучше — гораздо лучше, чем в предыдущие дни. Голова стала ясной и, хотя он был еще слаб, ничего не осталось от подавляющей волю летаргии, властвовавшей над ним в последние дни.
Сильво, открыв второй иллюминатор, состроил жуткую гримасу, в которой Блейд распознал улыбку. С косоглазым слугой произошла разительная перемена: он был чист, выбрит и наряжен в новую одежду ярких цветов.
Сейчас он протягивал Блейду огромную деревянную миску с каким-то пахучим варевом; затем сунул ему оловянную ложку, предварительно вытерев ее о рукав.
— Похлебка из зайца, хозяин. Вчера мы высаживались на берег, чтобы разжиться съестным — во время шторма запасы подошли к концу. Ну, я смастерил силки и поймал зайца. Попробуй, хозяин, и скажи, как на твой вкус. Когда-то я был неплохим поваром.
Блейд отхлебнул варева. Оно оказалось восхитительным, и неожиданно разведчик почувствовал, что голоден как волк. Теперь, когда способность трезво мыслить вернулась к нему, он припомнил, что жрица кормила его только корабельными сухарями, размоченными в воде.
Он ел похлебку, наблюдая за Сильво. Тот был взволнован, очень доволен и слишком много болтал.
— Ты прекрасно выглядишь, хозяин… если учесть, что едва не попал в загробные чертоги Тунора. Да, ты никогда еще не был так близок к смерти! На кинжале, который Ольг воткнул тебе в ребра, был яд, очень сильный яд! Наверно, этот ублюдок Краснобородого любил отца или жаждал власти, раз попытался тебя прикончить.
Перед мысленным взором Блейда промелькнуло видение головы, плавающей в бочонке с вином. Он проглотил последнюю ложку похлебки и с сожалением вздохнул.
— Убедил, мошенник — ты и впрямь превосходный повар! Теперь скажи-ка мне — как ты сюда попал и где жрица с серебряными волосами?
Сильво вытащил откуда-то пурпурный плащ, что достался Блейду от Хорсы, и продемонстрировал хозяину.
— Смотри, какой он красивый! Я почистил его и починил золотое шитье. Топор тоже в порядке — у меня сводило пальцы целый день, пока я наточил его. Но я не смог притащить топор сюда… понимаешь, хозяин, руки у меня были заняты… Эта похлебка, да еще твоя чистая одежда…
Блейд уперся локтями в койку и сел. Он чувствовал, как от пищи, солнца и воздуха к нему возвращаются силы. Он сурово посмотрел на Сильво.
— Я задал вопрос — так отвечай! Пожалуй, у меня хватит сил, чтобы выбраться из постели и устроить тебе хорошую взбучку! Где жрица, что ухаживала за мной?
Глаза Сильво разбежались в разные стороны. Он отступил на несколько шагов, все еще держа в руках плащ и чистые штаны. Потом его задумчивый взгляд поднялся к потолку, и Блейд понял, что слуга сейчас соврет. Он взревел:
— Ну, парень, скорее! Говори… и я хочу слышать правду!
— Правда, хозяин, в том, что я ничего не знаю. Никто не знает! Она исчезла. Ее не было в каюте сегодня утром; ее служанка — из послушниц друсов — прибежала к капитану, заливаясь слезами и крича, что госпожа ночью вывалилась за борт. Она хотела, чтобы Ярл повернул корабль и обыскал море… — Сильво фыркнул.
Блейд пристально разглядывал слугу. На этот раз он не был уверен… Возможно, мошенник лгал, но утверждать это наверняка не стоило.
— И что же? Ярл повернул назад?
— Нет, хозяин. Он сказал, что это бесполезно, но велел как следует поискать на корабле. Но мы ничего не нашли… — Сильво развел руками, однако на его хитрой физиономии не было и следов сожаления. — Понимаешь, жрица исчезла! И сейчас, когда она не слышит меня, могу сказать, что все мы благодарим Тунора за это. Я сам видел, как капитан Ярл усмехнулся во время молитвы — а ведь он даже не верит в Тунора! Да, хозяин, большая удача, что она свалилась за борт.
Блейд продолжал с непроницаемым лицом рассматривать слугу. Но сейчас, когда он пришел в себя и понял, что с ним происходило, в глубине души он тоже был доволен исчезновением среброволосой жрицы Друзиллы по имени Канаки, предводительницы друсов, верховной жрицы с золотым мечом, прекрасного призрака его снов, дьявольской искусительницы, планировавшей так хорошо и так дальновидно. Теперь она покоилась в холодных глубинах Западного моря… И это было хорошо.
Все же Блейд сказал:
— Она спасла мне жизнь, Сильво.
— Да, хозяин. Я знаю. Мы все знаем. Мы уже провожали тебя к Тунору, когда она пришла — из места, где прятал ее Краснобородый, — и взялась за лечение. Она говорила Ярлу делать то или делать это, и он делал, как было велено. Мы все так делали, потому что боялись и ее, и колдовства друсов. Но теперь это позади, хозяин, и ты снова здоров. А она мертва… Ну, во всяком случае, исчезла куда-то, потому что друсы, как говорят, не умирают подобно обычным людям.
Блейд снисходительно покачал головой. Ему нравился Сильво, этот вор и мошенник, и он не сомневался в его преданности. То, что слуга боялся жрицы, казалось вполне естественным — сам Блейд, в призрачных наркотических снах, тоже испытывал страх перед ней. На мгновение он вспомнил, что она пыталась с ним сотворить, затем выбросил это из головы. Он снова здоров и силен — и больше не испытывает тяги к сладкому наваждению, которое она дарила ему.
— Когда ты говоришь о Ярле, называй его капитаном Ярлом, — сурово заметил он Сильво. — Такова моя воля. А теперь, мошенник, садись и расскажи мне обо всем, что случилось с тех пор, как я заболел. Не пропускай ни одной подробности. Мне надо войти в курс дела.
Прежде всего рассказ доставил огромное удовольствие самому Сильво, большому любителю поговорить. Он так безбожно приукрашивал события, вдавался в такие детали, что Блейд, сморщившись, как от зубной боли, прервал слугу.
— Я велел рассказывать с подробностями, но не с таким огромным их количеством, — простонал он. — Ты, парень, ошибся в выборе профессии — тебе надо было стать не паршивым воришкой, а великим скальдом, лжецом из лжецов! Я уже совсем запутался. Начни-ка по новой, и излагай события в том порядке, как они происходили, не скачи взад и вперед словно заяц, за которым носятся собаки.
Когда Сильво кончил, Блейд впал в глубокую задумчивость. Он долго смотрел в открытый иллюминатор и, наконец, спросил:
— Значит, прошло десять дней?
— Уже почти двенадцать, хозяин. Ты был очень болен.
Блейд хотел что-то сказать, но потом только кивнул головой. Да. Он был очень болен. Только он знал, насколько сильно. И он не проболтается об этом ни одной живой душе.
Он повернулся к Сильво — осторожно, так как сломанное Краснобородым ребро еще побаливало и задал вопрос, который не мог не задать:
— Ты уверен, что жрица с серебряными волосами действительно сама упала за борт?
Сильво пожал плечами и закатил глаза.
— А что еще могло случиться, хозяин? Ничего странного, на море часто бывают такие вещи. Знаешь, я не моряк, и меня пару дней ужасно тошнило. Так что я думаю, она вышла на палубу подышать свежим воздухом — эти тесные каморки не годятся даже для рабов — и ее смыло за борт. Обычное дело. И будем благодарны Тунору за…
Блейд жестом прервал его.
— Ты сказал, что у нее была служанка? Тоже из друсов, послушница?
Сильво, который выглядел озадаченным, поскреб затылок.
— Да, хозяин, правда. А что?
— Ты слишком много переспрашиваешь, — коротко ответил Блейд. — Отправляйся-ка на палубу и приведи ко мне эту служанку. Только не говори, что ты и ее боишься.
— Боюсь, — подтвердил Сильво с самым серьезным видом, но не так сильно, как ту, среброволосую… Клянусь, каждый ее взгляд словно вздергивал меня на виселицу. Но служанка ничего не знает, хозяин. Бес полезно разговаривать с ней. Она ничего не видела, ничего не слышала и, кроме того, постоянно плачет как самая обычная женщина. Сомневаюсь, что ты добьешься от нее толка.
Блейд уставился на него. Сильво явно не хотел, чтобы он встретился со служанкой.
— Приведи ее ко мне, — резко приказал он, — и без возражений! Иначе, клянусь печенью Тунора, мне придется проверить крепость своих кулаков на твоей шкуре! Нет… останься! Сначала поможешь мне одеться.
Он принял решение мгновенно, ощутив, как возвращаются силы. Итак, настало время приступить к делу. Сильво наложил свежую повязку на рану, которая уже подживала, помог ему натянуть чистую тунику и зашнуровать безрукавку из толстой кожи. Потом слуга причесал Блейду бороду и волосы, подрезав кинжалом несколько прядей, и обул хозяину сапоги. Блейд с удовольствием принял бы ванну, но с пресной водой на корабле было туго.
Под конец Сильво набросил малиновый плащ на его широкие плечи и в восхищении отступил в сторону.
— Ну, хозяин, теперь ты похож сам на себя! Повелитель Блейд, король морских разбойников!
— Да будет так, — пробормотал разведчик, пока мы не доберемся до владений Вота. А теперь приведи ко мне служанку, Сильво. И принеси Айскалп. Я хочу иметь под рукой оружие, когда первый раз выйду на палубу.
Сильво помедлил, потом кивнул головой.
— Да, хозяин, так будет лучше. Команда — шайка отпетых мерзавцев, и капитану Ярлу все труднее держать их в подчинении. Они знают, что в Боурне нет никаких сокровищ, что королевство Вота слишком сильное, и путь туда далек… и что в Альбе можно найти добычу полегче. И это правильно, потому что…
Блейд уже крепко держался на ногах. Он шагнул к Сильво, сжав огромный кулак.
— Я дал тебе приказ, парень! Ты что, шутишь со мной? Хочешь заговорить зубы? — он поднял руку.
— Нет, хозяин, уже иду, — Сильво поспешно попятился к двери. — Но лучше тебе не делать этого… ты будешь сожалеть, уверен… если только сам я не являюсь еще большим глупцом, чем мне кажется.
Блейд остался один, размышляя над последним загадочным замечанием слуги. Он так и не пришел к определенному выводу, когда Сильво, открыв дверь, пропустил в каюту старую послушницу друсов и сбежал, не сказав ни слова.
Женщина спокойно стояла у порога, сложив на груди натруженные руки. Она была худенькой, с сутулыми плечами, но глаза ее, умные и живые, настороженно смотрели на Блейда. И никаких признаков истерии в них не наблюдалось. Еще одна ложь Сильво, подумал разведчик.
Он предложил ей сесть, но получил отказ. Сухим невыразительным голосом женщина сообщила, что предпочитает стоять; она не сводила с Блейда изучающего взгляда.
— Ты знаешь, кто я?
— Да, повелитель Блейд, — она склонила голову.
— Хорошо. Я хочу, чтобы ты говорила правду. Понятно?
— У меня нет причин лгать, повелитель Блейд.
— Иногда такая причина может появиться у любого из нас, — сурово возразил он. — Теперь расскажи мне, что произошло с твоей госпожой, с Друзиллой, верховной жрицей друсов. С среброволосой женщиной, которая ухаживала за мной. Что ты знаешь?
— Не много, — сказала женщина, — но все же больше, чем другие. — Она так стиснула руки, что суставы пальцев хрустнули.
Блейд нахмурился и перестал расхаживать по каюте.
— Мне не нужны загадки, — холодно бросил он.
— Я ничего не скрываю. Я знаю больше других только потому, что никто меня ни о чем не спрашивал. Ты — первый, повелитель Блейд. Остальные верят, что моя госпожа, верховная жрица, упала за борт. Они не осмелились расспросить меня.
Блейд забрал в кулак свою черную бородку и окинул женщину пронзительным взглядом.
— Говори! Что ты можешь сообщить?
— Друзилла не упала за борт сама. Глубокой ночью кто-то пришел и постучал в нашу дверь. Я уже засыпала, поэтому ответила Друзилла. Но стук разбудил меня; я лежала неподвижно и слушала шепот у дверей. Мне не удалось разобрать слов, но я поняла, что посетитель просит госпожу выйти на палубу. Что-то срочное и очень важное… Она взяла накидку, покинула каюту и уже не вернулась. Это все, что я знаю, повелитель Блейд… Думаю, моя госпожа не упала в море — ее столкнул тот, кто пришел ночью и шептался с ней у двери. Может быть, ее сначала убили; может быть, нет… Но теперь она мертва. Это я знаю точно.
Блейд вспомнил золотой меч, лезвие которого пронзило бьющуюся, охваченную ужасом девушку, страшные приготовления к трапезе у костра… Неожиданная боль пронзила его, словно в мозгу вспыхнул разряд молнии. Он пошатнулся и оперся о стену — ошеломленный, с гудящей головой. Внезапно в памяти всплыли слова: «Посеявший ветер пожнет бурю». Откуда это? Казалось, еще немного — и он вспомнит, вспомнит…
Старая послушница уставилась на него.
— Ты болен, повелитель?
Все кончилось. Блейд, нахмурившись, потер лоб. Как странно! На мгновение в его голове словно бушевал ураган, а тело казалось легким, как перышко…
— Ничего, — угрюмо ответил он, — просто боль в висках. Я долго лежал в темноте и, вероятно, солнце напекло голову… Но вернемся к нашим делам. Тот человек, что пришел ночью… ты узнала голос?
— Нет.
— Но был ли то мужчина… или женщина? Ты можешь сказать?
— Нет, повелитель. Они говорили слишком тихо. И я не могу сказать, кто шептался с госпожой у двери — мужчина или женщина.
Блейд с минуту смотрел на нее, поглаживая бородку.
— Иди, — произнес он наконец, — и никому не рассказывай о нашей беседе. Я сам займусь этим делом.
— И накажешь виновного, повелитель Блейд? Кем бы он не оказался — мужчиной или… женщиной? — в голосе ее прозвучали сомнение и насмешка.
— Увидим. Я же сказал, что займусь этим делом. Иди. — Он отвернулся к иллюминатору.
Едва женщина покинула каюту, как раздался стук в дверь. Настроение у Блейда испортилось, и в эту минуту он не хотел никого видеть. Поэтому его отрывистое «входи» прозвучало не слишком дружелюбно.
На пороге появилась принцесса Талин, ее гибкие тело юной нимфы окутывал толстый плащ, предохранявший от сильного ветра, золотисто-каштановые волосы были распущены. Золотая лента перехватывала лоб — в точности так же, как при их первой встрече в лесу. Она была в высоких сапожках, короткое платье открывало круглые колени с ямочками. Под солнцем и вольным морским ветром ее нежная кожа покрылась бронзовым загаром.
Девушка склонила головку к плечу с едва уловимой насмешкой в карих глазах. И тут же они стали такими ясными и невинными, что Блейда охватили сомнения. Он не доверял ей в подобные моменты, слишком явная демонстрация искренности означала, что готовится какая-то каверза. К счастью, подумалось ему, эта девочка еще не научилась искусно лгать. Он вспомнил, как Талин глядела на него в минуту опасности — тогда в ее глазах сияли любовь и обещание.
— Я хочу принести дань почтения новому властелину морей, — торжественно промолвила она, и сказать, что рада видеть тебя живым, повелитель Блейд. Я молила мать Фриггу о твоем здравии.
Блейд неопределенно хмыкнул. У этой девушки было в запасе не меньше фокусов и трюков, чем красок у хамелеона.
Сильво, открыв второй иллюминатор, состроил жуткую гримасу, в которой Блейд распознал улыбку. С косоглазым слугой произошла разительная перемена: он был чист, выбрит и наряжен в новую одежду ярких цветов.
Сейчас он протягивал Блейду огромную деревянную миску с каким-то пахучим варевом; затем сунул ему оловянную ложку, предварительно вытерев ее о рукав.
— Похлебка из зайца, хозяин. Вчера мы высаживались на берег, чтобы разжиться съестным — во время шторма запасы подошли к концу. Ну, я смастерил силки и поймал зайца. Попробуй, хозяин, и скажи, как на твой вкус. Когда-то я был неплохим поваром.
Блейд отхлебнул варева. Оно оказалось восхитительным, и неожиданно разведчик почувствовал, что голоден как волк. Теперь, когда способность трезво мыслить вернулась к нему, он припомнил, что жрица кормила его только корабельными сухарями, размоченными в воде.
Он ел похлебку, наблюдая за Сильво. Тот был взволнован, очень доволен и слишком много болтал.
— Ты прекрасно выглядишь, хозяин… если учесть, что едва не попал в загробные чертоги Тунора. Да, ты никогда еще не был так близок к смерти! На кинжале, который Ольг воткнул тебе в ребра, был яд, очень сильный яд! Наверно, этот ублюдок Краснобородого любил отца или жаждал власти, раз попытался тебя прикончить.
Перед мысленным взором Блейда промелькнуло видение головы, плавающей в бочонке с вином. Он проглотил последнюю ложку похлебки и с сожалением вздохнул.
— Убедил, мошенник — ты и впрямь превосходный повар! Теперь скажи-ка мне — как ты сюда попал и где жрица с серебряными волосами?
Сильво вытащил откуда-то пурпурный плащ, что достался Блейду от Хорсы, и продемонстрировал хозяину.
— Смотри, какой он красивый! Я почистил его и починил золотое шитье. Топор тоже в порядке — у меня сводило пальцы целый день, пока я наточил его. Но я не смог притащить топор сюда… понимаешь, хозяин, руки у меня были заняты… Эта похлебка, да еще твоя чистая одежда…
Блейд уперся локтями в койку и сел. Он чувствовал, как от пищи, солнца и воздуха к нему возвращаются силы. Он сурово посмотрел на Сильво.
— Я задал вопрос — так отвечай! Пожалуй, у меня хватит сил, чтобы выбраться из постели и устроить тебе хорошую взбучку! Где жрица, что ухаживала за мной?
Глаза Сильво разбежались в разные стороны. Он отступил на несколько шагов, все еще держа в руках плащ и чистые штаны. Потом его задумчивый взгляд поднялся к потолку, и Блейд понял, что слуга сейчас соврет. Он взревел:
— Ну, парень, скорее! Говори… и я хочу слышать правду!
— Правда, хозяин, в том, что я ничего не знаю. Никто не знает! Она исчезла. Ее не было в каюте сегодня утром; ее служанка — из послушниц друсов — прибежала к капитану, заливаясь слезами и крича, что госпожа ночью вывалилась за борт. Она хотела, чтобы Ярл повернул корабль и обыскал море… — Сильво фыркнул.
Блейд пристально разглядывал слугу. На этот раз он не был уверен… Возможно, мошенник лгал, но утверждать это наверняка не стоило.
— И что же? Ярл повернул назад?
— Нет, хозяин. Он сказал, что это бесполезно, но велел как следует поискать на корабле. Но мы ничего не нашли… — Сильво развел руками, однако на его хитрой физиономии не было и следов сожаления. — Понимаешь, жрица исчезла! И сейчас, когда она не слышит меня, могу сказать, что все мы благодарим Тунора за это. Я сам видел, как капитан Ярл усмехнулся во время молитвы — а ведь он даже не верит в Тунора! Да, хозяин, большая удача, что она свалилась за борт.
Блейд продолжал с непроницаемым лицом рассматривать слугу. Но сейчас, когда он пришел в себя и понял, что с ним происходило, в глубине души он тоже был доволен исчезновением среброволосой жрицы Друзиллы по имени Канаки, предводительницы друсов, верховной жрицы с золотым мечом, прекрасного призрака его снов, дьявольской искусительницы, планировавшей так хорошо и так дальновидно. Теперь она покоилась в холодных глубинах Западного моря… И это было хорошо.
Все же Блейд сказал:
— Она спасла мне жизнь, Сильво.
— Да, хозяин. Я знаю. Мы все знаем. Мы уже провожали тебя к Тунору, когда она пришла — из места, где прятал ее Краснобородый, — и взялась за лечение. Она говорила Ярлу делать то или делать это, и он делал, как было велено. Мы все так делали, потому что боялись и ее, и колдовства друсов. Но теперь это позади, хозяин, и ты снова здоров. А она мертва… Ну, во всяком случае, исчезла куда-то, потому что друсы, как говорят, не умирают подобно обычным людям.
Блейд снисходительно покачал головой. Ему нравился Сильво, этот вор и мошенник, и он не сомневался в его преданности. То, что слуга боялся жрицы, казалось вполне естественным — сам Блейд, в призрачных наркотических снах, тоже испытывал страх перед ней. На мгновение он вспомнил, что она пыталась с ним сотворить, затем выбросил это из головы. Он снова здоров и силен — и больше не испытывает тяги к сладкому наваждению, которое она дарила ему.
— Когда ты говоришь о Ярле, называй его капитаном Ярлом, — сурово заметил он Сильво. — Такова моя воля. А теперь, мошенник, садись и расскажи мне обо всем, что случилось с тех пор, как я заболел. Не пропускай ни одной подробности. Мне надо войти в курс дела.
Прежде всего рассказ доставил огромное удовольствие самому Сильво, большому любителю поговорить. Он так безбожно приукрашивал события, вдавался в такие детали, что Блейд, сморщившись, как от зубной боли, прервал слугу.
— Я велел рассказывать с подробностями, но не с таким огромным их количеством, — простонал он. — Ты, парень, ошибся в выборе профессии — тебе надо было стать не паршивым воришкой, а великим скальдом, лжецом из лжецов! Я уже совсем запутался. Начни-ка по новой, и излагай события в том порядке, как они происходили, не скачи взад и вперед словно заяц, за которым носятся собаки.
Когда Сильво кончил, Блейд впал в глубокую задумчивость. Он долго смотрел в открытый иллюминатор и, наконец, спросил:
— Значит, прошло десять дней?
— Уже почти двенадцать, хозяин. Ты был очень болен.
Блейд хотел что-то сказать, но потом только кивнул головой. Да. Он был очень болен. Только он знал, насколько сильно. И он не проболтается об этом ни одной живой душе.
Он повернулся к Сильво — осторожно, так как сломанное Краснобородым ребро еще побаливало и задал вопрос, который не мог не задать:
— Ты уверен, что жрица с серебряными волосами действительно сама упала за борт?
Сильво пожал плечами и закатил глаза.
— А что еще могло случиться, хозяин? Ничего странного, на море часто бывают такие вещи. Знаешь, я не моряк, и меня пару дней ужасно тошнило. Так что я думаю, она вышла на палубу подышать свежим воздухом — эти тесные каморки не годятся даже для рабов — и ее смыло за борт. Обычное дело. И будем благодарны Тунору за…
Блейд жестом прервал его.
— Ты сказал, что у нее была служанка? Тоже из друсов, послушница?
Сильво, который выглядел озадаченным, поскреб затылок.
— Да, хозяин, правда. А что?
— Ты слишком много переспрашиваешь, — коротко ответил Блейд. — Отправляйся-ка на палубу и приведи ко мне эту служанку. Только не говори, что ты и ее боишься.
— Боюсь, — подтвердил Сильво с самым серьезным видом, но не так сильно, как ту, среброволосую… Клянусь, каждый ее взгляд словно вздергивал меня на виселицу. Но служанка ничего не знает, хозяин. Бес полезно разговаривать с ней. Она ничего не видела, ничего не слышала и, кроме того, постоянно плачет как самая обычная женщина. Сомневаюсь, что ты добьешься от нее толка.
Блейд уставился на него. Сильво явно не хотел, чтобы он встретился со служанкой.
— Приведи ее ко мне, — резко приказал он, — и без возражений! Иначе, клянусь печенью Тунора, мне придется проверить крепость своих кулаков на твоей шкуре! Нет… останься! Сначала поможешь мне одеться.
Он принял решение мгновенно, ощутив, как возвращаются силы. Итак, настало время приступить к делу. Сильво наложил свежую повязку на рану, которая уже подживала, помог ему натянуть чистую тунику и зашнуровать безрукавку из толстой кожи. Потом слуга причесал Блейду бороду и волосы, подрезав кинжалом несколько прядей, и обул хозяину сапоги. Блейд с удовольствием принял бы ванну, но с пресной водой на корабле было туго.
Под конец Сильво набросил малиновый плащ на его широкие плечи и в восхищении отступил в сторону.
— Ну, хозяин, теперь ты похож сам на себя! Повелитель Блейд, король морских разбойников!
— Да будет так, — пробормотал разведчик, пока мы не доберемся до владений Вота. А теперь приведи ко мне служанку, Сильво. И принеси Айскалп. Я хочу иметь под рукой оружие, когда первый раз выйду на палубу.
Сильво помедлил, потом кивнул головой.
— Да, хозяин, так будет лучше. Команда — шайка отпетых мерзавцев, и капитану Ярлу все труднее держать их в подчинении. Они знают, что в Боурне нет никаких сокровищ, что королевство Вота слишком сильное, и путь туда далек… и что в Альбе можно найти добычу полегче. И это правильно, потому что…
Блейд уже крепко держался на ногах. Он шагнул к Сильво, сжав огромный кулак.
— Я дал тебе приказ, парень! Ты что, шутишь со мной? Хочешь заговорить зубы? — он поднял руку.
— Нет, хозяин, уже иду, — Сильво поспешно попятился к двери. — Но лучше тебе не делать этого… ты будешь сожалеть, уверен… если только сам я не являюсь еще большим глупцом, чем мне кажется.
Блейд остался один, размышляя над последним загадочным замечанием слуги. Он так и не пришел к определенному выводу, когда Сильво, открыв дверь, пропустил в каюту старую послушницу друсов и сбежал, не сказав ни слова.
Женщина спокойно стояла у порога, сложив на груди натруженные руки. Она была худенькой, с сутулыми плечами, но глаза ее, умные и живые, настороженно смотрели на Блейда. И никаких признаков истерии в них не наблюдалось. Еще одна ложь Сильво, подумал разведчик.
Он предложил ей сесть, но получил отказ. Сухим невыразительным голосом женщина сообщила, что предпочитает стоять; она не сводила с Блейда изучающего взгляда.
— Ты знаешь, кто я?
— Да, повелитель Блейд, — она склонила голову.
— Хорошо. Я хочу, чтобы ты говорила правду. Понятно?
— У меня нет причин лгать, повелитель Блейд.
— Иногда такая причина может появиться у любого из нас, — сурово возразил он. — Теперь расскажи мне, что произошло с твоей госпожой, с Друзиллой, верховной жрицей друсов. С среброволосой женщиной, которая ухаживала за мной. Что ты знаешь?
— Не много, — сказала женщина, — но все же больше, чем другие. — Она так стиснула руки, что суставы пальцев хрустнули.
Блейд нахмурился и перестал расхаживать по каюте.
— Мне не нужны загадки, — холодно бросил он.
— Я ничего не скрываю. Я знаю больше других только потому, что никто меня ни о чем не спрашивал. Ты — первый, повелитель Блейд. Остальные верят, что моя госпожа, верховная жрица, упала за борт. Они не осмелились расспросить меня.
Блейд забрал в кулак свою черную бородку и окинул женщину пронзительным взглядом.
— Говори! Что ты можешь сообщить?
— Друзилла не упала за борт сама. Глубокой ночью кто-то пришел и постучал в нашу дверь. Я уже засыпала, поэтому ответила Друзилла. Но стук разбудил меня; я лежала неподвижно и слушала шепот у дверей. Мне не удалось разобрать слов, но я поняла, что посетитель просит госпожу выйти на палубу. Что-то срочное и очень важное… Она взяла накидку, покинула каюту и уже не вернулась. Это все, что я знаю, повелитель Блейд… Думаю, моя госпожа не упала в море — ее столкнул тот, кто пришел ночью и шептался с ней у двери. Может быть, ее сначала убили; может быть, нет… Но теперь она мертва. Это я знаю точно.
Блейд вспомнил золотой меч, лезвие которого пронзило бьющуюся, охваченную ужасом девушку, страшные приготовления к трапезе у костра… Неожиданная боль пронзила его, словно в мозгу вспыхнул разряд молнии. Он пошатнулся и оперся о стену — ошеломленный, с гудящей головой. Внезапно в памяти всплыли слова: «Посеявший ветер пожнет бурю». Откуда это? Казалось, еще немного — и он вспомнит, вспомнит…
Старая послушница уставилась на него.
— Ты болен, повелитель?
Все кончилось. Блейд, нахмурившись, потер лоб. Как странно! На мгновение в его голове словно бушевал ураган, а тело казалось легким, как перышко…
— Ничего, — угрюмо ответил он, — просто боль в висках. Я долго лежал в темноте и, вероятно, солнце напекло голову… Но вернемся к нашим делам. Тот человек, что пришел ночью… ты узнала голос?
— Нет.
— Но был ли то мужчина… или женщина? Ты можешь сказать?
— Нет, повелитель. Они говорили слишком тихо. И я не могу сказать, кто шептался с госпожой у двери — мужчина или женщина.
Блейд с минуту смотрел на нее, поглаживая бородку.
— Иди, — произнес он наконец, — и никому не рассказывай о нашей беседе. Я сам займусь этим делом.
— И накажешь виновного, повелитель Блейд? Кем бы он не оказался — мужчиной или… женщиной? — в голосе ее прозвучали сомнение и насмешка.
— Увидим. Я же сказал, что займусь этим делом. Иди. — Он отвернулся к иллюминатору.
Едва женщина покинула каюту, как раздался стук в дверь. Настроение у Блейда испортилось, и в эту минуту он не хотел никого видеть. Поэтому его отрывистое «входи» прозвучало не слишком дружелюбно.
На пороге появилась принцесса Талин, ее гибкие тело юной нимфы окутывал толстый плащ, предохранявший от сильного ветра, золотисто-каштановые волосы были распущены. Золотая лента перехватывала лоб — в точности так же, как при их первой встрече в лесу. Она была в высоких сапожках, короткое платье открывало круглые колени с ямочками. Под солнцем и вольным морским ветром ее нежная кожа покрылась бронзовым загаром.
Девушка склонила головку к плечу с едва уловимой насмешкой в карих глазах. И тут же они стали такими ясными и невинными, что Блейда охватили сомнения. Он не доверял ей в подобные моменты, слишком явная демонстрация искренности означала, что готовится какая-то каверза. К счастью, подумалось ему, эта девочка еще не научилась искусно лгать. Он вспомнил, как Талин глядела на него в минуту опасности — тогда в ее глазах сияли любовь и обещание.
— Я хочу принести дань почтения новому властелину морей, — торжественно промолвила она, и сказать, что рада видеть тебя живым, повелитель Блейд. Я молила мать Фриггу о твоем здравии.
Блейд неопределенно хмыкнул. У этой девушки было в запасе не меньше фокусов и трюков, чем красок у хамелеона.