— Черт с ним, с бренди, — махнул рукой американец. — Курить хочется…
— Не сомневаюсь, что ваш письменный стол набит пачками «Мальборо», -заметил коварный искуситель
Хейдж сглотнул слюну.
— Ладно, Ричард… Я надеюсь, что полученный тут ценный опыт поможет мне в борьбе с чиновниками Ее Величества… Но детали! Как вы себе представляете детали?
Блейд задумчиво оглядел покрытое слоем охры лицо.
— Прежде всего, вытрите кровь.. вот здесь… и здесь… — Хейдж начал размазывать багровые потеки по физиономии, отчего превратился совсем уж в жуткое чудище. Блейд довольно кивнул: — Превосходно! Теперь попробуйте обревизовать свою память… вернее — память Канто. Вы сможете воспроизвести тот шакалий вой, на котором говорят местные двуногие?
Хейдж погрузился в глубокую задумчивость. Блейд по личному опыту знал, что сейчас творится в его голове. Стремительно восстанавливались нервные связи в мозгу; прокручивалась кинолента зрительных образов — со звуковым и тактильным сопровождением, с ощущениями запаха и вкуса; вскрывались тайники памяти, рушились барьеры, ломались преграды. Разум Джека Хейджа, ученого-физика с планеты Земля, поглощал информацию, запечатленную в сознании Канто Рваное Ухо, вождя дикарей с побережья острова Гартор, Айден.
Американец поднял голову; в глазах его светились удивление и восторг.
— Знаете, Дик, кажется, я могу говорить на их языке… — он пробормотал несколько фраз, то взревывая, то взлаивая, то хрипя, словно астматик. — И я многое помню — из того, что случилось с этим типом… Пожалуй, мысль выпустить из вас кишки уже не столь противна моему сердцу.
— Ну, на это не рассчитывайте, — снисходительно усмехнулся Блейд. -Я буду доволен, если вы продержитесь хотя бы десять минут… Публика должна получить удовольствие, а я — славу и пост вождя.
— Десять минут я вам гарантирую, — Хейдж свирепо оскалился
— Вот так, вот так, мой дорогой… У вас превосходно получается! Любой чиновник Ее Величества — не говоря уже о менее закаленных парнях из налогового ведомства — упал бы в обморок при виде такой рожи!
Хейдж стукнул себя в грудь и испустил рычание Блейд в восторге вскочил на ноги; его план обрастал деталями прямо на ходу. Полоснув себя кинжалом по запястью, он сбросил свой кожаный колет и начал размазывать кровь по щекам, груди и плечам. Через минуту он выглядел как жертва самых изощренных и зверских пыток. Затем, схватив Хейджа за руку, Блейд потащил его поближе к дверям.
— Теперь, Джек, рявкните пару раз… да погромче, чтобы было слышно ярдов на сто.
Некоторое время они развлекались от души. Хейдж ревел, как атакующий носорога африканский слои, Блейд в промежутках испускал страшные вопли, в которых звучала неподдельная мука. Потом он подтолкнул американца к двери.
— Думаю, они уже собрались. Теперь ваш сольный выход, Джек. Скажите им что-нибудь вдохновляющее.
Хейдж набрал в грудь воздуха, напыжился и шагнул наружу. Вид у него был величественный и грозный. Притаившись у двери, Блейд разобрал гул голосов, потом все покрыл басистый рык Канто Рваное Ухо. Говорил он довольно долго; наконец раздались выкрики и громоподобный гогот — толпа осталась довольна.
— Ну, что? — с любопытством спросил Блейд, когда его гость, стащив головной убор вождя и вытирая со лба пот, перешагнул порог. — Чем вы их так развеселили?
— Я сказал им, что развлекся с мужчиной и сейчас начну насиловать девку. Велел не мешать. А в награду за послушание обещал спектакль -поединок с пленником за пост вождя. Они восприняли это как хорошую шутку! -Хейдж мечтательно поднял глаза к потолку и протянул: — Ах, Ричард, Ричард… Ни на одной конференции, ни на одном научном симпозиуме мое выступление не пользовалось таким успехом!
Блейд ухмыльнулся. Можно было считать, что Джек Хейдж полностью вошел в роль.
— Как вы полагаете, сколько должен длиться акт насилия? — спросил он, поглядывая на распростертую у стены Найлу. Странный сон! Даже их вопли ее не разбудили! Сейчас хорошо бы ей проснуться и испустить пару-другую стонов понатуральнее… С другой стороны, может, и лучше, что девочка отключилась. Они с Хейджем говорили по-английски, что могло вызвать ненужные расспросы. Найла была любопытной малышкой.
Хейдж размышлял, почесывая темя и посматривая на грудки девушки, соблазнительно белевшие в полумраке.
— В обычной ситуации я не оторвался бы от такой милой штучки целый час, — наконец заявил он, — но мы сократим время до десяти минут. Надо учитывать темперамент Канто… Это просто зверь, и он жаждет крови пленника — вашей крови, Дик, — гораздо больше, чем любовных утех. И потом… потом я дьявольски хочу курить!
Они подождали нужное время. Хейдж-Канто иногда взревывал, Блейд попробовал имитировать женский стон. Вышло у него не очень удачно — что-то среднее между хохотом гиены и козлиным блеяньем, — так что он своих попыток не продолжал. Затем, в соответствии с разработанным планом, Хейдж вынес наружу снаряжение Блейда и свалил у входа в хижину. Через минуту он вывел на утоптанную площадку самого пленника — таща его за ремень, обвивавший шею. Блейд, окровавленный, ссутулившийся, выглядел самым жалким образом. Кинжал бар Ригона торчал у него за отворотом сапога.
Толпа собралась большая — в этой деревне обитало не меньше двух-трех тысяч человек. Впереди стояли воины в коротких кожаных кильтах, с медными клинками на перевязях. Боевая раскраска была смыта, и выглядели они вполне благопристойно — если не считать свирепого выражения широкоскулых лиц. За ними сгрудились женщины, почти обнаженные; Блейд заметил нескольких хорошеньких девушек с отличными фигурками. Несомненно, островитяне являлись диким и жестоким народом, но им нельзя было отказать в своеобразной красоте. Звероподобный лик Канто оказался скорее исключением, чем правилом.
Блейд исподлобья оглядел улюлюкающую толпу. Ему придется привести к покорности этих людей и править ими, так что сейчас главное — не переиграть, Он должен казаться человеком, ослабленным пытками, но не сломленным, не потерявшим силу духа. Он прикончил своими стрелами сорок дикарей, да еще две дюжины — во время бойни на палубе «Катрейи». А сейчас, на глазах этого воинственного племени, ему надо совершить подвиг -прирезать их могучего, непобедимого, полного сил вождя, столь уверенного в успехе.
Презрительно швырнув конец ремня в лицо противнику, Хейдж сделал несколько шагов вперед к толпе, потряс зажатым в огромном кулаке клинком и что-то прокричал. Воины ответили одобрительным гулом. Американец повернулся и плюнул в сторону Блейда.
Тот гордо выпрямился, содрал с шеи петлю и плюнул в ответ; потом потянул из-за отворота сапога свое оружие. Кинжал бар Ригона был на полторы ладони короче, чем у вождя, но Хейджу это мало поможет; главное — в чьих руках находится клинок.
Они сошлись на середине площадки и начали кружить там в классических позах дуэлянтов на ножах: ноги широко расставлены, тела согнуты, левая рука впереди, правая, с клинком, сзади у бедра. Хейдж, видимо, в детстве насмотрелся немало фильмов из жизни чикагской мафии — американец изображал все весьма натурально. Наконец, взревев, он бросился на Блейда, беспорядочно размахивая своим «здоровенным ножиком».
Его противник сделал шаг в сторону и подставил ногу; огромное тело дикаря грохнулось на землю, толпа недовольно загудела. Блейд полоснул кинжалом по ребрам Канто — так, слегка, чтобы пустить первую кровь и подогреть страсти. Хейдж резво вскочил на ноги.
— Эй, Дик, — возмущенно прошипел он, — мы так не договаривались! Вы что, хотите изрезать мою шкуру в клочья?
— Не вашу, а Канто Рваное Ухо, — негромко ответил Блейд, продолжая кружить около американца. — Джек, это необходимо. Вы не можете уйти без крови — никто нам не поверит. За схваткой следят опытные воины. Ну, смелей! — он сделал ложный выпад, и Хейдж в панике отскочил на целый ярд. -Дьявол! Идите в атаку! Пусть ваша техасская кровь закипит! Представьте, наконец, что я — ваш любимый налоговый инспектор!
Это помогло. Хейдж прыгнул вперед как тигр и задел лезвием предусмотрительно подставленное плечо противника. Блейд отступил, изображая ранение средней тяжести. Американец наседал, глаза его налились кровью. Видимо, он стремился получить весь ценный опыт, какой удастся. «Несчастный сборщик налогов, — подумал Блейд, — что его ждет во время следующей встречи с Джеком Хейджем?»
Он продолжал обороняться, стараясь ненароком не проткнуть насквозь своего соперника. Они бились уже минут шесть-семь, и все выглядело достаточно естественным: оба — в крови и пыли, с искаженными яростью лицами; два гиганта, сражавшихся за власть над первобытным племенем на неведомом острове неведомого мира.
Войдя а очередной клинч, Блейд въехал Хейджу локтем под дых и прошептал:
— Решающий третий раунд, Джек! Британия атакует и выигрывает!
— А? Что? — Хейдж словно очнулся.
— Готовьтесь уйти. Вас ждет скотч и дымок «Мальборо». Сейчас я начну резать вас на части.
— Но, Дик, помилуйте…
— Я не шучу.
Блейд действительно не шутил. Он собирался сделать убытие своего коллеги из айденской командировки как можно более неприятным и болезненным. Что значили три тычка, которые Хейдж получил в хижине! Так, легкая трепка… Но если он помучается минуту-другую — как мучился Дж. в теле умирающего Грида, — это станет хотя бы частичным искуплением вины. И в следующий раз Хейдж трижды подумает, прежде чем отправиться в жестокий первобытный мир, в котором может выжить только Ричард Блейд!
Он всадил клинок в живот американцу, и тот сдавленно охнул. Блейд повел кинжал вверх, представляя, как лезвие разрезает стенку желудка; на миг его передернуло от отвращения. Хейдж навалился на него, судорожно глотая воздух, на его губах пузырилась кровавая пена. Жестоко, но справедливо, подумал Блейд; время кинематографических трюков прошло, началась суровая реальность. Ударом кулака он сшиб Хейджа на землю и наклонился над ним. Толпа возбужденных зрителей ревела за его спиной.
— Все, Джек, — сказал он, всматриваясь в полные муки глаза, -уходите. Привет Дж. Скажите ему, чтобы дождался меня. Ну, Джек, вперед! Как подобает настоящему техасцу!
Хейдж слабо улыбнулся и в знак согласия прикрыл глаза. Секунд на пять он застыл в полной неподвижности, потом губы его рефлекторно шевельнулись, и Блейд скорее угадал, чем услышал: «Правь, Британия, морями…» Когда его веки вновь поднялись, Блейд понял, что Джек Хейдж завершил свой визит в Айден. Дух его улетел домой, оставив тело, временно послужившее ему пристанищем, в полной власти победителя.
Долгие мгновения он всматривался в тусклые бессмысленные глаза, ожидая, что Канто Рваное Ухо, сайят и великий вождь, займет свое законное место. Этого не случилось; перед ним было лишенное разума существо, и он не мог больше тянуть время, продолжая свой эксперимент.
Резким ударом Блейд перерезал горло этого манекена, потом еще двумя рассек толстую шею и приподнял длинные черные волосы; на левом ухе действительно не было мочки. Он встал. Начинался заключительный акт спектакля. Зрители пока безмолвствовали.
Странник решительными шагами направился ко входу в хижину, швырнул голову Канто на землю, натянул колет и застегнул на талии пояс с мечом. Затем он содрал убор из перьев, тут же водрузив его на собственные растрепанные волосы. Взяв в левую руку фран, а в правую — отсеченную голову, он повернулся к своим новым подданным и поднял этот страшный трофей. Из обрубка шеи капала кровь.
Теперь предстояло сказать тронную речь. Что-нибудь такое, что поняли бы все и что отбило бы у претендентов охоту связываться с ним. Блейд как раз обдумывал соответствующую моменту серию звуков и угрожающих телодвижений, когда за его спиной послышался шорох. Он оглянулся.
Из-за тяжелой дверной створки выглядывала Найла, которой полагалось валяться где-нибудь в углу хижины, оплакивая свой позор. Но, если не считать царапины на щеке, девушка была свежа, как весеннее утро, и ее розово-смуглое заспанное личико неопровержимо доказывало, что полчаса назад за бревенчатыми стенами разыгралась не драма, а комедия.
— Эльс, что происхо… — звонким голоском начала она.
Зашипев от злости, Блейд плечом втолкнул ее обратно в хижину и мазнул отвратительным обрубком прямо по лицу. Найла вскрикнула, и окровавленная плоть Канто тут же прошлась по ее замшевому охотничьему наряду — от ворота до паха. Быстрым движением франа Блейд надрезал лосины, зацепив нежную кожу бедра. Найла снова закричала — от ужаса и боли. Он довольно кивнул. Сейчас ее маскарадный костюм вполне соответствовал ситуации, да и душевное состояние, пожалуй, тоже.
Он вытолкнул ее вперед, к толпе, и рявкнул так, что стоявшие поблизости в страхе отшатнулись.
— Скажи им, — кричал он на ксамитском, потрясая франом над головой, — скажи этим крысам, что я, Эльс Перерубивший Рукоять, их новый вождь! Тот, кто не трясется за свою печень, сердце и мозги, может подходить — я вышибу все разом!
Окровавленная Найла, всхлипывая после каждого слова, начала переводить.
Глава 8. ГАРТОР
— Не сомневаюсь, что ваш письменный стол набит пачками «Мальборо», -заметил коварный искуситель
Хейдж сглотнул слюну.
— Ладно, Ричард… Я надеюсь, что полученный тут ценный опыт поможет мне в борьбе с чиновниками Ее Величества… Но детали! Как вы себе представляете детали?
Блейд задумчиво оглядел покрытое слоем охры лицо.
— Прежде всего, вытрите кровь.. вот здесь… и здесь… — Хейдж начал размазывать багровые потеки по физиономии, отчего превратился совсем уж в жуткое чудище. Блейд довольно кивнул: — Превосходно! Теперь попробуйте обревизовать свою память… вернее — память Канто. Вы сможете воспроизвести тот шакалий вой, на котором говорят местные двуногие?
Хейдж погрузился в глубокую задумчивость. Блейд по личному опыту знал, что сейчас творится в его голове. Стремительно восстанавливались нервные связи в мозгу; прокручивалась кинолента зрительных образов — со звуковым и тактильным сопровождением, с ощущениями запаха и вкуса; вскрывались тайники памяти, рушились барьеры, ломались преграды. Разум Джека Хейджа, ученого-физика с планеты Земля, поглощал информацию, запечатленную в сознании Канто Рваное Ухо, вождя дикарей с побережья острова Гартор, Айден.
Американец поднял голову; в глазах его светились удивление и восторг.
— Знаете, Дик, кажется, я могу говорить на их языке… — он пробормотал несколько фраз, то взревывая, то взлаивая, то хрипя, словно астматик. — И я многое помню — из того, что случилось с этим типом… Пожалуй, мысль выпустить из вас кишки уже не столь противна моему сердцу.
— Ну, на это не рассчитывайте, — снисходительно усмехнулся Блейд. -Я буду доволен, если вы продержитесь хотя бы десять минут… Публика должна получить удовольствие, а я — славу и пост вождя.
— Десять минут я вам гарантирую, — Хейдж свирепо оскалился
— Вот так, вот так, мой дорогой… У вас превосходно получается! Любой чиновник Ее Величества — не говоря уже о менее закаленных парнях из налогового ведомства — упал бы в обморок при виде такой рожи!
Хейдж стукнул себя в грудь и испустил рычание Блейд в восторге вскочил на ноги; его план обрастал деталями прямо на ходу. Полоснув себя кинжалом по запястью, он сбросил свой кожаный колет и начал размазывать кровь по щекам, груди и плечам. Через минуту он выглядел как жертва самых изощренных и зверских пыток. Затем, схватив Хейджа за руку, Блейд потащил его поближе к дверям.
— Теперь, Джек, рявкните пару раз… да погромче, чтобы было слышно ярдов на сто.
Некоторое время они развлекались от души. Хейдж ревел, как атакующий носорога африканский слои, Блейд в промежутках испускал страшные вопли, в которых звучала неподдельная мука. Потом он подтолкнул американца к двери.
— Думаю, они уже собрались. Теперь ваш сольный выход, Джек. Скажите им что-нибудь вдохновляющее.
Хейдж набрал в грудь воздуха, напыжился и шагнул наружу. Вид у него был величественный и грозный. Притаившись у двери, Блейд разобрал гул голосов, потом все покрыл басистый рык Канто Рваное Ухо. Говорил он довольно долго; наконец раздались выкрики и громоподобный гогот — толпа осталась довольна.
— Ну, что? — с любопытством спросил Блейд, когда его гость, стащив головной убор вождя и вытирая со лба пот, перешагнул порог. — Чем вы их так развеселили?
— Я сказал им, что развлекся с мужчиной и сейчас начну насиловать девку. Велел не мешать. А в награду за послушание обещал спектакль -поединок с пленником за пост вождя. Они восприняли это как хорошую шутку! -Хейдж мечтательно поднял глаза к потолку и протянул: — Ах, Ричард, Ричард… Ни на одной конференции, ни на одном научном симпозиуме мое выступление не пользовалось таким успехом!
Блейд ухмыльнулся. Можно было считать, что Джек Хейдж полностью вошел в роль.
— Как вы полагаете, сколько должен длиться акт насилия? — спросил он, поглядывая на распростертую у стены Найлу. Странный сон! Даже их вопли ее не разбудили! Сейчас хорошо бы ей проснуться и испустить пару-другую стонов понатуральнее… С другой стороны, может, и лучше, что девочка отключилась. Они с Хейджем говорили по-английски, что могло вызвать ненужные расспросы. Найла была любопытной малышкой.
Хейдж размышлял, почесывая темя и посматривая на грудки девушки, соблазнительно белевшие в полумраке.
— В обычной ситуации я не оторвался бы от такой милой штучки целый час, — наконец заявил он, — но мы сократим время до десяти минут. Надо учитывать темперамент Канто… Это просто зверь, и он жаждет крови пленника — вашей крови, Дик, — гораздо больше, чем любовных утех. И потом… потом я дьявольски хочу курить!
Они подождали нужное время. Хейдж-Канто иногда взревывал, Блейд попробовал имитировать женский стон. Вышло у него не очень удачно — что-то среднее между хохотом гиены и козлиным блеяньем, — так что он своих попыток не продолжал. Затем, в соответствии с разработанным планом, Хейдж вынес наружу снаряжение Блейда и свалил у входа в хижину. Через минуту он вывел на утоптанную площадку самого пленника — таща его за ремень, обвивавший шею. Блейд, окровавленный, ссутулившийся, выглядел самым жалким образом. Кинжал бар Ригона торчал у него за отворотом сапога.
Толпа собралась большая — в этой деревне обитало не меньше двух-трех тысяч человек. Впереди стояли воины в коротких кожаных кильтах, с медными клинками на перевязях. Боевая раскраска была смыта, и выглядели они вполне благопристойно — если не считать свирепого выражения широкоскулых лиц. За ними сгрудились женщины, почти обнаженные; Блейд заметил нескольких хорошеньких девушек с отличными фигурками. Несомненно, островитяне являлись диким и жестоким народом, но им нельзя было отказать в своеобразной красоте. Звероподобный лик Канто оказался скорее исключением, чем правилом.
Блейд исподлобья оглядел улюлюкающую толпу. Ему придется привести к покорности этих людей и править ими, так что сейчас главное — не переиграть, Он должен казаться человеком, ослабленным пытками, но не сломленным, не потерявшим силу духа. Он прикончил своими стрелами сорок дикарей, да еще две дюжины — во время бойни на палубе «Катрейи». А сейчас, на глазах этого воинственного племени, ему надо совершить подвиг -прирезать их могучего, непобедимого, полного сил вождя, столь уверенного в успехе.
Презрительно швырнув конец ремня в лицо противнику, Хейдж сделал несколько шагов вперед к толпе, потряс зажатым в огромном кулаке клинком и что-то прокричал. Воины ответили одобрительным гулом. Американец повернулся и плюнул в сторону Блейда.
Тот гордо выпрямился, содрал с шеи петлю и плюнул в ответ; потом потянул из-за отворота сапога свое оружие. Кинжал бар Ригона был на полторы ладони короче, чем у вождя, но Хейджу это мало поможет; главное — в чьих руках находится клинок.
Они сошлись на середине площадки и начали кружить там в классических позах дуэлянтов на ножах: ноги широко расставлены, тела согнуты, левая рука впереди, правая, с клинком, сзади у бедра. Хейдж, видимо, в детстве насмотрелся немало фильмов из жизни чикагской мафии — американец изображал все весьма натурально. Наконец, взревев, он бросился на Блейда, беспорядочно размахивая своим «здоровенным ножиком».
Его противник сделал шаг в сторону и подставил ногу; огромное тело дикаря грохнулось на землю, толпа недовольно загудела. Блейд полоснул кинжалом по ребрам Канто — так, слегка, чтобы пустить первую кровь и подогреть страсти. Хейдж резво вскочил на ноги.
— Эй, Дик, — возмущенно прошипел он, — мы так не договаривались! Вы что, хотите изрезать мою шкуру в клочья?
— Не вашу, а Канто Рваное Ухо, — негромко ответил Блейд, продолжая кружить около американца. — Джек, это необходимо. Вы не можете уйти без крови — никто нам не поверит. За схваткой следят опытные воины. Ну, смелей! — он сделал ложный выпад, и Хейдж в панике отскочил на целый ярд. -Дьявол! Идите в атаку! Пусть ваша техасская кровь закипит! Представьте, наконец, что я — ваш любимый налоговый инспектор!
Это помогло. Хейдж прыгнул вперед как тигр и задел лезвием предусмотрительно подставленное плечо противника. Блейд отступил, изображая ранение средней тяжести. Американец наседал, глаза его налились кровью. Видимо, он стремился получить весь ценный опыт, какой удастся. «Несчастный сборщик налогов, — подумал Блейд, — что его ждет во время следующей встречи с Джеком Хейджем?»
Он продолжал обороняться, стараясь ненароком не проткнуть насквозь своего соперника. Они бились уже минут шесть-семь, и все выглядело достаточно естественным: оба — в крови и пыли, с искаженными яростью лицами; два гиганта, сражавшихся за власть над первобытным племенем на неведомом острове неведомого мира.
Войдя а очередной клинч, Блейд въехал Хейджу локтем под дых и прошептал:
— Решающий третий раунд, Джек! Британия атакует и выигрывает!
— А? Что? — Хейдж словно очнулся.
— Готовьтесь уйти. Вас ждет скотч и дымок «Мальборо». Сейчас я начну резать вас на части.
— Но, Дик, помилуйте…
— Я не шучу.
Блейд действительно не шутил. Он собирался сделать убытие своего коллеги из айденской командировки как можно более неприятным и болезненным. Что значили три тычка, которые Хейдж получил в хижине! Так, легкая трепка… Но если он помучается минуту-другую — как мучился Дж. в теле умирающего Грида, — это станет хотя бы частичным искуплением вины. И в следующий раз Хейдж трижды подумает, прежде чем отправиться в жестокий первобытный мир, в котором может выжить только Ричард Блейд!
Он всадил клинок в живот американцу, и тот сдавленно охнул. Блейд повел кинжал вверх, представляя, как лезвие разрезает стенку желудка; на миг его передернуло от отвращения. Хейдж навалился на него, судорожно глотая воздух, на его губах пузырилась кровавая пена. Жестоко, но справедливо, подумал Блейд; время кинематографических трюков прошло, началась суровая реальность. Ударом кулака он сшиб Хейджа на землю и наклонился над ним. Толпа возбужденных зрителей ревела за его спиной.
— Все, Джек, — сказал он, всматриваясь в полные муки глаза, -уходите. Привет Дж. Скажите ему, чтобы дождался меня. Ну, Джек, вперед! Как подобает настоящему техасцу!
Хейдж слабо улыбнулся и в знак согласия прикрыл глаза. Секунд на пять он застыл в полной неподвижности, потом губы его рефлекторно шевельнулись, и Блейд скорее угадал, чем услышал: «Правь, Британия, морями…» Когда его веки вновь поднялись, Блейд понял, что Джек Хейдж завершил свой визит в Айден. Дух его улетел домой, оставив тело, временно послужившее ему пристанищем, в полной власти победителя.
Долгие мгновения он всматривался в тусклые бессмысленные глаза, ожидая, что Канто Рваное Ухо, сайят и великий вождь, займет свое законное место. Этого не случилось; перед ним было лишенное разума существо, и он не мог больше тянуть время, продолжая свой эксперимент.
Резким ударом Блейд перерезал горло этого манекена, потом еще двумя рассек толстую шею и приподнял длинные черные волосы; на левом ухе действительно не было мочки. Он встал. Начинался заключительный акт спектакля. Зрители пока безмолвствовали.
Странник решительными шагами направился ко входу в хижину, швырнул голову Канто на землю, натянул колет и застегнул на талии пояс с мечом. Затем он содрал убор из перьев, тут же водрузив его на собственные растрепанные волосы. Взяв в левую руку фран, а в правую — отсеченную голову, он повернулся к своим новым подданным и поднял этот страшный трофей. Из обрубка шеи капала кровь.
Теперь предстояло сказать тронную речь. Что-нибудь такое, что поняли бы все и что отбило бы у претендентов охоту связываться с ним. Блейд как раз обдумывал соответствующую моменту серию звуков и угрожающих телодвижений, когда за его спиной послышался шорох. Он оглянулся.
Из-за тяжелой дверной створки выглядывала Найла, которой полагалось валяться где-нибудь в углу хижины, оплакивая свой позор. Но, если не считать царапины на щеке, девушка была свежа, как весеннее утро, и ее розово-смуглое заспанное личико неопровержимо доказывало, что полчаса назад за бревенчатыми стенами разыгралась не драма, а комедия.
— Эльс, что происхо… — звонким голоском начала она.
Зашипев от злости, Блейд плечом втолкнул ее обратно в хижину и мазнул отвратительным обрубком прямо по лицу. Найла вскрикнула, и окровавленная плоть Канто тут же прошлась по ее замшевому охотничьему наряду — от ворота до паха. Быстрым движением франа Блейд надрезал лосины, зацепив нежную кожу бедра. Найла снова закричала — от ужаса и боли. Он довольно кивнул. Сейчас ее маскарадный костюм вполне соответствовал ситуации, да и душевное состояние, пожалуй, тоже.
Он вытолкнул ее вперед, к толпе, и рявкнул так, что стоявшие поблизости в страхе отшатнулись.
— Скажи им, — кричал он на ксамитском, потрясая франом над головой, — скажи этим крысам, что я, Эльс Перерубивший Рукоять, их новый вождь! Тот, кто не трясется за свою печень, сердце и мозги, может подходить — я вышибу все разом!
Окровавленная Найла, всхлипывая после каждого слова, начала переводить.
Глава 8. ГАРТОР
Блейд стоял на высокой корме «Катрейи», любуясь закатом. Солнце неторопливо опускалось за мыс на противоположной стороне бухты, бросая последние оранжевые лучи на Ристу, крупнейший поселок гартов на западном побережье, мирно дремавший в теплом вечернем воздухе. Бревенчатые хижины, большие и малые, рассыпались по склонам прибрежных холмов под огромными раскидистыми кронами деревьев кайдур, дарящих прохладу в самый сильный зной. На одной из этих зеленых вершин высились стены «дворца» Блейда — довольно обширного строения с верандами, которое уже начали подводить под крышу. Умелые рабы с севера строили быстро.
Он отказался занять усадьбу Канто, переполненную женщинами и детьми, поселившись пока на «Катрейе». У прежнего ристинского вождя было пять законных жен и чертова дюжина наложниц из рабынь; ребятишек же хватило бы на три футбольных команды. Казалось, никто из них не проявил особого горя по своему погибшему супругу и повелителю — Блейд, во всяком случае, этого не заметил, когда дым большого погребального костра унес в небеса души Канто и других воинов, павших от его руки. Все они были бойцами, и все умерли достойно, в схватке с великим героем, прибывшим из-за океана. Этот герой убил шесть десятков мужчин — включая Ригонду, сайята с западного берега, выдержал несколько часов в Доме Пыток, а потом сумел прирезать Канто как цыпленка карешина. Достойный вождь — Эльс Перерубивший Рукоять!
Блейд задумчиво прикоснулся к своему роскошному головному убору — не тому, пыльному и окровавленному, который он содрал с мертвой головы Канто, а к парадной короне из перьев, которую он носил уже целых шестнадцать дней. Кроме нее, он взял только длинный кинжал побежденного вождя, который сейчас болтался у него на бедре, свешиваясь с перевязи. Перья, эта перевязь да замшевый кильт, украшенный перламутром — вот все, что было на нем сейчас. Царский наряд — по местным понятиям, конечно.
Точнее, княжеский. Ибо, захватив власть над Ристой и всем северо-западным берегом острова, Блейд автоматически приобрел титул сайята, предводителя тысячи воинов. Назавтра ему предстояло встретиться со своим сюзереном, лайотом Порансо, повелителем всего обширного, воинственного и грозного Гартора, а также соседнего островка Гиртам. Лайот собирался прибыть собственной персоной с далеких центральных равнин (до них было миль пятьдесят, не меньше!), чтобы принять присягу у нового подданного и ознакомиться с чудесной лодкой, на которой тот приплыл из Стран Заката.
По такому случаю «Катрейя» была выскоблена от клотика до киля. Рабы-мужчины мыли палубу и протирали воском драгоценную резьбу; Найла, с полудюжиной молодых служанок, трудилась в каютах. Блейд, как полагается воину и вождю, командовал. По правде говоря, он следил только за одним -чтобы ктонибудь в порыве усердия не влез в кабину флаера и не стал протирать пульт.
К его великому удивлению, после схватки в проливе каравеллу отбуксировали в просторную гавань Ристы в целости и сохранности. Единственным убытком являлся незабвенный диван, пробитый стрелами и изрубленный медными топорами, однако ложе в каютке Найлы оказалось не менее мягким и удобным, так что странник не сожалел о потере. Больше победители не тронули ничего. Видимо, грабеж — если таковой вообще намечался — должен был вестись под строгим присмотром Канто, обязанного выделить долю лайоту Порансо и своей дружине. Блейд уже успел убедиться, что гарты были дисциплинированным народом, особенно когда дело касалось войны, набегов и дележа добычи. Тут все проступки карались только одним наказанием -смертью.
Он уже неплохо говорил на языке островитян; то, что еще недавно казалось ему мешаниной рева, свиста, взлаиваний и придушенного хрипа, стало распадаться на слова, которые выстраивались в фразы и в целые речи — иногда весьма глубокомысленные. Первое, что он осознал — с неоценимой помощью Найлы, разумеется, — что на Гарторе полностью справедлива поговорка пионеров американского Запада: индеец в своем вигваме и индеец на тропе войны — два разных индейца. Несомненно, большинство воинов умели обуздывать свою природную свирепость, и ссор между дружинниками не бывало. Но междуусобицы случались, и не раз. После смерти правителя очередной царек иногда восходил на трон по колени в крови менее удачливых родственников.
Как там говорила Найла? Огненные горы, великаны-людоеды, колдуны и чудовища? Такое часто рассказывают о дальних странах. Но доберешься туда -и видишь, что там живут обычные люди, и занимаются они обычными делами: строят и разрушают, любят и ненавидят, воюют, грабят и жгут…
Титул сайята, которого удостоился Блейд, не являлся наследственным. Лайот присваивал его самому умелому и самому свирепому из воинов, но другой, еще более умелый и свирепый, мог заработать белое перо, перерезав глотку его обладателю. Так что сейчас закон Гартора был на стороне Блейда; он получил Ристу по праву сильного.
Владение нового сайята лежало на берегу обширной бухты, ограниченной со стороны пролива скалистым мысом; образовавшая его невысокая базальтовая гряда, которую туземцы называли Черной Стеной, тянулась в глубь суши, прикрывая холмистую равнину за поселком от бесчинства бурь и ветров. За узким проливом, в котором пироги Канто поймали «Катрейю», находился Гиртам — отколовшийся от гарторского островного щита кусок суши миль тридцать длиной. Сам Гартор был гораздо обширней — почти сто миль с запада на восток и немногим меньше с севера на юг в самой широкой части.
Впрочем, здесь не существовало привычных для Блейда названий стран света. Запад Понитэка, длинной меридиональной цепи островов, именовался Наш Край, восток — Та Сторона; север, куда стремил свои воды Зеленый Поток, был Низом, юг — Верхом. Многие острова, и большие, и малые, лежали полностью в Нашем Краю; другие — на Той Стороне, сотней миль ближе к восходу, в зоне медленного северного течения Гартор же был весьма велик и вытянут поперек архипелага, так что от его восточных берегов до Той Стороны оставалось всего тридцатьсорок миль.
Блейд еще не вполне улавливал смысл всех этих обозначений, за которыми, видимо, крылись какие-то особые взаимоотношения островитян с Зеленым Потоком. Однако он уже знал, что в лабиринте проливов, каналов и проток имеется сложная система течений, странным образом определявшая иерархию островов. Он часто слышал, как ристинцы с плохо скрытой неприязнью отзывались о Броге, южном острове, который приветствовал прохождение «Катрейи» столбами дыма. Брог был гораздо меньше Гартора и полностью располагался на Нашем Краю; от северного соседа его отделял широкий пролив с мощным течением, направленным к северу. По словам жителей Ристы, броги являлись прирожденными разбойниками, грабителями и лодырями, не способными вскопать участок земли или забросить невод в морские воды.
Впрочем, и сами гарты трудиться не любили; этот воинственный народ действительно оказался похожим на викингов. Они ходили в набеги на север и брали там рабов; они грабили, разоряли и жгли столь же умело и успешно, как и презренные броги; они насиловали, пытали и убивали — и Блейд пока не мог понять, почему северяне не отвечают тем же. Но главное — гарты обожествляли воинскую доблесть, и всякий искусный боец имел шанс стать не только сайятом, но и великим героем. Сам Блейд, похоже, уже им стал — по острову пошли гулять легенды о преследовании «Катрейи» и последней битве на палубе.
Он стащил свой головной убор и задумчиво погладил роскошное белое перо, торчавшее в центре подобно султану на рыцарском шлеме. То был знак его титула — перо из хвоста редчайшего белого карешина, огромной нелетающей птицы, похожей на страуса. Найла говорила, что как раз на таких чудищ ее отец, Ниласт, охотился вместе с рукбатским послом на Хотрале. Здесь же, на Гарторе, их разводили — ради мяса и великолепных перьев. Единственная на острове стая белых карешинов содержалась при дворе лайота, который и раздавал перья гарторской аристократии: по одному — сайятам, по два -туйсам, принцам его дома. Три пера носил сам Порансо. Как говорил Блейду Магиди, местный жрец и навигатор Потока, лайот был стар, очень стар, и три его возможных наследника не ладили между собой. Сейчас Блейд решал дилемму, стоит ли ему бороться за три белых пера или нет?
Посмотрим, подумал он. Посмотрим завтра на этого дряхлого туземного царька и примем решение. Он не собирался задерживаться на Гарторе дольше, чем будет необходимо для отдыха и разведки путей на юг. Если Порансо не станет ему мешать, то сохранит в целости свои перышки. Иначе…
Внизу хлопнула дверь, и на палубе появилась Найла. Сегодня она опять была в новом туалете; их запас в сундуках «Катрейи» воистину был неистощим! Блейд, однако, ничего не имел против; ведь рано или поздно туалет оказывался там, где положено — на полу. А Найла, нагая и розово-смуглая — в его объятиях.
Смысл этой демонстрации мод был ему совершенно ясен — Найла благодарила своего героя, своего возлюбленного принца, завоевавшего для нее если не царскую корону, то, по крайней мере, княжеский венец. И каждый вечер она хотела предстать перед ним в новом обличье, в очередном изысканном наряде, с иной прической и иными ароматами, и даже какими-то другими, отличными от вчерашних, жестами и походкой. Ее бесконечно разнообразные туалеты имели, однако, нечто общее — все они оказывались весьма соблазнительными. Иногда Блейд начинал гадать, что она предпримет, когда опустеют два сундука в ее каюте. Начнет все по новой? Или выпишет тряпки с Калитана, послав заказ авиапочтой?
Но до этого было еще далеко. Родной остров его возлюбленной отличался весьма жарким климатом, и благородные калитанские дамы носили полупрозрачные и невесомые воздушные одежды, словно сотканные из разноцветного тумана и расшитые утренней радугой. Сундуки же в каюте Найлы выглядели очень вместительными.
Сегодня она надела туфельки на высоком каблуке — они держались на ногах только на паре золотистых ленточек, перекрещивающихся на подъеме, -золотистый, в тон обуви, хитон и того же цвета венец, кольцом охватывающий высокую прическу. Широкий хитончик, схваченный на талии витым пояском, спускался до середины стройных икр, а туфельки добавляли Найле четыре дюйма роста; в этом наряде девушка походила на тоненького гибкого эльфа, слетевшего с зачарованных холмов Уэльса на погибель запоздавшему путнику. Она замерла на миг посреди палубы, потом медленно повернулась на каблуках, позволяя Блейду обозреть свое великолепное убранство. Над «Катрейей» поплыл чарующий аромат духов.
Он захлопал в ладоши.
— Изумительно, малышка!
— Правда? — склоненная к плечу головка, лукавый взгляд, полуоткрытые губы: это была Найла-которойчетырнадцать. — Тогда иди сюда — и поскорее!
Блейд молнией слетел с юта, и в следующий миг девушка уже была в его руках. Он понес ее вниз, в каюту, где они проводили последние ночи; Найла, прижавшись лицом к его плечу, дышала часто и возбужденно. Сквозь паутину шелковистого одеяния он чувствовал тепло ее тела.
Вскоре обнаружилось, что со вчерашней ночи диван не стал ни тверже, ни уже. Найла распростерлась на нем, позволив Блейду снять ее венец; темные блестящие волосы рассыпались по пестрой обивке изголовья. Затем ладони Блейда легли на тонкие колени девушки, скользнули вниз — и туфельки словно сами слетели с ее ног. Теперь он занялся пояском. То ли случайно, то ли в силу изощренного кокетства, пояс был завязан на совесть, и странник провозился с ним довольно долго. Найла, однако, не проявляла нетерпения и не пыталась ему помочь; прижмурив глаза, она с интересом следила за его усилиями.
Наконец последняя преграда пала. Блейд спустил свой кильт и поднял край хитончика Найлы. Воздушная ткань широким полукругом накрыла диван, внезапно превратив стройного эльфа в цветок огромной, пламенеющей золотом орхидеи. Найла, ее розовая сердцевина, чуть шевельнулась на полупрозрачном лепестке своего одеяния; колени ее разошлись, руки легли на маленькие груди, словно подсказывая Эльсу, хайритскому принцу и возлюбленному, где срочно требуется его помощь.
Принца не надо было просить дважды. С похвальным усердием и страстью он целовал и то, что было ему указано, и то, что маленькие руки безуспешно пытались защитить от его губ. Впрочем, это сопротивление было только игрой — той игрой, которую всегда начинает в постели женщина, предчувствуя неминуемое поражение. Блейд, во всяком случае, считал так.
Он отказался занять усадьбу Канто, переполненную женщинами и детьми, поселившись пока на «Катрейе». У прежнего ристинского вождя было пять законных жен и чертова дюжина наложниц из рабынь; ребятишек же хватило бы на три футбольных команды. Казалось, никто из них не проявил особого горя по своему погибшему супругу и повелителю — Блейд, во всяком случае, этого не заметил, когда дым большого погребального костра унес в небеса души Канто и других воинов, павших от его руки. Все они были бойцами, и все умерли достойно, в схватке с великим героем, прибывшим из-за океана. Этот герой убил шесть десятков мужчин — включая Ригонду, сайята с западного берега, выдержал несколько часов в Доме Пыток, а потом сумел прирезать Канто как цыпленка карешина. Достойный вождь — Эльс Перерубивший Рукоять!
Блейд задумчиво прикоснулся к своему роскошному головному убору — не тому, пыльному и окровавленному, который он содрал с мертвой головы Канто, а к парадной короне из перьев, которую он носил уже целых шестнадцать дней. Кроме нее, он взял только длинный кинжал побежденного вождя, который сейчас болтался у него на бедре, свешиваясь с перевязи. Перья, эта перевязь да замшевый кильт, украшенный перламутром — вот все, что было на нем сейчас. Царский наряд — по местным понятиям, конечно.
Точнее, княжеский. Ибо, захватив власть над Ристой и всем северо-западным берегом острова, Блейд автоматически приобрел титул сайята, предводителя тысячи воинов. Назавтра ему предстояло встретиться со своим сюзереном, лайотом Порансо, повелителем всего обширного, воинственного и грозного Гартора, а также соседнего островка Гиртам. Лайот собирался прибыть собственной персоной с далеких центральных равнин (до них было миль пятьдесят, не меньше!), чтобы принять присягу у нового подданного и ознакомиться с чудесной лодкой, на которой тот приплыл из Стран Заката.
По такому случаю «Катрейя» была выскоблена от клотика до киля. Рабы-мужчины мыли палубу и протирали воском драгоценную резьбу; Найла, с полудюжиной молодых служанок, трудилась в каютах. Блейд, как полагается воину и вождю, командовал. По правде говоря, он следил только за одним -чтобы ктонибудь в порыве усердия не влез в кабину флаера и не стал протирать пульт.
К его великому удивлению, после схватки в проливе каравеллу отбуксировали в просторную гавань Ристы в целости и сохранности. Единственным убытком являлся незабвенный диван, пробитый стрелами и изрубленный медными топорами, однако ложе в каютке Найлы оказалось не менее мягким и удобным, так что странник не сожалел о потере. Больше победители не тронули ничего. Видимо, грабеж — если таковой вообще намечался — должен был вестись под строгим присмотром Канто, обязанного выделить долю лайоту Порансо и своей дружине. Блейд уже успел убедиться, что гарты были дисциплинированным народом, особенно когда дело касалось войны, набегов и дележа добычи. Тут все проступки карались только одним наказанием -смертью.
Он уже неплохо говорил на языке островитян; то, что еще недавно казалось ему мешаниной рева, свиста, взлаиваний и придушенного хрипа, стало распадаться на слова, которые выстраивались в фразы и в целые речи — иногда весьма глубокомысленные. Первое, что он осознал — с неоценимой помощью Найлы, разумеется, — что на Гарторе полностью справедлива поговорка пионеров американского Запада: индеец в своем вигваме и индеец на тропе войны — два разных индейца. Несомненно, большинство воинов умели обуздывать свою природную свирепость, и ссор между дружинниками не бывало. Но междуусобицы случались, и не раз. После смерти правителя очередной царек иногда восходил на трон по колени в крови менее удачливых родственников.
Как там говорила Найла? Огненные горы, великаны-людоеды, колдуны и чудовища? Такое часто рассказывают о дальних странах. Но доберешься туда -и видишь, что там живут обычные люди, и занимаются они обычными делами: строят и разрушают, любят и ненавидят, воюют, грабят и жгут…
Титул сайята, которого удостоился Блейд, не являлся наследственным. Лайот присваивал его самому умелому и самому свирепому из воинов, но другой, еще более умелый и свирепый, мог заработать белое перо, перерезав глотку его обладателю. Так что сейчас закон Гартора был на стороне Блейда; он получил Ристу по праву сильного.
Владение нового сайята лежало на берегу обширной бухты, ограниченной со стороны пролива скалистым мысом; образовавшая его невысокая базальтовая гряда, которую туземцы называли Черной Стеной, тянулась в глубь суши, прикрывая холмистую равнину за поселком от бесчинства бурь и ветров. За узким проливом, в котором пироги Канто поймали «Катрейю», находился Гиртам — отколовшийся от гарторского островного щита кусок суши миль тридцать длиной. Сам Гартор был гораздо обширней — почти сто миль с запада на восток и немногим меньше с севера на юг в самой широкой части.
Впрочем, здесь не существовало привычных для Блейда названий стран света. Запад Понитэка, длинной меридиональной цепи островов, именовался Наш Край, восток — Та Сторона; север, куда стремил свои воды Зеленый Поток, был Низом, юг — Верхом. Многие острова, и большие, и малые, лежали полностью в Нашем Краю; другие — на Той Стороне, сотней миль ближе к восходу, в зоне медленного северного течения Гартор же был весьма велик и вытянут поперек архипелага, так что от его восточных берегов до Той Стороны оставалось всего тридцатьсорок миль.
Блейд еще не вполне улавливал смысл всех этих обозначений, за которыми, видимо, крылись какие-то особые взаимоотношения островитян с Зеленым Потоком. Однако он уже знал, что в лабиринте проливов, каналов и проток имеется сложная система течений, странным образом определявшая иерархию островов. Он часто слышал, как ристинцы с плохо скрытой неприязнью отзывались о Броге, южном острове, который приветствовал прохождение «Катрейи» столбами дыма. Брог был гораздо меньше Гартора и полностью располагался на Нашем Краю; от северного соседа его отделял широкий пролив с мощным течением, направленным к северу. По словам жителей Ристы, броги являлись прирожденными разбойниками, грабителями и лодырями, не способными вскопать участок земли или забросить невод в морские воды.
Впрочем, и сами гарты трудиться не любили; этот воинственный народ действительно оказался похожим на викингов. Они ходили в набеги на север и брали там рабов; они грабили, разоряли и жгли столь же умело и успешно, как и презренные броги; они насиловали, пытали и убивали — и Блейд пока не мог понять, почему северяне не отвечают тем же. Но главное — гарты обожествляли воинскую доблесть, и всякий искусный боец имел шанс стать не только сайятом, но и великим героем. Сам Блейд, похоже, уже им стал — по острову пошли гулять легенды о преследовании «Катрейи» и последней битве на палубе.
Он стащил свой головной убор и задумчиво погладил роскошное белое перо, торчавшее в центре подобно султану на рыцарском шлеме. То был знак его титула — перо из хвоста редчайшего белого карешина, огромной нелетающей птицы, похожей на страуса. Найла говорила, что как раз на таких чудищ ее отец, Ниласт, охотился вместе с рукбатским послом на Хотрале. Здесь же, на Гарторе, их разводили — ради мяса и великолепных перьев. Единственная на острове стая белых карешинов содержалась при дворе лайота, который и раздавал перья гарторской аристократии: по одному — сайятам, по два -туйсам, принцам его дома. Три пера носил сам Порансо. Как говорил Блейду Магиди, местный жрец и навигатор Потока, лайот был стар, очень стар, и три его возможных наследника не ладили между собой. Сейчас Блейд решал дилемму, стоит ли ему бороться за три белых пера или нет?
Посмотрим, подумал он. Посмотрим завтра на этого дряхлого туземного царька и примем решение. Он не собирался задерживаться на Гарторе дольше, чем будет необходимо для отдыха и разведки путей на юг. Если Порансо не станет ему мешать, то сохранит в целости свои перышки. Иначе…
Внизу хлопнула дверь, и на палубе появилась Найла. Сегодня она опять была в новом туалете; их запас в сундуках «Катрейи» воистину был неистощим! Блейд, однако, ничего не имел против; ведь рано или поздно туалет оказывался там, где положено — на полу. А Найла, нагая и розово-смуглая — в его объятиях.
Смысл этой демонстрации мод был ему совершенно ясен — Найла благодарила своего героя, своего возлюбленного принца, завоевавшего для нее если не царскую корону, то, по крайней мере, княжеский венец. И каждый вечер она хотела предстать перед ним в новом обличье, в очередном изысканном наряде, с иной прической и иными ароматами, и даже какими-то другими, отличными от вчерашних, жестами и походкой. Ее бесконечно разнообразные туалеты имели, однако, нечто общее — все они оказывались весьма соблазнительными. Иногда Блейд начинал гадать, что она предпримет, когда опустеют два сундука в ее каюте. Начнет все по новой? Или выпишет тряпки с Калитана, послав заказ авиапочтой?
Но до этого было еще далеко. Родной остров его возлюбленной отличался весьма жарким климатом, и благородные калитанские дамы носили полупрозрачные и невесомые воздушные одежды, словно сотканные из разноцветного тумана и расшитые утренней радугой. Сундуки же в каюте Найлы выглядели очень вместительными.
Сегодня она надела туфельки на высоком каблуке — они держались на ногах только на паре золотистых ленточек, перекрещивающихся на подъеме, -золотистый, в тон обуви, хитон и того же цвета венец, кольцом охватывающий высокую прическу. Широкий хитончик, схваченный на талии витым пояском, спускался до середины стройных икр, а туфельки добавляли Найле четыре дюйма роста; в этом наряде девушка походила на тоненького гибкого эльфа, слетевшего с зачарованных холмов Уэльса на погибель запоздавшему путнику. Она замерла на миг посреди палубы, потом медленно повернулась на каблуках, позволяя Блейду обозреть свое великолепное убранство. Над «Катрейей» поплыл чарующий аромат духов.
Он захлопал в ладоши.
— Изумительно, малышка!
— Правда? — склоненная к плечу головка, лукавый взгляд, полуоткрытые губы: это была Найла-которойчетырнадцать. — Тогда иди сюда — и поскорее!
Блейд молнией слетел с юта, и в следующий миг девушка уже была в его руках. Он понес ее вниз, в каюту, где они проводили последние ночи; Найла, прижавшись лицом к его плечу, дышала часто и возбужденно. Сквозь паутину шелковистого одеяния он чувствовал тепло ее тела.
Вскоре обнаружилось, что со вчерашней ночи диван не стал ни тверже, ни уже. Найла распростерлась на нем, позволив Блейду снять ее венец; темные блестящие волосы рассыпались по пестрой обивке изголовья. Затем ладони Блейда легли на тонкие колени девушки, скользнули вниз — и туфельки словно сами слетели с ее ног. Теперь он занялся пояском. То ли случайно, то ли в силу изощренного кокетства, пояс был завязан на совесть, и странник провозился с ним довольно долго. Найла, однако, не проявляла нетерпения и не пыталась ему помочь; прижмурив глаза, она с интересом следила за его усилиями.
Наконец последняя преграда пала. Блейд спустил свой кильт и поднял край хитончика Найлы. Воздушная ткань широким полукругом накрыла диван, внезапно превратив стройного эльфа в цветок огромной, пламенеющей золотом орхидеи. Найла, ее розовая сердцевина, чуть шевельнулась на полупрозрачном лепестке своего одеяния; колени ее разошлись, руки легли на маленькие груди, словно подсказывая Эльсу, хайритскому принцу и возлюбленному, где срочно требуется его помощь.
Принца не надо было просить дважды. С похвальным усердием и страстью он целовал и то, что было ему указано, и то, что маленькие руки безуспешно пытались защитить от его губ. Впрочем, это сопротивление было только игрой — той игрой, которую всегда начинает в постели женщина, предчувствуя неминуемое поражение. Блейд, во всяком случае, считал так.