Страница:
– Не могу не заметить, – поделилась своими наблюдениями Мередит, после того как они целый день лазали по горам, потом принимали душ (по отдельности), сушили волосы и, наконец, устроились на полу у нее в гостиной с бутылкой красного вина, зажженными свечами и тайской едой навынос, – что ты до сих пор меня не поцеловал.
– Правда?
– Да.
– Какая оплошность с моей стороны! Почему же так вышло?
– Возможно, я тебе не нравлюсь, – предположила Мередит.
– Вряд ли причина в этом, – покачал головой Сэм.
– Возможно, я тебе нравлюсь, но ты не считаешь меня привлекательной?
– Нет, снова мимо, – не согласился Сэм, тихонько подползая поближе.
– Возможно, программист из тебя никудышный и твой алгоритм – полный швах: мы совершенно друг другу не подходим, мы никакая не пара, нам не суждено быть вместе, звезды не сошлись, химия не сработала!
– Я – компьютерный гений, чтоб ты знала.
– Может, ты просто боишься? – выдвинула еще одну версию Мередит.
– И чего же?
– Получить от ворот поворот.
– Ха, исключено! Если кто и боится, так это ты.
– Я? – удивленно переспросила Мередит.
– Да-да, ты, – повторил Сэм, придвинувшись еще ближе. – Боишься поцеловать меня, потому что у тебя печенка лилейная, вот!
– Лилейная печенка? Что это, по-твоему, значит? Слишком нежная, как лепестки лилии? При чем тут вообще цветы?
– Это древнее поверье про гумор – жидкости тела: желчь, кровь и мокроту, – и про храбрость, сконцентрированную в печени, – проворковал Сэм. – Если у тебя кишка тонка – значит, печенка лилейная, то есть бледная, трусливая, вот она и отговаривает тебя от поцелуя со мной. – Он уже совсем близко наклонился к Мередит.
– Ты столько всего знаешь, Сэм.
– Разве это плохо? – спросил он, резко выпрямившись. Голова кружилась – то ли оттого, что он чуть не свернул себе шею, пока тянулся к ней, то ли отчего-то еще.
– Вообще-то, я люблю умных мужчин, – слегка задумавшись, протянула она, – но, может быть, не стоит рассуждать о желчи и мокроте, если намечается первый поцелуй.
– Ой, я и не знал, что у нас намечается первый поцелуй, – сказал Сэм.
– Вот видишь, всего знать нельзя.
Она его поцеловала или он ее? Или их лица настолько приблизились друг к другу, что на вдохе губы соединились сами собой, а бешеный ритм сердца подтолкнул Сэма к ней навстречу? Или все дело в судьбе, совместимости, особой химии, а может, в научном прогрессе? Сэму вдруг стало все равно. Сэм не успел хорошенько об этом подумать. Сэм попросту перестал думать.
Они все целовались и целовались, а потом все сидели и сидели рядом и переводили дух. По всему потолку в квартире Мередит были развешены модели самолетов. Они отбрасывали причудливые тени в свете горящих свечей. Сэму казалось, что он летит, – то ли из-за теней, то ли отчего-то еще.
– Очень неплохо, – похвалила его Мередит. – Что мешало тебе сделать это раньше?
– А тебе что мешало? – попытался выкрутиться Сэм, пока его сердце сбавляло обороты. Но вместо того, чтобы вернуть разговор к лилейной печенке, он выпалил правду: – Вообще, мне кажется… Я почти уверен, что это мой последний первый поцелуй. Вот я и хотел насладиться им сполна.
– И как?
– Ничего не помню, – снова выпалил правду Сэм, и Мередит улыбнулась в ответ. – Надо повторить, чтобы получше распробовать.
Лондон на проводе
Ливви
– Правда?
– Да.
– Какая оплошность с моей стороны! Почему же так вышло?
– Возможно, я тебе не нравлюсь, – предположила Мередит.
– Вряд ли причина в этом, – покачал головой Сэм.
– Возможно, я тебе нравлюсь, но ты не считаешь меня привлекательной?
– Нет, снова мимо, – не согласился Сэм, тихонько подползая поближе.
– Возможно, программист из тебя никудышный и твой алгоритм – полный швах: мы совершенно друг другу не подходим, мы никакая не пара, нам не суждено быть вместе, звезды не сошлись, химия не сработала!
– Я – компьютерный гений, чтоб ты знала.
– Может, ты просто боишься? – выдвинула еще одну версию Мередит.
– И чего же?
– Получить от ворот поворот.
– Ха, исключено! Если кто и боится, так это ты.
– Я? – удивленно переспросила Мередит.
– Да-да, ты, – повторил Сэм, придвинувшись еще ближе. – Боишься поцеловать меня, потому что у тебя печенка лилейная, вот!
– Лилейная печенка? Что это, по-твоему, значит? Слишком нежная, как лепестки лилии? При чем тут вообще цветы?
– Это древнее поверье про гумор – жидкости тела: желчь, кровь и мокроту, – и про храбрость, сконцентрированную в печени, – проворковал Сэм. – Если у тебя кишка тонка – значит, печенка лилейная, то есть бледная, трусливая, вот она и отговаривает тебя от поцелуя со мной. – Он уже совсем близко наклонился к Мередит.
– Ты столько всего знаешь, Сэм.
– Разве это плохо? – спросил он, резко выпрямившись. Голова кружилась – то ли оттого, что он чуть не свернул себе шею, пока тянулся к ней, то ли отчего-то еще.
– Вообще-то, я люблю умных мужчин, – слегка задумавшись, протянула она, – но, может быть, не стоит рассуждать о желчи и мокроте, если намечается первый поцелуй.
– Ой, я и не знал, что у нас намечается первый поцелуй, – сказал Сэм.
– Вот видишь, всего знать нельзя.
Она его поцеловала или он ее? Или их лица настолько приблизились друг к другу, что на вдохе губы соединились сами собой, а бешеный ритм сердца подтолкнул Сэма к ней навстречу? Или все дело в судьбе, совместимости, особой химии, а может, в научном прогрессе? Сэму вдруг стало все равно. Сэм не успел хорошенько об этом подумать. Сэм попросту перестал думать.
Они все целовались и целовались, а потом все сидели и сидели рядом и переводили дух. По всему потолку в квартире Мередит были развешены модели самолетов. Они отбрасывали причудливые тени в свете горящих свечей. Сэму казалось, что он летит, – то ли из-за теней, то ли отчего-то еще.
– Очень неплохо, – похвалила его Мередит. – Что мешало тебе сделать это раньше?
– А тебе что мешало? – попытался выкрутиться Сэм, пока его сердце сбавляло обороты. Но вместо того, чтобы вернуть разговор к лилейной печенке, он выпалил правду: – Вообще, мне кажется… Я почти уверен, что это мой последний первый поцелуй. Вот я и хотел насладиться им сполна.
– И как?
– Ничего не помню, – снова выпалил правду Сэм, и Мередит улыбнулась в ответ. – Надо повторить, чтобы получше распробовать.
Лондон на проводе
На следующее утро Сэм повернулся на бок и минуты две разглядывал еще толком не проснувшуюся Мередит: зубы нечищены, волосы спутались, – после чего произнес:
– Ну все, я к тебе переезжаю, о’кей?
– Что?
– Мне прямо сейчас к тебе переехать или еще немного подождем?
– Дальше совместного завтрака я наше будущее пока не планировала.
– Завтрак, а потом собирать вещи, да?
– Завтрак, а потом, пожалуй, прогулка. Сэм, ты серьезно?
– Это первоклассный алгоритм, Мерд.
– Первоклассный?
– Да, он не ошибается. Я его сам написал, если ты помнишь. Качество гарантировано производителем.
– И тем не менее я хотела бы, чтобы между нашим первым поцелуем и твоим переездом ко мне прошло чуть больше двенадцати часов.
– Тогда ты перебирайся ко мне, – предложил он, немного подумав.
– Дело вовсе не в том, кто к кому переедет. Но этот вариант точно исключен, я ни за что не переселюсь в твою живопырку!
– Это почему?
– У тебя кровать-подиум. Плита на кухне газовая. А у меня две собаки, не забывай.
– И куча моделек самолетов. Ну вот и решили. Будем жить у тебя.
– Отправляйся в Лондон. Обсудим, когда вернешься.
Сэму предстояла поездка в Лондон на ежегодную международную конференцию по сетевому общению, которую на этот раз окрестили «Лондон – город любви: без ума от технологий». Идиотское название вводило в заблуждение. При слове «Лондон» на ум приходит чай, печеный картофель и египетские мумии в Британском музее, но никак не любовь. Сэм согласился участвовать еще давно, не предполагая, что накануне конференции он влюбится. Сэм всячески пытался протолкнуть идею о том, чтобы Мередит сопровождала его в поездке. «Маркетинг должен быть наглядным, – объяснял он Джейми. – Мы ведь едем демонстрировать миру наш алгоритм, а лучшей рекламы, чем мы с Мередит, просто не придумать!» Но шеф оставался непреклонным: «Подозреваю, что ты уделишь мне больше внимания, если поедешь один».
Доля правды в его словах была. В конце концов, это же деловая поездка, и график оказался даже слишком плотный. Дни конференции были забиты бесконечными встречами, презентациями для инвесторов, переговорами и раутами, на которых необходимо засветиться. Плюс ко всему пришлось возиться с разного рода техническими затруднениями, которые неизбежно возникают, когда работаешь со своей программой на чужом оборудовании. А если замешаны деньги и политика и конкуренты дышат в затылок, уставясь в твой монитор, осечки допустить нельзя. Сэм не мог взять в толк, почему проблем так много и почему он один должен с ними разбираться, когда в радиусе трех кварталов – сплошные компьютерщики, собравшиеся на конференцию по технологиям, но времени на размышления все равно не оставалось. Помимо работы, нужно было успеть посетить музеи, осмотреть церкви, прогуляться по рынкам, промочить горло в пабах и сходить в театр. А еще побродить по улицам города под дождем, любуясь водами Темзы, и выпить чаю в кафе, скучая по Мередит. Вынужденная разлука, пусть и на две недели, заставляла его чувствовать себя так, будто он лишился чего-то очень важного, какой-то части себя, своего легкого например. И он наслаждался каждой минутой этого ощущения.
В первый же вечер по дороге в отель Сэм заскочил в китайскую забегаловку на Тоттенхэм-Корт-роуд и вместе с заказом получил печенье с предсказанием: «Разлука для любви – что ветер для огня: слабую гасит, большую раздувает». Он тут же набрал эсэмэску с этим текстом и отослал ее Мередит.
«Неправда! Разлука сводит с ума!» – пришел ответ.
Сэм воспарил и полетел в отель. Добравшись до номера и приготовившись ко сну, он позвонил Мередит, воспользовавшись видеочатом.
– Как именно сводит с ума? – спросил он.
– Я на работе, – отрезала Мередит.
– Серьезно? У вас рабочий день уже кончился. Марш домой! Жду тебя в чате.
– Я не могу, договорилась встретиться с Натали. Поболтаем завтра, хорошо?
– Только если скажешь, как именно разлука сводит с ума, – настаивал Сэм.
– Завтра, все завтра.
Сэм заснул, а в половине шестого утра раздался сигнал видеочата. Назойливый звонок вплелся в канву сна, в котором Сэм преодолел полосу препятствий под водой и выиграл приз, позвонив в колокольчик.
– Ммм…’ло? – промычал он, разлепив глаза.
– Здра-а-а-авствуй! – пропела она, вся такая милая и ласковая. И пьяненькая.
– Ммфф…
– Ты тут?
– Мммффф…
– Я тебя не вижу!
– Здесь темно.
– Почему?
– Потому что здесь ночь.
– Нет, ночь тут, у меня, значит, у тебя уже утро.
– Формально ты права, – сказал Сэм, постепенно приходя в чувство. – Но солнце еще не встало.
– Но в Лондоне лето, – возразила Мередит. – Солнце почти не заходит.
– Ты упускаешь один момент, – уточнил Сэм. – В комнате темно, потому что задернуты шторы. А шторы задернуты, потому что ночь.
– Разве ты не должен страдать от бессонницы из-за смены часовых поясов?
– У меня никогда не было проблем со сном.
– Разве ты не рад моему звонку?
– Меня очень сложно обрадовать в пять тридцать утра.
– Хочешь, я расскажу, как разлука сводит с ума?
– Конечно! Слушаю.
– Включи свет, чтоб мне было тебя видно.
Сэм дотянулся до выключателя и, сощурившись от яркого света, уставился в камеру на Мередит, от которой его отделяло полдня и пол земного шара.
– Разлука сводит с ума, потому что встречаешь свою лучшую подругу, с которой сто лет не виделась, и идешь с ней в свой любимый бар, где сто лет не была, смотреть бейсбол, и команда, за которую ты болеешь, выигрывает у «Янки» со счетом одиннадцать – один, а тебя все равно преследует ощущение, что чего-то самого главного не хватает.
– Скучать по мне – не безумие, а нормальная, здоровая реакция.
– Спокойной ночи, Сэм.
– Легко тебе говорить. А мне через полчаса позвонит портье, устроит побудку.
– Твоя презентация уже завтра?
– Сегодня, да.
– Твоя Очень Важная Презентация?
– Она самая.
– Будешь выступать перед сотнями умников вроде тебя?
– Возможно, перед тысячами.
– И будущее компании – нашей компании – зависит от тебя?
– Да, все в моих руках.
– Волнуешься?
– С каждой минутой все больше.
– Господи, Сэм, в таком случае тебе действительно лучше поспать, – завершила разговор Мередит.
Чуть позже Сэм поднялся, раздернул шторы и обнаружил, что света в комнате не прибавилось. Через час он спустился в холл отеля, где они с шефом договорились встретиться. Джейми был родом из Лондона. Годом ранее его перевели в Сиэтл по приказу Большого босса и назначили руководителем отдела, в котором работал Сэм. Поэтому сейчас, у себя дома, он был для Сэма не только шефом, но и гидом. А еще ярым защитником короны.
– Ну и дерьмовая у вас погодка, чувак! – приветствовал Сэм начальника, подражая стилю комиков из «Монти Пайтона».
– Ну и дерьмовая у вас погодка, друг! – поправил его Джейми. – А у тебя в Сиэтле будто лучше погода? Такое же дерьмо, как и здесь.
– Да, но мы лучше с ней справляемся.
– Изволь объяснить, как именно?
– Кофейни, – произнес Сэм.
– Пабы, – парировал Джейми.
– Отлично! Чего не хватает в дождливую погоду, так этого холодного пива. Оно тут же согреет душу, ага! – иронизировал Сэм.
– Пиво у нас, между прочим, не холодное! – возразил шеф.
– Я все сказал, – закончил спор Сэм.
– Можем по пути купить тебе кофе, – предложил Джейми по дороге к метро.
– Ну да, дерьмовый кофе, спасибо.
В ответ Джейми толкнул его в лужу, и Сэму пришлось проводить свою Очень Важную Презентацию в мокрых ботинках. Несмотря на эту маленькую неприятность, изобретение Сэма приняли на ура и засыпали разработчика кучей вопросов, неохотно отпустив его через полтора часа, потому что конференц-зал понадобился следующему докладчику. Этому человеку Сэм был бесконечно благодарен.
Джейми повел Сэма отметить успех в гастропаб рядом с собором Святого Павла, где Сэм выпил пинту пива комнатной температуры и был вынужден признать: лучшего пива он в жизни не пробовал. Затем они прошлись по мосту через Темзу и заглянули в галерею современного искусства Тейт Модерн, где новый экспонат целиком заполнил гигантский вестибюль музея. Это была уменьшенная копия Лондона. Модель сделали из пенопласта, поэтому, ненароком наступив на здание Национального театра или в буквальном смысле напоровшись на Биг-Бен, посетитель оставался в целости и сохранности, впрочем, как и само произведение искусства. Внимание мастеров к деталям поражало: так, сквозь окна уменьшенной копии галереи Тейт можно было разглядеть микроскопическую выставку. Сэм и Джейми прогуливались по миниатюрным улицам города – гораздо более сухим, чем те, что снаружи, – бродя среди зданий, приходившихся им по пояс, пока Джейми не нашел дом своего детства, после чего случайно зацепился пиджаком за ресторан, о котором он совсем позабыл, но теперь был твердо уверен: ужинать он поведет Сэма именно туда.
– Ну разве я не хороший босс? – отметил Джейми.
– Просто отличный, – согласился Сэм.
– Ты выдал замечательную презентацию, дружище! Прямо скажем, гениальную!
– Благодарю.
– У тебя все будет в порядке, – загадочно произнес Джейми.
– В порядке?
– Да, все будет в порядке, – повторил шеф и пошел смотреть на лондонский Тауэр.
Гуляя по верхним этажам музея, Сэм получил сообщение от Мередит: «Ну ты мне удружил! На утренней летучке я взглянула на туфли и поняла, что одна из них темно-синяя, а вторая – черная!»
«И в чем моя вина?» – спросил Сэм.
«Разлука сводит с ума», – ответила Мередит.
Остаток поездки прошел примерно в том же духе: в первой половине дня конференция, потом шатание по Лондону с Джейми и постоянное ожидание, когда же в Сиэтле наступит утро и Мередит проснется и позвонит, или пошлет эсэмэс, или напишет в чате, или отправит электронное письмо, или любым другим образом даст знать: она жива-здорова и тоже думает о нем.
Мередит держала Сэма в курсе того, как именно его отсутствие сводит ее с ума, продолжая уже начатый список.
#3: Случайно назвала бариста мамой.
#4: Забыла взять с собой пакетики для собачьих какашек и была вынуждена убирать все с помощью листьев.
#5: Убирала собачьи какашки листьями, хотя могла этого и не делать – все равно никто не смотрел, да и собаки наложили кучу не прямо посреди тротуара. И вообще, людям стоит почаще смотреть себе под ноги, вместо того чтобы засорять планету пластиковыми пакетами. Ну да, мои пакеты специальные, они быстро разлагаются, но какой от них толк, когда я все равно оставила их дома?
#6: Не смогла сформулировать спецификации на май-июнь, не доделала слайды для проекта Уилсон-Эббот, не встретилась с Эрин по поводу организации корпоратива в следующем месяце и на утреннем совещании даже не сумела сделать вид, будто внимательно слушаю, чтобы избежать нагоняя (вот именно, нагоняя, словно мы не взрослые люди, а дети какие-то) от Эдмондсона. Вместо этого я думала о тебе, думала о тебе, думала о тебе и… думала о тебе.
#7: Разболтала тебе про #6, не оставив себе шанса хоть немного притвориться, что мне все равно, что я не особо переживаю, что «да, ты мне нравишься, но я вовсе не сохну по тебе» и что меня не так уж легко заполучить. Без. Умна.
Единственное оставшееся у Сэма легкое практически выпрыгнуло из груди. Он считал часы до приезда домой.
И вот настал последний день конференции, и Сэм сидел на последнем докладе, который близился к концу. Он мог вздохнуть спокойно: больше не придется беспокоиться из-за технических неполадок, больше не придется бегать по разным встречам, больше не придется посещать никаких мероприятий, и уже через девятнадцать часов он полетит домой навстречу своему «и жили они долго и счастливо».
Они с Джейми договорились встретиться в том же гастропабе. Та пинта пива, как и Мередит, не выходила у Сэма из ума всю неделю.
Джейми опоздал. Весь мокрый и раздраженный, он влетел в бар, метнулся к стойке, а потом плюхнулся за стол напротив Сэма: по пинте пива в каждой руке.
– Спасибо, но я еще свое не выпил, – кивнул Сэм на стоявший перед ним бокал, почти полный. Он растягивал удовольствие.
– Не волнуйся, это все мне, – отрезал Джейми и добавил: – Сначала хорошую новость или плохую?
Сэм по опыту знал, что в его работе хорошая новость никогда не может компенсировать плохую. Они обычно и близко не стоят. А если стоят, то это не настоящая плохая новость.
– Хорошая новость, – начал Джейми, – заключается в следующем: Большой босс в восторге от того, как прошла конференция. Без сучка без задоринки. Ты ошарашил всех презентацией и своим алгоритмом. Рейтинг компании взлетел. Инвесторы в восхищении. Благодаря нам Большой босс озолотился.
– Именно этого я и добивался, – кивнул Сэм. – Но в чем тогда плохая новость?
– А плохая новость в том, что Большой босс заставляет меня тебя уволить, – ответил Джейми, скривившись.
Сэм не поверил своим ушам. Должно быть, шеф шутит.
– Ты шутишь? – спросил он.
– Нет.
– Но почему?
– Твое изобретение приносит колоссальные убытки. Оно феноменально, Сэм. Тебе полагается за него престижная премия или еще какая-нибудь награда. Большой босс считает, что ты – гений. Но алгоритм слишком хорош.
– В смысле?
– Как выяснилось, деньги мы делаем не на том, чтобы свести людей друг с другом, а на том, чтобы подбирать им неудачную пару раз за разом, оставляя надежду на успех. Твой алгоритм слишком эффективен. Доходы от вступительных взносов превысили все мыслимые ожидания, но ежемесячная подписка теперь ничего не приносит. Большой босс теряет уйму денег.
– Но ты ведь сказал: мы его озолотили? – недоумевал Сэм.
– Правильно, а он стремится заработать еще больше. Иначе он не был бы Большим боссом.
– И ты сказал, он жутко доволен тем, как все прошло.
– Именно поэтому он увольняет тебя только сейчас.
Вот вам и доказательство тезиса про хорошую и плохую новость! Тот факт, что Большой босс разбогател, – слабое утешение, когда тебя увольняют.
Вернувшись в отель, Сэм немедля позвонил Мередит, хотя в Сиэтле была еще ночь.
– Ты мстишь мне? – сонно спросила она.
– Сначала хорошую новость или плохую?
– Ой… мм…
– Меня уволили.
– Что?! Почему?
– Джейми говорит, я разоряю Большого босса.
– Но твой алгоритм гениален. Ты сам – гений!
– Никто не спорит. Однако мое изобретение вредит бизнесу. Шумиха скоро уляжется, а алгоритм останется, и все будут ненавидеть меня за то, что я вообще его придумал.
– Я не буду тебя ненавидеть, – заверила его Мередит.
– Конечно, ведь ты безумна.
– Знаешь, тогда я тоже уволюсь.
– Плохая мысль.
– Я организую восстание, подниму весь отдел маркетинга. Посмотрим, как он справится один, когда мы все уйдем.
– Все в порядке, правда?
– Но это нечестно! Тебя должны повысить, а не уволить.
– Отдых пойдет мне на пользу.
– Сэм, мне так жаль. Что я могу для тебя сделать?
– Встреть меня завтра днем в аэропорту.
– Ну все, я к тебе переезжаю, о’кей?
– Что?
– Мне прямо сейчас к тебе переехать или еще немного подождем?
– Дальше совместного завтрака я наше будущее пока не планировала.
– Завтрак, а потом собирать вещи, да?
– Завтрак, а потом, пожалуй, прогулка. Сэм, ты серьезно?
– Это первоклассный алгоритм, Мерд.
– Первоклассный?
– Да, он не ошибается. Я его сам написал, если ты помнишь. Качество гарантировано производителем.
– И тем не менее я хотела бы, чтобы между нашим первым поцелуем и твоим переездом ко мне прошло чуть больше двенадцати часов.
– Тогда ты перебирайся ко мне, – предложил он, немного подумав.
– Дело вовсе не в том, кто к кому переедет. Но этот вариант точно исключен, я ни за что не переселюсь в твою живопырку!
– Это почему?
– У тебя кровать-подиум. Плита на кухне газовая. А у меня две собаки, не забывай.
– И куча моделек самолетов. Ну вот и решили. Будем жить у тебя.
– Отправляйся в Лондон. Обсудим, когда вернешься.
Сэму предстояла поездка в Лондон на ежегодную международную конференцию по сетевому общению, которую на этот раз окрестили «Лондон – город любви: без ума от технологий». Идиотское название вводило в заблуждение. При слове «Лондон» на ум приходит чай, печеный картофель и египетские мумии в Британском музее, но никак не любовь. Сэм согласился участвовать еще давно, не предполагая, что накануне конференции он влюбится. Сэм всячески пытался протолкнуть идею о том, чтобы Мередит сопровождала его в поездке. «Маркетинг должен быть наглядным, – объяснял он Джейми. – Мы ведь едем демонстрировать миру наш алгоритм, а лучшей рекламы, чем мы с Мередит, просто не придумать!» Но шеф оставался непреклонным: «Подозреваю, что ты уделишь мне больше внимания, если поедешь один».
Доля правды в его словах была. В конце концов, это же деловая поездка, и график оказался даже слишком плотный. Дни конференции были забиты бесконечными встречами, презентациями для инвесторов, переговорами и раутами, на которых необходимо засветиться. Плюс ко всему пришлось возиться с разного рода техническими затруднениями, которые неизбежно возникают, когда работаешь со своей программой на чужом оборудовании. А если замешаны деньги и политика и конкуренты дышат в затылок, уставясь в твой монитор, осечки допустить нельзя. Сэм не мог взять в толк, почему проблем так много и почему он один должен с ними разбираться, когда в радиусе трех кварталов – сплошные компьютерщики, собравшиеся на конференцию по технологиям, но времени на размышления все равно не оставалось. Помимо работы, нужно было успеть посетить музеи, осмотреть церкви, прогуляться по рынкам, промочить горло в пабах и сходить в театр. А еще побродить по улицам города под дождем, любуясь водами Темзы, и выпить чаю в кафе, скучая по Мередит. Вынужденная разлука, пусть и на две недели, заставляла его чувствовать себя так, будто он лишился чего-то очень важного, какой-то части себя, своего легкого например. И он наслаждался каждой минутой этого ощущения.
В первый же вечер по дороге в отель Сэм заскочил в китайскую забегаловку на Тоттенхэм-Корт-роуд и вместе с заказом получил печенье с предсказанием: «Разлука для любви – что ветер для огня: слабую гасит, большую раздувает». Он тут же набрал эсэмэску с этим текстом и отослал ее Мередит.
«Неправда! Разлука сводит с ума!» – пришел ответ.
Сэм воспарил и полетел в отель. Добравшись до номера и приготовившись ко сну, он позвонил Мередит, воспользовавшись видеочатом.
– Как именно сводит с ума? – спросил он.
– Я на работе, – отрезала Мередит.
– Серьезно? У вас рабочий день уже кончился. Марш домой! Жду тебя в чате.
– Я не могу, договорилась встретиться с Натали. Поболтаем завтра, хорошо?
– Только если скажешь, как именно разлука сводит с ума, – настаивал Сэм.
– Завтра, все завтра.
Сэм заснул, а в половине шестого утра раздался сигнал видеочата. Назойливый звонок вплелся в канву сна, в котором Сэм преодолел полосу препятствий под водой и выиграл приз, позвонив в колокольчик.
– Ммм…’ло? – промычал он, разлепив глаза.
– Здра-а-а-авствуй! – пропела она, вся такая милая и ласковая. И пьяненькая.
– Ммфф…
– Ты тут?
– Мммффф…
– Я тебя не вижу!
– Здесь темно.
– Почему?
– Потому что здесь ночь.
– Нет, ночь тут, у меня, значит, у тебя уже утро.
– Формально ты права, – сказал Сэм, постепенно приходя в чувство. – Но солнце еще не встало.
– Но в Лондоне лето, – возразила Мередит. – Солнце почти не заходит.
– Ты упускаешь один момент, – уточнил Сэм. – В комнате темно, потому что задернуты шторы. А шторы задернуты, потому что ночь.
– Разве ты не должен страдать от бессонницы из-за смены часовых поясов?
– У меня никогда не было проблем со сном.
– Разве ты не рад моему звонку?
– Меня очень сложно обрадовать в пять тридцать утра.
– Хочешь, я расскажу, как разлука сводит с ума?
– Конечно! Слушаю.
– Включи свет, чтоб мне было тебя видно.
Сэм дотянулся до выключателя и, сощурившись от яркого света, уставился в камеру на Мередит, от которой его отделяло полдня и пол земного шара.
– Разлука сводит с ума, потому что встречаешь свою лучшую подругу, с которой сто лет не виделась, и идешь с ней в свой любимый бар, где сто лет не была, смотреть бейсбол, и команда, за которую ты болеешь, выигрывает у «Янки» со счетом одиннадцать – один, а тебя все равно преследует ощущение, что чего-то самого главного не хватает.
– Скучать по мне – не безумие, а нормальная, здоровая реакция.
– Спокойной ночи, Сэм.
– Легко тебе говорить. А мне через полчаса позвонит портье, устроит побудку.
– Твоя презентация уже завтра?
– Сегодня, да.
– Твоя Очень Важная Презентация?
– Она самая.
– Будешь выступать перед сотнями умников вроде тебя?
– Возможно, перед тысячами.
– И будущее компании – нашей компании – зависит от тебя?
– Да, все в моих руках.
– Волнуешься?
– С каждой минутой все больше.
– Господи, Сэм, в таком случае тебе действительно лучше поспать, – завершила разговор Мередит.
Чуть позже Сэм поднялся, раздернул шторы и обнаружил, что света в комнате не прибавилось. Через час он спустился в холл отеля, где они с шефом договорились встретиться. Джейми был родом из Лондона. Годом ранее его перевели в Сиэтл по приказу Большого босса и назначили руководителем отдела, в котором работал Сэм. Поэтому сейчас, у себя дома, он был для Сэма не только шефом, но и гидом. А еще ярым защитником короны.
– Ну и дерьмовая у вас погодка, чувак! – приветствовал Сэм начальника, подражая стилю комиков из «Монти Пайтона».
– Ну и дерьмовая у вас погодка, друг! – поправил его Джейми. – А у тебя в Сиэтле будто лучше погода? Такое же дерьмо, как и здесь.
– Да, но мы лучше с ней справляемся.
– Изволь объяснить, как именно?
– Кофейни, – произнес Сэм.
– Пабы, – парировал Джейми.
– Отлично! Чего не хватает в дождливую погоду, так этого холодного пива. Оно тут же согреет душу, ага! – иронизировал Сэм.
– Пиво у нас, между прочим, не холодное! – возразил шеф.
– Я все сказал, – закончил спор Сэм.
– Можем по пути купить тебе кофе, – предложил Джейми по дороге к метро.
– Ну да, дерьмовый кофе, спасибо.
В ответ Джейми толкнул его в лужу, и Сэму пришлось проводить свою Очень Важную Презентацию в мокрых ботинках. Несмотря на эту маленькую неприятность, изобретение Сэма приняли на ура и засыпали разработчика кучей вопросов, неохотно отпустив его через полтора часа, потому что конференц-зал понадобился следующему докладчику. Этому человеку Сэм был бесконечно благодарен.
Джейми повел Сэма отметить успех в гастропаб рядом с собором Святого Павла, где Сэм выпил пинту пива комнатной температуры и был вынужден признать: лучшего пива он в жизни не пробовал. Затем они прошлись по мосту через Темзу и заглянули в галерею современного искусства Тейт Модерн, где новый экспонат целиком заполнил гигантский вестибюль музея. Это была уменьшенная копия Лондона. Модель сделали из пенопласта, поэтому, ненароком наступив на здание Национального театра или в буквальном смысле напоровшись на Биг-Бен, посетитель оставался в целости и сохранности, впрочем, как и само произведение искусства. Внимание мастеров к деталям поражало: так, сквозь окна уменьшенной копии галереи Тейт можно было разглядеть микроскопическую выставку. Сэм и Джейми прогуливались по миниатюрным улицам города – гораздо более сухим, чем те, что снаружи, – бродя среди зданий, приходившихся им по пояс, пока Джейми не нашел дом своего детства, после чего случайно зацепился пиджаком за ресторан, о котором он совсем позабыл, но теперь был твердо уверен: ужинать он поведет Сэма именно туда.
– Ну разве я не хороший босс? – отметил Джейми.
– Просто отличный, – согласился Сэм.
– Ты выдал замечательную презентацию, дружище! Прямо скажем, гениальную!
– Благодарю.
– У тебя все будет в порядке, – загадочно произнес Джейми.
– В порядке?
– Да, все будет в порядке, – повторил шеф и пошел смотреть на лондонский Тауэр.
Гуляя по верхним этажам музея, Сэм получил сообщение от Мередит: «Ну ты мне удружил! На утренней летучке я взглянула на туфли и поняла, что одна из них темно-синяя, а вторая – черная!»
«И в чем моя вина?» – спросил Сэм.
«Разлука сводит с ума», – ответила Мередит.
Остаток поездки прошел примерно в том же духе: в первой половине дня конференция, потом шатание по Лондону с Джейми и постоянное ожидание, когда же в Сиэтле наступит утро и Мередит проснется и позвонит, или пошлет эсэмэс, или напишет в чате, или отправит электронное письмо, или любым другим образом даст знать: она жива-здорова и тоже думает о нем.
Мередит держала Сэма в курсе того, как именно его отсутствие сводит ее с ума, продолжая уже начатый список.
#3: Случайно назвала бариста мамой.
#4: Забыла взять с собой пакетики для собачьих какашек и была вынуждена убирать все с помощью листьев.
#5: Убирала собачьи какашки листьями, хотя могла этого и не делать – все равно никто не смотрел, да и собаки наложили кучу не прямо посреди тротуара. И вообще, людям стоит почаще смотреть себе под ноги, вместо того чтобы засорять планету пластиковыми пакетами. Ну да, мои пакеты специальные, они быстро разлагаются, но какой от них толк, когда я все равно оставила их дома?
#6: Не смогла сформулировать спецификации на май-июнь, не доделала слайды для проекта Уилсон-Эббот, не встретилась с Эрин по поводу организации корпоратива в следующем месяце и на утреннем совещании даже не сумела сделать вид, будто внимательно слушаю, чтобы избежать нагоняя (вот именно, нагоняя, словно мы не взрослые люди, а дети какие-то) от Эдмондсона. Вместо этого я думала о тебе, думала о тебе, думала о тебе и… думала о тебе.
#7: Разболтала тебе про #6, не оставив себе шанса хоть немного притвориться, что мне все равно, что я не особо переживаю, что «да, ты мне нравишься, но я вовсе не сохну по тебе» и что меня не так уж легко заполучить. Без. Умна.
Единственное оставшееся у Сэма легкое практически выпрыгнуло из груди. Он считал часы до приезда домой.
И вот настал последний день конференции, и Сэм сидел на последнем докладе, который близился к концу. Он мог вздохнуть спокойно: больше не придется беспокоиться из-за технических неполадок, больше не придется бегать по разным встречам, больше не придется посещать никаких мероприятий, и уже через девятнадцать часов он полетит домой навстречу своему «и жили они долго и счастливо».
Они с Джейми договорились встретиться в том же гастропабе. Та пинта пива, как и Мередит, не выходила у Сэма из ума всю неделю.
Джейми опоздал. Весь мокрый и раздраженный, он влетел в бар, метнулся к стойке, а потом плюхнулся за стол напротив Сэма: по пинте пива в каждой руке.
– Спасибо, но я еще свое не выпил, – кивнул Сэм на стоявший перед ним бокал, почти полный. Он растягивал удовольствие.
– Не волнуйся, это все мне, – отрезал Джейми и добавил: – Сначала хорошую новость или плохую?
Сэм по опыту знал, что в его работе хорошая новость никогда не может компенсировать плохую. Они обычно и близко не стоят. А если стоят, то это не настоящая плохая новость.
– Хорошая новость, – начал Джейми, – заключается в следующем: Большой босс в восторге от того, как прошла конференция. Без сучка без задоринки. Ты ошарашил всех презентацией и своим алгоритмом. Рейтинг компании взлетел. Инвесторы в восхищении. Благодаря нам Большой босс озолотился.
– Именно этого я и добивался, – кивнул Сэм. – Но в чем тогда плохая новость?
– А плохая новость в том, что Большой босс заставляет меня тебя уволить, – ответил Джейми, скривившись.
Сэм не поверил своим ушам. Должно быть, шеф шутит.
– Ты шутишь? – спросил он.
– Нет.
– Но почему?
– Твое изобретение приносит колоссальные убытки. Оно феноменально, Сэм. Тебе полагается за него престижная премия или еще какая-нибудь награда. Большой босс считает, что ты – гений. Но алгоритм слишком хорош.
– В смысле?
– Как выяснилось, деньги мы делаем не на том, чтобы свести людей друг с другом, а на том, чтобы подбирать им неудачную пару раз за разом, оставляя надежду на успех. Твой алгоритм слишком эффективен. Доходы от вступительных взносов превысили все мыслимые ожидания, но ежемесячная подписка теперь ничего не приносит. Большой босс теряет уйму денег.
– Но ты ведь сказал: мы его озолотили? – недоумевал Сэм.
– Правильно, а он стремится заработать еще больше. Иначе он не был бы Большим боссом.
– И ты сказал, он жутко доволен тем, как все прошло.
– Именно поэтому он увольняет тебя только сейчас.
Вот вам и доказательство тезиса про хорошую и плохую новость! Тот факт, что Большой босс разбогател, – слабое утешение, когда тебя увольняют.
Вернувшись в отель, Сэм немедля позвонил Мередит, хотя в Сиэтле была еще ночь.
– Ты мстишь мне? – сонно спросила она.
– Сначала хорошую новость или плохую?
– Ой… мм…
– Меня уволили.
– Что?! Почему?
– Джейми говорит, я разоряю Большого босса.
– Но твой алгоритм гениален. Ты сам – гений!
– Никто не спорит. Однако мое изобретение вредит бизнесу. Шумиха скоро уляжется, а алгоритм останется, и все будут ненавидеть меня за то, что я вообще его придумал.
– Я не буду тебя ненавидеть, – заверила его Мередит.
– Конечно, ведь ты безумна.
– Знаешь, тогда я тоже уволюсь.
– Плохая мысль.
– Я организую восстание, подниму весь отдел маркетинга. Посмотрим, как он справится один, когда мы все уйдем.
– Все в порядке, правда?
– Но это нечестно! Тебя должны повысить, а не уволить.
– Отдых пойдет мне на пользу.
– Сэм, мне так жаль. Что я могу для тебя сделать?
– Встреть меня завтра днем в аэропорту.
Ливви
В аэропорту его никто не ждал – очень странно. Он прошел паспортный контроль, но никто не бросился ему навстречу. Он забрал багаж, но никто не встретил его у ленты с чемоданами. И никто не позвонил ему, застряв в пробке на пятой автомагистрали, извиняясь и обещая скоро приехать. Пока он прикидывал, стоит ли ему начать волноваться или пора обидеться или разозлиться, она прислала ему эсэмэс: «Прости, прости. Приезжай ко мне, все объясню». В вагоне экспресс-поезда из аэропорта Сэм задумался о том, что нейтральность сообщения не позволяет угадать, в чем же, собственно, дело. Она просто испугалась, или предпочитает парней, у которых есть работа, или осознала: разлука действительно подогревает чувства и ей больше нравится, когда его нет рядом. Или она откроет ему дверь в чем мать родила. Был всего лишь один способ узнать, но Сэм все равно еще тридцать пять раз перечитал сообщение.
Когда Мередит открыла ему дверь, на ней были треники, свитер, шарф, шапка, варежки и нечто похожее на несколько пар носков, надетых поверх друг друга. Другими словами, антоним к слову «голая». Она обняла Сэма, и он почувствовал, как к нему вернулось его легкое. Он не отпускал ее, растягивая это мгновение, а потом прошептал ей на ухо:
– Сейчас август. На улице двадцать пять градусов тепла. Почему ты одета как в январе? Или ты и впрямь безумна!
– Прости, что забыла забрать тебя из аэропорта, – сказала Мередит, отстранившись и отведя взгляд.
– Ничего страшного, – озадаченно ответил Сэм, ожидая разъяснений.
– Похоже, разлука действительно сводит с ума.
– Но ведь я вернулся! – радостно воскликнул он.
– Я не о тебе, у меня бабушка умерла.
Ее обнаружили спустя несколько дней после смерти – и это было, пожалуй, самое скверное. Бабушка Мередит – Оливия, или, как ее все звали, Ливви, – проводила зиму во Флориде, как и любой другой разумный и имеющий на то средства пенсионер из Сиэтла. А на лето она приезжала домой – к дочери, внучке, старинным друзьям и любимым местам, полным воспоминаний. Ливви жила в квартале Фёрст-Хилл, расположенном на небольшой возвышенности. В квартире, где она провела пятьдесят лет жизни, выросли мать и дядя Мередит, а у Мередит прошли там лучшие дни детства. Дочь Ливви вместе с мужем перебрались из города на остров Оркас, чтобы открыть собственную гончарную мастерскую и вести уединенную жизнь художников, поэтому Мередит выросла на ферме в окружении садов, пихтовых лесов и пляжей, обдуваемых всеми ветрами. Однако душа ее всегда рвалась в город, в старую добрую бабушкину квартиру на последнем этаже. Как только ей выпал шанс переехать в Сиэтл, она не задумываясь это сделала и поселилась неподалеку от Ливви.
Раз в неделю, не реже, они вместе ужинали. Кроме того, Мередит часто забегала к бабушке позавтракать по дороге на работу, или обедала с ней в центре, или заходила, чтобы та помогла ей подшить юбку или чтобы угостить ее чем-нибудь, будь то кекс собственного приготовления, или суп, или свежая вишня, или печенье, купленное у девочек-скаутов. Не то чтобы Ливви была совсем старой и немощной и не справлялась своими силами. Им просто нравилось проводить время вместе. Случалось, конечно, что бабушка пропадала из виду – ведь Мередит звонила или заходила в гости не каждый день. У Ливви было полно друзей, дел и встреч. И образ жизни она вела здоровый, если не считать полпачки сигарет в день. «Я курю вот уже шестьдесят лет, – говорила она. – Раз никотин еще не прикончил меня, может, он мне на пользу!»
К сожалению, Ливви ошибалась. Мередит поужинала с ней в среду вечером, они договорились пойти куда-нибудь позавтракать в воскресенье. В пятницу вечером Мередит позвонила бабушке и оставила на автоответчике сообщение о том, что хочет занести ей помидоров – сосед удружил, привез огромную коробку с собственного огорода. В субботу утром Мередит вдруг поняла: бабушка так и не перезвонила и они не условились, куда пойдут. Не то чтоб ее это удивило, но несколько обеспокоило. Ливви, безусловно, женщина занятая, но у нее же есть мобильный телефон! Мередит перезвонила, оставила еще одно сообщение, а потом еще одно. К тому моменту был уже поздний вечер субботы, поэтому Мередит пошла в бабушкину квартиру со своими ключами только в воскресенье утром.
Ливви сидела в постели: на носу очки для чтения, на коленях книга. Стакан воды на прикроватной тумбочке стоял нетронутый. Но, несмотря на мирную сцену, Мередит все сразу поняла. Она поняла это, едва войдя в квартиру, где не было слышно звуков трансляции бейсбольного матча по радио, где не было запаха кофе и воскресных булочек, где шторы были задернуты и окно закрыто. Она все поняла, наверное, еще раньше, ведь бабушка всегда перезванивала, потому что заботилась о Мередит и всегда держала слово, особенно если это касалось совместного завтрака по воскресеньям.
Приехала «скорая», на всякий случай. «Острый инфаркт миокарда», – предположили врачи. Настолько острый, что Ливви не успела ничего почувствовать: не сняла очки, не попыталась встать или позвать на помощь, не скорчилась от боли и даже не ощутила жажды, ведь стакан с водой остался нетронутым. «Все произошло очень быстро», – увещевали Мередит врачи. «Это случилось совсем недавно», – уверяли они. «Вы все равно ничего не смогли бы сделать», – убеждали они ее.
На похоронах Сэм держал Мередит за руку и был представлен родителям и остальным родственникам, а также многочисленным друзьям Ливви. Мередит сопровождала процедуру знакомства щедрыми комментариями: «Это Наоми. Они с мужем ходили на танцы вместе с бабушкой и дедушкой в пятидесятых. Наоми прекрасно танцует. Они с бабушкой – завзятые театралки». А потом: «Это Ральф и Элла Мэй – любимые бабушкины компаньоны в походах в кино». И затем: «Знакомься, это Пенни. Живет двумя этажами ниже. Бабушкина лучшая подруга. Ее муж умер совсем недавно. Наверное, они сейчас с бабушкой встретились где-то там на небесах». Мередит с Пенни обнялись и заплакали, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону, а Сэм, засунув руки в карманы, стоял рядом в неловком ожидании, пока он сможет быть чем-нибудь полезен.
Казалось, родители Мередит тоже чувствуют себя не в своей тарелке. Кайл с Джулией были отшельниками, они сознательно выбрали жизнь на острове, на удаленном от цивилизации архипелаге, и наслаждались ею сполна. На первом этаже их дома располагалась гончарная мастерская, керамику они продавали прямо со двора, а сами жили на втором этаже и питались фруктами из собственного сада. Они обжигали горшки, говорили об искусстве, совершали долгие прогулки по пляжам, держась за руки, и плавали на каяке, исследуя бесконечные пещеры архипелага. Чтобы добраться до Сиэтла, который они без тени иронии называли «мегаполисом», им пришлось долго плыть на пароме, а потом долго ехать на машине. Кайл с Джулией не были ни укурками, ни социопатами, ни веганами и даже регулярно принимали душ. Они просто создавали красивые керамические предметы и, кстати, неплохо на них зарабатывали, а еще культивировали разобщенность, отчуждение от мира, от реальной жизни и даже иногда от тех, кого любишь. Друзей у них было мало, с Мередит они общались, только если она им сама звонила, с Ливви – точно так же. Они любили свою единственную дочь, вне всяких сомнений любили. Но свою уединенную жизнь вдвоем они тоже любили.
Когда Мередит открыла ему дверь, на ней были треники, свитер, шарф, шапка, варежки и нечто похожее на несколько пар носков, надетых поверх друг друга. Другими словами, антоним к слову «голая». Она обняла Сэма, и он почувствовал, как к нему вернулось его легкое. Он не отпускал ее, растягивая это мгновение, а потом прошептал ей на ухо:
– Сейчас август. На улице двадцать пять градусов тепла. Почему ты одета как в январе? Или ты и впрямь безумна!
– Прости, что забыла забрать тебя из аэропорта, – сказала Мередит, отстранившись и отведя взгляд.
– Ничего страшного, – озадаченно ответил Сэм, ожидая разъяснений.
– Похоже, разлука действительно сводит с ума.
– Но ведь я вернулся! – радостно воскликнул он.
– Я не о тебе, у меня бабушка умерла.
Ее обнаружили спустя несколько дней после смерти – и это было, пожалуй, самое скверное. Бабушка Мередит – Оливия, или, как ее все звали, Ливви, – проводила зиму во Флориде, как и любой другой разумный и имеющий на то средства пенсионер из Сиэтла. А на лето она приезжала домой – к дочери, внучке, старинным друзьям и любимым местам, полным воспоминаний. Ливви жила в квартале Фёрст-Хилл, расположенном на небольшой возвышенности. В квартире, где она провела пятьдесят лет жизни, выросли мать и дядя Мередит, а у Мередит прошли там лучшие дни детства. Дочь Ливви вместе с мужем перебрались из города на остров Оркас, чтобы открыть собственную гончарную мастерскую и вести уединенную жизнь художников, поэтому Мередит выросла на ферме в окружении садов, пихтовых лесов и пляжей, обдуваемых всеми ветрами. Однако душа ее всегда рвалась в город, в старую добрую бабушкину квартиру на последнем этаже. Как только ей выпал шанс переехать в Сиэтл, она не задумываясь это сделала и поселилась неподалеку от Ливви.
Раз в неделю, не реже, они вместе ужинали. Кроме того, Мередит часто забегала к бабушке позавтракать по дороге на работу, или обедала с ней в центре, или заходила, чтобы та помогла ей подшить юбку или чтобы угостить ее чем-нибудь, будь то кекс собственного приготовления, или суп, или свежая вишня, или печенье, купленное у девочек-скаутов. Не то чтобы Ливви была совсем старой и немощной и не справлялась своими силами. Им просто нравилось проводить время вместе. Случалось, конечно, что бабушка пропадала из виду – ведь Мередит звонила или заходила в гости не каждый день. У Ливви было полно друзей, дел и встреч. И образ жизни она вела здоровый, если не считать полпачки сигарет в день. «Я курю вот уже шестьдесят лет, – говорила она. – Раз никотин еще не прикончил меня, может, он мне на пользу!»
К сожалению, Ливви ошибалась. Мередит поужинала с ней в среду вечером, они договорились пойти куда-нибудь позавтракать в воскресенье. В пятницу вечером Мередит позвонила бабушке и оставила на автоответчике сообщение о том, что хочет занести ей помидоров – сосед удружил, привез огромную коробку с собственного огорода. В субботу утром Мередит вдруг поняла: бабушка так и не перезвонила и они не условились, куда пойдут. Не то чтоб ее это удивило, но несколько обеспокоило. Ливви, безусловно, женщина занятая, но у нее же есть мобильный телефон! Мередит перезвонила, оставила еще одно сообщение, а потом еще одно. К тому моменту был уже поздний вечер субботы, поэтому Мередит пошла в бабушкину квартиру со своими ключами только в воскресенье утром.
Ливви сидела в постели: на носу очки для чтения, на коленях книга. Стакан воды на прикроватной тумбочке стоял нетронутый. Но, несмотря на мирную сцену, Мередит все сразу поняла. Она поняла это, едва войдя в квартиру, где не было слышно звуков трансляции бейсбольного матча по радио, где не было запаха кофе и воскресных булочек, где шторы были задернуты и окно закрыто. Она все поняла, наверное, еще раньше, ведь бабушка всегда перезванивала, потому что заботилась о Мередит и всегда держала слово, особенно если это касалось совместного завтрака по воскресеньям.
Приехала «скорая», на всякий случай. «Острый инфаркт миокарда», – предположили врачи. Настолько острый, что Ливви не успела ничего почувствовать: не сняла очки, не попыталась встать или позвать на помощь, не скорчилась от боли и даже не ощутила жажды, ведь стакан с водой остался нетронутым. «Все произошло очень быстро», – увещевали Мередит врачи. «Это случилось совсем недавно», – уверяли они. «Вы все равно ничего не смогли бы сделать», – убеждали они ее.
На похоронах Сэм держал Мередит за руку и был представлен родителям и остальным родственникам, а также многочисленным друзьям Ливви. Мередит сопровождала процедуру знакомства щедрыми комментариями: «Это Наоми. Они с мужем ходили на танцы вместе с бабушкой и дедушкой в пятидесятых. Наоми прекрасно танцует. Они с бабушкой – завзятые театралки». А потом: «Это Ральф и Элла Мэй – любимые бабушкины компаньоны в походах в кино». И затем: «Знакомься, это Пенни. Живет двумя этажами ниже. Бабушкина лучшая подруга. Ее муж умер совсем недавно. Наверное, они сейчас с бабушкой встретились где-то там на небесах». Мередит с Пенни обнялись и заплакали, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону, а Сэм, засунув руки в карманы, стоял рядом в неловком ожидании, пока он сможет быть чем-нибудь полезен.
Казалось, родители Мередит тоже чувствуют себя не в своей тарелке. Кайл с Джулией были отшельниками, они сознательно выбрали жизнь на острове, на удаленном от цивилизации архипелаге, и наслаждались ею сполна. На первом этаже их дома располагалась гончарная мастерская, керамику они продавали прямо со двора, а сами жили на втором этаже и питались фруктами из собственного сада. Они обжигали горшки, говорили об искусстве, совершали долгие прогулки по пляжам, держась за руки, и плавали на каяке, исследуя бесконечные пещеры архипелага. Чтобы добраться до Сиэтла, который они без тени иронии называли «мегаполисом», им пришлось долго плыть на пароме, а потом долго ехать на машине. Кайл с Джулией не были ни укурками, ни социопатами, ни веганами и даже регулярно принимали душ. Они просто создавали красивые керамические предметы и, кстати, неплохо на них зарабатывали, а еще культивировали разобщенность, отчуждение от мира, от реальной жизни и даже иногда от тех, кого любишь. Друзей у них было мало, с Мередит они общались, только если она им сама звонила, с Ливви – точно так же. Они любили свою единственную дочь, вне всяких сомнений любили. Но свою уединенную жизнь вдвоем они тоже любили.