Страница:
Светлана Лубенец Поцелуй под дождем
Глава 1 Лариса
Лариса отсчитывала рубли, встав к прилавку за своим одноклассником Андреем Разумовским. Когда они почти одновременно вышли из магазина с батонами в пластиковых пакетах, начал накрапывать дождь. Вскоре дождь превратился в настоящий ливень. Лужи росли, как в мультфильмах, разливаясь прямо на глазах. Проезжающая мимо машина обдала Ларису с Андреем веером грязных брызг. В основном все они достались Разумовскому, потому что он находился ближе к проезжей части дороги.
– Андрюшка! Давай сюда! – крикнула Лариса и во всю прыть припустила к крытой беседке на детской площадке их двора. Разумовский, смешно прикрываясь пакетом с батоном, рванул вслед за ней.
В беседке они уселись на те несколько дощечек, что остались от скамеек, а дождь лупил по оцинкованной крыше практически с теми же звуками и с тем же успехом, с какими Ларисин сосед, второклассник Валерка, обычно барабанил по своему фортепиано. Андрей отряхнул джинсы и джемпер, потом, вытащив из кармана носовой платок, стал вытирать лицо, но только размазал грязь.
– Дай я, – предложила Лариса и тут же отобрала у него платок. Одной рукой она повернула к себе его лицо, другой стала вытирать со щеки грязные разводы.
Она просто хотела ему помочь, но расширившиеся глаза Андрея заставили ее замереть. Она заглянула в них, увидела его напряженное лицо, усмехнулась и поцеловала Разумовского в плотно сжатые губы. Андрей не шелохнулся. Лариса поцеловала еще. Никакого ответа. Тогда она обвила руками его шею и прошептала:
– Да обними же меня, дурачок.
Она услышала стук упавшего пакета с булкой и почувствовала на спине руки Андрея. Они целовались долго. Очнулись только тогда, когда на площадке, заглушая стук последних капель дождя, снова зазвенели детские голоса. Дождь кончился. Лариса оттолкнула Андрея, взяла свой пакет и сказала:
– Ну, я пошла.
Андрей молчал.
– Надеюсь, ты понимаешь, что все это ничего не значит?
– Еще бы! – сказал Андрей, поднял свой пакет и первым вышел из беседки.
Лариса пожала плечами и тоже пошла к дому.
Лариса Нитребина была звездой своей, ранее обычной, средней школы, которая в этом году вдруг взяла и переименовалась в гимназию. Успехом у мужского пола Лариса пользовалась всегда. Даже в детском саду все мальчишки, как один, мечтали стоять с ней в одной паре и даже согласны были бесконечно играть в дочки-матери, если того хотела Лариса. Когда она училась в первом классе, два паренька так подрались из-за нее, что одному даже пришлось некоторое время полежать в больнице. И в нынешней гимназии из-за нее не раз дрались, хотя сама Лариса никого из драчунов так и не одарила своей благосклонностью. К восьмому классу она расцвела еще больше, а сейчас, перейдя в девятый и став гимназисткой, приобрела формы и рост настоящей супермодели. Ее рыжие волосы потемнели, приобрели красивый каштановый оттенок, шире распахнулись золотистые глаза, прихотливо изогнулись губы. Поскольку отец Ларисы занимался бизнесом и зарабатывал неплохие деньги, она могла позволить себе одежду не с вещевых рынков, а из фирменных магазинов. Нарядов у нее было немного, но все они отличались стильностью и выгодно подчеркивали достоинства ее внешности.
В общем, к девятому классу по Ларисе сох уже весь мужской коллектив их школы, включая молоденького учителя физкультуры Олега Анатольевича, а также двух дворов, прилегающих к ее дому, и еще одного двора на соседней улице, где жила ее лучшая подруга Ольга Карпова. В кабинете черчения на одном из учебных кульманов кто-то из Ларисиных поклонников крупно вывел красным маркером: «Лара – супер!!!» Лев Сергеевич, чертежник, дико злился, пытался счистить надпись наждачкой, но ядовитая жидкость въелась в дерево слишком глубоко и никакой чистке не поддавалась. Когда Лев Сергеевич предложил Ларисе стирать за своими поклонниками регулярно появляющиеся в разных местах школы надписи, она звонко рассмеялась ему в лицо и заявила, что если начнет это делать, то у нее совершенно не останется времени на приготовление домашнего задания по черчению. Чертежник сжал и без того тонкие губы в нитку и с тех пор вместо одной карточки домашнего задания стал давать Ларисе сразу по две штуки. Ольга считала, что на такую дискриминацию стоило бы пожаловаться хотя бы классному руководителю, но Лариса только смеялась и ловко справлялась и с двойным заданием. Это злило чертежника еще больше, но на три карточки он все же не расхрабрился.
Первым красавцем их параллели считался Никита Романенко из 9-го «В». Это был высокий стройный молодой человек знойного итальянского типа. Конечно, Лариса, как сейчас говорится, тусовалась с Никитой, но каких-то особенных чувств она к Романенко не испытывала. Она просто поддерживала свой имидж: супер-Лариса должна гулять именно с супер-Никитой, а не с кем попало. На самом деле Романенко казался Ларисе несколько глуповатым, да и целовался он как-то не очень…
Все девчонки Ларисиного 9-го «Б» были в кого-нибудь влюблены. На Никиту, естественно, никто не зарился, его только провожали долгими, нежными взглядами. Ольга Карпова была безответно и без памяти влюблена в одноклассника Игоря Колесникова и прожужжала подруге про него все уши.
Лариса размышляла, почему она не влюблена в Никиту, почему вообще ни в кого не влюблена, и не находила ответа. Может быть, то, что она испытывает к Романенко, и есть влюбленность? Проводила же она с ним хорошие вечера. Когда он обнимает ее, ей, в общем-то, приятно. Целуется чуть не так, как хотелось бы, но, в общем-то, терпеть можно… И потом, кто его знает, как вообще надо целоваться? Как-то странно все это. Лариса терпит Романенко, словно головную боль, будто «домашку» по черчению или завывания Льва Сергеевича. А надо ли? Влюблен ли в нее Никита? Он не раз говорил о любви. Неужели то, что он провожает ее домой, танцует с ней на дискотеках, – и называется любовью? Как скучна и однообразна она в таком случае, как бесцветна и буднична! Похоже, люди насочиняли себе сказок про любовь, чтобы было о чем мечтать, сочинять стихи и петь песни. А иначе на что еще нужна литература со всеми ее Евгениями Онегиными, Аннами Карениными и «чистейшей прелести чистейшими образцами»?
Когда Ларисе было лет десять, она мечтала о том, как вырастет, наденет туфли на каблуках, накрасит губы и ресницы, и это состояние накрашенности и высококаблучия казалось ей высшим проявлением счастья. И что теперь? У нее есть и туфли на полукилометровых каблуках, и невероятной дороговизны косметика, но счастья они ей почему-то не приносят. И даже собственная красота, которой, сколько себя помнит Лариса, все всегда восхищались, кажется ей порой бессмысленной и ненужной.
Несмотря на столь неутешительные мысли и выводы, на наличие в мире необыкновенной любви она все-таки продолжала надеяться. Более того, она о ней мечтала даже в тот момент, когда, подшучивая над Ольгой, уверяла, что поцелуй – это не что иное, как всего лишь соприкосновение двух кривых в одной плоскости, и ничего больше. Мечтала, но не имела. Даже когда рядом с ней был красавец Никита, она почему-то никак не могла избавиться от ощущения скуки и отвратительного состояния тоски и полной неудовлетворенности. Лариса всегда с удивлением смотрела старые советские фильмы типа «Весны на Заречной улице». Какие долгие ухаживания, слезы, страдания… А сейчас? Она согласилась пойти с Никитой на дискотеку в самый же первый раз, как только он ее пригласил. И поцеловал он ее первый раз после той же дискотеки. Лариса не испытала ничего, и именно тогда ее сердце заледенело. Она поняла: любви нет, поцелуи – странное, пустое времяпрепровождение. Мальчика Кая из знаменитой сказки Андерсена поцеловала Снежная королева, а Ларису Нитребину – Никита Романенко. Результат оказался идентичен.
И еще. Стоило только Ларисе размечтаться о возможности счастливых романтических отношений, как наблюдения за семейной жизнью родителей тут же возвращали ее на землю, и она опять утверждалась во мнении, что любви на самом деле не существует. На столике в родительской спальне стояла их свадебная фотография. Мама с отцом на ней были юными, красивыми, со счастливыми улыбками. Все ложь! Лариса так же улыбается, когда гуляет с Никитой по городу. А что на самом деле? Она охотнее гуляла бы без него. А отец? Его почти не бывает дома. Он занят в какой-то совершенно непонятной фирме. Красавица мама сидит дома одна и умирает от скуки и тоски. Отец приезжает только для того, чтобы поесть, сменить одну белую рубашку на еще более белоснежную, и уезжает опять. Маме он говорит только «подай», «принеси», «постирай» и еще два ужасных слова: «замолчи» – когда рядом Лариса – и «заткнись» – когда ему кажется, что дочь его не слышит.
Лариса вспомнила беседку и Андрея. Как смешно он окаменел, когда она его поцеловала. Он, видимо, никогда раньше не целовался, но ничего… научился быстро… Получается, пожалуй, получше, чем у Романенко. А какие у него были сумасшедшие глаза… И ты туда же, Андрюшенька! И ты такой же, как все, не смог устоять! А пошли вы! Лариса бросила на кухонный стол пакет с батоном, прошла в свою комнату и врубила на весь дом: «Давай за вас, давай за нас, и за спецназ, и за Кавказ…» По крайней мере, не про любовь!
Когда Лариса утром следующего дня вошла в кабинет физики, Андрей что-то писал в тетради за своим третьим столом у окна. Ольга Карпова помахала рукой с последней парты и крикнула: – Ларик! Иди сюда!
Лариса в упор смотрела на Разумовского. Он продолжал писать, не поднимая головы, но Лариса видела, как его щеку, обращенную к ней, заливает краска. Она еще раз бросила на молодого человека взгляд, полный презрения, и пошла к Ольге.
– Чего это ты? – спросила Ольга. – Чуть не уничтожила взглядом Разумовского!
– А-а-а, – махнула рукой Лариса. – Все они одинаковые…
– Кто «они» и в чем одинаковые? Погоди… Неужели Андрюшка к тебе приставал? Не может быть!
– Почему это не может? – Последнее заявление Ольги несколько задело Ларису.
– Будто ты не знаешь, что он у нас недотрога.
– Недотрога? – с удивлением переспросила Лариса. – Что за дурацкое слово?
– Ну конечно! – Ольга выразительно покачала головой. – Разве тебе есть дело до какого-то там Разумовского! Ты же ничего про него не знаешь!
Нитребина нетерпеливо поморщилась:
– Что я должна про него знать? Что еще за ерунда?
– А то! Глазки-то, Никиткой замазанные, протри! Андрюшка – парень видный, а ни с кем не встречается. Многие девчонки его расшевелить пытались, и все впустую: поговорит, поулыбается и – гудбай! Даже я, каюсь, – Ольга в смущении покрутила прядку волос, – ну… до Колесникова… пыталась завязать с ним отношения…
– И что?
– И ни-че-го! Дал мне полный отлуп, но очень вежливенько и тонко – даже обидеться невозможно.
– Интере-е-е-есно… – протянула Лариса, продолжая сверлить Андрея взглядом.
Его щека и даже шея, обращенные к столу девушек, пылали под этим взглядом алым пламенем, но головы он так и не повернул, продолжая что-то писать.
– Спорим, я его раскручу! – сказала вдруг Лариса.
– Да ты что, Ларик! А как же Романенко?
– Куда он денется, этот Романенко! А денется – скатертью дорога.
– Не понимаю я тебя, Лариска! – Ольга посмотрела на подругу осуждающе. – Таких красавцев, как Никита, даже на журнальных обложках немного. Чего тебе неймется?
– Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к Романенко.
– Но не будешь же ты утверждать, что влюбилась в Разумовского?
– Конечно, не буду.
– Зачем же тебе это приключение?
– Так… – пожала плечами Лариса. – Скучно мне почему-то… Ну что, спорнем?
– Пари?
– Пусть это будет называться пари.
– Ладно, – Ольга наконец улыбнулась. – Если ты его раскрутишь, то я… – Она задумалась, помолчала. – Слушай, Лариска, а я даже не знаю, чего от тебя хочу… Прямо не на что спорить!
– Зато я знаю. Если я это сделаю, – как заклинание, произнесла Лариса, – то ты перестаешь впустую вздыхать по Колесникову, а признаешься ему в своих пламенных чувствах, и мы вчетвером пойдем в «Юпитер» на дискотеку.
– Ларик! Это жестоко! Я не смогу! Признаться? Бр-р-рр! Ни за что!
– Соглашайся, Ольга: если я проиграю, то обязуюсь лично устроить ваши с Игорьком дела. У меня-то уж получится, можешь не сомневаться! И главное, мы опять же вчетвером пойдем в «Юпитер» на дискотеку.
– Как же вчетвером, если ты проиграешь?
– Романенко возьмем. Он-то никуда не денется.
– Андрюшка! Давай сюда! – крикнула Лариса и во всю прыть припустила к крытой беседке на детской площадке их двора. Разумовский, смешно прикрываясь пакетом с батоном, рванул вслед за ней.
В беседке они уселись на те несколько дощечек, что остались от скамеек, а дождь лупил по оцинкованной крыше практически с теми же звуками и с тем же успехом, с какими Ларисин сосед, второклассник Валерка, обычно барабанил по своему фортепиано. Андрей отряхнул джинсы и джемпер, потом, вытащив из кармана носовой платок, стал вытирать лицо, но только размазал грязь.
– Дай я, – предложила Лариса и тут же отобрала у него платок. Одной рукой она повернула к себе его лицо, другой стала вытирать со щеки грязные разводы.
Она просто хотела ему помочь, но расширившиеся глаза Андрея заставили ее замереть. Она заглянула в них, увидела его напряженное лицо, усмехнулась и поцеловала Разумовского в плотно сжатые губы. Андрей не шелохнулся. Лариса поцеловала еще. Никакого ответа. Тогда она обвила руками его шею и прошептала:
– Да обними же меня, дурачок.
Она услышала стук упавшего пакета с булкой и почувствовала на спине руки Андрея. Они целовались долго. Очнулись только тогда, когда на площадке, заглушая стук последних капель дождя, снова зазвенели детские голоса. Дождь кончился. Лариса оттолкнула Андрея, взяла свой пакет и сказала:
– Ну, я пошла.
Андрей молчал.
– Надеюсь, ты понимаешь, что все это ничего не значит?
– Еще бы! – сказал Андрей, поднял свой пакет и первым вышел из беседки.
Лариса пожала плечами и тоже пошла к дому.
Лариса Нитребина была звездой своей, ранее обычной, средней школы, которая в этом году вдруг взяла и переименовалась в гимназию. Успехом у мужского пола Лариса пользовалась всегда. Даже в детском саду все мальчишки, как один, мечтали стоять с ней в одной паре и даже согласны были бесконечно играть в дочки-матери, если того хотела Лариса. Когда она училась в первом классе, два паренька так подрались из-за нее, что одному даже пришлось некоторое время полежать в больнице. И в нынешней гимназии из-за нее не раз дрались, хотя сама Лариса никого из драчунов так и не одарила своей благосклонностью. К восьмому классу она расцвела еще больше, а сейчас, перейдя в девятый и став гимназисткой, приобрела формы и рост настоящей супермодели. Ее рыжие волосы потемнели, приобрели красивый каштановый оттенок, шире распахнулись золотистые глаза, прихотливо изогнулись губы. Поскольку отец Ларисы занимался бизнесом и зарабатывал неплохие деньги, она могла позволить себе одежду не с вещевых рынков, а из фирменных магазинов. Нарядов у нее было немного, но все они отличались стильностью и выгодно подчеркивали достоинства ее внешности.
В общем, к девятому классу по Ларисе сох уже весь мужской коллектив их школы, включая молоденького учителя физкультуры Олега Анатольевича, а также двух дворов, прилегающих к ее дому, и еще одного двора на соседней улице, где жила ее лучшая подруга Ольга Карпова. В кабинете черчения на одном из учебных кульманов кто-то из Ларисиных поклонников крупно вывел красным маркером: «Лара – супер!!!» Лев Сергеевич, чертежник, дико злился, пытался счистить надпись наждачкой, но ядовитая жидкость въелась в дерево слишком глубоко и никакой чистке не поддавалась. Когда Лев Сергеевич предложил Ларисе стирать за своими поклонниками регулярно появляющиеся в разных местах школы надписи, она звонко рассмеялась ему в лицо и заявила, что если начнет это делать, то у нее совершенно не останется времени на приготовление домашнего задания по черчению. Чертежник сжал и без того тонкие губы в нитку и с тех пор вместо одной карточки домашнего задания стал давать Ларисе сразу по две штуки. Ольга считала, что на такую дискриминацию стоило бы пожаловаться хотя бы классному руководителю, но Лариса только смеялась и ловко справлялась и с двойным заданием. Это злило чертежника еще больше, но на три карточки он все же не расхрабрился.
Первым красавцем их параллели считался Никита Романенко из 9-го «В». Это был высокий стройный молодой человек знойного итальянского типа. Конечно, Лариса, как сейчас говорится, тусовалась с Никитой, но каких-то особенных чувств она к Романенко не испытывала. Она просто поддерживала свой имидж: супер-Лариса должна гулять именно с супер-Никитой, а не с кем попало. На самом деле Романенко казался Ларисе несколько глуповатым, да и целовался он как-то не очень…
Все девчонки Ларисиного 9-го «Б» были в кого-нибудь влюблены. На Никиту, естественно, никто не зарился, его только провожали долгими, нежными взглядами. Ольга Карпова была безответно и без памяти влюблена в одноклассника Игоря Колесникова и прожужжала подруге про него все уши.
Лариса размышляла, почему она не влюблена в Никиту, почему вообще ни в кого не влюблена, и не находила ответа. Может быть, то, что она испытывает к Романенко, и есть влюбленность? Проводила же она с ним хорошие вечера. Когда он обнимает ее, ей, в общем-то, приятно. Целуется чуть не так, как хотелось бы, но, в общем-то, терпеть можно… И потом, кто его знает, как вообще надо целоваться? Как-то странно все это. Лариса терпит Романенко, словно головную боль, будто «домашку» по черчению или завывания Льва Сергеевича. А надо ли? Влюблен ли в нее Никита? Он не раз говорил о любви. Неужели то, что он провожает ее домой, танцует с ней на дискотеках, – и называется любовью? Как скучна и однообразна она в таком случае, как бесцветна и буднична! Похоже, люди насочиняли себе сказок про любовь, чтобы было о чем мечтать, сочинять стихи и петь песни. А иначе на что еще нужна литература со всеми ее Евгениями Онегиными, Аннами Карениными и «чистейшей прелести чистейшими образцами»?
Когда Ларисе было лет десять, она мечтала о том, как вырастет, наденет туфли на каблуках, накрасит губы и ресницы, и это состояние накрашенности и высококаблучия казалось ей высшим проявлением счастья. И что теперь? У нее есть и туфли на полукилометровых каблуках, и невероятной дороговизны косметика, но счастья они ей почему-то не приносят. И даже собственная красота, которой, сколько себя помнит Лариса, все всегда восхищались, кажется ей порой бессмысленной и ненужной.
Несмотря на столь неутешительные мысли и выводы, на наличие в мире необыкновенной любви она все-таки продолжала надеяться. Более того, она о ней мечтала даже в тот момент, когда, подшучивая над Ольгой, уверяла, что поцелуй – это не что иное, как всего лишь соприкосновение двух кривых в одной плоскости, и ничего больше. Мечтала, но не имела. Даже когда рядом с ней был красавец Никита, она почему-то никак не могла избавиться от ощущения скуки и отвратительного состояния тоски и полной неудовлетворенности. Лариса всегда с удивлением смотрела старые советские фильмы типа «Весны на Заречной улице». Какие долгие ухаживания, слезы, страдания… А сейчас? Она согласилась пойти с Никитой на дискотеку в самый же первый раз, как только он ее пригласил. И поцеловал он ее первый раз после той же дискотеки. Лариса не испытала ничего, и именно тогда ее сердце заледенело. Она поняла: любви нет, поцелуи – странное, пустое времяпрепровождение. Мальчика Кая из знаменитой сказки Андерсена поцеловала Снежная королева, а Ларису Нитребину – Никита Романенко. Результат оказался идентичен.
И еще. Стоило только Ларисе размечтаться о возможности счастливых романтических отношений, как наблюдения за семейной жизнью родителей тут же возвращали ее на землю, и она опять утверждалась во мнении, что любви на самом деле не существует. На столике в родительской спальне стояла их свадебная фотография. Мама с отцом на ней были юными, красивыми, со счастливыми улыбками. Все ложь! Лариса так же улыбается, когда гуляет с Никитой по городу. А что на самом деле? Она охотнее гуляла бы без него. А отец? Его почти не бывает дома. Он занят в какой-то совершенно непонятной фирме. Красавица мама сидит дома одна и умирает от скуки и тоски. Отец приезжает только для того, чтобы поесть, сменить одну белую рубашку на еще более белоснежную, и уезжает опять. Маме он говорит только «подай», «принеси», «постирай» и еще два ужасных слова: «замолчи» – когда рядом Лариса – и «заткнись» – когда ему кажется, что дочь его не слышит.
Лариса вспомнила беседку и Андрея. Как смешно он окаменел, когда она его поцеловала. Он, видимо, никогда раньше не целовался, но ничего… научился быстро… Получается, пожалуй, получше, чем у Романенко. А какие у него были сумасшедшие глаза… И ты туда же, Андрюшенька! И ты такой же, как все, не смог устоять! А пошли вы! Лариса бросила на кухонный стол пакет с батоном, прошла в свою комнату и врубила на весь дом: «Давай за вас, давай за нас, и за спецназ, и за Кавказ…» По крайней мере, не про любовь!
Когда Лариса утром следующего дня вошла в кабинет физики, Андрей что-то писал в тетради за своим третьим столом у окна. Ольга Карпова помахала рукой с последней парты и крикнула: – Ларик! Иди сюда!
Лариса в упор смотрела на Разумовского. Он продолжал писать, не поднимая головы, но Лариса видела, как его щеку, обращенную к ней, заливает краска. Она еще раз бросила на молодого человека взгляд, полный презрения, и пошла к Ольге.
– Чего это ты? – спросила Ольга. – Чуть не уничтожила взглядом Разумовского!
– А-а-а, – махнула рукой Лариса. – Все они одинаковые…
– Кто «они» и в чем одинаковые? Погоди… Неужели Андрюшка к тебе приставал? Не может быть!
– Почему это не может? – Последнее заявление Ольги несколько задело Ларису.
– Будто ты не знаешь, что он у нас недотрога.
– Недотрога? – с удивлением переспросила Лариса. – Что за дурацкое слово?
– Ну конечно! – Ольга выразительно покачала головой. – Разве тебе есть дело до какого-то там Разумовского! Ты же ничего про него не знаешь!
Нитребина нетерпеливо поморщилась:
– Что я должна про него знать? Что еще за ерунда?
– А то! Глазки-то, Никиткой замазанные, протри! Андрюшка – парень видный, а ни с кем не встречается. Многие девчонки его расшевелить пытались, и все впустую: поговорит, поулыбается и – гудбай! Даже я, каюсь, – Ольга в смущении покрутила прядку волос, – ну… до Колесникова… пыталась завязать с ним отношения…
– И что?
– И ни-че-го! Дал мне полный отлуп, но очень вежливенько и тонко – даже обидеться невозможно.
– Интере-е-е-есно… – протянула Лариса, продолжая сверлить Андрея взглядом.
Его щека и даже шея, обращенные к столу девушек, пылали под этим взглядом алым пламенем, но головы он так и не повернул, продолжая что-то писать.
– Спорим, я его раскручу! – сказала вдруг Лариса.
– Да ты что, Ларик! А как же Романенко?
– Куда он денется, этот Романенко! А денется – скатертью дорога.
– Не понимаю я тебя, Лариска! – Ольга посмотрела на подругу осуждающе. – Таких красавцев, как Никита, даже на журнальных обложках немного. Чего тебе неймется?
– Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к Романенко.
– Но не будешь же ты утверждать, что влюбилась в Разумовского?
– Конечно, не буду.
– Зачем же тебе это приключение?
– Так… – пожала плечами Лариса. – Скучно мне почему-то… Ну что, спорнем?
– Пари?
– Пусть это будет называться пари.
– Ладно, – Ольга наконец улыбнулась. – Если ты его раскрутишь, то я… – Она задумалась, помолчала. – Слушай, Лариска, а я даже не знаю, чего от тебя хочу… Прямо не на что спорить!
– Зато я знаю. Если я это сделаю, – как заклинание, произнесла Лариса, – то ты перестаешь впустую вздыхать по Колесникову, а признаешься ему в своих пламенных чувствах, и мы вчетвером пойдем в «Юпитер» на дискотеку.
– Ларик! Это жестоко! Я не смогу! Признаться? Бр-р-рр! Ни за что!
– Соглашайся, Ольга: если я проиграю, то обязуюсь лично устроить ваши с Игорьком дела. У меня-то уж получится, можешь не сомневаться! И главное, мы опять же вчетвером пойдем в «Юпитер» на дискотеку.
– Как же вчетвером, если ты проиграешь?
– Романенко возьмем. Он-то никуда не денется.
Глава 2 Андрей
Андрей, конечно, понял, что в класс вошла Лариса. Более того, он почувствовал на себе ее взгляд, но головы не поднял. Зачем? Она же вчера сказала, что все, случившееся с ними, значения не имеет. Андрей ощущал, что краснеет, но ничего не мог с собой поделать. Это отвратительно. Она что-нибудь такое подумает…
Андрею, конечно, нравилась Лариса. Но разве она может кому-нибудь не нравиться? Нравилась, да. Но влюблен он в нее не был. В соответствии со своей фамилией, Андрей был человеком разумным. Он понимал, что влюбиться в Нитребину можно с таким же успехом, как в какую-нибудь навороченную звезду шоу-бизнеса или в героиню бразильского телесериала. И он не влюблялся. Он вообще ни в кого не влюблялся.
Нет, ему, конечно, нравились многие девчонки, но дальше дискотечных обниманий и легкого трепа на темных улицах дело не шло. И не потому, что девчонки не хотели, нет… Это почему-то не слишком надо было Андрею. Он и целовался-то вчера вечером с Ларисой первый раз в жизни. Влюбился ли он в нее после этого? Нет. Он точно знал, что нет. Хотел бы он повторения вчерашнего? Он не менее точно знал, что да. Но тем не менее для того, чтобы еще раз оказаться с Ларисой наедине, он ничего предпринимать не будет. Он не собирается просить у нее свиданий и завоевывать ее. У него и других дел по горло. Обдумав все, как следует, он окончательно успокоился. К середине урока химии предательская краска наконец-то сошла с его лица.
Ларису вызвали к доске. Ответив и возвращаясь к своему месту, она посмотрела на Андрея долгим взглядом. Он спокойно выдержал его, не отвернулся, не покраснел, с чем мысленно себя поздравил. Нет, он, Андрей, не собирается размениваться на всякие глупые поцелуйчики. Они, конечно, приятны, ничего не скажешь, но у него другие заботы. Три раза в неделю он ездит на подготовительные курсы одного очень серьезного юридического колледжа, после которого будет гораздо легче, чем после одиннадцатого класса средней школы, поступить в университет. Он собирается стать юристом, серьезно готовится к этому, и свободного времени у него абсолютно нет.
Андрей частенько напевал себе под нос: «Ну а девушки? А девушки потом!» Когда потом? Вовсе не тогда, когда поступит в университет или закончит его. А тогда, когда встретится такая… Если бы его попросили пояснить, какую именно девушку он хочет встретить, он, наверное, не смог бы ответить вразумительно. Но он точно знал, что такие девушки пока ему не встречались. Со всеми он легко расставался после дискотек и молодежных вечеринок. Ни одна не зацепила душу. Вот и сегодня: даже первая красавица Лариса Нитребина не смогла вызвать в нем сильных чувств.
На перемене к Андрею подошел Стас Белявский и напомнил: – Сегодня после шестого урока играем с 9 м «В». На тебя вся надежда.
Андрей был лучшим игроком баскетбольной команды своего 9-го «Б». Высокий рост позволял ему забрасывать весьма красивые мячи в корзину соперников. Противостоять ему мог только Романенко. Подумав о Никите, Андрей опять вспомнил Ларису. Что ж, великая красавица! Сегодня мы твоего Романенко сделаем!
И вот началась игра.
Всем телом чувствуя странные взгляды Нитребиной, Андрей с удвоенной энергией носился по спортзалу. Романенко был не только одного роста с Разумовским, но к тому же сильным игроком, и они не раз боролись друг с другом за мяч. Вся команда 9-го «В» играла неплохо, и счет долгое время оставался «ничейным». Только на последних минутах Андрей, взяв пас Белявского, забил последний решающий мяч. Со свистком Олега Анатольевича, означавшим конец матча, со скамеек сорвались болевшие за свои команды одноклассники. На Андрее гроздьями повисли девчонки, целуя в мокрые красные щеки. Последней подошла Нитребина.
– Герой! – сказала она. – Сделал Никитку! Даже жаль его.
– Ничего, – вытирая со щек девчоночью помаду, отозвался Андрей, – утешишь… поцелуями… у тебя хорошо получается.
– А может, тебя ими наградить? – сверкнула глазами Лариса.
– Ну что ты! Я согласен на медаль, – усмехнулся Андрей и пошел прочь от Нитребиной в раздевалку.
Андрей чувствовал раздражение. Чего этой Ларисе надо? И зачем он ей поддался вчера? Чего доброго, она еще теперь будет считать, что имеет на него какие-то права. Подумаешь, мисс Вселенная!
– Слышь, Андрюха! – встретили его в раздевалке одноклассники. – 9-й «В» хочет помахаться. Говорят, что Олежек судил нечестно. – Пусть с ним и махаются, – ответил Андрей, стаскивая мокрую футболку.
– А еще говорят, – подошел к нему Стас, – что Никитосу не понравилось, как ты с Лариской базарил.
– По-моему, Олег Анатольевич тоже регулярно с Нитребиной базарит. Это почему-то Романенко не раздражает.
– Наверно, он не видит в Олежике достойного соперника, – улыбнулся Белявский.
Андрей нервно собирал спортивную сумку. Ну вот, этого еще не хватало… Точно, от девчонок одни неприятности! Андрей вдруг подумал, что, может быть, именно поэтому-то он и не завязывает с ними никаких романтических отношений. Из-за девчонки он однажды рассорился со своим лучшим другом – с первого класса дружили! – Ромой Моисеевым.
Светка Латышева, соседка Андрея по лестничной клетке, однажды попросила позаниматься с ней английским языком. Андрей по дружбе согласился, и, как выяснилось, зря. Потому что Светке нужен был вовсе не английский – ей нужно было вызвать ревность Моисеева. И она специально приходила к Андрею, когда у него сидел Ромка. Да еще в его присутствии она всячески пыталась прижаться к Андрею и приобнять его рукой за шею. А он, глупец, ничего плохого не замечал, принимал Светкины откровенные приставания за проявление дружеских чувств и с настойчивостью, достойной лучшего применения, пытался вдолбить ей артикли и прочую английскую дребедень.
И вот теперь на его бедную голову свалилась новая парочка: Нитребина и Романенко. И зачем он целовался с этой Лариской? Вот кретин! Удержаться не мог! Связываться с Романенко Андрею не улыбалось. Драться он не любил. Да и ради чего? Ладно бы, влюбился, тогда еще куда ни шло бы. А так… Вот влип!
– Так что выходим вместе, – решил за всех Белявский.
За школой ребят из 9-го «Б» действительно поджидала команда Романенко. – Ну что, бомбардир! – выступил вперед Никита, оглядывая Разумовского. – В зубы захотел?
Андрей не успел ничего ответить, как из-за спины услышал голос Ларисы:
– Надо уметь проигрывать с достоинством, Никита.
Ребята обернулись. У здания школы вместе с Ларисой стояла Ольга Карпова, а за ними толпились девчонки из обоих классов. От группы 9-го «В» отделилась Милка Румянцева, встала между двумя командами парней и поддержала Ларису:
– Не стыдно вам, орлы наши сизокрылые? Мы за вас болели, как могли, но 9-й «Б» оказался сильнее. Они победили вас в честном бою. Мы все это видели.
– Ну-ну… – Никита хмыкнул как можно презрительнее, смерил глазами Разумовского и пошел по дорожке от школы к своему дому. Вслед за ним стали расходиться другие ребята, парочками разбежались девчонки.
Андрея догнала Лариса.
– Где ты научился так здорово играть в баскет? – спросила она.
Андрей остановился и с раздражением ответил вопросом на вопрос:
– Слушай, Нитребина, что ты ко мне прицепилась? Что тебе от меня надо?
– А может, ты мне понравился? – не без труда заставила себя не обидеться Лариса.
– Сама говорила, что происшедшее в беседке ничего не значит, – напомнил ей Разумовский. – Чего ж тебя вдруг разобрало?
– А я подумала, как следует, и поняла, что все-таки значит, – Лариса улыбнулась так ослепительно, как только умела.
– А мне наплевать на то, что ты подумала! Ясно? – начал откровенно злиться Андрей.
– Романенко боишься? – усмехнулась Лариса.
– Слушай, королева красоты! Тебе, судя по всему, кажется, что все должны быть в тебя влюблены и таять от одного твоего взгляда.
– А ты не влюблен?
– Ни в малейшей степени!
– Зачем же тогда целовался?
– А почему бы не взять то, что так беззастенчиво предлагают?
– Однако ты не выглядел тогда таким супербоем, которого сейчас изображаешь, – не сдавалась Лариса.
– Растерялся, знаешь ли… Все-таки не каждый день девицы на шею вешаются.
– Это я-то вешаюсь? – возмутилась Нитребина. Она никак не ожидала такого поворота разговора, но нашлась довольно быстро: – А может, я тоже взяла, что плохо лежит и… никому не нужно?
– Вот и отлично! – саркастически улыбнулся Андрей. – Мы попользовались друг другом в свое удовольствие, а теперь – бывай здорова!
Он обошел девушку кругом, как фонарный столб или дерево, и повернул к своему дому. Ошарашенная Лариса осталась стоять посреди двора.
Андрею, конечно, нравилась Лариса. Но разве она может кому-нибудь не нравиться? Нравилась, да. Но влюблен он в нее не был. В соответствии со своей фамилией, Андрей был человеком разумным. Он понимал, что влюбиться в Нитребину можно с таким же успехом, как в какую-нибудь навороченную звезду шоу-бизнеса или в героиню бразильского телесериала. И он не влюблялся. Он вообще ни в кого не влюблялся.
Нет, ему, конечно, нравились многие девчонки, но дальше дискотечных обниманий и легкого трепа на темных улицах дело не шло. И не потому, что девчонки не хотели, нет… Это почему-то не слишком надо было Андрею. Он и целовался-то вчера вечером с Ларисой первый раз в жизни. Влюбился ли он в нее после этого? Нет. Он точно знал, что нет. Хотел бы он повторения вчерашнего? Он не менее точно знал, что да. Но тем не менее для того, чтобы еще раз оказаться с Ларисой наедине, он ничего предпринимать не будет. Он не собирается просить у нее свиданий и завоевывать ее. У него и других дел по горло. Обдумав все, как следует, он окончательно успокоился. К середине урока химии предательская краска наконец-то сошла с его лица.
Ларису вызвали к доске. Ответив и возвращаясь к своему месту, она посмотрела на Андрея долгим взглядом. Он спокойно выдержал его, не отвернулся, не покраснел, с чем мысленно себя поздравил. Нет, он, Андрей, не собирается размениваться на всякие глупые поцелуйчики. Они, конечно, приятны, ничего не скажешь, но у него другие заботы. Три раза в неделю он ездит на подготовительные курсы одного очень серьезного юридического колледжа, после которого будет гораздо легче, чем после одиннадцатого класса средней школы, поступить в университет. Он собирается стать юристом, серьезно готовится к этому, и свободного времени у него абсолютно нет.
Андрей частенько напевал себе под нос: «Ну а девушки? А девушки потом!» Когда потом? Вовсе не тогда, когда поступит в университет или закончит его. А тогда, когда встретится такая… Если бы его попросили пояснить, какую именно девушку он хочет встретить, он, наверное, не смог бы ответить вразумительно. Но он точно знал, что такие девушки пока ему не встречались. Со всеми он легко расставался после дискотек и молодежных вечеринок. Ни одна не зацепила душу. Вот и сегодня: даже первая красавица Лариса Нитребина не смогла вызвать в нем сильных чувств.
На перемене к Андрею подошел Стас Белявский и напомнил: – Сегодня после шестого урока играем с 9 м «В». На тебя вся надежда.
Андрей был лучшим игроком баскетбольной команды своего 9-го «Б». Высокий рост позволял ему забрасывать весьма красивые мячи в корзину соперников. Противостоять ему мог только Романенко. Подумав о Никите, Андрей опять вспомнил Ларису. Что ж, великая красавица! Сегодня мы твоего Романенко сделаем!
И вот началась игра.
Всем телом чувствуя странные взгляды Нитребиной, Андрей с удвоенной энергией носился по спортзалу. Романенко был не только одного роста с Разумовским, но к тому же сильным игроком, и они не раз боролись друг с другом за мяч. Вся команда 9-го «В» играла неплохо, и счет долгое время оставался «ничейным». Только на последних минутах Андрей, взяв пас Белявского, забил последний решающий мяч. Со свистком Олега Анатольевича, означавшим конец матча, со скамеек сорвались болевшие за свои команды одноклассники. На Андрее гроздьями повисли девчонки, целуя в мокрые красные щеки. Последней подошла Нитребина.
– Герой! – сказала она. – Сделал Никитку! Даже жаль его.
– Ничего, – вытирая со щек девчоночью помаду, отозвался Андрей, – утешишь… поцелуями… у тебя хорошо получается.
– А может, тебя ими наградить? – сверкнула глазами Лариса.
– Ну что ты! Я согласен на медаль, – усмехнулся Андрей и пошел прочь от Нитребиной в раздевалку.
Андрей чувствовал раздражение. Чего этой Ларисе надо? И зачем он ей поддался вчера? Чего доброго, она еще теперь будет считать, что имеет на него какие-то права. Подумаешь, мисс Вселенная!
– Слышь, Андрюха! – встретили его в раздевалке одноклассники. – 9-й «В» хочет помахаться. Говорят, что Олежек судил нечестно. – Пусть с ним и махаются, – ответил Андрей, стаскивая мокрую футболку.
– А еще говорят, – подошел к нему Стас, – что Никитосу не понравилось, как ты с Лариской базарил.
– По-моему, Олег Анатольевич тоже регулярно с Нитребиной базарит. Это почему-то Романенко не раздражает.
– Наверно, он не видит в Олежике достойного соперника, – улыбнулся Белявский.
Андрей нервно собирал спортивную сумку. Ну вот, этого еще не хватало… Точно, от девчонок одни неприятности! Андрей вдруг подумал, что, может быть, именно поэтому-то он и не завязывает с ними никаких романтических отношений. Из-за девчонки он однажды рассорился со своим лучшим другом – с первого класса дружили! – Ромой Моисеевым.
Светка Латышева, соседка Андрея по лестничной клетке, однажды попросила позаниматься с ней английским языком. Андрей по дружбе согласился, и, как выяснилось, зря. Потому что Светке нужен был вовсе не английский – ей нужно было вызвать ревность Моисеева. И она специально приходила к Андрею, когда у него сидел Ромка. Да еще в его присутствии она всячески пыталась прижаться к Андрею и приобнять его рукой за шею. А он, глупец, ничего плохого не замечал, принимал Светкины откровенные приставания за проявление дружеских чувств и с настойчивостью, достойной лучшего применения, пытался вдолбить ей артикли и прочую английскую дребедень.
И вот теперь на его бедную голову свалилась новая парочка: Нитребина и Романенко. И зачем он целовался с этой Лариской? Вот кретин! Удержаться не мог! Связываться с Романенко Андрею не улыбалось. Драться он не любил. Да и ради чего? Ладно бы, влюбился, тогда еще куда ни шло бы. А так… Вот влип!
– Так что выходим вместе, – решил за всех Белявский.
За школой ребят из 9-го «Б» действительно поджидала команда Романенко. – Ну что, бомбардир! – выступил вперед Никита, оглядывая Разумовского. – В зубы захотел?
Андрей не успел ничего ответить, как из-за спины услышал голос Ларисы:
– Надо уметь проигрывать с достоинством, Никита.
Ребята обернулись. У здания школы вместе с Ларисой стояла Ольга Карпова, а за ними толпились девчонки из обоих классов. От группы 9-го «В» отделилась Милка Румянцева, встала между двумя командами парней и поддержала Ларису:
– Не стыдно вам, орлы наши сизокрылые? Мы за вас болели, как могли, но 9-й «Б» оказался сильнее. Они победили вас в честном бою. Мы все это видели.
– Ну-ну… – Никита хмыкнул как можно презрительнее, смерил глазами Разумовского и пошел по дорожке от школы к своему дому. Вслед за ним стали расходиться другие ребята, парочками разбежались девчонки.
Андрея догнала Лариса.
– Где ты научился так здорово играть в баскет? – спросила она.
Андрей остановился и с раздражением ответил вопросом на вопрос:
– Слушай, Нитребина, что ты ко мне прицепилась? Что тебе от меня надо?
– А может, ты мне понравился? – не без труда заставила себя не обидеться Лариса.
– Сама говорила, что происшедшее в беседке ничего не значит, – напомнил ей Разумовский. – Чего ж тебя вдруг разобрало?
– А я подумала, как следует, и поняла, что все-таки значит, – Лариса улыбнулась так ослепительно, как только умела.
– А мне наплевать на то, что ты подумала! Ясно? – начал откровенно злиться Андрей.
– Романенко боишься? – усмехнулась Лариса.
– Слушай, королева красоты! Тебе, судя по всему, кажется, что все должны быть в тебя влюблены и таять от одного твоего взгляда.
– А ты не влюблен?
– Ни в малейшей степени!
– Зачем же тогда целовался?
– А почему бы не взять то, что так беззастенчиво предлагают?
– Однако ты не выглядел тогда таким супербоем, которого сейчас изображаешь, – не сдавалась Лариса.
– Растерялся, знаешь ли… Все-таки не каждый день девицы на шею вешаются.
– Это я-то вешаюсь? – возмутилась Нитребина. Она никак не ожидала такого поворота разговора, но нашлась довольно быстро: – А может, я тоже взяла, что плохо лежит и… никому не нужно?
– Вот и отлично! – саркастически улыбнулся Андрей. – Мы попользовались друг другом в свое удовольствие, а теперь – бывай здорова!
Он обошел девушку кругом, как фонарный столб или дерево, и повернул к своему дому. Ошарашенная Лариса осталась стоять посреди двора.
Глава 3 Никита
Никите Лариса нравилась. Кому такая красавица не понравится? Романенко льстило, что на Ларису, когда они гуляли вдвоем, оглядывались на улице не только молодые парни, но и мужчины. Он несколько раз говорил ей «люблю», но это волшебное слово он говорил еще двум клевым девчонкам. Одна училась в 9-м классе соседней школы, а с другой он познакомился прошлым летом в молодежном лагере на Финском заливе. Она жила в другом районе города, ехать туда было далеко, но Никита иногда ездил. Слово «люблю» было волшебным, потому что, услышав его, девушки таяли, и он становился хозяином положения: мог не появляться у них неделями, а мог вызвать на свидание чуть ли не с какой-нибудь серьезной контрольной по математике.
Только Лариска никак не реагировала на красивые слова и пышные фразы. Рядом с ней подчиненное положение занимал Никита. Может быть, поэтому ему и хотелось видеться с ней чаще, чем с другими. Он чувствовал, что Лариса ему не принадлежит, что она сильнее его и… как-то значительнее. Она лишь позволяла ему за собой ухаживать, и Никите хотелось победить ее, увидеть в ее глазах обожание, покорность и преданность. Своим приятелям он, конечно, рассказывал всякие байки про их откровенные отношения, но чувствовал, что ему не очень-то верили.
Сегодня, после матча с 9-м «Б», Никита окончательно разуверился в своей неотразимости. Он вроде бы не был ревнив, никогда не впадал в гнев, если Лариса кокетничала с другими, но взгляды, которыми она одаривала сегодня Разумовского, ему не понравились. Он сразу решил выяснить с Андреем отношения. Для этого и раздул, как мог, миф о неправильном судействе. Нельзя же было привязаться к Разумовскому лишь потому, что с ним говорила Лариса. А так все станет похоже на обычную «стрелку», где можно будет с большим чувством съездить Андрюхе по морде, вроде как за несправедливо засчитанные мячи. Так Лариса и тут встряла! Что случилась? Неужели втрескалась в этого бомбардира? Никита знал, что Лариса от него «не торчит», но, честно говоря, он думал, что просто она иначе не умеет – холодновата от природы. И вот вам пожалуйста – Разумовский. На него, на Никиту, Ларка никогда так не смотрела. Даже завидно! И что она нашла в этом Андрюхе? Ростом он, конечно, вышел, ничего не скажешь, но и только… Никита поднапряг память, но так и не мог вспомнить рядом с Разумовским ни одной девчонки. Может, больной? Дура Лариска!
От таких размышлений Никите лучше не становилось. Более того, он раздражался все сильней и сильней. Поехать, что ли, к Таньке, к той, с которой познакомился на Финском заливе? Никита сменил рубашку, попрыскался французской туалетной водой, но тут же понял, что ему совершенно не хочется видеть ни Таньку, ни Лизку из соседней школы. Он ощутил отсутствие подле себя Ларисы, как внезапно подступившую болезнь. Ему смертельно захотелось заглянуть в ее золотистые глаза, прикоснуться к тяжелым густым волосам. Он еще раз переоделся – теперь в новую велюровую рубашку на молниях – и отправился к Ларисе.
– Заходи, – Лариса пропустила его в квартиру.
– Кто там? – прокричала ее мать из дальней комнаты.
– Это ко мне, – ответила ей Лариса.
Никита понял, что мать не собирается выходить в коридор, и обнял девушку. Он приготовился к отпору, но она не сопротивлялась. Никита поцеловал ее в губы. Лариса, как всегда вяло, откликнулась. «Чего я, дурак, напридумывал? – сказал себе Никита и утратил к свиданию всякий интерес. – Лучше бы пошел к Таньке».
– Я на минутку, – шепнул он Ларисе в ухо, – только сказать, чтобы ты не думала ничего такого про баскет. Это мы так… пошутили… Ваши классно играли.
– А я ничего и не думаю, – неожиданно зло отозвалась Лариса. – Плевать мне на ваш баскет.
– Ну и ладушки! У меня сегодня много дел. Встретимся в школе.
Никита звонко чмокнул девушку в щеку и выскочил за дверь. Теперь он мог совершенно спокойно поехать к Таньке. Хотя… Зачем к Таньке? К Лизке гораздо ближе!
Только Лариска никак не реагировала на красивые слова и пышные фразы. Рядом с ней подчиненное положение занимал Никита. Может быть, поэтому ему и хотелось видеться с ней чаще, чем с другими. Он чувствовал, что Лариса ему не принадлежит, что она сильнее его и… как-то значительнее. Она лишь позволяла ему за собой ухаживать, и Никите хотелось победить ее, увидеть в ее глазах обожание, покорность и преданность. Своим приятелям он, конечно, рассказывал всякие байки про их откровенные отношения, но чувствовал, что ему не очень-то верили.
Сегодня, после матча с 9-м «Б», Никита окончательно разуверился в своей неотразимости. Он вроде бы не был ревнив, никогда не впадал в гнев, если Лариса кокетничала с другими, но взгляды, которыми она одаривала сегодня Разумовского, ему не понравились. Он сразу решил выяснить с Андреем отношения. Для этого и раздул, как мог, миф о неправильном судействе. Нельзя же было привязаться к Разумовскому лишь потому, что с ним говорила Лариса. А так все станет похоже на обычную «стрелку», где можно будет с большим чувством съездить Андрюхе по морде, вроде как за несправедливо засчитанные мячи. Так Лариса и тут встряла! Что случилась? Неужели втрескалась в этого бомбардира? Никита знал, что Лариса от него «не торчит», но, честно говоря, он думал, что просто она иначе не умеет – холодновата от природы. И вот вам пожалуйста – Разумовский. На него, на Никиту, Ларка никогда так не смотрела. Даже завидно! И что она нашла в этом Андрюхе? Ростом он, конечно, вышел, ничего не скажешь, но и только… Никита поднапряг память, но так и не мог вспомнить рядом с Разумовским ни одной девчонки. Может, больной? Дура Лариска!
От таких размышлений Никите лучше не становилось. Более того, он раздражался все сильней и сильней. Поехать, что ли, к Таньке, к той, с которой познакомился на Финском заливе? Никита сменил рубашку, попрыскался французской туалетной водой, но тут же понял, что ему совершенно не хочется видеть ни Таньку, ни Лизку из соседней школы. Он ощутил отсутствие подле себя Ларисы, как внезапно подступившую болезнь. Ему смертельно захотелось заглянуть в ее золотистые глаза, прикоснуться к тяжелым густым волосам. Он еще раз переоделся – теперь в новую велюровую рубашку на молниях – и отправился к Ларисе.
– Заходи, – Лариса пропустила его в квартиру.
– Кто там? – прокричала ее мать из дальней комнаты.
– Это ко мне, – ответила ей Лариса.
Никита понял, что мать не собирается выходить в коридор, и обнял девушку. Он приготовился к отпору, но она не сопротивлялась. Никита поцеловал ее в губы. Лариса, как всегда вяло, откликнулась. «Чего я, дурак, напридумывал? – сказал себе Никита и утратил к свиданию всякий интерес. – Лучше бы пошел к Таньке».
– Я на минутку, – шепнул он Ларисе в ухо, – только сказать, чтобы ты не думала ничего такого про баскет. Это мы так… пошутили… Ваши классно играли.
– А я ничего и не думаю, – неожиданно зло отозвалась Лариса. – Плевать мне на ваш баскет.
– Ну и ладушки! У меня сегодня много дел. Встретимся в школе.
Никита звонко чмокнул девушку в щеку и выскочил за дверь. Теперь он мог совершенно спокойно поехать к Таньке. Хотя… Зачем к Таньке? К Лизке гораздо ближе!
Глава 4 Андрей
Андрей зло швырнул сумку под вешалку. Хорошо, что дома никого нет, а то мама тут же привязалась бы: «Что с тобой?» да «Почему ты такой?» Он и сам не знал, что с ним. Ему льстило Ларисино внимание, но он нутром чувствовал какой-то подвох. Похоже, она разыгрывает нечто вроде спектакля перед Романенко, в котором Андрею отвела роль живца. Ей явно было надо, чтобы Никитка клюнул на Андрея. Что и случилось. Как она того и хотела. Пожалуй, жаль, что они сегодня с Романенко не подрались. Ну, была бы у него парочка синяков, зато отношения выяснили бы раз и навсегда. И Лариса отстала бы! А хочется ли ему этого?