– Я не знаю… В чем суть? Надо было быть фермером, а не писателем? Боюсь, что это люди с разным устройством высшей нервной деятельности, и из писателя не получится хороший фермер, да и наоборот тоже. А за труд каждый должен получать достойные деньги. С сайтами, с которых идет бесплатное скачивание, надо вести такую же беспощадную борьбу, как и с теми, кто ворует на полях и огородах! С тех, кто скачивает, надо брать приличный штраф, а организаторам, извините, пять лет тюрьмы. Как за огурцы! – разгорячилась Ефросинья.
   Она как человек творческий и состоящий в дружеских отношениях с некоторыми писателями очень чутко отреагировала на их проблему. Вошла в положение, эмоционально прочувствовала.
   – Эх, тебе бы в Государственную думу с таким предложением! Боюсь, что очень не скоро у нас начнутся какие-то изменения в законодательстве в интересах пишущих людей… Потому что у нас в правительстве литературным трудом не грешат. Там в основном дядьки, по партийной линии выдвинутые неизвестно кем и неизвестно для чего, да еще… гимнастки. Ну да, это же круче, чем роман сочинить… – Семен Игоревич вздохнул. – Кто обратит внимание на писательскую братию? О врачах и учителях еще думают для приличия, а о литературе…
   Мужчина достал сигарету и закурил, не предлагая Фросе, так как знал, что та не курит.
   – Ты ведь работаешь у нас лет десять? – покосился он на собеседницу.
   – Одиннадцать, – подсчитала она в уме.
   – Вот! И все ведь копейки получала…
   – Семен Игоревич, я не жаловалась. Только сейчас вы к чему ведете? Не хотелось бы, чтобы гонорары уж совсем уменьшились… – скромно потупила Фрося глаза.
   – Я бы очень не хотел терять сотрудников, но все же придется уменьшить выплаты. По объективным причинам! Особенно не хотелось бы лишиться таких старых, в хорошем смысле этого слова, сотрудников, как ты. Я сейчас в шоке, однако он пройдет, и в голову придут рациональные решения, но пока…
   – А если усилить юридическую службу, чтобы отслеживать пиратские сайты? – гнула свою линию Ефросинья, переставшая наслаждаться свежим воздухом сквера, как только босс закурил. Правда, ее сейчас одолевали очень противоречивые мысли: с одной стороны, сама она не баловалась сигаретами, и ее раздражал запах табачного дыма, но с другой стороны, ей нравился вид курящего мужчины, и она всегда разрешала курить в своем присутствии.
   – Фрося, я говорил с лучшими программистами по данному вопросу. Сайтов много, и шифруются они сильно, невозможно их отследить. То есть нельзя найти конкретного человека, чтобы подать на него в суд, а на его примере других испугать, чтобы неповадно было пиратствовать. Оказывается, существует много каких-то специфических сложностей. Вот если бы ужесточилось законодательство, или появилось нечто такое, с помощью чего можно было бы быстро вычислить пиратов и ликвидировать…
   – Да, дела… – вздохнула Фрося, растеряв все аргументы.
   У редактора даже лицо осунулось, и как-то сразу стал заметен его возраст. Молодежный головной убор по контрасту только подчеркивал это.
   – Я уж чуть было не решил расформировать издательство.
   – Даже так? Настолько все серьезно? – ойкнула Кактусова.
   – Не жаловался бы, если бы все не было так плохо. У нас тиражи по сто тысяч держатся только у Розы Савельевой. Но если ее книг не станет – все, мы банкроты.
   Ефросинья внимательно слушала Сухова и понимала, о ком тот говорит.
   Роза Савельева была сочинительницей женских романов в стиле «ню». Она активно работала в издательстве Семена Игоревича и писала просто откровенную эротику. Ефросинья пару раз пыталась прочитать ее книги, полные необузданного, ничем не прикрытого секса, и пришла в ужас. Она даже в одиночестве краснела до ушей от видов, разворачивавшихся в ее сознании благодаря перу Розы. Фрося поняла, что это не ее литература. Но у Розы было очень много поклонников. Она писала о потрясающе красивых и страстных женщинах с большой грудью и осиной талией, с необычного цвета глазами при метровых ресницах и с призывно пухлыми губами, а завершала образ героинь копна золотых волос. Ее мужчины, то есть герои-любовники с потрясающими физическими данными и небывалой потенцией, явно из мира сказок, тоже потрясали воображение.
   Многие почитатели бесстыдных романов Розы Савельевой почему-то решили, что автор пишет все с себя и со своей жизни. Им было невдомек, что на самом деле писательница – шестидесятипятилетняя женщина, похожая на гриб сморчок. Безумно несчастная и одинокая в личном плане, она еще содержала сорокапятилетнюю дочь-инвалида Клаву, которая страдала серьезным психическим заболеванием. Наверное, эта женщина сильно фантазировала всю жизнь из-за отсутствия собственного опыта красивой эротики и вот теперь воплощала свои фантазии в откровенных романах. Ее личность от читателей прятали, Савельева и сама не шла на контакт, а вот книги явно пользовались спросом.
   – Она не уйдет. Зачем? Роза ведь у вас ведущий автор, – сказала Фрося.
   – Уже нет, – вздохнул издатель.
   – В смысле? – не поняла Ефросинья.
   – Розы Савельевой больше нет, а это сродни краху! – обхватил голову руками Семен Игоревич.
   – Как нет? Она ушла? – удивилась переводчица. – Ее кто-то переманил? Столько лет вместе! Такого просто не может быть!
   – Фрося, она сошла с ума. Не смотри на меня так! Сам недавно узнал, буквально только что… Савельева в психиатрической лечебнице.
   Большие глаза Кактусовой стали еще больше от удивления.
   – Как? Что, совсем сошла?
   – Ну, а как ты думала? Она даже не узнает никого. Только это между нами, иначе нам совсем кранты! Если кто-то узнает, что наша ведущая писательница того… то есть тю-тю… нам крышка.
   – Конечно, я никому не скажу, – заверила издателя Ефросинья. – Постойте, вы ведь только что говорили, что если с Розой что-то случится, то нам полный крах. Откуда же «если», раз с ней уже случилось непоправимое?
   – Молодец, ухватила главное. Вот поэтому я тебя и вызвал. Только сразу не отказывайся! – Семен Игоревич опустил голову.
   – Не отказываться от чего?
   – Я же издатель, и у меня литературный вуз за плечами. То есть я профессионал своего дела, вот только бизнесмен из меня неважный получился. Я читал твои статьи, Фрося, и твои переводы, и могу сделать соответствующий вывод. Так вот, ты сама могла бы писать. Да, да, в тебе есть писательская жилка, поверь мне!
   – Во мне? – искренне удивилась Кактусова.
   – Речь именно о тебе! Мало того, ты способна почувствовать другого автора, то, что он хотел сказать читателям. Ты словно залезаешь в его «шкуру», в его мир, в его душу. Именно поэтому ты являешься одним из лучших моих переводчиков. Ты максимально близко передаешь мысли прозаика или поэта, изъясняющегося на другом языке, и доносишь их до нашего читателя.
   – Спасибо, очень приятно, что так высоко оценили мои профессиональные возможности, – зарделась Ефросинья.
   – Короче! Я прошу тебя спасти нас от разорения, а сотрудников от увольнения. Сразу же скажу, чего хочу: ты должна писать за Розу.
   Холодный и очень неприятный ветер пробежался по ногам Фроси в тонких колготках.
   – Я ослышалась?
   – Боюсь, что нет.
   – Я – писать? Я же никогда ничего своего не писала!
   – Смотри пункт первый. Говорю же: у тебя талант.
   – Но как же можно писать за другого человека? – поинтересовалась Фрося.
   – Легко. Тем более что это вынужденная мера.
   – Но Роза…
   – Роза ничего не поймет, она совсем неадекватна. А все ее непростые отношения с алкоголем! Я ее предупреждал, но она разве будет слушать! Звезда, мать твою… – Семен Игоревич сплюнул.
   – Все равно как-то нехорошо…
   – Я понимаю, Фрося. Но разве это не во благо? Люди продолжат работать на своих местах, их дети не останутся голодными. Главное, чтобы никто ничего не знал… Не отказывайся, Фрося, подумай!
   – Мне сложно даже представить… я совсем не ожидала…
   – Фрося, послушай меня! Ведь я – твой босс! Хочешь, я познакомлю тебя с Клавой, дочерью Розы? Она просто «овощ» и будет помещена в психиатрическую лечебницу вместе с мамой. Там ее привяжут к кровати – и человека уже нет. Потому что, если оставить великовозрастную дочурку Савельевой дома, в той обстановке, к которой она привыкла, то необходимо тратить семьдесят тысяч рублей в месяц. Именно столько уходит на оплату услуг двух профессиональных сиделок, чтобы дочка Розы жила в человеческих условиях.
   Ефросинья все еще не могла собраться с мыслями.
   – Только ты можешь нам помочь! – не прекращал напора издатель. – Ну, пойми ты, имя-то раскрученное, люди, как покупали, так и будут покупать романы Савельевой. И мы на них продержимся. Ей-то уже все равно! Говорю, в дурдоме наша звезда эротического жанра. А ты всем людям сделаешь только хорошо.
   – Да поняла я уж… Только вдруг я не справлюсь?
   – Ты должна попробовать. Я бы и тебя лично, под твоим собственным именем, попросил написать пару романов, но не сейчас…
   – Ясно, на раскрутку-то денег нет.
   – Ты умница, – легко коснулся ее коленки издатель. Фрося вздрогнула, и мужчина усмехнулся: – Ну, ты точно Кактусова, буквально одно целое с твоей фамилией! Чего ты такая колючая?
   – Извините.
   – Да ладно, я не собираюсь к тебе приставать. Я просто очень прошу попробовать.
   – Но она же пишет… всякую хрень! Упс…
   – Фрося! От тебя не ожидал! – хохотнул Семен Игоревич. – Ты ведь интеллигентная женщина!
   – Вот именно! Как же мне такое копировать? Там же сплошной разврат! Я читать не смогла, а вы предлагаете писать!
   – Для этого ты должна пересилить себя и прочитать очень внимательно пару книг Розы, буквально переснять их. Отпечатать в мозгу стиль речи, обороты, словечки, степень откровенности. Это почти перевод… Ты сможешь, я уверен. Ради всех нас!
   – О, боже… Ну, хорошо, – вздохнула Фрося, – я попробую.
   – Знаешь, а для того, чтобы тебе лучше пробовалось, я скажу одну вещь… – Семен Игоревич наклонился к уху переводчицы и прошептал цифру.
   – Что это?
   – Сумма гонорара Савельевой. И почти вся она пойдет тебе, за вычетом на нянек дочки Розы, налоги и кое на что еще.
   Глаза Фроси стали абсолютно круглыми…
   – Ничего себе…
   – Я же тебе говорю – игра стоит свеч! Савельева звезда в своем жанре и зарабатывает соответствующе. Так что старайся, девочка, старайся!
   – Семен Игоревич, но я не смогу быстро. Мне же сейчас нагрузку на глаза давать совсем нельзя.
   – Да? А хочешь, под диктовку будешь работать? Для начала я попрошу секретаря наговорить для тебя книгу Розы, и ты не будешь читать, ты прослушаешь их?
   – Я согласна…
   – И самое главное: я выпишу тебе аванс. Так всегда делали для Розы. Это – чтобы никто ничего не заподозрил, чтобы все думали, что Роза продолжает творить, – снова похлопал ее по коленке издатель. И сразу убрал руку.

Глава 5

   Ефросинья стояла на перроне вокзала и пыталась не расплакаться. Она приняла непростое для себя решение – исполнить последнюю просьбу отца, хоть и с опозданием. И сейчас отправлялась в польский город Краков к его другу с теми записями, что отец хотел передать ему. Адрес она нашла там же в папке. А после получения аванса у нее появились и средства для поездки.
   Зинаида Федоровна сначала не хотела отпускать дочь одну, но потом взяла себя в руки.
   – Ты уже большая девочка! Конечно, поезжай. Отдохни, развейся. Заодно, может, что изменится в твоей жизни, все-таки в первый раз за границу. Ты у меня умная, язык знаешь, не пропадешь. Должна ты уже зажить самостоятельной жизнью, оторваться от семьи. Мы с отцом виноваты – сделали из тебя домоседку. А все потому, что очень уж любили и все как-то не отпускали от себя. Я очень рада, что ты развеешься, что у тебя появилась возможность получить новые впечатления, – напутствовала Фросю в дорогу Зинаида Федоровна.
   Ефросинья действительно никогда никуда не уезжала и сейчас пребывала в сильном волнении. Для нее был в диковинку и в новинку даже запах дороги. Специфический запах дороги, дальних странствий и путешествий, с этаким налетом романтизма.
   У нее проверили билет и попросили пройти в купе, которое показалось очень тесным и неудобным. Только тут Фрося подумала: а с кем же она поедет до Польши? И, увидев молодую пару, расслабилась.
   – Здравствуйте. Я – Таня, а это Игорь. Мы молодожены! – сообщила миниатюрная блондинка с трогательными веснушками на щеках.
   – Фрося… – несколько растерявшись, представилась Ефросинья.
   Она моментально почувствовала себя не в своей тарелке. Еще бы, люди отправляются в свое самое важное в жизни свадебное путешествие! Вот для кого оно в самом деле романтическое! Конечно, им наверняка хотелось бы побыть вдвоем, а тут рядом посторонняя тетка…
   Но молодые люди оказались очень милыми и приятными. Они сразу же включили Фросю в свой круг общения и несколько растормошили ее.
   – Выпьемте с нами? За нас, за нашу свадьбу! – Игорь выставил на столик бутылку коньяка с пятью звездочками на этикетке.
   – За такое дело как не выпить? – ответила совершенно не пьющая Ефросинья и присоединилась к молодежи.
   У юных супругов оказалось много разных напитков – кроме коньяка, еще и шампанское, и вино, и минеральная вода, и лимонад.
   – Со свадьбы осталось, – смущенно пояснила Таня.
   Закуски прилагалось не так уж и много, в основном уже слегка заветренные бутерброды. Тут-то и настала очередь Ефросиньи внести свою лепту. И на небольшом столе появились котлеты, кусочки жареной курицы, сваренные вкрутую яйца, пирожки с капустой и плюшки с творогом. А также сырокопченая колбаса, твердый сыр, шпроты, банка с оливками, огурцы, помидоры, пучки сочной зелени.
   – Ого! – присвистнул Игорь, щупленький парнишка с худой шеей, трогательно торчащей из ворота клетчатой рубашки.
   – Это меня мама в дорогу снарядила, как в последний путь, – пояснила Фрося. – Мне одной всей снеди не съесть, но отказаться я не могла, иначе бы она обиделась. Поэтому приглашаю вас поучаствовать.
   – Мы – с удовольствием! – с готовностью откликнулись молодожены и приступили к уничтожению припасов.
   Поезд тронулся с места, Фрося проводила глазами перрон с редкими провожающими.
   – Началось… – вздохнула Фрося. – Знаете, я ведь впервые еду так далеко от дома…
   – Давайте выпьем за путешествие! – предложила Таня.
   – Давайте.
   – За жениха!
   – За невесту!
   – Вкуснотища! Курица так хорошо прожарена! Пирожки такие мягкие!
   – За свадьбу! За родителей жениха! За родителей невесты, а то они обидятся!
   Ефросинья и сама не заметила, как ее вовлекли в процесс – в празднование свадьбы. Тост следовал за тостом, рюмка опустошалась за рюмкой, котлета исчезала за помидором. Прервать застолье пришлось лишь на проверку документов.
   – Вы не шумите тут, – строго посмотрела на батарею бутылок проводница. – Ишь, устроили свадьбу…
   – Мы тихонько! – заверила ее молодежь. – Хотите пирожков?
   – Нет уж, спасибо. Мне не велено объедать пассажиров.
   – Да здесь на вагон хватит! – развел руками Игорек.
   – Вот и ешьте. Рано утром разбужу – таможня и граница будет. В курсе, что провозить через границу можно только два литра вина или литр крепкого напитка на душу населения? – напомнила пассажиром проводница.
   – У нас больше останется. Значит, отберут или, еще хуже, штраф заставят платить? – растерялась Танечка.
   – А из этого что следует? – заговорчески прошептал ее новоиспеченный супруг.
   – Что?
   – Мы все должны выпить! Ни грамма врагу!
   – Браво! – поддержала мужа Таня.
   Ефросинья к тому времени была уже абсолютно пьяна. Просто, можно сказать, в доску.
   – Ребята – я пас. Мне больше не выпить! – И она качалась, и поезд качался.
   – Что-то вы, Фрося, и правда неважно выглядите. Игорь, хватит ей наливать! А то еще границу не пройдет! – поддержала женщину Татьяна.
   И молодежь переключилась на развлечения.
   Полночи они играли в карты, нарды, шашки и в идиотскую игру с переодеванием «Что сделать этому лоту?».
   А потом Фросю, что называется, вырубило. Причем – начисто. Она словно провалилась в огромную воронку, оказавшуюся кратером вулкана.
   – Помогите! – кричала она оттуда. – Спасите меня!
   – Сама залезла, сама и выбирайся, – ответил ей недружелюбный голос сверху.
   – Кто ты? – заинтересовалась Фрося.
   – Ты даже этого не понимаешь? Я – бог!
   – Боже! – ахнула Фрося.
   – Вот именно! Пришел я по твою душу и не обнаружил ее, – вздохнул голос.
   – Как же так? А ведь была! – забеспокоилась Ефросинья, ощупывая себя и стуча по карманам, словно выколачивая из себя что-то.
   – Да где она у тебя, душа-то? Ты пьяная, как свинья!
   – Так получилось, прости.
   – Почему я вижу стольких людей, в момент своей смерти находившихся в таком вот состоянии? И в пьяном же виде предстающих передо мной? Как вам только не стыдно! Душа становится легкой и невесомой, фактически невидимой для меня, если в ней ничего нет. А в твоей ничего нет! Где любовь? Где привязанность? Ничего! Пустая ты, Фрося. Ухожу я.
   – Эй! – позвала в темноту Ефросинья. Но ей ответили уже совсем другие голоса, а именно Татьяны с Игорем:
   – Вставай, Фрося!
   – Вы… вы видели его?
   – Кого?
   – Бога… он только что был здесь…
   Ее кто-то резко дернул за плечи.
   – Что вы несете?! Сейчас здесь будут пограничники, поднимайтесь! А то ссадят с поезда, и путешествие, едва начавшись, закончится!
   Безумная тряска не прекращалась. Фрося открыла глаза и уставилась в бледные лица молодоженов.
   – Вы?
   – Фрося, вставайте! Уже граница!
   «Господи, отчего же так трясет? Ах нет, это не поезд трясется, а у меня так голова кружится», – поняла Ефросинья, покрываясь липким потом.
   По коридору сновали пассажиры, и Фросе пришлось лавировать между ними, что в ее состоянии было затруднительно. Но она успела добежать до туалета и, образно выражаясь, обняться с унитазом. Рвало ее долго и мучительно.
   – Освобождаем туалеты! Немедленно пройдите в купе! Все должны быть с паспортами в купе! – кричала, стучала в дверь проводница.
   – Сейчас… – простонала Ефросинья и умылась холодной водой.
   Посмотрев на себя в зеркало, она ужаснулась еще раз. Бледно-зеленая кожа, осунувшееся лицо с впалыми щеками, тени под глазами, совершенно нездоровый взгляд и торчащие дыбом волосы. Хуже этого своего отражения она еще ничего и никогда не видела.
   «Хорошо, мамы рядом нет… Стоило отъехать от дома, и сразу же так напилась! Какое позорище! Переводчица, называется… Языком еле ворочаю!»
   Фросю тошнило снова и снова. Наконец, сильно шатаясь, она все же вернулась в купе. И как раз вовремя – строгий пограничник в форме уже ставил печати в паспорта молодоженов.
   – А вот и наша соседка! – обрадовались ребята.
   Фрося успела посмотреть в глаза белорусского пограничника, сунуть ему в руку паспорт, но тут же схватилась за рот и снова понеслась в туалет. Когда она вернулась, пограничник все еще ее ждал.
   – Гражданка Кактусова!
   – Я…
   – Вам плохо?
   – Очень.
   – Я не могу пропустить вас за границу с заболеванием.
   – У меня нет никакой инфекции, – покраснела Фрося. – Понимаете, вообще-то я совсем не пью, а тут вот выпила за свадьбу моих попутчиков. Да еще укачало в поезде… Извините меня.
   – Так вы просто с перепоя?
   – Угу…
   – Выглядите неважно, уж точно. Как-то все же соберитесь, а то на польскую территорию вас не пустят. Припудритесь, что ли…
   – Спасибо.
   Пограничник ушел.
   – Везете спиртное, сигареты? – заглянула в купе таможенница.
   – Все выпили, – ответил Игорь.
   – Шутите? С таможней не шутят! – нахмурилась женщина.
   Еще несколько долгих и мучительных для своего здоровья минут Фрося провела в туалете, а потом, когда в желудке уже совсем ничего не осталось, легла в позе трупа в купе на верхней полке. Сил приводить себя в порядок не было никаких.
   Польские пограничники, на удивление, оказались менее привязчивыми, и состав покатил дальше. Мерное покачивание вагона сводило Ефросинью с ума.
   – Вы как? – заглянули к ней молодожены.
   – Ой…
   – Понятно. Хорошо, границу прошли. Теперь уж скоро будем на месте.
   – Я не доеду!
   – Надо выпить, – твердо сказал Игорь.
   – Нет!
   – Как ни странно, но станет лучше. Или наоборот, совсем вырубит.
   – Лучше бы меня «вырубило», чтобы ничего не чувствовать… – простонала Ефросинья.
   – Ладно, лежите, – вступила в разговор Таня. – Давай, Игорь! За нас всех! И еще раз поиграем и развлечемся, чтобы дорога скучной не была!
   Все-таки молодость и здоровьем отличалась, и неугомонностью.

Глава 6

   Ефросинья снова и снова проваливалась в колодец, в воронку, в кратер вулкана – во все, где есть глубина. Везде она встречалась с невидимым духом и везде тщетно пыталась оправдаться, что все еще пьяна, что не образумилась с их последней встречи и по-прежнему не влюблена.
   – Это так быстро не делается! – говорила Фрося.
   – Тебе сколько лет?
   – Ну…
   – Под сорок! И до сих пор ангел тебя не поцеловал? Любовь не испытала? Ущербная ты, Фрося!
   – Я исправлюсь! – плакала она.
   – Да нет у тебя времени исправляться! Противно тебе, пьяной, шанс давать. Я же не всем даю шанс, а вот тебе просто не хочу! – капризничал дух.
   Слезы все лились и лились из глаз Ефросиньи. Одни дорожки уже высохли, полились другие слезы, смачивая засохшие и прокладывая новые. Вдруг она увидела темный низкий потолок и обнаружила, что лежит на очень широкой кровати под бордовым балдахином, которая находилась посреди комнаты со светлыми стенами и совершенно нестандартной формы окнами с мозаичными стеклами. Высокий мужчина с абсолютно идеальной фигурой и красивым профилем стоял у окна и курил. Дым окутывал его голову и черные волосы с проседью.
   Ефросинья заморгала ресницами. «Не с ним ли я разговаривала? Нет, бог не может курить… О чем это я?»
   И тут ее сознание пронзила неожиданная мысль – мужчина был ее первой любовью Владом Светловым.
   «Вот и встретились… – похолодела Фрося. – Знала бы раньше, что как только помру, увижу его, давно наложила бы на себя руки! А зачем он меня здесь ждет? Попросить прощения? Нет! За что, собственно? Кстати, надо напомнить духу, что и мое сердце способно наполняться любовью. Молодчина, Влад. Обеспечил мне проход, надеюсь, в рай. Вот не знала, что и он уже… того…»
   Ефросинья зашевелилась, и мужчина сразу же обернулся, окинув ее очень внимательным и серьезным взглядом. Выкинул окурок в окно, подошел, присел к ней на кровать. Фрося смотрела на него во все глаза. Конечно, Влад изменился, возмужал, но остался абсолютно узнаваемым. И все таким же красивым и харизматичным. Не спрашивая ее разрешения, он взял ее руки в свои, и Фрося моментально ощутила тепло его ладоней.
   «Странно, а я думала, что мы там все холодные и бестелесные…» – мелькнуло у нее в мозгу.
   – Здравствуй, Фрося! – сказал Светлов своим неизменившимся низким голосом.
   Она одернула руку и собралась в комок, словно ее стукнули.
   – Ты не узнала меня? Это же я, Влад.
   Ефросинья попыталась встать с кровати – и моментально повалилась назад, так как ее безумно зашатало. Влад подхватил ее под руки.
   – Ты куда собралась-то?
   – Мне все равно. Туда, где тебя нет. Если я в раю, значит, в ад. Если в аду, то в рай.
   – Тебе совсем плохо, ты должна полежать…
   – Полежу я на кладбище! – отвернулась от него Ефросинья, уже поняв, что все еще находится на этом свете, раз у нее так сильно бьется сердце и потеет спина при виде любимого когда-то мужчины.
   Сколько раз ей представлялось, как они встретятся. Как Влад падает перед ней на колени и слезно просит прощения за все. Говорит, что был не прав, что он просто конченый дурак, раз ушел от нее, что все время думал только о ней и с ума сходил от любви к ней. Но она не прощает его, потому что простить смерть своей души и сердца невозможно. И гордо уходит, а Влад заканчивает жизнь самоубийством. Наконец-то она отомщена! Отлились ему все ее слезы! А на душе становится тепло, хоть и не весело…
   Но вот совершенно внезапно они действительно встретились, Влад даже уже держал ее за руку, только почему-то не бьется в конвульсиях, прося у нее прощения.
   – Фрося, мы не виделись лет пятнадцать. И я очень рад снова тебя видеть.
   – А я не очень…
   – Отчего ты такая агрессивная и злая?
   – А ты чего ко мне пристал? Где я вообще? Почему ты тут? – вспылила Ефросинья, просто-таки чувствуя, как к ее голове прихлынула вся кровь ее организма. Сразу же стало жарко и душно.
   – Ты ведь сама приехала ко мне… – растерялся мужчина.
   – Я?! Ты с ума сошел! Что вообще произошло? Что ты сделал со мной? У меня провал в памяти!
   Влад отошел к окну, ворча:
   – Да, да, именно ты ко мне приехала, а не я к тебе. Чего теперь злишься?
   – Чтобы я к тебе приехала? Никогда в жизни! – захлебнулась от возмущения Фрося. – Лучше смерть!
   И тут Владислав рассмеялся. Это было так похоже на него. В этом был весь он. Его потрясающая улыбка, знакомые ямочки на щеках… И даже седина в волосах не состарила его ни на йоту.
   – Зная твой характер, Фрося, я тоже был весьма удивлен. Сижу вечером, никого не трогаю, ничего лишнего не делаю. И вдруг звонок в дверь. И кого я вижу, открыв ее?