Страница:
МИНУТЫ ПЕРЕД АТАКОЙ
В 8 часов 40 минут танки вышли на и сходное положение. Пехота подтягивается. Погода ясная, мороз двадцать градусов.
Тишина! Полная тишина в лесу. В 9 часов заговорит весь лес. У Луппо и Дармина все в порядке - готово. Алексанов успеет, конечно, тоже.
Начальник штаба артиллерии армии генерал-майор Березинский только что говорил с Федюнинским: связь порвана, приходится пользоваться нашей (883-го полка). И командующий включился в провод, мешая Седашу говорить с дивизионами. Но Седаш, выжидая свободные минуты, все-таки, разговаривает.
Из дальнейших переговоров, команд, вопросов, докладов я понимаю, что от Федюнинского получено приказание всем танкам работать на дивизию Щербакова, а стрелковой дивизии Биякова оставить два-три танка.
Михайленко, сидящий наблюдателем в штабе танковой бригады, докладывает Седашу, где сейчас находятся танки. Седаш спрашивает, перешли ли "ленточку" (насыпь железной дороги), ибо "уже время выходит":
- Какое у вас время?.. Девять часов пятнадцать минут с половиной сейчас?.. Есть! Есть!.. Девять четырнадцать - на минуту отведем!.. Маленькие трубы начали работать?.. Уже работают?.. Ясно!
Разговор идет с выносным пунктом управления - начальником артиллерии армии генералом Дорофеевым. Потом Седаш связывает "главного хозяина" Федюнинского с Волковым ("Утесом"), потом с Мясоедовым (штабом стрелковой дивизии?), потом пытается через Михайленко связать с ведущим в бой танки командиром бригады полковником Родиным. Получив приказание Дорофеева отложить налет на десять минут и передать это Гусакову, Седаш повторяет его слова своему непосредственному начальству, заместителю начальника штаба артиллерии:
- "Волга"? Товарищ Гусаков, это Седаш докладывает. Все относится на десять минут позднее. Это налет. Переносится на девять тридцать. Точно!.. У меня все!
Слышны выстрелы. Это работают легкие орудия. Все командиры дивизионов, сидя на проводе, слышали приказание отложить налет на десять минут, поэтому тяжелые пушки-гаубицы молчат. А если бы связь прервалась, то снаряды полетели бы, как было условлено, в 9.20.
- Алексанов! - продолжает Седаш. - Команду "Огонь" не подавать!
Седаш оборачивается ко мне:
- А вот легкие передают: огневой налет откладывают на десять минут, а уже девять двадцать шесть, - значит, не в девять тридцать, а позже начнут!
И продолжает в трубку:
- "Енисей"! Приготовиться!.. Луппо, почему телефонист не проверяет, что я говорю?.. "Барнаул"! Приготовиться!.. "Иртыш", приготовиться! "Амба"? Где "пятнадцатый"?
"Пятнадцатый" - это Михайленко... Скоро артиллеристы, потом авиация, потом "маруся" начнут говорить. Мысли всех людей армии слились сейчас в едином напряжении. Какая взрывная сила в этой сдерживаемой незримой энергии!
В НАСТУПЛЕНИЕ!
- "Барнаул"! У вас заряжено?.. Почему?.. Зарядить немедленно!..
Ах этот Алексанов! Он как ребенок сегодня, все ему нужно подсказывать. С утра наблюдаю я беспокойство Седаша за него! Седаш продолжает:
- Волков! Спросите хозяина! Остается одна минута. Дальше не переносится?.. Нет? "Иртыш", "Барнаул", "Енисей"! Осталась одна минута... Осталось полминуты... Все разговоры прекратить! Слушайте только!.. Что слышно от коробок?.. Хорошо... Десять секунд!.. Огонь! "Енисей", "Барнаул", "Иртыш", - о г о н ь!
Два... два... два - три двойных залпа. Гул прокатывается по лесу, и немедленно снова залпы: два, два, два!.. Седаш перед трубкой, освещенный пламенем печки, сам словно отлит из металла:
- Дайте "Море", "Утес"!..
Внимательно слушает голос начальника артиллерии армии Дорофеева.
Два выстрела, два, два - опять залпы тяжелых, от которых гудит лес, и далекие - легкие (значит, начали вовремя!). Седаш слушает и говорит:
- Алексанов, выполняйте, что там у вас написано, и все! Вам - с девяти тридцати четырех должен быть налет. Обязательно!
9 часов 34 минуты. Слышно гуденье самолетов.
- "Барнаул"! Вам без передышки нужно бить десять минут! Все! "Енисей"! Луппо! Почему я вызываю три раза? Вы огонь ведете?
Седаш куда-то уходит. Я в землянке остаюсь один. Телефоны молчат. Залпы слышны беспрерывно. Шум начавшегося сражения ходит волнами, как прибой. Самолеты гудят, обрабатывая бомбами передний край противника. Все виды снарядов и мин перепахивают и взрыхляют вражеские траншеи, блиндажи, дзоты, ходы сообщения... Гусеницы рванувшихся с исходных позиций танков взвивают глубокий снег... Напряжение готовых кинуться в атаку за танками пехотинцев достигло предела...
...Два-два, два-два... - бесконечной чередой, словно содрогая толчками самое небо, множатся наши залпы.
Захотелось и мне подышать морозным воздухом. Выходил, прошелся по тропинке. Солнце ярко светит, пронизывая лучами снежный лес, освещая дымки, соющиеся от землянок и кухонь. Лес наполнен звуками залпов, - в торжественные эти минуты к работе наших орудий прислушивается каждый.
Вхожу в землянку и слышу голос Седаша:
- Западнее моста? Сколько?.. "Енисей", "Барнаул"! Доложите о готовности по первому рубежу!
- Клюет! - говорит Ткачук, возясь у печки. Он солдат опытный: раз "по первому рубежу", значит, все у нас от исходных позиций пошло вперед - и батальон головных танков КВ, и за ними пехота...
Десять минут прошло, наши батареи налет кончили!
А Седаш оборачивается ко мне, в его глазах несказанное удовлетворение:
- Все в порядке! Дело пошло!
Время - 9.45. Седаш приказывает: "Восемнадцать гранат, по шесть на "огород"!" - то есть на батарею: значит, полк даст по первому рубежу пятьдесят четыре снаряда...
- Алексанов! Какой силы сигнал от коробочек получили? Нету? Хорошо!..
И опять:
- "Енисей"! Что передают танки? Они слышат вашу музыку?.. Противник оказывает какое-нибудь сопротивление? Там все в дыму сейчас?.. Ясно!..
Картина наступления танков мне так ясна, будто я своими глазами вижу, как, окутываясь белыми облаками взвитого снега, танки, сами выбеленные, как снег, покинули опушку маскировавшего их леса, перевалились через наши траншеи, пересекли в минуты нашего налета, прижавшего немца к земле, узкую полосу поляны и затем, уже в шквалах немецких разрывов, вскарабкались чуть западнее руин станции Погостье на железнодорожную насыпь, пересекли эту "ленточку" и сейчас проламывают вражескую, охваченную дымом и пламенем, оборону...
- "Барнаул"! Что там передают передовые?.. Откуда?.. Что?.. Танки подали команду: "Развернуться, следуй за мной"? Значит, пехота может разворачиваться цепью, шагать дальше по пояс в снегу, за бронею танков...
Седаш непрерывно выспрашивает Михайленко и свои дивизионы о том, что передают танки. Слушает напряженно и после паузы кому-то докладывает:
- Я слышу!.. Часть перешла "ленточку". Сейчас все в дыму и ничего не видно. Продвигаются вперед... Луппо! Не мешайте! Чего вклиниваться! Вы слушаете, что будут танки говорить? Он будет передавать, положим, три пятерки, а что это означает, Луппо?.. Танки, значит, вышли на этот рубеж!.. По рубежам - три четверки! Если передадут три четверки?.. Так, хорошо!
Седаш обращается ко мне:
- Неужели и тридцать КВ ничего не сделают? В смысле проходимости?
9 часов 55 минут... 9 часов 57 минут... 10.00... Напряженно слежу за ходом боя и записываю каждое слово Седаша, каждую новость. И о том, где в данную минуту "ноги" (пехота), и о том, как гудят, приближаясь, и проходят мимо, и опять бомбят врага самолеты, и даже как сосредоточенно лицо вестового Ткачука, пришивающего пуговицу к ватнику и определяющего на слух, каково положение на поле боя...
И уже 10.08... И 10.10... И опять - уже в который раз! - самолеты. Как тяжело в двадцатиградусный мороз, по пояс в снегу, в огне разрывов, в свисте осколков, кровавя снег, хрипло крича "ура!", поспешая за махинами танков, наступать пехоте! Ведь сегодня сотни сибиряков и уральцев из свежего пополнения впервые в своей жизни идут в атаку!.. Политруки и командиры тоже не все обстреляны, легко ли им подавать пример? Но идут... Идут!..
Седаш передает мне трубку:
- Послушайте, как звукостанция гудит! Не хуже, чем самолеты...
Слышу низкий, непрерывный, хоть и деловитый, но кажущийся мне нервным звук...
А Седаш, узнав, что танки втянулись в Погостье, снова сыплет вопросами о степени огневого воздействия противника и ругает Алексанова:
- Почему такие вопросы задаешь? Я не знаю, чт ваши передовые наблюдатели там знают, я требую о т в а с доклада по следующим трем вопросам: где танки, пехота, как наши?
Сейчас 10.22. Ждем от танков сигнала "5-5-5". Это будет означать, что они достигли первого рубежа и что огонь артиллерии надо переносить по второму рубежу. А первый рубеж - сразу за слиянием реки Мги и ручья Дубок. Следующие рубежи - в направлении на Веняголово. После того как будет достигнут пятый рубеж (Веняголово), танки должны пойти к западу по дороге, а артиллерия - переносить огневые позиции вперед...
10.26. Седаш сообщает мне:
- Танки в обход деревни пошли, по западной окраине, и пехота за ними идет. Немцы отвечают только пулеметно-автоматным огнем из леса.
Вот если бы мне пришлось в овчинном полушубке, в валенках, с тяжелой амуницией, с винтовкой в руке двигаться по пояс, а то и по плечи в снегу, шагать, ложиться, ползти, вставать, делать перебежки и снова падать, ползти, идти... Даже если б я подавил мой страх ясным сознанием, что бояться нечего, потому что ведь все равно я ради долга жизни и д у н а с м е р т ь! И страха б не стало. И может быть, даже меня охватил бы тот особенный восторг отрешенности от всего земного, какой возникает только в атаке... Но и тогда - на какой путь хватило бы моих ф и з и ч е с к и х сил? На километр? На два? И мог ли бы я выйти хоть за южный край стертой с лица земли деревни Погостье?
Но мне раздумывать некогда. Внимание мое опять привлечено к голосу Седаша:
- Один немецкий танк горит! Так... А откуда артиллерийский огонь? Из какого района? Из тылов... А из какого района из тылов? Тылы можно считать до Берлина, а ваши глаза что делают?
Ровный голос Седаша, его тон, суровый, неизменно спокойный, невозмутимый, мне теперь запомнятся на всю жизнь! Как хорошо, что его математически точное мышление помогает всем артиллеристам полка действовать с таким же спокойствием!
Сейчас 10 часов 40 минут. Первый эшелон танков прошел полностью линию железной дороги, подошел к южной границе деревни Погостье. Второй эшелон в бой еще не введен. Тяжелая артиллерия теперь ждет вызова огня танками. За час пятнадцать минут боя танки КВ прошли один километр. Медленность их продвижения объясняется исключительно тяжелыми естественными условиями местности: в глубоком снегу танки то проваливаются, проламывая лед, в болото, то выбираются из него, ползут, преодолевая природные и искусственные препятствия...
10 часов 45 минут
Седаш, дав нужные команды, сообщает мне, что первый эшелон танков с пехотой достиг опушки леса за южной окраиной деревни Погостье. Второй эшелон выступил, переходит железную дорогу.
В землянке нас двое - Седаш и я. На столе перед Седашем карта, на ней таблица огня и блокнот, часы, снятые с руки, и таблица позывных. В блокнот Седаш красным и синим карандашом заносит основные моменты боя. Сидит он в шапке, в гимнастерке на нарах, не отрывая от уха телефонной трубки. На столе еще пистолет ТТ Седаша, без кобуры, мои карта, махорка, часы и эта тетрадь. Стол покрыт вместо скатерти газетами "В решительный бой". Мне жарко в меховой безрукавке, за спиной моей - печурка, пышущая жаром. Над столом свет аккумуляторной лампочки. В щели двери пробивается белый-белый дневной свет. В землянке слышны непрерывные звуки выстрелов ближайших к нам орудий (дальние не слышны), да полыханье пламени в печке, да гол ос Седаша - в телефон, да изредка попискивание телефонного аппарата. Но все это только усугубляет впечатление тишины. Я снял безрукавку, расстегнул воротник. Седаш прилег на минуту на нары и опять (уже - 10.57) выспрашивает: "Откуда работает противник?.."
Входит Ткачук с огромной вязанкой смолистых дров. За ним промерзший комиссар Козлов:
- Интересно! Когда наша артиллерия стала крыть, все у него молчало. Самолеты наши пикируют, гудят, и там у него ничего не слышно, ни одного выстрела. А теперь огрызаться начал - кроет сюда!..
11.00
Седаш получил и записал новую цель: No 417, координаты 08-370, повторил: "Батарея икс-08-370, 14-165!" Тут же передал данные на "Иртыш" Дармину, коротко приказал:
Подавить ее!.. Да, да, да... Все!
Сообщил Козлову, скинувшему у печки полушубок, и мне:
- Эта цель четыреста семнадцать - двухорудийная батарея стопятидесятимиллиметровых. Она находится за первым рубежом, в опушечке, около дороги на Веняголово... Слышите? Туда Дармин работает сейчас.
11.20
Выясняется (и Седаш докладывает об этом Дорофееву), что "вторые ноги Мартынчука с коробками" втянулись в деревню Погостье, а передовые роты дивизии с головными танками просят прочесать огнем район от первого до второго рубежа.
Доносятся: два, два, два - Дармин бьет туда всеми батареями дивизиона. Седаш просит "Воронеж" - звукометрическую станцию - "направить уши на четыреста семнадцатую":
- Туда еще даю налет, определить, что получится!..
По цели No 417, по мешающей наступать вражеской батарее, два выстрела залп. Еще два... Еще два... Время - 11.24... Два... Два. Два.
Но звуковзводу этого мало. Он не сумел засечь разрывы и дать их координаты, поэтому просит "для контроля" дать снарядов еще!
Седаш, впервые раздраженный, кладет трубку и презрительно произносит: "Вот сукин сын!" - но тут же приказывает Дармину дать еще три залпа.
11.30
Входит опять уходивший Козлов:
- Лупит крепко по дороге!
Козлова только что едва не убило. И Седаш, отвечая "Волге", слышавшей немецкие разрывы возле нашего КП, докладывает: "Да, начинает бросать понемногу!" На вопрос о танках сообщает: "Слышно, как ихний батальонный передает команды, но что ему нужно - не передает!.."
11.55
Координаты цели No 417 выверены; Дармин сообщает, что один его телефонист ранен, и Седаш спрашивает: "Вы его вынесли оттуда?.. Вынесли!.. Хорошо!.." А Михайленко ("Амба") докладывает Седашу, что у одного из танков КВ подбита гусеница... Седаш слушает какие-то телефонные разговоры, лицо его выражает недоумение. Молчит. Что-то неладно?
Я не знаю, что происходит там, на пути пехоты. Движутся ли вперед или залегли, обессилев? Что-то уж очень вдруг стало тихо... Не должно быть так тихо при наступлении!..
Перед моими глазами - те, кто за минувшие два-три часа остался лежать в глубоком, изрытом снегу. Разгоряченный, усталый, упорно стремившийся вперед, а сейчас схваченный морозом и уже заледеневший боец, политрук, командир... Сколько их, таких, осталось позади танков?
На металле сжимаемого в руках оружия еще белеет кристаллизованный пар их дыхания, а их самих уже нет: они выполнили свой долг перед Родиной до конца! Сегодня ночью похоронные команды, углубив взрывами фугасов мерзлую землю воронок, предадут их земле, и живые навсегда назовут их героями Отечественной войны, павшими... (Мы знаем эти печально-торжественные слова, которых каждый из нас, воинов Красной Армии, может оказаться достоин!)
Как все в этом мире скоротечно и просто!..
Но и сегодня, и завтра, и впредь - всегда окажется очень много живых, которые продолжат путь своих товарищей, что бы ни случилось! - пройдут вперед еще километр, и два, и пять, и так пятьсот, тысячу, сколько ни есть этих огромных километров от таких вот маленьких, как наше Погостье, станций до большой конечной станции маршрута Победы - до просящего пощады Берлина! Дойдут!..
А что же все-таки с е й ч а с делается там, за опушкой этого белого, солнечного леса, за насыпью железной дороги?..
ПОЛОЖЕНИЕ В ВЕНЯГОЛОВЕ
Около 16 часов 3-й дивизион сообщил уловленные им приказы по радио, передаваемые танкам КВ: "Осадчему, Рыбакову, Попкову и Паладину: двигаться на Веняголово. Радисты, давайте сигналы. Сообщите обстановку, сведений не имеем". Второй: "48-43. Выходить всем на дорогу и двигаться на Веняголово. Наши - там..."
По дополнительным сведениям, в Веняголове уже находится и штаб 1-го батальона танков. Пехота, однако, еще в Погостье, во всяком случае, точных сведений о ее продвижении к Веняголову нет. А перед тем было уловлено еще сообщение: "Три танка КВ прошли немецкие блиндажи. Пехота позади них в четырехстах метрах. Немцы, засев в блиндажах, препятствуют ее продвижению. Три танка КВ действуют против этих блиндажей с их тыла".
Все эти сведения майором и комиссаром уточнялись, проверялись и передавались командованию. В общем, наступление идет хорошо, но пехота отстает.
Седаш слышит приказ: выслать для ввода в действие по Веняголову "большую марусю" и "ее сестренку малую"...
Бить реактивными по Веняголову? Как же так? Ведь туда вошли наши танки! И, возможно, уже пехота?.. Седаш докладывает начальству:
- Действия "большой маруси", которая должна играть в районе Веняголова и кладбища, надобно задержать!.. Да... Потому что положение на этом участке неясное... Чтобы не поцеловала своих!..
Оказывается, этот вопрос решает сейчас "самый главный хозяин": начальник артиллерии Дорофеев пошел к Фенюнинскому...
В итоге всех выяснений - картина такова.
Головные танки КВ действительно прорвались в Веняголово. За ними, значительно отставая, двигались передовые батальоны пехоты. Упорно и храбро стрелковые роты переходили в атаки, гнали немцев - только вчера занявший здесь оборону свежий, 25-й немецкий пехотный полк. Этот полк побежал, бросая оружие. Тем временем вторые эшелоны наших танков и пехота дрались, расширяя прорыв южнее Погостья. На звездовидной полянке западнее Погостья захвачена целиком минометная батарея, восточнее - батарея 75-миллиметровых орудий. Еще два самоходных орудия. Захвачено знамя полка. Только что взяты ротные минометы, подобрано много автоматов, ручного оружия ("побитых немцев - как муравьев!").
Но на пути нашей пехоты к Веняголову внезапно появились крупные свежие немецкие подкрепления: подошли 1-я немецкая дивизия и еще один полк. Сразу заняли оставленный было 25-м полком рубеж обороны и значительно перевесив наши силы, сейчас накапливаются в районе Веняголова и кладбища, готовятся оттуда контратаковать наши уже ослабевшие после дня наступления батальоны.
Прорвавшимся в Веняголово нашим танкам КВ, которые без поддержки пехоты удержать село не могут, приказано отойти к рубежу, достигнутому и удерживаемому пехотой...
Весь день до вечера бой продолжается: налеты вражеской авиации, огонь по Веняголову всеми орудиями полка Седаша, усиленный "поцелуями" реактивных минометов; новые атаки танков и пехоты, которыми очищены от немцев район ручья Дубок и южная окраина деревни Погостье...
- Сейчас наступает вечер, - дает распоряжение Седаш, - посылайте связных во все полки, уточните их расположение, выясните обстановку!
И беседует со мной и Козловым:
- Ну, все-таки вышли на ручей Дубок! Завтра будут двигаться дальше. Если бы была луна, могли бы и ночью действовать, но надо и отдохнуть!.. А в общем сразу хорошее впечатление на немцев: только к ним пришло пополнение, и вот его сразу бьют и гонят!
Итоги дня окончательно определятся ночью, когда между полками занявшими новые позиции, будет установлена связь.. За день клин углублен километра на два, и фронт, оставив позади южную окраину деревни Погостье, раздвинулся от устья ручья Дубок к отметке 55,0. С основных укрепленных позиций немцы сбиты. Слабая активность соседней, 8-й армии, имеющей направление на Березовку (десять километров к западу от Погостья), привела к тому, что артиллерия противника, расположенная там, била не по 8-й армии, а фланговым огнем по частям 54-й, действующим в районе Погостья. Только два этих района - Березовка да Погостье - Веняголово - и остаются сейчас основными опорными участками немцев на здешнем секторе фронта...
НА ВТОРОЙ ДЕНЬ
17 февраля. КП 883-го артполка
Потери в полку за вчерашний день таковы: убито двое, ранено двое и один контужен, все - бойцы, связисты. Да и вообще с нашей стороны потери вчера невелики. У немцев потери большие, в одном только Погостье - несколько сот трупов.
За ночь 1-й дивизион дал двадцать четыре снаряда по Веняголову и кладбищу, выполняя заказ пехоты. Разведка доносит, что немцы оттуда бегут. На сегодня задача полку - обеспечить действия 198-й стрелковой дивизии Мартынчука в ее наступлении на Веняголово. За ночь пехота продвинулась вперед и сейчас находится в двух километрах от Веняголова.
...В девять утра танки опять пошли в наступление. В один из них с приглашения командира 124-й танковой бригады полковника Родина и по приказанию Седаша сел разведчик-артиллерист старший лейтенант Коротков, - ну конечно же Коротков, который всегда впереди!
Седаш решил пока не передвигать свой полк вперед - дальнобойности его пушкам еще хватит.
- Сегодня семнадцатое! - говорит Седаш и задумчиво прибавляет: - Шесть дней осталось. Эти шесть дней должны внести какое-то изменение в жизнь полка и вообще в обстановку! Интуиция мне подсказывает!
Именно так все здесь считают дни, ставшиеся до 24-й годовщины Красной Армии. Ждут за эти дни решения важнейших боевых задач, сокрушения врага на всем участке фронта, результатов начатого вчера наступления, - столь долгожданного!
Приехал Михайленко. Делится впечатлениями - о пехоте, которая вчера вначале шла в рост, о танках...
- Там, главное, танкам нашлась работа! Часть осталась на южной окраине Погостья, часть дошла до стыка рек, часть - еще дальше... И везде вели борьбу с блиндажами по восемь накатов! КВ пройдет, развернется на блиндаже и... не провалится!
- Ясно, - замечает Седаш, - их не возьмешь ничем, кроме как выкуривать из каждого блиндажа!
- В одиннадцать часов вечера, - продолжает Михайленко, - выслали танкисты разведку - найти свои передние танки, взять в них донесения и представителя, чтоб направить к машинам горючее и боеприпасы... Что это?.. Разрывы! Где?
Разрывы немецких снарядов поблизости. Немец обстреливает дорогу. Михайленко продолжает:
- Ну, я послушал танкистов! Командир танковой роты Большаков! Если даже он на шестьдесят процентов врет, и то большая работа сделана! Ну, однако, он не врал! На него самолеты налетели, пулеметным огнем вывели орудие его танка. Ему пришлось вернуть эту машину, он сел в другую. Прошел вглубь, за Погостье. Раздавил и разбил семнадцать землянок. Оттуда выкурил не меньше двухсот человек!
- А пехота, - замечает Козлов, - вооружилась вся немецкими автоматами. Пехотный двадцать пятый полк. Крепко мы его покрошили!
- Полчок! - усмехается Михайленко.
Козлов произносит с ядом:
- Громаднейшее продвижение сделала одиннадцатая дивизия! Заняла целый блиндаж и не могла свой батальон выручить! Плохо у них получается!
Он иронизирует. Но 11-я дивизия ведет наступательные бои с середины января, так поредела, что трудно на нее рассчитывать! Михайленко продолжает:
Один КВ сожгли все-таки немцы. Сгорел. Часть экипажа выскочила, часть сгорела... Сорок процентов танков к концу боя неисправны по техническим причинам. Там у кого гусеница, у кого насос, у кого еще что-нибудь... К утру все восстановили.
Самолеты немецкие? Вот когда штурмовая налетела, вывела пулеметами людей. Возле одной кухни двух убило, шестерых ранило... А что бомбы? Это ничего, никакого они ущерба не принесли... Ну, так это, может быть, запугать кого! Несколько машин покалечили - и все! А вот штурмовая внезапно налетела, эта вот принесла ущерб...
...К полудню становится тихо. Бой затихает, - и не только для артиллеристов Седаша, к которым заявки на огонь почти не поступают: наше наступление приостановилось...
Весь разговор с Михайленко происходит, пока он завтракает. Ему и спать не пришлось. Но ему хочется поделиться мыслями с Седашем и Козловым. Он расстилает перед нами карту:
- Немцы отходят не на Веняголово, а на фланг, в лес. Может быть, вчера просто прятались в лес от танков?.. А может быть, план был такой - отступать на восток? Южнее высоты пятьдесят пять ноль на восток отходили.
Седаш говорит очень медленно и задумчиво:
- Беспокоят фланги! Восточный особенно! Что там? Двести пятнадцатая, сто восемьдесят пятая, одиннадцатая, триста одиннадцатая. А западный меньше беспокоит: там восьмая армия. Теперь еще надо взломать фланги!.. М-да, эти фланги! Везде у нас эти фланги!
Седаш молчит. Но его карандаш, разгуливая по карте, лучше слов передает его мысли. Карандаш обводит кружочками и перечеркивает взятые нами 6 декабря опорные пункты и узлы сопротивления немцев - Падрило, Влою, Опсалу, Оломну... Вся тактика обороны немцев на нашем фронте построена на создании и укреплении таких узлов сопротивления. А между ними - войск почти нет.
Карандаш Седаша то, скользя глубоким обходом, оставляет одни из таких пунктов у нас в тылу, то упрямо долбит острым грифелем по другим. Точно так, как ставятся задачи нашим стрелковым дивизиям! Там, где смело обойденные и оставленные нами в своем тылу немецкие гарнизоны мы блокировали, там они не помешали нашему общему наступлению, а гарнизоны были уничтожены нашими вторыми эшелонами... И напротив: там, где стрелковые наши дивизии старались брать узы сопротивления в лоб, мы тратили на это много сил и времени. Мы их брали в конце концов, но потеряв темп наступления, а это значило, что немцы, успев подтянуть резервы, засыпали вклинившуюся нашу пехоту с флангов сильнейшим артиллерийским и пулеметным огнем... И, едва закрепившиеся, скованные борьбою в лоб, наши части несли большие потери...
Погостье мы брали в лоб с января. Вчера и сегодня мы пытаемся в лоб взять Веняголово. И все трое сейчас мы глядим на многоречивый карандаш майора Седаша. И как бы вскользь брошенные им слова: "Беспокоят фланги!" представляются мне исполненными глубокого тактического смысла!
В 8 часов 40 минут танки вышли на и сходное положение. Пехота подтягивается. Погода ясная, мороз двадцать градусов.
Тишина! Полная тишина в лесу. В 9 часов заговорит весь лес. У Луппо и Дармина все в порядке - готово. Алексанов успеет, конечно, тоже.
Начальник штаба артиллерии армии генерал-майор Березинский только что говорил с Федюнинским: связь порвана, приходится пользоваться нашей (883-го полка). И командующий включился в провод, мешая Седашу говорить с дивизионами. Но Седаш, выжидая свободные минуты, все-таки, разговаривает.
Из дальнейших переговоров, команд, вопросов, докладов я понимаю, что от Федюнинского получено приказание всем танкам работать на дивизию Щербакова, а стрелковой дивизии Биякова оставить два-три танка.
Михайленко, сидящий наблюдателем в штабе танковой бригады, докладывает Седашу, где сейчас находятся танки. Седаш спрашивает, перешли ли "ленточку" (насыпь железной дороги), ибо "уже время выходит":
- Какое у вас время?.. Девять часов пятнадцать минут с половиной сейчас?.. Есть! Есть!.. Девять четырнадцать - на минуту отведем!.. Маленькие трубы начали работать?.. Уже работают?.. Ясно!
Разговор идет с выносным пунктом управления - начальником артиллерии армии генералом Дорофеевым. Потом Седаш связывает "главного хозяина" Федюнинского с Волковым ("Утесом"), потом с Мясоедовым (штабом стрелковой дивизии?), потом пытается через Михайленко связать с ведущим в бой танки командиром бригады полковником Родиным. Получив приказание Дорофеева отложить налет на десять минут и передать это Гусакову, Седаш повторяет его слова своему непосредственному начальству, заместителю начальника штаба артиллерии:
- "Волга"? Товарищ Гусаков, это Седаш докладывает. Все относится на десять минут позднее. Это налет. Переносится на девять тридцать. Точно!.. У меня все!
Слышны выстрелы. Это работают легкие орудия. Все командиры дивизионов, сидя на проводе, слышали приказание отложить налет на десять минут, поэтому тяжелые пушки-гаубицы молчат. А если бы связь прервалась, то снаряды полетели бы, как было условлено, в 9.20.
- Алексанов! - продолжает Седаш. - Команду "Огонь" не подавать!
Седаш оборачивается ко мне:
- А вот легкие передают: огневой налет откладывают на десять минут, а уже девять двадцать шесть, - значит, не в девять тридцать, а позже начнут!
И продолжает в трубку:
- "Енисей"! Приготовиться!.. Луппо, почему телефонист не проверяет, что я говорю?.. "Барнаул"! Приготовиться!.. "Иртыш", приготовиться! "Амба"? Где "пятнадцатый"?
"Пятнадцатый" - это Михайленко... Скоро артиллеристы, потом авиация, потом "маруся" начнут говорить. Мысли всех людей армии слились сейчас в едином напряжении. Какая взрывная сила в этой сдерживаемой незримой энергии!
В НАСТУПЛЕНИЕ!
- "Барнаул"! У вас заряжено?.. Почему?.. Зарядить немедленно!..
Ах этот Алексанов! Он как ребенок сегодня, все ему нужно подсказывать. С утра наблюдаю я беспокойство Седаша за него! Седаш продолжает:
- Волков! Спросите хозяина! Остается одна минута. Дальше не переносится?.. Нет? "Иртыш", "Барнаул", "Енисей"! Осталась одна минута... Осталось полминуты... Все разговоры прекратить! Слушайте только!.. Что слышно от коробок?.. Хорошо... Десять секунд!.. Огонь! "Енисей", "Барнаул", "Иртыш", - о г о н ь!
Два... два... два - три двойных залпа. Гул прокатывается по лесу, и немедленно снова залпы: два, два, два!.. Седаш перед трубкой, освещенный пламенем печки, сам словно отлит из металла:
- Дайте "Море", "Утес"!..
Внимательно слушает голос начальника артиллерии армии Дорофеева.
Два выстрела, два, два - опять залпы тяжелых, от которых гудит лес, и далекие - легкие (значит, начали вовремя!). Седаш слушает и говорит:
- Алексанов, выполняйте, что там у вас написано, и все! Вам - с девяти тридцати четырех должен быть налет. Обязательно!
9 часов 34 минуты. Слышно гуденье самолетов.
- "Барнаул"! Вам без передышки нужно бить десять минут! Все! "Енисей"! Луппо! Почему я вызываю три раза? Вы огонь ведете?
Седаш куда-то уходит. Я в землянке остаюсь один. Телефоны молчат. Залпы слышны беспрерывно. Шум начавшегося сражения ходит волнами, как прибой. Самолеты гудят, обрабатывая бомбами передний край противника. Все виды снарядов и мин перепахивают и взрыхляют вражеские траншеи, блиндажи, дзоты, ходы сообщения... Гусеницы рванувшихся с исходных позиций танков взвивают глубокий снег... Напряжение готовых кинуться в атаку за танками пехотинцев достигло предела...
...Два-два, два-два... - бесконечной чередой, словно содрогая толчками самое небо, множатся наши залпы.
Захотелось и мне подышать морозным воздухом. Выходил, прошелся по тропинке. Солнце ярко светит, пронизывая лучами снежный лес, освещая дымки, соющиеся от землянок и кухонь. Лес наполнен звуками залпов, - в торжественные эти минуты к работе наших орудий прислушивается каждый.
Вхожу в землянку и слышу голос Седаша:
- Западнее моста? Сколько?.. "Енисей", "Барнаул"! Доложите о готовности по первому рубежу!
- Клюет! - говорит Ткачук, возясь у печки. Он солдат опытный: раз "по первому рубежу", значит, все у нас от исходных позиций пошло вперед - и батальон головных танков КВ, и за ними пехота...
Десять минут прошло, наши батареи налет кончили!
А Седаш оборачивается ко мне, в его глазах несказанное удовлетворение:
- Все в порядке! Дело пошло!
Время - 9.45. Седаш приказывает: "Восемнадцать гранат, по шесть на "огород"!" - то есть на батарею: значит, полк даст по первому рубежу пятьдесят четыре снаряда...
- Алексанов! Какой силы сигнал от коробочек получили? Нету? Хорошо!..
И опять:
- "Енисей"! Что передают танки? Они слышат вашу музыку?.. Противник оказывает какое-нибудь сопротивление? Там все в дыму сейчас?.. Ясно!..
Картина наступления танков мне так ясна, будто я своими глазами вижу, как, окутываясь белыми облаками взвитого снега, танки, сами выбеленные, как снег, покинули опушку маскировавшего их леса, перевалились через наши траншеи, пересекли в минуты нашего налета, прижавшего немца к земле, узкую полосу поляны и затем, уже в шквалах немецких разрывов, вскарабкались чуть западнее руин станции Погостье на железнодорожную насыпь, пересекли эту "ленточку" и сейчас проламывают вражескую, охваченную дымом и пламенем, оборону...
- "Барнаул"! Что там передают передовые?.. Откуда?.. Что?.. Танки подали команду: "Развернуться, следуй за мной"? Значит, пехота может разворачиваться цепью, шагать дальше по пояс в снегу, за бронею танков...
Седаш непрерывно выспрашивает Михайленко и свои дивизионы о том, что передают танки. Слушает напряженно и после паузы кому-то докладывает:
- Я слышу!.. Часть перешла "ленточку". Сейчас все в дыму и ничего не видно. Продвигаются вперед... Луппо! Не мешайте! Чего вклиниваться! Вы слушаете, что будут танки говорить? Он будет передавать, положим, три пятерки, а что это означает, Луппо?.. Танки, значит, вышли на этот рубеж!.. По рубежам - три четверки! Если передадут три четверки?.. Так, хорошо!
Седаш обращается ко мне:
- Неужели и тридцать КВ ничего не сделают? В смысле проходимости?
9 часов 55 минут... 9 часов 57 минут... 10.00... Напряженно слежу за ходом боя и записываю каждое слово Седаша, каждую новость. И о том, где в данную минуту "ноги" (пехота), и о том, как гудят, приближаясь, и проходят мимо, и опять бомбят врага самолеты, и даже как сосредоточенно лицо вестового Ткачука, пришивающего пуговицу к ватнику и определяющего на слух, каково положение на поле боя...
И уже 10.08... И 10.10... И опять - уже в который раз! - самолеты. Как тяжело в двадцатиградусный мороз, по пояс в снегу, в огне разрывов, в свисте осколков, кровавя снег, хрипло крича "ура!", поспешая за махинами танков, наступать пехоте! Ведь сегодня сотни сибиряков и уральцев из свежего пополнения впервые в своей жизни идут в атаку!.. Политруки и командиры тоже не все обстреляны, легко ли им подавать пример? Но идут... Идут!..
Седаш передает мне трубку:
- Послушайте, как звукостанция гудит! Не хуже, чем самолеты...
Слышу низкий, непрерывный, хоть и деловитый, но кажущийся мне нервным звук...
А Седаш, узнав, что танки втянулись в Погостье, снова сыплет вопросами о степени огневого воздействия противника и ругает Алексанова:
- Почему такие вопросы задаешь? Я не знаю, чт ваши передовые наблюдатели там знают, я требую о т в а с доклада по следующим трем вопросам: где танки, пехота, как наши?
Сейчас 10.22. Ждем от танков сигнала "5-5-5". Это будет означать, что они достигли первого рубежа и что огонь артиллерии надо переносить по второму рубежу. А первый рубеж - сразу за слиянием реки Мги и ручья Дубок. Следующие рубежи - в направлении на Веняголово. После того как будет достигнут пятый рубеж (Веняголово), танки должны пойти к западу по дороге, а артиллерия - переносить огневые позиции вперед...
10.26. Седаш сообщает мне:
- Танки в обход деревни пошли, по западной окраине, и пехота за ними идет. Немцы отвечают только пулеметно-автоматным огнем из леса.
Вот если бы мне пришлось в овчинном полушубке, в валенках, с тяжелой амуницией, с винтовкой в руке двигаться по пояс, а то и по плечи в снегу, шагать, ложиться, ползти, вставать, делать перебежки и снова падать, ползти, идти... Даже если б я подавил мой страх ясным сознанием, что бояться нечего, потому что ведь все равно я ради долга жизни и д у н а с м е р т ь! И страха б не стало. И может быть, даже меня охватил бы тот особенный восторг отрешенности от всего земного, какой возникает только в атаке... Но и тогда - на какой путь хватило бы моих ф и з и ч е с к и х сил? На километр? На два? И мог ли бы я выйти хоть за южный край стертой с лица земли деревни Погостье?
Но мне раздумывать некогда. Внимание мое опять привлечено к голосу Седаша:
- Один немецкий танк горит! Так... А откуда артиллерийский огонь? Из какого района? Из тылов... А из какого района из тылов? Тылы можно считать до Берлина, а ваши глаза что делают?
Ровный голос Седаша, его тон, суровый, неизменно спокойный, невозмутимый, мне теперь запомнятся на всю жизнь! Как хорошо, что его математически точное мышление помогает всем артиллеристам полка действовать с таким же спокойствием!
Сейчас 10 часов 40 минут. Первый эшелон танков прошел полностью линию железной дороги, подошел к южной границе деревни Погостье. Второй эшелон в бой еще не введен. Тяжелая артиллерия теперь ждет вызова огня танками. За час пятнадцать минут боя танки КВ прошли один километр. Медленность их продвижения объясняется исключительно тяжелыми естественными условиями местности: в глубоком снегу танки то проваливаются, проламывая лед, в болото, то выбираются из него, ползут, преодолевая природные и искусственные препятствия...
10 часов 45 минут
Седаш, дав нужные команды, сообщает мне, что первый эшелон танков с пехотой достиг опушки леса за южной окраиной деревни Погостье. Второй эшелон выступил, переходит железную дорогу.
В землянке нас двое - Седаш и я. На столе перед Седашем карта, на ней таблица огня и блокнот, часы, снятые с руки, и таблица позывных. В блокнот Седаш красным и синим карандашом заносит основные моменты боя. Сидит он в шапке, в гимнастерке на нарах, не отрывая от уха телефонной трубки. На столе еще пистолет ТТ Седаша, без кобуры, мои карта, махорка, часы и эта тетрадь. Стол покрыт вместо скатерти газетами "В решительный бой". Мне жарко в меховой безрукавке, за спиной моей - печурка, пышущая жаром. Над столом свет аккумуляторной лампочки. В щели двери пробивается белый-белый дневной свет. В землянке слышны непрерывные звуки выстрелов ближайших к нам орудий (дальние не слышны), да полыханье пламени в печке, да гол ос Седаша - в телефон, да изредка попискивание телефонного аппарата. Но все это только усугубляет впечатление тишины. Я снял безрукавку, расстегнул воротник. Седаш прилег на минуту на нары и опять (уже - 10.57) выспрашивает: "Откуда работает противник?.."
Входит Ткачук с огромной вязанкой смолистых дров. За ним промерзший комиссар Козлов:
- Интересно! Когда наша артиллерия стала крыть, все у него молчало. Самолеты наши пикируют, гудят, и там у него ничего не слышно, ни одного выстрела. А теперь огрызаться начал - кроет сюда!..
11.00
Седаш получил и записал новую цель: No 417, координаты 08-370, повторил: "Батарея икс-08-370, 14-165!" Тут же передал данные на "Иртыш" Дармину, коротко приказал:
Подавить ее!.. Да, да, да... Все!
Сообщил Козлову, скинувшему у печки полушубок, и мне:
- Эта цель четыреста семнадцать - двухорудийная батарея стопятидесятимиллиметровых. Она находится за первым рубежом, в опушечке, около дороги на Веняголово... Слышите? Туда Дармин работает сейчас.
11.20
Выясняется (и Седаш докладывает об этом Дорофееву), что "вторые ноги Мартынчука с коробками" втянулись в деревню Погостье, а передовые роты дивизии с головными танками просят прочесать огнем район от первого до второго рубежа.
Доносятся: два, два, два - Дармин бьет туда всеми батареями дивизиона. Седаш просит "Воронеж" - звукометрическую станцию - "направить уши на четыреста семнадцатую":
- Туда еще даю налет, определить, что получится!..
По цели No 417, по мешающей наступать вражеской батарее, два выстрела залп. Еще два... Еще два... Время - 11.24... Два... Два. Два.
Но звуковзводу этого мало. Он не сумел засечь разрывы и дать их координаты, поэтому просит "для контроля" дать снарядов еще!
Седаш, впервые раздраженный, кладет трубку и презрительно произносит: "Вот сукин сын!" - но тут же приказывает Дармину дать еще три залпа.
11.30
Входит опять уходивший Козлов:
- Лупит крепко по дороге!
Козлова только что едва не убило. И Седаш, отвечая "Волге", слышавшей немецкие разрывы возле нашего КП, докладывает: "Да, начинает бросать понемногу!" На вопрос о танках сообщает: "Слышно, как ихний батальонный передает команды, но что ему нужно - не передает!.."
11.55
Координаты цели No 417 выверены; Дармин сообщает, что один его телефонист ранен, и Седаш спрашивает: "Вы его вынесли оттуда?.. Вынесли!.. Хорошо!.." А Михайленко ("Амба") докладывает Седашу, что у одного из танков КВ подбита гусеница... Седаш слушает какие-то телефонные разговоры, лицо его выражает недоумение. Молчит. Что-то неладно?
Я не знаю, что происходит там, на пути пехоты. Движутся ли вперед или залегли, обессилев? Что-то уж очень вдруг стало тихо... Не должно быть так тихо при наступлении!..
Перед моими глазами - те, кто за минувшие два-три часа остался лежать в глубоком, изрытом снегу. Разгоряченный, усталый, упорно стремившийся вперед, а сейчас схваченный морозом и уже заледеневший боец, политрук, командир... Сколько их, таких, осталось позади танков?
На металле сжимаемого в руках оружия еще белеет кристаллизованный пар их дыхания, а их самих уже нет: они выполнили свой долг перед Родиной до конца! Сегодня ночью похоронные команды, углубив взрывами фугасов мерзлую землю воронок, предадут их земле, и живые навсегда назовут их героями Отечественной войны, павшими... (Мы знаем эти печально-торжественные слова, которых каждый из нас, воинов Красной Армии, может оказаться достоин!)
Как все в этом мире скоротечно и просто!..
Но и сегодня, и завтра, и впредь - всегда окажется очень много живых, которые продолжат путь своих товарищей, что бы ни случилось! - пройдут вперед еще километр, и два, и пять, и так пятьсот, тысячу, сколько ни есть этих огромных километров от таких вот маленьких, как наше Погостье, станций до большой конечной станции маршрута Победы - до просящего пощады Берлина! Дойдут!..
А что же все-таки с е й ч а с делается там, за опушкой этого белого, солнечного леса, за насыпью железной дороги?..
ПОЛОЖЕНИЕ В ВЕНЯГОЛОВЕ
Около 16 часов 3-й дивизион сообщил уловленные им приказы по радио, передаваемые танкам КВ: "Осадчему, Рыбакову, Попкову и Паладину: двигаться на Веняголово. Радисты, давайте сигналы. Сообщите обстановку, сведений не имеем". Второй: "48-43. Выходить всем на дорогу и двигаться на Веняголово. Наши - там..."
По дополнительным сведениям, в Веняголове уже находится и штаб 1-го батальона танков. Пехота, однако, еще в Погостье, во всяком случае, точных сведений о ее продвижении к Веняголову нет. А перед тем было уловлено еще сообщение: "Три танка КВ прошли немецкие блиндажи. Пехота позади них в четырехстах метрах. Немцы, засев в блиндажах, препятствуют ее продвижению. Три танка КВ действуют против этих блиндажей с их тыла".
Все эти сведения майором и комиссаром уточнялись, проверялись и передавались командованию. В общем, наступление идет хорошо, но пехота отстает.
Седаш слышит приказ: выслать для ввода в действие по Веняголову "большую марусю" и "ее сестренку малую"...
Бить реактивными по Веняголову? Как же так? Ведь туда вошли наши танки! И, возможно, уже пехота?.. Седаш докладывает начальству:
- Действия "большой маруси", которая должна играть в районе Веняголова и кладбища, надобно задержать!.. Да... Потому что положение на этом участке неясное... Чтобы не поцеловала своих!..
Оказывается, этот вопрос решает сейчас "самый главный хозяин": начальник артиллерии Дорофеев пошел к Фенюнинскому...
В итоге всех выяснений - картина такова.
Головные танки КВ действительно прорвались в Веняголово. За ними, значительно отставая, двигались передовые батальоны пехоты. Упорно и храбро стрелковые роты переходили в атаки, гнали немцев - только вчера занявший здесь оборону свежий, 25-й немецкий пехотный полк. Этот полк побежал, бросая оружие. Тем временем вторые эшелоны наших танков и пехота дрались, расширяя прорыв южнее Погостья. На звездовидной полянке западнее Погостья захвачена целиком минометная батарея, восточнее - батарея 75-миллиметровых орудий. Еще два самоходных орудия. Захвачено знамя полка. Только что взяты ротные минометы, подобрано много автоматов, ручного оружия ("побитых немцев - как муравьев!").
Но на пути нашей пехоты к Веняголову внезапно появились крупные свежие немецкие подкрепления: подошли 1-я немецкая дивизия и еще один полк. Сразу заняли оставленный было 25-м полком рубеж обороны и значительно перевесив наши силы, сейчас накапливаются в районе Веняголова и кладбища, готовятся оттуда контратаковать наши уже ослабевшие после дня наступления батальоны.
Прорвавшимся в Веняголово нашим танкам КВ, которые без поддержки пехоты удержать село не могут, приказано отойти к рубежу, достигнутому и удерживаемому пехотой...
Весь день до вечера бой продолжается: налеты вражеской авиации, огонь по Веняголову всеми орудиями полка Седаша, усиленный "поцелуями" реактивных минометов; новые атаки танков и пехоты, которыми очищены от немцев район ручья Дубок и южная окраина деревни Погостье...
- Сейчас наступает вечер, - дает распоряжение Седаш, - посылайте связных во все полки, уточните их расположение, выясните обстановку!
И беседует со мной и Козловым:
- Ну, все-таки вышли на ручей Дубок! Завтра будут двигаться дальше. Если бы была луна, могли бы и ночью действовать, но надо и отдохнуть!.. А в общем сразу хорошее впечатление на немцев: только к ним пришло пополнение, и вот его сразу бьют и гонят!
Итоги дня окончательно определятся ночью, когда между полками занявшими новые позиции, будет установлена связь.. За день клин углублен километра на два, и фронт, оставив позади южную окраину деревни Погостье, раздвинулся от устья ручья Дубок к отметке 55,0. С основных укрепленных позиций немцы сбиты. Слабая активность соседней, 8-й армии, имеющей направление на Березовку (десять километров к западу от Погостья), привела к тому, что артиллерия противника, расположенная там, била не по 8-й армии, а фланговым огнем по частям 54-й, действующим в районе Погостья. Только два этих района - Березовка да Погостье - Веняголово - и остаются сейчас основными опорными участками немцев на здешнем секторе фронта...
НА ВТОРОЙ ДЕНЬ
17 февраля. КП 883-го артполка
Потери в полку за вчерашний день таковы: убито двое, ранено двое и один контужен, все - бойцы, связисты. Да и вообще с нашей стороны потери вчера невелики. У немцев потери большие, в одном только Погостье - несколько сот трупов.
За ночь 1-й дивизион дал двадцать четыре снаряда по Веняголову и кладбищу, выполняя заказ пехоты. Разведка доносит, что немцы оттуда бегут. На сегодня задача полку - обеспечить действия 198-й стрелковой дивизии Мартынчука в ее наступлении на Веняголово. За ночь пехота продвинулась вперед и сейчас находится в двух километрах от Веняголова.
...В девять утра танки опять пошли в наступление. В один из них с приглашения командира 124-й танковой бригады полковника Родина и по приказанию Седаша сел разведчик-артиллерист старший лейтенант Коротков, - ну конечно же Коротков, который всегда впереди!
Седаш решил пока не передвигать свой полк вперед - дальнобойности его пушкам еще хватит.
- Сегодня семнадцатое! - говорит Седаш и задумчиво прибавляет: - Шесть дней осталось. Эти шесть дней должны внести какое-то изменение в жизнь полка и вообще в обстановку! Интуиция мне подсказывает!
Именно так все здесь считают дни, ставшиеся до 24-й годовщины Красной Армии. Ждут за эти дни решения важнейших боевых задач, сокрушения врага на всем участке фронта, результатов начатого вчера наступления, - столь долгожданного!
Приехал Михайленко. Делится впечатлениями - о пехоте, которая вчера вначале шла в рост, о танках...
- Там, главное, танкам нашлась работа! Часть осталась на южной окраине Погостья, часть дошла до стыка рек, часть - еще дальше... И везде вели борьбу с блиндажами по восемь накатов! КВ пройдет, развернется на блиндаже и... не провалится!
- Ясно, - замечает Седаш, - их не возьмешь ничем, кроме как выкуривать из каждого блиндажа!
- В одиннадцать часов вечера, - продолжает Михайленко, - выслали танкисты разведку - найти свои передние танки, взять в них донесения и представителя, чтоб направить к машинам горючее и боеприпасы... Что это?.. Разрывы! Где?
Разрывы немецких снарядов поблизости. Немец обстреливает дорогу. Михайленко продолжает:
- Ну, я послушал танкистов! Командир танковой роты Большаков! Если даже он на шестьдесят процентов врет, и то большая работа сделана! Ну, однако, он не врал! На него самолеты налетели, пулеметным огнем вывели орудие его танка. Ему пришлось вернуть эту машину, он сел в другую. Прошел вглубь, за Погостье. Раздавил и разбил семнадцать землянок. Оттуда выкурил не меньше двухсот человек!
- А пехота, - замечает Козлов, - вооружилась вся немецкими автоматами. Пехотный двадцать пятый полк. Крепко мы его покрошили!
- Полчок! - усмехается Михайленко.
Козлов произносит с ядом:
- Громаднейшее продвижение сделала одиннадцатая дивизия! Заняла целый блиндаж и не могла свой батальон выручить! Плохо у них получается!
Он иронизирует. Но 11-я дивизия ведет наступательные бои с середины января, так поредела, что трудно на нее рассчитывать! Михайленко продолжает:
Один КВ сожгли все-таки немцы. Сгорел. Часть экипажа выскочила, часть сгорела... Сорок процентов танков к концу боя неисправны по техническим причинам. Там у кого гусеница, у кого насос, у кого еще что-нибудь... К утру все восстановили.
Самолеты немецкие? Вот когда штурмовая налетела, вывела пулеметами людей. Возле одной кухни двух убило, шестерых ранило... А что бомбы? Это ничего, никакого они ущерба не принесли... Ну, так это, может быть, запугать кого! Несколько машин покалечили - и все! А вот штурмовая внезапно налетела, эта вот принесла ущерб...
...К полудню становится тихо. Бой затихает, - и не только для артиллеристов Седаша, к которым заявки на огонь почти не поступают: наше наступление приостановилось...
Весь разговор с Михайленко происходит, пока он завтракает. Ему и спать не пришлось. Но ему хочется поделиться мыслями с Седашем и Козловым. Он расстилает перед нами карту:
- Немцы отходят не на Веняголово, а на фланг, в лес. Может быть, вчера просто прятались в лес от танков?.. А может быть, план был такой - отступать на восток? Южнее высоты пятьдесят пять ноль на восток отходили.
Седаш говорит очень медленно и задумчиво:
- Беспокоят фланги! Восточный особенно! Что там? Двести пятнадцатая, сто восемьдесят пятая, одиннадцатая, триста одиннадцатая. А западный меньше беспокоит: там восьмая армия. Теперь еще надо взломать фланги!.. М-да, эти фланги! Везде у нас эти фланги!
Седаш молчит. Но его карандаш, разгуливая по карте, лучше слов передает его мысли. Карандаш обводит кружочками и перечеркивает взятые нами 6 декабря опорные пункты и узлы сопротивления немцев - Падрило, Влою, Опсалу, Оломну... Вся тактика обороны немцев на нашем фронте построена на создании и укреплении таких узлов сопротивления. А между ними - войск почти нет.
Карандаш Седаша то, скользя глубоким обходом, оставляет одни из таких пунктов у нас в тылу, то упрямо долбит острым грифелем по другим. Точно так, как ставятся задачи нашим стрелковым дивизиям! Там, где смело обойденные и оставленные нами в своем тылу немецкие гарнизоны мы блокировали, там они не помешали нашему общему наступлению, а гарнизоны были уничтожены нашими вторыми эшелонами... И напротив: там, где стрелковые наши дивизии старались брать узы сопротивления в лоб, мы тратили на это много сил и времени. Мы их брали в конце концов, но потеряв темп наступления, а это значило, что немцы, успев подтянуть резервы, засыпали вклинившуюся нашу пехоту с флангов сильнейшим артиллерийским и пулеметным огнем... И, едва закрепившиеся, скованные борьбою в лоб, наши части несли большие потери...
Погостье мы брали в лоб с января. Вчера и сегодня мы пытаемся в лоб взять Веняголово. И все трое сейчас мы глядим на многоречивый карандаш майора Седаша. И как бы вскользь брошенные им слова: "Беспокоят фланги!" представляются мне исполненными глубокого тактического смысла!