Лукьяненко Сергей. Новый Дозор

Сергей Лукьяненко
Новый Дозор

   Моим родителям

   Данный текст сомнителен для Дела Света.

Ночной Дозор

   Данный текст сомнителен для Дела Тьмы.

Дневной Дозор

Часть первая
Смутные цели

Пролог

   Старший сержант Дима Пастухов был хорошим полицаем.
   Случалось, конечно, что он воспитывал обнаглевших пьяниц мерами, не предусмотренными уставом, – к примеру, хорошими зуботычинами или пинками. Но только в том случае, когда пьяница всерьез начинал качать права или отказывался следовать в вытрезвитель. Дима не брезговал пятихаткой, вытрясенной у не имеющего регистрации хохла или чурека, – в конце концов, если зарплата полицейского такая нищенская, пусть нарушители платят штраф ему лично. Он ничего не имел против, когда в забегаловках на подотчетной территории ему вместо стаканчика воды наливали рюмочку коньяка, а с сотни давали тысячу рублей сдачи.
   В конце концов, служба есть служба. Она и опасна, и трудна. И на первый взгляд как будто не видна. Должно быть материальное поощрение.
   Но зато Дима никогда не выбивал денег с проституток и сутенеров. Принципиально. Было что-то в воспитании, мешающее этим заниматься. Слегка подвыпивших, но сохранивших рассудок граждан Дима зазря в вытрезвитель не тащил. А узнав о реальном преступлении – не раздумывая бросался в погоню за грабителями, честно искал улики, подавал рапорта о мелких кражах (если пострадавшие настаивали, конечно), старался запомнить лица тех, кого «разыскивает полиция». У него были на счету задержанные, включая настоящего убийцу – зарезавшего вначале любовника жены, что простительно; потом жену, что понятно; а потом бросившегося с ножом на соседа, который и сообщил ему о неверности супруги. Возмущенный такой неблагодарностью сосед заперся в квартире и позвонил в «ноль-два». Приехавший на вызов Пастухов задержал убийцу, бессильно колотящего в железную дверь хилыми, пусть и перемазанными в крови интеллигентскими кулачками, а потом долго боролся с желанием вытащить на лестницу соседа-провокатора и начистить ему физиономию.
   Так что Дима считал себя хорошим полицейским – и был не так уж далек от истины. На фоне некоторых коллег он выглядел прилежным, словно милиционер Свистулькин из старой книжки про Незнайку в Солнечном городе.
   Единственное пятно в служебной биографии Димы относилось к январю девяносто восьмого года, когда он, совсем еще молодой и зеленый, патрулировал вместе с сержантом Каминским район ВДНХ. Каминский был вроде как наставником молодого милиционера (тогда еще они назывались милиционерами, или попросту «ментами», не было ни модного «полицейского», ни обидного «полицая») и этой своей ролью очень гордился. В основном его советы и назидания сводились к тому, как и где можно легко подзаработать. Вот и в тот вечер, увидев спешащего из метро в переход молодого пьяненького мужика (даже в руке у него была початая чекушка дешевой водки), Каминский радостно присвистнул, и напарники двинулись наперехват. По всему было ясно, что пьяница сейчас расстанется с полтинником, а то и со стольником.
   Но что-то не заладилось. Чертовщина какая-то началась. Пьяненький посмотрел на них неожиданно трезвым взглядом (трезвым-то трезвым, только во взгляде было что-то страшноватое, дикое, будто у давно разуверившейся в людях дворовой собаки) и посоветовал напарникам напиться самим.
   И они послушались. Пошли к ларькам (последние годы ельцинского бардака истекали, но водку еще продавали прямо на улице) и, хихикая как ненормальные, купили по бутылочке – такой же, как у пьяницы, подавшего дельный совет. Потом еще по одной. И еще.
   Через три часа их, веселых и остроумных, забрал с улицы свой же патруль – и это спасло Пастухова и Каминского. Влетело им не по-детски, но из милиции все-таки не выперли. Каминский с тех пор совсем завязал и божился, что встречный пьяница был гипнотизером или даже экстрасенсом. Пастухов напраслину на мужика не возводил и пустых догадок не строил. Но запомнил его крепко.
   Исключительно с той целью, чтобы не попадаться на пути.
   То ли дурацкая и позорная пьянка так запомнилась, то ли в Пастухове прорезались неожиданные способности, но через какое-то время он стал замечать и других людей со странными глазами. Для себя Пастухов называл их «волками» и «псами».
   У первых во взгляде было спокойное равнодушие хищника – не злобное, нет, волк задирает овцу без злобы, а скорее даже с любовью. Таких Пастухов просто сторонился, стараясь при этом не привлечь внимания.
   У вторых, больше похожих на давнего молодого пьянчужку, был собачий взгляд. Иногда виноватый, иногда терпеливо-заботливый, иногда грустный. Пастухова смущало только одно: собаки так смотрят не на хозяина, а в лучшем случае на хозяйского детеныша. Поэтому Пастухов сторонился и их тоже.
   Довольно долго это ему удавалось.
 
   Если дети – цветы жизни, то этот ребенок был цветущим кактусом.
   Орать он начал, едва войдя в разошедшиеся двери «Шереметьево D». Красная от злости и стыда мать (очевидно, крик возобновлялся не в первый раз) тащила его за руку – но мальчишка, откинувшись назад, упирался обеими ногами и вопил:
   – Не хочу! Не хочу! Не хочу лететь! Мамочка, не надо! Мамочка, не хочу! Мамочка, самолет упадет!
   Мать отпустила руку – и мальчишка грохнулся на пол, где и остался сидеть: толстый, зареванный, некрасивый ребенок лет десяти, одетый чуть легче, чем следовало бы по московской июньской погоде, – явно полет предстоял в теплые края.
   Метрах в двадцати от них сидящий за столиком кафе мужчина приподнялся, едва не опрокинув недопитую кружку пива. Несколько мгновений смотрел на мальчика и что-то втолковывающую ему мать. Потом сел и негромко сказал:
   – Это ужасно. Это просто кошмар.
   – Я тоже так считаю, – поддержала его молодая женщина, сидевшая напротив. Отставила чашку кофе и неприязненно посмотрела на мальчишку. – Я бы даже сказала – омерзительно.
   – Ну, омерзительного я тут ничего не вижу, – мягко сказал мужчина. – Но что ужасно… это вне всяких сомнений…
   – Лично я… – начала девушка, но умолкла, увидев, что мужчина ее не слушает.
   Он достал телефон, набрал номер. Негромко сказал:
   – Мне требуется первый уровень. Первый или второй. Нет, не шучу. Поищите…
   Прервав связь, он посмотрел на девушку и кивнул:
   – Извините, срочный звонок… Что вы говорили?
   – Лично я – чайлд-фри, – сказала девушка с вызовом.
   – Свободны от детей? Бесплодны, что ли?
   Девушка замотала головой:
   – Распространенное заблуждение! Мы, чайлд-фри, против детей, потому что они порабощают. Надо выбирать – либо ты свободная гордая личность, либо социальный придаток к механизму воспроизводства населения!
   – А… – кивнул мужчина. – А я было подумал… проблемы со здоровьем. Хотел посоветовать хорошего врача… Ну а секс вы признаете?
   Девушка заулыбалась:
   – Ну разумеется! Что мы, асексуалы какие-то? Секс, супружеская жизнь – все это хорошо и нормально. Просто… связывать себя с этими орущими, бегающими…
   – Гадящими, – подсказал мужчина. – Они ведь еще гадят непрерывно. И сами даже задницу подтереть не могут поначалу.
   – Гадящими! – согласилась девушка. – Именно так! Провести лучшие годы за обслуживанием нужд неразвитых человеческих особей… Надеюсь, вы не собираетесь читать мне мораль и убеждать, что я одумаюсь и заведу кучу ребятишек?
   – Нет, не собираюсь. Я вам верю. Я абсолютно убежден, что вы доживете жизнь бездетной.
   Мимо прошел мальчишка с матерью – то ли слегка успокоившийся, то ли, что вероятнее, просто смирившийся с тем, что полет состоится. Мать вполголоса выговаривала сыну – доносилось что-то про теплое море, про хороший отель и корриду.
   – О Господи! – воскликнула девушка. – Они еще и в Испанию… похоже, мы одним рейсом. Вы представляете, три часа слышать истерические визги этого маленького жирдяя?
   – Полагаю, что не три, – сказал мужчина. – Час десять, час пятнадцать…
   На лице девушки появилось легкое презрение. Мужчина выглядел вполне успешным, как можно не знать при этом самых банальных вещей…
   – До Барселоны самолет летит три часа.
   – Три двадцать. Но допустим…
   – А вы куда летите? – Девушка стремительно утрачивала к нему интерес.
   – Никуда. Я провожал приятеля. Потом присел выпить кружку пива.
   Девушка поколебалась.
   – Тамара. Меня зовут Тамара.
   – Меня зовут Антон.
   – У вас ведь наверняка нет детей, Антон? – спросила Тамара, все никак не желая расставаться с любимой темой.
   – Ну почему же? Есть. Дочка. Наденька. Ровесница этого… жирдяя.
   – То есть позволить супруге остаться здоровой и свободной женщиной вы не захотели? – усмехнулась Тамара. – Кто она у вас?
   – Супруга?
   – Ну не дочка же…
   – По образованию – врач. А так… волшебница.
   – Вот что я в вас, мужиках, не люблю, – вставая, произнесла Тамара, – так это пошлые красивости. «Волшебница»! А сами довольны небось, что она у плиты горбатится, пеленки стирает, ночей не спит…
   – Доволен. Хотя пеленки сейчас никто не стирает, подгузники давно в ходу.
   При слове «подгузник» лицо девушки перекосилось, будто ей предложили съесть пригоршню тараканов. Она подхватила сумку и не прощаясь пошла к стойке регистрации.
   Мужчина пожал плечами. Взял телефон, поднес к уху – и тот немедленно зазвонил.
   – Городецкий… Совсем? Нет, третий уровень никак. Полный чартер до Барселоны. Можно принять, что это второй… Нет?
   Он помолчал. Потом сказал:
   – Тогда мне одно седьмое. Нет, вру. У мальчишки дар предвидения второго-первого уровня. Темные упрутся рогом… Одно вмешательство пятого уровня – изменение судьбы одного человека и одного Иного… Хорошо, запишите на меня.
   Он встал, оставив недопитый бокал на столе. Пошел к стойке регистрации, где рядом с матерью, замершей с каменным лицом в очереди, нервно переминался с ноги на ногу толстый мальчишка.
   Мужчина прошел мимо контроля (почему-то его никто даже не попробовал остановить), приблизился к женщине. Вежливо кашлянул. Поймал ее взгляд. Кивнул.
   – Ольга Юрьевна… Вы забыли выключить утюг, когда утром гладили Кеше шортики…
   На лице женщины отразилась паника.
   – Вы можете улететь вечерним чартером, – продолжал мужчина. – А сейчас вам лучше съездить домой.
   Женщина дернула сына за руку – и рванулась к выходу. Мальчик, про которого она, похоже, напрочь забыла, широко раскрытыми глазами смотрел на мужчину.
   – Хочешь спросить, кто я и почему твоя мама мне поверила? – спросил мужчина.
   Глаза мальчика затуманились – будто посмотрели не то внутрь, не то куда-то далеко-далеко наружу, куда не стоит заглядывать воспитанным детям (впрочем, и невоспитанным взрослым туда смотреть без нужды не стоит).
   – Вы Антон Городецкий, Высший Светлый маг, – сказал мальчик. – Вы отец Надьки. Вы… вы нас всех…
   – Ну? – с живым интересом спросил мужчина. – Ну, ну?
   – Кеша! – завопила внезапно вспомнившая о сыне женщина. Мальчик вздрогнул, туман в его глазах рассеялся. Он сказал:
   – Только я не знаю, что все это значит… Спасибо!
   – Я вас всех… – задумчиво сказал мужчина, наблюдая, как женщина с ребенком несется вдоль стеклянной стены аэропорта к стоянке такси. – Я вас всех люблю. Я вас всех убью. Я вас всех достал. Я вас всех… Как же я вас всех…
   Он развернулся и неторопливо пошел к выходу. На входе в «зеленый коридор» остановился и посмотрел на очередь, выстроившуюся к стойке регистрации на Барселону.
   Очередь была большая и шумная. Люди летели отдыхать к морю. В очереди было много детей, много женщин, много мужчин и даже одна девушка чайлд-фри.
   – Спаси вас Бог, – сказал мужчина. – Я не могу.
 
   Дима Пастухов как раз достал зажигалку, чтобы дать прикурить своему напарнику Бисату Искендерову. Своя зажигалка у того была – просто уж так у них повелось. Доставал сигарету Дима – за огоньком лез Бисат. Собирался закурить азербайджанец – зажигалку подносил Дима. Если бы Пастухов был склонен к интеллигентской рефлексии, он мог бы сказать, что таким образом они демонстрируют друг другу взаимное уважение, несмотря на расхождение по очень многим взглядам – начиная от национальных проблем и кончая тем, какая машина круче – «Мерседес-МL» или «БМВ-Х3».
   Но Дима к таким размышлениям склонен не был, ездили они с Бисатом на «фордах», немецкое пиво предпочитали русской водке и азербайджанскому коньяку, а относились друг к другу достаточно дружески. Так что Дима нажал на кнопку, извлекая крошечный язычок пламени, мимолетно глянул на выход из аэропорта – и выронил зажигалку, к которой уже тянулась сигарета приятеля.
   Из дверей зала отлета выходил «пёс». Нестрашный, интеллигентного вида мужчина средних лет. К таким Пастухов привык, но это был не просто «пёс» – а тот самый… с ВДНХ… из далекого-далекого прошлого… Сейчас он пьяным не выглядел, скорее – немного похмельным.
   Пастухов отвернулся и стал медленно нашаривать на земле зажигалку. Мужчина с глазами сторожевого пса прошел мимо, не обратив на него никакого внимания.
   – Пил вчера? – сочувственно спросил Бисат.
   – Кто? – пробормотал Пастухов. – А… нет, просто зажигалка скользкая…
   – У тебя руки трясутся, и ты белый весь стал, – заметил напарник.
   Пастухов наконец-то дал ему прикурить, краем глаза проследил, что мужчина уходит к автостоянке, достал сигарету и закурил сам – не дожидаясь Бисата.
   – Чёт ты странный… – сказал Бисат.
   – Да, выпил вчера, – пробормотал Пастухов. Снова посмотрел на здание аэропорта.
   Теперь оттуда выходил «волк». С уверенным хищным взглядом и твердой походкой. Пастухов отвернулся.
   – Хаш надо есть поутру, – наставительно сказал Бисат. – Только правильный хаш, наш. Армянский – отрава!
   – Да они у вас одинаковые, – привычно ответил Пастухов.
   Бисат презрительно сплюнул и покачал головой:
   – Только на вид, да. А по сути – совсем разные!
   – По сути они, может, и разные, а на самом деле – одинаковые, – глядя вслед «волку», тоже прошедшему к стоянке, ответил Дима.
   Бисат обиделся и замолчал.
   Пастухов в несколько затяжек докурил сигарету и снова посмотрел на двери аэропорта.
   Первая мысль была злой и даже обиженной: «Они что, тусовку там сегодня устроили?»
   А потом пришел страх.
   Тот, кто вышел из раздвинувшихся дверей и теперь стоял, задумчиво озираясь, не был «псом», но не был и «волком». Это был кто-то другой. Третий.
   Такой, кто ест волков на завтрак, а собак на обед. Оставляя все вкусное на ужин.
   «Тигр» – зачем-то классифицировал его Пастухов. И сказал:
   – Живот прихватило… я в сортир.
   – Иди, я покурю, – все еще обиженно ответил напарник.
   Звать Бисата с собой в туалет было бы странно. Что-то объяснять или придумывать – не было времени. Пастухов повернулся и быстро пошел прочь, оставляя Искендерова на пути «тигра». «Да что он ему… пройдет мимо, и все…» – успокаивал он себя.
   Обернулся Пастухов, только входя в зал отлета.
   Как раз чтобы увидеть, как Бисат, небрежно козырнув, останавливает «тигра». Напарник, конечно, не различал их, не чувствовал – не было у него в прошлом такого происшествия, как у Пастухова. Но сейчас что-то ощутил даже он – тем полицейским чутьем, которое порой помогает выдернуть из толпы ничем не примечательного внешне человека со стволом в потайной кобуре или ножом в кармане.
   Пастухов понял, что у него по-настоящему прихватило живот. И рванулся в безопасное, шумное, наполненное людьми и чемоданами нутро аэропорта.
   Поскольку он был хорошим полицаем, то ему было очень стыдно. Но еще более ему было страшно.

Глава первая

   – По утреннему происшествию ситуацию доложит Городецкий, – не отрывая взгляда от бумаг, сказал Гесер.
   Я встал. Поймал сочувственный взгляд Семена. Начал:
   – Два часа назад я провожал на рейс в Нью-Йорк господина Уорнса. После того как наш коллега прошел регистрацию и стал покупать водку в дьюти-фри…
   – Вы что, прошли с ним за паспортный контроль, Городецкий? – осведомился Гесер, не поднимая глаз.
   – Ну да.
   – Зачем?
   – Убедиться, что с ним все в порядке. – Я откашлялся. – Ну и купить кое-что себе в дьюти-фри…
   – Что именно?
   – Пару бутылок виски.
   – Какого… – Гесер оторвал взгляд от стола.
   – Шотландского. Односолодового. «Гленливет» двенадцатилетний и «Гленморанж» восемнадцатилетний… но это на подарок, я лично считаю, что пить восемнадцатилетний вискарь – пижонство…
   – Какого хрена! – рявкнул Гесер. – Что за… мелкие корыстные акции…
   – Вы извините, Борис Игнатьевич, – сказал я. – Но господин Уорнс пьет как лошадь. И предпочитает не «Белую лошадь», а приличные сингл молты. У меня бар опустел. А завтра приедет еще какой-нибудь гость – и вы мне поручите его принимать. А моя зарплата не позволяет покупать алкоголь в «Азбуке вкуса».
   – Дальше, – ледяным голосом сказал Гесер.
   – Дальше я сел в баре выпить кружку пива.
   – Вы давно пьете пиво по утрам, Городецкий?
   – Четвертый день. С момента приезда Уорнса.
   Семен хихикнул. Гесер привстал и оглядел всех сидящих за столом – десять Иных не ниже третьего уровня, или, как говорили ветераны, «ранга».
   – Особенности приема гостей мы обсудим позже. Итак, вы похмелялись пивком. Что дальше?
   – Вошла женщина с ребенком. Толстый мальчишка лет десяти, вопил не переставая. Просил мать не лететь, говорил, что самолет разобьется. Ну… разумеется, я просканировал ауру. Мальчишка оказался неинициированным Иным высокого уровня, первого-второго как минимум. Судя по всему – предсказатель. Возможно, даже пророк.
   В зале слегка зашевелились.
   – Откуда такие смелые выводы? – спросил Гесер.
   – Цвет. Интенсивность. Мерцание… – Я напрягся, посылая в пространство то, что видел. Все сидящие уставились в пустую точку над столом. Разумеется, никакого реального изображения я не создавал, но сознание всегда услужливо подыщет для картинки какую-нибудь точку в воздухе.
   – Допустим, – кивнул Гесер. – Но все-таки пророк…
   – Предсказатель, как правило, лишен возможности увидеть собственное будущее. А мальчик испугался своей смерти. Это уже довод в пользу пророка… – негромко сказала Ольга.
   Гесер неохотно кивнул.
   – Я узнал, есть ли у нас право на вмешательство первого-второго уровня – спасти весь самолет. Такого права, увы, не было. Тогда я взял право на пятый уровень и снял с рейса мальчика и его мать.
   – Разумно. – Гесер вроде бы чуть успокоился. – Разумно. Мальчик на контроле?
   Я пожал плечами. Семен деликатно кашлянул и вставил:
   – Работаем, Борис Игнатьевич.
   Гесер кивнул и снова посмотрел на меня:
   – Что-то еще?
   Я поколебался.
   – Он сделал еще одно предсказание. Мне лично.
   – Иному Высшего уровня? – уточнил зачем-то Гесер.
   – Пророк! – почти весело произнесла Ольга. – И впрямь пророк!
   Я кивнул.
   – Можешь его озвучить, Антон? – уже совершенно мирно и дружелюбно спросил Гесер.
   – Легко. «Вы Антон Городецкий, Высший Светлый маг. Вы отец Надьки. Вы… вы нас… вы нас всех…»
   – Что дальше?
   – А дальше его прервали.
   Гесер что-то проворчал и стал постукивать пальцами по столу. Я ждал. И все остальные тоже ждали.
   – Антон, я не хотел бы показаться невежливым… но вы уверены, что решили выпить пива по собственной воле?
   Я растерялся. Даже не обиделся – а растерялся. Спросить Иного, не попал ли он под чье-то внушение, – довольно серьезное дело. Словно… ну, словно для одного человека поинтересоваться успешностью интимной жизни другого. Между близкими друзьями, конечно, подобный вопрос возможен. Но между начальником и подчиненным… да еще и в присутствии других сотрудников… Нет, ну если неопытный Иной совершает какой-то неадекватный поступок… тут вопрос «Ты своей головой думал?» уместен. Но и то как риторический. А уж обратиться с таким вопросом к Высшему Иному…
   – Борис Игнатьевич, – сказал я, с ожесточением сдирая с себя все слои ментальной защиты. – Наверное, я чем-то дал основания вашим словам. Не пойму, правда, чем именно. На мой взгляд – да, я действовал исключительно по собственной воле. Но если вы сомневаетесь, то просканируйте меня, я не против.
   Конечно же, это тоже была риторическая фраза. Абсолютно. Так человек, оказавшийся под каким-нибудь нелепым подозрением – к примеру, что он, будучи в гостях, украл со стола серебряные ложечки, – предлагает проверить его карманы…
   – Спасибо, Антон, я воспользуюсь твоим предложением, – ответил Гесер вставая.
   В следующее мгновение я отключился.
   А потом открыл глаза.
   В промежутке, конечно, было какое-то время – минут пять, десять. Вот только я его не запомнил. Я лежал на диванчике, который стоит в кабинете Гесера и который все иронично называют «плацдарм для мозгового штурма». Мою голову придерживала Ольга – и она была очень, очень зла. Напротив меня сидел на стуле Гесер – и он был очень, очень смущен. Больше никого в кабинете не было.
   – Ну и как… тварь ли я дрожащая, или право имею? – спросил я.
   – Антон, я нижайше приношу свои извинения, – сказал Гесер.
   – Перед присутствующими он уже извинился, – добавила Ольга. – Антон, прости старого дурака.
   Я сел и потер виски. Голова не то чтобы болела – казалась удивительно пустой и звенела.
   – Кто я? Где я? Кто вы такие, я вас не знаю! – пробормотал я.
   – Антон, я прошу принять мои извинения… – повторил Гесер.
   – Шеф, с чего вы взяли, что я под влиянием? – спросил я.
   – Тебе не кажется странным, что, проводив гостя, ты внезапно присел выпить пива в дрянной и дорогой кафешке, хотя знал, что тебе предстоит садиться за руль?
   – Кажется. Но так уж тот день сложился.
   – А что именно в этот момент, когда ты внезапно решил задержаться в аэропорту, у тебя на глазах устроил истерику мальчик-предсказатель?
   – Жизнь вся состоит из совпадений, – философски сказал я.
   – Ну а то, что самолет благополучно долетел до Барселоны?
   Вот тут он меня уел.
   – Как – долетел?
   – Обычно. Шумя моторами и покачивая крыльями. Долетел, выгрузил людей и час назад вылетел обратно.
   Я помотал головой.
   – Борис Игнатьевич… Я, конечно, не предсказатель. Но уж когда прицельно начинаю проверять вероятность того или иного события… Мальчик завопил о катастрофе. Я глянул его ауру – Иной, неинициированный, в спонтанном выплеске Силы. Я начал проглядывать линии реальности – самолет падал. С вероятностью в девяносто восемь процентов. Может… ну, нет же абсолютно точных предсказаний… Выплыли те два процента?
   – Допустим. А как еще можешь интерпретировать произошедшее?
   – Провокация, – неохотно сказал я. – Мальчика накачали Силой, повесили фальшивую ауру. Прием известный, вы сами… Хм… Ну, потом мальчишка истерит, я слышу его вопли, начинаю просчитывать вероятности… допустим, они тоже искажены.
   – Какова цель? – спросил Гесер.
   – Заставить нас истратить право на вмешательство первого уровня впустую. Самолет и не думал падать, пацан интереса не представляет. А мы как идиоты выстрелили впустую.
   Гесер назидательно поднял палец.
   – Но у нас все равно не было права на вмешательство!
   – Было, – буркнул Гесер. – Было и есть. Но зарезервировано за мной лично. Если бы ты обратился ко мне напрямую… я бы разрешил вмешаться.
   – Во как… – сказал я. – Ну тогда… тогда и впрямь похоже. А что пацан?
   – Пророк… – неохотно сказал Гесер. – Большой силы. И на тебе никаких следов воздействия. Так что ты прав, пожалуй.
   – Но самолет не упал, – негромко сказала Ольга.
   Мы замолчали.
   – У пророков не бывает ошибок. Мальчик – пророк, поскольку выдавал предсказания о своей судьбе и о судьбе Высшего Иного. Но самолет не упал. Ты в события не вмешивался… – негромко произнес Гесер.
   И тут до меня дошло.
   – А вы ведь проверяли не то, под влиянием я был или нет, – сказал я. – Вы проверяли, не спас ли я самолет без разрешения.
   – И это тоже. – Гесер даже не смутился. – Но озвучивать такую причину при коллегах не хотел.
   – Спасибо огромное. – Я поднялся и пошел к двери. Гесер дождался, пока я открою дверь, и только после этого сказал:
   – Должен сказать, Антон, я очень рад за тебя. Рад и горд.
   – Чему же именно?
   – Тому, что ты не стал вмешиваться без разрешения. И даже не придумывал никаких человеческих глупостей вроде телефонных звонков о бомбе в самолете…
   Я вышел и закрыл за собой дверь.
   Мне хотелось заорать или стукнуть кулаком по стене.
   Но я держался. Я был невозмутим и холоден.
   Я ведь действительно не придумывал «никаких человеческих глупостей»! Мне это даже в голову не пришло. Я убедился, что у нас нет законной возможности спасти двести человек, – и спасал одного Иного и его мать.
   Уроки пошли мне на пользу. Я вел себя как правильный Высший Иной.
   И от этого на душе было мерзко.
   – Антон!
   Обернувшись, я увидел поспешно догонявшего меня Семена. Выглядел тот слегка смущенным, как старый друг, ставший невольным свидетелем неловкой и некрасивой сцены. Но мы были дружны достаточно долго и крепко, чтобы Семену не пришлось изображать, будто он задержался случайно.
   – Думал, дольше ждать придется, – пояснил Семен. – Ну учудил шеф, учудил…