Лукьяненко Сергей Васильевич. Холодные берега

   Выбрался Марк, поплелся, едва находя дорогу. Стражники похохатывали, глядя на наши неуклюжие движения, и явно не ждали дурного. Кое-кто из каторжников даже падал, это вызывало особенно бурное веселье.
   А я наслаждался светом. Глаза уже привыкли, в моей работе без этого нельзя. Грудь никак надышаться не могла сладким, чистым воздухом. Даже ругань стражников улучшала настроение – как-никак, новые люди, не эти, опротивевшие за неделю, морды.
   – К канату, – приказал наконец один из стражников. – Давай, кто смелый…
   И Марк вдруг шагнул вперед.
   Молокосос!
   Мальчишка!
   Я чуть не завопил – «стой!», но нельзя было привлекать к себе внимание. Никак нельзя.
   – Молодец, – похвалил Марка стражник, пожилой и добродушный на вид. – Приказов слушайся, Искупителя чти, – домой вернешься…
   Он ловко набросил на шею мальчишке веревочную петлю, короткой веревкой соединенную со второй петлей, совсем узкой. Выдернул из бухты конец смоленого каната, продернул в маленькую петлю, заботливо осведомился:
   – Не давит?
   Марк покачал головой, и, конечно, затянул хитроумно увязанную петлю. Стражники заржали.
   Пожилой стражник ослабил узел, наставительно сказал:
   – Головой не дергай, удушишься… Следующий!
   Придуманный план летел ко всем чертям. И все же, оттолкнув уже шагнувшего вперед Локи, я пошел к канату. Молча дождался, пока мне на шею оденут поводок, потом нагнулся, и стал бухту разматывать.
   – Эй, ты чего? – удивился стражник.
   – Удушится мальчишка, если между двумя взрослыми будет стоять, – объяснил я. – Ему первому придется идти.
   – И впрямь… – стражник зашарил взглядом по каторжникам. Видно соображал, кого бы поставить сразу за Марком, чтобы ростом поменьше был.
   Но каторжники как на подбор были рослыми. Я и впрямь казался самым низким… особенно сейчас, когда старательно сутулился.
   – Ладно, вставай за ним, – озабоченно сказал стражник. – И аккуратнее иди, задохнется пацан – получишь плетей!
   Теперь ни о какой добровольности не было и речи, маленький рост Марка лишил стражников ожидаемого развлечения. Каторжников сортировали по росту, поругивая судей, определивших мальчишку во взрослый этап. Наверное Марк был прав, говоря, что попал на рудники случайно – обычно сюда ссылали крепких и рослых мужчин. Для детей есть наказания по силам – золотой песок на севере мыть, или в отвалах старых железных рудников остатки руды выискивать…
   Я встал за Марком, и, пользуясь общим шумом, прошипел:
   – Ты что творишь?
   – Сами же сказали – между двумя взрослыми удушусь, – шепотом ответил мальчишка.
   Врал он. Это только после моих слов оправдание придумал. А дело-то в другом было – не хотел нож из рук выпускать…
   – Тебе замок не открыть!
   – Сами откроете.
   Я ждал, кипя от злости. Наконец, всех нас нанизали на канат, а концы его зажали в деревянных брусках на тяжелые замки. Так… ключ большой, бородка двойная, три прорези, поворачивается влево…
   На двадцать секунд работы, если ножом. Много. Надо быстрее. Пусть стражники здесь службы не чтут – все равно, за двадцать-то секунд любой заметит неладное.
   – Вперед, хватит бездельничать! – когда все мы оказались на запоре, тон стражников неуловимо изменился. Вроде та же насмешливость, но теперь она стала злее, раздраженнее. – Пошли!
   И мы двинулись к трапу.

Глава вторая, в которой все бегут, но немногие знают куда и зачем

   Ох, нелегкое дело – ходить на канате! Жесткий он, смоленый, лежит на плече как шест, не гнется. Чуть замешкаешься, чуть ускоришь шаг, или, того хуже – в сторону подашься, – петля дергается, грозит затянуть шею. Если кто упадет – может и убиться.
   Неуклюжей человеческой гроздью мы развернулись поперек палубы, Марк первым ступил на сходни. Шел он почти что на цыпочках, чтобы хоть как-то ослабить натянувшуюся петлю. Сестра-Покровительница, Искупитель – не дайте ему упасть! И сам пропадет, и мне конец…
   Не зря нас на канате водят, ох не зря! Могли бы в колодки забить, куда надежнее, так нет! Только веревка – напоминанием о позорной казни. Чтобы почувствовали себя униженными, будто уже готовыми в петле болтаться. Чтобы поняли – каторга не сахар. Если мне помять не изменяет, нас еще мимо площади Кнута проведут, покажут, как упрямцев наказывают. Давненько я не был на Печальных Островах, лет пятнадцать прошло. Попал сюда чуть старше Марка, хорошо хоть по мелочи, и на неполный год.
   – Шевелись! – покрикивал стражник, что рядом со мной шел. На лицо добродушный, пузатый, ему бы по базарам ходить, с торговок оброк взимать. Ан нет, приставили к каторжникам, вот и пыжится, силу почувствовал. Я голову опустил, шел старательно, в землю глядя. Стражник поглядывал на меня, потом дальше вдоль ряда двинулся.
   – Зачем стал впереди? – шепнул я Марку. Мальчишка, не оборачиваясь, хоть на это ума хватило, ответил:
   – Я сам. Разрежу канат, и убежим.
   – Побрякушки себе отрежь! Ты смоляные тросы резал когда?
   Марк покачал головой.
   – Его мечом с размаха не перерубишь! Лезвие завязнет!
   Мальчишка сбился с шага. Провел ладонью по канату, обернулся. В глазах теперь была растерянность, понял, значит. Потом коснулся накинутой на шею петли. Стянуть-то ее нелегко, никто и не пытается, удушишься, а вот ножом порезать – запросто.
   – Только не вздумай поводок сечь, – напомнил я то, что объяснял ему вечером. – Один далеко не уйдешь, надо чтобы все… сразу…
   Конечно, иному дай нож поострее, да времени минут пять – сможет канат рассечь. Если сила немеряная, если Искупитель улыбнется, если стражники глаза отведут.
   Только не бывает такого, чтобы все сразу случилось – и нож острый, и умение великое, и сила дурная, и стражники подкупленные.
   – Я открою… замок открою…
   Мимо нас прошел другой стражник. Глянул подозрительно, но спросил спокойно:
   – Что разболтались, тля рудничная?
   – Страшно пацану, успокаиваю, – сказал я.
   На миг в глазах стражника появилось сочувствие. Не мне, конечно, а мальчику.
   – А нечего разбойничать… – самого себя одергивая, изрек он. – Закон – он для всех писан. Хватит болтать!
   Но следить не стал, пошел вперед, где по улице толпа скопилась. Арбалетом помахал – расходитесь, мол… Толпа, конечно, только на метр и сдвинулась. Не боялась его толпа, стражнику тут еще жить, вечерами по улицам ходить. Своего развлечения островитяне не упустят.
   – Душегубцы! – тоненько взвизгнула в толпе девчонка. Знаю я таких, истеричек с горящими глазами, сама, небось, каждый год в чреве плод травит, потому и других обвинить всегда готова. – Убийцы! Насильники! Чтоб ваши руки-ноги отсохли! Чтоб у вас…
   Это ничего. Эта толпа мирная была. Даже девица – покричала, покричала, да и пошла по своим делам, корзинкой плетеной покачивая. Видно, на базар собралась. Шла бы с базара – не пожалела бы мятой помидорины или яйца давленого…
   – Замок тебе не открыть, – сказал я. – Слышь, Марк? Тут умение нужно.
   Молчал он. Сам все понимает, сопляк.
   – Чуть вперед подайся, – велел я. – Чтобы брус тебе на плечи лег.
   – Поймут…
   – Что плетешься как вошь! – завопил я в полный голос. И пнул мальчишку по заду. Марк дернулся, рванулся вдоль каната, прижался к деревяшке, что его канат щемила.
   Стражники захохотали. Ясное дело, у каторжников нервы не выдерживают. Все развлечение.
   Я продвинулся вслед за мальчишкой, впился взглядом в замок. Эх, не везет, германская работа, с таким всегда трудно справиться…
   – Не усердствуй! – бросил мне возвращающийся стражник. – Задохнется пацан…
   Отмычку бы мне, тонкую отмычку, да с двойным изгибом, тогда бы справился…
   А мы уже к площади Кнута приближались. Самое место бежать. Дальше по холмам потянемся, там места голые да безлюдные, не укрыться…
   Эх, германская работа, хорошая сталь, тугая пружина, ключ в три прорези…
   Никогда мне такой замок ножом не открыть!
   И когда я понял это, так сразу и начал действовать. Нельзя панике поддаваться.
   – Нож! – прошипел я в спину Марку.
   Хоть сейчас не ослушался.
   Повел рукой – будто потянулся куда-то, далеко-далеко… Даже на меня холодом дохнуло, когда в руке у пацана кинжал сверкнул.
   Хороший клинок.
   За такой клинок домик в пригороде отдают без торга.
   Протянул я руку Марку через плечо, нож взял – у парня пальцы задрожали, но отдал, смирился. И даже – хоть я и не просил, придержал брус, приподнял, чтобы мне орудовать было легче.
   Одно хорошо – стражники сейчас на нас не смотрели, в хвосте колонны порядок наводили. И впереди толпы не было. Только маленькая девочка-замарашка на углу стояла, сосала грязный палец, да на нас смотрела. Будь постарше – сразу бы крик подняла. А так только глазенки вспыхнули, уставилась на нож, руки опустила, рот закрыть забыла…
   Смотри, смотри, маленькая, только не кричи, прошу тебя! Сестра-Покровительница не велит беглецов выдавать! Не кричи, прошу, пошлет тебе Сестра куклу фарфоровую, платье новое, как вырастешь – мужа богатого и дом – полную чашу. Только не кричи!
   Так я про себя девочку заклинал, а сам в замке орудовал, и вроде нащупал что-то, только вот сталь скрипела, и нож блестел на солнце, значит времени у меня – до пяти сосчитать, не больше…
   За спиной уже поняли. Славко-дубина рык издал – приготовился. Вот такие всегда из чужого умения пользу получают! Кузнец крякнул, с шага сбился, видно решил что-то сказать, да никак с языком управиться не мог…
   – Эй, чего творите? – крикнул кто-то из конвоя. Еще не увидел, но почувствовал, – все, пропадаю, что же ты, Сестра, за что так насмеялась…
   И стоило мне Сестре взмолиться, как замок проклятый щелкнул, дужка раскрылась, из прорезей вылетела, деревяшка разошлась и под ноги упала. Марк запнулся, я подпихнул его – он мигом с каната слетел, – и сам следом рванулся. А дальше уже напирали – и Славко, и кузнец, и все остальные. Кто и впрямь бежать решил, кого напором понесло.
   На это я и рассчитывал.
   Как рыбешки с порвавшегося кукана, рассыпались каторжники по улице. Те, кто подурнее, вперед кинулись бежать. Ага, на площадь, прямо толпе в лапы. За поимку беглого – три монеты плата. А если голову, руку или ногу беглого принесешь – две. Ох, не дура же толпа, умеет складывать. Умеет и отнимать. Толпа, она чудовище, но никак не дура.
   Те, кто позлее, да поотчаяннее, на стражников бросились. Того, что с пулевиком, сразу с ног сбили. Может, и остальных задавят толпой. Все бывает. Может, и корабль потом в порту отобьют.
   Только поднимут с гарнизона пару планёров, да и сожгут их вместе с кораблем…
   А я, как последний идиот, с мальчишкой боролся. Марк у меня нож выдирал, уже пальцы изрезал, но не отпускал.
   Нет, парень, мне с тобой умирать не с руки!
   Я выпустил нож – пусть натешится, может, зарезаться успеет, – и бросился в узкую боковую улочку, на ходу петлю с шеи сдирая. Рядом бежали кузнец и Славко – это ж надо, кто умнее всех оказался!
   И тут Славко, по своей злобе и общей тупости, ошибку совершил. Прямо на пути оказалась та девчонка, по малолетству не додумавшаяся убежать.
   – С дороги! – завопил Славко и отшвырнул девочку. Ну зачем, спрашивается? Времени больше потратил, чем если бы обежал ее!
   – Женщин обижаешь! – взвыл кузнец. В голосе не только ярость была, еще и восторг. Наконец-то он убедился, что Славко – мерзавец.
   Через миг здоровяк уже прижал душегубца к стене какой-то лавки и молотил головой о стену, выкликая:
   – Нельзя женщин трогать! Грех! Нельзя женщин трогать! Винись перед малышкой! Нельзя…
   Я пробежал мимо вопящего Славко, гневающегося кузнеца и ревущей девочки. Ничего с ней и не случилось страшного…
   Ах Сестра, спасибо Сестра! Не оставь и кузнеца в заботах своих, хороший он человек, просто темный. Сейчас народ набежит, стражники из порта подтянутся – может, и не убьют его? Бежать вроде не пытается, стоит, душегубца колотит. Может и уцелеет. В рудниках нужны работники.
   Ах, Сестра, дай мне уйти…
   – Ильмар!
   Я обернулся на бегу. Надо же, Марк тоже сообразил, куда бежать. И бежал хорошо, догнал. Ножа у него в руках уже не было, конечно, и от петли он тоже избавился.
   – Щенок сопливый! – выдохнул я. – Чуть все не попортил…
   – Не бросайте меня!
   Хотел было я огрызнуться, но передумал. Нельзя, после того как судьба смилостивилась, в помощи другим отказывать. Вмиг все переменится.
   Я просто продолжил бежать, с легкой надеждой, что пацан сам отстанет. Но мальчик явно был не из слабаков.
   Дважды навстречу попадались люди. Но первый, крепкий, но умный мужик, не рискнул нас останавливать, а не в меру воинственного старика с клюкой я, скрепя сердце, уложил на мостовую одним ударом.
   Не дело тебе, дедуля, чужой крови жаждать. Не по возрасту.
   – Ильмар…
   Мальчишка начал отставать. Ноги у него может и быстрые, молодые, зато я всю жизнь в бегах провел.
   – Ильмар…
   Направление я правильно выбрал. Дома вокруг тянулись все плоше и плоше, а потом и вовсе пошли развалины, давним пожаром оставленные. Под ногами уже не мостовая, а просто земля утрамбованная, трава кое-где лезет. Полгорода такие вот, заброшенные. Даже на Печальных Островах шахты пустеют, вот народец и разъезжается.
   И когда я совсем уж было поверил, что ушли мы, Марк сзади вскрикнул.
   Остановившись я посмотрел на него. Марк пытался встать, хватаясь за левую ногу. Сломал, что ли?
   Никого вокруг не было, и, проклиная себя за глупость, я все же вернулся к мальчишке.
   Марк жадно ловил ртом воздух.
   – Больно?
   – Да…
   Штанина вся в крови была – неужели кость наружу вышла? Тогда все, тогда конец ему. Потом я сообразил, что у мальчишки ладони изрезаны, вот сам себя и замарал. Засучив брючину, прощупал кости. Да, вроде целы. Мышцу потянул сильно.
   Только какая разница – сломал, потянул, – если погоня следом, и медлить нельзя?
   – Попробуй встать.
   Он встал. И даже шаг сделал, перед тем как рухнуть.
   Мы оба молчали.
   – Судьба твоя такая, Марк, – сказал я. – Понимаешь?
   Он кивнул. На глазах уже слезы блеснули – не от боли, от страха.
   – Может, и обойдется, – утешил я. – Вон, в развалины отползи, и укройся. К вечеру нога отойдет, дальше сам думай…
   Марк молчал.
   Я плюнул с досады.
   – Ну не могу же я тебя тащить! Сам посуди! Тут уж так… каждый за себя, один Искупитель за всех… Не поминай злым словом.
   Мальчик начал медленно отползать к развалинам.
   – Если духу хватит, так соври стражникам, что я туда убежал, – я махнул рукой к морю. – Тебе все равно, а мне поможет.
   – Я… – он замолчал.
   Ну и правильно. Чего уж тут. Я б его не гнал, даже помог бы. Сам виноват, надо под ноги смотреть.
   Развернувшись, я пошел по улице, восстанавливая дыхание перед новым рывком.
   – Ильмар!
   Все-таки я обернулся.
   Марк взмахнул рукой, и в воздухе сверкнула сталь. На мгновение я уверился, что нож летит мне прямо в лоб, и сейчас я улягусь рядом с пацаном.
   Нож упал к ногам.
   – Мне… ни к чему теперь…
   Приловчившись, Марк на четвереньках потащился к выбитым, осевшим на прогнивших деревянных петлях дверям. Вот дурашка. След за ним тянется, только слепой не заметит.
   Я нагнулся и подобрал кинжал.
   По выпачканной кровью костяной рукояти шла узорная вязь. И лезвие было протравлено тем же узором, в котором какой-то герб угадывался. Старая работа, настоящий металл, подлинная сталь. А главное – не отнимал я его, мальчик сам отдал. Значит – приживется нож.
   Как там Сестра сказала Искупителю, когда кинжал ему в тюрьму принесла? «От меня откажись – не обидишь, а нож возьми…»
   – Сволочь ты Марк, душегуб, убивец, – беспомощно выругался я. – Оба ведь сдохнем!
   Вот так всегда оно бывает, когда удача сама в руки идет. Удачи – птица насмешливая, капризная, не удержишь при себе. Я давно знаю, если повезло в чем – следом жди беды.
   По любому разумению сейчас следовало мне бежать из города, то ли в холмах затаится, то ли в береговых утесах, но не прятаться в пустом доме. Пустят хоть одну собаку вслед – пропаду. Стражник повнимательнее пройдет – тоже не спастись. Много ли навоюю, пусть даже с кинжалом дареным? Да и дюжина моя давно располовинена… что Искупителю скажу, когда в петле отболтаюсь?
   Но забивать голову переживаниями было некогда. Первую залу я пробежал с Марком на руках, не останавливаясь – очень уж грязно тут было. Люди тут ночевали, и крысы, и собаки бродячие. И каждый что-то жрал, и каждый гадил.
   Во второй зале оказалось почище. Наверное потому, что потолок тут давно провалился, пол весь в деревянных обломках и осколках черепицы. Кому охота под открытым небом ночевать?
   Опустил я Марка на балку, что с виду покрепче казалась, хотел еще разок высказать все… да некогда, некогда. Только махнул рукой и побежал обратно.
   Перед выходом, плюнув от омерзения, набрал две пригоршни сухого крысиного помета, вышел на улицу. Разбросал вокруг, растер подошвами. Лучше бы в руках растолочь, как старый Ганс учил, да совсем уж было невмоготу. Чистоплюй я, что поделаешь.
   Собаки, они крыс не любят. Да и побаиваются – кроме мелких шавок, что специально охоте обучены. Едкая вонь запах наш перешибет… опять же, если Гансу верить.
   С чахлой акации, что росла у стены, я обломил ветку, стараясь, чтобы не видно было слома. Затер ранку на стволе грязью, и стал заметать следы.
   Сколько еще времени у меня? Минута, десять, или полчаса Сестра отпустит?
   Ох, не знаю.
   Пыль вилась, лениво оседая. Я побежал по улице, нарочито тяжело ступая. Потом, метрах в ста, где журчал у дороги мелкий арычок, остановился, и пошел назад по своим следам.
   Пусть решат, что по воде ушел. Пусть поверят, пусть поищут. Арык, если повезет, до холмов дотянется, а то, глядишь, впадет в какую ни на есть речку и доползет с нею до моря.
   Добежав обратно, я одним прыжком влетел в распахнутую дверь. Притворил ее, потом еще в зале прибрал немного. Точнее, восстановил прежний вид. Вроде нет следов. Вроде все сделано.
   Ветку я забросил в дальний темный угол, где целая гора хвороста высилась – листья у ветки теперь пыльные, от засохших и не отличить. Вот тут кто-то и ночевал. Неужто не противно было?
   – Марк, живой там? – спросил я вполголоса.
   – Да, – голосок у мальчишки был напряженный, но больше от страха, не от боли. – А вы… вы не ушли?
   Как будто он своим поступком оставил мне шанс уйти! Это ведь плевком в лицо Покровительницы стало бы!
   – Не ушел, – сказал я, притворяя за собой вторую дверь. Марк баюкал ногу, смотрел на меня испуганно и тревожно. – Лучше помоги.
   – Да… а в чем?
   – Думать помоги! – рявкнул я. – Что дальше делать? Следы я замел, только все равно сюда заглянут. Пока меня не поймают – не остынут стражники.
   Марк морщил лоб, честно пытаясь помочь. Эх, не от тебя, бастарда, помощи ждать…
   – Ильмар… вы вор?
   Надо же. Не только я о нем обидное подумал.
   – Да.
   – Это дом… богатый? Был богатый?
   Как будто сам не видит! Залы громадные, в два этажа вышиной, стены до сих пор стоят, на потолке рухнувшем вроде как остатки фресок проглядывают. Хороший был дом, и хозяин не бедствовал.
   – Да. Купеческий дом, или офицерский. Купеческий, пожалуй, офицер бы такое богатство не бросил. Да и планировка купеческая.
   – Если бы вы здесь воровали… где искали бы тайники?
   Я секунду молчал. Надо же. То ли и впрямь мне весь ум отшибло…
   – Жди, – велел я. И бросился из залы.
   Сразу у входа, ясное дело, торговый зал был. А эта, где потолок проломлен, гостевая зала. Купец не то второй, не то первой гильдии, крепкий, таким положено приемы устраивать.
   Я словно увидел этот дом прежним, каким он был лет двадцать назад. И стены в гобеленах, и потолки в росписи, и двери с железными замками…
   Вот в этих комнатенках прислуга жила. Немного, два-три человека, по хозяйству работать, охранять… торговлю купец чужим не доверит.
   Эти комнаты получше, тут обитали дальние родственники, приживалы. Те же работники, только дармовые, за стол и кров.
   На второй этаж вела лестница. Перила ослабли, кое-где вывалились, а вот ступени устояли. Хорошие, дубовые ступени. Я взбежал наверх, на всякий случай вытащив из-за пояса кинжал.
   Разгром здесь был еще похлеще. Тут не бродяги с крысами постарались, а сами хозяева. Когда уезжали, все самое ценное со стен срывали – и доски резные, и барельефы мраморные. Мебель всю увезли, хорошая была мебель, видать. Даже паркет с пола выбрали.
   Это даже хорошо. Значит, бродягам тут делать было нечего.
   Какой бы крепкий купец не был, а в одном Марк прав. Тайники быть должны. И большие тайники. Не все же золотом да железом платят. Мех, ткани, пряности в мешочках – их на складе не оставишь. Должен быть у купца надежный тайник. Пустой, конечно, но я сейчас не вор, я сейчас беглец.
   А там, где от воров ценности прячут, там и беглецу самое место укрыться.
   Вот только как тайник обнаружить?
   Я уже и спальню нашел хозяйскую – огромную кровать из нее вынести не смогли, а потому просто разбили в щепу. Не нашим, не вашим. Кровать была огромная, видно, купец был из восточных стран, или из Руссии, и имел двух-трех жен, как у них принято.
   И кабинет я нашел – совсем уж пустой, отсюда все утащили. Выглянул в пробоину окна – никого пока не было, лишь налетевший ветерок гонял по улице пыль. Это хорошо.
   Где же ты богатства хранил, гость заморский? Где меха мягкими грудами лежали, где штабеля шелков и сукна, где пахучий перец и мускатный орех?..
   Я вздрогнул от безумной надежды.
   Нет, не получится, конечно. Десять лет прошло. Или двадцать.
   Или получится?
   Закрыв глаза, я принюхался. Пылью пахло. Крысиным дерьмом… может, с пола, а может, с моих рук.
   А еще – чуть-чуть – свирепым южным солнцем, пряными травами, далеким чужим миром…
   Я задрожал. Открыл глаза, и снова обшарил весь кабинет безумным взглядом. Погоня рядом, это я чувствую, только и спасение рядом. Здесь тайник. Здесь! Заметавшись вдоль стен, шаря ладонями по гладким доскам, я пытался нащупать щель.
   Нет ничего. Или так ладно все пригнано, или ошибся я, принял желаемое за действительное. Никаких потайных дверей в стенах. Не в полу же люк – на втором-то этаже!
   И все-таки я посмотрел на пол. Крепкие широкие доски. До сих пор лежат без скрипа. Лишь в одном месте пол чуть неровный…
   Бросившись на колени, я смел пыль, сдул ее – и увидел контуры люка. В полу. На втором этаже!
   Невозможно.
   Только сейчас мне как раз невозможное нужно.
   Вогнав кинжал между досками, я сильно поддел. Сталь изогнулась дугой, грозя лопнуть. У меня сердце заныло от такого издевательства над оружием. Но что еще делать?
   Люк пошел вверх. Когда-то у него были хитрые запоры, и крепился он на металлических петлях. Но железо проржавело, и запоры не устояли. Вцепившись в доски ногтями, я поднял и откинул люк. Посмотрел вниз, готовый увидеть комнату прислуги. Может, любвеобильный хозяин не только жен ублажал?
   Под кабинетом оказалась маленькая темная комната. Волна густого пряного запаха шибанула мне в нос. Перегнувшись, я попытался определиться.
   Все ясно. В эту комнату не было хода с первого этажа. Она была затеряна между клетушками слуг, между коридорами и залами. Только сверху, из хозяйского кабинета, и можно было сюда спуститься – по узенькой приставной лестнице. Я попробовал ногой перекладины – они держали.
   Хороший купец. Основательный. Зря, только, петли не из черной бронзы поставил – ее бы ржа не взяла…
   Не закрыв люк, я бросился вниз, за Марком. Оставалось у нас минут пять, не больше. Хороший вор тем от плохого и отличается, что опасность загодя чувствует.
   Мальчишку я посадил на закорки, так было надежнее. Спустился вниз, усадил на пол. В тайнике было сухо и чисто, сюда даже крысы не проникли. Надо же. Может им запах пряностей не нравится?
   Вскарабкавшись наверх, я осторожно закрыл люк. Тьма воцарилась полная. Даже мне ничего не разглядеть.
   Покачиваясь на лестнице, я подумал, что теперь можно и бежать. Пацана припрятал, долг уплачен. Впрочем, куда теперь бежать? Время упущено. Весь этап уже перебит, переловлен. И кто замок открыл – известно. Сейчас вся стража на Островах моей крови жаждет.
   – Ильмар…
   – Да что тебе? – раздраженно отозвался я.
   – Вы здесь?
   – Ты, может, темноты боишься?
   Ответом было молчание. Я покачал головой. Да уж, послал Искупитель товарища. Мало того, что ребенок, что ногу на ровном месте подвернул – так еще и в темноте скулит!
   – Здесь я, – буркнул я, спускаясь. Похлопал Марка по плечу, чтобы успокоился, сел рядом. Пусть в полной темноте и я слепец, но уж на звук ориентироваться умею.
   – Боюсь, – запоздало ответил Марк.
   – А на корабле вроде не хныкал.
   – Там людей много было…
   Я вздохнул:
   – О… приехали. Ты что же, парень? Темноты бойся, когда люди рядом. А если один – то темнота не друг, но и не враг.
   Самое место и время, конечно, прописные истины растолковывать. Сидеть, не смея голос повысить, ждать, пока стража вздумает на второй этаж подняться, да на пол посмотреть.
   – Имбирем пахнет… – тихо сказал Марк. – Перцем, имбирем… мускатом… Здесь пряности хранили?