– А кем ты была на Земле?
   – Таксистом.
   – Ага, – сказал я глубокомысленно. – Ага… это многое объясняет. Охота за клиентами – из третьего ряда к обочине, дорогой бензин, да еще и некачественный, хреновая машина, дверцу козлы-пассажиры сломали, кресло раздавили, платить не хотят, жадобы…
   Лена помолчала. Потом спросила:
   – А ты кем был?
   – Я журналист.
   – Теперь уже бывший, – с удовольствием поддела Лена. – Ага. Это многое объясняет. Беготня за капризными знаменитостями, статьи об отдельных недостатках нашей жизни, только ни в коем случае не обобщать, немножко «джинсы» – если главный не заметит, перед молоденькими девчонками перышки растопырить: «да меня и „комса“, и „коммер“, и „независька“ к себе зовут, только я по натуре фрилансер!», а на самом-то деле – в штат хорошей газеты не берут, а в плохую идти самолюбие не позволяет… Раза два-три в неделю – надраться с друзьями до поросячьего визга, потом спьяну махать корочкой прессы перед ментами…
   – Ну ты и стерва… – пробормотал я, останавливаясь.
   Лена сделала еще несколько шагов и тоже остановилась. Повернулась ко мне, с любопытством спросила:
   – Чего, все точно?
   У меня вдруг резко сменилось настроение. До этого я был обалдевший, слегка похмельный – оттого и взирал на происходящее с удивительным спокойствием, так восхитившим Инну. А теперь, от злой иронии Лены, меня словно наизнанку вывернуло.
   – Да ты просто провидица, – сказал я. – Может, еще уточнишь, в каком возрасте я девственность потерял?
   – Да лет в двадцать, не меньше, – сказала Лена, заставив меня осечься. А потом вдруг достала пачку «Мальборо» и протянула мне. – Будешь?
   Я заколебался.
   – Как я понимаю, на вашей железяке с сигаретами дефицит?
   – Еще какой. Бери, пока угощаю.
   Я взял. И, повинуясь порыву, протянул в ответ свою пачку.
   – Ну ты и жук, – сказала Лена с чувством. Сигарету взяла, но спросила: – Что, в курсе наших обычаев?
   – Откуда бы?
   Мы закурили.
   – Ну… у нас вроде традиции такой сложилось… если чем-то редким угостить – это просто жест. Ничего особенного не значит. А если в ответ угостят и ты примешь – то вроде как теперь дружеские отношения.
   – Ох и повезло же мне, – сказал я.
   – Это мы посмотрим, повезло или нет. Если мы с тобой задружимся, то я тебя дрючить стану в три раза сильнее. Оно тебе, в итоге, на пользу пойдет… – Лена глубоко затянулась, выдохнула дым вниз. Я заметил, как облачко втянулось в решетку пола – вот где здесь вентиляция… – Ты не сердись, если задела. У меня… приятель был, журналист. Я про него в общем-то говорила. Вовсе не хочу сказать, что вы все такие.
   – Все, может, и не такие, – сказал я. – А вот я такой. Угадала. Только удостоверением перед ментами не машу, плевать они хотели на это удостоверение.
   – А раньше предпочитали не связываться, – сказала Лена. – Мне моего как-то добрые менты на дом привезли. Хохочут, говорят, «забирай, а то уж больно страшен – в газете обещал пропесочить».
   – Как ты сюда-то попала? – спросил я. – Мне казалось, тут молодежь должна скапливаться. Игроманы.
   – Ну а ты сам игроман, что ли?
   – Разве что пасьянс разложить.
   – Нет, я поигрывала, – сказала Лена. – Я таксерила не всерьез. Так, если деньги нужны – поработаю денек-другой. Водить я любила, почему бы и не поработать. Женщинам и платят всегда лучше. Всю дорогу рассказывают, что вовсе не против женщин за рулем, вот только молодые дуры на дареных джипах и лимузинах достали, а потом платят не торгуясь. Особенно если с девушкой едут. – Она усмехнулась. – Но в эту контору случайно зашла. Везла оттуда одного перца, тот обалдевший какой-то был. И все рассказал, что там вербуют в звездные пилоты, и вроде как все понарошку, но ощущение какое-то странное… будто и впрямь. А я потом рядом оказалась, настроение было… так себе. Ну и зашла. Интересно, что другая я об этом всем думает… – Она затянулась в последний раз, бросила бычок на пол, затушила подошвой и спихнула в щель. – Мусор прямо на пол кидай. Там сразу и вентиляция, и система уборки. Иногда мощность повышается, пол аж вибрирует. Все куда-то засасывает. Иначе мы бы уже грязью по уши заросли. Никому же не хочется уборкой заниматься, все летать рвутся.
   – И ты?
   – И я. А чем я хуже? Я хорошо летаю. Пошли, журналюга…
   Я не обиделся.
   – Пошли, водила…
   – Знаешь мое прозвище?
   – Какое?
   – Водила. Обычно пилот берет себе прозвище. Так удобнее – Лен, Саш, Сереж много… Меня зовут Ленка-Водила. Или просто Водила. Тебе, кстати, тоже придется обзавестись.
   – Журналист? – предложил я.
   – Долго слишком… – Некоторое время Лена шла молча, хмурилась, покачивала головой, будто отвергая тот или иной вариант. – Акула пера. Акула… Да нет, громко слишком. Смеяться станут. А фамилия твоя? Будем от фамилии плясать, это самый простой выход.
   – Сафонов.
   – Сафо? – спросила сама себя Лена и прыснула. – Нет, ерунда выходит. Смешно, конечно… Был бы ты грузином, можно было бы звать тебя Сафо. Был бы в этом и здоровый юмор, и созвучие грузинским именам… Фон? Фон-барон… барон фон дер Пшик… – Она вдруг мелодично и негромко напела: – Бай мир бисту шейн…
   – Это ты чего?
   – Песня про барона фон дер Пшика в оригинале… Значит, вот уже два имени на выбор – либо Барон, либо Бай. Хотя – тоже слишком напыщенно.
   – Меня в школе звали Валиком, – вспомнил я.
   – Почему?
   – А я такой был… упитанный.
   Лена пожала плечами.
   – Да как хочешь. Будешь Валиком.
   – Зачем? Я же не к тому! Еще я иногда статьи подписывал «Я. Седой».
   – Хотел, чтобы считали пожилым и умудренным опытом? – насмешливо спросила Лена. – Нет уж. Седой у нас есть. И Рыжая есть. И даже Лысое Колено. Ладно, прозвище само прилипнет. Кстати, а мы пришли.
   Она остановилась перед очередной дверью, торжественно посмотрела на меня.
   – Ну, нервы у тебя вроде крепкие… Гляди.
   Дверь уползла в стену – я невольно отметил, что она куда толще тех дверей, что открывались перед нами раньше.
   – Впечатляет? – подталкивая меня вперед, с гордостью спросила Лена. – А? Как тебе, журналист?
   Я молчал, озираясь.
   Это походило на какой-нибудь исполинский завод. Или атомную станцию. Или, скорее, на машинные залы электростанции.
   – Главный ангар, – сказала Лена. – Хотя вообще-то он тут единственный, другого нет…
   Длинный – метров триста, зал. В ширину раз в десять меньше, но все равно впечатляет. Потолок высоко над головой – и это при том, что мы вышли не на уровне пола, а на узенький балкончик, тянущийся вдоль стены на высоте трех человеческих ростов. Из стены на балкон выходили двери, вниз спускались лестницы. Все из решетчатого металла, максимально просто и функционально.
   Я подошел к невысоким, чуть выше пояса, перилам, посмотрел вниз. И спросил:
   – Что это, Лена?
   – Корабли, – торжественно ответила она. – Звездные корабли.
   Их тут было десятка три, но в пространствах ангара они терялись. Самый маленький был размером с междугородний автобус. Самый большой раза в два превосходил «Боинг-747». В формах, похоже, конструкторы ограничений не знали – зализанные аэродинамические очертания были скорее исключением, чем правилом. Подковы, диски, цилиндры, конусы – все шло в дело, будто ребенку вручили конструктор и попросили фантазировать от души. Вот что-то более или менее напоминающее самолет, разве что с крошечными крылышками, но зато с чудовищными турбинами, равномерно облепившими корпус. Рядом округлая конструкция из трех огромных серебристо-синих подков, вложенных друг в друга и скрепленных по центру дужек каплевидным наростом – кабиной. У этого корабля прохаживался мужчина, оглядывал его, будто придирчивый шофер проехавшуюся по бездорожью машину. Одет он был в джинсы и свитер, что меня искренне порадовало – оказывается, не все тут таскали униформу.
   Ко многим кораблям из открытых в полу люков тянулись кабели и гофрированные трубопроводы. В ангаре было прохладно, пахло озоном и чем-то горьковато-терпким, химическим.
   Мне хотелось сказать что-нибудь ироническое. Про овеществленную мечту Лукаса или волшебный сон фаната «Вавилона-5». Но рядом с этими махинами – реальными, грубыми, зримыми, кое-где потертыми, кое-где помятыми, мой сарказм скис.
   – Это… это впечатляет, – сказал я. – А где мой корабль?
   – Сейчас мы тебе его купим, – весело сообщила Лена. – Корабль у тебя будет маленький, хиленький – корпус «Сильвана», минимальное вооружение, снаряжения тоже не густо, но летать будет. Вон стоит похожий. – Она показала на самый, пожалуй, традиционно выглядящий корабль: сигару с короткими крылышками, с двумя узкими консолями, увенчанными тупорылыми двигателями.
   – Мне вот тот больше нравится, – сказал я. – Три подковы. Возле которого мужик ходит.
   – «Саламандра», – фыркнула Лена. – Простой, но юркий. Дорастешь – будет тебе и «Саламандра»… Кто там с ней возится-то? Эге-гей!
   Она помахала рукой, бесстрашно перегибаясь через перила.
   Мужчина резко повернулся. Вскинул руку, будто приветствуя Лену.
   Над головой у меня прошел тугой порыв ветра, я покачнулся, в ушах загудело.
   – Твою мать! – вдруг завопила Лена. Отскочила от перил, дернула меня за плечо. Я не удержался, упал – и над головой снова ударило ветром. Перила, за которыми я только что стоял, завибрировали и загудели, будто по ним ударили металлическим ломом. – Беги! – крикнула мне Лена. – Нет, не назад! Беги по балкону! Не вставай, сквозь пол тебя не заденут!
   Упрашивать меня не пришлось. Сквозь решетчатый пол я видел мужчину, который явно целился в нас из какого-то ручного оружия. Если бы проводились мировые соревнования по бегу на четвереньках, то сегодня я показал бы достойный результат.
   Несмотря на уверения Лены, мужчина продолжал стрелять – теперь уже только в меня, видимо, бегущие мишени привлекали его больше. По балкончику колотила невидимая кувалда, ударяя то впереди, то за спиной. Как ни странно, но в голове болталась лишь одна мысль – как нелепо я выгляжу, мчась на четвереньках по решетчатому балкону в исполинском ангаре, среди немыслимых звездных кораблей…
   Сзади, где стояла Лена, вдруг тоже забухало. Мужчина, которого я пытался удерживать в поле зрения, вдруг раскинул руки, отлетел метров на пять и распластался по полу. Я остановился. Встал – руки болели и были содраны в кровь. Решетчатый пол явно не предназначался для беготни на четвереньках.
   Лена стояла, все еще нацеливая на неподвижно лежащего стрелка пистолет. Или как тут у них полагается говорить? Бластер?
   – Молодец! – крикнула Лена. – Ты его хорошо отвлек!
   До меня начало доходить.
   – Ты уверена, что сквозь пол он не мог меня подстрелить? – крикнул я.
   Лена спрятала пистолет в кобуре на поясе и неторопливо пошла ко мне.
   – Если серьезно, то все-таки мог. При удачном попадании. Но стальная решетка неплохо экранирует вибробластер. – Она виновато улыбнулась. – Пятьдесят на пятьдесят. Все зависит от точки попадания и фазы, в которой пришла волна… Короче – от твоей удачи.
   Я еще раз посмотрел на стрелка. Вокруг него растекалась лужа крови, хотя никаких повреждения я с балкончика не видел.
   – Ну, спасибо, – сказал я.
   – Не сердись, – ответила Лена таким тоном, будто случайно наступила мне на ногу. – Все же хорошо кончилось.
   Я хотел ответить, что думаю по ее поводу. Но не успел.
   – А ты уверена, что кончилось? – окликнули Лену.
   В дверях, откуда мы только что вышли, стояли двое. Рядышком, поскольку держали между собой здоровенный черный контейнер. Но по одной свободной руке у них оставалось, и они не преминули этим воспользоваться. Один, невысокий, очкастый, нацеливал на нас пистолет, вроде того, что был у Лены. Другой – здоровенную бандуру, по-хорошему явно не предназначенную для стрельбы с одной руки. Однако мужик и сам был такой здоровый, что видимых неудобств ему это не доставляло.
   Эти тоже не любили комбинезонов и были одеты по-человечески: джинсы, рубашки. Но, пожалуй, это было единственное, что вызывало мою симпатию.
   – Не знаю, кто вы, – не делая попыток достать оружие, сказала Лена, – но стрелять в ангаре из плазмомета – самоубийство.
   – Это если мой друг промажет, – пояснил очкастый. – Но он редко промахивается. Руки за голову и медленно, неспешно, к нам. Ну?
   Лена помедлила секунду. Потом сказала:
   – Пошли, Валентин.
   – Они убили Костю, – сказал верзила, когда мы приблизились. – Ты видишь? Они его размазали.
   – Ваш товарищ первый открыл огонь, – сказала Лена. – Мы оборонялись. Честная дуэль.
   – Вас было двое, он один, – заметил очкарик. Он спрятал свой пистолет, но зато вытащил оружие у Лены из кобуры. У него был очень интеллигентный вид, он напоминал не то шахматиста, не то молодого амбициозного политика. И говорил рассудительно, спокойно, без тени эмоций.
   – Оружие только у меня… было, – сказала Лена. – Этот… – кивок в мою сторону, – новичок. Акула пера, виртуоз пишущей машинки. Одна беда – всего пару часов, как на Плюшке. Ни корабля, ни бластера.
   – Значит, это ты убила нашего друга? – спросил очкарик.
   – Да, – твердо сказала Лена, и мое отношение к ней резко улучшилось.
   – Костя был очень нервный. И, как мы убедились, плохой стрелок. – Очкарик кивнул, будто принимая все объяснения. Похоже, к смерти здесь относились очень философски. – Честная дуэль, принимается. Но у нас возникла проблема. Дело в том, что нам надо покинуть платформу.
   – И хорошо бы быстренько, – вставил здоровяк.
   – Да, и хорошо бы быстренько, – снисходительно согласился очкарик. – А Костя был пилотом. Нас его корабль не примет. Незадача!
   – Сочувствую, – кивнула Лена.
   – Ты ведь пилот? Не хочешь подработать?
   Тон очкарика был деловым и спокойным.
   – А в качестве платы жизнь? – Лена ухмыльнулась.
   – Зачем же так. Мы готовы и заплатить. Ну?
   Лена пожала плечами.
   – Все зависит от сроков, ребята. У меня «Мурена». Стоит пятой отсюда.
   – Нас вполне устроит, – оживился очкарик.
   – Она в цикле заправки.
   – Как давно?
   – Шесть часов. Подождете три часа? – Лена была само дружелюбие.
   Очкарик улыбнулся и не ответил. Посмотрел на меня и спросил:
   – А ты, акула? Хочешь подзаработать?
   Это походило на театр абсурда. Я посмотрел на лежащего в луже крови Костю. И сказал:
   – Нет, чего-то не хочется.
   – Неверный ответ, – сказал очкарик.
   Верзила прижал свою пушку к поясу, широкому, увешанному сумочками и какими-то устройствами – и пушка с клацаньем прилипла. Верзила неспешно помахал рукой в воздухе, будто разминаясь.
   Я как дурак наблюдал за ним.
   Ровно до того момента, как кулак верзилы стукнул мне в челюсть. Во рту будто петарда взорвалась и стало солоно. В глазах на миг потемнело.
   – Зубы ему не выбил? – спросил очкарик.
   – Да не, я аккуратненько, слегонца, – добродушно сказал верзила.
   – Хочешь подзаработать, акула? – повторил свой вопрос очкарик.
   Я потрогал зубы. Вроде бы не шатаются…
   – Почему бы и нет?
   – Умница. – Очкарик улыбнулся. – Ты и впрямь акула. Только мелкая. Катран называется. Спускайтесь!
   Мы с Леной пошли по балкону к ближайшей лестнице. Сзади волокли свой контейнер очкарик с верзилой.
   – Вот и прозвище заработал, – сказала Лена негромко.
   Очкарик за спиной весело засмеялся и сказал:
   – А у меня язык удачливый. Как скажу, так сразу прилипает. Направо, к терминалу!
   Мы прошли мимо корабля, похожего на пассажирский самолет, мимо «Саламандры» – только теперь я окончательно понял, насколько они были огромны. Ближе к углу ангара стоял столбик, увенчанный маленьким экраном – видимо, тот самый терминал.
   – Ну давай покупай корабль, – любезно сказал очкарик. Контейнер они опустили – очень бережно. Похоже было, что там что-то нетяжелое, но хрупкое.
   – Как?
   – Поднеси комм к терминалу.
   Я поднес руку к терминалу. Браслет пискнул и экран комма засветился. Дисплей на столбике тоже – его покрыли столбцы пиктограмм, говорящих мне не более, чем китайские иероглифы.
   – Машина тебя опознала, – пояснил очкарик. – Если у тебя и впрямь нет корабля… – Он бесцеремонно отпихнул меня и посмотрел на экран. – Увы, и впрямь нет… Нажми левую кнопку.
   Я нажал. Пиктограммы сменились.
   – Тебе предложили купить корабль. К сожалению, выбора нет, кредитов у тебя только на один-единственный вариант. Нажимай кнопку снова.
   – Выбора у меня нет, – согласился я. Но прежде чем нажать, глянул на Лену – та улыбнулась и спросила:
   – А далеко собрались лететь?
   – Увидишь. – Очкарик подозрительно посмотрел на нее. – Ты о чем?
   – Давно не летали на «Сильване», я вижу?
   Судя по лицу очкарика, до него стало что-то доходить. Что-то очень малоприятное.
   – Это же корабль ближнего радиуса, – сказал здоровяк. – Туда гипердвижок просто не влезает.
   – Ну да, – любезно подтвердила Лена, – вокруг станции покружитесь, конечно… А купить корабль уровнем выше Валентин не имеет права.
   Очкарик нахмурился:
   – Хочешь сказать, не повезло?
   Лена пожала плечами.
   Очкарик некоторое время изучал экран терминала. Потом коснулся пальцем одного символа – тот погас. Другого… третьего… Пояснил:
   – Я снял оружие и щиты. Если оставить один лишь корпус и кабину, то гипердвижок влезает. Вот только деньги…
   С видимой неохотой он посмотрел на свой комм. Коснулся кнопок.
   – Считай это своей платой, Катран. Нажми кнопку, прими деньги.
   Я подчинился.
   – С ума сошли, – пробормотала Лена. – Лететь в другую систему без оружия и защиты, с неопытным пилотом?
   – Другого выхода нет. – Очкарик оставался спокойным. – Надеюсь, на складе найдется «Сильвана» нужной конфигурации.
   – А вдруг не найдется? – спросила Лена. – Конфигурация-то… для самоубийцы.
   – Тогда мы влипли, – весело сказал очкарик. – Вряд ли у нас есть три часа, дожидаться, пока твой корабль заправится… Рома, будь человеком, сходи к Косте, принеси его сюда. Нехорошо будет бросить здесь парня.
   Здоровяк молча пошел к «Саламандре». Мы ждали.
   – Надеюсь, после этого вы нас отпустите? – спросила Лена.
   – С чего бы это? Корабль будет слушаться только Катрана. Он нам нужен.
   – Хорошо. – Лена не сделала и попытки заступиться за меня. – А я вам зачем? Свяжите и оставьте здесь.
   – Мысль хорошая, – кивнул очкарик. – Вот только я не слишком опытный пилот. И совсем плохой учитель – нервный и нетерпеливый. Мой крупный друг – тоже. Ты будешь объяснять своему подопечному, что делать – чтобы он нас не угробил. Тебя ведь назначили его инструктором? Вот и займешься своими делами.
   – Парни, я не одиночка. Я из клана Сайлент Стар. За меня вступятся.
   – Кто?
   – Да кто угодно. Грестер вступится. Кош, Антибиотик. Весь второй альянс вступится.
   – Ты сама кто?
   – Водила.
   – Да, слышал. – Очкарик кивнул. – Говорят, ты хорошо натаскиваешь новичков. Так что я рискну поссориться со вторым альянсом точно так же, как поссорился с хозяевами Плюшки.
   – Ты идиот, – брезгливо сказала Лена. – Вы что, ограбили платформу? Утащили что-то из лабораторий?
   – Угадала. И это лишний повод взять тебя с собой.
   Вернулся Роман, неся на плече тело убитого Леной пилота. Мрачно сказал:
   – Скорей бы, Мастер…
   – Надо уметь ждать, – наставительно сказал очкарик. – Заказ сделан, от нас теперь… А вот и корабль! Нашелся.
   Недалеко от нас на полу ангара вдруг засветился овал красных огоньков. Послышался тревожный звук вроде громкого зуммера. Пол в центре овала стал раздвигаться, как диафрагма в пленочном фотоаппарате.
   – Вот и твой первый корабль, Катран, – весело сказал очкарик. – Будешь себя хорошо вести – так и не последний…
   В полу уже открылся люк десятиметрового диаметра. И из него медленно поднималась платформа, на которой стояла «Сильвана» – угловатый вытянутый корпус с двумя двигателями на консолях по бокам. От корабля шел белый пар.
   – С консервации подняли, – задумчиво сказала Лена. – Полчаса будет разогреваться.
   Очкарик посмотрел на свой коммуникатор. И великодушно кивнул:
   – Ничего. Полчаса у нас есть. Даже сорок минут есть. А потом придет новая смена, обнаружит тела – и начнется…
   – Вы балбесы, – презрительно сказала Лена. – Только полные кретины нападают на Плюшку. Без захода на платформу вам долго не продержаться… никому не продержаться.
   – Может, нам долго и не надо? – хихикнул очкарик. – Эй, Катран, чего таращишься на железяку?
   Я действительно неотрывно смотрел на корабль, даже их перепалку слушая краем уха.
   – Ты чего, Валентин? – спросила Лена.
   – А он красивый, – сказал я, глядя на корабль. – Ведь правда?
   – Мало того, что он журналист, он еще и романтик. – Очкарик покачал головой.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой Валентин берется за журналистское расследование

   Витя Матросов, бывший однокурсник Валентина, к тридцати годам имел должность заведующего отделом в крупной газете, свой собственный, пусть и маленький, кабинет, солидный животик и вполне благодушный вид. От студенческих лет у него сохранилось только общее благодушие, которое сам Виктор называл «позитивным мировосприятием», и нетривиальное прозвище Малибу, происхождение которого уже все прочно забыли.
   – Растешь, – сказал Валентин, усаживаясь напротив Виктора. – Так скоро в главреды выбьешься.
   Витя улыбнулся так благожелательно, что стало ясно: где-нибудь в органайзере у него уже стоит пометка «стать главным редактором». Спросил:
   – Ну а ты как? Сколько мы не виделись-то… два года? Три? Все с места на место прыгаешь?
   – Ты же знаешь. – Валентин закурил, поискал глазами пепельницу. – Я по натуре фрилансер… Слушай, Малибу, где у тебя пепельница?
   Виктор поморщился, но полез в ящик стола и выдал пепельницу оранжевого стекла с логотипом «Комсомольской правды».
   – А я-то думаю, что ты так расплылся? Курить бросил, что ли? – спросил Валентин. – Так это ненадолго, поверь… О, пользуешься рекламной продукцией конкурентов!
   Виктор слегка смутился.
   – Да это так… от прежнего осталось. Он раньше в «комсе» работал. Ну так как ты? Не женился?
   – Бог миловал, – с чувством сказал Валентин.
   – А я – да. – Виктор сделал паузу, явно ожидая расспросов.
   – На ком? – лениво спросил Валентин.
   – На Ольге.
   – На Паненковой, что ли? – оживился Валентин. – Ну да, помню… а она же… Ну да. Поздравляю.
   – У всех бывают ошибки. – Виктор пожал плечами. – И у меня второй брак, пробный не удался. Гляди!
   К Валентину были повернуты две фоторамочки, стоящие на столе. На одной наблюдался сам Виктор в черном костюме и при галстуке, рядом с сияющей невестой в бледно-розовом платье. На фотографии Виктор был заметно стройнее.
   – А, так это она тебя раскормила, – хмыкнул Валентин. – В фитнес тебе надо ходить. Или в бассейн…
   На второй фотографии обнаружился лысый голопузый младенец, лежа на спине задирающий вверх ножки, с невинно-бездумной улыбкой на сморщенном личике. Улыбка явно вышла случайно – просто младенец готовился долго и пронзительно заорать и при этом удачно раскрыл рот.
   – О, уже и сыном обзавелся?
   – Дочкой, – обиделся Виктор. – Разве не видишь?
   – Оно же в подгузнике.
   – Да ну тебя, – фыркнул Виктор. – По лицу же сразу видно – девочка! Красавица будет.
   – И впрямь, – милосердно согласился Валентин. – Ну, поздравляю. Это большое дело. Говорит уже?
   – Слушай, Валя, у тебя что, младших братьев-сестер не было?
   – Не было, я сам младшенький.
   – Понятно… Какой «говорит»? Ей полгода… через три недели будет.
   – Ходит?
   Виктор вздохнул и повернул фотографии к себе. Пробормотал:
   – Бегает.
   – Ну не злись, Малибу, – примирительно сказал Валентин. – Как назвали?
   – Настенька.
   – Красивое имя. Да не дуйся, я за тебя очень рад.
   Виктор для порядка еще несколько секунд поджимал нижнюю губу, потом спросил:
   – Может… по пятьдесят?
   Валентин отследил движение руки сокурсника к нижнему ящику стола, вздохнул:
   – Я за рулем. А овес у гайцов нынче дорог… Слушай, Малибу, вопрос у меня к тебе…
   Виктор чуть поскучнел. Но ответил твердо:
   – Валька, ты парень талантливый, я это всегда говорил. Только злой немножко. Все в черном свете видишь. А у нас газета для семейного чтения, позитивная, радостная. Если не будешь чернушничать – с удовольствием тебя в штат возьмем.
   – Малибу, да ты не понял! – возмутился Валентин. – Я к тебе в газету не прошусь. Совсем другой вопрос. Ты вроде как всякой культурой-мультурой занимаешься?
   – Культура, наука и техника…
   – То, что мне надо. Компьютерные игры?
   – Ну да… – Виктор поморщился. – И это тоже. Но тут в основном Олежка пишет, системщик наш. Он парень молодой, журналистского образования нет, зато тему знает. Кстати, не только нам пишет. Еще для пары журналов, для сайтов каких-то…
   – Мне бы с ним поговорить.
   Виктор с любопытством смотрел на Валентина. Потом снял трубку телефона.
   – Алло… Олежка? Это Виктор. Будь добр, загляни ко мне? Нет, нет. Все работает. Вопрос по игрушкам… Ага.
   Опустив трубку на рычаг, он мрачно добавил:
   – Вот когда «винды» падают или интернет пропадает – его не дозовешься. А стоило сказать, что разговор про игры – «щас буду!».
   – Молодежь, – согласился Валентин. – Нам, Малибу, их не понять.
   – Слушай, – Виктор поморщился, – ты меня при нем не зови Малибу. Ладно?