А самым тревожным было то, что он не чувствовал клиента. Не знал, где тот может скрываться.
В эту квартиру старик не вернется, это уж точно.
Илья меланхолично оглядел кабинет. Книги, книги, книги. На кой черт их плодят, одну за другой? Кому все это нужно? Ему всегда хотелось задать этот вопрос на работе — но из уст редактора он прозвучал бы слишком странно. Илья довольствовался тем, что выполнял свою работу с неторопливостью и педантизмом, приводящими авторов в истерику.
Он открыл ближайшую полку, стал складывать книги горкой у стола. В центр всунул пухлую брошюрку с громким названием «Логика целостного мировоззрения».
За спичками пришлось сходить на кухню. Он не удержался и заглянул в холодильник… да, если это «хороший коньяк», то самогон — амброзия.
Брошюрка загоралась неохотно. Илья скрутил жгутом десяток листовок — те вспыхнули мгновенно. Тепло и свет… Он посидел минуту, наблюдая, как лепестки пламени прыгают по ножке стола. Когда полировка обгорела, а дерево занялось, он щедро досыпал в костер книги с другой полки.
Хватит, пожалуй.
Спички он положил на место, потом открыл пару конфорок. Старый дом — нечего ему торчать в центре любимого города. Илья не спеша подошел к двери, глянул в глазок. Никого.
Освободив защелку, он захлопнул за собой дверь и стал спускаться, все еще держа руку на пистолете. Провал? Да. Ничего, наука на будущее. Нельзя медлить, нельзя расслабляться. Тьма предупреждала — клиенты не из простых.
Ничего. В городе осталось еще две мишени. И одна из них вполне доступна для быстрой акции.
5
6
7
8
9
В эту квартиру старик не вернется, это уж точно.
Илья меланхолично оглядел кабинет. Книги, книги, книги. На кой черт их плодят, одну за другой? Кому все это нужно? Ему всегда хотелось задать этот вопрос на работе — но из уст редактора он прозвучал бы слишком странно. Илья довольствовался тем, что выполнял свою работу с неторопливостью и педантизмом, приводящими авторов в истерику.
Он открыл ближайшую полку, стал складывать книги горкой у стола. В центр всунул пухлую брошюрку с громким названием «Логика целостного мировоззрения».
За спичками пришлось сходить на кухню. Он не удержался и заглянул в холодильник… да, если это «хороший коньяк», то самогон — амброзия.
Брошюрка загоралась неохотно. Илья скрутил жгутом десяток листовок — те вспыхнули мгновенно. Тепло и свет… Он посидел минуту, наблюдая, как лепестки пламени прыгают по ножке стола. Когда полировка обгорела, а дерево занялось, он щедро досыпал в костер книги с другой полки.
Хватит, пожалуй.
Спички он положил на место, потом открыл пару конфорок. Старый дом — нечего ему торчать в центре любимого города. Илья не спеша подошел к двери, глянул в глазок. Никого.
Освободив защелку, он захлопнул за собой дверь и стал спускаться, все еще держа руку на пистолете. Провал? Да. Ничего, наука на будущее. Нельзя медлить, нельзя расслабляться. Тьма предупреждала — клиенты не из простых.
Ничего. В городе осталось еще две мишени. И одна из них вполне доступна для быстрой акции.
5
— В офис, Рашид Гулямович?
Визирь кивнул водителю, закрывая дверцу. Машина медленно выехала за ворота.
— Фархад, — негромко позвал он. Охранник, сидевший рядом с водителем, обернулся. — У тебя усталый вид. Какие-то проблемы?
— Нет, что вы.
— Говори, не стесняйся.
— Жену давно не видел, — охранник покосился на водителя.
— Эх… Если бы я мог решить свои проблемы так просто… — Визирь помолчал, глядя на тянущиеся за деревьями заборы. — Бери жену, поезжай в отпуск. В хорошую страну, где тепло и море… у тебя есть дети?
— Дочь.
— И дочурку бери. Напишешь заявление, мы оплатим. До завтра доработай, подбери замену, и езжай. Подумай, где тебе хочется побывать. И не стесняйся в выборе.
— Спасибо, Рашид Гулямович.
— Не за что. Людям надо отдыхать, — Визирь улыбнулся чему-то своему.
— Скажи-ка, как вы меня зовете между собой?
— Не понял…
— Как вы меня зовете? Не по имени ведь.
Фархад заколебался.
— Визирь. Простите, Рашид Гулямович, принято называть клиента коротким позывным…
— Перестань. Я все понимаю, — Визирь замолчал.
…Печально, что его предшественник так редко практиковал силовые акции. Опять придется обращаться к Романову.
И объяснять, что требуется устранить пятерых — включая ребенка?
Визирь покачал головой. Как все неудачно. Есть и другие посредники, но с ними работать приходилось реже. Соответственно — больше времени уйдет на подготовку. А Визитеры знают, что он не будет медлить.
Как неудачно.
Он достал из кармана телефон, протянул Фархаду.
— Найди Романова.
Машина пересекла кольцевую, когда охранник вернул ему телефон.
— Секретарь…
Визирь взял трубку.
— Володю.
У секретаря была прекрасная память на голоса.
— Сейчас, Рашид Гулямович…
Пришлось ждать еще пару минут, пока тишина сменилась шумом воды и голосом:
— Да, я слушаю…
— Володя, я тебе сильно помешал?
— Нет, ничего, — без особого энтузиазма отозвался Романов. По утрам он отмокал в ванне только с сильного похмелья.
— Нам надо встретиться. Сегодня же.
Пауза.
— За ужином?
— Раньше. Давай… — Визирь глянул на часы, — через сорок минут. — В «Салли о'Брайен». Тебе полезно сейчас выпить пива.
Романов хрипло рассмеялся.
— Да, наверное. Впрочем, я уже… Это так спешно?
— Дела, Володя.
Визирь прервал связь. Да, спиваться — это русский обычай. Запивать грехи…
— Напряженный день предстоит, — ни к кому не обращаясь, сказал он. — Как я тебе завидую, Фархад.
Визирь кивнул водителю, закрывая дверцу. Машина медленно выехала за ворота.
— Фархад, — негромко позвал он. Охранник, сидевший рядом с водителем, обернулся. — У тебя усталый вид. Какие-то проблемы?
— Нет, что вы.
— Говори, не стесняйся.
— Жену давно не видел, — охранник покосился на водителя.
— Эх… Если бы я мог решить свои проблемы так просто… — Визирь помолчал, глядя на тянущиеся за деревьями заборы. — Бери жену, поезжай в отпуск. В хорошую страну, где тепло и море… у тебя есть дети?
— Дочь.
— И дочурку бери. Напишешь заявление, мы оплатим. До завтра доработай, подбери замену, и езжай. Подумай, где тебе хочется побывать. И не стесняйся в выборе.
— Спасибо, Рашид Гулямович.
— Не за что. Людям надо отдыхать, — Визирь улыбнулся чему-то своему.
— Скажи-ка, как вы меня зовете между собой?
— Не понял…
— Как вы меня зовете? Не по имени ведь.
Фархад заколебался.
— Визирь. Простите, Рашид Гулямович, принято называть клиента коротким позывным…
— Перестань. Я все понимаю, — Визирь замолчал.
…Печально, что его предшественник так редко практиковал силовые акции. Опять придется обращаться к Романову.
И объяснять, что требуется устранить пятерых — включая ребенка?
Визирь покачал головой. Как все неудачно. Есть и другие посредники, но с ними работать приходилось реже. Соответственно — больше времени уйдет на подготовку. А Визитеры знают, что он не будет медлить.
Как неудачно.
Он достал из кармана телефон, протянул Фархаду.
— Найди Романова.
Машина пересекла кольцевую, когда охранник вернул ему телефон.
— Секретарь…
Визирь взял трубку.
— Володю.
У секретаря была прекрасная память на голоса.
— Сейчас, Рашид Гулямович…
Пришлось ждать еще пару минут, пока тишина сменилась шумом воды и голосом:
— Да, я слушаю…
— Володя, я тебе сильно помешал?
— Нет, ничего, — без особого энтузиазма отозвался Романов. По утрам он отмокал в ванне только с сильного похмелья.
— Нам надо встретиться. Сегодня же.
Пауза.
— За ужином?
— Раньше. Давай… — Визирь глянул на часы, — через сорок минут. — В «Салли о'Брайен». Тебе полезно сейчас выпить пива.
Романов хрипло рассмеялся.
— Да, наверное. Впрочем, я уже… Это так спешно?
— Дела, Володя.
Визирь прервал связь. Да, спиваться — это русский обычай. Запивать грехи…
— Напряженный день предстоит, — ни к кому не обращаясь, сказал он. — Как я тебе завидую, Фархад.
6
«Если мама посмотрит вниз, то она упадет в обморок», — подумал Кирилл.
Людмила Борисовна, стоя перед открытым гардеробом, провела ладонью по вешалкам. Достала рубашку, придирчиво оглядела, перекинула через руку и закрыла дверцу.
Кирилл плотнее закрыл глаза.
— Не притворяйся, ты не спишь, — мама склонилась над ним, на мгновение коснувшись губами щеки. — Я поглажу тебе рубашку. Ты в школу идешь?
«Я тоже тебя люблю, мама».
Не поднимая ресниц, Кирилл замотал головой.
— Смотри. Ты сам отказался учиться экстерном.
«Дурак был», — подумал Кирилл.
Мама вышла. Он дождался, пока закрылась дверь, и приподнялся на кровати.
В комнате было тихо. Кирилл осторожно подошел к гардеробу, открыл дверцу. Посмотрел вниз с робкой надеждой, что не увидит ничего, кроме пакетов с обувью и летней одеждой.
Визитер плакал.
— Ты что? — опускаясь на корточки прошептал Кирилл.
Это было страшно и дико — видеть чужие слезы в своих глазах.
Визитер отвернулся.
— Почему ты плачешь?
— Я не ты, — его голос теперь казался совсем незнакомым. — У меня не будет матери. Никогда.
— Виз…
— Придумай мне имя. Человеческое. Я не хочу быть тобой. Я не могу! — Визитер выпрямился, зарываясь головой в свисающие рубашки. — Дай мне имя!
— Я не умею, — прошептал Кирилл. — Сам придумай…
— Я могу лишь то, что можешь ты, — голос Визитера стал твердым.
— Врешь! Я не могу уводить словами, как ты.
— Можешь. Когда писал стихи — мог, — Визитер перестал плакать. — Ты в себя не веришь, вот и все.
Секунды мальчишки смотрели друг на друга.
— Ты хотел иметь брата? — неожиданно спросил Визитер.
— Нет. Я сестру хотел.
— Видишь, как тебе не повезло, — Визитер попытался улыбнуться. — И мне тоже. А один Визитер убил своего двойника.
— Откуда ты знаешь?
— Я чувствую. Догадываюсь. Нас сегодня попробуют убить, Кирилл. Какой я дурак был, что сразу не понял.
— Надо… — Кирилл осекся.
— В милицию позвонить? И что рассказать? — Визитер выпрямил ноги, высовывая их из шкафа, пожаловался: — Затекли… Мама… твоя… скоро уйдет?
Кирилл кивнул.
— Я тогда еще посплю. Закрой дверцу, изнутри неудобно.
— Шкафы не для того делали.
— Меня тоже не для того сделали, чтобы нафталином дышать.
Кирилл подождал, пока Визитер втянулся в свое укрытие, и послушно закрыл шкаф.
— Нам оружие нужно, — глухо сказал Визитер изнутри.
— Что? — Кирилл выпрямился.
— То, что слышал. Подумай.
Мальчик, который умел писать стихи, отошел к окну. Посмотрел в серое утро.
— Я не люблю осень, — прошептал он.
Скрипнула дверь.
— Поднялся?
Кирилл молча посмотрел на маму.
— Хмуришься, Кириллка… — Людмила Борисовна аккуратно повесила рубашку на спинку стула. — Не выспался?
МАМА, У МЕНЯ ПОЯВИЛСЯ ДВОЙНИК. ОН ПЛАЧЕТ СЕЙЧАС, ПОТОМУ ЧТО ТЫ — НЕ ЕГО МАМА. НО ЭТО ЕРУНДА, ОН ВООБЩЕ НЕ ЧЕЛОВЕК. И ТЫ НЕ ВОЛНУЙСЯ, ВСЕ РАВНО ЕГО СКОРО УБЬЮТ. И МЕНЯ, НАВЕРНОЕ, ЗА КОМПАНИЮ…
— Я еще не проснулся.
— Так просыпайся… — мама взъерошила ему волосы. — Я побежала. К трем часам будь дома, хорошо?
— Хорошо, — послушно сказал Кирилл.
МЫ ТОЛЬКО НАЙДЕМ ГДЕ-НИБУДЬ ПАРУ АВТОМАТОВ, И ВЕРНЕМСЯ…
…Он умывался, слушая, как в прихожей мама собирается на работу. Когда щелкнул английский замок, выскочил из ванной с зубной щеткой во рту, набросил цепочку. Метнулся на кухню, проследил, как мама вышла из подъезда. Снова бросился в ванную, сплюнул зубную пасту и торопливо прополоскал рот.
— Я твою щетку возьму, ладно? — Визитер стоял в дверях. Он натянул его трико, и казался сейчас ожившим отражением, спрыгнувшим с зеркала, где ему наскучило болтаться каждое утро.
— Чего ты вылез? Я бы позвал!
— Твоя мама уже ушла. Я же не глухой, — Визитер насупился. — У нас времени мало.
Кирилл бросил зубную щетку в раковину, отпихнул Визитера и прошел на кухню.
Это же теперь навсегда!
Он будет спать в его шкафу, выбираясь на завтрак, и прячась перед ужином. Искать оружие и рассказывать про свою… цивилизацию…
Временами мама будет на него натыкаться, но принимать за Кирилла. Или они договорятся спать в шкафу по очереди.
А потом, однажды, мама увидит их вместе.
— Кирилл… — Визитер коснулся его плеча. — Хочешь, я уйду? Прямо сейчас. Только дай мне какую-нибудь одежду и денег.
Он не обернулся. Молчал, глотая наворачивающиеся слезы.
— Я помню все, что помнишь ты, — тихо сказал Визитер. — И лишь чуть-чуть больше. А еще знаю, что настоящий — ты. Я тебе не хочу мешать.
— Мне страшно, — прошептал Кирилл.
— И мне. Это было нечестно. Меня зря выбрали. У меня ни одного шанса.
— Слушай… они все хотят тебя убить?
Визитер снял руку.
— Наверное. Я тебе про них расскажу.
— Угу, — Кирилл открыл холодильник. — Любишь яичницу?.. тьфу. Я дурак.
Визитер засмеялся.
— Люблю. Вот… один — это бизнесмен. Депутат. Он уже убил своего земного двойника.
Кирилл помедлил, ставя сковородку на огонь.
— Он сейчас будет спешить, — небрежно продолжал Визитер. — Я думаю, он наймет толпу убийц. Еще есть профессор, недалеко живет, пять станций на метро… — он замолчал. — Знаешь, а с ним можно поговорить. Он ничего.
— Угу.
— Еще есть писатель. Он из другого города. Но он приедет сюда, — Визитер засмеялся. — А я… ты… читал его книжку.
— Да?
— «Солнечный Котенок». Помнишь?
Кирилл обернулся, растерянно глядя на Визитера.
— Про то, как пацан попал в мир, где всегда темно?
— Ага.
— С ним тоже надо поговорить, — быстро произнес Кирилл.
— Перед смертью?
— Не может быть! В книжке…
— Книжка — это совсем другое.
Людмила Борисовна, стоя перед открытым гардеробом, провела ладонью по вешалкам. Достала рубашку, придирчиво оглядела, перекинула через руку и закрыла дверцу.
Кирилл плотнее закрыл глаза.
— Не притворяйся, ты не спишь, — мама склонилась над ним, на мгновение коснувшись губами щеки. — Я поглажу тебе рубашку. Ты в школу идешь?
«Я тоже тебя люблю, мама».
Не поднимая ресниц, Кирилл замотал головой.
— Смотри. Ты сам отказался учиться экстерном.
«Дурак был», — подумал Кирилл.
Мама вышла. Он дождался, пока закрылась дверь, и приподнялся на кровати.
В комнате было тихо. Кирилл осторожно подошел к гардеробу, открыл дверцу. Посмотрел вниз с робкой надеждой, что не увидит ничего, кроме пакетов с обувью и летней одеждой.
Визитер плакал.
— Ты что? — опускаясь на корточки прошептал Кирилл.
Это было страшно и дико — видеть чужие слезы в своих глазах.
Визитер отвернулся.
— Почему ты плачешь?
— Я не ты, — его голос теперь казался совсем незнакомым. — У меня не будет матери. Никогда.
— Виз…
— Придумай мне имя. Человеческое. Я не хочу быть тобой. Я не могу! — Визитер выпрямился, зарываясь головой в свисающие рубашки. — Дай мне имя!
— Я не умею, — прошептал Кирилл. — Сам придумай…
— Я могу лишь то, что можешь ты, — голос Визитера стал твердым.
— Врешь! Я не могу уводить словами, как ты.
— Можешь. Когда писал стихи — мог, — Визитер перестал плакать. — Ты в себя не веришь, вот и все.
Секунды мальчишки смотрели друг на друга.
— Ты хотел иметь брата? — неожиданно спросил Визитер.
— Нет. Я сестру хотел.
— Видишь, как тебе не повезло, — Визитер попытался улыбнуться. — И мне тоже. А один Визитер убил своего двойника.
— Откуда ты знаешь?
— Я чувствую. Догадываюсь. Нас сегодня попробуют убить, Кирилл. Какой я дурак был, что сразу не понял.
— Надо… — Кирилл осекся.
— В милицию позвонить? И что рассказать? — Визитер выпрямил ноги, высовывая их из шкафа, пожаловался: — Затекли… Мама… твоя… скоро уйдет?
Кирилл кивнул.
— Я тогда еще посплю. Закрой дверцу, изнутри неудобно.
— Шкафы не для того делали.
— Меня тоже не для того сделали, чтобы нафталином дышать.
Кирилл подождал, пока Визитер втянулся в свое укрытие, и послушно закрыл шкаф.
— Нам оружие нужно, — глухо сказал Визитер изнутри.
— Что? — Кирилл выпрямился.
— То, что слышал. Подумай.
Мальчик, который умел писать стихи, отошел к окну. Посмотрел в серое утро.
— Я не люблю осень, — прошептал он.
Скрипнула дверь.
— Поднялся?
Кирилл молча посмотрел на маму.
— Хмуришься, Кириллка… — Людмила Борисовна аккуратно повесила рубашку на спинку стула. — Не выспался?
МАМА, У МЕНЯ ПОЯВИЛСЯ ДВОЙНИК. ОН ПЛАЧЕТ СЕЙЧАС, ПОТОМУ ЧТО ТЫ — НЕ ЕГО МАМА. НО ЭТО ЕРУНДА, ОН ВООБЩЕ НЕ ЧЕЛОВЕК. И ТЫ НЕ ВОЛНУЙСЯ, ВСЕ РАВНО ЕГО СКОРО УБЬЮТ. И МЕНЯ, НАВЕРНОЕ, ЗА КОМПАНИЮ…
— Я еще не проснулся.
— Так просыпайся… — мама взъерошила ему волосы. — Я побежала. К трем часам будь дома, хорошо?
— Хорошо, — послушно сказал Кирилл.
МЫ ТОЛЬКО НАЙДЕМ ГДЕ-НИБУДЬ ПАРУ АВТОМАТОВ, И ВЕРНЕМСЯ…
…Он умывался, слушая, как в прихожей мама собирается на работу. Когда щелкнул английский замок, выскочил из ванной с зубной щеткой во рту, набросил цепочку. Метнулся на кухню, проследил, как мама вышла из подъезда. Снова бросился в ванную, сплюнул зубную пасту и торопливо прополоскал рот.
— Я твою щетку возьму, ладно? — Визитер стоял в дверях. Он натянул его трико, и казался сейчас ожившим отражением, спрыгнувшим с зеркала, где ему наскучило болтаться каждое утро.
— Чего ты вылез? Я бы позвал!
— Твоя мама уже ушла. Я же не глухой, — Визитер насупился. — У нас времени мало.
Кирилл бросил зубную щетку в раковину, отпихнул Визитера и прошел на кухню.
Это же теперь навсегда!
Он будет спать в его шкафу, выбираясь на завтрак, и прячась перед ужином. Искать оружие и рассказывать про свою… цивилизацию…
Временами мама будет на него натыкаться, но принимать за Кирилла. Или они договорятся спать в шкафу по очереди.
А потом, однажды, мама увидит их вместе.
— Кирилл… — Визитер коснулся его плеча. — Хочешь, я уйду? Прямо сейчас. Только дай мне какую-нибудь одежду и денег.
Он не обернулся. Молчал, глотая наворачивающиеся слезы.
— Я помню все, что помнишь ты, — тихо сказал Визитер. — И лишь чуть-чуть больше. А еще знаю, что настоящий — ты. Я тебе не хочу мешать.
— Мне страшно, — прошептал Кирилл.
— И мне. Это было нечестно. Меня зря выбрали. У меня ни одного шанса.
— Слушай… они все хотят тебя убить?
Визитер снял руку.
— Наверное. Я тебе про них расскажу.
— Угу, — Кирилл открыл холодильник. — Любишь яичницу?.. тьфу. Я дурак.
Визитер засмеялся.
— Люблю. Вот… один — это бизнесмен. Депутат. Он уже убил своего земного двойника.
Кирилл помедлил, ставя сковородку на огонь.
— Он сейчас будет спешить, — небрежно продолжал Визитер. — Я думаю, он наймет толпу убийц. Еще есть профессор, недалеко живет, пять станций на метро… — он замолчал. — Знаешь, а с ним можно поговорить. Он ничего.
— Угу.
— Еще есть писатель. Он из другого города. Но он приедет сюда, — Визитер засмеялся. — А я… ты… читал его книжку.
— Да?
— «Солнечный Котенок». Помнишь?
Кирилл обернулся, растерянно глядя на Визитера.
— Про то, как пацан попал в мир, где всегда темно?
— Ага.
— С ним тоже надо поговорить, — быстро произнес Кирилл.
— Перед смертью?
— Не может быть! В книжке…
— Книжка — это совсем другое.
7
Ярослав открыл глаза. Сон был коротким и дерганым, словно с перепоя. На мгновение он успел пожалеть, что действительно не напился ночью. Головная боль и вялое тело — это сейчас было бы в самый раз.
Двойник спал рядом.
Ярослав выполз из-под одеяла. Тихо обошел кровать, стараясь не смотреть на того, кто продолжал спать. Двойник? С нервами у него получше…
— Умывайся первым, — не открывая глаз сказал тот. — Я еще полежу.
Он вылетел из комнаты, словно получив увесистый пинок. Захлопнул дверь ванной, пустил воду.
Бывают ситуации, из которых лучшим выходом служит безумие…
Что делал бы герой его книги в такой ситуации? Выспался, пожрал и отправился убивать конкурентов…
А разве он не говорил всегда, что его герои — это он сам? В той или иной «инкарнации»… Довыегивался. Получай теперь напарника.
Ярослав плеснул в лицо ледяной водой. Посмотрел в зеркало. Красные от недосыпания глаза и отечное лицо. Надо же, вовсе не обязательно пить для получения такого привычного эффекта.
Не выключая воду, он вытерся полотенцем и прошел на кухню. Зажег под чайником газ, посидел минуту.
Из комнаты доносились неясные звуки. Щелчок, шорохи, тихое звяканье телефона.
Он поднялся.
Двойник сидел за компьютером. Ярослав зашел как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот переключается в текстовый редактор, оставляя работать «в бэкграунде» модем.
— Что ты делаешь?
— Смотрю, что ты написал.
— А еще?
— Качаю карту Москвы.
— Откуда?
Двойник вздохнул, поворачиваясь.
— Из библиотеки конгресса.
— Охерел? Ты меня разоришь! — Ярослав покосился на телефонную розетку, борясь с желанием оборвать провод. Подходить к машине не хотелось. — Ближе не нашлось?
— Хорошей карты — не нашлось… — тот вздохнул, покачал головой, продекламировал:
— Тебе говорили, что стихи ты писать не умеешь?
— Что тебе от меня надо? — Ярослав не заметил, что сорвался на крик.
— Интересно, как бы мы писали вдвоем, — двойник не обратил внимания на его реакцию. — Полная совместимость…
Ярослав захохотал.
— …и суровый взаимный контроль. Ладно, ерунда. Ярослав, что мы будем делать?
— Ты о чем?
— О Визитерах. Можно еще называть их Посланниками, но мне нравится первый термин. Он такой… кратковременный. Внушающий надежду.
— Это твоя проблема.
— Ой ли…
Двойник отключил редактор. Почти синхронно дзинькнул телефон.
— Десять баксов тебя не разорят… Так, о чем мы? О проблемах? Ярослав, первый и последний раз в жизни ты держишь в руках судьбу. Мир. Мы взяли его за глотку.
Двойник поднялся. Грузный, нелепый, в обвисшей майке и слишком тесных плавках, делающих его гипертрофированно-маскулинизированным. Он шагнул к Ярославу, положил руки ему на плечи.
Слабый, неприятный запах изо рта. Зубы по утрам надо чистить…
— Мы взяли мир за глотку, Ярик. Мир слишком велик, чтобы заметить нас. Слишком огромен, чтобы размахнуться и раздавить. Что тебе в нем нравится, а что нет? Политика и власть? Президенты сдохнут от инфарктов, террористы взорвутся на собственных бомбах, сверхдержавы развалятся на штаты, республики собьются в империю. Все — как мы хотим. Странные грезы, тайные мечты, игры в откровенность, свой кусок славы и толстые пачки денег… все — на ладони. Есть народы, которые тебе неприятны? Мне их жаль. Есть люди, которых ты готов удавить голыми руками? Если хочешь, ты сделаешь это лично. Присяжные устроят тебе овацию. Твои мечты — мечты мира. Твой взгляд — взгляд человечества. Только смахнуть с поля лишние фишки.
— За то, что они хотят иного?
— А это не повод?
Ярослав не отвел глаза.
— Кончай придуриваться, парень, — прошептал двойник.
— Ты — дерьмо, — прошептал Ярослав.
— Конечно. Оба мы — дерьмо. И нет в мире чистеньких. Сколько раз ты убеждался, что под маской добра была грязь? Пусть же хоть раз случится наоборот.
— Где они, Слава? — он вздрогнул, произнося имя. Словно привязывал двойника к этому миру тонкой лентой слова, словно сам рвался напополам.
— В Москве. Нам надо поспешить.
— На самолете нам не улететь. Документы…
— Поезд даже удобнее, — Слава улыбнулся. — Мы успеем к окончательной разборке, когда слабых уже выбьют. Знаешь, мне не хотелось бы убивать мальчишку или старика.
Двойник спал рядом.
Ярослав выполз из-под одеяла. Тихо обошел кровать, стараясь не смотреть на того, кто продолжал спать. Двойник? С нервами у него получше…
— Умывайся первым, — не открывая глаз сказал тот. — Я еще полежу.
Он вылетел из комнаты, словно получив увесистый пинок. Захлопнул дверь ванной, пустил воду.
Бывают ситуации, из которых лучшим выходом служит безумие…
Что делал бы герой его книги в такой ситуации? Выспался, пожрал и отправился убивать конкурентов…
А разве он не говорил всегда, что его герои — это он сам? В той или иной «инкарнации»… Довыегивался. Получай теперь напарника.
Ярослав плеснул в лицо ледяной водой. Посмотрел в зеркало. Красные от недосыпания глаза и отечное лицо. Надо же, вовсе не обязательно пить для получения такого привычного эффекта.
Не выключая воду, он вытерся полотенцем и прошел на кухню. Зажег под чайником газ, посидел минуту.
Из комнаты доносились неясные звуки. Щелчок, шорохи, тихое звяканье телефона.
Он поднялся.
Двойник сидел за компьютером. Ярослав зашел как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот переключается в текстовый редактор, оставляя работать «в бэкграунде» модем.
— Что ты делаешь?
— Смотрю, что ты написал.
— А еще?
— Качаю карту Москвы.
— Откуда?
Двойник вздохнул, поворачиваясь.
— Из библиотеки конгресса.
— Охерел? Ты меня разоришь! — Ярослав покосился на телефонную розетку, борясь с желанием оборвать провод. Подходить к машине не хотелось. — Ближе не нашлось?
— Хорошей карты — не нашлось… — тот вздохнул, покачал головой, продекламировал:
— Ну и что?
Вечер приходит даже к слепым
И к бессмертным приходит смерть.
Дар умирать дарован одним
Другим — лишь дар умереть.
Выровнен свет с подступившей тьмой
Утро встретит лишь прах…
— Тебе говорили, что стихи ты писать не умеешь?
— Что тебе от меня надо? — Ярослав не заметил, что сорвался на крик.
— Интересно, как бы мы писали вдвоем, — двойник не обратил внимания на его реакцию. — Полная совместимость…
Ярослав захохотал.
— …и суровый взаимный контроль. Ладно, ерунда. Ярослав, что мы будем делать?
— Ты о чем?
— О Визитерах. Можно еще называть их Посланниками, но мне нравится первый термин. Он такой… кратковременный. Внушающий надежду.
— Это твоя проблема.
— Ой ли…
Двойник отключил редактор. Почти синхронно дзинькнул телефон.
— Десять баксов тебя не разорят… Так, о чем мы? О проблемах? Ярослав, первый и последний раз в жизни ты держишь в руках судьбу. Мир. Мы взяли его за глотку.
Двойник поднялся. Грузный, нелепый, в обвисшей майке и слишком тесных плавках, делающих его гипертрофированно-маскулинизированным. Он шагнул к Ярославу, положил руки ему на плечи.
Слабый, неприятный запах изо рта. Зубы по утрам надо чистить…
— Мы взяли мир за глотку, Ярик. Мир слишком велик, чтобы заметить нас. Слишком огромен, чтобы размахнуться и раздавить. Что тебе в нем нравится, а что нет? Политика и власть? Президенты сдохнут от инфарктов, террористы взорвутся на собственных бомбах, сверхдержавы развалятся на штаты, республики собьются в империю. Все — как мы хотим. Странные грезы, тайные мечты, игры в откровенность, свой кусок славы и толстые пачки денег… все — на ладони. Есть народы, которые тебе неприятны? Мне их жаль. Есть люди, которых ты готов удавить голыми руками? Если хочешь, ты сделаешь это лично. Присяжные устроят тебе овацию. Твои мечты — мечты мира. Твой взгляд — взгляд человечества. Только смахнуть с поля лишние фишки.
— За то, что они хотят иного?
— А это не повод?
Ярослав не отвел глаза.
— Кончай придуриваться, парень, — прошептал двойник.
— Ты — дерьмо, — прошептал Ярослав.
— Конечно. Оба мы — дерьмо. И нет в мире чистеньких. Сколько раз ты убеждался, что под маской добра была грязь? Пусть же хоть раз случится наоборот.
— Где они, Слава? — он вздрогнул, произнося имя. Словно привязывал двойника к этому миру тонкой лентой слова, словно сам рвался напополам.
— В Москве. Нам надо поспешить.
— На самолете нам не улететь. Документы…
— Поезд даже удобнее, — Слава улыбнулся. — Мы успеем к окончательной разборке, когда слабых уже выбьют. Знаешь, мне не хотелось бы убивать мальчишку или старика.
8
Лязгнули вагонные сцепки. Шедченко качнулся, хватаясь за стену. Двойник придержал его под локоть, резким и точным движением.
Он оделся, но ни джинсы, ни глухой свитер не сделали его похожим на гражданского. Рядом с ним Шедченко казался себе салагой-курсантом, нагло нацепившим полковничий мундир.
— Не волнуйся, — сказал двойник. — Сестра не пришла.
— С чего ты взял?
— Подумал. Пять утра, таксисты заломят немерянно. Не волнуйся.
Проводница открыла дверь, их окатило холодным воздухом. Сонно щурясь женщина посмотрела на двойника.
— Так вы в каком вагоне ехали?
— В девятом, — улыбаясь сказал тот.
Они спрыгнули на перрон. Проводница задумчиво смотрела вслед.
— Проверит… — сказал Шедченко.
— Ну и пусть. Идем в здание.
С поезда сошли немногие. Обгоняя каких-то помятых хмурых парней, женщину с хнычущим ребенком, полупьяного мужика с огромной картонной коробкой, они пошли к вокзалу.
— Значит так, — отрывисто сказал двойник. — Одна цель здесь, в городе. Это очень удобно.
— Я приехал к Сашке, — сказал Шедченко.
— Ничего с ним не случится. Умнее теперь будет, — двойник покосился на него. — Коля, а ты, пожалуй, мне не веришь?
Веришь… Веришь — не веришь… Эксперимент…
— Я Жюля Верна только в детстве читал, — сказал Шедченко.
— Мало читал. Замылил книжку у Витьки Горчакова и прочитал. Что тебе еще рассказать? А? Как в восьмом классе с Лидой переспал? И решил, что мужик из тебя хреновый, раз она ничего особенного не почувствовала.
Шедченко замедлил шаг. Повернулся к двойнику:
— Ты мне уже достаточно навспоминал. Да, я верю. Ты знаешь все, что знаю я.
— То-то.
— Но убивать я никого не собираюсь.
— Они не люди, — резко сказал двойник. — Как и я, конечно. Информационные копии.
В здание они вошли молча. Вокзал был маленьким и грязным, построенным, наверное, еще до войны. Возле единственной работавшей кассы стояло несколько человек.
— Выпьем кофе, — решил двойник. — На втором этаже должен быть буфет. Помнишь?
— Нет.
— А вот я помню.
Никогда она не считала себя особенной. Старательной, упрямой, терпеливой — да. Но ничего более. Вокруг всегда были девчонки умнее и талантливее, симпатичнее, напористее, просто более контактные и веселые.
Каждому свое, наверное.
Наверное, где-то в глубине души Аня Корнилова все же думала, что судьба приготовила ей какую-то особую цель в жизни. Не думать так нельзя. Но даже эта мечта-надежда, даже она относилась не столько к ней, сколько к кому-то другому, подлинно великому. Рядом с ним она будет нужна и полезна.
Из таких девушек получаются прекрасные жены гениев. Но вот только гениев обычно не хватает на всех.
Этой ночью Аня Корнилова нашла свое служение.
— Мальчик скоро поправится, — сказал тот… та… то, что пришло. — Он будет жить.
Анна кивнула. Она боялась говорить. Чудо могло исчезнуть, отвернуться от нее. Она ничем не заслужила…
— Избрана ты, — сказала то, что пришло.
— Как мне звать тебя?
Аня на мгновение удивилась своим словам. Она ведь знала имя…
Губы того, кто пришел в ее теле, дрогнули:
— Зови меня Марией.
Это было хорошо. Правильно. Анна кивнула, не отрывая взгляда от ее лица. О, она знает подлинное имя. Но если онхочет зваться именем своей матери — она повинуется его воле.
И, возможно, емупредстоит родиться еще раз?
— Так много зла, — прошептала она. Совсем тихо, даже не жалуясь — просто выплакиваясь. — Столько боли…
— Поверь, я знаю о боли все, — ответила Мария.
Они сидели друг напротив друга — две женщины в белых халатах. В глазах одной был огонь… в глазах другой уже не осталось ничего.
— Позволь, я налью тебе чай, — сказала Анна. Найденный смысл жизни нуждался в немедленной реализации.
— Будь проще, — сказала Мария.
Анна послушно кивнула, боком сдвигаясь к чайнику. Ей не хотелось отрывать глаз от еголица.
— Я пришла не одна, — сказала Мария. — Ты слышишь, Аня?
Да, она слышала. Она даже догадывалась.
— Шестеро, — сказала Мария. — Запомни, не один, а шестеро. Они отрицают меня. Они захотят убить меня. И многие станут помогать им, кто по злобе, кто по корысти, кто ошибаясь.
Анна замотала головой. Нет… только не это. Только не это!
— К ним нет милосердия, — сказала Мария. Это было так просто и правильно, что Анна лишь выдохнула облегченно. Нет милосердия. Нет прощения. Конечно!
Мария покачала головой.
— Нет, нет… Прощены будут все. Но лишь там. Вначале нам надо остановить их.
— Мы остановим, — сказала Анна.
— Да. Один из них уже рядом. Он пришел со своим земным братом. Он чувствует меня, но и я чувствую его. Мальчик, которого мы спасли, его племянник.
Анна вздрогнула. Волна отвращения прошлась по всему телу.
— Он не в ответе за его грехи, — Мария знала все ее мысли. Это было так сладостно и легко — когда за тебя решает тот, кто прав всегда. — Каждый получит свое.
— Я пригожусь? — тихо спросила Анна.
— Да. Ты мне пригодишься.
Он оделся, но ни джинсы, ни глухой свитер не сделали его похожим на гражданского. Рядом с ним Шедченко казался себе салагой-курсантом, нагло нацепившим полковничий мундир.
— Не волнуйся, — сказал двойник. — Сестра не пришла.
— С чего ты взял?
— Подумал. Пять утра, таксисты заломят немерянно. Не волнуйся.
Проводница открыла дверь, их окатило холодным воздухом. Сонно щурясь женщина посмотрела на двойника.
— Так вы в каком вагоне ехали?
— В девятом, — улыбаясь сказал тот.
Они спрыгнули на перрон. Проводница задумчиво смотрела вслед.
— Проверит… — сказал Шедченко.
— Ну и пусть. Идем в здание.
С поезда сошли немногие. Обгоняя каких-то помятых хмурых парней, женщину с хнычущим ребенком, полупьяного мужика с огромной картонной коробкой, они пошли к вокзалу.
— Значит так, — отрывисто сказал двойник. — Одна цель здесь, в городе. Это очень удобно.
— Я приехал к Сашке, — сказал Шедченко.
— Ничего с ним не случится. Умнее теперь будет, — двойник покосился на него. — Коля, а ты, пожалуй, мне не веришь?
Веришь… Веришь — не веришь… Эксперимент…
— Я Жюля Верна только в детстве читал, — сказал Шедченко.
— Мало читал. Замылил книжку у Витьки Горчакова и прочитал. Что тебе еще рассказать? А? Как в восьмом классе с Лидой переспал? И решил, что мужик из тебя хреновый, раз она ничего особенного не почувствовала.
Шедченко замедлил шаг. Повернулся к двойнику:
— Ты мне уже достаточно навспоминал. Да, я верю. Ты знаешь все, что знаю я.
— То-то.
— Но убивать я никого не собираюсь.
— Они не люди, — резко сказал двойник. — Как и я, конечно. Информационные копии.
В здание они вошли молча. Вокзал был маленьким и грязным, построенным, наверное, еще до войны. Возле единственной работавшей кассы стояло несколько человек.
— Выпьем кофе, — решил двойник. — На втором этаже должен быть буфет. Помнишь?
— Нет.
— А вот я помню.
Никогда она не считала себя особенной. Старательной, упрямой, терпеливой — да. Но ничего более. Вокруг всегда были девчонки умнее и талантливее, симпатичнее, напористее, просто более контактные и веселые.
Каждому свое, наверное.
Наверное, где-то в глубине души Аня Корнилова все же думала, что судьба приготовила ей какую-то особую цель в жизни. Не думать так нельзя. Но даже эта мечта-надежда, даже она относилась не столько к ней, сколько к кому-то другому, подлинно великому. Рядом с ним она будет нужна и полезна.
Из таких девушек получаются прекрасные жены гениев. Но вот только гениев обычно не хватает на всех.
Этой ночью Аня Корнилова нашла свое служение.
— Мальчик скоро поправится, — сказал тот… та… то, что пришло. — Он будет жить.
Анна кивнула. Она боялась говорить. Чудо могло исчезнуть, отвернуться от нее. Она ничем не заслужила…
— Избрана ты, — сказала то, что пришло.
— Как мне звать тебя?
Аня на мгновение удивилась своим словам. Она ведь знала имя…
Губы того, кто пришел в ее теле, дрогнули:
— Зови меня Марией.
Это было хорошо. Правильно. Анна кивнула, не отрывая взгляда от ее лица. О, она знает подлинное имя. Но если онхочет зваться именем своей матери — она повинуется его воле.
И, возможно, емупредстоит родиться еще раз?
— Так много зла, — прошептала она. Совсем тихо, даже не жалуясь — просто выплакиваясь. — Столько боли…
— Поверь, я знаю о боли все, — ответила Мария.
Они сидели друг напротив друга — две женщины в белых халатах. В глазах одной был огонь… в глазах другой уже не осталось ничего.
— Позволь, я налью тебе чай, — сказала Анна. Найденный смысл жизни нуждался в немедленной реализации.
— Будь проще, — сказала Мария.
Анна послушно кивнула, боком сдвигаясь к чайнику. Ей не хотелось отрывать глаз от еголица.
— Я пришла не одна, — сказала Мария. — Ты слышишь, Аня?
Да, она слышала. Она даже догадывалась.
— Шестеро, — сказала Мария. — Запомни, не один, а шестеро. Они отрицают меня. Они захотят убить меня. И многие станут помогать им, кто по злобе, кто по корысти, кто ошибаясь.
Анна замотала головой. Нет… только не это. Только не это!
— К ним нет милосердия, — сказала Мария. Это было так просто и правильно, что Анна лишь выдохнула облегченно. Нет милосердия. Нет прощения. Конечно!
Мария покачала головой.
— Нет, нет… Прощены будут все. Но лишь там. Вначале нам надо остановить их.
— Мы остановим, — сказала Анна.
— Да. Один из них уже рядом. Он пришел со своим земным братом. Он чувствует меня, но и я чувствую его. Мальчик, которого мы спасли, его племянник.
Анна вздрогнула. Волна отвращения прошлась по всему телу.
— Он не в ответе за его грехи, — Мария знала все ее мысли. Это было так сладостно и легко — когда за тебя решает тот, кто прав всегда. — Каждый получит свое.
— Я пригожусь? — тихо спросила Анна.
— Да. Ты мне пригодишься.
9
Владимир Романов заказал вторую кружку пива. «Гиннес» на голодный желудок был резковат, но остальные сорта ему не нравились.
Рашид, похоже, сходил с ума. Владимиру был знаком тон, которым тот назначил встречу. Два раза он устраивал для Хайретдинова услуги «Корректора», получая свою плату — не деньгами, конечно, а информацией и услугами в тех сферах, где просто деньги работали неохотно. Сейчас, через сутки после акции, Рашид явно собирался дать новый заказ.
Это что, в привычку переходит?
Сам он только раз обращался к киллеру, которого знал под странным прозвищем. Тот заказ стоил ему немало душевных мук — не так-то легко платить деньги, зная что завтра они прольются кровью знакомого тебе человека. Однако тот случай был крайний… и вполне возможно, что через пару дней клиент Корректора оплатил бы его, Владимира, кровь.
Служить посредником было менее неприятно. Но не с такой же частотой!
Владимир отхлебнул черного пива. Покосился поверх невысоких деревянных перегородок, делящих зал на кабинки, на вход.
Не спешит узбек. Свистнул ему, как мальчишке, и он прибежал на цырлах. А сам не спешит…
Вначале он увидел телохранителя Хайретдинова. Самого, наверное, преданного из той пятерки, что обычно его охраняла. Скуластый темнолицый татарин, неторопливо вошедший в «настоящий ирландский паб», огляделся и прошел в зал. Слегка кивнул Владимиру — этакая наглость породистого сторожевого пса — и сел в дальний угол, за столик, где тянул пиво охранник Романова. Наверное, они были неплохо знакомы — Владимир редко задумывался над такими вопросами. У слуг есть свой замкнутый мирок, в рамках которого они обсуждают хозяев, хвалятся ливреями… или своими смертоносными игрушками.
Рашид Гулямович вплыл в зал вальяжно и уверенно. Он, похоже, любил это уютное заведение, посещавшееся в основном иностранцами.
НИЧЕГО, ВОТ ПОКРУТЕЕШЬ ЕЩЕ НЕМНОГО, ПРИДЕТСЯ ОТКАЗЫВАТЬ СЕБЕ В НАРОДНЫХ УДОВОЛЬСТВИЯХ…
Владимир слегка привстал, и узбек подошел к столику.
— Здравствуй, Володенька…
— Рад тебя видеть, Рашид, — он пожал мягкую ладонь.
Подоспевшей официантке Хайретдинов только кивнул. Наверное, та знала его обычный заказ.
— Как самочувствие?
Владимир только махнул рукой, не отрывая взгляда от лица Хайретдинова. Уверенного, очень-как-бы-мягкого лица.
ЧТО ТЫ ТЯНЕШЬ, АЗИАТ ЧЕРТОВ…
Перед Хайретдиновым поставили кружку светлого пива. Рашид Гулямович отпил, снова перевел взгляд на Романова.
— У меня есть к тебе предложение. По пяти позициям.
Романов едва не расплескал поднятую кружку.
— Рашид… это много.
— Понимаю, дорогой. Но ты не первый день дела ведешь, верно? А позиции легкие, осилим.
Он достал из кармана листок. Положил на стол перед Владимиром.
— Перепиши.
Романов взял листок, слегка удивляясь тому, что пальцы не дрожат.
«Зальцман Аркадий Львович. Москва. Философ.
Корсаков Кирилл. Москва. Школьник».
Владимир посмотрел на Хайретдинова, немо спрашивая, те ли «позиции» ему предложили. Рашид Гулямович кивнул.
«Шедченко Николай Иванович. Киев. Должен находится в городе Сасово. Военный.
Заров Ярослав Сергеевич. Алма-Ата. Должен приехать в Москву. Писатель.
Корнилова Анна Петровна. Сасово. Врач».
Романов, сминая листок, поднес к губам кружку. Глотнул.
— Я не понимаю… — хрипота прорезалась в голосе даже после пива.
— Чего? Мало данных? Ты говорил, что твой сотрудник работает и по таким…
Он то ли действительно не понимал, то ли издевался. ФИЛОСОФ, ШКОЛЬНИК, ВОЕННЫЙ, ПИСАТЕЛЬ, ВРАЧ… Матерь божья, зачем?
— Я не понимаю смысла этого предложения, — повторил Романов.
— А это обязательно? — Хайретдинов протянул руку, выдирая из его пальцев скомканный листок. Бережно разгладил.
— Нет, но… — Романов заколебался. Как отреагирует Корректор на предложение убить пять непричастных ни к бизнесу, ни к политике лохов? Включая ребенка. — Я хотел бы понять сам. Понимаешь, позиции… странные.
— Скажем так — оставить их на рынке крайне вредно для дела, — Рашид Гулямович вновь положил листок на стол, слегка прихлопнул рукой.
ИНФОРМАЦИЯ? ОНИ ЧТО-ТО УЗНАЛИ… УВИДЕЛИ?
Романов вновь посмотрел на фамилии.
— Мой сотрудник в отпуске. Была… э-э… незапланированная работа. Он появится лишь через неделю.
Хайретдинов пристально смотрел на него.
— С ним сложно связаться! — непроизвольно повышая голос сказал Романов. — Я звоню и оставляю заказ, он звонит и забирает. Все. Никаких вариантов не предусмотрено. После работы он всегда отдыхает с неделю.
Рашид, похоже, сходил с ума. Владимиру был знаком тон, которым тот назначил встречу. Два раза он устраивал для Хайретдинова услуги «Корректора», получая свою плату — не деньгами, конечно, а информацией и услугами в тех сферах, где просто деньги работали неохотно. Сейчас, через сутки после акции, Рашид явно собирался дать новый заказ.
Это что, в привычку переходит?
Сам он только раз обращался к киллеру, которого знал под странным прозвищем. Тот заказ стоил ему немало душевных мук — не так-то легко платить деньги, зная что завтра они прольются кровью знакомого тебе человека. Однако тот случай был крайний… и вполне возможно, что через пару дней клиент Корректора оплатил бы его, Владимира, кровь.
Служить посредником было менее неприятно. Но не с такой же частотой!
Владимир отхлебнул черного пива. Покосился поверх невысоких деревянных перегородок, делящих зал на кабинки, на вход.
Не спешит узбек. Свистнул ему, как мальчишке, и он прибежал на цырлах. А сам не спешит…
Вначале он увидел телохранителя Хайретдинова. Самого, наверное, преданного из той пятерки, что обычно его охраняла. Скуластый темнолицый татарин, неторопливо вошедший в «настоящий ирландский паб», огляделся и прошел в зал. Слегка кивнул Владимиру — этакая наглость породистого сторожевого пса — и сел в дальний угол, за столик, где тянул пиво охранник Романова. Наверное, они были неплохо знакомы — Владимир редко задумывался над такими вопросами. У слуг есть свой замкнутый мирок, в рамках которого они обсуждают хозяев, хвалятся ливреями… или своими смертоносными игрушками.
Рашид Гулямович вплыл в зал вальяжно и уверенно. Он, похоже, любил это уютное заведение, посещавшееся в основном иностранцами.
НИЧЕГО, ВОТ ПОКРУТЕЕШЬ ЕЩЕ НЕМНОГО, ПРИДЕТСЯ ОТКАЗЫВАТЬ СЕБЕ В НАРОДНЫХ УДОВОЛЬСТВИЯХ…
Владимир слегка привстал, и узбек подошел к столику.
— Здравствуй, Володенька…
— Рад тебя видеть, Рашид, — он пожал мягкую ладонь.
Подоспевшей официантке Хайретдинов только кивнул. Наверное, та знала его обычный заказ.
— Как самочувствие?
Владимир только махнул рукой, не отрывая взгляда от лица Хайретдинова. Уверенного, очень-как-бы-мягкого лица.
ЧТО ТЫ ТЯНЕШЬ, АЗИАТ ЧЕРТОВ…
Перед Хайретдиновым поставили кружку светлого пива. Рашид Гулямович отпил, снова перевел взгляд на Романова.
— У меня есть к тебе предложение. По пяти позициям.
Романов едва не расплескал поднятую кружку.
— Рашид… это много.
— Понимаю, дорогой. Но ты не первый день дела ведешь, верно? А позиции легкие, осилим.
Он достал из кармана листок. Положил на стол перед Владимиром.
— Перепиши.
Романов взял листок, слегка удивляясь тому, что пальцы не дрожат.
«Зальцман Аркадий Львович. Москва. Философ.
Корсаков Кирилл. Москва. Школьник».
Владимир посмотрел на Хайретдинова, немо спрашивая, те ли «позиции» ему предложили. Рашид Гулямович кивнул.
«Шедченко Николай Иванович. Киев. Должен находится в городе Сасово. Военный.
Заров Ярослав Сергеевич. Алма-Ата. Должен приехать в Москву. Писатель.
Корнилова Анна Петровна. Сасово. Врач».
Романов, сминая листок, поднес к губам кружку. Глотнул.
— Я не понимаю… — хрипота прорезалась в голосе даже после пива.
— Чего? Мало данных? Ты говорил, что твой сотрудник работает и по таким…
Он то ли действительно не понимал, то ли издевался. ФИЛОСОФ, ШКОЛЬНИК, ВОЕННЫЙ, ПИСАТЕЛЬ, ВРАЧ… Матерь божья, зачем?
— Я не понимаю смысла этого предложения, — повторил Романов.
— А это обязательно? — Хайретдинов протянул руку, выдирая из его пальцев скомканный листок. Бережно разгладил.
— Нет, но… — Романов заколебался. Как отреагирует Корректор на предложение убить пять непричастных ни к бизнесу, ни к политике лохов? Включая ребенка. — Я хотел бы понять сам. Понимаешь, позиции… странные.
— Скажем так — оставить их на рынке крайне вредно для дела, — Рашид Гулямович вновь положил листок на стол, слегка прихлопнул рукой.
ИНФОРМАЦИЯ? ОНИ ЧТО-ТО УЗНАЛИ… УВИДЕЛИ?
Романов вновь посмотрел на фамилии.
— Мой сотрудник в отпуске. Была… э-э… незапланированная работа. Он появится лишь через неделю.
Хайретдинов пристально смотрел на него.
— С ним сложно связаться! — непроизвольно повышая голос сказал Романов. — Я звоню и оставляю заказ, он звонит и забирает. Все. Никаких вариантов не предусмотрено. После работы он всегда отдыхает с неделю.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента