Лукьянов Алексей. Спаситель Петрограда

   Кашляющий смех оборвал Эдю.
   - Внучек, а ты знаешь, почему есть игра "Суворов", а игр "Цусима" и "Битва при Калке" - нет?
   - Потому что... Нечестно, деда. При Калке и у Цусимы противник имел численное превосходство.
   - А Суворов утверждал, что воюют не числом, а умением, что и доказывал своим примером, - парировал прадед.
   - Нет, деда, наши воюют умением...
   - Ага, а враги - числом, - усмехнулся Иван.
   Прадед Эди пристально посмотрел на Ваню.
   - Вы, Иван Филаретович, можете впасть в сильнейшую ересь. Этак вы начнете думать, что русское оружие одерживало много славных викторий именно из-за стечения обстоятельств. В вас есть здоровый скепсис, взращенный вашим почтенным папенькой, однако он может вылиться в махровое западничество, что вредно так же, как и махровый ура-патриотизм моего правнука.
   Отдышавшись немного, Витольд Несторович продолжил:
   - Наши действительно не могут победить только потому, что они наши. Другое дело, что у нас нет иного выбора, кроме как играть за наших. И сердцем. - Кривой палец старика больно ткнул в грудь Эдю. - И головой. Голове Ивана тоже пришлось несладко. - А эту игру, Эдуард, выброси. Поиграйте-ка лучше в "Спартака" или в "Покорение Сибири"... кхм... Давайте так - я за Кучума, а вы за Ермака. Эдька, кыш из-за компутера, дед вас сейчас шерстить начнет.
   Начался великий поход Ермака Тимофеевича на Сибирь. Мальчики играли сдержанно, и только время от времени, когда Кучуму удавалось побольнее ущипнуть Ермака, Эдя начинал бормотать про крокодила.
   - Ты его тоже видел? - поинтересовался Ваня, не отрываясь от экрана.
   - Спросишь тоже! - пропыхтел Орех. - Кто ж его не видел?
   Баня, парикмахерская, косметический салон - и вот заросший мужик превратился в импозантного мужчину. На это у Юрана ушел целый день, но зато каков результат! Задние ноги сами по себе отплясывали что-то веселое. Возницкому явно нравились все эти внешние перемены. Хотелось еще приодеться и приобрести какую-нибудь экстравагантную сбрую, но это, как чувствовал Юран, еще впереди.
   Итак, он стоял у Исаакия и наблюдал, как бригада таможенной службы пытается оттранспортировать Бог весть как оказавшийся перед собором аэроплан. На платформу для транспортировки легкового транспорта маленький летательный аппарат не вмещался, оставлять его под открытым небом тоже было нельзя...
   - Да вы его на тросе отбуксируйте! - крикнул Юран.
   - Умный какой...А управлять кто будет? - ехидно пробухтел старший чин.
   - Вот уж здрасте! - удивился кузнец. - Как же так - у вас и управлять никто не может? Крути руль - и все дела.
   - Вот сел бы и покрутил! - огрызнулся чин.
   - Так я бы с радостью, да комплекция неподходящая.
   - Вот и помалкивай в тряпочку.
   Дело не задавалось. Рабочие уже переругались между собой, а мороз крепчал.
   И тут на Юрана снизошло вдохновение.
   - Что же вы, таможня! - расхохотался он. - Разверните его хвостом - да на платформу, в повороты, наверное, впишетесь. Только пропеллер демонтируйте, чтоб асфальт не скреб.
   Очевидная простота решения поразила всех, и рабочие без всякого на то распоряжения принялись претворять в жизнь дерзкий план Возницкого. Грузовик с низкой платформой подъехал с другой стороны, лебедкой подтянули хвост на максимальную высоту, и весь фюзеляж, почти до самых крыльев, поместился над платформой. Парой тонких стропов фюзеляж зафиксировали, чтобы не слишком болтался и не оборвал трос на лебедке, и оказалось, что пропеллер и демонтировать не надо - он достаточно возвышался над землей.
   - Смекалистый ты, братец, - крякнул старший чин. - Закуришь?
   В руках у таможенника оказалась пачка "Примы".
   - Балет уважаете? - Корявыми пальцами Юран извлек из пачки длинную тонкую сигарету с угольным фильтром.
   - Внучка... кхм... учится, - покраснел чин, махнул рукой рабочим и крикнул: - Самойлов, вези на стоянку, оформи как транспортное средство с подтвержденной экстерриториальностью и дуй сдавать смену.
   Едва грузовик уехал, чин вздохнул:
   - Беда с этими иностранцами. То на Красную площадь им приземлиться вздумается, то у Исаакия, то еще где. А нам для них лично чиновника направлять надо, чтобы по закону все... Неприлично как-то. Мы же в Колизей на парашюте не приземляемся, когда отпуск в Италии провести хотим.
   Для Юрана отпуск в Италии был чем-то запредельным, поэтому он сменил тему разговора:
   - С Рождеством вас, дяденька.
   - И тебя, Юра, и тебя, - закивал чин. - Пройдем-ка за угол.
   Возницкий даже рот забыл раскрыть от изумления. Он-то думал, что за ним подъедет какой-нибудь служебный фургон, его повезут на Литейный, объяснят, введут в курс дела, но вот так, между делом... Тонкая работа, ничего не скажешь.
   Они прошлись до перекрестка и по пригласительному жесту старшего таможенного чина вошли в пивную.
   - Ты, Юра, слушай внимательно, потому что я тихо говорить буду и один раз, - пробубнил чин, сдувая с поданной кружки пива пену совершенно плебейским манером. - Через два часа у "Сайгона" начнется драка, твоя задача в нее ввязаться и, когда нагрянут фараоны, попасть в участок. Там тебя оформят и направят в следственный изолятор, как подозреваемого в ограблении продовольственной лавки. Там ты потребуешь встречи с жандармским чином, утверждая, что имеешь сведения о готовящемся террористическом акте. Жандарм выдернет тебя на Литейный, и тогда поговорим плотнее... А теперь допивай свое пиво и дуй в "Сайгон", чтобы не случайно там оказаться.
   Георгий Ювенальевич Шепчук, лидер популярной питерской рок-н-ролльной команды "ДНК", никак не ожидал встретить в "Сайгоне" кентавра, тем паче в вызывающе пестрой майке с изображением дуэта московских нимфеток непристойного поведения.
   - Попсовый прикид, - кивнув в сторону кентавра, зажигающего на танцполе, процедил Ювенальевич бармену, пока тот наливал ему кружечку "Невского".
   Бармен пожал плечами: мол, я на работе, мне все равно, какой прикид у клиента.
   А кентавр веселился вовсю. Он ржал, хлопал в ладоши, подпрыгивал на месте и громко подпевал: "Я буду вместо, вместо, вместо нее..."
   Ювенальевичу было уже за сорок, и он спокойно переносил шумную безвкусицу: в конце концов не могут все любить рок, тем более - слушать. Поэтому он решил просто допить свое пиво и провести остаток вечера с сыном.
   Все вокруг стало фоном к кружке пива, Шепчук уже и думать забыл о кентавре, и именно в этот момент звук удара вернул его в реальный мир. Ювенальевич поднял глаза и увидел растянувшегося на полу то ли узбека, то ли таджика, а над ним - лоснящуюся елеем физиономию юного черносотенца стриженного под горшок, с крестиком на голой груди, с накаченными мышцами.
   - Аллах акбар? - спросил черносотенец у поверженного азиата.
   Повисла нехорошая тишина.
   - Чувачок! - окликнули качка сзади. - Покежь кулачок.
   - Чего? - обернулся качок на голос.
   Ювенальевичу не раз приходилось пластаться с черносотенцами во времена молодости - он сам был наполовину татарин, - однако сейчас он пожалел молодого подонка. От удара копытом в лоб, пусть даже медный, никому хорошо не бывает. Черносотенец упал навзничь, лоб украшал отпечаток подковы.
   - На счастье, - сплюнул кентавр.
   - Э, конь, пошли, выйдем? - Как оказалось, с павшим поборником "веры християнской" пришли еще человек десять.
   - Легко! - Кентавр ослепительно улыбнулся, а проходя мимо Шепчука, вдруг обнял его и воскликнул: - Гоха, привет! Пошли подонков мочить?
   Шепчук смутился. Но Юран избавил его от мильона терзаний и не стал уговаривать, а прошел к выходу.
   Вслед кентавру лениво и как бы нехотя потянулись черносотенцы. Один из них на ходу достал из-за пазухи кистень.
   - Вызывай легавку, быстро! - заорал бармену Ювенальевич. - Парни, кто смелый, айда за мной! - и сам бросился на выход.
   За ним кинулись все, в чьих жилах текло хоть немного азиатской крови.
   - Господи-ты-божья-твоя-воля, - психовал таможенный чин, расхаживая перед Юраном спустя пять часов в кабинете на Литейном. - Ну кто тебя просил драку начинать?
   - Так не я же начал, - оправдывался Возницкий. - Я думал, так и задумано.
   - "Так и задумано", - передразнил чин. - Я же сказал - через два часа, а не через полтора, и у "Сайгона", а не в нем.
   - Но ведь все как надо получилось!
   - Дубина! Сейчас эта рок-звезда будет по участкам звонить, выяснять где ты, что ты, можно ли тебя под залог выпустить...
   Юран поник.
   - Ладно, прикроем как-нибудь, - смягчился чин. - Только впредь даже дышать не смей без особого распоряжения.
   Усевшись в кресло у камина, чин продолжил:
   - Звать меня будешь Михаилом Юрьевичем, с этого дня я твой куратор. Задача твоя, Юра, простая и ответственная одновременно. Ты будешь исполнять роль Его Императорского Величества Николая Петровича. Сечешь, дурища, какую миссию выполнять будешь?
   - Ага. Царем быть, что ли?
   - Не быть, а слыть. Две большие разницы, как говорят в Одессе.
   Возницкого как потенциального двойника императора завербовали давно, легко и просто. Семнадцать лет назад, в Бресте, капитан Девятого отделения Жандармского корпуса Колесников, случайно выглянув в окно, увидел, что во дворе комендатуры гуляет государь император. Сам того не желая, Дмитрий Борисович вытянулся было во фрунт, как вдруг до него дошло, что император физически не может находиться в Бресте, потому что он второй день как в Японии с официальным визитом. И только тогда у "императора" проявилось тело лошади, борода оказалась неухоженной и стрижка - солдатской.
   Возницкого завербовали и законсервировали, потому что в Генеральном штабе посчитали, что кентавр не может быть основным двойником: император ведь о двух ногах, не о четырех. Все доводы Колесникова о харизме и о феноменальном сходстве не принимались в расчет, хотя при личном контакте все генералы и полковники только диву давались - как две капли воды.
   Оставалось только удивляться, почему до сих пор никто из простых смертных не заметил сходства Юрана с августейшей особой. Скорей всего никто просто не ожидал, что царь может так вот запросто слоняться по городам и весям. Откуда ему взяться в провинции, да еще без свиты, без охраны?
   Устроили Возницкого в Волхове, пожарным. Матушку Юран выписал к себе, когда обзавелся квартирой - жалованья законсервированному агенту платили много и справно, так что двухкомнатный коттедж он купил через два года (пожарные в Волхове тоже не бедствовали).
   А потом Юран подался в кузнецы. Сначала в учениках полгода проходил, а позже по третьему разряду в ремонтные мастерские на путиловском машиностроительном в Питере устроился. Была у него комнатка в заводском общежитии, а на выходные он к маме приезжал.
   Зачем он нужен Жандармскому корпусу, за что ему выплачивают жалованье, равное двум окладам кузнеца, Юран не думал. Был уверен, что потом отработает, если понадобится. Ежемесячно, за день до перечисления жалованья, Возницкий получал заказное письмо якобы из "Русских ведомостей", в многолетней лотерее которых он, как постоянный подписчик, участвовал. В пакете, кроме всевозможных бланков, купонов и рекламных буклетов, лежал маленький ярлычок с паролем месяца. Возницкий запоминал пароль, а ярлычок сжигал, как предписывала инструкция.
   Нельзя сказать, что теперь Юран вел себя, простите за рифму, как баран. Он никогда не был глуп и сообразил, что если на роль государя императора приглашают кентавра, значит, что-то не так. Насколько Возницкий помнил, царь Николай Петрович не был наполовину конем - личность императора была цельная во всех отношениях. Так почему именно Юран?
   После аудиенции с Михаилом Юрьевичем Юрана в карете "скорой помощи" перевезли в какой-то питерский глухой дворик, где его встретил молчаливый мужик в лохмотьях. Жестом он велел Юрану следовать за ним.
   Войдя в подвал, наполненный таинственными звуками, они довольно долго двигались в полной темноте. После двух поворотов направо и одного налево Юран почувствовал, что под копытами уже не вода, а сухая брусчатка. Лязгнула дверь, щелкнул выключатель, и Возницкий, едва привыкнув к свету, увидел, что находится в небольшом помещении со сферическим потолком. Дверь, через которую они вошли сюда, была старой, окованной медными пластинами, позеленевшими от времени и влаги. Следующая дверь оказалась гладким круглым люком без замков и ручек.
   Тяжелая плита отошла под напором изнутри, проводник кивком велел Юрану войти, что тот и сделал. По другую сторону люка его приветствовал Михаил Юрьевич.
   - Добро пожаловать в Зимний.
   Девятое января
   Антикварная лавка на Бармалеевой улице называлась, естественно, "Бармалей", за прилавком стоял хамоватый верзила, одетый аляповато и смешно: в парчовую, расшитую бисером и жемчугом жилетку, в оранжевые атласные шаровары и остроносые шлепанцы на босу ногу. Голову продавца украшала алая турецкая феска. В волосатой груди искрился серебряный анк, недельная щетина стоила немалых денег цирюльнику, поддерживающему сие великолепие. Апогеем физиономии служили громаднейшие усы щеткой.
   Крокодил вошел в лавку, попыхивая "Беломором", и осведомился:
   - Как насчет халвы?
   Детина в феске раскрыл пасть, усыпанную золотыми зубами, и спросил:
   - Ты што, дарагой, читать нэ умэешь? Здесь антиквар прадают, а нэ шэрбэт.
   Тотчас из служебного помещения раздался низкий женский голос:
   - Ашот, в чем дело?
   - Да какой-то кракадыл пришел, Гиви Зурабович, амлэт хочит.
   Бамбуковые занавески за прилавком вдруг раздвинулись, и появился высокий толстый блондин в вельветовом костюме.
   - Вы что-то хотели? - женским голосом спросил Гиви Зурабович.
   - Я поинтересовался насчет халвы, - повторил Крокодил пароль.
   - Вам ритуальной или на каждый день?
   - Никогда не слышал о ритуальной, но с удовольствием бы узнал поподробнее, - и Крокодил проглотил тлеющий окурок.
   - Прошу ко мне, - томно пропел Гиви Зурабович. - Ашотик, постарайся вести себя с покупателями повежливее.
   Крокодил прошел в кабинет толстяка Гиви. Единственным предметом интерьера, заинтересовавшим Крокодила в тесном пространстве комнаты, заставленной коробками, футлярами и пакетами различных габаритов и степени наполненности, оказался засушенный крокодильчик, подвешенный к люстре.
   - Не отвлекайтесь, уважаемый, он ненастоящий. - Гиви Зурабович уселся за столик, на котором в ворохе бумаг утопал ноутбук с большим экраном. Присаживайтесь.
   Крокодил уселся на предложенный ему табурет с точеными деревянными ножками, и тот надсадно скрипнул.
   - Итак, вас интересуют восточные услады, - еле заметно дрогнули в меру накрашенные ресницы хозяина лавки.
   - Сласти, - поправил Крокодил. - Только сласти.
   - Да, конечно, - как бы спохватился толстяк. - Сласти... Так вам ритуальные или на каждый день?
   - Предпочитаю на каждый день, я ужасный сладкоежка. А ритуальные... это какие?
   - Сейчас у меня нет литературы по данному вопросу, но если вам интересно, я покопаюсь во всемирной сети и что-нибудь вам подыщу.
   - В таком случае, - Крокодил резко встал, - попрошу подготовить полный список и передать мне по этому адресу... - На стол Гиви Зурабовичу лег календарик с символикой отеля "Palace", в левом верхнем углу которого нацарапан был телефон пентхауса. На том они и расстались.
   - Запомни: на люди показываешься только после гримера.
   Михал-Юрич мерил гримерку строевым шагом от дверей до зеркала и продолжал долдонить одно и то же, Юран терпеливо сносил тяжелую операцию по превращению в государя императора Николая Третьего, гример Нурсултан Назарбаевич мучился, не зная, с какой стороны подступиться к кентавру.
   - Вы бы, дяденька, стропила какие-нибудь мне за спину приладили, вам же неудобно... - посочувствовал Юран.
   - Ничего, сынок, как-нибудь справлюсь. - подводочный карандаш для глаз замер у слезника и тут же начал свое движение обратно.
   Грим ложился тонким слоем на лицо кентавра. Как бабу какую-то разрисовывают, ей-Богу, сокрушался про себя Юран. Ладно, мужики не видят.
   - Рот не открываешь, появляешься исключительно на балконе, чтобы вся твоя конская суть не раскрылась. Возницкий, не спишь?
   - С вами уснешь, как же! - огрызнулся Юран. Ему уже изрядно надоело исполнять обязанности царя.
   - Злишься? - Михал-Юрич довольно потер руки. - Это хорошо, спортивная злость - она делу всегда полезна.
   - Простите, а где сам государь император?
   Шеф встал как вкопанный, пристально посмотрел Юрану в лицо и доверительно сообщил:
   - Еще один подобный вопрос - и Алексеевский равелин распахнет свои гостеприимные двери.
   - Да? - засомневался Юран, но спорить не стал.
   - Пожалуй, все, - тяжело вздохнул Нурсултан.
   Михал-Юрич разочарованно смотрел на Возницкого:
   - С чего они взяли...
   М-да, подумал Возницкий. Это кто угодно, только не царь. Никто не поверит, что я - Николай. Это просто балаган какой-то, маскарад.
   - Ну не похож он на него, - оправдывался Назарбаевич. - Совсем не похож, тут уж никаким гримом не поможешь, на него даже маску надевать бесполезно.
   Он в сердцах бросил полотенце в угол, снял халат и вышел вон.
   - Ну, кузнец... - Сверкнув глазами, шеф бросился за гримером.
   Будто я в чем виноват, обиделся Юран. Кто ему тогда объяснил, что его берут на такую сложную работу - косить под императора. Да скоро двадцать лет пройдет, как его завербовали, за это время царь элементарно мог измениться.
   Из распахнутой двери доносились сдержанные уговоры шефа и яростное сопротивление гримера: "...нам очень нужно..." - "...да он же абсолютно не..." - "...господа из Девятого..." - "...а я не Господь Бог, а он не..."
   Юран поднял полотенце и начал стирать с лица грим, просто так, на сухую. Потом подошел к умывальнику и жестко умылся. Утерся халатом, причесался, надел френч, приготовленный ему заботливым костюмером, и вышел в коридор.
   - Господа, к чему весь этот спор, - вмешался он в разговор. - Я прекрасно понимаю, что доставляю вам массу хлопот, но, поверьте, я не со зла. Что такое?
   Шеф с гримером побледнели, видно было, сколько усилий доставляло Михал-Юричу не отдать честь. Каблуки его все-таки предательски щелкнули. Назарбаевич открыл рот.
   - Ваше... - вырвалось у него.
   - Ну ты и фрукт, Возницкий! - Шеф вытер испарину с висков. - Этак же и удар получить можно.
   Юран смущенно молчал. Он видел себя краем глаза в огромном зеркале справа, но это был не царь, это был он - Юрий Марян-Густавович. Что произошло, почему эти двое увидели не его, а монарха - оставалось непонятным.
   На ужин подали шампанское.
   Едва на улицах Питера зажглись фонари, в номере Крокодила негромко зазвонил телефон.
   - Кто говорит? - поднял трубку Крокодил.
   - Слон! - последовал грубый ответ. - Выходи давай. Белый "Фольксваген".
   На улице его и вправду поджидал белый автофургон.
   - Ты что, крокодил, что ли? - спросил сидевший за рулем небритый тип, похожий как две капли воды на продавца из "Бармалея", только без усов и акцента.
   - Это позорно? - сверкнули в полумраке салона зубы.
   - Да не, я думал - кликуха! - нервно хохотнул водитель. - Ну что, за халвой?
   - Трогай, любезный, - разрешил Крокодил.
   "Фольксваген" резко взял старт и помчался сначала по ярко освещенным цветными неоновыми рекламами улицам российской столицы, потом по окраинам, залитым светом обычных галогеновых фонарей, а затем вырвался за пределы города.
   Километров через пятьдесят фургон нырнул влево, и спустя пять минут они оказались в дачном поселке, мимо которого промчались на максимально возможной скорости, и остановились только с противоположной стороны поселка, возле огромного сруба с мансардой и металлическим гаражом.
   - Приехали! - бросил водитель и вышел.
   Крокодил покинул салон, засунул лапы в карманы пальто и проследовал за водителем. Тот отпер калитку, и они прошли по, видимо, наспех расчищенной тропинке в дом.
   В доме пахло дымом, так, будто кто-то забыл отодвинуть вьюшку печи. Еле слышно потрескивали дрова, в зале, куда водитель провел Крокодила темным коридором, сияла люстра и зеленовато-голубым пламенем догорали в камине поленья.
   - Однако не шибко вы бережетесь, - ухмыльнулся Крокодил. - А если бы я оказался жандармом?
   Гиви Зурабович, сидевший перед камином, закутавшись в плед, жеманно ответствовал:
   - Не надо шутить с нами, уважаемый. Вы сами знаете, что вас проверили вдоль и поперек. Итак, что вас интересует?
   - Что-нибудь скорострельное для ближнего боя, винтовка с оптическим прицелом для дальнего - и, пожалуй, все.
   Гиви Зурабович удивился.
   - Это что - масштабная террористическая акция? Расстрел питерских рабочих? Мне сказали, что вы одного оборудования на миллион золотом возьмете.
   - Если вы хотите поиметь хоть какую-нибудь выгоду, в ваших интересах предоставить мне то, о чем я попросил. Там видно будет.
   Крокодил резко упал на живот и ударил хвостом наотмашь. Подкравшийся сзади с топором детинушка нелепо всплеснул могучими руками, и прежде чем он грузно плюхнулся на пол, челюсти Крокодила сомкнулись на запястье правой руки.
   Вопль боли и ужаса был громкостью не меньше ста децибел. Откушенная кисть, выпустившая топор, исчезла в желудке рептилии.
   - Гиви Зурабович, - поцокал Крокодил, - вы меня разочаровываете. Этого урку я оставляю себе, а вы мне предоставляете снайперскую винтовку армейского образца, ТТ-автомат и боеприпасы. Потом я с вами свяжусь. Деньги на Московском вокзале, в камере хранения.
   Толстяк велел заткнуть Никиту, который орал, глядя на обкушенную руку, и, когда его увели прочь, спросил:
   - Ну допустим, все будет так, как вы просите... Никита-то вам зачем?
   - Съем, - ответил Крокодил. - Чего добру пропадать?
   В конце концов Ивану все уши прожужжали про этого крокодила: и каждый-то его видел, и каждому-то он улыбался... Как крокодилы могут улыбаться? Вообще-то они и на задних лапах ходить не могут, и папиросы курить... Иван Филаретович стал подозревать, что является объектом грандиозного розыгрыша.
   Вот и папенька: вернулся со службы и уверяет всех домашних, будто в метро на Василеостровской встретился с чешуйчатым гадом нос к носу.
   - Ты, папа, правду говоришь или так, прикалываешься? - с подозрением разглядывая родителя, спросил Иван.
   - Дерзишь, Филаретыч.
   - Но ведь так не бывает.
   В это время Машенька, домработница, спустилась со второго этажа и сообщила, что по телевизору показывают крокодила, того самого...
   - Шанс убедиться, - сказал папенька.
   Однако сын не поторопился:
   - Ты же сам говорил, что нельзя верить всему, что показывают по телевизору.
   - Брысь! - шикнул отец, и Иван с хохотом умчался в гостиную.
   На экране мелькали кадры из жизни столичного гостя. Сообщалось, что он из Арабских Эмиратов, работает проводником-инструктором по водному туризму, женат, имеет трех детей - Тото, Коко и Лёлё.
   - Как же вы, житель жаркой Африки, оказались в холодной российской столице? - спросил репортер.
   Попыхивая папиросой "Беломор", крокодил ответил:
   - Это такая экзотика.
   На этом репортаж закончился.
   Иван Филаретович открыл рот. Он ожидал, что такому необычному гостю должны уделить не три-четыре минуты, а по крайней мере полчаса. Что он - так и слоняется по Питеру ради экзотики? Откуда в Питере экзотика?!
   - Папа, а что крокодилы едят? - спустившись в гостиную, поинтересовался Иван.
   - Здрасте, пожалуйста! - Папенька оторвался от газеты. - Тебе сколько лет, Филаретыч?
   Иван покраснел, однако не сдался:
   - Но ведь это ненормально, когда хищник разгуливает по улице. Он же может напасть на человека и съесть его.
   Папенька отложил газету в сторону.
   - Ваня, я тебе сейчас одну вещь скажу, только ты не пугайся. Теоретически любой человек может напасть на себе подобного и убить его: тростью, перочинным ножом, голыми руками. Мало того. Ежедневно на службе я сталкиваюсь с людьми, которых, кажется, легче убить, чем объяснить им элементарные вещи. Встречаются также подлецы, склочники, лентяи, которых тоже порой хочется пристрелить. Может, начнем запирать всех в клетки, начиная с меня?
   Иван задумался.
   - Что же теперь, и на улицу выйти нельзя?
   - Почему? - удивился папенька.
   - Ну... - помялся Иван. - На меня ведь могут напасть...
   - А почему до сих пор никто не нападал?
   Теперь Иван озадачился не на шутку. Почему люди не бросаются друг на друга, действительно? Ведь это и в самом деле легко: удар - и нет человека. Правда, посадить могут...
   - Боятся наказания? - Он поднял глаза на папеньку.
   - Приехали! - Тот, похоже, всерьез расстроился. - Ты, получается, ведешь себя цивилизованно потому лишь, что мама или я можем оставить тебя без сладкого или даже отшлепать? Хорош гусь! Я-то думал, что мы друзья...
   - Но мне ведь и в голову не приходит бесчинствовать, - стал оправдываться Иван.
   - Так почему это должно прийти в голову другим? - спросил папа. Филаретыч, все ведь очень просто. Если думать, что люди не нарушают закон только из-за боязни наказания, получается, что все преступники - очень смелые люди. А это не так - все они трусы и слабаки и при должном отпоре стараются уйти от прямого боя. Люди живут вместе, а жить друг с другом в постоянном страхе, что на тебя нападут и убьют, невозможно. Это неминуемый нервный срыв. Поэтому любое асоциальное поведение ставится вне закона, как угрожающее совместному проживанию людей. Человек постоянно несет груз ответственности. Как только он отказывается от ответственности и заявляет, что хочет свободы, - это первый сигнал, что тут что-то не то. Скорей всего такой субъект хочет жить за чужой счет. Жить среди людей и быть вне зоны ответственности невозможно, понимаешь? Почему ты ведешь себя подобающим образом?