Страница:
Я так подробно описываю этот этап по двум причинам: во-первых, детский энтузиазм очень обманчив, и взрослые часто принимают желаемое за действительное. Но Доман не определяет критерии, которые позволили бы следить за развитием процесса обучения. Интерес самого ребенка при этом совершенно не учитывается. Активность, энтузиазм младенца свидетельствуют только о том, что ему не приносят вреда. Но ведь очевидно, что если малышу рассказать какую-нибудь историю, сопровождая ее жестами и мимикой, то она его, безусловно, заинтересует, но не потому, что он будет увлечен процессом обучения чтению. К сожалению, Глен Доман не дает никакого объяснения самому процессу открытия, совершаемого ребенком: "Следуйте нашему методу, и ребенок научится читать!". А если малыш все же не проявит интереса к этим занятиям при таком методе, то тем хуже для вас!
И вот мы подошли ко второй причине, заставившей меня так подробно рассказать о первом этапе обучения чтению: она касается элементов, которые дадут мне возможность постичь весь механизм этого процесса. Но мне предстояло еще два года идти наощупь и открыть для себя работы Энгельмана и Рашели Коэн, чтобы разобраться во всем детально и как следует.
Как и большинство родителей, я не педагог. Однако есть пункт, в котором я не согласна ни с Доманом, ни с теми, кто всей душой ратует за обобщенный метод. Для меня уметь читать - это не только произносить звуки, но также уметь разгадывать слова, которые ребенку пока неизвестны, или, по крайней мере, неизвестна их письменная форма. С точки зрения Домана, малыш может прочесть свою первую книгу только тогда, когда будет в состоянии прочитать любую книгу определенного уровня и соответственным способом для него сделанную. Тот день, когда Галя в возрасте четырех лет и семи месяцев прочтет свою первую книжку из серии "Эмили" [7], разбирая многочисленные, дотоле ей неизвестные слова, набирая скорость чтения от фразы к фразе и смотря на меня искрящимися от счастья глазами, - этот день можно считать основой всему.
Кто-то мне возразит, что это все еще совершенно не означает "прочитать" свою первую книжку. Первая книжка - та, за которой ребенок сам отправится в библиотеку, прочтет про себя и потом подробно расскажет ее содержание. Несомненно, это так, но я бы хотела отметить и самый первый этап, как наиболее сложный и радостный для ребенка. И кроме того, такой праздник вдохновит малыша и будет стимулом для того, чтобы идти дальше по тому пути, который приведет к чтению про себя.
Вернемся, однако, к весне 1984 года, окончившейся таким провалом в системе обучения раннему чтению, и вспомним, что в то же время перед нами открылись широкие горизонты в других областях! Конечно, нашей мечтой было плавание. В полтора года Галя могла проплыть на спине весь бассейн, лепеча какие-то слова. Я не спускала с нее глаз, но, честное слово, ей это было совершенно не нужно. Я могла бросать ее в воду без особых предосторожностей, она выныривала из воды сама, очень веселая. Именно в занятиях в бассейне я черпала свою уверенность: ведь здесь нам удалось добиться прекрасных результатов. И я рассматриваю эти достижения, как видимую часть айсберга. Правда, это относится к физическим сторонам развития, где результаты бросаются в глаза, но я уверена, что и в умственном отношении можно достичь чего-то подобного.
Кроме того, существует еще одна область знаний, достижения в которой столь же очевидны, как и в плавании, - это живопись. Я вытащила весь запас давно хранившихся у меня открыток, репродукций картин, которые собирала, приобретая их в музеях и на выставках. Раз в день (сначала я делала это по три раза, но потом решила, что лучше занять ребенка разнообразными делами, чем повторять одно и то же) я показывала дочке по пять картинок. Я не стала наклеивать открытки или репродукции на наши обычные карточки размером 30*30 см, так как у меня не было для этого ни времени, ни денег, ни места. Моя система показа выглядит так: я ставлю перед Галей чистую карточку, на которую кладу открытку, и говорю название картины, после чего убираю одну открытку и заменяю ее другой.
Теперь я понимаю, почему Доман настаивал на том, чтобы все изображения показывали ребенку одним и тем же образом. Когда я была в Филадельфии, то сама мысль, чтобы одинаковым образом демонстрировать малышу изображение бельгийского флага и Моны Лизы (Джоконды), меня шокировала. Но оказалось, что я просто недооценивала детей, полагая, что их нужно "учить" любить живопись. Безусловно, это нужно делать, если ты начинаешь открывать ребенку живопись в 10-12 лет, но если ты показываешь младенцу картинки, когда ему всего лишь год и видение у него свежо и незамутнено, то малыш сам ощутит различия между отдельными картинками и даже жанрами. Он мельком посмотрит на флаг и будет долго рассматривать картину. Я бы даже сказала, что он почувствует разницу между детскими рисунками и работами крупных профессиональных художников. Может быть, ему просто передается наше почтительное отношение к последним? Или это происходит оттого, что ребенок видит картины в книгах своих родителей и в музеях? А может быть, сама живопись внушает ему такое отношение? Определенно можно сказать только одно: живопись доставляет ребенку большую радость. Вместе с Галей - очень быстро - я просматривала за день десять картин, и если бы дело зависело только от дочки, то их было бы гораздо больше, но я предпочитала не "закармливать" ее досыта. Очень скоро она тоже почувствовала, что нужно что-то оставлять "на потом", скажем, на завтра.
Рассматривание репродукций картин и скульптур так нравится детям, что эти занятия становятся для них самой желанной наградой. В полтора года Галя очень плохо ела - она не любила ни овощей, ни мяса, ей противен, по-видимому, был сам вид ложки. Каждый глоток подолгу оставался у нее во рту, при этом она туманным взором смотрела вдаль. Само принятие пищи начинало походить на тяжелый труд, пока я не придумала пообещать ей, что если она съест все, что положено, быстро, то в награду я позанимаюсь с ней картинками. И произошло чудо! Она оживилась, глотала ложку за ложкой, стараясь, чтобы тарелка опустела побыстрее и чтобы я начала показывать ей ее любимые картинки. Доман был прав: дети гораздо больше любят учиться, чем есть сладкое!
И Галя - не исключение. У Селины то же пристрастие, и дети, приходящие к нам в гости и не приученные к подобным занятиям, реагируют на показ картинок точно так же. На следующий день после моего выступления по радио я получила вот такое письмо: "Ваше выступление по радио в программе Франс-Интер заставило меня взглянуть на своего ребенка другими глазами. Мне захотелось начать сейчас же. Вместо того, чтобы рассказывать моей шестилетней девочке очередную "детскую" историю, я предложила ей посмотреть вместе альбом Гогена. Она тотчас же задала мне вопрос: "А это для детей?" Но начала листать книгу, при этом каждая репродукция вызывала у нее оживленную реакцию. Я очень рада, что начала идти с ней по вашему пути".
Ясно одно: если малыша, как утверждает Доман, заинтересовать чтением или математикой не так легко, то при занятиях различными областями искусства наблюдается обратная картина - ребенок начинает интересоваться этим мгновенно. Причем характерно это и для тех детей, которые кажутся, на первый взгляд, неспособными концентрировать свое внимание. Самое главное, нужно выбирать картины, изображающие достаточно живые сцены, и показывать их малышу в быстром темпе. Когда он захочет рассматривать картины подольше, то взрослый должен обратить его внимание на занимательные детали и сопоставить их с тем, что ребенок уже знает. При этом всегда нужно отбирать у малыша картинки как можно скорее, чтобы ему потом захотелось посмотреть их еще.
Посещение музеев и выставок тоже должно стать большой радостью. С тех пор, как стала интересоваться ускоренным развитием ребенка, я постоянно ищу в музеях хоть что-то для детей, может быть, специальные экскурсии или что-нибудь подобное. И каждый раз меня потрясает полное пренебрежение к культурным запросам малыша, отсутствие желания развить его в этом направлении. Создается впечатление, что основная цель работников музеев - просто убедить ребенка, что само слово "музей" и само здание музея не несут в себе ничего отрицательного, и только. Так что же на самом деле имеет значение - здание или то, что в нем находится? Невольно задаешь себе вопрос: когда же в этих музеях будет вестись работа с детьми?
Конечно, ребенок совершенно не должен подолгу разглядывать каждую картину молча и сосредоточенно, как это делаем мы. В залах музея малыша нужно обязательно брать на руки, так как, если он будет смотреть картины, стоя на полу, с высоты своего роста, то из-за отражений в стеклах почти ничего не увидит. Когда в одном зале собраны как на подбор только шедевры, мы обычно смотрим их подряд, если же там находятся картины различной художественной ценности, мы выбираем наиболее интересные. В таком случае осмотр выставки не столь утомителен. Поэтому лучше знакомить ребенка с произведениями одного художника, тогда получается нечто вроде урока о творчестве какого-либо определенного живописца. Наклонившись к уху ребенка, можно, не беспокоя других посетителей, рассказать, что же такое выставка, и обратить его внимание на что-нибудь смешное и интересное. В результате, на общем фоне торжественной обстановки впечатление от настоящих картин увеличится во сто крат.
А в один прекрасный день родители (так же, как и при занятиях плаванием) получают награду тогда, когда они этого и не ожидают. В два года я впервые взяла Галю на выставку живописи (большую международную выставку "Импрессионисты и пейзаж", 1984 год). К этому времени она уже знала несколько сотен картин, в том числе много импрессионистов. Но войдя с ней в большой зал, где висело множество картин, я, к своему большому разочарованию, сразу же поняла, что дочка не знакома ни с одной из них. Однако когда мы с ней попали в маленький зал, еще прежде, чем я могла увидеть хоть что-нибудь, она закричала: "Стог сена"! Я посмотрела на полотно, которое она показывала, и действительно, это была та самая картина! А когда я спросила, кто же написал ее, то девочка с ликованием закричала: "Моне-е-е!" Какой восторг! И так как кроме экспонировавшегося в музее варианта существует множество других вариантов картины, которые Моне писал в разное время года и в разные часы дня, то потом мы долго рассуждали на эту тему, что делало наши "уроки живописи" еще более интересными и желанными.
В семейных анналах осталось еще одно посещение выставки. Через два года после описываемых событий открылась выставка "Париж - Вена". На этот раз мы хорошо подготовились, обе девочки прекрасно знали Климта, австрийского художника, жившего в конце XIX - начале XX века. И вот Селина, сидящая у меня на руках, тянется вверх и с высоты своих двух лет говорит: "Мама! Посмотри, вот „Юдифь"!.. И еще одна „Юдифь"... Ой, „Золотая рыбка"! И „Даная"". А когда я поила молоком из бутылочки мою младшую дочь, то слышала разговор между старшей (три года) и ее папой:
- Посмотри, Галя, это "Любовь".
- Вовсе нет, папа, это "Свершение".
- Да нет, Галя, эта картина называется "Любовь".
- Но, папа, "Любовь" вон там внизу, я ее видела. А это "Свершение".
Папа, поколебленный такой уверенностью, но все же не убежденный, бросил взгляд на табличку с названием - конечно, это было "Свершение".
Награды, подобные этой, бывают частыми. Но самая лучшая из них - когда в один прекрасный момент ваш ребенок возьмет вашу голову своими маленькими ручками, посмотрит вам в глаза долгим внимательным взглядом и поцелует вас изо всех сил.
Ободренная достигнутыми успехами, я решаюсь ввести в систему воспитания своих дочерей некоторые элементы того, что Глен Доман называет "энциклопедическими знаниями". После похода по книжным развалам я возвращаюсь с самыми разнообразными приобретениями:
здесь рисунки с изображениями птиц и млекопитающих, целая серия портретов политических деятелей различных стран, живших во все периоды мировой истории, фотографии созвездий и планет, цветов и многое другое. Особый интерес вызвала игра в географические карты: в комплекте было пять больших карт (25*25 см), на которых нарисованы континенты, и сорок маленьких карточек (12*20 см). На каждой из них изображена страна, которую нужно определить по цвету и контуру, нанесенному на одной из больших карт. Я выбираю те области знаний, для изучения которых у меня есть красочные иллюстрации, например птицы Северной Америки, географические карты, портреты исторических деятелей. В программу каждого дня входят три "урока". Я не делаю перерывов на 20 или 30 минут, как это рекомендует методика BBI, потому что дочка в этом не нуждается. Она переходит от одной отрасли знаний к другой с громадным энтузиазмом. В возрасте одного года и семи месяцев Галя обожала повторять разные "сложные" слова, казавшиеся ей магическими.
Так я впервые столкнулась с явлением, которое мало кто понимает и которое тем не менее чрезвычайно важно: дети очень любят заучивать слова, смысла которых они поначалу не понимают. Ребята повторяют их с любовью и удовольствием, коллекционируют их, как белка, прячущая свои орешки про запас. Они ждут момента, который вот-вот наступит: они услышат эти слова в другом контексте, и неизвестные дотоле понятия начнут мало-помалу обретать смысл. Кто только ни говорил мне: "Но зачем им это все учить, они же ничего не соображают, вы же просто забиваете им головы бесполезными сведениями и запутываете их!". Но разве новорожденный может осмыслить, что, когда окружающие называют его по имени, то обращаются именно к нему? Разве может он разобраться в том, что от него хотят, когда говорят: "Ну вот, а сейчас пойдем баиньки!". Что он понимает в тех словах, которые он слышит и о смысле которых он не имеет ни малейшего представления: маленький, толстый, красивый... Может быть, было бы лучше вовсе не употреблять такие слова, чем навязывать их малышу? И вообще лучше воздержаться от этого, пока малыш не станет их четко понимать... Какой психологический прессинг! Несомненно, мы выглядим просто палачами, требуя от наших младенцев таких подвигов! Куда лучше молчать и ждать, чтобы дети созрели, чтобы они, наконец, вошли в тот возраст, когда начинают постигать абстрактные понятия!
Интересно, что когда я отвечаю подобным образом людям, преисполненным самых благих намерений и предостерегающим меня от перегрузки ребенка и путаницы, которая может возникнуть у него в голове, то я вижу на их лицах как бы некоторую непроницаемую завесу. Об этом стоит поразмышлять!
Понимание не должно предшествовать познанию. Как можно понимать то, чего не знаешь? Даже мы, взрослые, и то раньше познаем что-либо, а потом уже понимаем. Когда нам встречается незнакомое слово, мы пытаемся его запомнить и найти его значение, отталкиваясь от уже известных нам похожих понятий, или просто смотрим в словарь. Если же мы перестанем так поступать, то это означает, что мы отказались от узнавания и поэтому не в силах преподать хоть что-нибудь нашим детям, которые целые дни только и делают, что учатся.
Что же касается перегрузки ребенка, то не взрослым об этом судить! Сколько раз мои малыши мне это доказывали! Вот я чувствую, что какое-то понятие их заинтересовало. Я с жаром начинаю им объяснять, но часто делаю это слишком горячо и даю детям гораздо больше информации, чем они в состоянии воспринять. И сразу же вижу: они начинают смотреть по сторонам, берут какую-нибудь игрушку, перестают обращать на вас внимание. Если они уже умеют говорить, то в этот момент начинают болтать о чем-то совершенно постороннем, и вами овладевает некая растерянность... А уже с трех лет, когда они могут довольно здраво рассуждать, малыши просто говорят вам: "Но ведь это совсем не то, что мне хочется, о чем это ты там говорила?.." Ну что же, не надо беспокоиться, ребенок делает свой выбор, он хочет сам разобраться в той информации, которая на него обрушивается. То, что в состоянии понять, он использует, если же он чего-то не понимает, то накапливает это и при случае старается как-то разобраться. В любой "путанице" виноват не малыш, а тот, кто не смог найти логичной системы подачи материала. По существу, в сознании ребенка регистрируются все полученные данные, правильные или ошибочные. Поэтому задача воспитателей очень усложняется. Мы не можем решить сами, что дети поймут, а что нет, поэтому должны раскрывать перед ними все точно, ясно, без недомолвок. Конечно, есть определенные понятия, которые мы не можем выразить четко. И, естественно, ребенок их не поймет. Причина этого непонимания в нас, а не в малыше. Мы не считаем, что детям следует объяснить все, но ведь вот что странно: когда решишь, что любой аспект проблемы можно сделать доступным пониманию ребенка, то окажется, что в беседах с ним может быть затронуто чрезвычайно много тем. Как только у вас появляется уверенность, что малыш уже в чем-то разбирается, вы начинаете раздумывать, как, каким способом облегчить ему этот процесс. В конце концов вы приходите к выводу, что существует множество необходимых для понимания любой проблемы элементов, совершенно неизвестных ребенку только потому, что никто не потрудился их ему объяснить. И вы начинаете рассказывать ему массу разных вещей, чувствуете, что он все схватывает на лету и понадобится немало дней, чтобы встретилось что-то такое, что малышу было бы трудно растолковать. Конечно, гораздо легче сказать себе, что ребенок еще чего-то не может понять, но на самом деле это достаточно грустно.
Вернемся к Гале, которая в свои полтора года с наслаждением познает основы истории, географии и зоологии. Как радостно слышать, когда она говорит "Чечиль" (вместо "Черчилль"), "гухарь" (вместо "глухарь" и "Фанция" (вместо "Франция"). Дочка очень быстро усваивает соотношения между странами и частями света и находит их на карте. Так как Гале это доставляет массу удовольствия, я продолжаю показывать ей картинки в еще большем количестве. Затем наступает очередь изображений композиторов, млекопитающих, цветов и т.п. Произношение Гали улучшается, память развивается, ей достаточно увидеть картинку раз или два, чтобы запомнить, кто это или что это. Почувствовав ее жадный интерес к знаниям, мы принялись за осуществление программы "Тысячи начальных кусочков интеллекта", как называет ее Глен Доман. Теперь уже пора переходить к развитию интеллекта, то есть формулировать те десять определений, с помощью которых можно охарактеризовать каждый элемент, при этом сами элементы делятся еще на более мелкие детали. Задача достаточно необъятна, и я не совсем точно представляю себе, с чего же начинать. Очевидно, нужно как-то сгруппировать разрозненные элементы, и поскольку Гале очень нравится заниматься географией, то было бы хорошо рассказы об исторических персонажах сочетать с описанием тех стран, где они жили.
Я снова произношу при ней имена многих политических деятелей, не упоминавшиеся мною примерно месяца два. Многие из них (около половины) она помнит. Но я сейчас же замечаю, что она совершенно не видит связи между именами политических деятелей и той "формой", которую называют "страной". Я хотела бы дать ей понятие о географии, а на деле это оказалось всего лишь "пространственной" игрой. Так Доман еще раз заставил меня попасть пальцем в небо. И вдруг я осознаю, что ждет нас с нею в будущем. Каждые два или три месяца я буду добавлять к "программе развития интеллекта" произвольно выбранные элементы. Галя, конечно, в конце концов запомнит все, если только подобное количество не станет для нее столь утомительным, что она в итоге перестанет это усваивать.
Мой энтузиазм постепенно гаснет... Перспектива ежедневных и однообразных занятий мне кажется не менее тяжкой, чем сизифов труд, а результат столь же далеким, сколь и неопределенным. И разве в этом основы культуры? Тут же просто нагромождение разрозненных сведений, сообщаемых от случая к случаю. Вот в один из таких дней полного замешательства я взяла карточки серии "Политические деятели на протяжении веков", рекомендуемые BBI, и стала их изучать: Людовик XIV, Ганди, Черчилль, Екатерина Великая, Георг III, Сталин, Наполеон, Елизавета I, Гитлер, Ллойд Джордж и др. Как все это может помочь ребенку постигнуть и запомнить исторические события? Тут я подумала о тех, кто учил своих малышей на имя Бетховена реагировать звуками "По-по-по, поом!" (музыкальная фраза из Пятой симфонии). Так разве я этого хочу добиться, только в более крупных масштабах? Выработать у ребенка определенные условные рефлексы на "культурные" раздражители (по Павлову)? Нет и тысячу раз нет. Ведь для понимания истории важно многое: кто был сначала и кто потом? Кто жил в одно и то же время? Когда произошло то или иное событие? Кто его подготовил и что ему предшествовало? Это цепь времени, это хронология. Именно та самая хронология, которую мы с большим или меньшим успехом зазубривали в школе и которую в позднейших школьных программах просто опускали, чтобы облегчить детям работу! И тем не менее хронология - одна из основных категорий, знание которой необходимо, чтобы стать мыслящим существом. Как мы можем знать, куда идем, когда не знаем, откуда пришли. Но схема Домана не дает ответа на вопрос: как преподать ребенку историческую основу, столь же прочную и удобную, как таблица умножения, - структуру, в которую он уже сам сможет уложить любые данные и сведения?
Одними историческими анекдотами и занятными историями тут не обойдешься. Но это уже наша проблема. А как мы сами знаем историю? Ряд захватывающих событий, вынесенных нами из тупого школьного обучения, нередко фантастические истории из романов Александра Дюма-отца и Вальтера Скотта, Поля Феваля и других писателей, в лучшем случае нечаянно попавшая в руки какая-нибудь книга на исторические темы!
Все знают Робин Гуда и Айвенго и распри между Ричардом Львиное Сердце и принцем Джоном, но при этом мы плохо помним, кто правил Францией в то время. При ком началась Столетняя война и при ком она закончилась? Какому периоду французской истории соответствуют годы жизни Баха? А Рембрандта? Подобные вопросы можно задавать до бесконечности. И многие из них останутся без ответа. Почему? Да потому что для большинства из нас сама историческая основа (история Франции для французов) полна белых пятен. Наше знание эпохи напоминает изъеденный молью шарф. Это происходит потому, что в школе историю жуют по кусочкам в течение всех лет обучения. Одни периоды преподносятся хорошо, другие склеены наспех, но нам никогда не говорили о реальном соотношении событий с масштабом времени, так как этому никогда не придавалось должного значения.
Я усиленно размышляю на эту тему и спрашиваю себя, почему же для раннего этапа ускоренного обучения младенца в качестве основных дисциплин выбрали именно географию и историю, отодвинув на задний план зоологию и ботанику, предметы, которые для малышей, безусловно, были бы гораздо интереснее. Вот тут я и наталкиваюсь на книгу Энгельмана "Как обеспечить максимальное интеллектуальное развитие вашего ребенка", вышедшую в Париже в 1967 году в серии "Ответы". В этой книге я нашла множество ответов на мучившие меня вопросы, и главное - автор подтвердил мои интуитивные предположения. Энгельман советует родителям побольше рассказывать своим малышам о динозаврах и планетах, развивать у них чувство времени и пространства: "Давным-давно, так давно, что и папа твой еще не родился, и бабушка еще не родилась и даже бабушка твоей бабушки еще не родилась, так вот тогда было..." или: "Если подняться в небо очень-преочень высоко, гораздо выше облаков, то...". Конечно, овладеть понятиями времени и пространства необходимо. Рассказывать ребенку о таких противоположностях, как динозавры и планеты, очень важно, это поможет ему ощутить, что мир не ограничен сегодняшним его состоянием и данной окружающей средой и что за пределами современного мира что-то существует и существовало всегда. Вот таким именно образом, основываясь на идеях Домана и Энгельмана, я разработала систему преподавания истории своим детям, успех которой подтверждает сама жизнь.
В основе моего метода лежит несколько принципов. Сначала нужно охарактеризовать задачу изучения хронологии, сделав это увлекательно и кратко, иначе многие неизбежные повторения могут стать для ребенка утомительными. Материал следует преподносить таким образом, чтобы, не тратя специально времени на подготовку, иметь возможность проводить "урок" в любых условиях. Поэтому за основу я взяла считалки и простые песенки: дети их обожают и готовы усваивать в любом количестве, если им их поют часто и весело. Между тем, как только дети видят, что родители взяли на себя труд их чему-то научить, они неизбежно приходят к внутреннему убеждению, что это важно.
Я долго колебалась, что же сделать в первую очередь. Исторические книжки для детей часто начинаются с описания каменного века. Это весьма неопределенная исходная точка, которая создает впечатление, что мы вышли из пещер, чтобы затем немедленно стать галлами, которых завоевали римляне. К тому же мы, христиане, ведем отсчет времени не отсюда: у нас есть очень важная дата - рождение Христа. С этого момента мы рассекаем время на равные отрезки - века. После Рождества Христова, то есть в период от рождения Христа до наших дней, мы ощущаем время более дробно и делим его уже на годы. Представление о более раннем периоде - эпохе до Рождества Христова, уходящей во тьму веков, у нас весьма туманное.
И вот мы подошли ко второй причине, заставившей меня так подробно рассказать о первом этапе обучения чтению: она касается элементов, которые дадут мне возможность постичь весь механизм этого процесса. Но мне предстояло еще два года идти наощупь и открыть для себя работы Энгельмана и Рашели Коэн, чтобы разобраться во всем детально и как следует.
Как и большинство родителей, я не педагог. Однако есть пункт, в котором я не согласна ни с Доманом, ни с теми, кто всей душой ратует за обобщенный метод. Для меня уметь читать - это не только произносить звуки, но также уметь разгадывать слова, которые ребенку пока неизвестны, или, по крайней мере, неизвестна их письменная форма. С точки зрения Домана, малыш может прочесть свою первую книгу только тогда, когда будет в состоянии прочитать любую книгу определенного уровня и соответственным способом для него сделанную. Тот день, когда Галя в возрасте четырех лет и семи месяцев прочтет свою первую книжку из серии "Эмили" [7], разбирая многочисленные, дотоле ей неизвестные слова, набирая скорость чтения от фразы к фразе и смотря на меня искрящимися от счастья глазами, - этот день можно считать основой всему.
Кто-то мне возразит, что это все еще совершенно не означает "прочитать" свою первую книжку. Первая книжка - та, за которой ребенок сам отправится в библиотеку, прочтет про себя и потом подробно расскажет ее содержание. Несомненно, это так, но я бы хотела отметить и самый первый этап, как наиболее сложный и радостный для ребенка. И кроме того, такой праздник вдохновит малыша и будет стимулом для того, чтобы идти дальше по тому пути, который приведет к чтению про себя.
Вернемся, однако, к весне 1984 года, окончившейся таким провалом в системе обучения раннему чтению, и вспомним, что в то же время перед нами открылись широкие горизонты в других областях! Конечно, нашей мечтой было плавание. В полтора года Галя могла проплыть на спине весь бассейн, лепеча какие-то слова. Я не спускала с нее глаз, но, честное слово, ей это было совершенно не нужно. Я могла бросать ее в воду без особых предосторожностей, она выныривала из воды сама, очень веселая. Именно в занятиях в бассейне я черпала свою уверенность: ведь здесь нам удалось добиться прекрасных результатов. И я рассматриваю эти достижения, как видимую часть айсберга. Правда, это относится к физическим сторонам развития, где результаты бросаются в глаза, но я уверена, что и в умственном отношении можно достичь чего-то подобного.
Кроме того, существует еще одна область знаний, достижения в которой столь же очевидны, как и в плавании, - это живопись. Я вытащила весь запас давно хранившихся у меня открыток, репродукций картин, которые собирала, приобретая их в музеях и на выставках. Раз в день (сначала я делала это по три раза, но потом решила, что лучше занять ребенка разнообразными делами, чем повторять одно и то же) я показывала дочке по пять картинок. Я не стала наклеивать открытки или репродукции на наши обычные карточки размером 30*30 см, так как у меня не было для этого ни времени, ни денег, ни места. Моя система показа выглядит так: я ставлю перед Галей чистую карточку, на которую кладу открытку, и говорю название картины, после чего убираю одну открытку и заменяю ее другой.
Теперь я понимаю, почему Доман настаивал на том, чтобы все изображения показывали ребенку одним и тем же образом. Когда я была в Филадельфии, то сама мысль, чтобы одинаковым образом демонстрировать малышу изображение бельгийского флага и Моны Лизы (Джоконды), меня шокировала. Но оказалось, что я просто недооценивала детей, полагая, что их нужно "учить" любить живопись. Безусловно, это нужно делать, если ты начинаешь открывать ребенку живопись в 10-12 лет, но если ты показываешь младенцу картинки, когда ему всего лишь год и видение у него свежо и незамутнено, то малыш сам ощутит различия между отдельными картинками и даже жанрами. Он мельком посмотрит на флаг и будет долго рассматривать картину. Я бы даже сказала, что он почувствует разницу между детскими рисунками и работами крупных профессиональных художников. Может быть, ему просто передается наше почтительное отношение к последним? Или это происходит оттого, что ребенок видит картины в книгах своих родителей и в музеях? А может быть, сама живопись внушает ему такое отношение? Определенно можно сказать только одно: живопись доставляет ребенку большую радость. Вместе с Галей - очень быстро - я просматривала за день десять картин, и если бы дело зависело только от дочки, то их было бы гораздо больше, но я предпочитала не "закармливать" ее досыта. Очень скоро она тоже почувствовала, что нужно что-то оставлять "на потом", скажем, на завтра.
Рассматривание репродукций картин и скульптур так нравится детям, что эти занятия становятся для них самой желанной наградой. В полтора года Галя очень плохо ела - она не любила ни овощей, ни мяса, ей противен, по-видимому, был сам вид ложки. Каждый глоток подолгу оставался у нее во рту, при этом она туманным взором смотрела вдаль. Само принятие пищи начинало походить на тяжелый труд, пока я не придумала пообещать ей, что если она съест все, что положено, быстро, то в награду я позанимаюсь с ней картинками. И произошло чудо! Она оживилась, глотала ложку за ложкой, стараясь, чтобы тарелка опустела побыстрее и чтобы я начала показывать ей ее любимые картинки. Доман был прав: дети гораздо больше любят учиться, чем есть сладкое!
И Галя - не исключение. У Селины то же пристрастие, и дети, приходящие к нам в гости и не приученные к подобным занятиям, реагируют на показ картинок точно так же. На следующий день после моего выступления по радио я получила вот такое письмо: "Ваше выступление по радио в программе Франс-Интер заставило меня взглянуть на своего ребенка другими глазами. Мне захотелось начать сейчас же. Вместо того, чтобы рассказывать моей шестилетней девочке очередную "детскую" историю, я предложила ей посмотреть вместе альбом Гогена. Она тотчас же задала мне вопрос: "А это для детей?" Но начала листать книгу, при этом каждая репродукция вызывала у нее оживленную реакцию. Я очень рада, что начала идти с ней по вашему пути".
Ясно одно: если малыша, как утверждает Доман, заинтересовать чтением или математикой не так легко, то при занятиях различными областями искусства наблюдается обратная картина - ребенок начинает интересоваться этим мгновенно. Причем характерно это и для тех детей, которые кажутся, на первый взгляд, неспособными концентрировать свое внимание. Самое главное, нужно выбирать картины, изображающие достаточно живые сцены, и показывать их малышу в быстром темпе. Когда он захочет рассматривать картины подольше, то взрослый должен обратить его внимание на занимательные детали и сопоставить их с тем, что ребенок уже знает. При этом всегда нужно отбирать у малыша картинки как можно скорее, чтобы ему потом захотелось посмотреть их еще.
Посещение музеев и выставок тоже должно стать большой радостью. С тех пор, как стала интересоваться ускоренным развитием ребенка, я постоянно ищу в музеях хоть что-то для детей, может быть, специальные экскурсии или что-нибудь подобное. И каждый раз меня потрясает полное пренебрежение к культурным запросам малыша, отсутствие желания развить его в этом направлении. Создается впечатление, что основная цель работников музеев - просто убедить ребенка, что само слово "музей" и само здание музея не несут в себе ничего отрицательного, и только. Так что же на самом деле имеет значение - здание или то, что в нем находится? Невольно задаешь себе вопрос: когда же в этих музеях будет вестись работа с детьми?
Конечно, ребенок совершенно не должен подолгу разглядывать каждую картину молча и сосредоточенно, как это делаем мы. В залах музея малыша нужно обязательно брать на руки, так как, если он будет смотреть картины, стоя на полу, с высоты своего роста, то из-за отражений в стеклах почти ничего не увидит. Когда в одном зале собраны как на подбор только шедевры, мы обычно смотрим их подряд, если же там находятся картины различной художественной ценности, мы выбираем наиболее интересные. В таком случае осмотр выставки не столь утомителен. Поэтому лучше знакомить ребенка с произведениями одного художника, тогда получается нечто вроде урока о творчестве какого-либо определенного живописца. Наклонившись к уху ребенка, можно, не беспокоя других посетителей, рассказать, что же такое выставка, и обратить его внимание на что-нибудь смешное и интересное. В результате, на общем фоне торжественной обстановки впечатление от настоящих картин увеличится во сто крат.
А в один прекрасный день родители (так же, как и при занятиях плаванием) получают награду тогда, когда они этого и не ожидают. В два года я впервые взяла Галю на выставку живописи (большую международную выставку "Импрессионисты и пейзаж", 1984 год). К этому времени она уже знала несколько сотен картин, в том числе много импрессионистов. Но войдя с ней в большой зал, где висело множество картин, я, к своему большому разочарованию, сразу же поняла, что дочка не знакома ни с одной из них. Однако когда мы с ней попали в маленький зал, еще прежде, чем я могла увидеть хоть что-нибудь, она закричала: "Стог сена"! Я посмотрела на полотно, которое она показывала, и действительно, это была та самая картина! А когда я спросила, кто же написал ее, то девочка с ликованием закричала: "Моне-е-е!" Какой восторг! И так как кроме экспонировавшегося в музее варианта существует множество других вариантов картины, которые Моне писал в разное время года и в разные часы дня, то потом мы долго рассуждали на эту тему, что делало наши "уроки живописи" еще более интересными и желанными.
В семейных анналах осталось еще одно посещение выставки. Через два года после описываемых событий открылась выставка "Париж - Вена". На этот раз мы хорошо подготовились, обе девочки прекрасно знали Климта, австрийского художника, жившего в конце XIX - начале XX века. И вот Селина, сидящая у меня на руках, тянется вверх и с высоты своих двух лет говорит: "Мама! Посмотри, вот „Юдифь"!.. И еще одна „Юдифь"... Ой, „Золотая рыбка"! И „Даная"". А когда я поила молоком из бутылочки мою младшую дочь, то слышала разговор между старшей (три года) и ее папой:
- Посмотри, Галя, это "Любовь".
- Вовсе нет, папа, это "Свершение".
- Да нет, Галя, эта картина называется "Любовь".
- Но, папа, "Любовь" вон там внизу, я ее видела. А это "Свершение".
Папа, поколебленный такой уверенностью, но все же не убежденный, бросил взгляд на табличку с названием - конечно, это было "Свершение".
Награды, подобные этой, бывают частыми. Но самая лучшая из них - когда в один прекрасный момент ваш ребенок возьмет вашу голову своими маленькими ручками, посмотрит вам в глаза долгим внимательным взглядом и поцелует вас изо всех сил.
Ободренная достигнутыми успехами, я решаюсь ввести в систему воспитания своих дочерей некоторые элементы того, что Глен Доман называет "энциклопедическими знаниями". После похода по книжным развалам я возвращаюсь с самыми разнообразными приобретениями:
здесь рисунки с изображениями птиц и млекопитающих, целая серия портретов политических деятелей различных стран, живших во все периоды мировой истории, фотографии созвездий и планет, цветов и многое другое. Особый интерес вызвала игра в географические карты: в комплекте было пять больших карт (25*25 см), на которых нарисованы континенты, и сорок маленьких карточек (12*20 см). На каждой из них изображена страна, которую нужно определить по цвету и контуру, нанесенному на одной из больших карт. Я выбираю те области знаний, для изучения которых у меня есть красочные иллюстрации, например птицы Северной Америки, географические карты, портреты исторических деятелей. В программу каждого дня входят три "урока". Я не делаю перерывов на 20 или 30 минут, как это рекомендует методика BBI, потому что дочка в этом не нуждается. Она переходит от одной отрасли знаний к другой с громадным энтузиазмом. В возрасте одного года и семи месяцев Галя обожала повторять разные "сложные" слова, казавшиеся ей магическими.
Так я впервые столкнулась с явлением, которое мало кто понимает и которое тем не менее чрезвычайно важно: дети очень любят заучивать слова, смысла которых они поначалу не понимают. Ребята повторяют их с любовью и удовольствием, коллекционируют их, как белка, прячущая свои орешки про запас. Они ждут момента, который вот-вот наступит: они услышат эти слова в другом контексте, и неизвестные дотоле понятия начнут мало-помалу обретать смысл. Кто только ни говорил мне: "Но зачем им это все учить, они же ничего не соображают, вы же просто забиваете им головы бесполезными сведениями и запутываете их!". Но разве новорожденный может осмыслить, что, когда окружающие называют его по имени, то обращаются именно к нему? Разве может он разобраться в том, что от него хотят, когда говорят: "Ну вот, а сейчас пойдем баиньки!". Что он понимает в тех словах, которые он слышит и о смысле которых он не имеет ни малейшего представления: маленький, толстый, красивый... Может быть, было бы лучше вовсе не употреблять такие слова, чем навязывать их малышу? И вообще лучше воздержаться от этого, пока малыш не станет их четко понимать... Какой психологический прессинг! Несомненно, мы выглядим просто палачами, требуя от наших младенцев таких подвигов! Куда лучше молчать и ждать, чтобы дети созрели, чтобы они, наконец, вошли в тот возраст, когда начинают постигать абстрактные понятия!
Интересно, что когда я отвечаю подобным образом людям, преисполненным самых благих намерений и предостерегающим меня от перегрузки ребенка и путаницы, которая может возникнуть у него в голове, то я вижу на их лицах как бы некоторую непроницаемую завесу. Об этом стоит поразмышлять!
Понимание не должно предшествовать познанию. Как можно понимать то, чего не знаешь? Даже мы, взрослые, и то раньше познаем что-либо, а потом уже понимаем. Когда нам встречается незнакомое слово, мы пытаемся его запомнить и найти его значение, отталкиваясь от уже известных нам похожих понятий, или просто смотрим в словарь. Если же мы перестанем так поступать, то это означает, что мы отказались от узнавания и поэтому не в силах преподать хоть что-нибудь нашим детям, которые целые дни только и делают, что учатся.
Что же касается перегрузки ребенка, то не взрослым об этом судить! Сколько раз мои малыши мне это доказывали! Вот я чувствую, что какое-то понятие их заинтересовало. Я с жаром начинаю им объяснять, но часто делаю это слишком горячо и даю детям гораздо больше информации, чем они в состоянии воспринять. И сразу же вижу: они начинают смотреть по сторонам, берут какую-нибудь игрушку, перестают обращать на вас внимание. Если они уже умеют говорить, то в этот момент начинают болтать о чем-то совершенно постороннем, и вами овладевает некая растерянность... А уже с трех лет, когда они могут довольно здраво рассуждать, малыши просто говорят вам: "Но ведь это совсем не то, что мне хочется, о чем это ты там говорила?.." Ну что же, не надо беспокоиться, ребенок делает свой выбор, он хочет сам разобраться в той информации, которая на него обрушивается. То, что в состоянии понять, он использует, если же он чего-то не понимает, то накапливает это и при случае старается как-то разобраться. В любой "путанице" виноват не малыш, а тот, кто не смог найти логичной системы подачи материала. По существу, в сознании ребенка регистрируются все полученные данные, правильные или ошибочные. Поэтому задача воспитателей очень усложняется. Мы не можем решить сами, что дети поймут, а что нет, поэтому должны раскрывать перед ними все точно, ясно, без недомолвок. Конечно, есть определенные понятия, которые мы не можем выразить четко. И, естественно, ребенок их не поймет. Причина этого непонимания в нас, а не в малыше. Мы не считаем, что детям следует объяснить все, но ведь вот что странно: когда решишь, что любой аспект проблемы можно сделать доступным пониманию ребенка, то окажется, что в беседах с ним может быть затронуто чрезвычайно много тем. Как только у вас появляется уверенность, что малыш уже в чем-то разбирается, вы начинаете раздумывать, как, каким способом облегчить ему этот процесс. В конце концов вы приходите к выводу, что существует множество необходимых для понимания любой проблемы элементов, совершенно неизвестных ребенку только потому, что никто не потрудился их ему объяснить. И вы начинаете рассказывать ему массу разных вещей, чувствуете, что он все схватывает на лету и понадобится немало дней, чтобы встретилось что-то такое, что малышу было бы трудно растолковать. Конечно, гораздо легче сказать себе, что ребенок еще чего-то не может понять, но на самом деле это достаточно грустно.
Вернемся к Гале, которая в свои полтора года с наслаждением познает основы истории, географии и зоологии. Как радостно слышать, когда она говорит "Чечиль" (вместо "Черчилль"), "гухарь" (вместо "глухарь" и "Фанция" (вместо "Франция"). Дочка очень быстро усваивает соотношения между странами и частями света и находит их на карте. Так как Гале это доставляет массу удовольствия, я продолжаю показывать ей картинки в еще большем количестве. Затем наступает очередь изображений композиторов, млекопитающих, цветов и т.п. Произношение Гали улучшается, память развивается, ей достаточно увидеть картинку раз или два, чтобы запомнить, кто это или что это. Почувствовав ее жадный интерес к знаниям, мы принялись за осуществление программы "Тысячи начальных кусочков интеллекта", как называет ее Глен Доман. Теперь уже пора переходить к развитию интеллекта, то есть формулировать те десять определений, с помощью которых можно охарактеризовать каждый элемент, при этом сами элементы делятся еще на более мелкие детали. Задача достаточно необъятна, и я не совсем точно представляю себе, с чего же начинать. Очевидно, нужно как-то сгруппировать разрозненные элементы, и поскольку Гале очень нравится заниматься географией, то было бы хорошо рассказы об исторических персонажах сочетать с описанием тех стран, где они жили.
Я снова произношу при ней имена многих политических деятелей, не упоминавшиеся мною примерно месяца два. Многие из них (около половины) она помнит. Но я сейчас же замечаю, что она совершенно не видит связи между именами политических деятелей и той "формой", которую называют "страной". Я хотела бы дать ей понятие о географии, а на деле это оказалось всего лишь "пространственной" игрой. Так Доман еще раз заставил меня попасть пальцем в небо. И вдруг я осознаю, что ждет нас с нею в будущем. Каждые два или три месяца я буду добавлять к "программе развития интеллекта" произвольно выбранные элементы. Галя, конечно, в конце концов запомнит все, если только подобное количество не станет для нее столь утомительным, что она в итоге перестанет это усваивать.
Мой энтузиазм постепенно гаснет... Перспектива ежедневных и однообразных занятий мне кажется не менее тяжкой, чем сизифов труд, а результат столь же далеким, сколь и неопределенным. И разве в этом основы культуры? Тут же просто нагромождение разрозненных сведений, сообщаемых от случая к случаю. Вот в один из таких дней полного замешательства я взяла карточки серии "Политические деятели на протяжении веков", рекомендуемые BBI, и стала их изучать: Людовик XIV, Ганди, Черчилль, Екатерина Великая, Георг III, Сталин, Наполеон, Елизавета I, Гитлер, Ллойд Джордж и др. Как все это может помочь ребенку постигнуть и запомнить исторические события? Тут я подумала о тех, кто учил своих малышей на имя Бетховена реагировать звуками "По-по-по, поом!" (музыкальная фраза из Пятой симфонии). Так разве я этого хочу добиться, только в более крупных масштабах? Выработать у ребенка определенные условные рефлексы на "культурные" раздражители (по Павлову)? Нет и тысячу раз нет. Ведь для понимания истории важно многое: кто был сначала и кто потом? Кто жил в одно и то же время? Когда произошло то или иное событие? Кто его подготовил и что ему предшествовало? Это цепь времени, это хронология. Именно та самая хронология, которую мы с большим или меньшим успехом зазубривали в школе и которую в позднейших школьных программах просто опускали, чтобы облегчить детям работу! И тем не менее хронология - одна из основных категорий, знание которой необходимо, чтобы стать мыслящим существом. Как мы можем знать, куда идем, когда не знаем, откуда пришли. Но схема Домана не дает ответа на вопрос: как преподать ребенку историческую основу, столь же прочную и удобную, как таблица умножения, - структуру, в которую он уже сам сможет уложить любые данные и сведения?
Одними историческими анекдотами и занятными историями тут не обойдешься. Но это уже наша проблема. А как мы сами знаем историю? Ряд захватывающих событий, вынесенных нами из тупого школьного обучения, нередко фантастические истории из романов Александра Дюма-отца и Вальтера Скотта, Поля Феваля и других писателей, в лучшем случае нечаянно попавшая в руки какая-нибудь книга на исторические темы!
Все знают Робин Гуда и Айвенго и распри между Ричардом Львиное Сердце и принцем Джоном, но при этом мы плохо помним, кто правил Францией в то время. При ком началась Столетняя война и при ком она закончилась? Какому периоду французской истории соответствуют годы жизни Баха? А Рембрандта? Подобные вопросы можно задавать до бесконечности. И многие из них останутся без ответа. Почему? Да потому что для большинства из нас сама историческая основа (история Франции для французов) полна белых пятен. Наше знание эпохи напоминает изъеденный молью шарф. Это происходит потому, что в школе историю жуют по кусочкам в течение всех лет обучения. Одни периоды преподносятся хорошо, другие склеены наспех, но нам никогда не говорили о реальном соотношении событий с масштабом времени, так как этому никогда не придавалось должного значения.
Я усиленно размышляю на эту тему и спрашиваю себя, почему же для раннего этапа ускоренного обучения младенца в качестве основных дисциплин выбрали именно географию и историю, отодвинув на задний план зоологию и ботанику, предметы, которые для малышей, безусловно, были бы гораздо интереснее. Вот тут я и наталкиваюсь на книгу Энгельмана "Как обеспечить максимальное интеллектуальное развитие вашего ребенка", вышедшую в Париже в 1967 году в серии "Ответы". В этой книге я нашла множество ответов на мучившие меня вопросы, и главное - автор подтвердил мои интуитивные предположения. Энгельман советует родителям побольше рассказывать своим малышам о динозаврах и планетах, развивать у них чувство времени и пространства: "Давным-давно, так давно, что и папа твой еще не родился, и бабушка еще не родилась и даже бабушка твоей бабушки еще не родилась, так вот тогда было..." или: "Если подняться в небо очень-преочень высоко, гораздо выше облаков, то...". Конечно, овладеть понятиями времени и пространства необходимо. Рассказывать ребенку о таких противоположностях, как динозавры и планеты, очень важно, это поможет ему ощутить, что мир не ограничен сегодняшним его состоянием и данной окружающей средой и что за пределами современного мира что-то существует и существовало всегда. Вот таким именно образом, основываясь на идеях Домана и Энгельмана, я разработала систему преподавания истории своим детям, успех которой подтверждает сама жизнь.
В основе моего метода лежит несколько принципов. Сначала нужно охарактеризовать задачу изучения хронологии, сделав это увлекательно и кратко, иначе многие неизбежные повторения могут стать для ребенка утомительными. Материал следует преподносить таким образом, чтобы, не тратя специально времени на подготовку, иметь возможность проводить "урок" в любых условиях. Поэтому за основу я взяла считалки и простые песенки: дети их обожают и готовы усваивать в любом количестве, если им их поют часто и весело. Между тем, как только дети видят, что родители взяли на себя труд их чему-то научить, они неизбежно приходят к внутреннему убеждению, что это важно.
Я долго колебалась, что же сделать в первую очередь. Исторические книжки для детей часто начинаются с описания каменного века. Это весьма неопределенная исходная точка, которая создает впечатление, что мы вышли из пещер, чтобы затем немедленно стать галлами, которых завоевали римляне. К тому же мы, христиане, ведем отсчет времени не отсюда: у нас есть очень важная дата - рождение Христа. С этого момента мы рассекаем время на равные отрезки - века. После Рождества Христова, то есть в период от рождения Христа до наших дней, мы ощущаем время более дробно и делим его уже на годы. Представление о более раннем периоде - эпохе до Рождества Христова, уходящей во тьму веков, у нас весьма туманное.