Страница:
Когда ребенка стыдят за робость, он превращается в виновного.
Обвинение делает ребенка бессильным.
Бессилие есть беспомощность.
Если от пристыжения можно еще сбежать, то от обвинения ноги делаются ватными. Уличенный в побегах и пристыженный за них человек делается безучастным и равнодушным. Равнодушный человек ленив. Когда все сбиваются с ног, его охватывает сонливость, и он таки засыпает в самый разгар запарки ко всеобщему недовольству. Не помогают ни уговоры, ни мольба, ни крики – его сердце не трогают чужие беды. Равнодушие его – результат подавления стрессов. Правда, он терзается от ничегонеделания, но это не назовешь чувством вины. Имя, приложимое к этому состоянию, зависит от степени усталости.
Смелый человек, предающийся праздности, тоже может показаться ленивым, поэтому, прежде чем навешивать на него ярлык, подумайте. Скажите себе: это мое мнение, и поскольку в другом человеке мы видим себя даже тогда, когда данного качества, что мы увидели, у человека нет, то я увидел то, что мне показалось леностью. Покуда Вы не измените своего отношения, Вы все равно не поймете, то ли это смелый человек, копящий душевную силу в момент физической пассивности, то ли ленивый, душевно обессилевший на данный момент.
Если Вы полагаете, что он ленивый, и желаете помочь, то постарайтесь прежде всего его понять, затем им заинтересоваться и лишь после этого привлекайте его к совместному делу. Ни в коем случае не пытайтесь его убедить в пользе дела. Он настрадался от извлечения выгоды. Если Вы желаете растормошить ленивого, то ни к чему его не принуждайте. Дайте ему свободу выбора. Его подсознание, т. е. душа, знает, в какое болото заводит сверхдобросовестность.
Кто страшится приступить к делу, того нужно научить освобождаться от страха начинать. Я обучаю делать это прощением, тогда как исстари этому учат примером. Наш предок вставал засветло, вознося хвалу Богу, и, прихватив с собой сына, отправлялся в поле. Сын ощущал себя счастливым от того, что ему доверили начать день и работу. Потребность начать вела к потребности завершить. Тяжкий по нынешним меркам труд и скудные результаты были для них хорошим началом и красивым завершением. В старину человек не ведал болезней желудка и прямой кишки, хотя по современным понятиям его пища никуда не годилась. Он жил в настоящем, улучшая это настоящее в пределах возможного ради будущего, и был доволен сделанным.
А еще раньше мужа вставала его жена и вместе с дочерью принималась хлопотать по дому. Мужчины придерживались своей половой роли, женщины – своей. Поэтому мужчины и не ощущали себя обязанными заниматься мелочами, заниматься женской работой, и тонкая кишка была у них здорова. Ответственность за мужские дела заставляла мужчин относиться к себе с уважением. Их толстая кишка была здоровая. Аналогично жили женщины. Они выполняли женские работы, а мужьям отводили в жизни роль мужчины.
Простой человек относился с уважением к своей доле в общем труде и должным образом ценил работу другого. Действовал принцип: хлеб хоть и общий, но на чужой кусок не зарься. Если это не соблюдалось, скажем, от незнания, то возникала ссора. А так как хлеб дается трудом, то и труд пусть будет общим, но личная доля в нем каждого – неприкосновенна.
Этот закон природы никуда не исчез как в прямом, так и в переносном смысле. Мы же его забываем либо намеренно желаем его изменить, считая себя умнее его мудрости, оттого-то на свете столько раздоров.
Простым людям бывает проще с достоинством приступать к делу и с достоинством его завершать. Из-за мудрости, накопленной за последние столетия, мы сильно усложнили жизнь, и потому нам очень сложно быть достойными. Мы должны вновь обрести достоинство.
Современный человек боится конечного результата. Вернее сказать, он боится критической оценки результата своей работы, поскольку отождествляет себя с работой. Поэтому он выискивает возможности оттянуть завершение работы либо перепихнуть его на другого. Тысяча причин в оправдание отсрочки – это тысяча неправд, все из которых должны уместиться в сигмовидной ободочной кишке. Вместительность сигмовидной кишки должна увеличиться как за счет ее удлинения, так и за счет расширения. В медицинской терминологии данная патология именуется долихосигмой, которая бывает либо врожденной, либо приобретенной.
Чем дольше фекальные массы задерживаются в сигмовидной кишке, тем больше токсинов, требующих обязательного вывода из тела, всасывается обратно в организм. Попросту говоря, эти токсины отравляют тело. Тем самым тело отравляется страхом увидеть результат своей работы. Иной выплескивает этот яд словами в лицо другому, иной затаивает его глубоко в себе в виде стыда. В первом случае сперва заболевают другие, а затем и сам человек. Во втором случае заболевает сам человек и своей болезнью причиняет страдания другим. Он уже не в состоянии самостоятельно одолеть свои жизненные уроки – за него это вынуждены делать другие, и поэтому до собственных дел у них не доходят руки.
Третий протестует против такой жизни. Он не желает хитрить, изворачиваться, плести интриги, комбинировать, манипулировать человеческими душами. Чем сильнее у него взрывы протеста, тем интенсивнее приступы поноса, при которых он превосходно себя чувствует, поскольку наряду с телом одновременно облегчается и душа. Примирение с подобным поносом без уяснения причины постепенно вызывает развивающуюся незаметно болезнь. Кто освобождает страх перед результатом работы, желание скрыть результат своего труда, тот быстро освобождается также и от протеста против нечестности, и его сигмовидная, а также прямая кишка выздоравливают.
Обычно, говоря о чувстве долга, выносится следующий приговор: работящие люди болеют, ленивых же ни одна хворь не берет. Оценщики, как правило, сами люди работящие, ленивым же и в голову не приходит что-либо оценивать. Они не отрицают того, что они ленивы, и поскольку жажда наживы у них ничтожна, то они и не напрягаются. А величина болезни каждого человека соответствует величине его жажды наживы.
Итак, чувство ответственности и чувство долга – две грани единого целого. При возрастании жажды наживы чувство ответственности незаметно переходит в чувство долга. Кому приходится много страдать из-за чрезмерного чувства долга своих родителей, тот становится ленивым и сонливым. Вместо того чтобы делать дело, он ложится спать, не подозревая о том, что во сне он изживает свое чувство вины.
Спят ли люди только от усталости, что на самом деле является чувством вины? Но почему тогда так много спят новорожденные? Почему вообще люди проводят во сне половину жизни?
Напомню, что человек является на свет, чтобы сделать свою жизнь хорошей. Все, что человек делает с закрытыми глазами, он делает для себя. Все, что он делает с открытыми глазами, он делает для других. Кто, делая хорошее себе, постигает относительность хорошего и плохого, тот уже не станет делать плохо другим. Поэтому дети и подростки много спят и встают просветленными. Когда же ребенок устал, он – сущий дьяволенок, с которым нет сладу. Во многих пословицах говорится об особой сладости сна и особой положительности спящего человека. Кто сам становится лучше не важно по какой причине, тот не может стать хуже по отношению к другим.
К 16–18 годам ребенок взрослеет и перестает расти во сне. Начиная с этого возраста излишне длительный сон означает, что человека терзает чувство вины. Такой человек, желая выслужить любовь, обычно взваливает на себя груз ответственностей. Иной проявляет такое рвение, словно за ним по пятам гонится черт, и нахватывает гору обязанностей, забывая про то, что в сутках всего 24 часа. Сразу видно, что он ничего не успевает, но обратись к нему с просьбой, и он откликнется. Другое дело, что просьба останется невыполненной, поскольку человек и так разрывается на части. Сам он при этом искренне несчастен и не замечает, что чувство вины возрастает.
Он приносит свои извинения и продолжает в прежнем духе. Его вынуждает чувство долга, и он надеется, что в следующий раз у него все получится. На первых порах сонливость у него усиливается, но в некий момент возникает бессонница – чаша страданий переполнилась. Если раньше домочадцы приходили в отчаяние от невозможности его добудиться, то теперь он сам впадает в отчаяние. Чувство вины не дает ему спать спокойно ни минуты. Человек заставляет себя спать из страха обессилеть. Одновременно его подгоняет страх оказаться виноватым, он же страх меня разлюбят, если я не выполню свои обязанности. Иной человек пребывает от страха в таком напряжении, что едва смыкает глаза, как тут же с криком их открывает. Такой человек не знает, что такое потребность, он знает лишь обязанности.
Мы все наловчились отодвигать свои потребности на задний план и руководствоваться в жизни обязанностями. Иначе говоря, мы жертвуем своими потребностями во имя обязанностей, поскольку не знаем, что такое личная потребность в свободе и что такое принудительное рабство.
В последнее время подчеркивается потребность в медитации. Пришедшая из стран Востока медитация хоть и чужда западному человеку, однако легко перенимается. Медитацию истолковывают по-разному, как и всё на этом свете. Определенно одно: медитируют с закрытыми глазами. Это необходимо для того, чтобы одностороннее видение мира не мешало внимать Богу.
Развитое человечество совершенно уверено в том, что хороший тот, кто делает добро другим. Это ошибочное мнение настолько у всех в крови, что когда я в ходе лекции прошу иногда слушателей закрыть глаза, чтобы прочувствовать наличие какого-то стресса либо освобождение от него, то мне подчиняется не более 1/10 аудитории. Остальные сидят с недовольными лицами, отбросив маску воспитанности. Люди не верят тому, чего нельзя увидеть собственным и глазами. Недоверие есть страх, который повсюду видит принуждение, т. е. обязанность.
Кто вносит путаницу в правильную очередность жизни и начинает с того, что делает добро другим, тот в других видит все возрастающее плохое. И когда это становится невыносимым, на помощь приходит тело, которое исполняет желание человека не видеть всего этого. Чем больше человек видит в жизни плохого, чего видеть не желает, тем сильнее у него нарушается зрение. Утрата зрения говорит: «Дорогой человек! Ты заблуждаешься, но я помогу тебе тем, что ты станешь хуже видеть других, чтобы смог заняться собой. Возможно, тогда ты научишься относиться более благожелательно к другим». К сожалению, слепые не желают менять своего отрицательного отношения к миру. Они считают своим правом обязать зрячих хорошо к ним относиться, но когда к ним относятся хорошо, слепые не берут на себя ответственности за последствия, ибо они не ведают, что означает ответственность.
Чем больше в печени накапливается злоба и гнев на свое бессилие наладить собственную жизнь, тем сильнее болеют глаза. Чем ближе критическая отметка зла, тем хуже зрение. Зло есть целенаправленная злоба, или возмездие. Полной утратой зрения ликвидируется в зачатке потенциальное возмездие. Тем самым искупается долг кармы, и нового кармического долга не возникает. Следовательно, это – благо.
Если Вы носите очки, то вряд ли согласитесь со мной, поскольку не причисляете себя к злым. Возможно, Вы и правы. Но подумайте о том, как сильно Вы боитесь зла. Чем быстрее у Вас портится зрение, тем больше зла в Вас запрятано, поскольку Вы боитесь дать ему отпор. Вам и неведомо, сколько Вами накоплено в себе зла. Истину выявляет тело, которое никогда не обманывает.
В данной главе я подчеркиваю слова ответственность, потребность, обязанность. Обитающему в нас достойному человеку требуется побольше ответственности и поменьше обязанностей, тогда как обитающему в нас интеллигентному человеку требуются обязанности. Таким образом, каждый из нас нуждается в разных вещах, и оценивать чужие потребности по своей мерке было бы ошибочно.
Страх оказаться виноватым есть чувство долга.
Смелость быть виноватым есть чувство ответственности.
Попросите прощения у своего чувства долга за то, что сделали его своим узником, и начинайте постепенно отпускать его на свободу. Попросите прощения у энергии своих чакр за то, что обязывали себя жить, заниматься сексом, самоуправствовать, любить, общаться, надеяться и верить. Человек, который заставляет себя верить тому, что всё будет хорошо, вынужден разочаровываться, ибо он не поверил своему страху, который говорил: «Сделай что-нибудь, чтобы тебе стало хорошо. Не начинай с благого физического поступка, а измени свое отношение – это и есть наивысшее деяние. Тогда тебе не придется разочаровываться ни в себе, ни в других, ни в Боге. Не жди, чтобы тебя научили другие. Надейся на себя, и ты обретешь все, что тебе нужно. Ошибки прошлого, беды и несчастья станут тебе понятными и смогут тебя покинуть – их поучительная роль завершилась. Впереди ждут новые уроки».
Конфликт с самим собой
Часто мы стоим перед выбором: быть или не быть. Сомневаемся, колеблемся, взвешиваем. Потом машем рукой и принимаем решение. Чаще всего решение принимается необдуманное, ибо нам некогда. Нет времени. Мы надеемся на свое выдрессированное рациональное мышление. Как правило, побеждает соображение, что так надо, ничего не поделаешь и т. п.
Отсюда и начинается конфликт с самим собой. Вместо того чтобы пуститься бегом, человеку всегда следует остановиться и изменить свое отношение к тому, как он пройдет дистанцию. От дел не отвертишься, и человек худо-бедно все равно справляется со всем, что от него требуется. Но при этом важно, как он это делает, с какими мыслями. Определяющее значение имеет отношение к деятельности.
Конфликт с самим собой является проблемой бытия.
Угрозу для бытия составляет только желание. Желание есть жажда наживы. Хочу — это страх не получить того, что мне хочется. Не хочу — это страх получить то, чего я боюсь. В любом случае желание оборачивается тем, чего боятся – плохим. Если человек желал малого блага, то оно приходит сразу, и сопутствующее ему малое плохое может остаться незамеченным. Большое благо приносит большое зло. Желание очень большого блага обычно исполняется не сразу, и плохое успевает вырасти. Радость от малого блага обычно затмевает грусть из-за малого плохого, а с большим дело обстоит наоборот. Этот урок пытается втолковать человеку, что бытие первично, а обретение вторично. Если происходит наоборот, то бытие гибнет. Без бытия приобретение становится бессмысленным.
Ребенок появляется на свет уравновешенным и рассудительным, т. е. его не отягощает бремя этой жизни. Он подобен книге с белыми листами, заполнять которую начинают родители. Увы, в очень многих случаях книга, предназначенная для долгой жизни, оказывается заполненной уже к моменту рождения, и в момент рождения приходится ставить точку. И книга закрывается… Груз родительских желаний стал оседать в сердце ребенка с первых минут жизни эмбриона, и в какой-то момент этот груз подавляет волю к жизни и останавливает биение сердца.
Рассудительность есть житейская мудрость. Она составляет совокупность мудрости, усвоенной в предыдущих жизнях. Житейскую мудрость нельзя доказать как тезис. Она просто есть, являя собой почву, в которую попадает семя мудрости нынешней жизни. Глубина посадки семени в почву определяет рост растения. Кто абсолютизирует школьную мудрость и ни во что не ставит житейскую, тот как бы высаживает семя на самую глубину и засыпает почвой. Но если слой земли слишком толстый, то семя гибнет, поскольку не в силах пробиться наверх. Такая незадача говорит о том, что житейская мудрость является основой всякой мудрости, и это нельзя забывать. Она не должна быть – она есть.
Если ребенок мог бы выучить уроки, перешедшие из его предыдущих жизней, то он мог бы быть в своем бытии. Но ему приходится решать проблемы своих родителей, которые те не способны решить сами при всем их большом уме. Если бы родители знали, что эмбрион более рассудителен, чем они, ибо его рассудительность пока еще не перекрыта страхом ума, то они сообразили бы доверить ребенку свои проблемы, и ребенок принял бы их признание как усвоенную мудрость. Ему не пришлось бы болеть, чтобы болезнью вразумить родителей, и его потребности не обратились бы обязанностью учить своих родителей, ибо родители иначе не понимают. Теперь он обязан делать то, за чем явился на свет как за потребностью. В дальнейшем его потребности все более подавляются родителями, поскольку ребенку положено исполнять волю родителей.
Развитие означает возрастание рассудительности. На каждой ступени развития дети всегда опережают родителей, чтобы передать им необходимую рассудительность. Рассудительность есть идеал, который следует давать потихоньку, иначе получатель не осознает его ценности. Так хорошее может обернуться плохим. Дети это знают, потому никогда не перебарщивают. Попытайтесь осмыслить, отчего младенец никогда не переедает. Если же родители – максималисты, то переедает, но тут же извергает из себя излишки. С возрастом он также становится максималистом, все чаще требуя яств повкуснее, что само по себе и особенно в таких количествах вредно для его здоровья. То же относится к одежде и игрушкам.
Посмотрите, сколь велика у ребенка потребность делать все самому и сколь естественным становится с возрастом его желание, чтобы жизнь была хорошей. Страх, что другие не дадут ему самому наладить свою жизнь, перерастает в убеждение, будто жизнь должна быть хорошей. Причем это представление считается настолько нормальным, что большинство людей никогда не задается вопросом: «Кто должен это делать? Какими средствами это делается?» Испуганный человек думает, но не рассуждает. Ему всё некогда. В итоге надежда сменяется безнадежностью.
Представление, будто как есть, так и будет, является безнадежностью.
Жизнь – это постоянное развитие. Что бы ни казалось окончательным, в следующий миг оно уже меняется. Так, человек может считать, что у него все распрекрасно, и об этом заявлять, не подозревая, что все может стать еще лучше. Он не догадывается, что выражает свою безнадежность. Безнадежность является негативностью, и она должна обучать, ибо незрячий человек в этом нуждается. В равной степени безнадежность свойственна и тому, кто говорит, что он знает, что его не любят и что ничего тут не поделаешь. Посмотрите на детей, и Вы увидите, что исходящая из сердца потребность в примирении разрешает самую безнадежную ситуацию. И лишь умный взрослый глупец сидит сложа руки, раскиснув от безысходности.
Косность суждений исключает всякое прощение. Категорическое непрощение есть злонамеренность.
Детская рассудительность состоит из двух взаимоуравновешенных частей: мужской – способности видеть незримое и женской – способности чувствовать незримое. Ребенок готов научить взрослого видеть и воспринимать таинственную невидимость, однако взрослые не воспринимают всерьез его россказни. Умным взрослым невдомек, что в давние времена взрослые обладали способностью видеть невидимость. Но с тех пор как они возмечтали заполучить себе безграничные богатства Всеединства, перед людьми опустилась черная стена корыстолюбия с тем, чтобы люди шарили впотьмах и в слепоте, постигая разрушительное воздействие своей алчности. Надеяться на счастье – то же, что идти на ощупь во тьме. Кто верит собственным ощущениям, тот движется в верном направлении и достигает своего счастья. Кто опирается лишь на знания, тот уподобляется играющему в прятки, от которого добыча ускользает.
Когда желание иметь сменится потребностью быть, то стена, разделяющая духовный мир и мир физический, устранится вверх, и людям вновь откроется невидимость, чьи неисчислимые удивительные ценности уже не будут вызывать у них жажды наживы, поскольку умный человек научился рассудительности в школе жизни. Его знания способствуют реализации познания. Эмоциональное «слава Богу» заменяется прочувствованной благодарностью Богу как Всеединству.
Сейчас мы еще не умеем быть, а умеем хотеть, получать, требовать.
Если ребенку, занятому своим делом и испытывающему в этом потребность, сказать, что он должен это делать, то у ребенка пропадает желание, ибо он ощущает себя подневольным. Так делать нельзя. Если родитель осознает, что своим приказом он дал маху, и, желая исправиться, начинает сулить вознаграждение за сделанное, то ребенком будет двигать корысть. Допущена вторая ошибка. Кто получает конфету, тот привыкает получать конфеты. Кто зарабатывает похвалу, тот привыкает к похвалам. Кого балуют эмоциональной любовью, тот привыкает к этому.
Но жизнь меняется, преподнося уже иные уроки. В изменившейся ситуации ребенок уже не получает того, чего хочет. Протест тем сильнее, чем больше и чем дольше ребенок привык получать. Поэтому многие дети уходят из дома, выражая тем самым недовольство вынужденной новой ситуацией. Дети не могут, а потому не желают приспособиться к новому. Они – юные старики, жадно цепляющиеся за то, что привыкли получать. Наиболее страшной является ситуация, когда ребенок настолько цепляется за мать, что вынужденная разлука равнозначна смерти. Мать плачет дома, ребенок плачет вдалеке, а в результате развивается болезнь крови.
Чрезмерно хороший дом вызывает чрезмерно плохое отношение к миру, недоверие к другим людям. Коротко говоря, слишком хороший дом – это слишком плохой дом. И в материальном смысле, и особенно в эмоциональном. Подлинное хорошее никогда не бывает чрезмерным. Каждый должен сам ощутить грань. Но если возникают страхи за детей либо родителей, то уже слишком поздно.
Зачастую дом бывает особенно хорошим потому, что ребенок плохой. Хорошим может оказаться кто угодно, стоит лишь ему назвать другого плохим. Иной ребенок послушен до неестественности, а его хороший и умный родитель не перестает жаловаться на него своим знакомым: «Ах, он у нас такой плохой!» Страх оказаться плохим приводит к тому, что ребенок становится плохим. Он пытается мужественно противостоять невзгодам и зарабатывает злокачественную опухоль. Чем больше его пугают тем, что все увидят, какой он плохой, тем быстрее злокачественный процесс распространяется по всему телу, ибо всех чужих ребенок воспринимает как врагов. Страх перед плохими людьми, которые могут причинить много зла, запечатывает детские уста. Ребенок, бегущий от жизни, не станет делиться даже с собственной матерью, так как боится опять услышать от нее, что он плохой, раз плохо думает о других. Наибольшую опасность для здоровья представляет молчаливая враждебность.
Ребенок желает верить своим любимым родителям. Если ребенок относится к чужим со страхом и недоверием, вцепляясь со злым выражением лица в материнский подол, значит, таково отношение к чужим в его семье. Враждебное отношение к чужим людям передалось ему от родителей, и ребенок чувствует, что он обязан защитить свой дом. Возможно, таким способом родители воспитывают в ребенке должную любовь к себе. У взрослого собственный разум и свое критическое отношение. Поэтому раковая болезнь у взрослого дает метастазы медленнее и не столь взрывчато, как у подростков и детей. Метастазы образуются в зависимости от образа мыслей больного. Если человек любого возраста совершает плохой поступок, а ему говорят: «Ты плохой» (не поступок плохой, а человек), то он обижается и ощущает себя несчастным. И с каждым разом все больше. Желание сделать человека хорошим посредством плохого обречено на неудачу.
Никакое хорошее не оборачивалось бы плохим, если желание превращалось бы в потребность.
Огромное число детей и подростков находятся сегодня в кризисе бытия. Они гораздо более разумны и самостоятельны по сравнению с детьми, родившимися пару десятков лет тому назад, т. е. по сравнению с родителями. Это означает, что они уже при рождении являются личностями и потому не выносят принуждения, приказаний, не выносят, когда их ставят на место. В ребенке возникает протест: зачем вообще жить, если все равно тебя ставят на место, как вещь, – как ставят в угол комод либо пешку на шахматную доску. Он не может с этим смириться. И если детский протест и стремление к свободе встречают превратное понимание, воспринимаясь как простое упрямство и злонамеренность, то ребенок уходит в потусторонний мир, где его личности ничто не угрожает.
Жизненный путь усеян преградами и трудностями. Кто через них перешагивает, кто обходит их стороной, кто проползает снизу, кто – сверху. Мало кто останавливается, чтобы осмыслить сущность препятствия и вступить с ним в душевное единение. Чтобы понять, что живой человек и считающееся неживым препятствие составляют одно, ибо оба состоят из энергии любви.
Человек, который говорит себе: «Я должен!», вскоре непременно заявит: «Не хочу!» Не важно, произносится это тихо или громко. Человек, который говорит другому: «Ты должен!», рано или поздно встречает сопротивление: «Не хочу!» За принуждением всегда следует протест. И тогда человек говорит, что протестующий – плохой. Так рождается несправедливость.
Отсюда и начинается конфликт с самим собой. Вместо того чтобы пуститься бегом, человеку всегда следует остановиться и изменить свое отношение к тому, как он пройдет дистанцию. От дел не отвертишься, и человек худо-бедно все равно справляется со всем, что от него требуется. Но при этом важно, как он это делает, с какими мыслями. Определяющее значение имеет отношение к деятельности.
Конфликт с самим собой является проблемой бытия.
Угрозу для бытия составляет только желание. Желание есть жажда наживы. Хочу — это страх не получить того, что мне хочется. Не хочу — это страх получить то, чего я боюсь. В любом случае желание оборачивается тем, чего боятся – плохим. Если человек желал малого блага, то оно приходит сразу, и сопутствующее ему малое плохое может остаться незамеченным. Большое благо приносит большое зло. Желание очень большого блага обычно исполняется не сразу, и плохое успевает вырасти. Радость от малого блага обычно затмевает грусть из-за малого плохого, а с большим дело обстоит наоборот. Этот урок пытается втолковать человеку, что бытие первично, а обретение вторично. Если происходит наоборот, то бытие гибнет. Без бытия приобретение становится бессмысленным.
Ребенок появляется на свет уравновешенным и рассудительным, т. е. его не отягощает бремя этой жизни. Он подобен книге с белыми листами, заполнять которую начинают родители. Увы, в очень многих случаях книга, предназначенная для долгой жизни, оказывается заполненной уже к моменту рождения, и в момент рождения приходится ставить точку. И книга закрывается… Груз родительских желаний стал оседать в сердце ребенка с первых минут жизни эмбриона, и в какой-то момент этот груз подавляет волю к жизни и останавливает биение сердца.
Рассудительность есть житейская мудрость. Она составляет совокупность мудрости, усвоенной в предыдущих жизнях. Житейскую мудрость нельзя доказать как тезис. Она просто есть, являя собой почву, в которую попадает семя мудрости нынешней жизни. Глубина посадки семени в почву определяет рост растения. Кто абсолютизирует школьную мудрость и ни во что не ставит житейскую, тот как бы высаживает семя на самую глубину и засыпает почвой. Но если слой земли слишком толстый, то семя гибнет, поскольку не в силах пробиться наверх. Такая незадача говорит о том, что житейская мудрость является основой всякой мудрости, и это нельзя забывать. Она не должна быть – она есть.
Если ребенок мог бы выучить уроки, перешедшие из его предыдущих жизней, то он мог бы быть в своем бытии. Но ему приходится решать проблемы своих родителей, которые те не способны решить сами при всем их большом уме. Если бы родители знали, что эмбрион более рассудителен, чем они, ибо его рассудительность пока еще не перекрыта страхом ума, то они сообразили бы доверить ребенку свои проблемы, и ребенок принял бы их признание как усвоенную мудрость. Ему не пришлось бы болеть, чтобы болезнью вразумить родителей, и его потребности не обратились бы обязанностью учить своих родителей, ибо родители иначе не понимают. Теперь он обязан делать то, за чем явился на свет как за потребностью. В дальнейшем его потребности все более подавляются родителями, поскольку ребенку положено исполнять волю родителей.
Развитие означает возрастание рассудительности. На каждой ступени развития дети всегда опережают родителей, чтобы передать им необходимую рассудительность. Рассудительность есть идеал, который следует давать потихоньку, иначе получатель не осознает его ценности. Так хорошее может обернуться плохим. Дети это знают, потому никогда не перебарщивают. Попытайтесь осмыслить, отчего младенец никогда не переедает. Если же родители – максималисты, то переедает, но тут же извергает из себя излишки. С возрастом он также становится максималистом, все чаще требуя яств повкуснее, что само по себе и особенно в таких количествах вредно для его здоровья. То же относится к одежде и игрушкам.
Посмотрите, сколь велика у ребенка потребность делать все самому и сколь естественным становится с возрастом его желание, чтобы жизнь была хорошей. Страх, что другие не дадут ему самому наладить свою жизнь, перерастает в убеждение, будто жизнь должна быть хорошей. Причем это представление считается настолько нормальным, что большинство людей никогда не задается вопросом: «Кто должен это делать? Какими средствами это делается?» Испуганный человек думает, но не рассуждает. Ему всё некогда. В итоге надежда сменяется безнадежностью.
Представление, будто как есть, так и будет, является безнадежностью.
Жизнь – это постоянное развитие. Что бы ни казалось окончательным, в следующий миг оно уже меняется. Так, человек может считать, что у него все распрекрасно, и об этом заявлять, не подозревая, что все может стать еще лучше. Он не догадывается, что выражает свою безнадежность. Безнадежность является негативностью, и она должна обучать, ибо незрячий человек в этом нуждается. В равной степени безнадежность свойственна и тому, кто говорит, что он знает, что его не любят и что ничего тут не поделаешь. Посмотрите на детей, и Вы увидите, что исходящая из сердца потребность в примирении разрешает самую безнадежную ситуацию. И лишь умный взрослый глупец сидит сложа руки, раскиснув от безысходности.
Косность суждений исключает всякое прощение. Категорическое непрощение есть злонамеренность.
Детская рассудительность состоит из двух взаимоуравновешенных частей: мужской – способности видеть незримое и женской – способности чувствовать незримое. Ребенок готов научить взрослого видеть и воспринимать таинственную невидимость, однако взрослые не воспринимают всерьез его россказни. Умным взрослым невдомек, что в давние времена взрослые обладали способностью видеть невидимость. Но с тех пор как они возмечтали заполучить себе безграничные богатства Всеединства, перед людьми опустилась черная стена корыстолюбия с тем, чтобы люди шарили впотьмах и в слепоте, постигая разрушительное воздействие своей алчности. Надеяться на счастье – то же, что идти на ощупь во тьме. Кто верит собственным ощущениям, тот движется в верном направлении и достигает своего счастья. Кто опирается лишь на знания, тот уподобляется играющему в прятки, от которого добыча ускользает.
Когда желание иметь сменится потребностью быть, то стена, разделяющая духовный мир и мир физический, устранится вверх, и людям вновь откроется невидимость, чьи неисчислимые удивительные ценности уже не будут вызывать у них жажды наживы, поскольку умный человек научился рассудительности в школе жизни. Его знания способствуют реализации познания. Эмоциональное «слава Богу» заменяется прочувствованной благодарностью Богу как Всеединству.
Сейчас мы еще не умеем быть, а умеем хотеть, получать, требовать.
Если ребенку, занятому своим делом и испытывающему в этом потребность, сказать, что он должен это делать, то у ребенка пропадает желание, ибо он ощущает себя подневольным. Так делать нельзя. Если родитель осознает, что своим приказом он дал маху, и, желая исправиться, начинает сулить вознаграждение за сделанное, то ребенком будет двигать корысть. Допущена вторая ошибка. Кто получает конфету, тот привыкает получать конфеты. Кто зарабатывает похвалу, тот привыкает к похвалам. Кого балуют эмоциональной любовью, тот привыкает к этому.
Но жизнь меняется, преподнося уже иные уроки. В изменившейся ситуации ребенок уже не получает того, чего хочет. Протест тем сильнее, чем больше и чем дольше ребенок привык получать. Поэтому многие дети уходят из дома, выражая тем самым недовольство вынужденной новой ситуацией. Дети не могут, а потому не желают приспособиться к новому. Они – юные старики, жадно цепляющиеся за то, что привыкли получать. Наиболее страшной является ситуация, когда ребенок настолько цепляется за мать, что вынужденная разлука равнозначна смерти. Мать плачет дома, ребенок плачет вдалеке, а в результате развивается болезнь крови.
Чрезмерно хороший дом вызывает чрезмерно плохое отношение к миру, недоверие к другим людям. Коротко говоря, слишком хороший дом – это слишком плохой дом. И в материальном смысле, и особенно в эмоциональном. Подлинное хорошее никогда не бывает чрезмерным. Каждый должен сам ощутить грань. Но если возникают страхи за детей либо родителей, то уже слишком поздно.
Зачастую дом бывает особенно хорошим потому, что ребенок плохой. Хорошим может оказаться кто угодно, стоит лишь ему назвать другого плохим. Иной ребенок послушен до неестественности, а его хороший и умный родитель не перестает жаловаться на него своим знакомым: «Ах, он у нас такой плохой!» Страх оказаться плохим приводит к тому, что ребенок становится плохим. Он пытается мужественно противостоять невзгодам и зарабатывает злокачественную опухоль. Чем больше его пугают тем, что все увидят, какой он плохой, тем быстрее злокачественный процесс распространяется по всему телу, ибо всех чужих ребенок воспринимает как врагов. Страх перед плохими людьми, которые могут причинить много зла, запечатывает детские уста. Ребенок, бегущий от жизни, не станет делиться даже с собственной матерью, так как боится опять услышать от нее, что он плохой, раз плохо думает о других. Наибольшую опасность для здоровья представляет молчаливая враждебность.
Ребенок желает верить своим любимым родителям. Если ребенок относится к чужим со страхом и недоверием, вцепляясь со злым выражением лица в материнский подол, значит, таково отношение к чужим в его семье. Враждебное отношение к чужим людям передалось ему от родителей, и ребенок чувствует, что он обязан защитить свой дом. Возможно, таким способом родители воспитывают в ребенке должную любовь к себе. У взрослого собственный разум и свое критическое отношение. Поэтому раковая болезнь у взрослого дает метастазы медленнее и не столь взрывчато, как у подростков и детей. Метастазы образуются в зависимости от образа мыслей больного. Если человек любого возраста совершает плохой поступок, а ему говорят: «Ты плохой» (не поступок плохой, а человек), то он обижается и ощущает себя несчастным. И с каждым разом все больше. Желание сделать человека хорошим посредством плохого обречено на неудачу.
Никакое хорошее не оборачивалось бы плохим, если желание превращалось бы в потребность.
Огромное число детей и подростков находятся сегодня в кризисе бытия. Они гораздо более разумны и самостоятельны по сравнению с детьми, родившимися пару десятков лет тому назад, т. е. по сравнению с родителями. Это означает, что они уже при рождении являются личностями и потому не выносят принуждения, приказаний, не выносят, когда их ставят на место. В ребенке возникает протест: зачем вообще жить, если все равно тебя ставят на место, как вещь, – как ставят в угол комод либо пешку на шахматную доску. Он не может с этим смириться. И если детский протест и стремление к свободе встречают превратное понимание, воспринимаясь как простое упрямство и злонамеренность, то ребенок уходит в потусторонний мир, где его личности ничто не угрожает.
Жизненный путь усеян преградами и трудностями. Кто через них перешагивает, кто обходит их стороной, кто проползает снизу, кто – сверху. Мало кто останавливается, чтобы осмыслить сущность препятствия и вступить с ним в душевное единение. Чтобы понять, что живой человек и считающееся неживым препятствие составляют одно, ибо оба состоят из энергии любви.
Человек, который говорит себе: «Я должен!», вскоре непременно заявит: «Не хочу!» Не важно, произносится это тихо или громко. Человек, который говорит другому: «Ты должен!», рано или поздно встречает сопротивление: «Не хочу!» За принуждением всегда следует протест. И тогда человек говорит, что протестующий – плохой. Так рождается несправедливость.