Жизнь продолжается
Вот так тяжело дались Любе перемены, происшедшие в жизни матери. Но она не озлобилась, не винила никого в происшедшем, а смирилась и простила. Ей стало гораздо легче после разговора с Божьей Матушкой, и она даже была рада теперь, что живет с бабушкой. Нельзя сказать, что Валентина и Василий не интересовались жизнью ребенка. Нет, они часто навещали ее, ласкали, любили. Василий со временем не просто заменил Любе отца, а полюбил ее глубоко и искренне. Но не сразу Любаша назвала его «папой», только через год совместной жизни с Валентиной, он услышал от ребенка это слово. Этот момент стал памятным для обоих. Василий чистил лошадей в конюшне, когда к нему заглянула Люба, которая теперь иногда посещала их дом, и тихонько, несмело произнесла: «Папа, пойдем домой». «Что ты сказала?» – не смея поверить своим ушам, воскликнул он. Ведь он так ждал этой минуты. «Папа, пойдем домой!» – уже чуть громче повторил ребенок. И тогда отец, бросив свою работу, схватил ее на руки, поднял высоко над головой и закружил над собой, приговаривая: «Еще повтори, как ты меня назвала?!» «Папа!» – уже во весь голос ответила ему дочь, и, прижав ее к себе, Василий сказал: «Доченька ты моя! Звездочка моя ясная!»
Василий принял ребенка в свое сердце, но его родители не приняли его молодую жену, и каких только козней свекровь не устраивала невестке, даже била, укрощая ее строптивый нрав. Несмотря на невыносимую жизнь, гордая и непокорная женщина никому не подчинилась. Очень часто она просто убегала из дома. Однажды зимой, Валентина убежала в одной ночной сорочке босиком и шла к дому матери почти километр. Замерзшая так, что зуб на зуб не попадал, она, отогреваясь на печи обещала, что больше никогда туда не вернется. Но прошло два дня, и Валя забыла все обещания, которые давала матери, сестре, дочери, и вновь вернулась к мужу. Было непонятно, как она может выдерживать такую жизнь?! Видимо, желание иметь семью было крепче любых обид и невзгод. Вскоре у Валентины и Василия родилась дочь Мария, и жизнь стала в доме немного спокойней.
Через некоторое время мать Василия все же позволила Любаше иногда бывать в их доме. Для девочки каждое такое посещение было праздником. Хотя чаще всего праздник заканчивался ссорой родителей. Несмотря на это, дочь крепко любила и мать, и отца, ей хотелось жить с ними. Но и бабушку она любила тоже и умом понимала, что с ней – лучше. Все изменилось, когда из тюрьмы вернулся отец Василия, строгий старообрядец, долгие годы отбывавший наказание за свою веру, за нежелание покориться власти, за твердые убеждения. А вместе с ним в дом пришли и более строгие порядки: нельзя ни с кем дружить, нельзя приглашать в дом гостей, нельзя общаться с соседями и помогать им, нельзя работать в колхозе, нельзя садиться за стол, не помолившись – и так далее, и тому подобное, почти все вдруг стало «нельзя». Даже радио и электричество – от дьявола, поэтому, естественно – нельзя! Всех запретов не перечесть. Федор (так звали отца Василия) был деспот в семье и добрый милый старичок для окружающих.
Жизнь Валентины, и раньше не сахарная, стала совсем невыносимой: ее бесконечно попрекали, винили во всем и, прежде всего, в том, что Василий стал выпивать. Никакие ее уступки, даже принятие веры мужа, не помогли смягчить отношение к ней свекра и свекрови. Не выдержав такой жизни, молодая женщина ушла жить на съемную квартиру. Несмотря на проклятья родителей, вместе с ней ушел и Василий. Но пить не перестал. А выпив, затевал ссоры с женой. Но стоило ему протрезветь, как он становился образцовым мужем и готов был на руках носить свою Валюшку. Спустя некоторое время, супруги приобрели небольшой домик и забрали к себе Любашу. Но эта сбывшаяся мечта наяву обернулась кошмаром. Василий спивался все больше и больше, ссоры их с матерью становились все серьезнее и страшнее. По пальцам можно было пересчитать дни, которые проходили в спокойствии и тишине. Василий все чаще стал бить Валентину, и она, прихватив с собой дочек, сбегала из дома и пряталась, где придется. Сердце Любочки разрывалось между матерью и отцом, она любила обоих и жалела каждого из них. Но что могла поделать маленькая девочка! Уже став взрослой, Люба поняла то, чего не понимала раньше в отношениях отца и матери. Ей всегда казалось странным, что при всех тех неприятностях, которые доставлял Василий, она продолжала искренне любить его и жалела всем сердцем. Жалела, даже когда он был неправ. Потом ей стало понятно, что причиной ссор между родителями всегда была Валентина, а вернее ее чувства к Василию, а еще вернее – их отсутствие. Гораздо позже Валентина призналась дочери в том, о чем она уже догадалась сама: она всю жизнь любила Ивана – родного отца Любы. Конечно, Василий чувствовал это, и хотя формально придраться не мог, но и смириться с этим ему было трудно – вот он и вымещал свою обиду кулаками. Несчастный в сущности был человек, всю жизнь любил безответно, обладал, но по сути не имел…
Он рано ушел из жизни, прожив всего сорок шесть лет. Добрый чистый человек по отношению к другим, был глубоко несчастлив в личной жизни. После смерти мужа Валентина почувствовала себя спокойнее, для нее его уход был облегчением. Но прожила она недолго и вскоре упокоилась рядом с Василием на староверском кладбище.
Василий принял ребенка в свое сердце, но его родители не приняли его молодую жену, и каких только козней свекровь не устраивала невестке, даже била, укрощая ее строптивый нрав. Несмотря на невыносимую жизнь, гордая и непокорная женщина никому не подчинилась. Очень часто она просто убегала из дома. Однажды зимой, Валентина убежала в одной ночной сорочке босиком и шла к дому матери почти километр. Замерзшая так, что зуб на зуб не попадал, она, отогреваясь на печи обещала, что больше никогда туда не вернется. Но прошло два дня, и Валя забыла все обещания, которые давала матери, сестре, дочери, и вновь вернулась к мужу. Было непонятно, как она может выдерживать такую жизнь?! Видимо, желание иметь семью было крепче любых обид и невзгод. Вскоре у Валентины и Василия родилась дочь Мария, и жизнь стала в доме немного спокойней.
Через некоторое время мать Василия все же позволила Любаше иногда бывать в их доме. Для девочки каждое такое посещение было праздником. Хотя чаще всего праздник заканчивался ссорой родителей. Несмотря на это, дочь крепко любила и мать, и отца, ей хотелось жить с ними. Но и бабушку она любила тоже и умом понимала, что с ней – лучше. Все изменилось, когда из тюрьмы вернулся отец Василия, строгий старообрядец, долгие годы отбывавший наказание за свою веру, за нежелание покориться власти, за твердые убеждения. А вместе с ним в дом пришли и более строгие порядки: нельзя ни с кем дружить, нельзя приглашать в дом гостей, нельзя общаться с соседями и помогать им, нельзя работать в колхозе, нельзя садиться за стол, не помолившись – и так далее, и тому подобное, почти все вдруг стало «нельзя». Даже радио и электричество – от дьявола, поэтому, естественно – нельзя! Всех запретов не перечесть. Федор (так звали отца Василия) был деспот в семье и добрый милый старичок для окружающих.
Жизнь Валентины, и раньше не сахарная, стала совсем невыносимой: ее бесконечно попрекали, винили во всем и, прежде всего, в том, что Василий стал выпивать. Никакие ее уступки, даже принятие веры мужа, не помогли смягчить отношение к ней свекра и свекрови. Не выдержав такой жизни, молодая женщина ушла жить на съемную квартиру. Несмотря на проклятья родителей, вместе с ней ушел и Василий. Но пить не перестал. А выпив, затевал ссоры с женой. Но стоило ему протрезветь, как он становился образцовым мужем и готов был на руках носить свою Валюшку. Спустя некоторое время, супруги приобрели небольшой домик и забрали к себе Любашу. Но эта сбывшаяся мечта наяву обернулась кошмаром. Василий спивался все больше и больше, ссоры их с матерью становились все серьезнее и страшнее. По пальцам можно было пересчитать дни, которые проходили в спокойствии и тишине. Василий все чаще стал бить Валентину, и она, прихватив с собой дочек, сбегала из дома и пряталась, где придется. Сердце Любочки разрывалось между матерью и отцом, она любила обоих и жалела каждого из них. Но что могла поделать маленькая девочка! Уже став взрослой, Люба поняла то, чего не понимала раньше в отношениях отца и матери. Ей всегда казалось странным, что при всех тех неприятностях, которые доставлял Василий, она продолжала искренне любить его и жалела всем сердцем. Жалела, даже когда он был неправ. Потом ей стало понятно, что причиной ссор между родителями всегда была Валентина, а вернее ее чувства к Василию, а еще вернее – их отсутствие. Гораздо позже Валентина призналась дочери в том, о чем она уже догадалась сама: она всю жизнь любила Ивана – родного отца Любы. Конечно, Василий чувствовал это, и хотя формально придраться не мог, но и смириться с этим ему было трудно – вот он и вымещал свою обиду кулаками. Несчастный в сущности был человек, всю жизнь любил безответно, обладал, но по сути не имел…
Он рано ушел из жизни, прожив всего сорок шесть лет. Добрый чистый человек по отношению к другим, был глубоко несчастлив в личной жизни. После смерти мужа Валентина почувствовала себя спокойнее, для нее его уход был облегчением. Но прожила она недолго и вскоре упокоилась рядом с Василием на староверском кладбище.
Откровение
Незадолго до смерти отчима Любаше приснился странный сон, в котором покойная мать Василия искала своего сына и, не найдя, обещала вернуться за ним позже. Так и случилось: отчима не стало спустя полгода. В то время Люба была уже взрослой женщиной и жила далеко от родного дома. Известие о его смерти стало для нее настоящим ударом. Ей хотелось во что бы то ни стало проводить его в последний путь. Однако обстоятельства сложились не так, как хотелось бы.
Шел месяц июль. Это самое жаркое время, когда умерших на юге стараются похоронить как можно скорее. А Люба (к тому времени уже замужняя женщина) жила в Магаданской области, и для поездки в Краснодарский край ей требовалось не менее двух суток. Но все осложнялось еще и тем, что жила она в оленеводческой бригаде, в тайге, где не было ни транспорта, ни дорог. Выбраться в районный центр она могла только вертолетом. И как назло именно в тот день погодные условия не позволяли совершать перелеты: видимость была равна нулю, стоял туман, и шел мелкий непрекращающийся дождь. Отчаяние – вот слово, которым можно описать состояние Любы в тот день. Она так Любила отца и знала, что он тоже очень-очень ее любит. Несмотря на то, что между ними не было кровного родства, они стали по-настоящему родными друг другу. Именно он был для Любаши тем добрым и ласковым папой, который так необходим ребенку. И в тот день, когда она поняла, что вертолет за ней не прилетит, она ушла подальше от людей. Ей не хотелось никого видеть, она должна была побыть одна. Упав на землю, Люба закричала: «Господи, за что? Почему ты не дал мне увидеть его? В чем я провинилась? Папочка, прости меня, что я не могу быть рядом с тобой…» Сначала она кричала во весь голос до хрипоты. Затем шептала одни и те же слова, лежа на земле, уткнувшись лицом в мокрую траву. Люба не чувствовала ни земли под собой ни дождя, идущего сверху.
Вдруг кто-то легонько дотронулся до ее плеча рукой. Но Люба не хотела никого видеть и поэтому не ответила на прикосновение, даже не шевельнулась. И только тогда, когда чья-то рука коснулась ее третий раз, она обернулась и увидела перед собой незнакомого старца. Мысли мелькали в голове с бешеной скоростью: «Откуда он здесь взялся? К тому же русский. Ни в одной оленеводческой бригаде нет таких стариков не то что русских, даже эвенов». Женщина с трудом встала на ноги. Был уже поздний вечер. Вдалеке был виден дым от палаток. Старик взял Любу за руку, она подняла голову и посмотрела ему в глаза, в них она увидела свет, который стал согревать ее своим теплом. Это был не сон. Но разговор со стариком происходил мысленно, как это бывает во сне. «Я знаю, тебе больно, но плачешь ты напрасно. Посмотри сюда…» И он указал ей на небольшую лужицу своим костылем. В этой маленькой лужице, она, как на экране, увидела картину: станичное кладбище, кричащих мать и сестру, безумно рыдающего брата, много людей, соседей… И в отдалении, словно за чертой – отца, бабушку Евдокию и еще много-много тех, кого она и знала, но кто уже отошел в мир иной. Они обнимали отца, они радовались его приходу, а он, с грустью улыбнувшись, посмотрел в последний раз на тех, кто так оплакивал его, но уже не мог его видеть. Затем он отвернулся и, не оглядываясь, пошел прочь вместе с группой умерших. Еще некоторое время Люба видела их, а потом они растаяли, как тает по утру туман, прогретый ярким солнечным светом.
«Теперь ты поняла? Смерти нет. Есть просто переход. И так происходит с каждым. Только для каждого определено свое время ухода: у кого-то оно наступает раньше, у кого-то позже. И также для каждого определены вехи на жизненном пути. Если следовать своему внутреннему голосу, можно двигаться от одной вехи к другой и пройти свой путь без проблем. Но беда в том, что человечество заплутало и идет не в том направлении, а повернуть обратно ему не хватает сил. Слишком трудно признать на Земле, что все к чему ты стремился, во что верил и чем дорожил, – всего лишь иллюзия. Немногим дано это понять. А вот тебе это понять необходимо. Сказать, что с сегодняшней встречи я наделяю тебя даром, я не могу. Это вовсе не дар. Способность слышать, чувствовать, сопереживать другому человеку есть у каждого живущего на Земле. Способность вытеснить из своей души страх, ревность, беспокойство, зависть, корысть, ненависть – есть у каждого человека, но не каждый может это сделать. Способность наполнить свою душу истинной любовью ко всему живому и отдавать ее без остатка тем, кто в ней нуждается, не сожалея и не думая о себе, есть у каждого, но не каждый на это способен. Так случилось, что мой выбор пал на тебя. Много времени пройдет со дня нашей встречи, много воды утечет, прежде чем ты поймешь то, о чем я тебе говорю. Но однажды, спустя годы и ошибки, ты поймешь – Бог внутри тебя, внутри каждого из вас! И стоит тебе лишь к нему обратиться, как ты тут же получишь ответ, даже на самый незначительный вопрос. Но хорошенько запомни: Бог никогда не потревожит тебя первым. Ты должна сама обратиться к нему. Тот, кто считает, что Бог заговорит с ними сам – больной человек. Придет день, когда ты будешь вести с Ним беседы, задавать любые вопросы, и очень легко получать ответы. Часто тебе будет казаться, что ты говоришь сама с собой, но события будут убеждать тебя в обратном. Много еще будет потрачено времени и сил, прежде чем ты скажешь: «Господи, я вверяю свою жизнь и свое тело Тебе! С сегодняшнего дня я свято верю, что мои глаза – это Твои глаза, мои уста – это Твои уста, мои руки – это Твои руки, мои ноги – это Твои ноги; куда бы я ни шла, что бы я ни делала, что бы я ни видела, что бы ни говорила, все это я буду делать лишь по воле Твоей, Господи, и с Милостью Твоей, позволяющей мне быть частичкой Тебя!» Вот когда ты это не только произнесешь, но и проживешь семь лет с этим убеждением, глубоко прочувствуешь, что это действительно так, – тогда жизнь твоя изменится, изменится и твое имя: ты станешь зваться Варварой Васильевной Ткаченко. Ты останешься одна, и у тебя будет много детей, которых ты будешь воспитывать сама. Сейчас тебе трудно в это поверить, поэтому, пока не веришь, молчи и никому об этом не говори. Придут сроки, и многим об этом будет позволено узнать».
Много еще было сказано Любе в этот вечер, о многом старец ее предупредил. Еще добавил: «Ты в детстве мечтала читать человеческие мысли? Ты их будешь читать, но запомни – ты никогда не должна применять свою способность, свое знание во зло. Ты не должна отвечать на чужие мысли, ты должна скрывать свой дар. Но лишь до того момента, когда тебе позволят обо всем рассказать».
В этот миг Любаша услышала голос мужа, искавшего ее. Она лишь на долю секунды обернулась на этот голос, а когда вновь обернулась к старцу, его уже не было. Она не успела ни поблагодарить его, ни попрощаться. «Что это? – подумала она тогда. – Сон? Это невозможно, я не лежу и даже не сижу даже, я стою!» Ее трясло от холода. Придя в палатку, Люба сразу легла спать. Ей снился Василий, молодой и красивый. Он играл на гармошке, а она снова была маленькой девочкой и танцевала в белом воздушном платьице. Проснувшись поутру, она почувствовала, что та боль, которая еще вчера тяжким грузом лежала на плечах, мешала дышать и ни на секунду не покидала, сегодня словно отступила, отошла.
Шел месяц июль. Это самое жаркое время, когда умерших на юге стараются похоронить как можно скорее. А Люба (к тому времени уже замужняя женщина) жила в Магаданской области, и для поездки в Краснодарский край ей требовалось не менее двух суток. Но все осложнялось еще и тем, что жила она в оленеводческой бригаде, в тайге, где не было ни транспорта, ни дорог. Выбраться в районный центр она могла только вертолетом. И как назло именно в тот день погодные условия не позволяли совершать перелеты: видимость была равна нулю, стоял туман, и шел мелкий непрекращающийся дождь. Отчаяние – вот слово, которым можно описать состояние Любы в тот день. Она так Любила отца и знала, что он тоже очень-очень ее любит. Несмотря на то, что между ними не было кровного родства, они стали по-настоящему родными друг другу. Именно он был для Любаши тем добрым и ласковым папой, который так необходим ребенку. И в тот день, когда она поняла, что вертолет за ней не прилетит, она ушла подальше от людей. Ей не хотелось никого видеть, она должна была побыть одна. Упав на землю, Люба закричала: «Господи, за что? Почему ты не дал мне увидеть его? В чем я провинилась? Папочка, прости меня, что я не могу быть рядом с тобой…» Сначала она кричала во весь голос до хрипоты. Затем шептала одни и те же слова, лежа на земле, уткнувшись лицом в мокрую траву. Люба не чувствовала ни земли под собой ни дождя, идущего сверху.
Вдруг кто-то легонько дотронулся до ее плеча рукой. Но Люба не хотела никого видеть и поэтому не ответила на прикосновение, даже не шевельнулась. И только тогда, когда чья-то рука коснулась ее третий раз, она обернулась и увидела перед собой незнакомого старца. Мысли мелькали в голове с бешеной скоростью: «Откуда он здесь взялся? К тому же русский. Ни в одной оленеводческой бригаде нет таких стариков не то что русских, даже эвенов». Женщина с трудом встала на ноги. Был уже поздний вечер. Вдалеке был виден дым от палаток. Старик взял Любу за руку, она подняла голову и посмотрела ему в глаза, в них она увидела свет, который стал согревать ее своим теплом. Это был не сон. Но разговор со стариком происходил мысленно, как это бывает во сне. «Я знаю, тебе больно, но плачешь ты напрасно. Посмотри сюда…» И он указал ей на небольшую лужицу своим костылем. В этой маленькой лужице, она, как на экране, увидела картину: станичное кладбище, кричащих мать и сестру, безумно рыдающего брата, много людей, соседей… И в отдалении, словно за чертой – отца, бабушку Евдокию и еще много-много тех, кого она и знала, но кто уже отошел в мир иной. Они обнимали отца, они радовались его приходу, а он, с грустью улыбнувшись, посмотрел в последний раз на тех, кто так оплакивал его, но уже не мог его видеть. Затем он отвернулся и, не оглядываясь, пошел прочь вместе с группой умерших. Еще некоторое время Люба видела их, а потом они растаяли, как тает по утру туман, прогретый ярким солнечным светом.
«Теперь ты поняла? Смерти нет. Есть просто переход. И так происходит с каждым. Только для каждого определено свое время ухода: у кого-то оно наступает раньше, у кого-то позже. И также для каждого определены вехи на жизненном пути. Если следовать своему внутреннему голосу, можно двигаться от одной вехи к другой и пройти свой путь без проблем. Но беда в том, что человечество заплутало и идет не в том направлении, а повернуть обратно ему не хватает сил. Слишком трудно признать на Земле, что все к чему ты стремился, во что верил и чем дорожил, – всего лишь иллюзия. Немногим дано это понять. А вот тебе это понять необходимо. Сказать, что с сегодняшней встречи я наделяю тебя даром, я не могу. Это вовсе не дар. Способность слышать, чувствовать, сопереживать другому человеку есть у каждого живущего на Земле. Способность вытеснить из своей души страх, ревность, беспокойство, зависть, корысть, ненависть – есть у каждого человека, но не каждый может это сделать. Способность наполнить свою душу истинной любовью ко всему живому и отдавать ее без остатка тем, кто в ней нуждается, не сожалея и не думая о себе, есть у каждого, но не каждый на это способен. Так случилось, что мой выбор пал на тебя. Много времени пройдет со дня нашей встречи, много воды утечет, прежде чем ты поймешь то, о чем я тебе говорю. Но однажды, спустя годы и ошибки, ты поймешь – Бог внутри тебя, внутри каждого из вас! И стоит тебе лишь к нему обратиться, как ты тут же получишь ответ, даже на самый незначительный вопрос. Но хорошенько запомни: Бог никогда не потревожит тебя первым. Ты должна сама обратиться к нему. Тот, кто считает, что Бог заговорит с ними сам – больной человек. Придет день, когда ты будешь вести с Ним беседы, задавать любые вопросы, и очень легко получать ответы. Часто тебе будет казаться, что ты говоришь сама с собой, но события будут убеждать тебя в обратном. Много еще будет потрачено времени и сил, прежде чем ты скажешь: «Господи, я вверяю свою жизнь и свое тело Тебе! С сегодняшнего дня я свято верю, что мои глаза – это Твои глаза, мои уста – это Твои уста, мои руки – это Твои руки, мои ноги – это Твои ноги; куда бы я ни шла, что бы я ни делала, что бы я ни видела, что бы ни говорила, все это я буду делать лишь по воле Твоей, Господи, и с Милостью Твоей, позволяющей мне быть частичкой Тебя!» Вот когда ты это не только произнесешь, но и проживешь семь лет с этим убеждением, глубоко прочувствуешь, что это действительно так, – тогда жизнь твоя изменится, изменится и твое имя: ты станешь зваться Варварой Васильевной Ткаченко. Ты останешься одна, и у тебя будет много детей, которых ты будешь воспитывать сама. Сейчас тебе трудно в это поверить, поэтому, пока не веришь, молчи и никому об этом не говори. Придут сроки, и многим об этом будет позволено узнать».
Много еще было сказано Любе в этот вечер, о многом старец ее предупредил. Еще добавил: «Ты в детстве мечтала читать человеческие мысли? Ты их будешь читать, но запомни – ты никогда не должна применять свою способность, свое знание во зло. Ты не должна отвечать на чужие мысли, ты должна скрывать свой дар. Но лишь до того момента, когда тебе позволят обо всем рассказать».
В этот миг Любаша услышала голос мужа, искавшего ее. Она лишь на долю секунды обернулась на этот голос, а когда вновь обернулась к старцу, его уже не было. Она не успела ни поблагодарить его, ни попрощаться. «Что это? – подумала она тогда. – Сон? Это невозможно, я не лежу и даже не сижу даже, я стою!» Ее трясло от холода. Придя в палатку, Люба сразу легла спать. Ей снился Василий, молодой и красивый. Он играл на гармошке, а она снова была маленькой девочкой и танцевала в белом воздушном платьице. Проснувшись поутру, она почувствовала, что та боль, которая еще вчера тяжким грузом лежала на плечах, мешала дышать и ни на секунду не покидала, сегодня словно отступила, отошла.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента